Текст книги "Генофонд нации"

3. Работа по контракту

Джип с бандитами и Людмилой Стерлиговой остановился на заснеженном волжском берегу. Отсюда город казался царством Снежной королевы. И Людмила была как замороженная. Около часа назад ее разлучили с Кирюхой. Выдернули из машины и увезли куда-то.

Над ухом она услышала голос с жесткими безапелляционными интонациями, который – странно! – успокаивал ее:

– Только не надо падать в обморок. Этим вы не поможете своему сыну.

Это был голос человека, который командовал на лестничной площадке, где расстреляли Костомарова. Голос того самого палача в черной шапочке-маске!

– Мы все о вас знаем, вы не только красивая, но и сильная женщина.

На сей раз палач был без маски. Маской казалось его малоподвижное лицо, склонившееся к Людмиле:

– От вас потребуется всего несколько метких выстрелов. После этого мы отвозим вас домой – к сыну. Обычная работа по контракту.

Людмила слышала о психологическом комплексе заложника, когда заложник проникается доверием к террористам. Голос обволакивал сознание некой защитной аурой. Действительно, обычная работа: парочка выстрелов, и…

– А почем я знаю, что вы меня не обманете?

– Потому что вы имеете дело с серьезными людьми, госпожа Стерлигова, – продолжал убаюкивать решительный голос. – Мы с вами коллеги, я тоже немножечко стреляю, и знаю, как важно иметь спокойные нервы. Ваш сын уже сейчас дома у бабушки. Конечно, с ними вместе наш человек. Он просто уйдет, когда вы сделаете работу, – и все.

– Это действительно будет все?

– Конечно. Вы сами позвоните на квартиру по мобильному телефону. Думаю, можно это сделать и сейчас. Вот, набирайте номер…

Как по мановению волшебной палочки в салоне джипа сделалось светло. Крупные пальцы Людмилы с длинными ногтями с трудом попадали на миниатюрные клавиши смартфона.

Сначала ответил грубый мужской голос, потом в трубке прорезался фальцет Кирилла:

– Мама, мама, а у этого дяди настоящая финка! Такая здоровенная! Он дал мне ее поиграть. Ты скоро приедешь?

– Чуть позднее, сынок. Чуть позднее…

И – длинные гудки в прижатой к уху мембране.

– Убедились?

– Спасибо, – сказала Людмила, действительно благодарная этому человеку с неподвижным, но в целом приятным лицом. Словно угадав мысли, он напряг лицевые мускулы, сложив губы в подобие улыбки:

– Друзья называют меня Скотч. А мы с вами обязательно станем друзьями, правда?

– Правда, – согласилась Людмила, безвольно разжав пальцы.

Ловко подхватив выскользнувший из ее рук смартфон, Скотч тыльной стороной ладони ударил женщину по губам:

– Еще раз повторяю, оставьте бабьи штучки для домохозяек! Работа и только работа! Вашим оружием станет пистолет «Тула-Токарев». Грубая машинка, но для разовых акций то, что надо. Пристрелян по центру, впрочем, дистанция там небольшая, всего метров пятнадцать-двадцать. Из дверей выйдет человек в светлой дубленке. Вы постараетесь завершить работу первым выстрелом, потому что он тоже вооружен и тоже профессионален.

– А если первым… не получится? – спросила Людмила хриплым голосом.

– Все у вас выйдет наилучшим образом, – успокоил Скотч. – Я нашел в библиотеке старые газеты с отчетами о ваших выступлениях. Вы не всегда успевали по пятому силуэту, а здесь будет всего один.

Сидевший впереди рядом с водителем человек вдруг негромко хлопнул ладонью по обшитому кожей сиденью. Ее отягощали несколько массивных перстней. Не оборачиваясь, он сказал:

– Пусть валит всех, кто будет рядом.

Людмила почувствовала, как сжались, стараясь занимать меньше места, сидевшие по бокам бандиты. Если уж они испугались…

Только Скотч, помещавшийся на откидном сиденье, остался по-прежнему невозмутим и даже возразил:

– Это уже другие условия. Я бы пересмотрел наш контракт. Еще пятнадцать процентов плюс!

– Не, ну ты совсем оборзел! – взвился Чуй. – Ведь она будет валить, а не ты!

– Не гоношись, – буркнул Ноздря. – Серьезный человек нам на встречу пошел, без задатка работает…

– Ни хрена себе, а десятка «зеленых», которую я ему передал вчера! Это что, спрашивается, а?

– Это было на оперативные расходы, – пояснил Скотч тем же ровным голосом. – Так вы соглашаетесь?

– По рукам! – кивнул с переднего кресла Ноздря. – Пятнадцать плюс.

Скотч повернулся к Людмиле, он не оставлял свою нарочитую вежливость, будто речь шла об обычном деле, вроде банковского перевода:

– Вы слышали, стрелять придется, как привыкли – по пяти силуэтам. Больше вряд ли будет. В обойме восемь патронов, и девятый добавим в ствол.

Здоровенный кулак обладателя пригоршни перстней милостиво разжался, словно одобряя это решение.

Скотч снова взял инициативу в свои руки:

– У меня профессиональный интерес. Длинные ногти не мешают при стрельбе?

– Не знаю, – честно ответила Людмила. – Я подстригала ногти коротко, когда занималась стрельбой.

– Возможно, и сейчас есть смысл заняться вашим маникюром применительно к условиям контракта? – хитроумно поставил вопрос Скотч, протягивая столь же затейливый швейцарский нож со складными ножницами.

– Благодарю, у меня в сумочке есть клиппер. Привыкла к кусачкам, мне так ловчее.

– Что же… Работать лучше с привычным инструментом. Кстати, спуск пистолета с коротким ходом – шептало, видимо, подточено.

– Как раз то, к чему я привыкла. У моего пистолета такой же.

Скотч, открывший было дверь, задержался в салоне. Прикусив губу, распухшую от удара этого джентльмена, Людмила быстро поправилась:

– …был такой же.

– Тем лучше, – произнес Скотч, бросив испытующий взгляд на женщину. Обойдя джип, он открыл переднюю дверцу, прикрывая корпусом вышедшего из машины Ноздрю. Функции телохранителя не входили в условия контракта, но сумма была такой, что стоило посуетиться. Во всяком случае – обозначить старание.

После Саратовского турне Скотч планировал купить в пригороде Таллина старое войсковое стрельбище, чтобы открыть там стрелковый клуб. Как любая цивилизованная страна, Эстония разрешает своим гражданам свободно покупать боевое оружие. Но где из него пострелять, кроме тиров Кайтселите, где унылая дисциплина и казенные стволы? Вот тут и поможет свободным эстам клуб «Вольный стрелок».

Приятные размышления Скотча прервал резкий голос Ноздри. Облом с передачей наркотиков, неожиданная накладка с девчонкой из «Клозета», сделали его женоненавистником.

– Эта телка в самом деле умеет делать что-то, кроме минета? – раздраженно проскрипел Ноздря.

– Стерлигова действительно была хорошей пистолетчицей. Ее прочили в сборную России, – поделился Скотч наскоро добытой информацией.

– Что же помешало? – неожиданно проявил интерес Ноздря.

– Что помешало Стерлиговой войти в сборную России? – повторил Скотч вопрос, мучивший и его тоже. Скотч не верил, как можно просто так выпустить из рук птицу удачи. Но ответил честно: – Я не знаю. Не у кого было спросить. Вдруг прекратила ездить на соревнования, и – все.

– Вдруг только дети родятся, – сплюнул Ноздря на замерзший в прожилках льда, асфальт набережной. Однако не дал себе труда обеспокоиться. Он платит деньги Скотчу. Скотч знает свое дело. Так о чем базар?

Хотя… Нет, никому нельзя верить до конца!

– Слушай меня! – сказал он на ухо Скотчу, перегнувшись через сиденье. – Когда подъедем, ты выйдешь из джипа и подстрахуешь телку. Понял? Ты понял?!

С губ Ноздри летела слюна. Скотч незаметно вытер щеку платком. Издержки производства. Приходилось терпеть.

Тем более, что валить предстояло человека, которого он и так собирался убрать, вернувшись в Питер.

За деньги – и очень хорошие деньги – сделать это будет вдвойне приятно.

4. От «господина» до «гражданина» один шаг

Кабинет генерала Калужного в Главном управлении по Поволжью являл собой как бы причудливую помесь бульдога с левреткой. Последнюю – собачонку несерьезной комнатной породы – представляло неимоверное количество бесполезных сувениров, которые бизнесмены дарят генералам по праздникам, а генералы затем передаривают друг другу в дни рождений.

Поскольку Калужный был генералом федерального масштаба, полки шкафов, журнальные столики буквально ломились от вазочек, корабликов, компасов, песочных и иных часов, глобусов и – местный колорит – самолетиков.

От «бульдога» же в кабинете были матерый сейф доисторических времен с приклеенным на дверце плакатом того же периода: «Осторожно, враг подслушивает!», стенд «Из истории расследования финансовых афер и экономических преступлений» и длинный черный стол для заседаний с рядом таких же черных неудобных стульев, напоминавших орудия пыток.

Как раз на них гостеприимно и кивнул генерал Калужный, предлагая питерцам чай в толстых стаканах с мельхиоровыми подстаканниками. Он медлил с началом совещания, расспрашивая то о громкой операции в гостинице – генералу уже отзвонились из всех силовых ведомств, то о репертуаре питерской филармонии. Виктор Тихонович, как понял Токмаков, вообще был меломаном, особенно западая на вокал, и в частности, на местную знаменитость Елизавету Заболоцкую.

Все это показалось Токмакову подозрительным – и чай, и рассуждения о колоратурном сопрано, а в особенности чрезмерная улыбчивость генерала. Пусть большинство из улыбочек имело конкретный адрес – Жанна Милицина – Токмаков не мог поверить в искренность бывшего чекиста.

И был прав на все сто! Потому что, поулыбавшись Жанне Феликсовне, выглядевшей сегодня не столь неприступной, генерал открыл совещание неприятным известием. Диск Костомарова, переданный Андреем Фефеловым в оперативно-технический отдел, был с сюрпризом. При первой же попытке открыть – стерся начисто, выбросив на экран монитора картинку: фотографию рушащегося торгового центра в Нью-Йорке. А скопировать файл компьютерщик не успел…

Токмаков опустил голову. Ну, вот и все, еще одна ниточка оборвалась!

Глядя на убитое лицо Вадима, генерал Калужный выбрался из-за стола, сел напротив:

– Не все так скверно, Токмаков! Я уже отзвонил моему другу в ФАПСИ. Ты эту славную контору знаешь. Не успеешь подумать о чем-нибудь таком, как они уже срисуют биотоки мозга и расшифруют, куда ты спрятал заначку от жены!

– Слава богу, что я холостой! – вставил свои пять копеек неугомонный Андрей Фефелов, так же присутствовавший на совещании. – Правда, у меня вся зарплата как заначка. Не успеешь ахнуть, уже накрылась медным тазом как тот диск!

– Фефелов! – прибавил громкости генерал. – Не перебивать! Так вот, о заначке… Тьфу, черт, о ФАПСИ! У них есть одно подразделение, которое… Ну, в общем, здесь все свои, могу сказать… которое контролирует и записывает все интернетсообщения в Рунете. Соответственно, у них есть банк данных, и по моему запросу они в этот банк заглянут уже сегодня.

– Если у нас будет официальный ответ Федерального агентства правительственной связи, – встрепенулась Жанна Милицина, – это упрочит позиции следствия.

Генерал-лейтенант Калужный обнял ладную фигурку следователя далеко не отеческим взглядом:

– Ого-го! Еще как! Обязательно упрочит, ведь я, дорогая Жанночка, распорядился направить ответ в два адреса – мне и к вам в Питерское управление.

Токмаков не разделял оптимизма генерала. Даже если из нескольких миллионов сообщений «фапсишники» вычленят нужное, оно наверняка окажется зашифрованным. Пройдет, черт знает сколько времени, пока оставшиеся на скудном государственном довольствии компьютерщики сломают пароль, а ФСО тем временем подаст заявление на возмещение НДС.

Однако Токмаков забыл, что было и неудивительно после приключения в гардеробе, о маленькой трудовой победе Виктора Непейводы. Тот провел утро на Саратовском алюминиевом заводе в приятной беседе с коммерческим директором Идрисом Хапшоковым. Для начала Непейвода остановился на деятельности «дочек» завода – «Технохима» и «Спецлабприбора», явно подпадающей под статьи Международной конвенции об ограничении оборота веществ и оборудования для наркопроизводства. Возразить Хапшокову было нечего – все документы были скреплены его подписью.

Добившись взаимопонимания по первому вопросу, Непейвода перешел ко второму – об отгруженном алюминии марки А6N. И тут бесценной оказалась лекция Рябенькотелятко о роли присадок в производстве различных марок алюминия, прочитанная им земляку Непейводе в ближайшем кафе за проходной завода. За стопкой «Горилки с перцем» выяснилось, что в третьем – четвертом квартале прошлого года и первом квартале этого САЗ алюминий марки А6N не производил и не отгружал.

– Опуская не имеющие к делу подробности, – скромно сказал Непейвода, – докладываю вам, товарищ генерал, и вам, уважаемые коллеги, что господин Хапшоков…

– … гражданин! – поправил генерал Калужный суровым прокурорским голосом, а Токмаков подумал, что в России от «господина» до «гражданина» всего один маленький шажок.

– Да, извините, товарищ генерал! Конечно, гражданин Хапшоков подтвердил, что предъявленный на Балтийской таможне сертификат качества и веса № 117, мягко говоря, не отражал действительности, – сказал Непейвода.

Громкий звук поцелуя, которым Жанна Милицина наградила удачливого опера, заставил Токмакова вздрогнуть. Если подобная форма поощрения приживется в их оперативно-следственной бригаде, то он, пожалуй, пожалуй…

– Нам пора возвращаться в Питер, товарищ генерал, – сказал Токмаков. – Имея показания Хапшокова, я смогу прижать подставного директора ФСО и выйти на настоящего «папу».

– Лучше на «маму», – подмигнул неисправимый Фефелов.

В коридоре Милицина спросила:

– Вы куда опять спешите, Токмаков? Если мы завтра улетаем, то должны посидеть с коллегами для укрепления взаимопонимания.

– У меня на этот вечер приглашение.

– Я заметила, что вы всегда отрываетесь от коллектива, – услышал Токмаков вслед. Но не обернулся. В этом городе у него слишком оригинально складывались отношения с женщинами.

Но в любом случае – билет уже заказан дежурным по Главному управлению – завтра утром серебристый лайнер унесет его подальше от здешних нудисток-операционисток-стриптизерш вкупе с «челночницами» в благодатную промозглость Петербурга. Более полезную для его здоровья, чем здешние мороз и солнце.

Токмаков сбежал вниз по широкой лестнице Главного управления, на гранитных ступенях жадно вдохнул холодный влажноватый воздух. Голова уже не кружилась, но была легкой, как пустая бутылка. Да, и этот день в Саратове не поскупился на впечатления. С некоторой тревогой Вадим подумал, что день далеко не кончился, и приглашение Ивана Гайворонского может оказаться вроде табакерки, из которой выскочит чертик.

А вот и его джип. Приоткрыв дверцу, Гайворонский призывно махнул рукой. Вадиму показалось, что с момента эпохальной утренней операции по проверке ларьков в гостинице «Саратов», у Ивана тяжелее набрякли мешки под глазами:

– Неважно выглядишь, старик.

– Да и ты тоже. Поэтому поедем в баньку, отогреем старые кости.

– Ладушки, – сказал Вадим, забираясь в теплое нутро джипа. Где еще поговорить с коллегой по душам, как не в бане?

Прожигая фарами надвигающиеся сумерки, джип с операми отъехал от Главного управления.

Глава десятая
Смерть сильнее смерти

1. Время утрат

По молчаливому обоюдному согласию хозяин и гости от массажисток отказались в самом начале.

Вильнув куцыми халатиками, едва доходившими до середины бедер, три грации сферы интимных услуг молча покинули поле боя. При этом однако их подвижные филейные части зримо выражали недоумение и разочарование.

Само собой, боевым девчатам было глубоко наплевать на двух верзил, – одного рыжеватого, другого брюнета, похожих, будто отлитых в одной форме, – приглашенных в сауну шефом. Гости уходят и приходят, а хозяин – Артур Николаевич Стреляный – остается. Именно потенциальная надежда в кои-то веки залучить шефа придавала походке массажисток экспрессию и выразительность: вдруг клюнет в последний момент? Вдруг вернет, и тогда у одной из них будет гипотетическая возможность занять место грудастой выскочки с сотней косичек, с кем так носился в последнее время папик Артур.

Знай «массажистки», что недавняя победительница конкурса «Мисс бюст» со вспоротой брюшиной покоится на дне Байстрюковского озера, они бы пулей вылетели из помещения, вихрем промчались по улице Куйбышева, вводя прохожих в искушение столь завлекательным зрелищем… А может быть, и нет. Никто не верит в болезни и смерть, пока беда не постучит в ворота. Особенно из молодых. А они были молоды, чертовски молоды, эти красотки, за которыми тихо закрылась дверь.

Артур Николаевич равнодушно проводил глазами личный состав, приписанный к сауне. Внешне Стреляный не изменился за прошедшие дни, только радость ушла из глаз. Как дверь захлопнулась, – возможно, навсегда.

Впервые не сумел постоять за себя, когда его, беспомощного, вытащили из кровати на позор и поругание узкоглазые чурки.

Кайф сломался, везение кончилось. Как бумажный змей, он болтался теперь на ниточке, конец которой был в руках бандосов.

По большому счету, дело было даже не в девчонке с полусотней косичек, на которой Стреляный уже мысленно поставил крест. Дело было в нем самом. Стреляный понял, что стареет. Что для него наступило время утрат.

Именно так он, кстати, мотивировал Вадиму Токмакову свое неожиданное решение подарить ему шпагу:

– Я отдаю вам «Попрыгунью», потому что вы понимаете толк в оружии, а мне нужно привыкать к грядущим потерям.

Вадим, привычно насторожившись, – что стоит за неожиданным подарком, какая просьба за ним воспоследует? – кивнул на Гайворонского:

– С Иваном вы знакомы дольше, вместе работали…

– Иван здесь живет, под боком, и я могу передумать, пожалеть… А вы завтра улетаете.

– Питер от Саратова тоже недалеко.

– Нет, это только так кажется, – возразил Артур Николаевич. Задрапированный в простыню, лысый, маленький, но с резкими чертами лица, он чем-то смахивал на римского сенатора. – Только кажется, будто два часа лета – рядом. На самом деле это все равно, что на другой планете, потому что там у вас, в столицах, совсем другая жизнь.

Из-под тоги римского сенатора сокровенно блеснула сталью «Попрыгунья»:

– Берите и владейте.

– Спасибо…

– «Спасибо» не отделаетесь. С вас – любая монетка, дорогой Вадим. Поскольку холодное оружие дарить нельзя, будем считать, что вы эту шпагу у меня купили, – сказал Стреляный, невольно опустив глаза. Чтобы они его не выдали. Владеть «Попрыгуньей» питерскому оперу придется недолго. С наркомафией, чей девиз: «Смерть сильнее смерти», шутки не проходят.

Токмаков, на котором не было ничего, кроме такой же простыни, как и на Стреляном, смущенно развел руками:

– С монеткой, как видите, сейчас тоже напряженка.

– Ничего, мы же вернемся в комнату отдыха. А пока смело оставляйте «Попрыгунью», здесь у нас все под контролем, и – вперед! Нас ждет тепло, пар. Бассейн. Пользуйтесь всем этим, пока можете! Ведь впереди у каждого – вечный холод и могильный мрак.

Последние слова прозвучали с такой пугающей убедительностью, будто Стреляный уже заглянул туда, где мрак и холод, то есть вперед, по его словам. Несмотря на внешний вид римского сенатора, Артур Николаевич, вероятно, не знал известного изречения римского стоика Сенека, что смерть не впереди у нас, а за плечами – соответственно количеству прожитых лет.

Но сейчас не время было вступать в философские споры.

Вадим с маху воткнул клинок в деревянный пол. Рукоятка шпаги с полукруглым набалдашником для «раушинг-наркоза» еще долго вибрировала, словно «Попрыгунья» укоризненно покачивала головой.

2. Беда и ненависть – в одном ряду

В салоне джипа царил полусумрак и светились огоньки четырех сигарет.

От одного из своих любовников Людмила Стерлигова как-то услышала, что оружие притягивает ненависть, словно магнит стрелку компаса. Автомат, пистолет, нож, любая стреляющая, режущая железяка соответственным образом моделируют психо-энергетические поля биологических объектов. Поэтому не зря уголовники именуют все оружие общим словом «беда». Беда и ненависть – в одном ряду.

Сидя в серебристом джипе «Монтерей» между двумя бандитами, Людмила отрешенно думала, что эта теория прекрасно подтверждается коротким периодом существования СССР. На протяжении всей истории эта страна накапливала и накапливала оружие, обращая против себя ненависть соседей, тоже громоздивших горы смертоносного железа.

Да и начиналась советская социалистическая эпоха с массированного применения оружия – в основном против гражданского населения. От пушки броненосного крейсера «Аврора» до наганов цареубийц в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге.

В тире Людмиле приходилось стрелять из нагана. Это был отлично сбалансированный револьвер, в отличие от пришедшего ему на смену ТТ. Она бы никогда не выбрала этот пистолет, впрочем, все равно превосходивший современный ПМ по боевым качествам. Но была уверена, что не промахнется даже из него. Джип стоял в темном переулке, а метрах в двадцати – наискосок через улицу Вишневского – была та самая дверь, откуда выйдет человек в тулупчике, как в Саратове по-старинке именовали дубленки.

Внезапная догадка поразила Людмилу. Она вспомнила, как в воскресенье ходила в музей с Киркой и Вадимом. Кирилл капризничал и, как обычно, ревнуя ко всем мужикам, нарочно испачкал дубленку Токмакова мороженым. Она еще сама затирала пятно.

Красное пятно на светлой дубленке, очень похожее на кровь. А что, если?..

Людмила невольно вздрогнула.

– У мадам затекли прекрасные ножки? – раздался слева тонкий голос молодого казаха по кличке Чуй.

Среди троицы бандитов в джипе он был самым противным. Не потому, что лез с руками, а из-за этой слащавой вежливости. Хан, сидевший за рулем, по крайней мере держал рот на замке. Справа от Хана на переднем сиденье высилась гора мяса, именуемая Ноздрей. Он был здесь главным, он угостил Людмилу сигаретой, и он сейчас оборвал молодого:

– Не мельтеши, попугай! Твой номер сейчас шестой. Мадам… Слова какие знает! Она теперь козырная дама. Прихлопнет валета, тогда и сговаривайтесь.

– У нас с вами о другом договор! – подала голос Людмила. – Как только… ну…

– Как только ты уберешь подкумка, – пришел на помощь Ноздря, оборачиваясь, – Скотч сей момент звонит твоей мамаше. Цыганское слово – олово!

– А где он …ну, Скотч?

– До ветру пошел, – рассмеялся Ноздря.

«Цыганское слово» Ноздри действительно было «оловом», как он честно и предупреждал. На самом деле старуху и пацана Ноздря велел запереть в кладовке действительно до звонка Скотча, а потом – включить газ и зажечь только одну из четырех конфорок газовой плиты.

– Ты… это… не менжуйся. С пацаненком все нормально. А тебе еще и «зелени» отслюним. Я баб никогда не кидал!

На мгновение захотелось Людмиле поверить, будто все так и случается. А что такое жизнь незнакомого человека по сравнению с Киркой? Ничто, и никаких терзаний, никаких таких угрызений совести она не испытает. Наверняка тот человек, как они говорят, подкумок, сам по уши замазан в дерьме, тоже был с бандитами заодно. Жальче убить собаку, но…

Но Людмила не зря прошла школу Костоправа, не устававшего повторять, что честным бандит бывает только в одном случае, – когда он мертвый. Во всех остальных – жди подставы, разводки, подлянки. Поэтому всех членов ОПГ – организованных преступных группировок – организованным же порядком следует и уничтожать: в лагерях, газовых камерах и просто отстрелом на месте, не взирая на возраст и пол.

«Ну а если не можешь врага убить, – мудро учитывал Костоправ современные реалии, – сделай его своим другом!»

Голос Костоправа, подсевший от неумеренного курения, очень кстати прозвучал в ушах Людмилы. Сидевший рядом Чуй опять схватил ее за коленку. Но теперь вместо того, чтобы отпихнуть урода локтем, позволила его потной жаркой руке делать все, что заблагорассудится. Одновременно рука самой Людмилы расстегнула замок своей сумочки, так и висевший на перекинутом через плечо ремешке. Ее пальцы уже касались шершавого картона промасленной коробки…

Зоркий Хан заметил в зеркало шевеление на заднем сиденье и отрывисто что-то выкрикнул на своем языке.

Чуй отдернул руку, словно обжегшись:

– Э, постой, ты зачем в сумку лезешь?

Людмила замерла. Мгновенно пересохли губы, язык стал будто чужим, не слушался. Да и что она могла бы ответить бандитам?

В сумочке, которую никто из них и не удосужился проверить, лежала картонная коробка, прихваченная из тайника в тире. А в коробке этой находился смазанный, готовый к ведению огня спортивный пистолет Людмилы Стерлиговой с пятью патронами в обойме и рукояткой, аккуратно подогнанный по женской руке.