Текст книги "Генофонд нации"

2. Час Быка

Без четверти четыре Токмаков открыл глаза. Два часа сна полностью восстановили боевую форму. Он еще раз проверил документы по алюминиевому делу, запер замки кейса шифратором, передернул и поставил на предохранитель затвор «Макарова».

У пистолета ТТ предохранителя нет, поэтому Токмаков не стал досылать патрон. Зато этот сувенир из Саратова имел глушитель, благодаря чему его удобно было заткнуть за пояс.

Бронежилет Непейводы – Виктор облачался в него всякий раз, когда его прихватывал радикулит, – и охотничий карабин «Сайга» 20 калибра со складным прикладом дополнили снаряжение для поездки в столицу.

Длинный коридор третьего этажа был полуосвещен. В четыре часа утра кроме опера с потекшей крышей по нему могли бродить лишь неприкаянные души «замученных» в этих стенах воров, именовавших себя элитой бизнеса.

Видимо, с одним из таких привидений Токмаков и столкнулся, повернув за угол. Привидение ойкнуло, звякнула разбитая чашка, и Токмаков узрел Жанну Милицину.

Она тоже узнала его и вдруг прижалась к Вадиму всеми округлостями и впадинками, которыми наделила ее природа и которые она эгоистично скрывала от сослуживцев, маскируя строгими костюмами.

Однако в этот ранний час она забыла о маскировке. И о чопорном тоне классной дамы. Токмаков застал ее врасплох, за что и был награжден поцелуем – далеко не братским, отнюдь не товарищеским. Узкие стеклышки ее очков тронула дымка его дыхания.

Мягкие губы Жанны пахли свежезаваренным кофе. Он вдруг понял, что его тянуло к этой женщине с первой минуты, когда он увидел ее в аэропорту в смешном голубом пуховике, оттенявшем синие глаза.

Сейчас ее глаза были темнее. Они казались аметистовыми. Фиолетовыми. Фиалковыми…

Токмаков разжал пальцы – и вся его амуниция с грохотом рухнула на пол, распугивая вышедших на променад тараканов. Освободившиеся руки знали, что им делать.

Но Жанна вдруг откинула голову, уперлась ему в грудь кулачками:

– Ты просто несносный тип, Вадим Евгеньевич! Неужели нельзя как-то иначе?

Виновато пожав плечами, Токмаков подумал, что уже опечатал кабинет, да и вообще это плохая примета – возвращаться. Но не в коридоре же?.. Душевное смятение вылилось в самый дебильный вопрос, какой только можно было представить:

– Иначе – это как?

– Мне еще и этому тебя прикажешь учить? А я думала, что у тебя большой опыт! Ну, как-нибудь мягче, нежнее, что ли…

Токмаков разозлился. Черт возьми, опять она его «лечит»! Сейчас будет тебе нежнее! А вот мягче – не обещаю…

Прижал к стене, одним движением поднял юбку. Отлетевшая пуговица покатилась по полу среди осколков разбитой чашки. Посуда бьется – к счастью!

Может быть, счастье оперуполномоченного по особо важным делам как раз и является утра в образе юной следачки в узких очочках и задранной до ушей юбке? В четыре часа – то ли ночи, то ли уже утра…

Пальцы скользнули за поясок колготок, под резинку трусиков. Он уже ощущал прохладную гладкую кожу ее бедер, когда Жанна в свою очередь несмело коснулась его ремня, и тут же отдернула руку как ужаленная:

– Ой, что это у вас?

Вопрос был по меньшей мере странным, как и обращение на вы. Но уже в следующую секунду Токмаков понял, что рука Жанны наткнулась на глушитель заткнутого за пояс пистолета.

– Вообще-то «левый» ствол…

Нелепость ситуации стала ясна обоим. Жанна рассмеялась (Токмаков отметил, что впервые слышит ее смех) и сказала:

– Все, коллега, проехали. Мне утром дело везти в прокуратуру, Логиновский за сроками следит строго. Вот пришлось задержаться, а мне нельзя работать по ночам. Если жаворонка пытаются сделать совой, то возможны эксцессы… И куда, спрашивается, закатилась эта чертова пуговица?

Вместо ответа Токмаков предпочел отвести глаза – слишком завлекательно выглядела Жанна Феликсовна в полуспущенных колготках искавшая пуговицу среди осколков чашки и боевой амуниции.

– А если этого жаворонка, ставшего совой, другая сова однажды вечером пригласит в какой-нибудь тихий ресторанчик? – прямо поставил вопрос Токмаков.

– Это вы, что ли, сова? – со вновь прорезавшимся в голосе следаческим подозрением спросила Жанна, поднимаясь с колен. Одернув юбку и подтянув колготки, она вновь перешла на официальный тон.

– Понимаю, в настоящий момент я больше смахиваю на вьючного осла… – самокритично заметил Вадим. – Только не говорите, что я похож на осла всегда.

– Хорошо, говорить не буду, – проявила снисхождение Жанна Милицина. – А вообще, куда это вы собрались в четыре часа утра со всем этим железом?

Токмаков коротко рассказал о культпоходе в ДК «Выборгский» и предстоящей сегодня в встрече с заместителем Генерального прокурора.

– И вы собрались в такой путь один?

– Непейвода хотел ехать, но… Ты же понимаешь, командировку мне никто не выписывал. За обращение сразу в Генпрокуратуру тоже по головке не погладят. Так зачем обоим получать? Лучше я один.

– Ну да: один, всегда один! – язвительно сказала Жанна. – А сохранность документов вы один обеспечите?

– Ты же видишь – у меня здесь целый арсенал, – ответил Токмаков, поднимая с пола припасенную в дорогу амуницию.

– И за поясом тоже…

На прощание Жанна выступила в своем привычном репертуаре, допустив единственное послабление – опять назвала Вадима на «ты»:

– Не превышай скорость, Токмаков, там наверняка гололед. Будь осторожнее в Москве – там большое движение и много жуликов. А еще обязательно звони с дороги, ты слышишь!

Открывая дверь на лестничную площадку, Токмаков поборол искушение обернуться. И без того знал: Жанна смотрит ему вслед. Настенные часы в холле Управления показывали четыре с минутами. Четыре утра – час Быка, смутное, тревожное время.

Вырвавшись из города, на тридцатом или сороковом километре, Токмаков вдруг обнаружил, что в боковом зеркале его «Волги» уже пять минут горит сдвоенный огонек – свет фар ехавшей следом машины. Она не приближалась и не удалялась, когда Вадим сбрасывал или прибавлял газ – четко держала дистанцию.

Гости пожаловали?

Скинув скорость до восьмидесяти, Токмаков произвел боевые приготовления. Слева у дверцы он пристроил бронежилет Непейводы, о боевых свойствах которого было известно лишь то, что изделие помогает при шейном радикулите. Выдернув из чехла «Сайгу», передернул затвор и положил ружье – копию автомата Калашникова – на правое кресло. Расстегнул куртку так, чтобы «Макаров» в подмышечной кобуре тоже был под рукой. Убавил зачем-то громкость радиоприемника и только после этого бросил взгляд в зеркало.

Знакомый сдвоенный огонек пропал. Странно, вроде съездов с шоссе не было…

Горизонт на востоке становился чуть светлее, но было еще темно, и Вадим не выключал фар. Встречных машин было больше чем попутных, за все время его обогнали лишь две – «бомба» и «мерс». Правильно, на других тачках в Москву нечего ездить…

И не успел Вадим об этом подумать, как увидел впереди «Запорожец». Видимо, съезжая в карман, водитель не сбросил скорость, и машинку занесло, шваркнуло об ограждение. Поделом – на таком броневике нечего лихачить.

Токмаков убрал ногу с педали газа. Выходить не будет, только глянет. Но тут лучи фар высветили рядом с машиной лежащего на асфальте человека. Это была женщина в голубом пуховичке, таком, какой носила Жанна, и этот пуховик был покрыт бурыми пятнами.

Сердце Вадима екнуло, хотя он понимал, – обогнать его Жанна никак не смогла бы. Тем более на «Запорожце». Тем более, пострадавшая была брюнеткой с пышной шевелюрой.

Притормаживая, он еще подумал, что в автомобильной аптечке из медикаментов есть лишь бутылка водки – как дезинфицирующее внутри и снаружи средство.

А уже в следующую секунду он заметил, понял, догадался: ловушка, блин, ловушка! И единственный шанс глупой «совы», клюнувшей на голубой пуховичок, дожить до восхода солнца, это…

Он еще успел выдернуть из-за пояса пистолет, который так не вовремя подвернулся под руку Жанне Милициной.

И тут машина пошла юзом.

3. Опер упал намоченный

Черная «Волга» с жутким грохотом протаранила «Запорожец». «Газ-21», достойная продолжательница легендарных «эмки» и «Победы», подтвердила репутацию «русского танка». Хромированный бампер, оснащенный двумя мощными клыками, поддел ублюдочного родственника «фиата», как носорог какую-нибудь гиену, и насадил на столб ограждения.

Жестяной стук удара. Всхлипы покореженного железа. Лязг затворной рамы, – это Карел Бредли трясущимися руками передернул затвор.

– Вперед! – скомандовал Скотч, выскакивая из кабины с длинноствольным пистолетом Стечкина в руке.

«Зачем ему глушитель? Ведь я сейчас очередями… Да и так уже нашумели!» – успел подумать Карел, и словно в подтверждение морозный воздух прорезал голос, подобного которому Бредли за всю свою богатую событиями жизнь не слышал.

Голос принадлежал мнимой жертве дорожно-транспортного происшествия:

– Чтоб вы все подохли сволочи! Все, с меня хватит! Достали!

Скотч оскалился, в один прыжок достал девицу, грубо схватил за волосы – в его руках остался черный парик, а его владелица ловко юркнула в заснеженный кустарник на обочине.

– Ну, сука, погоди, я с тобой еще разберусь! – крикнул в темноту Скотч, – Под землей найду!

Но стрелять почему-то не стал. И вообще, судя по всему, огнестрельное оружие могло отдохнуть. Черная «Волга» основательно впилилась в «Запорожец», превратив его в груду металлолома. Сама она почти не пострадала, но вот водитель…

Осторожно подойдя к «Волге», киллеры увидели безжизненно свесившуюся из открытой дверцы руку, рядом лежал выпавший из нее пистолет. Видимо, опер в последний момент почувствовал неладное, выхватил ствол, но на большее сил не хватило.

Теперь его ТТ чернел на снегу, и Карел Бредли отметил, что в России полицейские тоже предпочитают оружие с глушителем. Это было странно, и Карел вскинул автомат: хорошая очередь никогда не помешает!

Но Скотч удержал его, остановился и сам в нескольких шагах:

– Он что – левша? – вдруг остановился Скотч.

– Почему ты так решил, – шепотом спросил Бредли. Вся дикость ситуации представилась ему в полной мере: он, заслуженный ветеран самой могущественной в мире спецслужбы, не самый бедный человек, достойный прихожанин, – что он делает на обочине этого проклятого шоссе в проклятой стране промозглым темным утром в компании наемного убийцы? – Почему ты думаешь, что он был левша?

– Видишь, ствол выпал из левой руки…

– Ну, значит, левша, – сказал Бредли, со вздохом облегчения запирая затвор предохранителем. Ему не терпелось быстрее покончить с этим делом. Забрать документы и скорее исчезнуть. – То есть, был левша. Наверное…

– Наверное? А ведь ты Первый, ты должен был… – и, не закончив фразы, Скотч резко прыгнул в сторону, одновременно выбросив руку с пистолетом.

Но стреляя из «Стечкина» очередью с руки, без упора, попасть очень трудно даже с близкого расстояния. А Скотч и вообще стрелял в прыжке.

Пули ударили по толстому железу «Волги», не попав «по мясу». Зато Токмаков не упустил свой единственный шанс.

Из проема дверцы черной «Волги» ударил фонтан огня. Раз, другой третий! В воздухе басом пропела картечь. Свинцовая пурга опрокинула Скотча в снег на обочине.

Пятясь, Бредли шарил тряскими пальцами в механизме автомата, тугая защелка предохранителя не поддавалась.

– Жаль, что ты не выстрелил, – огорчился, выходя из машины, Токмаков. – А то с утра мне крови хочется… Ага, да это старый знакомый! Вот и свиделись… Ну что, господин Бредли, как дочка, радует папашу? С наркотой завязала?

– Я ее отдал в хорошую исламскую семью, – неожиданно для себя ответил Бредли, тоже узнавший полицейского, который однажды уже спас ему жизнь – в Саратове.

– Значит, скоро примерит хиджаб, – оптимистично пообещал Токмаков, отбирая у Бредли автомат. Честно говоря, он не думал здесь его увидеть. Зачем такому крутану тащиться из Америки на пошлую разборку? Купить билет стоит дороже, чем нанять киллера.

Впрочем, с киллером америкосу явно не пофартило…

Закинув «Сайгу» за плечи, Токмаков решил посмотреть на результаты ее работы. Для страховки проверил автомат Бредли – магазин был полон, а ведь эти пули с хищными острыми головками предназначались самому Вадиму!

Подстреленный бандит лежал навзничь, картечь порвала куртку на его груди, несколько дробин попали в лицо. Его пистолета нигде не было видно, но Токмаков на всякий случай передернул затвор автомата. Знаем мы эти домашние заготовки, шуточки с отлетевшими пистолетами!

Предосторожность была не напрасной. Бандит был жив и, увидев над собой Токмакова, попытался вытащить нож из-за обшлага куртки. Обезоружив его, Токмаков понял, что забыл прихватить наручники.

Приказал Бредли:

– Тащи его к машине.

И тут раненый подал голос. Он был слабым, но отчетливым:

– Повезло тебе…

– А тебе нет.

– Так карта легла… Чертова баба… Отвлекла…

Об этой женщине Токмаков тоже не забывал. Ясно, что она где-то рядом. Далеко не уйдет…

Бандит прошептал:

– Дай мне отойти здесь, на воздухе, не в ментовском пердильнике. А я тебе выложу весь расклад: кто заказал, почему, про дружка твоего Ваню Гайворонского…

– Кто заказал, мне и так ясно, – кивнул Токмаков в сторону Бредли, при эти словах отчаянно замотавшего головой.

– Нет, это не он. Его большие люди за фраера держат. Соглашайся, мне, может, пять минут всего осталось… Что ты теряешь?

Вадим молча кивнул головой.

– Тогда прислони к чему-нибудь, в глазах муть, говорить трудно, – и, с видимым трудом выталкивая слова, бандит негромко назвал имя, услышать которое Токмаков никак не ожидал, а Карел Бредли не знал его вообще.

Вот это, блин, дела! Теперь кое-что становилось на место…

Между тем бандит, с легкостью необычайной только что сдавший заказчика, и не думал отправляться в мир иной. Более того, выглядел намного бодрее, чем пять минут назад. Бредли даже раскуривал для него сигарету.

Эта идиллия насторожила Токмакова. Черт, ведь бронежилет мог быть не только у него!

Вадим удобнее перехватил автомат и – замер. С расстояния пяти метров киллер целился в него из небольшого двуствольного пистолета.

Вадим умел стрелять навскидку – охотничий навык, который входит в привычку. И он конечно бы уложил недавний «живой труп» первым выстрелом, но боек только сухо щелкнул.

Рывок затворной рамы на себя, механизм выкинул не сработавший патрон, и тот блеснул в воздухе золотистой искоркой. Но и следующий показал сходный результат. Третий раз передергивать затвор Токмаков не стал.

– Правильно, – сказал Скотч, – не зря про тебя говорят, что умный мальчик. Ну, как, поторгуемся еще?

– Я торговаться не умею, – сказал Токмаков, отбрасывая автомат. Теперь важно было потянуть время. Он помнил об огоньках фар машины, которая долго сопровождала его, а потом пропала, хотя свернуть было некуда. – Давай меняться баш на баш: твой вопрос на мой вопрос.

– Начинай! – холодно сверкнул зубами Скотч.

– У меня всего один: что с патронами?

– Просто я их сварил. Есть такая старая военная хитрость. С виду патрон нормальный, а – не стреляет. Потому как этому борову оружие нельзя было доверять. Теперь я спрошу: как ты догадался, что «Запорожец» – подстава?

Теперь ухмыльнулся уже Токмаков.:

– Перебор «кровавых» пятен. При такой кровопотере не живут. Не говоря о том, что кровь не проступает, под одеждой остается. Ну да ты и сам это знаешь.

– Согласен, тут мы лопухнулись.

– Как и я с твоим бронежилетом, – великодушно признал ошибку Токмаков. – Учту на будущее.

– Если оно у тебя будет.

– Да и напарница твоя, – продолжил Токмаков, – повела себя оригинально. Когда я сбросил газ, юбку поддернула до самых ушей. Жертвы ДТП обычно мужиков не завлекают. Вот я и применил домашнюю заготовку.

Лицо Скотча, уже поднявшегося на ноги, потемнело.

– Актерка долбаная! – крикнул он в сторону кустов. – Все, достала, курва драная, тебе не жить! Но сначала…

Скотч быстро повернулся к Бредли:

– Извини, но ты же у нас Первый!

Карел завизжал, прикрылся руками как женщина в бане.

Скотч не успел спустить курок своего маленького пистолетика. Токмаков не успел выхватить свой ПМ из кобуры скрытого ношения. Обоих опередил третий стрелок, притаившийся совсем рядом, – в придорожных кустах. Оттуда замелькали частые вспышки, причем вместо грохота выстрелов звучал женский голос:

– Получи! Получи! Получи!

На этот раз Токмаков узнал голос. Как и манеру стрельбы. Она опять не жалела патронов.

И на сей раз Скотч – бронежилет не выручил, стреляли с пяти метров – подтвердил свою репутацию профессионала: дульный срез его двуствольного пистолета дважды оделся огнем.

После этого все стихло. Замолчала женщина. Замолчал Скотч. А Бредли и так последние пять минут не мог произнести ни слова – язык прилип к гортани. Он сидел на асфальте, мотая головой как заведенный.

Первым делом Токмаков убедился, что Скотч мертв. Вышел его срок на этой земле, устала она от него. После этого перебрался через канаву, шагнул в кусты.

Да, это была она, Людмила Стерлигова… Две пули вошли в грудь, не тронув лица. В руке был зажат пистолет. Тот самый китайский ТТ с глушителем, который Токмаков привез из Саратова, а сегодня утром использовал как деталь отвлечения. В суматохе Людмила сумела его подобрать. «Китаец» отработал свое по полной.

Вадим долго стоял на коленях перед женщиной, которой принес каплю счастья и океан горя.

Токмаков закрыл ей глаза. Щека была еще теплой.

Прости и прощай…

Лучшее средство не думать – что-то делать руками. Токмаков освободил из рук женщины пистолет, – вещдок, черт возьми! – и вернулся на дорогу. К этому времени там прибавилось еще одно действующее лицо: на своем маленьком «Фиате» подъехала Жанна Милицина.

Огоньки ее фар видел Токмаков в зеркале заднего вида. Оказывается, она собиралась ехать за Токмаковым до самой Москвы, да вот проткнула шину. Пока меняла колесо…

Сейчас она держала на прицеле своего ПСМ Карела Бредли.

– Ты же не хочешь сказать, что он пытался смыться? – спросил Токмаков.

– Нет, но он хотел выпить, – гневно сказала Жанна. – Нашел в твоем драндулете бутылку водки и…

– Пока это не является преступлением. Я тоже хочу. И раз теперь я не еду в Москву – на сегодня с меня хватит приключений, то…

– Давай я поеду вместо тебя, – предложила Жанна. – Так даже лучше будет. Ведь я же и собиралась… Прокурор скорее послушает интеллигентного следователя, чем отмороженного опера.

– Опер не отмороженный. Опер упал намоченный, – вспомнил старший оперуполномоченный по особо важным делам Токмаков старую милицейскую присказку: «опер упал намоченный». – Лучше ты отзвонись за меня Колесову. Номер я дам… Скажешь, что вскрылись новые обстоятельства и мы привезем ему все дело на тарелочке с голубой каемочкой.

– А они вскрылись?

– Сейчас вскроются, – пообещал Токмаков, поворачиваясь к Бредли. – Ну что, дядя, стоишь, отмочи серьгу для начала.

– Что отмочить? – спросил окончательно ошалевший Бредли.

– Сверните шею бутылке, которую вы так нежно прижимаете к сердцу. Если я чего решил, то выпью обязательно, – ответил Токмаков бессмертной фразой, и действительно отхлебнул из бутылки, моментально откупоренной Бредли. – Пейте, мистер, или кто вы там на самом деле…

Карел Бредли сделал большой глоток, поперхнулся, но продолжал пить из горлышка, пока Жанна решительно не отобрала бутылку:

– Полегче, уважаемый, мне еще надо будет вас допросить.

– Но сначала я с ним побеседую, – сказал Токмаков.

– А почему он, ну, Скотч, хотел меня убить? – дрожащим голосом спросил Бредли. – Прицелился в меня – не в вас? Почему?

– Такими были условия контракта. Вы сможете подтвердить, что он тут говорил?

– Господи, о чем вы просите, господин полицейский! Ничего я не запомнил. Выстрелы, голова кругом, и вообще, Матка Боска Ченстоховска, я американский гражданин! У меня больное сердце, мне нельзя так волноваться.

Токмаков поднял пистолет Скотча. Это был СМ-4. Устройство этого бесшумного двуствольного пистолета с вертикально спаянными стволами было Токмакову знакомо по службе в спецназе.

– Нас тут двое, девушка не в счет. А прав всегда тот, кто остался в живых. Ну, вспомнил?

– Я старый человек, что я могу вспомнить, поверьте, господин полицейский!

Токмаков взвел курок. Жанна тревожно посмотрела на него, но ничего не сказала. А Бредли даже не понял, что пистолет разряжен, «потек» сразу:

– Погодите, не стреляйте! Я клянусь, что ничего не помню, но у меня с собой магнитофон… Там, наверное, все есть, очень чувствительный, последняя модель… Вот!

Бредли вытащил галстучную заколку с микрофоном, протянул миниатюрное записывающее устройство.

Токмаков понял, что перед ним спецтехника:

– Откуда это у вас?

И Бредли ответил чисто по-русски:

– Один знакомый дал.

– Скажите ему спасибо, он вас крепко выручил сегодня! Только надо стереть все, что я тут говорил. Иначе мне окажется трудно убедить прокурора, что вы с первых минут чистосердечно сотрудничаете со следствием.

Карел Бредли, как это нередко бывает в таких ситуациях, видел теперь в своем недавнем враге единственного друга. К нему и обратился с непонятным вопросом:

– Эта девушка с громким голосом…

– Ну, живее!

– Она сказала: «оттопыриться». Что означает оттопыриться? – спросил Бредли.

– Это означает – послушать классическую музыку, – сказал Токмаков. – У вас есть, надеюсь, приличный костюм?

– О, да, в моем отеле! – с готовностью воскликнул Бредли.

– Значит, вам лучше. А мне придется пойти прямо так.

Вдали завыли сирены милицейских машин. Пряча СМ-4, Токмаков подумал: а смог бы он спустить курок, если бы американец продолжал играть в молчанку? И получив утвердительный ответ, понял, что морально готов к последнему акту дела «Древоточцы».

Пока оставалось время, Токмаков решил проверить карманы Скотча. Как любил повторять начальник «банковского» отдела Виктор Кононов, в каждом человеке найдется что-нибудь хорошее, если его как следует обыскать. Вот и Скотч не оказался исключением. Токмаков долго разглядывал найденное у него в кармане милицейское удостоверение на имя старшего лейтенанта Евгения Водопьянова.

Цепочка замкнулась. Это было именно то удостоверение, на которое «купился» милицейский опер Глеб Черных. Теперь он мог спать спокойно, как и старший лейтенант Женя Водопьянов.

А вот Людмила…

Вадим вернулся к телу, накрытому брезентом из багажника – Жанна, умница, постаралась.

Достал пистолет и отсалютовал пятью выстрелами, отстреляв последнюю серию в память стрелка по силуэтам Людмилы Стерлиговой.