Текст книги "Генофонд нации"

Глава одинадцатая
Отчет по командировке

1. Знающий не говорит, говорящий не знает

В Нью-Йорке Карела Бредли на каждом шагу радовала весна, – теплая, солнечно-золотая, как свежеотчеканенный червонец. Такими монетами Российское правительство при Ельцине намеревалось выплачивать долги бюджетникам. Естественно, из этой затеи ничего не вышло. Золотые монеты канули в прошлое вместе с двумя Великими державами – СССР и Российской империей, где они имели хождение.

Нынешнее государство с аббревиатурой РФ, как убедился вернувшийся оттуда только позавчера Карел Бредли, на титул Великой державы и золотые монеты претендовать не могло. Там царила зима, там было неуютно и холодно, словно в аду до того, как запустили в эксплуатацию первую кочегарку. Но и эта страна, к которой он отнесся столь пренебрежительно, сумела нагнать на него страху!

Бредли невольно поежился. Матка Боска Ченстоховска! Спасибо тебе, что я благополучно унес свои старые кости из этой страны! И вытащил мерзкую девчонку, которая по нелепому стечению обстоятельств является моей дочерью!

Застегнув пальто, хотя термометр показывал десять градусов выше нуля, Карел продолжил путь. Да, нью-йоркская весна всегда напоминала ему весну Пражскую. Правда, только здесь – в знаменитом Центральном парке американского мегаполиса, по дорожке которого Бредли сейчас шагал, торопясь на встречу с Робертом.

На сей раз Роберт, куратор из разведслужбы, известный своим пристрастием к сладкой китайской кухне, назначил ее не в дорогом ресторане «Чайна гриль» на 49-й авеню, а в забегаловке «Золотая креветка» в районе 60-х улиц. Тоже, в принципе, центр, но в данном случае это было плохим знаком.

Проходя мимо известной скульптурной группы «Алиса в Стране чудес», Бредли пробормотал, неизвестно к кому обращаясь:

 
Ветер кружит золотые листья
По аллеям Пражского кремля…
 

Роберт встретил Бредли дежурной американской улыбочкой:

– Я прочитал ваш отчет по командировке. Поздравляю…

– Спасибо!

– Не за что. На третьем десятке лет нашего сотрудничества вы наконец-то научились составлять донесения… Липовые.

– Что?

– Только не делайте удивленные глаза, – произнес Бредли, вылавливая кубики ананаса из блюда с креветками. – Пора бы уж понять, что наше ведомство обладает возможностями контролировать агентуру. До сих пор у нас не было повода для сомнений. Или у вас, наш дорогой Карел, не находилось достаточных оснований, дабы водить нас за нос.

Бредли поперхнулся. Чертовы устрицы не лезли ему в горло. Поэтому в ответ он сумел промямлить лишь нечто невнятное.

Не убирая с лица улыбки и одновременно продолжая есть – редкая способность, присущая только коренным американцам, – Роберт красочно описал последние сутки пребывания Карела Бредли в Саратове. От коктейлей «Б-52» с черноусым полицейским, чья фамилия в произношении Роберта трансформировалась как Гай Вронский, и до решительного вторжения людей этого полицейского в ларек одной торговки восточными сувенирами.

– Учитывая долгие годы нашего плодотворного сотрудничества, – высокопарно сказал Роберт (верный знак того, что беседа ведется под аудиоконтролем), – я разрешаю вам, Карел, написать дополнение к предыдущему сообщению. В нем вы обязательно укажете номер счета господина Гай Вронского, и сумму, которую ему перечислили, а также обусловленный с русским способ связи.

Бредли протестующе поднял было руку, но Роберт одарил его таким взглядом, что оставалось ответить только одно:

– Будет исполнено.

Роберт кивнул и молча пригласил Бредли к выходу.

…Они шли по аллеям Центрального парка, два человека среднего возраста, разговаривая уже свободнее, без аудиоконтроля и лишних свидетелей.

– Но что я мог сделать, Роберт? – вопрошал Карел Бредли, взмахивая увесистым зонтом-тростью. – Что? Ведь она все-таки моя дочь! Кто мог подумать, что мерзавка свяжется с криминалом!

– Пусть первым в нее кинет камень, кто сам без греха, – процитировал Роберт Новый Завет. – Вспомни себя в ее годы. Разве тебе не хотелось романтики?

Карел Бредли даже остановился:

– Романтики? Ну, ни черта себе! Я запер девчонку дома, рядом сидят два частных детектива, но все равно я вздрагиваю от каждого звука: не пришел ли этот ее черномазый, как там его… Ривейра, Мендоса?

– Ривейра, – подсказал Роберт, подхватывая Карела под локоть и увлекая дальше по дорожке. – Его звали Ривейра.

– А вы откуда знаете? – не удержался от глупого вопроса Бредли, с запозданием уточнив: – Звали?..

– Ну да, звали, – подтвердил Роберт. – Передозировка – обычная смерть наркомана, что тут удивительного. Больше он не придет на свидание к малышке Герди. Можешь разбирать свои баррикады.

По привычке Бредли мысленно вознес хвалу своей небесной покровительнице – Матке Боской Ченстоховской. Но не спешил благодарить своего земного опекуна и куратора. Раз он вмешался в это дело, да еще столь кардинально, значит…

– Так вы знали об этой поставке героина и заранее выпасали Гертруду?

Роберт на секунду задумался. Потом сказал:

– Знающий не говорит, говорящий – не знает.

Карел Бредли нехотя кивнул головой. Вероятно, эту мудрость Роберт почерпнул из записочки, которые вкладывают в сладкие рисовые лепешки китайские кулинары. То-то он не выбросил сразу эту бумажку, а скатал в шарик, который до сих пор держит в руке – глаз у Карела был набит на мелочах.

Но замечал он и объекты покрупнее, вроде тех, что легкой трусцой приближались по дорожке. Центральный парк – место, где нью-йоркцы расслабляются, беззастенчиво валяясь на газонах, занимаясь столь любезным их сердцу бегом. Обычно зрелище бегущих вызывало у Карела сострадание. На этот раз все было наоборот.

По дорожке Центрального парка к офицеру спецслужбы и его верному агенту приближались два подростка. Смуглая кожа, черные глаза – в них за километр угадывалась горячая южная кровь. Они бежали им навстречу в ярких спортивных костюмах, хотя приличным молодым людям полагалось бы в это время долбить гранит науки. Как он долбил его когда-то в Московском университете.

Карел вдруг припомнил последние строчки четверостишия, которые забыл много лет назад:

 
Ветер кружит золотые листья
По аллеям Пражского кремля,
И бредет дорогою тернистой
Неспокойная душа моя.
 

Однако Роберт отнюдь не разделял идиллического настроения Карела Бредли. Напротив, его лицо вдруг побледнело, а правая рука скользнула в карман плаща. При этом из нее выпала скатанная в комочек записка из китайского ресторана, а уже в следующую секунду блеснул хромированный «дерринджер» 45-го калибра.

Роберт не успел даже взвести курок. Два парня, не замедляя бега, дуплетом ударили из двух стволов. Закончив работу, они как ни в чем не бывало потрусили дальше.

Ослепленный вспышками, оглушенный выстрелами, Карел упал на колени рядом с куратором. Так закончился отчет по командировке, а нового Бредли писать не будет. Сразу понял он и то, что Роберт мертв – мертвее не бывает. Искать у него пульс, щупать сонную артерию было бесполезно. Бежать – тоже, перехватят у выхода.

А вот она, косая, тут как тут: прямо по зеленому газону к нему мчался мотоциклист в черной коже. Притормозив, махнул рукой:

– Сюда! Шевели костями, старый ишак! Или тебе охота перетирать с копами?

Прибывшая через пять минут полиция застала на дорожке парка еще не остывший труп. Наиболее серьезной уликой, обнаруженной на месте преступления рядом со стреляными гильзами, детективы посчитали скатанную в комочек записку на рисовой бумаге: «Встретимся за облаками. Ривейра».

К этому времени синий квадрат небес над Центральным парком действительно затянули облака. И пошел дождь.

2. «… потому что яростным вином блуда своего напоила все народы»

Мотоциклистом оказался Асланбек Чилаев – за забралом шлема мелькнули его черные усы и сломанный нос. Ничего уже не соображавший Бредли взгромоздился за широкой кожаной спиной Асланбека. Распугивая заплывших жиром до ушей америкосов, «Сузуки» рванул по аллеям парка, взлетел на горку, пролетел над искусственным озерцом, и наконец вырвался на простор нью-йоркских улиц. Здесь Асланбек сразу сбросил газ, мирно влился в поток машин и вынырнул из него только у какой-то подозрительной забегаловки.

Здесь Асланбек сразу прошел за стойку – в отдельный кабинет, украшенный по стенам кинжалами и старинными пистолетами. Толкнул Карела в кресло, налил полстакана водки и придвинул блюдо с зеленью и сыром.

Когда Карел выпил, хозяин, не составивший ему компании, сказал:

– Если честно, ты спутал нам все карты, друг! У тебя была всего одна задача в Саратове: передать диск.

– Я и передал! Кстати, а что там было? Почему нельзя было отправить сообщение по интернету, да и мало ли есть способов…

– Потому что это было… Это было не сообщение.

– А что тогда? – удивился Бредли. – Зачем мне было рисковать? А вдруг бы я не справился?

– Тогда бы ты составил сейчас компанию Роберту, – белозубо улыбнулся Асланбек. – Но ты справился. Только дальше напортачил. И что тебе было надо, старому ишаку – пей себе, сколько влезет, трахай баб. Зачем ты встрял в разборку с наркотой?

До Карела, наконец, дошло. Его лицо медленно наливалось кровью:

– Так ты тоже знал обо всем?!

– Ничего себе знал, – ухмыльнулся Асланбек. – Я придумал эту операцию, я вложил ее в заплывшие жиром мозги Роберта, проинструктировал Герди, а ты все поломал.

Карел захотел разорвать этого чеченца на мелкие части. Он начал подниматься с места, но тут вспомнил о Герди. Подробности о Гай Вронском и других эпизодах его пребывания в Саратове, ставшие известными Роберту, могла сообщить только она. Все верно, предают только свои. А если собственная дочь его предала, то чего ждать от других?

– Рассказывай! – попросил он Асланбека, наливая себе еще водки. – Зачем все это было нужно?

– Затем, что Роберт забил болт на свою секретную службу. Его сношали за бездеятельность. А от кормушки отрываться не хотел. Вот я и придумал ему операцию. Извини, что использовали тебя втемную. Но твою малышку Герди я проинструктировал, как ей пройти таможенный контроль в России и грамотно засветиться у нас – в аэропорту имени Кеннеди.

– И что было бы дальше – по вашему плану?

– Не всем здесь нравится, что Америка вальсирует с Русским медведем. Очень серьезным людям – не чета их дурашке президенту. Поэтому разоблаченный заговор русских против Соединенных Штатов был бы кстати. Представь заголовки газет: «Россия и Куба договорились травить американскую молодежь русским наркотиком!». Ведь Ривейра, по моей легенде, был кубинским эмигрантом… Аллах уже радует его молодыми гуриями!

– Понятно, образ врага потускнел, – сказал Бредли, – и теперь надо добавить к его боевой раскраске еще несколько устрашающих штрихов. И все это накануне слушания в конгрессе о выделении средств на продолжение программы «звездных войн»…

– Да, – подтвердил Асланбек, ухмыляясь. – Как любил тарахеть Роберт: «Приоритеты остаются неизменными. Русский медведь пытается снова вернуться в коммунистическую берлогу. Поэтому надо держать его под прицелом, обложив красными флажками!» Вот операция с «Героин из России» как раз и была таким «флажком».

Карел Бредли отпил глоток. Водка казалась безвкусной:

– Роберту наркомафия уже дала прикурить. Теперь на очереди моя Герди.

Асланбек сказал просто:

– Роберта убрали мои люди. Он, понимаешь, моим кровником стал. Когда операция провалилась, он решил зачистить Ривейру, а это был наш мужчина, к тому же из моего тейпа. Таймураз его звали. А еще – Чингисхан. Он наладил в Казахстане производство героина, подтянул своих старых корешков… Теперь Роберт – прошлогодний снег! А ты будешь на связи у меня.

– Да ты кто такой, чтобы я работал на тебя! Я с этой конторой десятки лет, а ты без году неделя…

– Зато я – агент при значке, а ты – просто информатор.

– Как тебе удалось?

– Спасибо Бен Ладену, да продлит аллах его дни! Американцы сегодня набирают в спецслужбы тех, кто знает проблему, знает ислам, кто воевал и не боится крови.

– Придурки… – прошептал Карел Бредли. – Самонадеянные придурки…

– Ну, нет, не скажи! Это коммунисты были придурками и развалили свою империю. Америкосы – наоборот, и они тренируют нацию, не дают окончательно зарасти жиром. А ислам указывает для этого путь.

Карел пожал плечами. Он уже был не способен чему-либо удивляться. Но Асланбеку вновь удалось поразить его:

– Вот ты христианин. Тебе ничего не напомнили горящие небоскребы этого, – Асланбек усмехнулся, – «Города желтого дьявола»?

Карел вспомнил, что Городом желтого дьявола в Советском Союзе называли Нью-Йорк как символ разлагающейся, загнившей Америки. И по аналогии предположил:

– Содом и Гоморру?

– Нет. Что значили эти городишки по сравнению с другим – с центром мировой торговли древнего мира? Так, нечто вроде современного Лас-Вегаса. Напомню тебе вашу Библию, откровения Иоанна Богослова: «…пал, пал Вавилон, Великая блудница, …потому что она яростным вином блуда своего напоила все народы». И тогда Господь сказал: «…И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, когда увидят дым от пожара ее… И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает…».

Глаза Асланбека горевшие неистовым черным огнем, когда он цитировал Библию, вдруг сверкнули насмешливо:

– Кстати, потребление в сей блаженной стране после удара возмездия за грехи ее действительно снизилось на пятнадцать процентов.

– А что дальше? – спросил Карел неожиданно для самого себя, словно был учеником на занятиях в воскресной школе, а не седым мужиком, сменившим родину, имя, язык, внешность, убивавшим, и много раз имевшим возможность быть убитым. В очередной раз он попал под мрачное обаяние этого человека.

А тот продолжал:

– И опять Господь говорит: «…выйди от нее, народ мой, чтобы не участвовать вам в грехах ее и не подвергаться язвам ее».

Карел очнулся от гипноза:

– Тебе бы проповедником быть.

– Я и начинал, – усмехнулся Асланбек, – секретарем комитета комсомола. Что было потруднее, чем нести вечные истины, потому что вся советская фразеология отторгалась людьми сразу. Приходилось работать индивидуально.

– Многие в России теперь жалеют об ушедшем.

– Конечно. Овцам в стаде всегда легче. Но мы с тобой – вожаки.

– Или кошки, которые гуляют сами по себе, – осторожно уточнил Карел, чтобы расставить все на свои места. Его не тянуло быть каким-то там вожаком. Он просто хотел заработать денег. Он их и зарабатывал вместе с Асланбеком на выгодной в России теме возмещения НДС из бюджета.

– Ты слишком долго прожил здесь, – Асланбек кивнул головой за окно, где залитый ярким солнцем кипел Нью-Йорк. – Вот они тоже думали, что каждый сам за себя, один Бог за всех. Но 11 сентября основательно перетряхнуло их заплывшие жиром мозги. И в этом помогли не только мы, но и их собственные спецслужбы. Им нужно было поднять нацию. Прикинь сам, как неопытные пилоты смогли попасть точно в небоскребы? Без системы глобального позиционирования GPS это было бы просто невозможно! А в чьих руках ключи к этой системе?

Карелу оставалось только молчать и глушить водку. В данной ситуации это было безопаснее всего.

– Ладно, – сказал Асланбек, – проехали! Утром мне позвонили из России. У нас с тобой проблемы, компаньон! По последней сделке НДС могут не выплатить. Полиция нарыла, что алюминий был не той марки, что нужно.

В этой теме Карел чувствовал себя уверенее:

– Ерунда, главное, что факт поставки зафиксирован и деньги по контракту заплачены. Ты ведь отправил деньги, Асланбек?

– Конечно, друг, не сомневайся!

– Да и насчет друзей ты вспомнил правильно. Ведь наш большой друг работает в Москве заместителем министра как раз в той организации, которая принимает решение по выплате денег. Разве нет?

– Он его и примет. Но есть один сучий потрох, один настырный опер, который не отстанет так просто. Может быть скандал. Нам это надо? – спросил Асланбек, наливая себе тоже водки, и сам же себе ответил: – Нет, нам этого совсем не надо!

Карел кивнул:

– Заказать человека в России стоит от двух до пяти тысяч. За полицейского можно дать и полтинник, учитывая размер наших дивидендов от сделки.

– Согласен! – как-то подозрительно легко согласился Асланбек Чилаев, не раз прежде говорившей, что цена человеческой жизни в России равна стоимости одной дозы героина, включая шприц и ампулу дистиллированной воды, чтобы его развести и вколоть. – Запиши этот полтинник на свой счет и заказывай билеты.

– Куда? – все еще продолжая улыбаться, спросил Карел Бредли, и вдруг замолк – до него дошло…

– Опять в Россию, – сказал Асланбек. – Ты передо мной в долгу, тебе и зачищать. Адресок дам, где людей взять, стволы и тачки. Только дочурку на этот раз оставишь дома – эта работа мужской руки требует, верно говорю?

– Верно, – глухо повторил Карел.

– Да и мне веселее будет, – продолжил Асланбек все с той же гнусной улыбочкой, змеившейся по тонкким выбритым губам. – Я ее приглашу в мой дом пожить. За честь не волнуйся – на женской половине будет жить, там ее никто и пальцем не тронет. А ее воспитаю, будет тебя слушаться по первому красному свистку.

– Что? – встрепенулся Карел. – По какому свистку? Почему красному?

– Шутка, – сказал Асланбек Чилаев. – Армейская шутка.

Но по его суровому лицу было видно, что хитрый кавказец совсем не шутит. И Матке Боской Ченстоховской придется сильно постараться, чтобы в очередной раз уберечь Карела Боровичку от неприятностей.

Одно было приятно. Карел представил мерзавку Гертруду в хиджабе и хрипло рассмеялся.

3. Брунгильда! Валькирия… Терция?

Ранним утром, ни свет, ни заря, питерская оперативная бригада выдвигалась в Саратовский аэропорт. Город, на многие километры протянувшийся вдоль берега Волги, сопротивлялся предутренним сумеркам горящими окнами домов, светом фар летевших по набережной автомашин, голубыми лучами прожекторов.

Прожектора освещали скульптурную группу доблестных конармейцев, с пьяных глаз вылетевших на самый обрыв, откуда, естественно, был только один путь – под откос.

Уменьшенную копию сего достославного монумента Вадим увозил с собой в Питер. Внутри эта штуковина была пустотелой – отлично поместился ТТ, даже глушитель не пришлось снимать. А самое главное, вопросов при посадке в самолет не возникнет.

На резонный вопрос Непейводы, что он в дальнейшем собирается делать с красными кавалеристами, Токмаков ответил коллеге:

– Поставлю в Управе на свой стол.

– На фига? У тебя, что, на столе есть свободное место?

– Найду. Для чапаевцев место найду. Пусть морально воздействуют на клиентов. Чтобы представляли, к чему вернемся, если они и дальше станут покупать за Британскими морями футбольные клубы.

– Для морального куда ни шло. А ты уверен, что в один прекрасный момент тебя не потянет запустить в клиента этой железякой?

– После вчерашней ночи я уже ни в чем не уверен, – честно признался другу Токмаков.

…Действительно, ему не удалось поспать ни минуты, давая показания следователю прокуратуры, который только под утро дал согласие отпустить единственного свидетеля сразу по нескольким возбужденным делам. Точнее говоря, дел таких было два: по фактам убийства предпринимателя Стреляного и группы наркодельцов из Казахстана.

Прокурорский следак был опытным зубром. Чтобы не иметь два «глухаря», он выстроил отличную версию: Стреляный, в клубе которого, всем известно, торговали наркотой, не договорился по-доброму с поставщиками и застрелил всех троих, а потом, ужаснувшись содеянного, вернулся в клуб и там покончил жизнь самоубийством.

– С помощью старинной шпаги, – уточнил Токмаков.

– Да, в состоянии аффекта и не такое случается, – кивнул головой многоопытный следователь. – Как он эту спицу-то в стену загнал – вдвоем еле вытащили!

– Крепкий был мужик, – согласился Токмаков. – Как бабочку себя к стене приколол! Где подписывать?

Подписав свои показания, Токмаков больше ни думать, ни вспоминать об этом не хотел…

Сидя на заднем сиденье «Волги», присланной за питерцами генералом Калужным, Токмаков то и дело ронял голову на плечо Жанны Милициной, окунаясь в аромат ее резковатых духов, чувствуя щекотное прикосновение волос. Странно, что она не возражала. Видно, было все равно, – наклюкалась вчера с местными и теперь страдает.

Неожиданно Токмаков испытал к Жанне нечто вроде сочувствия: не урод, фигурка ладная, рост подходящий, а мужики от нее шарахаются. Единственный прапорщик Фефелов оценил…

– Просыпайтесь, уже к аэропорту подъезжаем, – окликнул Вадима с переднего сиденья Андрей Фефелов, словно подслушавший мысли Вадима. – Жанна Феликсовна, вам ничего не надо? Только скажите – я мигом!

Жанна выпрямилась, на секунду напомнив Токмакову гибкую шпагу – «Попрыгунью»:

– Спасибо. Андрей, ничего не надо.

– Мне бы такую жену, которой ничего не надо, – сказал Непейвода, тоже выйдя из дремы.

С риском для жизни он вывернул шею, провожая взглядом огни взлетавшего в этот момент самолета. Опущенные вниз пшеничные усы скорбели о несбывшемся:

– И чего, блин, я не стал летчиком? Рулил бы себе помаленьку, а то…

Полицейская «Волга» с проблесковым маячком на крыше подъехала к аэропорту. Фефелов забрал паспорта и билеты, чтобы оформить всех разом. Токмаков пошел к стойке вместе с ним:

– У меня к тебе маленькая просьба. Помнишь сотрудницу Департамента коротношений Людмилу Стерлигову?

– Еще бы! Я ее никогда не забываю. Как говорится, эта, ну… Валькирия! То есть настоящая Брунгильда!

Токмаков устало посмотрел на Андрея:

– Про этих гражданок мне ничего не известно. А Стерлиговой при встрече передай эту карточку. Ее электронный пропуск в Стена-банк. Хотя я подозреваю, что она не скоро туда вернется.

Фефелов засунул карточку в бумажник:

– И где это, интересно, она ее потеряла?

Прикрыв глаза, Вадим снова как наяву увидел джип с расстрелянными бандитами, снег и косо торчащую в нем углом карточку.

– Где-то обронила, а я поднял, – буркнул он в ответ. – Женщины – они такие растеряхи! Ну ты и сам знаешь.

На этот раз Фефелов впервые воздержался от комментариев.

После оформления билетов, «Волга» подвезла питерцев прямо к трапу самолета. Вадим еще раз убедился, что в Саратове хорошо быть сотрудником правоохранительных органов. Он вспомнил, как лихо встречал их Гайворонский неделю назад.

Иван отлично встроился в местную экосистему. Правда, после всех этих событий у него, как выразился Андрей Фефелов, вышел «сбой системы». То есть, запил Иван вчерную и даже на аэродроме не появился.

Стюардесса в синем кителе и с лиловым от холода носиком предложила занимать любые места в салоне экономкласса.

Вадим сел в первом ряду у пилотской кабины. В овале иллюминатора, как в рамке старинной фотографии, нарисовалась фигура Андрюхи Фефелова. Он честно примерзал к бетону, дожидаясь, пока авиалайнер стартует – в светлевшее на глазах небо.

Вадиму показалось, что в морозной мгле маячит еще одна фигура. Фигура, которую никто бы не назвал бестелесной. Фигура Людмилы Стерлиговой в привычно застегнутой на одну пуговицу дубленке.

Но нет, это был только мираж.

Вадим достал из внутреннего кармана маленькую видеокассету. Ту самую, на которой было записано сольное выступление Людмилы в клубе «Клозет». Это и был ее прощальный подарок, переданный Андреем вчера в банке.

Как давно это было!

Вадим захотел увидеть Людмилу прямо сейчас. Видеокамера – служебная, для записи допросов – была у Железной Жанны, каковой оперативный псевдоним заслужила следователь Милицина за время командировки.

Сегодня она вела себя непривычно тихо. Так же тихо, без лишних вопросов, достала из портфеля и протянула Вадиму камеру:

– Аккумулятор заряжен, пользуйтесь.

– Спасибо.

Токмаков вставил кассету, отобранную несколько дней назад в заведении «Клозет» у оператора студии «П», и откинул экранчик. Сейчас по нему легкой походкой пройдет Людмила, так же, как мимолетным видением промелькнула она в жизни питерского оперуполномоченного.

Вадим перемотал пленку на начало и нажал кнопку воспроизведения. Прикрыл глаза, откинулся на спинку кресла…

Неожиданно вместо обнаженной красавицы на откидном экране возникла небритая физиономия лысого мужичка звероватого вида, который сварливым голосом рассказывал о проданной в Венгрию установке по сохранению генофонда нации.

Токмаков узнал Коряпышева, и только привязной ремень удержал Вадима в кресле. Судя по всему, это и была та самая кассета, которую взяли у Сулева на «гоп-стопе»!

Пречудны дела твои, Господи! Каким образом эта кассета оказалась у Людмилы, Токмаков даже представить не мог, но хотел поделиться с кем-нибудь.

Непейвода захрапел сразу после взлета. Оставалась Жанна.

Токмаков позвал ее через проход:

– Гляньте-ка, что у меня есть! Надо подумать, как грамотно приобщить эту кассету к уголовному делу!

Слова «уголовное дело» оказали на следовательницу живительное действие. Токмаков протянул через проход руку с камерой – всегда полезно иметь длинные руки.

Несколько минут Жанна Феликсовна молча смотрела на дисплей, наливаясь нездоровым румянцем и грозно посверкивая стеклышками очков:

– Если это и можно приобщить к делу, то отнюдь не уголовному. А к делу о вашем моральном разложении, товарищ капитан!

Токмаков быстро развернул камеру: сменив Светозара Коряпышева, по экрану победносно шествовала Людмила Стерлигова!

Вадим выключил камеру. Кое-что начало прояснятся. На одной и той же пленке профессионального стандарта «компакт VHS» были записаны два сюжета. Первый – монолог Коряпышева об установке по сохранению генофонда нации. Второй любителский стриптиз в исполнее Сткрлиговой. Значит, это та самая кассета, которую Токманов отобрал у оператора студии «П» в клубе «Клозет», а раньше взяли при ограблении артистов Саратовского театра.

Да, вот это был фокус! Один из тех фокусов, на которые Людмила была мастерица. Взять хоть этот экспромт – стриптиз в клубе. А история с колготками?

А вообще, с внезапным ожесточением подумал Токмаков, что он о ней знает, кроме того, что классно берет минет?

Во всяком случае, в постель к нему она явно прыгнула не по своей инициативе, а по заданию Безверхого, чьей любовницей была.

Или это было поручение Костомарова? Кстати, она вполне могла его завалить, как без проблем отстрелялась вчера по всем, кому могла.

Смелая, решительная, красивая, – разве могла она удовлетвориться скромной ролью операционистки?

И за границей часто бывала… Да еще эта кассета с записью монолога Коряпышева об установке по сохранению генофонда нации.

Да, Стерлигова могла иметь отношение к схеме незаконного возврата НДС…

В этом мнении Токмакова косвенно укрепил Игорь Слащев, встречавший в аэропорту Пулково оперативно-следственную группу на своем темно-синем Пассате:

– Хорошо вы пошумели в Саратове! О жалобах из банка не говорю, это понятно. Но вот что нам сообщило Агентство федеральной связи, где сейчас «колют» ваш диск. Они перехватили, что из Саратова в адрес одного из зарубежных террористических центров ушло несколько сообщений. А этот нью-йоркский центр известен тем, что финансирует чеченских боевиков, еще оставшихся в республике.

– От командировки в Нью-Йорк не откажусь, – сказал Токмаков. – Еще бы за «шайтанов» палку срубить! Только не врубаюсь пока, каким здесь боком наши скромные успехи затесались?

– Тем боком, что и сообщения, и ваш диск зашифрованы с помощью одной и той же программы! И криптографы уже кое-что подраспутали. Во всяком случае, мы уверенно предполагаем, что подписаны сообщения одним именем – Терция. Ничего не говорит?

Уверенно предполагаем… Токмаков вспомнил, как прапорщик Фефелов назвал Людмилу славным именем Брунгильды. И даже валькирией.

А может быть, она – Терция?