Текст книги "Цирк на Цветном"

Сергей

Когда я был маленьким, еще в школе учился, все мне говорили: «Циркачом будешь!» Потому что я все время кувыркался. Это, видимо, на меня как-то повлияло, и когда пришло время выбирать профессию, я сказал: «Буду циркачом». И пошел в цирковую студию. Потом стал мастером спорта СССР по спортивной акробатике, работал в групповом акробатическом номере, был лауреатом Всесоюзного конкурса артистов цирка, помогал ставить рок-оперу «Джордано» с артистами эстрады, делал номер «Фристайл в цирке».

А в 1989 году мы сделали номер «Солнце Севера» – танец шамана с бубном, нанайские мальчики, борьба и тому подобное – по мотивам северных праздников. В нем мы первые в мире соединили акробатов с собаками, да и синхронные прыжки мы тоже первые сделали. Лайки вывозят на манеж нарты (северные сани), которые выполняют роль акробатической дорожки, – это мое изобретение, единственная в мире секционная акробатическая дорожка, то есть такая, из которой секции вынимаются. Прыгают акробаты, прыгают собаки – идет как бы такая игра, соревнование между людьми и собаками, акробатические комбинации. А в конце люди прыгают через большое расстояние, около двух с половиной метров, и заканчивают двойным сальто.

В каких только странах мы не работали с этим номером. А в 1993 году взяли серебро на фестивале в Монте-Карло, после чего нам дали звания и повысили зарплату – тогда всем еще Союзгосцирк руководил. Сейчас наши призы хранятся на Цветном бульваре, цирк попросил.

Мы работали по всему миру, а в цирк на Цветном бульваре пришли по приглашению. Сначала позвали участвовать в фестивале, а потом уже работать. Режиссер, когда программу на следующий год набирает, смотрит номера и решает: «О, вот это мне надо взять, интересная программа». Так пригласили и нас.

Собаки у нас – самоедские лайки и хаски. Началось все с того, что еще в советские времена, когда я стал руководителем группы, мы с Татьяной решили создать свой номер. Это сейчас номер может быть просто набором каких-то трюков, а в Советском Союзе обязательно должно было быть небольшое театральное представление, с идеей и художественными образами. В Советском Союзе вообще многое было поставлено намного грамотней, чем сейчас. Собирался художественный совет, комиссия из 20–30 человек, все ведущие артисты, которые разбирались в жанрах, и этот художественный совет говорил, пойдет номер или не пойдет, разрешить его делать или не разрешить. Это было очень важно.

И вот мы решили сделать номер с каким-нибудь национальным колоритом, потому что он дает больше возможностей раскрыться, ведь у каждой национальности свой характер. Нам показалось, что это будет интересно. Но выбирали мы как – взяли открытую карту, ткнули пальцем и попали в Чукотку. Пришлось лететь на Чукотку.

Сначала мы задумывали взять оленей. Но они уж очень часто меняют рога, и кормить их надо ягелем, поэтому до оленей дело не дошло, слишком уж много сложностей. Кстати, и с собаками тоже оказалось непросто, ведь Чукотка – это в каком-то смысле остров, оторванный от всей страны, там другой климат, не такой, как у нас. Одна из собак сразу же в аэропорту подхватила энтерит и, к сожалению, не выжила…

А добывал я их с приключениями. Полетел сначала в Анадырь, а уже из Анадыря на вертолете в поселок Нешкон. Там главным был шаман, он и сказал мне, что у одной семьи есть упряжка, которая выиграла гонки «Аляска-Америка». Собаки в этой упряжке молодые, годовалые, и их готовы продать. А нам как раз нужны были годовалые собаки – надо было быстро подготовить номер для фестиваля, поэтому животные должны были быть взрослые, умеющие работать, знающие, что такое шлейка. Но в то же время они должны были быть молодыми, потому что пятилетки, например, уже не годятся, их тяжело дрессировать. Собаки в цирке в основном ведь работают только до семи лет, потом уже они стареют, уже не та скорость, не та реакция. Они еще могут все делать, но уже не то впечатление.

Мне пришлось написать жене: «Вышли, пожалуйста, деньги, я покупаю собак». Пришел в ту семью, они сели в круг, на семейный совет, и старший сказал: «Ладно, надо артистам с Большой земли помочь». Мы продали машину, купили собак, и оказалось, что очень вовремя – буквально сразу указ вышел, что чукотских ездовых нельзя вывозить с территории Чукотки, потому что они местное национальное достояние. Потом у нас одни люди даже просили собак, говорили: «Мы очень хотим развести чукотскую ездовую, дайте нам на разведение в питомник». Мы отдали взрослых, десятилетних, которые уже не работали в номере, но у них почему-то ничего не получилось.

Сейчас мы новых самоедских лаек и хаски берем в основном в клубах. Хотя всякое бывает. Была, например, у нас собака, хаски, которую мы взяли в полтора года, потому что хозяйка от нее отказалась и попросила нас: «Заберите, ради бога, собака кусается, бросается все время, и мы не можем с ней справиться». Пришлось брать ее к себе и перевоспитывать. Я не могу сказать, что она кусала меня, но, бывало, прикусывала, потому что у нее этот навык остался. Я ее переламывал где-то полгода, очень сложно было, но в итоге все получилось. С собакой не надо идти на поводу, а настаивать на своем.

Вообще, собаки, как и другие животные, – это всегда определенный риск. Один раз был такой случай – нас всех, акробатов и собак, участвующих в номере, пригласили в Швецию. Чтобы получить разрешение на ввоз животных, надо было сдать анализы. У собак взяли кровь и отправили в Швецию, но пробирки почему-то разбились по пути, хотя вроде бы были английские, небьющиеся. И нам сказали: «Животных привозить нельзя». Импресарио говорит: «Как же так, я уже заплатил деньги, реклама запущена. Вы можете без собак выступать?» Пришлось перестроить номер и работать без собак.

Бывали и забавные случаи. Когда-то очень давно мы возвращались из Югославии и остановились на полянке перекусить. Там стояли столики – за границей это обычное дело, когда прямо в лесу для путешественников парковочка такая оборудована и рядом стоят столики. Мы остановили грузовичок и выпустили своих собак в лес, погулять, народу же вокруг не было.

И вдруг подъезжает автобус, выходят люди и на этих столиках раскладывают всякую еду. Собаки почувствовали эту еду и из леса несутся – целая стая, десять собак. А они же очень похожи на волков, эти лайки с Чукотки, – для тех, кто не разбирается, они по виду ну прямо как настоящие волки. Люди как увидели это!.. Побросали всю еду, в автобус запрыгнули и уехали, сколько я ни кричал им: «Спокойно, не волнуйтесь, они не кусаются!» А собаки радостно подбежали, понюхали эту еду, но есть ее мы им не разрешили.

После успеха «Солнца Севера» мы подумали: почему бы не сделать еще один номер с собаками? И сделали отдельный номер с собаками и отдельный акробатический. Но при желании можно их и соединить, если понадобится режиссеру.

Как часто менять номер – это, в принципе, зависит от артиста. Есть люди, которые всю жизнь работают одно и то же. А вот, например, моя дочка вообще не любит одно и то же работать, через два года уже говорит: «Ну все уже, надоело, не хочу, я хочу другое». Я тоже очень часто меняю номер. Хотя это зависит еще от импресарио. Вот сейчас мы, например, едем за границу, и там просят старый номер, а не тот, который я сейчас работаю. А к Новому году я хочу по-новому собак с акробатами соединить. Чтобы были Дед Мороз, Новый год, что-то такое интересное, тематическое. Мы собак сейчас пытаемся научить катать шары, делать снежную бабу и тому подобное. А Диана, внучка, в этом номере будет спортсменкой – станет на скейтборде кататься и хула-хупы крутить.

Татьяна

Я, как говорится, родилась в опилках. То есть выбора не было: папа и мама цирковые, дядя цирковой, сестра старшая тоже цирковая, так что куда еще было мне идти. Я с детства знала, что это моя судьба, и никем другим быть не хотела, только артисткой. Разве что еще летчиком, но совсем недолго, когда была совсем маленькой.

Мой дядя еще до войны был чемпионом по прыжкам на батуте, потом работал в цирке с номером «Полет с батутом», делал много сальто. Папа раньше работал воздушный полет, а потом женился на маме, и они сделали совместный цирковой номер – жонглеры на вольностоящих лестницах. У них родилась первая дочка – моя сестра Майя, она была жонглером соло, стала заслуженной артисткой. А спустя пятнадцать лет они решили, что пришло время появиться еще одному ребенку. Я ездила с ними по гастролям с самого раннего детства, пока они не ушли на пенсию. Потом поступила в цирковое училище и вскоре стала работать в цирке. Правда, такой специализации как дрессировщик собак в цирковом училище нет, дрессировщицей я стала сама, когда мы с Сергеем начали делать номер. Любовь к животным помогла, а дальше уже опыт наработался, навыки появились.

Бывает и такое, что сил нет, ничего делать не хочется, но все равно переламываешь себя и идешь работать. Артист знает, что если он не будет репетировать, если ему лень и он говорит: «Не хочу сегодня!» – ему будет еще тяжелее в работе. Он знает, что это ему будет хуже, и заставляет себя. А спектакль – это само собой разумеющееся, это даже не обсуждается. Во время представления включается какое-то второе дыхание. Даже если сейчас тебе не хочется ничего делать, стоит заиграть музыке – ты выходишь, и тебя охватывает уже совсем другое чувство. Забываешь обо всем.

Стандартная арена, как известно, тринадцать метров, но она не везде такая, бывает и меньше. Для эквилибристов, работающих воздух, это не очень важно, а для собак, конечно, есть некоторые сложности. У них ведь есть определенные ориентиры. Хотя в целом они ко всем площадкам быстро привыкают, тем более что мы часто и на сцене работаем. Собаки у нас специфические, они на всех площадках ведут себя одинаково. Но могут и отвлекаться на что-то. Например, если очень громкая музыка, особенно если какие-то тяжелые басы, им не нравится, они могут немножко зажаться, побаиваться, посматривать, но когда видят, что хозяин идет, идут и работают тоже. На репетициях мы, кстати, музыку обычно даже не используем.

Собак мы всегда готовим к выступлению заранее, чтобы не было неожиданностей. Артисты вообще всегда готовятся заранее, а с животными это особенно важно. Тем более, это довольно долгий процесс. Например, обязательно надо выгулять их, чтобы они сходили в туалет до выхода на манеж. Они знают, что такое выгуляться, и они гуляют.

А однажды у нас был случай… Это сейчас есть специальный сухой корм, а раньше не было никакого сухого корма и еду для собак мы варили. Как-то раз приготовили мы сорокалитровую кастрюлю борща. Дело было зимой, поэтому поставили ее на улицу остужаться. День идет, она стынет, эта кастрюля, мы не обращаем на нее внимания. И вот пора собираться на работу, надо причесать собак, одеть, шлейки застегнуть. Мои служащие – у нас тогда были служащие – выходят и вдруг прибегают ко мне и говорят: «Таня, собаки вылезли из вольера и съели всю эту кастрюлю борща! Что делать, у них рожи все в борще?!» Ну, борщ мы быстренько замыли, но я с ужасом думаю: как же они будут у меня работать? Съесть сорок литров на десятерых! Стали шлейки надевать, они даже не застегиваются. Но что вы думаете? Они так прекрасно отработали, как будто ничего не ели! Я сама была этим очень удивлена.

Но обычно… если собака все время хочет кушать – это наша собака. Потому что дрессировка строится в основном на лакомствах. Некоторые говорят, что можно дрессировать с помощью игрушки, но не будешь же на манеже с игрушкой бегать, поэтому при выборе собаки желательно, чтобы ей очень нравилось какое-то лакомство, ради которого она готова исполнять трюки.

А бывают и такие собаки, которые поначалу ничего особо не хотят, но потом, со временем, все равно показывают, что они могут. Допустим, один у нас до трех лет сидел спиной к манежу. Вот все собаки делали что-то, один он сидел спиной, а потом его вдруг пробило, и он сам встал на задние лапы и так стал на них ходить, что все им восхищались.

Собак у нас четко определенное количество, потому что и на них есть штатные единицы, поэтому скольких мы заявляем, столько единиц нам и устанавливают, и все, больше брать нельзя. Если Сергей приобретает щенков, он пишет заявление, что это только на два месяца. И тогда нам временно разрешают две единицы дополнительно, но за два месяца мы должны вывезти старых собак, а новых завезти.

У нас был забавный случай в Италии – мы поехали туда, работали в цирке на льду, а у нас собачка была беременная. Спектакль посмотрела Джина Лоллобриджида, ей очень понравился наш акробатический номер, и мы ей сказали: «А вот у нас родились щенки». И она говорит: «Ну давайте, я вам назову их». Спросила, сколько щенков, написала списочек и дала всем имена: мальчикам – римских императоров, девочкам – их жен. Вот так у нас увеличилось поголовье. И Нероны были, и Цезари, и Поппеи разные…

В то время у нас были и мальчики, и девочки, но последние двадцать лет мы работаем только с мальчиками, потому что очень тяжело девочек и мальчиков вместе держать. Говорят, девочки послушнее, девочки лучше, но так уж сложилось, что у нас теперь мальчики, и мы пока никак не сойдем с этой колеи.

Ездовые лайки настолько дружелюбны к людям, что с ними просто не бывает проблем. Они прекрасно репетируют вместе с акробатами и дружелюбно относятся к зрителям. Хотя бывает иногда, что и непослушание проявляют. Когда мы работали в Южной Африке, одна молодая собака сделала свой трюк, сделала удачно, но вместо того чтобы вернуться, проскочила дальше, в центральный проход, и убежала. Мы доработали номер и, естественно, побежали ее искать. А там рядом казино. И вот мы видим – двери казино, стоит швейцар, а перед ним сидит наша собака и просится в казино.

А вообще собаки у нас чудесные, мне кажется иногда, что они даже наши мысли читают и предугадывают, чего мы от них хотим. Но ужасно ревнуют друг к другу, поэтому нельзя забирать домой какую-то одну собаку, иначе потом ей достанется. Можно брать только вначале, когда ты еще выращиваешь щенков и даешь им навыки, чтобы они тебя понимали и принимали тебя за хозяина. Чем раньше ты животное возьмешь, тем легче его воспитать.

Диана

Цирк – это моя семья. Я всегда знала, что буду артисткой. И династию хочу продолжить, и путешествовать мне нравится, и вообще это очень интересная работа. К тому же я очень люблю собак – тетя вот перепробовала почти все профессии в цирке, а я как-то с детства работаю с собаками, даже цирковое училище не заканчивала, учусь в обычной школе.

Правда, приходится часто пропускать, когда уезжаю на гастроли, но потом, когда приезжаю, я все доучиваю. Некоторые одноклассники мне завидуют, но с другими мы дружим, я их и с собаками знакомлю. Приятно, когда приезжаешь и подруги сразу радуются: «О, приехала, ура, наконец!»

С собаками я не очень строгая, но они все равно меня слушаются, потому что знают, что я их люблю. Я и убираю за ними сама, чищу, мою. Раньше у нас были служащие, а теперь мы все сами делаем.

Помню, как первый раз вышла на манеж. Страха не было, но было большое волнение – как меня оценят, понравлюсь ли. Я и сейчас волнуюсь, особенно когда не хлопают. Один трюк собаки делают, второй трюк, и тишина. Тогда я стараюсь сделать что-то такое, чтобы всех поразить. Думаю: «Сейчас я вам покажу!»

О Юрии Никулине

Татьяна. Мы не очень часто виделись с Юрием Владимировичем Никулиным, но каждая встреча была как луч света. Например, однажды мы были в Твери, у нас формировалась программа на Москву. Он приехал в Тверь, зашел к нам в номер, поздоровался. Нашему сыну тогда было, наверное, года три с половиной, и Юрий Владимирович его спросил: «А ты знаешь, кто я такой?» Сын сказал: «Да, знаю! Никулин!» Юрий Владимирович засмеялся, я его накормила яичницей, и мы пошли на работу…

Сергей. Юрий Владимирович был добрейший человек. Помню, еще в старом цирке когда мы работали на Новый год, он устроил такую шутку: 31 декабря из фанеры сделали домик с окошечком, и когда мы, отработав, с манежа выбегали, он каждого поздравлял, словно Дед Мороз, из этой избушки. Мне он сказал: «Сергей, вот тебе рюмочка, с Новым годом тебя!» И прочитал стишок. Уникальный человек, очень хороший! Он столько сделал добра, в том числе и лично нам. Я жил в Нижнем Новгороде, Татьяна в Одессе, мы не могли соединиться, и он нам тогда очень помог с пропиской.

Клоуны

С детства у меня возникло желание смешить людей и получать от этого удовольствие, хотя некоторые шутки и выходили мне боком. Когда я впервые попал в цирк, больше всего меня пленили клоуны.

Юрий Никулин

Что такое цирк? Для зрителей это праздник. Яркий, зрелищный, запоминающийся. А для цирковых артистов – ежедневный упорный труд и постоянные гастроли. Мне исполнилось две недели, когда родители внесли меня в железнодорожный вагон. Отец ехал на работу в Ташкент. С тех пор на протяжении пятидесяти лет вагоны для меня стали вторым домом.

Первый раз я вышел на манеж в шесть лет в Ивановском цирке. Гремел большими медными тарелками, пытаясь попасть в такт клоунского оркестра. В семь лет колошматил бычьим пузырем своего дядюшку Толю в клоунаде «Пузырь».

Свое первое сальто-мортале я сделал в Ленинграде под присмотром знаменитого прыгуна Александра Сосина. А когда пришел в цирковое училище, занимался акробатикой у его сестры Серафимы Сосиной. Серафима Иосифовна знала всех Феррони, и когда на приемных экзаменах увидела мою блондинистую шевелюру, сказала в шутку, что я «неудавшийся итальянец». Не знаю, какой уж я итальянец, но в том, что я «удался» как артист цирка, есть и ее заслуга.

Серафима Иосифовна помогла нам с Володей Пасынковым (тоже дитя цирка, его отец работал инспектором манежа) подготовить совместный номер «Акробаты-эксцентрики». С этим номером мы принимали участие в шефских концертах от циркового училища, выступали на эстраде и в филармонии.

Между прочим, мы с Володей «контрабандой» проникали в цирк на Цветном бульваре, чтобы посмотреть очередную программу. Перелезали через забор, который находился между цирком и Центральным рынком, и оказывались в цирковом тупике. Здесь находилась небольшая дверь. Мы входили в эту дверь, поднимались по темной лестнице на второй этаж и оказывались в большом помещении, по обеим стенам которого шли гардеробные артистов цирка.

С правой стороны посередине этого зала находился артистический буфет. А с левой стороны – лестница. По ней можно было спуститься в закулисную часть. А оттуда – или пойти направо, прямо на манеж, или свернуть налево и выйти в фойе. Мы, конечно, шли в фойе, поднимались на галерку и оттуда вместе со зрителями смотрели представление. Вот такие мы с Володей были нахальные дети цирка!

Сейчас Владимир Владимирович Пасынков – талантливый режиссер-постановщик грандиозных праздничных программ, заслуженный деятель РФ. Это он был режиссером грандиозного праздничного действа на Олимпиаде-80, которое до сих пор с благодарностью вспоминают все, кому посчастливилось его видеть.

В те годы главный режиссер Московского цирка на Цветном бульваре Арнольд Григорьевич Арнольд привлекал нас, студентов циркового училища, для участия в цирковом параде-прологе. Иногда нам даже костюмы шили и делали необходимый реквизит.

Представление начиналось с того, что на манеж сначала большой группой выходили мы, а уже потом артисты – участники программы. А в это время наверху, на сцене, частенько пел Иосиф Кобзон. Он тоже был студентом, учился в институте Гнесиных. Так что я имею полное право сказать Иосифу Давыдовичу: «А ведь мы с вами коллеги. Оба начинали свой творческий путь с Московского цирка на Цветном бульваре».

Тогда же на манеже Московского цирка начал работать младший сын знаменитого фокусника-иллюзиониста Эмиля Теодоровича Кио – Игорь. Помню, как это произошло. Я тогда участвовал в аттракционе Эмиля Теодоровича. Вместе с другими участниками программы прихожу в воскресный день на первое представление (по воскресеньям в цирке давали по три представления). И вдруг мы узнаем: заболел Эмиль Теодорович. За кулисами смятение: представление под угрозой срыва! Что делать?

И тут появляется Арнольд Григорьевич:

– Товарищи, только без паники. Все нормально. Я договорился с Союзгосцирком. Сегодня на утреннике будет работать сын Эмиля Теодоровича – Игорь.

А Игорю тогда, в 1958 году, было четырнадцать лет. Совсем мальчишка!

Ну конечно, все артисты, занятые и не занятые в программе, бросились смотреть, как Игорь будет работать.

Когда подошло время аттракциона Кио, мы, его участники, стали спускаться сверху по лестнице. Надо было повернуть направо, к входу на манеж. Но туда пройти было нельзя. Эту часть перекрыли. Там уже стоял реквизит – ящики для фокусов. Мы могли идти только налево, через фойе.

Идем и вдруг слышим, как старший ассистент Эмиля Теодоровича (сейчас не вспомню его имени – знаменитая была личность) говорит Игорю: «Ты под ногами не крутись. Только в ладоши хлопни и сразу отходи в сторону, не мешай. Мы сами все сделаем».

Первый аттракцион прошел нормально. Все артисты с интересом и волнением ждали второго представления. Как-то оно пройдет? Справится ли Игорь? А в афишах в это время уже успели забелить имя Кио-старшего и поверх написать: «В связи с болезнью Эмиля Теодоровича сегодня выступает его сын – Игорь Кио».

Начался второй утренник. И вдруг в ложе директора неожиданно появляется Эмиль Теодорович и смотрит второе представление. Ну а вечернее, третье, он отработал сам.

В понедельник, как обычно, был выходной день. Во вторник мы приходим утром на репетицию и видим на доске объявлений приказ от Союзгосцирка. Приказ гласил: Игорю Эмильевичу Кио за то, что он не дал сорвать представление, объявить благодарность и принять на работу в Союзгосцирк в качестве ученика в аттракцион Эмиля Теодоровича.

Тут мы поняли, что стали свидетелями и участниками блестящего «иллюзиона» Эмиля Кио, который, как потом узнали, он подготовил вместе с Арнольдом. «Болезнь» Кио-старшего потребовалось для того, чтобы убедить Союзгосцирк принять в штат Московского цирка Кио-младшего.

И «фокус» удался! Все было точно рассчитано и предусмотрено, как и положено в иллюзионном трюке. И неожиданное объявление о болезни исполнителя одного из главных номеров, и паника среди артистов, и «найденный» режиссером Арнольдом выход из положения. И даже то, что в директорской ложе вместе с Эмилем Теодоровичем в это время находился представитель Союзгосцирка.

После смерти Эмиля Теодоровича Игорь стал работать самостоятельно. Я видел его не только в цирке, но и на эстраде. И могу сказать, что он все делал профессионально – не придерешься. К тому же он был очень хорошим актером!

Был у него один трюк. Небольшой, но очень эффектный и массовый, с большим количеством ассистенток и ассистентов. Мужчины – в роскошных костюмах, женщины – в шикарных платьях.

Посреди манежа – ширма. Вот через нее идет мужчина. Зрителям видна только его голова. Он проходит за ширмой всего несколько шагов, а когда выходит, все замечают, что на нем другой костюм. За мужчиной через ширму идет женщина и… тоже выходит в другом туалете. Вот так, длинной вереницей, помощники Кио один за другим быстро проходят за ширмой. И так же быстро происходит смена нарядов. Красивое, необычное, очень интересное зрелище.

Потом, много лет спустя, я четыре года работал в качестве клоуна-комика со старшим сыном Эмиля Теодоровича Кио – Эмилем Эмильевичем. Он проделывал со мной «фирменный» трюк всех Кио. Мое тело уменьшалось до невероятных размеров. И только голова оставалось прежней. Кстати, тот же трюк Игорь Кио исполнял и с Юрием Никулиным.

Юрий Владимирович Никулин. Юра… Юрочка…

Он был не только выдающимся артистом цирка, не только талантливым комедийным и драматическим артистом, но и очень добрым и светлым человеком. Все, кто его знал, вспоминают о нем с глубоким уважением и сердечной признательностью.

Когда Юра стал директором Московского цирка на Цветном бульваре и депутатом Моссовета, ветераны цирка буквально валом валили к нему за помощью.

Вот прибегает один старый артист:

– Юра, выручай, вот уже полгода обещают телефон поставить и не ставят. Я даже «Скорую помощь» вызвать не могу.

Через неделю он получает телефон.

Другой старик прибегает:

– Юра, ну что мне делать? Никак не можем получить квартиру. Живем в однокомнатной: я, жена, сын с женой и внук. Шесть лет мучаемся!

Проходит немного времени, и семья ветерана получает удобное жилье.

Никулин не отказывал никому. И люди шли. Шли за помощью именно к нему. И старые артисты цирка, и пенсионеры. Знали, что Юра стопроцентно поможет. И он всегда помогал…

Лично я к Юрию Владимировичу с просьбами не обращался. Не было такой надобности. Но и мне он тоже помог. Сам. Вот как это было.

Когда я написал книгу о нашей цирковой династии Феррони – «200 лет на манеже», дал ее почитать дочери акробата Белякова. Она работала в цирковом журнале, была опытным редактором и о цирке знала не понаслышке. Свою цирковую карьеру начинала в номере своего отца, потом работала дрессировщицей. А я был уверен, что ошибок в рукописи будет предостаточно. А она ее прочитала и говорит:

– Ну что ж, исправлять вроде бы нечего, если только грамматические ошибки. Кстати, а не хочешь, чтобы Никулин написал к твоей книге предисловие?

Честно говоря, я и не предполагал, что предисловие необходимо. Мысль же о том, что его может написать Юрий Владимирович, вообще не приходила мне в голову. Это при его-то занятости!

– А как это сделать? – спрашиваю.

Увидев мою растерянность, Белякова улыбнулась:

– Я завтра по своим делам буду у Никулина. Заодно смогу передать ему твою рукопись.

На следующий день звонит и сообщает:

– Все в порядке. Жди, тебе позвонят.

Прошло недели две, и вдруг раздается звонок.

– Извините, вас беспокоит секретарь Юрия Владимировича Никулина.

– Я вас слушаю.

– Он просил, чтобы вы завтра к двенадцати часам были у него.

В кабинете Никулина людно и шумно. Кто-то выходит, кто-то заходит. Раздаются звонки один за другим. Никулин что-то пишет, подписывает, отвечает по телефону. Обычная цирковая суматоха. И вот в этой суматохе он замечает меня:

– А, пришел? Здорово, здорово!

– Здравствуйте, Юрий Владимирович!

– Садись. Ты знаешь, мне понравилось. Так. Значит, предисловие…

Берет бумагу, ненадолго задумывается и – быстро пишет.

Раздается телефонный звонок. Поднимает трубку, не прекращая писать.

– Слушаю вас. Нет, Никулина сейчас нет. Когда будет? Позвоните, скажем, через полчаса. Да. Должен подойти…

Кладет трубку и продолжает писать. Снова ненадолго задумывается. Дописывает несколько строк и читает вслух:

«Вы любите цирк? А что вы знаете о нем?

Надо сказать, что мое первое знакомство с цирком началось, когда я еще школьником прочел замечательную книгу мемуаров известного клоуна Дмитрия Альперова. И тогда я полюбил цирк еще больше.

Книга, которую вы держите в руках, продолжает тему, начатую когда-то старым артистом. Написана она акробатом и клоуном Виктором Энрико Феррони, представителем шестого поколения этой знаменитой цирковой династии. Книга написана интересно, богатый материал собрал артист за многие годы работы на манеже.

Прочитайте эту книгу, и вы многое узнаете о цирке, о его истории. Очень советую вам!»

– Ну как? – спрашивает.

– Юрий Владимирович, о чем разговор? Отлично! Спасибо вам огромное.

Никулин зовет секретаршу, молча протягивает только что написанный текст. Секретарша так же молча берет его и садится за машинку.

Пока она печатает, Никулин беседует со мной в своей обычной манере: шутки, анекдоты, цирковые байки. Но при этом он не забывает спросить о моем здоровье, узнать, как я живу, что делаю. И в этой, казалось бы, мимолетной беседе, посреди повседневной суеты, чувствую его искреннюю заинтересованность и дружеское участие…

Наконец секретарша подает Никулину отпечатанную страничку. Никулин внимательно ее просматривает и начинает рисовать – не писать! – а именно рисовать свою подпись.

Вот одним росчерком появляется на листе заглавная буква Ю, похожая на лежащий на боку одноколесный цирковой велосипед. В колесе этого «велосипеда» часть фамилии: Нику… с взлетающей закорючкой-чайкой на конце.

А рядом – его знаменитый клоун, в котором без труда можно узнать самого Юрия Владимировича: шляпа-таблетка, галстук-веревочка, нерешительно поднятые острые плечи. Смешной, неуклюжий, но такой обаятельный и трогательный клоун Юрик.

Благодаря стараниям Юрия Никулина было построено новое здание Московского цирка на Цветном бульваре. Оно стало более просторным, удобным, и для зрителей, и для артистов. Новые помещения, новая техника – все новое. А фасад – старый. Нет, конечно, он тоже новый. От прежнего не осталось ни одного кирпичика. Но облик сохранился в точности таким, каким его привыкли видеть поколения артистов и зрителей.

Еще одно помещение осталось таким же, каким оно было в старом цирке. Это гримерка, в которой гримировались и переодевались клоуны. В том числе и Юрий Никулин. Юрий Владимирович попросил архитектора спроектировать в новом здании точно такую же и на том же самом месте. Теперь здесь музей. Он так и называется: гримерка-музей Юрия Никулина.

Кино и телевидение сохранили для нас клоунские номера Юрия Никулина. Но далеко не все. Сейчас, например, немного осталось людей, которые помнят, как Юра «работал подсадку». Я – один из них…

Подсадка – старый цирковой прием. Так называют артиста, который занимает место в зале, будто он обычный зритель. И когда на манеж вызывали любого желающего повторить только что исполненный цирковой трюк, то таким «желающим» чаще всего и была подсадка.

Трюки с подсадкой исполняли многие. Но то, что делал Юра (он тогда работал в коллективе Карандаша), было для меня чем-то исключительным.

Даже я, родившийся в цирке и повидавший многое, ничего подобного ни до, ни после не видел.

Внешне номер выглядел так.

Когда заканчивалось конное представление, инспектор манежа обращался к зрителям:

– Кто хочет попробовать проехать на лошади? Желающие есть?

Сначала в зале повисает недоуменная пауза. Но скоро с разных сторон к манежу начинают подходить желающие. В первом ряду встает человек. Он озирается по сторонам, явно не понимая, что происходит.

Взгляд инспектора падает на него:

– Вы. Да-да, вы. Идите сюда.

Растерянный человек не сразу соображает, что обращаются именно к нему. Ему неловко привлекать к себе общее внимание. Он стесняется, не хочет выходить. Но инспектор настойчив. Приходится идти. Все видят, как зрителю трудно себя преодолеть. Он продвигается к манежу так, будто кто-то невидимый подталкивает его в спину.