Текст книги "Генофонд нации"

Глава пятая
Закаленная кровью

1. «Сие оружие острое, им врагов уязвляю.
Аще имею тупое, им девок веселити»

Местечко, где Вадиму Токмакову, по мнению Ивана Гайворонского, могли пригодиться его длинные руки, находилось на улице Куйбышева в историческом центре Саратова.

Сюда опера добрались к полуночи, посетив по дороге еще пару-тройку заведений. Поэтому оба сейчас разговаривали излишне громко, неумеренно курили, вспоминая истории – преимущественно Гайворонский, – которые нельзя было бы рекомендовать детям школьного возраста.

Хотя детишки, известно, бывают разные, и в странствиях по злачным местам полицейские видели и малолетних обкуренных проституток, и пацанов с не обсохшим на губах коньяком и барскими замашками. Тупо и невесело отрывалась «золотая молодежь» города Саратова, обдолбанная наркотой, оглушенная ревом музыки.

Токмаков вспомнил Питер. Две с половиной тысячи километров отделяли Вадима от дискотеки «Метрополитен», а показалось, что она – за углом в соседнем переулке. Тот же пряно-сладковатый запах анаши, проваленные бессмысленные глаза, те же всполохи неона…

– В «Клозете» будет веселее! – оптимистично пообещал Гайворонский.

– Спасибо, мне еще не хочется, – отклонил было предложение Вадим, и Гайворонский рассмеялся:

– Чудак, так ночной клуб называется, самая крутая тусовка в городе, стриптиз, американский биллиард. Все радости жизни.

– А нам-то с каких шишей от этих радостей должно обломиться? – усомнился Токмаков для порядка. Гайворонский был принимающей стороной, для встречи гостей ему родное Управление наскребло по сусекам материальную помощь.

Приедет Иван в Петербург, и Токмаков в свою очередь поведет его по «большому кругу». Это обычное правило не действует только в отношении столичных людей. Для москвичей приходится раскатывать скатерть-самобранку в обоих случаях: и когда они приезжают в командировку на места, и когда сотрудник территориального управления прибывает в командировку в Первопрестольную.

Никто и не говорил, что будет легко…

Припарковав джип с броской эмблемой у клуба, Иван Гайворонский доверительно объяснил, что платить за вход, за выпитое-съеденное не придется. Хозяин «Клозета» – Артур Николаевич – первый наставник Гайворонского, которому принадлежит авторство бессмертной фразы «Опер оперу глаз не выклюет». Соответственно, поглазеть, насколько ловко здешние девочки крутят попками, тоже можно будет в полное свое удовольствие.

– За погляд денег не берут, – хохотнул Гайворонский. – Но если твоим длинным рукам захочется кого-нибудь пощупать, то, брат, извини – придется раскошелиться. Девочки не по ведомству Артура Николаевича. У них, понимаешь, свой менеджер.

– То есть, сутенер, – внес ясность Токмаков.

– Какая разница! Мы же не из полиции нравов…

– Вот именно. Но проституция – разновидность индивидуально-трудовой деятельности, каковая по идее должна облагаться налогами.

Идея Гайворонскому понравилась. Только он склонялся к тому, что проституцию следует отнести к торгово-закупочному бизнесу.

Продолжая дискуссию, они спустились на три ступеньки вниз и попали в объятия двухметрового детины в резиновых сапогах и спецовке сантехника:

– Добро пожаловать в «Клозет», господа! Оружие и наркотики оставляем в ячейке сейфа. Фирма гарантирует… А, это вы Иван Владимирович?

– Артур Николаевич у себя? – вместо ответа спросил Гайворонский, которого хорошо знали здесь.

– Прошу, прошу. А ваш товарищ пушечку не сдаст?

У «сантехника» был наметанный глаз.

– Мы с ним из одной конторы.

– Тогда другое дело.

Вестибюль «Клозета» был декорирован в полном соответствии с названием заведения. По стенам красовались вантусы, фановые трубы, ершики для унитазов. Вместо номерков в гардеробе выдавали латунные гайки. Только высокий стальной шкаф выпадал из интерьера. Несколько оружейных ячеек были заперты, свидетельствуя, что среди посетителей «Клозета» есть серьезные люди. Хотя самые доверенные, как Токмаков с Гайворонским, вероятно, проходили без досмотра.

Кстати, вместе с оружием вежливенько предлагалось сдать и фотоаппараты.

– Ну прямо режимный объект, – заметил Вадим.

– Здесь у нас в районе, песнями богатом, девушки уж больно хороши! – отчаянно фальшивя, пропел Гайворонский. У него было отличное настроение: – Смущаются прелестницы, когда их фотографируют. Здесь часто любительницы выступают, вот и не хотят светиться.

Владелец «Клозета» «светиться» не боялся. Кабинет бывшего опера выпадал из общего унитазного стиля заведения. Выпадал в роскошь: антикварная мебель, тканые гобелены в простенках, английские напольные часы в дубовом футляре с бронзой. Но в первую очередь завораживали – на ковре за письменным столом – разнообразные и многочисленные клинки.

Вадим даже подумал, будто Артур Николаевич, толстячок-бодрячок в репродуктивном еще возрасте, самолично принимает у гостей на хранение холодное оружие. Однако в таком случае пришлось бы допустить, что среди посетителей «Клозета» находятся в данную минуту живописные личности. Сидит на толчке, заменявшем в данном заведении стулья, господин в рыцарских доспехах, чей длинный меч красовался в центре коллекции. Рядом с мечом был турецкий ятаган с бирюзой на рукояти, – и, соответственно, в зале должен был бы находиться его владелец, турецкий янычар. Причем этот последний, вероятно, представлял, будто попал в мусульманский рай, где воина, как известно, окружают обнаженные гурии…

Хозяин кабинета вышел из-за стола навстречу гостям.

– Вижу птицу по полету, – сказал он, крепко пожимая руку Вадиму. – Заинтересовала моя коллекция? Классные клиночки, один к одному. И, заметьте, это не те сувенирные изделия, которыми забиты все прилавки. Хотите взглянуть поближе?

Токмаков кивнул.

– Тогда смело снимайте со стены, и хоть в бой. У меня подделок из Испании нет, каждый клинок – рабочий.

Аура боевого оружия чувствовалась и на расстоянии. Недаром маги, колдуны и чародеи всех рангов непременно стараются заиметь старый рабочий клинок, отведавший крови, прошедший в ней вторую закалку.

Вадим снял с крюков короткую однолезвийную шпагу. Рука потянулась к ней непроизвольно, сама собой, и шпага как будто ответила на это движение. Ее пузатенькая рукоятка, обвитая металлической канителью, скользнула в ладонь, при этом внутри что-то коротко звякнуло.

Артур Николаевич также отрывисто хохотнул:

– Вижу, что свой, свой! Гляди Иван, он выбрал «Попрыгунью», а это – скромная жемчужина моей невеликой коллекции!

Вадим читал надпись на клинке: «Сие оружие острое, им врагов уязвляю. Аще имею тупое, им девок веселити». Прикольные ребята жили в восемнадцатом веке! Причем в прямом смысле слова.

– А почему – «Попрыгунья»? – спросил Вадим.

Взяв шпагу, Артур Николаевич упер острие в пол, согнул лезвие и отпустил оружие. Сверкнув в воздухе как выхваченная из реки серебристая рыбина шпага подпрыгнула метра на полтора и снова оказалась в руке хозяина:

– Еще вопросы, молодой человек?

– А в рукоятке у нее мощи какого-то святого?

– Нет, там инструменты хирурга: ланцет, зонд, игла. Очень удобно: кого-то насадил на вертел и сразу же заштопал. А рукоятка шпаги с круглым набалдашником могла использоваться для «раушинг-наркоза».

– Впервые о таком слышу, – признался Вадим. Он знал, что коллекционеры становятся профессорами не только в своей области, но и в смежных.

– А как, вы думаете, руки-ноги отчекрыживали до применения эфира? Путь был один: «раушинг-наркоз». То есть перед операцией вырубали пациента по кумполу чем-нибудь тяжелым… Так что моя «Попрыгунья» – универсальный инструмент, на все руки мастерица!

Гайворонский, наблюдавший за манипуляциями со шпагами, потягивая коньяк из каплевидного бокала, сказал:

– Николаич, хватит гостя баснями кормить. Нам пора девок веселити, аще имеем оружие тупое.

– И – это правильно! – согласился хозяин «Клозета». – Только, Иван, три ближних столика под америкосов пришлось отдать. Ну, ты знаешь, участники этой долбаной международной конференции плюс люди из городского правительства. Так что занимайте, ребята, мой «курятник», там еще и удобнее.

Задержавшись на пороге, Токмаков проводил глазами «Попрыгунью», возвращавшуюся на свое законное место. Чтобы собрать такую коллекцию, требовалось жизнь положить. Или иметь деньги. Большие деньги.

Универсальный инструмент XVIII века клинком и эфесом утонул в толстом пушистом ковре. «Попрыгунья», надо же…

2. По тонкому льду

В следующие час-полтора Токмаков и Гайворонский лицезрели попрыгуний иного рода. Стрип-шоу разворачивалось по всем канонам жанра, чем дальше, тем горячее, вызывая оскомину от профессионально выставляемых напоказ задов и грудей.

Иван Гайворонский зевал, прикрывая ладонью рот:

– Я этих подруг наперечет знаю, что вдоль, что поперек. Пора воспитывать новые кадры.

Шустрый официант, который обслуживал их столик, доверительно сообщил:

– Вторым отделением пойдет конкурс «Мисс бюст». Участвуют только любительницы. Приз – «Таврия».

– Ну и как они, Ленечка, на твой вкус? – оживился Гайворонский.

Ленечка пожал узкими плечами под робой сантехника, в которые был обряжен весь обслуживающий персонал «Клозета».

– Я ж говорю, любительницы, сам в первый раз увижу. Из зала желающих тоже будут приглашать.

– Сейчас оттянемся, – сказал Гайворонский Вадиму.

– Я – уже, – ответил Токмаков.

Стыдно сказать, но он просто устал. Когда-то дядя Леша, бывший опершофер гаража особого назначения КГБ, учил его в Подмосковье гонять машину по гололеду военного аэродрома. Поворачивая налево, надо тут же выкручивать баранку вправо, чтобы не занесло. Были и другие хитрости, которые Вадим постарался освоить.

Всю последнюю неделю в Петербурге ему тоже казалось, будто попал на матерый гололедище и где-то, может быть, не в ту сторону крутанул руль.

Во всяком случае его подруга Маша так считала, имея в виду посещение Вадимом гей-клуба «Голубые джунгли». Но и без того хватало острых впечатлений – задержание налетчиков в скромном магазинчике, торговавшем валютой, перестрелка. Не говоря об оперативных мероприятиях по установлению, что же такое Фонд содействия оборонной промышленности…

И вот теперь скользкий лед вынес его на волжские берега, где неприступным утесом вздымается Стена-банк, скрывая тайну корсчетов…

– Я уже оттянулся, – повторил Токмаков, отпивая из бокала большой глоток «Саратовского золотого». – Может быть, – с вещами на выход? Да и не люблю я, Иван, дилетантов, особенно в таком ответственном деле.

– Смеешься? А зря! Ты посмотри, какие в зале цыпочки! Отличные есть экземпляры. К тому же, заметь, именно дилетантам удается создавать настоящие шедевры. Посмотри в зал, говорю, или так в Питере наелся, что тебя ничем не удивить?

«Курятник» старого опера, предоставленный полицейским в неограниченное пользование, давал возможность беспрепятственно и незаметно наблюдать как за подиумом, так и залом. Вадим чуть раздвинул штору из бамбуковых висюлек. Лучшие «цыпочки», вероятно, забронированные вместе со столиками, гордо восседали рядом с участниками Второй конференции по международному антинаркотическому сотрудничеству. У потенциальных борцов с чумой XXI века были гладкие физиономиии и хорошие костюмы. Светились лысины ветеранов либеральных реформ, хищно поблескивали очки на крысиных мордочках молодых реформаторов. Сидевшие между ними валютные проститутки обеспечивали преемственность поколений.

Дальше все тонуло в полумраке и табачном дыму, только волнующе белели унитазы, заменявшие в «Клозете» стулья. И вдруг там, среди колеблющихся теней, рубиновых точек сигарет, напоминающих маркер лазерного прицела, Токмаков различил фиолетовый высверк, затем белый. Именно так сегодня в банке преломляли свет бриллиантовые серьги сотрудницы департамента коротношений Людмилы Стерлиговой. И как раз она сидела за столиком в глубине зала с какими-то хмырями.

Вадим подался вперед, по смешному уткнувшись носом в бамбуковую штору. Сонную оцепенелость как рукой сняло. Он предвидел, что произойдет в ближайшие минуты, когда ведущий стрип-шоу пригласит блеснуть мастерством непрофессионалок. Одного не мог понять: случайность ли все это?

– Кого ты там высмотрел? – мгновенно среагировал Иван Гайворонский. – Покажи, оценим вместе.

– Да вон, мужик седой за ближним столиком, – нашел мотивацию Вадим. – Здоровый такой. Мне кажется, я где-то с ним встречался.

3. Афродита Каллипига

Здоровый мужик за ближним к подиуму столиком, на которого Вадим Токмаков «от фонаря» указал Ивану Гайворонскому, был Карел Бредли. Отскучав полдня на пленарных заседаниях, намерзнувшись на показательном сожжении чучела Смерти, он хотел теперь отдохнуть от проблем наркотизации молодого поколения России. Которому не поможет ничего, кроме здоровенного ремня.

Но и в ресторане отдохнуть не получалось. Американского бизнесмена буквально атаковали представители местного военно-промышленного комплекса. Памятуя о великом черном вожде из далекой Африки, заказавшем парочку эскадрилий самолетов Ан-2, директора других оборонных заводов стремились втюхать американцу свою продукцию.

Приходилось слушать, раздавать и получать визитные карточки. Ведь Роберт советовал с особым вниманием относится к этой категории.

– Господин Бредли, – прозвучал над ухом заискивающий голос. Тихий, как шипение старого пороха, голос принадлежавший местному «оборонщику» со старозаветным именем Гавриил: – А еще в нашем НИИ разработан новый беспилотный разведчик «Бассет». Тактико-технические данные на порядок выше, чем у канадских «Джи-эль-89», американских «Пойнтеров», не говоря об израильских «Пионерах»…

– «Пионеры» были созданы еще в начале 80-х и прекрасно зарекомендовали себя во время боев с Сирией в долине Бекаа, – поддержал Бредли честь страны, первой разработавшей беспилотный разведывательный комплекс. Кураторы из разведслужбы позволили ему немного поторговать оружием, – отсюда и профессиональная эрудиция, отсюда и капитал, вложенный в развитие, ха-ха, и Поволжья. Недаром банк «Юрая» считается местной достопримечательностью и чуть ли не фундаментом всей экономики области.

А начинал Карел с продажи самолетных двигателей. Именно российских, к слову говоря. Нет, тогда они еще были советскими. Венгрия, 1991 год, кооператив «Антей», созданный при участии высших чинов КПСС. Тогда они неплохо порезвились в Будапеште, жалко встряла военная контрразведка Южной группы советских войск в Венгрии.

Бредли настороженно оглянулся, будто его мысли кто-то мог прочитать. Чертова контора Роберта, не к ночи будь она помянута, действительно обладала подобными возможностями. Но здесь, в России, такой аппаратуры нет, чтобы по движению зрачков, невольному дрожанию ресниц, еле заметному движению губ, с которых готовы были сорваться проклятия, угадать ход мыслей «объекта».

Впрочем, Карел не раз проходил проверку на «детекторе лжи», водил за нос могущественнейшую спецслужбу. Так что бояться нечего. И к Бредли вернулось спокойствие духа.

– У господина Бредли профессиональные познания. Но пусть он знает, что у нас расценочки ниже на порядок! – в третьем почему-то лице сказал о Кареле Бредли собеседник, являвшийся коммерческим директором военного НИИ космического и авиастроения. В прежние годы Бредли с его американским паспортом и на пушечный выстрел не подпустили бы не только к этому учреждению, но и вообще в Саратов, бывший для иностранцев закрытым городом. Правда, теперь Америка и Россия – союзники по антитеррористической коалиции…

Хотя… Карел Бредли вспомнил инструктаж перед отлетом. По большому счету это вряд ли можно было назвать инструктажем. Скорее просто дружеское напутствие за ланчем. Они были знакомы почти три десятка лет, за это время Роберт занял в своей конторе местечко, близкое к Олимпу, и его день был расписан по минутам. Да и Карел научился все понимать с полуслова.

Они встретились на Манхэттене, в китайском ресторанчике на 49-й улице в двух минутах от 5-й авеню. Роберт любил и знал китайскую кухню. Он заказал салат из морской капусты, китайские черные грибы с проращнной соей, кисло-острый суп, курицу в лимонном соусе – это были основные сочетания этой кухни.

– Политики могут говорить что угодно, а разведка будет делать свое дело, – уверенно сказал Роберт, атакуя салат. – И не только американская, но и русская. Иначе для чего же мы нужны?

– Боюсь, что не только разведка, но и контрразведка, – тут же заметил Карел. – Издыхающий медведь – я имею в виду империю – может еще клацнуть зубами.

В ответ Роберт блеснул своими собственными, хорошо ухоженными зубами:

– Для того и существует наше ведомство… Если бы только нас слушали белоручки на Капитолийском холме! Ведь еще два-три года назад были все предпосылки, чтобы преобразовать Россию в конгломерат независимых областей и вольных городов! Ну а теперь хотя бы надо не упустить возможность взять их ядерный потенциал под контроль международных миротворческих сил.

Карел Бредли подумал, что Роберт явно недооценивает силы «издыхающего медведя», но спорить не стал, понятливо кивнул седой головой:

– О да! Это был бы лучший вариант не только для нас, но и для самой России.

– Действительно. Вы, конечно, читали последнюю книгу Збигнева Бжезинского?

Карел книгу Бжезинского, конечно, не читал, но снова предпочел кивнуть, зная по опыту, что Роберт все сам перескажет.

И тот действительно процитировал с видимым удовольствием:

– Новый мировой порядок при гегемонии США создается… против России, за счет России и на обломках России[36]36
  З. Бжезиниский. Гигантская шахматная доска: господство Америки и его геостратегические императивы.


[Закрыть].

– После 11 сентября, после воздушной атаки «Боингов», можно сказать, что и на обломках небоскребов Нью-Йорка, – осторожно вставил Карел Бредли.

Роберт криво усмехнулся:

– Ну нет! Это совсем другое дело. Наша добрая старушка Америка заросла жирком, и липосакция[37]37
  Липосакция – хирургическая операция по удалению жировой прослойки.


[Закрыть] ей только на пользу пошла! Да и спецслужбам руки развязали. Теперь я могу прослушать любого без всякой волокиты. И на каждого, кто хоть что-то значит, имею досье. Ей богу, какие-то «близнецы» совсем небольшая цена за это!

Карел, которого уже трудно было чем-либо удивить, вытаращил глаза. И еще хорошо, что поперхнулся куском курицы – прокомментировать такое заявление офицера спецслужбы он бы не смог.

Роберт загадочно улыбнулся и поманил официантку.

– Спасибо, дорогая, еще чай, и к нему что-то сладкое… – сказал он, выуживая кубики ананаса из блюда с креветками, поданного миниатюрной китаянкой. – На чем мы остановились, дорогой друг?

– На Бжезинском, – усмехнулся про себя Бредли, знавший, что Роберт никогда не теряет нить разговора.

– Он всегда был немножко… как это называется? Ну хищная птица…

– Ястреб, – подсказал Карел, и они перешли на русский. Карел – чтобы язык вспомнить. Роберт – чтобы не забывать.

– Да, ястребом, – повторил вслед за ним Роберт. – Ястреб – правильная птица. Высоко летает, далеко видит. Вот и перед вами, Карел, стоит примерно такая же задача. Пролететь над гнездом издыхающих монстров военно-промышленного комплекса, заставить их отыскать в своем дерьме жемчужины и выложить перед нами. Не стесняйтесь, обещайте им лекции в американских университетах, гранты и оснащенные для них, и только для них лаборатории.

– Вы даете мне такие полномочия?

– Почему нет? – пожал Роберт плечами под синим пиджаком, делавшим его чуть похожим на офицера гражданской авиации. – Каждый американец – представитель нашего государства, а вы заслужили право быть американцем!

Как и положено в таких случаях, голос Роберта зазвучал с надлежащим пафосом. Карел не исключал, что этому способствовало и появление на столе белого чайника с красными драконами, рисовых лепешек и варенья из лепестков роз. Роберт был известным сладкоежкой, возможно таким образом отшибал вкус дерьма, которым была пропитана его работа.

– Ну, и, разумеется, – Роберт поднял указательный палец, тускло блеснуло на нем дорогое кольцо, – сканируйте настроения в высших эшелонах региональной власти. Вспомните американскую историю: вожди индейских племен за нитку бус и кремневое ружье отдавали свою землю… И как раз в Саратове эти самые вожди первыми в России начали распродажу земель.

– Бусами здесь не обойдется.

– Неважно. Все, что имеет настоящую цену, в России продается за доллары. Себестоимость же одной купюры всего 17 центов, так что это хороший бизнес! Ведь печатный станок в наших руках…

– В наших? – зачем-то уточнил Карел.

– В руках резервной федеральной системы, – тут же поправился Роберт, из чего Бредли заключил, что куратор, вероятно, записывает их разговор. Бюрократия везде одинакова, и Роберту надо отчитаться за произведенные траты: в Саратов Карел Бредли и его дочь Гертруда отправлялись за счет американских налогоплательщиков.

Теперь все принципиальные вопросы были решены. Осталось уладить ряд технических моментов. Поскольку оба были профессионалами, это не заняло много времени. В конце беседы они перешли на английский. Споласкивая руки розовой водой, Роберт посмотрел на свой «Роллекс», и вдруг застенчиво попросил:

– Наш московский резидент очень мне хвалил московские часы фирмы «Полет». По качеству не уступают швейцарским, а в дизайне есть что-то особое – сглаженный стиль «милитари», ностальгические имперские нотки. Если не сложно, возьмите мне их хронограф – такими в свое время пользовались советские штурманы…

«Что же, у каждого есть свои маленькие слабости», – подумал тогда Карел, позволив себе чуть обозначить улыбку. И тут же получил за эту вольность по полной схеме:

– И себе купите такие же, то ваша золотая игрушка опаздывает на целых три минуты!

Когда Бредли попытался защитить честь своих «Константин Вашерон», вышло еще хуже:

– Если часы ходят точно, то почему же вы опоздали ко мне на встречу? – резко сказал Роберт, но тут же по американской привычке оскалился во все тридцать два зуба: – Ладно, ладно, не оправдывайтесь. Лучше поспешите, ведь у вас еще одна встреча сегодня вечером, не правда ли?

Карел побагровел: чертов куратор был прав. Его ждала встреча с Асланбеком Чилаевым.

И эта вторая перед поездкой в Россию встреча прошла, как надо – мирно, дружески, без срывов. Под конец Бредли не удержался, спросил Чилаева, откуда он знает Роберта, и не будет ли Роберт помехой их маленькому – на парочку миллионов в год – бизнесу в России?

Асланбек – у Роберта, что ли, научился – улыбнулся белозубо и заверил, что, напротив, все под контролем. В завершение чеченец передал ему дискету в золотистом футляре…

Хлопок шампанского за соседним столиком вернул Карела Бредли к действительности. А именно в поволжский город, казавшийся с Манхэттена далеким и загадочным. Футляр с дискетой был на месте. Сегодня вечером, если Матка Боска Ченстоховска не отвернется от Карела, он благополучно ее передаст, и – все! Все…

Бредли оглянулся, отыскивая глазами дочь. Гертруда, кажется, держала слово не доставлять отцу хлопот. Чинная и важная, в мужской рубашке с галстуком, она сидела рядом с хлыщом из областного правительства, благосклонно внимая его речам.

Убедившись, что с этой стороны его не ожидают неприятности, Бредли переключился на соседа по столу, хотевшего продавать дистанционно управляемый самолетик для разведки наземных целей. Роберта это могло бы отчасти заинтересовать. Но продавец самолетов-разведчиков в настоящий момент сам находился на автопилоте, внезапно закосев от последнего фужера. Что было неудивительно, ибо отчаянный этот человек пил фужерами водку.

Теперь ничто не мешало Бредли насладиться разворачивавшимся на подиуме действом. Конкурс «Мисс бюст» вступал в решающую фазу. В финале должны были встретиться две участницы под псевдонимами Бантик и Сорвиголова.

Первой вышла вот эта последняя. С такими формами голова ей вовсе была ни к чему. Тем более, что присутствовала она на красивых покатых плечах чисто номинально. По размашистым движениям и не вполне уверенной походке самодеятельной стриптизерши легко определялась легкая степень алкогольного опьянения.

Со второй попытки Сорвиголова освободилась от темно-синего пиджачка, вслед за которым незамедлительно последовал и бюстгальтер внушительных размеров. Ну а под ним…

Вытаращив глаза, Карел Бредли сумел таки пораскинуть своим рациональным европейско-американским умишком и понял, что следующему номеру под псевдонимом Бантик ловить нечего. Приз достанется Сорвиголове. Ибо трудно представить, будто матушка-природа расщедрилась еще на парочку таких украшений, по сравнению с которыми пресловутые «ведерки для угля» английских «томми», сиречь каски, окажутся жалкими наперстками.

Бредли почувствовал сухость во рту. Зал разогрелся и полноценно разделял его чувства, аплодируя каждому движению женщины, в свою очередь тоже входящей во вкус. С видимым облегчением избавившись от синей, в тон пиджачку, юбки, Сорвиголова замерла в раздумье: что снимать дальше? Мнения зала разделились. Нетерпеливые указывали на колготки, другие, относительно трезвомыслящие, к которым принадлежал и Карел Бредли, справедливо подсказывали, что предварительно надо скинуть туфли.

Женщина тряхнула кудряшками светлых волос, при этом ее милые губки произнесли одно или несколько слов, расслышать которые Бредли не сумел из-за поднявшегося гвалта. Шум еще более усилился, когда Сорвиголова большими шагами скрылась за кожаной портьерой. Но гомон мгновенно утих, едва женщина снова явилась на свет Божий, и именно в том виде, в каком была на этот свет произведена.

Кроме бриллиантовых сережек, вспыхивавших в лучах разноцветных софитов, она ничего на себе не оставила. В полной тишине она со слоновьей грацией продефилировала по краю подиума, в какой-то момент оказавшись совсем рядом со столиком Бредли.

Очнувшийся от пьяного сна коммерческий директор авиационного объединения громко прошептал:

– О, господи! Вакханка юная! Да нет, Венера! Афродита Каллипига![38]38
  Афродита Каллипига – (греч. – прекраснозадая) – статуя Афродиты Каллипиги, почитавшейся в Сиракузах.


[Закрыть]

Но Карел Бредли с ним не согласился. Какая, к черту, Венера! На него пахнуло запахом духов и пота, а еще – первобытной исконной силой, нерастраченной дремлющей мощью. От женщины веяло не только винно-табачным перегаром, но и бесшабашной молодецкой удалью, в ее глазах сверкала пожарами темно-синяя ночь. Та ночь, когда на стенах древних русских городов, осажденных монгольскими полчищами, рядом с мужиками бились бабы в холщовых рубахах. Та ночь, когда дебелых славянок, доставшихся в качестве ясака, степные разбойники перекидывали через луку седла, увозя в полон. Та ночь, когда широкобедрые и крепкогрудые, рожали они сыновей богатырских ста́тей, расширявших пределы Российской империи от царства Сибирского до царства Польского и княжества Финляндского…

По спине Карела Бредли побежали мурашки. В образе поддатой женщины, раздевшейся на потеху пьяным же уродам, бесшабашной, не сознающей своей силы, одинаково готовой грешить и молиться, предстала Карелу сама Россия – ограбленная, униженная, обманутая смутьянами всех мастей от коммунистов до либерастов, споенная и обленивленная, но еще способная на порыв. Способная с легкостью угробить в этом порыве весь подлунный мир своими ржавыми ракетами. Или спасти его наготой, добротой, смирением и полной открытостью.

Они на все были способны – и Россия, и эта женщина, в объятиях которой гражданин США Карел Бредли почему-то не желал бы очутиться…

Неловко поклонившись, новоявленная звезда стриптиза мирно пошлепала за кожаную портьеру, сверкая уже не бриллиантами, а босыми пятками. Бедра были по-мальчишески стройными, на пояснице играли ямочки.

«Господи, – подумал Бредли, – еще и ямочки! Ну, это уже слишком!».

В своей Америке он забыл, что Россия – щедрая страна.

А Токмакову, который тоже смотрел на подиум, затаив дыхание, эта гибкая в талии женщина вдруг напомнила шпагу. Стремительную, сверкающую шпагу «Попрыгунью», закаленную кровью.