Текст книги "Россия и современный мир №4 / 2014"

Поездка в США в 2008 г

Г.С. Голицын

Голицын Георгий Сергеевич – академик РАН.

В середине мая 2008 г. я еще директор Института физики атмосферы им. А.М. Обухова. В здании Президиума РАН меня встретил президент РАН Юрий Сергеевич Осипов и спросил, смогу ли я с ним отправиться в Вашингтон в конце июня. У меня не было никаких конкретных важных дел в то время и я согласился. Осипов сказал, там будет обсуждение пролонгации договора о сотрудничестве между РАН и их Национальной Академией, поскольку предыдущий договор, заключенный в 1959 г., на следующий год заканчивается. Новый президент НАН США Ральф Цицерон (Сисероне) – климатолог и ему будет с кем поговорить конкретно. Но надо срочно оформлять визу, так как посольство США требует на это не менее 45 дней.

Я дал необходимые бумаги в Управление внешних сношений, те отвезли дело в посольство США, направили письмо Цицерону с просьбой посодействовать в получении визы и для меня. Через пару дней в УВС пришла копия письма Цицерона в их Госдеп, который формально давал разрешение консульству США в Москве на выдачу виз. Надо отметить, что окончательное решение о выдаче визы в США дает Министерство домашней безопасности, на которое никакое воздействие со стороны других организаций невозможно. Вскоре я был вызван в посольство и в назначенный час кратко изложил, зачем я туда еду и дал очередной раз отпечатки пальцев. В УВС мне говорили, что все будет в порядке, и не надо беспокоиться, хотя документы были поданы за 43, а не за 45 дней. Отлет был назначен на субботу 28 июня. Надо сказать, что к тому времени я в США был уже более 50 раз и несколько раз имел многократную визу на год, а один раз даже на три. В понедельник до отлета в субботу мне опять сказали, что беспокоиться не надо. То make the long story short, скажу, что визу я получил в пятницу в 16.00 и надо было срочно ехать в авиакассу за билетом, который без визы не продавали. Лететь надо было первым классом авиакомпанией Дельта. Кроме Вашингтона мне надо было еще в Бостон. Полная стоимость такого билета была 164 тыс. руб., которые мне обещали возместить. Толстая пачка денег была у меня наготове. Уже в кассе я обнаружил, что в Бостон из Вашингтона у меня тоже билет первого класса и с дальнего международного аэропорта имени Джона Фостера Даллеса, а не городского аэропорта имени Рональда Рейгана. Переменил этот билет на обычный шаттл-рейс, из Бостона в аэропорт Джона Кеннеди тоже переменил на шаттл, сэкономив в итоге более 30 тыс. долл.

Нашу делегацию возглавил вице-президент Николай Павлович Лавёров, так как президент был в те дни занят в Думе бюджетом на следующий год. Еще были два других директора институтов РАН – по нефтехимии и новым материалам, имевшие успехи и коммерческие дела в США. Встреча длилась один полный день. Когда я представился Цицерону, тот сказал, что лет за десять до того мы встречались в Национальном центре атмосферных исследований Боулдер, Колорадо, где он слушал мою лекцию об аэрозольно-облачных исследованиях, проводившихся нами совместно с рядом университетов США с конца 1980-х годов.

В США научные исследования координирует National Research Council, состоящий из Национальной академии наук, Национальной инженерной академии и Национального института здоровья. Президенты всех трех организаций выступили на этой встрече. Николай Павлович Лавёров кратко рассказал историю научных связей РАН и НАН. Мы, трое директоров, рассказали об основных достижениях наших институтов и обрисовали итоги и перспективы сотрудничества с соответствующими организациями в США. Часов в шесть пополудни обсуждение закончилось, и все пошли обедать. За большим круглым столом было размечено, кому где сидеть. У меня слева оказался астрофизик, профессор из Принстона, а справа – Чарльз Вест, профессор Массачусетского технологического института, специалист по лазерам и одновременно президент Национальной инженерной академии. Вскоре научные темы сменились политическими, и разговор принял интересный оборот.

Чарльз Вест сказал, что не так давно закончилась под его председательством трехлетняя работа комиссии Конгресса США по расследованию обстоятельств начала войны в Ираке. Комиссия выслушала несколько тысяч свидетелей; ее доклад есть в библиотеке Конгресса и может быть получен по запросу любым человеком за определенную плату. Но доклад не афишируется, и администрация просила прессу не заострять на нем внимание. Официальной причиной ее начала для США было объявлено изготовление Ираком оружия массового уничтожения. Однако Центральное разведывательное управление доложило, что никаких разработок какого-либо вида оружия массового уничтожения в Ираке не обнаружено. Комитет начальников штабов всех родов войск: сухопутных, военно-морских, авиации и морской пехоты – все были категорически против, ввиду огромной стоимости операции, больших людских потерь, потери престижа страны. «За» были: вице-президент Ричард Чейни и молодые активные финансовые деятели и бизнесмены. Они и смогли уломать Джорджа Буша начать операцию. Все это явилось откровением даже для профессора из Принстона. Я же вспомнил, что в Англии был открытый скандал, когда один из высоких чинов британской разведки объявил, что по их сведениям (а их информация согласовывается с американской), у Саддама действительно нет оружия массового уничтожения.

Отлет из США сопровождался невеселыми мыслями. Ради того, чтобы любой ценой покончить с ненавистной диктатурой Саддама Хусейна, на чьей совести было 30 тыс. жертв репрессий, американцы развязали войну в Ираке, в ходе которой погибли более 1 млн мирного населения.

Обзоры. Рефераты

Хендерсон Д., Аппельбаум Р., Хо С.И.
Глобализация с китайскими чертами

HENDERSON J., APPELBAUM R., HO S.Y. Globalization with Chinese Characteristics // Development a. change – 2013. – Oxford; Malden, 2013. – Vol. 44, N 6. – P. 1221–1253.

Д. Хендерсон (Бристольский ун-т, Бристоль, Великобритания), Р. Аппельбаум (Калифорнийский ун-т, Санта-Барбара, США) и С.И. Хо (Бристольский ун-т) исследуют возможность влияния Китая на глобализацию. «Под глобализацией следует понимать экстернационализацию (т.е. расширение вовне) определенной национальной формы капитализма в определенный исторический период. Китайская модель капитализма может послужить созданию новой версии глобализации, в которой ключевую роль будут играть развивающиеся страны» [c. 1221]. Сейчас особое внимание в научных и политических кругах уделяется так называемым восходящим державам – Бразилии, Индии и Китаю, – обладающими значительной по размеру и быстро растущей экономикой, уже изменивших ситуацию в мировой экономике. «Выглядит закономерным вопрос, способны ли восходящие державы в совокупности вызвать изменения в сущности современной глобализации, и если да, какой будет содержание, скорость и направление этих изменений? Это может быть вопросом будущего, и мы полагаем, что слишком рано говорить (с достаточной степенью уверенности) о том, что происходящая экстернационализация экономики Индии и Бразилии обеспечивает заметное влияние на состояние глобализации. Но что касается Китая, такой анализ выглядит возможным и уместным. С точки зрения участия китайского государства в глобальном управлении и в том, что называется “воздействием мягкой силы”, активности на мировом рынке китайских корпораций, государственных или частных, а также международной миграции Китай, по состоянию на сегодняшний день, значительно более важное действующее лицо в мире, чем другие развивающиеся страны и, можно считать, что он является ключевой движущей силой того, что в обозримом будущем может стать глобализацией с азиатским влиянием, так сказать, глобальной азиатской эрой» [c. 1223].

C конца 1940-х годов и до сих пор глобализация выглядела не как отражение универсальной сущности капитализма, а как экстернационализация американской модели этого капитализма. В связи с этим отличительными чертами современной глобализации являются следующие. Во-первых, транснационализация власти частных корпораций. C 1880-х годов американские предприниматели делали ставку на большие фирмы с большим количеством подразделений – и именно из таких фирм выросли современные транснациональные корпорации. Они изобрели и развили конвейерное производство и стимулировали массовое потребление произведенных на конвейерах товаров (вроде автомобилей компании Ford Motors), а затем то, что, в 1980-х годах стало известно как «новое международное разделение труда». Американские корпорации (например, в швейной, электронной и автомобильной промышленности) одновременно снижали издержки производства, и одновременно контролировали самые прибыльные отрасли – инновации и развитие торговых марок – через целую глобальную сеть компаний, объединенных субконтрактными отношениями. И в современных условиях, когда США испытывали конкуренцию со стороны сначала японских, немецких и других европейских корпораций, а потом южнокорейских, китайских и индийских, на эту страну приходилось 26% крупнейших корпораций мира (132 из 500).

Во-вторых, создание глобальных электронных сетей и сжатие пространственно-временны´ х связей в мире. Именно американские корпорации (иногда в сотрудничестве с американскими властями, прежде всего Пентагоном) были движущей силой инноваций сначала в самих компьютерах, а затем и в компьютерных программах – начиная с создания первых полупроводников и развития Кремниевой долины, и кончая нынешними разработками корпораций Apple, Microsoft и Googlе. Они создали систему, при которой принятие решений производится в глобальном масштабе и в режиме реального времени, и именно эта система является основой любых изменений в мировой торговле, политике, общественной жизни и области военной безопасности.

В-третьих, неолиберализм. Именно в США в середине 1970-х годов, возникло это политическое и идеологическое течение, которое вскоре разошлось по миру и коренным образом изменило представление о государстве и социальной политике – стало считаться, что в основе всего должен лежать свободный рынок. Неолиберализм полагает, что рынок, а не государство, сколь бы демократичным оно ни было, должен определять экономическую политику, движение товаров, капиталов и рабочей силы и регулировать все цены в экономике. Кроме того, неолиберализм привел к тому, что ключевая роль в обществе была признана за частным сектором и правом частной собственности (вместе с интересами и ценностями, связанными с ними).

В-четвертых, господство финансового рынка. Начиная с 1980-х годов Рональда Рейгана в США и Маргарет Тэтчер в Великобритании, глобализация была основана на подчинении всех форм капитала в любом секторе экономики, государственной власти и повседневной жизни людей финансовому рынку. И можно усмотреть прямую связь между либерализацией финансового рынка в середине 1980-х годов с мировым финансовым кризисом 2008 г.

В-пятых, милитаризация американской внешней политики. Параллельно с расцветом неолиберализма (и даже в связи с этим расцветом) наблюдалась все большая готовность США прибегать к военной силе в решении всех внешнеполитических проблем. Впервые такая тенденция обнаружилась после Второй мировой войны и в ходе ожесточенных военных действий в Корее и Вьетнаме в рамках «холодной войны», однако особенно заметной она стала, когда «холодная война» превратилась в «войну с терроризмом».

«Без экстернационализации американского капитализма, особенно инноваций в организации производства, потребления и управления, а также в дерегулировании мирового рынка, подъем Китая был бы медленнее и менее эффектным, чем мы наблюдаем. В этом смысле американский капитализм и форма глобализации, которую он породил, может рассматриваться как повивальная бабка китайского капитализма. Несмотря на это, если мы действительно являемся свидетелями зарождения новой формы глобализации, соответствующей подъему Китая и в дальнейшем, возможно, других азиатских стран, эта форма может быть порождена первоначально китайской версией капитализма. В этом случае грядущая глобализация будет очень отличаться от того, что являлось глобализацией до сих пор» [с. 4].

Здесь речь идет не о том, что китайский экономический рост в процентах ежегодно характеризовался двузначными цифрами, а планы индустриализации были воплощены в жизнь с большим успехом. Подобные результаты показали и другие восточноазиатские страны, а также Советский Союз с начала 1930-х по конец 1960-х годов. Даже то, что Китай в 2011 г. превзошел Японию по размерам ВВП и вышел на второе место в мире, а при теперешней разнице в темпах экономического роста с США может в течение 20 лет опередить и их, заняв первое место в мире по размерам ВВП, это имеет скорее символическое, нежели существенное значение – особенно учитывая то, что по уровню ВВП на душу населения Китай находится далеко позади индустриальных стран (2940 долл. в 2008 г.) и отличается очень высоким уровнем неравенства в распределении доходов (коэффициент Джини в 0,47). Существенны здесь не размеры ВВП Китая сами по себе, а масштабы, в которых в этой стране труд объединяется с капиталом при переработке сырья в готовую продукцию, и возможности инноваций, присущих китайской экономике и обществу. Достаточно посмотреть на суммы, вкладываемые китайскими властями в развитие, скажем, нанотехнологий (в китайской Академии наук ими занимаются 1200 сотрудников), растущее число китайских публикаций в области естественных наук и зарегистрированных патентов.

«Для понимания сущности китайского капитализма полезно обратить внимание на разнообразие видов предприятий в современном Китае. Здесь мы видим государственные компании, принадлежащие центральным властям, властям провинций и муниципальных образований, компании, принадлежащие Народно-освободительной армии Китая (такие, как Poly Technologies, которая имеет не только подразделения, занимающиеся разработкой вооружений, но также подразделения, занимающиеся скупкой недвижимости и продажей спортивных автомобилей Ferrary и Maserati). Мы видим также частные компании, которые ранее были в государственной собственности и сохранили тесные связи с правительственными министерствами (например, телекоммуникационный гигант Huawei), частные компании, руководящие посты в которых занимают партийные работники (так называемые “красные капиталисты”), обычные частные компании, совместные предприятия с иностранными партнерами, крестьянские хозяйства, грандиозная неформальная экономика, коррупционные сети, которые в значительной степени объединяют деловые отношения в Китае. Отметив все это многообразие, мы должны признать, что китайский капитализм является весьма противоречивым: партийное государство продолжает играть решающую роль в его функционировании. Это партийное государство является разновидностью классического ленинистского государства, построенного в Советском Союзе и внедренного в Китае после 1949 г. Поэтому китайскую экономику в настоящее время можно определить как “рыночный неоленинизм”» [с. 1228].

Элементами новой формы глобализации, порожденной этим рыночным неоленинизмом, можно счесть следующие. Во-первых, это транснационализация государственных компаний. В отличие от нынешней и предшествовавших форм глобализации, где частные компании являлись главными действующими лицами в мировой экономике, в глобализации, порожденной Китаем, главными действующими лицами являются государственные компании. В тех отраслях, где китайские компании уже стали, или становятся наиболее активными в мире (таких как добыча нефти, газа, других полезных ископаемых, строительство, финансовые услуги – например приобретение иностранных акций китайскими государственным фондами), и в таких различных странах, как Шри-Ланка, Эквадор, Ливия и Греция, компании, которые осуществляют китайскую экономическую экстернационализацию, частично или полностью принадлежат центральному правительству, а также провинциальным и муниципальным властям.

Можно рассмотреть китайские инвестиции в африканских странах. В 2011 г. 45% инвестиционных проектов осуществляли государственные компании и 55% – частные. Однако следует учесть, что 60% инвестиций государственных компаний направлялись в добычу полезных ископаемых (в том числе в нефтедобычу) и строительство, и только 6 – в обрабатывающую промышленность, в то время как частные компании 58% инвестиций направляли в обрабатывающую промышленность и сферу услуг, 16 – в добывающую промышленность и 6% в строительство. Это свидетельствует о том, что частные компании осуществляли небольшие и трудоемкие инвестиционные проекты, в то время как государственные – широкомасштабные и капиталоемкие.

Во-вторых, это глобализация, порожденная авторитарным государством. В данном случае можно вспомнить, что Тайвань и Южная Корея создали современный промышленный капитализм до 1987 г., когда там государство перестало быть авторитарным.

В-третьих, это глобализация, впервые порожденная развивающейся страной, которая ранее была объектом колонизации. В китайском общественном создании (и в государственной пропаганде) одно из ключевых мест занимает преодоление чувства национального унижения. Также это глобализация, порожденная страной, население которой не относится к белой расе – поэтому ключевую роль начинают играть вопросы расовой идентичности.

«Подъем Китая вызывает растущее беспокойство на Западе, и это беспокойство может вызвать ответную националистическую реакцию – возможно, с расовым оттенком. До сих пор глобализация была западным проектом. В той степени, в какой она становится проектом китайским, ход трансформации мировой экономики и ее результаты выяснятся с течением времени» [с. 1248].

C.В. Минаев

Сво н айкер Ф.
Экономический подъем Африки

SWANIKER F. Africa's rising economies // Survival. – L., 2013. – Vol. 55, N 6. – Р. 129–142.

Основатель и руководитель Академии африканского лидерства выявляет пять базовых факторов, которые стимулируют нынешний экономический подъем Африки и будут определять ее развитие в ближайшие 30–50 лет.

1. Улучшение политического управления. Нынешнее поколение африканских лидеров проводит политику, направленную на поддержание политической стабильности, которая является главным условием экономического роста. Число автократических режимов в Африке южнее Сахары сократилось с 36 в 1989 г. до 5 в 2004 г. [с. 130]. Современные африканские правительства осуществляют более ответственную, эффективную и сбалансированную макроэкономическую политику. Они сумели снизить темпы инфляции, стабилизировать обменные курсы своих валют, создали более благоприятные условия для бизнеса. Несмотря на трудности и проблемы, демократические режимы в Африке будут укрепляться. Залогом тому, считает Свонайкер, служит изменение ментальности населения. Как показала «арабская весна», оно становится более требовательным и менее терпимым к некомпетентным лидерам.

2. Самые высокие в мире темпы прироста населения. К 2035 г. численность трудовых ресурсов Африки превысит соответствующий показатель Китая. По возрастному составу население Африка – самое молодое в мире. Средний возраст африканца – 18 лет, а жителя Германии 44 года [с. 131]. В связи с ростом городского населения усиливается тенденция к сокращению числа детей в одной семье, что ведет к уменьшению количества иждивенцев в расчете на одного работающего и увеличению располагаемого семейного дохода.

3. Урбанизация. Африка урбанизируется быстрее, чем любой регион в мире. По оценке доклада ООН посвященной африканской урбанизации, численность городского населения в Африке в ближайшие 40 лет утроится и составит к 2050 г. 1,2 млрд человек [с. 132].

Города являются мощным двигателем экономического роста. Труд в городах более производительный, чем в сельской местности. Городские жители Африки имеют лучший доступ к таким современным услугам, как образование, здравоохранение, водо– и электроснабжение, Интернет.

В городах сосредоточен основной потенциал потребительских расходов африканского населения. Согласно выводам доклада об экономическом подъеме Африки «Львы на марше», подготовленном исследовательским центром Маккинса в 2010 г., рост потребительских расходов африканского населения, а не повышение цен на основные экспортные африканские товары внес наибольший вклад в рост ВВП Африки в последнее десятилетие. В Африке сегодня насчитывается 128 млн семей, относящихся к среднему классу (семейный доход свыше 5 тыс. долл.). Потребительские расходы этих семей составили в 2008 г. 860 млрд долл., больше, чем в Индии и России. В следующем десятилетии эти расходы возможно достигнут 1,4 трлн долл. [с. 135].

4. Рост грамотности и образованности африканского населения. С момента независимости во всех сферах образования африканские страны достигли больших успехов. По данным ЮНЕСКО, в 2008 г. 63% взрослого населения были уже грамотными. А начальным образованием были охвачены 75% детей соответствующего возраста [с. 133]. И хотя по этим показателям африканские страны пока еще отстают от других развивающихся стран, тем не менее прогресс в области образования населения несомненный.

К моменту независимости только в 18 из 48 стран Африки южнее Сахары были университеты. Спустя 50 лет миллионы студентов обучались и обучаются в европейских и американских колледжах и университетах. Например, с 1976 по 1997 г. в американские высшие учебные заведения ежегодно поступали примерно 26 тыс. африканских студентов. В прошлом значительная часть этих студентов из-за неблагоприятных политических и экономических условий в африканских странах оставались за границей. Сегодня политическая стабильность и экономический подъем в африканских странах побуждают их возвращаться домой, открывать здесь свой бизнес или работать в правительственной администрации. По данным обследования, проведенного частной фирмой Джакана в Иоганнесбурге в декабре 2012 г., 70% африканских студентов, обучающиеся в американских и европейских школах бизнеса для получения степени магистра, планируют после окончания учебы вернуться в Африку для занятия бизнесом [с. 133]. Возвращение на родину дипломированных специалистов будет способствовать экономическому росту Африки.

5. Изменения в мировой демографии и геополитике.

Во-первых, развитые страны сталкиваются с проблемой старения населения, в связи с чем их системы социального обеспечения и пенсионные фонды испытывают перегрузки. Это означает, что они нуждаются в новых рынках с более прибыльными инвестициями. Инвестиции в Африке являются самыми прибыльными в мире и поэтому привлекают западных инвесторов.

Во-вторых, меняется международной имидж Африки. Все больше она рассматривается не как континент, где происходят бесконечные войны и конфликта, процветает коррупция, а население голодает, но как регион огромных экономических возможностей. В последние пять лет влиятельные мировые исследовательские и финансовые организации (МакКинси, Бостонская консультативная группа и Голдман Сакс) публикуют доклады, в которых указывают на отличные перспективы африканских экономик.

В-третьих, идет становление Китая как ведущей экономической державы. Его возрастающее экономическое присутствие в Африке влечет за собой не только вливание миллиардов долларов в экономику африканских стран, но и усиливает их переговорные позиции с западными инвесторами.

В-четвертых, идет жесткая борьба США с терроризмом после терактов на ее территории, в частности установление контроля за глобальным движением денег. Эти ограничения затрудняют вывоз капитала из Африки, что в сочетании с благоприятными экономическими перспективами Африки способствуют тому, что больше богатства остается в самой Африки, а ранее вывезенные в западные страны капиталы постепенно возвращаются домой, что будет содействовать экономическому росту африканского континента.

Соединение внутренних и внешних факторов создают благоприятные экономические возможности для местного и иностранного бизнеса.

Существуют хорошие перспективы для долгосрочного инвестирования в африканский рынок недвижимости ввиду острой нехватки в быстрорастущих городах жилья и офисных зданий, стремительно расширяющийся потребительский рынок, развитие сети частных учебных заведений, инфраструктурные проекты и финансовые услуги.

Факторы, определяющие экономический подъем Африки, создают не только благоприятные экономические возможности, но и риски, которые должны учитывать африканские правительства и инвесторы.

Серьезные проблемы связаны с высокими темпами роста населения Африки. Увеличение численности трудовых ресурсов требует создания адекватного количества рабочих мест. Однако сегодня Африка не справляется с этой задачей. По данным доклада МакКинси, опубликованного в августе 2012 г., только 28% африканской рабочей силы имеют стабильную занятость, в то время как 63% – сосредоточены в различных формах самозанятости и уязвимой занятости (натуральном сельском хозяйстве и городской уличной торговле). Если тенденции предыдущего десятилетия сохранятся, то Африка будет создавать только 50% необходимых рабочих мест для устройства на работу тех, кто впервые вступает в рынок труда [с. 134].

Африканские правительства должны в большей мере сосредоточиться на увеличении в короткие сроки рабочих мест, чем на росте ВВП. Если они не смогут решить эту задачу, то африканские страны столкнутся с невиданными ранее массовыми протестами населения, аналогичными тем, которые были в арабских странах во время «арабской весны», вызванной, в частности, отсутствием возможностей занятости.

Масштабная урбанизация также порождает очень большие риски. Если африканские правительства не сделают продуманное городское планирование и предоставления необходимых услуг растущему городскому населению своими приоритетами, то «мечта о городской Африке может превратиться для восьмисот миллионов городских жителей в кошмар» [с. 138].

Равным образом в условиях растущей привлекательности Африки для западных и китайских инвестиций африканские правительства должны учитывать свои национальные интересы и тщательно регулировать этот процесс. В противном случае Африке грозит экономический колониализм.

Еще один риск связан с растущим социальным неравенством в африканских обществах. Если экономический рост будет обогащать немногих, а основная масса африканского населения будет жить в бедности, то африканские правящие режимы столкнутся с мощными социальными взрывами.

Формулируя рекомендации для иностранных инвесторов, Свонайкер подчеркивает три принципиальных момента. Во-первых, необходима долгосрочная стратегия. Хотя Африка ныне развивается быстрыми темпами, она стартует с чрезвычайно низкого уровня. Свыше 60% ее населения по-прежнему едва сводят концы с концами, имея доход менее 2,5 долл. в день. Африка не станет процветающей в короткий срок. Даже при нынешних темпах роста ей потребуется 50–100 лет, чтобы достичь западных стандартов жизни. Тех, кто хочет сорвать в Африке большой куш за короткое время, ждет, скорее всего, разочарование. Только долгосрочные инвестиционные проекты могут принести большие прибыли.

Во-вторых, многие инвесторы совершают ошибку, ограничивая свои инвестиции только Южной Африкой, хотя здесь существуют в настоящее время более благоприятные возможности для бизнеса. Однако следует иметь в виду: темпы экономического роста ЮАР более чем в 2 раза ниже, чем в других странах Африки (менее 3% против 6–7%) [с. 140].

В ближайшие годы Нигерия станет крупнейший экономикой Африки. Те инвесторы, которые ищут динамичные рынки, должны выбирать страны Африки, расположенные к северу от ЮАР.

В-третьих, инвесторам следует сосредоточиться на городах – центрах экономической активности, что позволит им существенно сократить издержки. В Африке в настоящее время имеются 50 городов с населением свыше 1 млн человек.

В заключение Свонайкер определяет главную задачу для африканских лидеров. «Африка стоит на пороге золотого века возможностей… Если африканские лидеры сумеют эффективно управлять мощными силами, формирующими будущее континента, и руководить взаимодействием с внешним миром, который проявляет к Африке растущий интерес, то они смогут добиться, чтобы простые люди Африки получили намного более справедливую долю богатств, которые будут созданы на континенте в ближайшие несколько десятилетий» [с. 142–143].

Ю.И. Комар