Текст книги "Исторические кладбища Санкт-Петербурга"

Исторические захоронения на Смоленском армянском кладбище

1. Авшаров Александр Александрович. 1834–1907. Генерал от кавалерии. Гранитный жертвенник в чугунной ограде.

2. Айрапетян Асцвацатур. Ум. 1803. Из Джульфы. Гранитный саркофаг. Надпись на арм. яз.

3. Акимов Агафон Давыдович. 1801–1853. Дворянин. Гранитная горка с крестом. Надпись на рус. и арм. яз. У алтаря церкви, рядом с А. Л. и К. А. Акимовыми.

4. Акимова Амалия Львовна (рожд. Брейтфус). 1817–1847. Жена А. Д. Акимова. Гранитный саркофаг в ограде. Надпись на рус, арм. и нем. яз.

5. Акимова Кетавана Агафоновна. 1853–1857. Дочь А. Д. Акимова. Гранитная горка; крест утрачен. Надпись на рус. и лат. яз.

6. Аксентов Владимир Семенович. Ум. 1933. Врач. Мраморный постамент; завершение утрачено.

7. Амиди Ованес. 1789–1849. Профессор турецкого языка. Гранитный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз.

8. Арамянц Иван Михайлович. Ум. 1910. Гранитный жертвенник на основании.

9. Арапетов Яков Исаевич. 1812–1847. Мраморный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз.

10. Аргутинский-Долгорукий Иаков Федорович, кн. Ум. 1839. Архидиакон. Гранитный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз. У алтаря церкви.

11. Аристакесян Григорий Тотевосович. 1849–1916. Гранитный саркофаг в ограде из гранитных столбов, соединенных цепями. Надпись на рус. и арм. яз.

12. Ахвердов Василий Федорович. 1834–1914. Мраморный крест на гранитном основании, в металлической ограде. Надпись на рус. и арм. яз.

13. Балиоз Михаил Карпович. 1856–1879. Высокая пирамидальная горка, завершенная крестом, украшенным венком из мелких цветов; известняк. Надпись на рус. и арм. яз.

14. Берникова Анна Ивановна. Ум. 1823. Жена действительного статского советника С. П. Берникова. Античный жертвенник; верхняя часть утрачена.

15. Богданов Серапион. Ум. 1848. Архидиакон. Наклонная плита из гранита, в металлической ограде. Надпись на рус. и арм. яз. У сев. стены церкви.

16. Гайрабетов Карп Никитич. Ум. 1906. Химик. Гранитный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани, в ограде. Надпись на рус. и арм. яз.

17. Драницын Алексей Алексеевич. 1853–1918. Врач, статский советник. Бетонная раковина.

18. Кегамянц Гурген. 1838–1908. Колонна-жертвенник на основании с цветником. Надпись на рус. и арм. яз.

19. Лейброк Август Августович. 1815–1879. Гранитный жертвенник. Мастер К. Сетинсон. У алтаря церкви.

20. Лорис-Меликов Стефан. Протоиерей. Гранитный саркофаг начала XIX в.

21. Маничаров Иван Макарович. 1765–1815. Капитан. Колонна-жертвенник из серого гранита.

22. Михайлов Иван Гаврилович. 1775–1822. Дворянин. Колонна-жертвенник с шаром.

23. Патканов Кероп Петрович. 1833–1889. Востоковед, филолог, профессор Петербургского университета, чл. – корр. Академии наук. Гранитный жертвенник. Надпись на рус. и арм. яз.

24. Попов Федор Аверкиевич. 1886–1933. Профессор теоретической механики, участник первой мировой войны. Бетонная раковина.

25. Сааруни-Гамазов Николай Авелевич. 1826–1876. Жертвенник из белого мрамора; верхняя часть утрачена. Надпись на рус. и арм. яз.

26. Серебров Авериан Григорьевич. 1769–1830. Подполковник. Колонна-жертвенник. Надпись на рус. и арм. яз.

27. Строганов Василий Васильевич. 1857–1938. Акушер-гинеколог, профессор. Мраморная колонна с врезанным крестом, на гранитном основании, в металлической ограде. Рядом с женой, К. П. Улезко-Строгановой.

28. Субаши Эммануил Акимович. Ум. 1906. Коллежский советник. Горка под дикий камень; завершение утрачено.

29. Тамашев Михаил Петрович. 1854–1906. Купец, кандидат коммерции. Гранитный саркофаг с рельефным крестом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз.

30. Тер-Асцватурян сын Манука. 1746–1799. Из Испахана. Гранитный саркофаг с рельефом на верхней грани. Надпись на арм. яз.

31. Тер-Степанов Степан Иосифович. 1810–1857. Военный инженер, полковник. Гранитный жертвенник, завершенный чугунным крестом.

32. Тер-Степанова Мария Исааковна. 1886–1921. Инженер-электрик. Гранитная стела на основании из белого мрамора. Надпись на рус. и арм. яз.

33. Трактина Лидия Александровна. 1915–1936. Балерина. Бетонная раковина, чугунный крест.

34. Улезко-Строганова Клавдия Петровна. 1858–1943. Акушер-гинеколог, профессор. Колонна-жертвенник на гранитном основании. Рядом с мужем, В. В. Строгановым.

35. Фиралов Годеони Павлович. Ум. 1823. Поэт, автор самоучителя грузинского языка. Гранитный саркофаг на шарах. Надпись на рус. и арм. яз.

36. Фиралов Зоан. 1787–1820. Лейб-гвардии штабс-капитан, участник Отечественной войны 1812 г., ранен в Бородинском сражении. Гранитный саркофаг на шарах. Надпись на рус. и арм. яз.

37. Халдаров Григорий Иванович. 1732–1787. Писатель, путешественник, основатель первой армянской типографии в Петербурге. Мраморный саркофаг с рельефом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз.

38. Хантарджан Георг. 1835–1906. Протоиерей, настоятель Армянской церкви св. Екатерины. Гранитная горка с чугунным крестом.

39. Харазов Иван Егорович. 1808–1868. Купец, Тифлисский потомственный почетный гражданин. Гранитная горка; завершение утрачено.

40. Хастатов Иоаким Васильевич. 1756–1809. Генерал-майор, адъютант А. В. Суворова; со стороны жены родственник М. Ю. Лермонтова. Мраморный жертвенник на гранитном основании; портретный барельеф перенесен в музей городской скульптуры.

41. Ходженайтов Артемий Аветович. 1833–1888. Гранитный саркофаг с рельефом на верхней грани. Надпись на рус. и арм. яз. У сев. стены церкви.

42. Худобашев Александр Макарович. 1780–1862. Писатель, языковед. Гранитный саркофаг. Надпись на рус. и арм. яз.

43. Челабов Мартын Иванович. 1782–1834. Протоиерей. Гранитный саркофаг в ограде. Надпись на рус. и арм. яз.

44. Шаншиев Николай Самойлович. 1807–1884. Штабс-ротмистр. Жертвенник с крестом. Надпись на рус. и арм. яз.

45. Шаристанов Павел Петрович. 1774–1823. Чиновник. Гранитный жертвенник.

46. Ярамышев Христофор Аветович. Ум. 1918. Инженер путей сообщения из Шуши. Жертвенник из лабрадорита. Надпись на рус. и арм. яз.

Армянское кладбище

А. И. Кудрявцев, Г. Н. Шкода
ВОЛКОВСКОЕ ПРАВОСЛАВНОЕ КЛАДБИЩЕ И НЕКРОПОЛЬ-МУЗЕЙ ЛИТЕРАТОРСКИЕ МОСТКИ
(Расстанный проезд, 7-а; Расстанная улица, 30)

Волковское православное кладбище находится в той части Фрунзенского района, что расположена южнее Обводного канала, между линиями Московской и Витебской железных дорог. Добраться до него несложно: от Московского вокзала по Литовскому проспекту до Расстанной улицы, в конце которой видны каменные ворота с двумя боковыми калитками и высокий шпиль колокольни Воскресенской церкви за ними. Главные ворота назывались Святыми – от иконы Спасителя с неугасимой лампадой, когда-то их венчавших. Сейчас это вход в музейный некрополь, занимающий северную часть Волковского кладбища, отделенную от остальной территории металлической оградой. Общая площадь кладбища – тридцать три гектара, из которых около семи занимает некрополь Литераторские мостки.

Зеленый массив кладбища ограничен с востока и юга извилистым руслом реки Волковки, с запада – Камчатской улицей и Расстанным проездом, а с севера Расстанный переулок отделяет старое кладбище от жилых домов, производственных корпусов и складских помещений современных промышленных предприятий. С Расстанного проезда есть вход на территорию ныне действующего Волковского православного кладбища, близ которого находятся братские захоронения ленинградцев, погибших в годы Великой Отечественной войны.

Старые названия улиц говорят о далеком прошлом этих городских кварталов. Еще в XVIII в. близ этих мест раскинулась Московская Ямская слобода. Камчатская улица – бывший Московско-Ямской проспект. Рядом со слободой, у Литовского канала, стоял трактир «Расстаньё». Возможно, наименование трактира было поводом к названию дороги, а потом и улицы, ведущей на Волковское кладбище, – Расстанная (позднее данное проезду и переулку). С печальной точностью выразившее суть дороги к кладбищу как пути расставания, название это закрепилось за улицей к середине прошлого столетия. Гораздо старше название «Волкова деревня», каковым именуют и сейчас по традиции эту часть города.

Волкова деревня, или Волково, как порой район называется в старых документах, «существовала задолго до основания Петербурга. Она упоминается уже под 1640 г. в Писцовых книгах Ижорской земли… в описании Спасского погоста, причем носит и чухонское название Сутилла, или, по другому произношению, Сютила (т. е. Волково)»[443]443
  Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. Вып. 10. Спб., 1884. Прил. С. 41.


[Закрыть]. Финское название появилось в XVII в., с колонизацией древней ижорской земли шведами. Сутиллой названа на шведских картах не только деревня, но и речка Волковка, которая упоминается в окладной книге Водской пятины от 1500 г. как река Сетуй. Позднее, уже при Петре I, она именовалась Черной речкой, затем, с воздвижением Александро-Невского монастыря, приживается новое название – Монастырка. По завершении к 1835 г. строительства Обводного канала речка оказалась разделенной на две неравные части. Та, что омывает стены Александро-Невской лавры, сохранила название Монастырка, другая же, южнее Обводного канала, именуется Волковкой.

В начале XVIII в. деревня Волково и окрестные земли были отданы в вотчину Александро-Невскому монастырю. После образования Московской Ямской слободы, «6 декабря 1723 г. повелено было отмежевать им [ямщикам] земли и покоса… с конца Ямской слободы прямо до Черной речки… С построением города земля постепенно очистилась от леса и образовала городской выгон, каким и доселе остается прилегающее к кладбищу Волково поле. Место это, до устроения кладбища, и по наружному виду совершенно походило на нынешнее Волково поле, т. е. представляло кочковатую, поросшую кустарником и покрытую болотами поляну, на которой виднелись наполненные водою ямы и канавы…»[444]444
  Вишняков Н. Историко-статистическое описание Волковского православного кладбища. Спб., 1885. С. 2.


[Закрыть] На этой земле и было образовано одно из старейших кладбищ города.

Начало ему положено указом Сената от 11 мая 1756 г. Кладбище устраивалось вместо существовавшего с 1710-х гг. при церкви Иоанна Предтечи в Ямской слободе. Последнее оказалось слишком близко к городу, к тому же императрица Елизавета Петровна, любившая бывать в слободе на гулянье в «Семик» и Прощенное воскресенье, боялась покойников и не хотела видеть здесь кладбище.

Название нового некрополя определилось не сразу. В сенатском указе о его учреждении оно именуется как «Кладбище Адмиралтейской стороны, по сю сторону деревни Волковой». В консисторских делах 1765 и 1771 гг. пишется как «Кладбище Московской стороны, что у деревни Волковой» или просто – «что в Волково»[445]445
  Там же. С. 1.


[Закрыть]. Позднее его называли Волковым или Волковским (последнее название принято в настоящее время). Землю для него отвели на выгоне – сто двадцать сажень в длину и столько же в ширину, между нынешними Литераторскими и Волковскими мостками. Предписано было все огородить, построить деревянную часовню, а для смотрения назначить обер-офицера и двух унтер-офицеров, подчиненных губернской канцелярии. Кладбище открыли летом 1756 г., и к концу года на нем было совершено восемьсот девяносто восемь погребений.

Кладбище было бедным, доходов почти не приносило, но хоронили на нем с каждым годом все больше. В 1793 г. было погребено уже почти три с половиной тысячи человек, что на тысячу больше, чем на Смоленском. Доход же составил семьсот семьдесят пять рублей шестьдесят пять копеек, тогда как на Смоленском тысячу девятьсот семьдесят один рубль пятьдесят копеек[446]446
  ИСС. Вып. 10. Спб., 1884. Прил. С. 50.


[Закрыть]. Причиной была крайняя бедность погребенных: места для могил давали за мизерную плату, либо вовсе без денег – солдатам и жителям Ямской слободы, считавшим, что места им должны отводиться даром, так как кладбище устроено да их земле. Не было порядка и в выборе мест: казенные учреждения и военные команды, как и многие частные лица, поручали копку могил своим или вольнонаемным рабочим, не извещая кладбищенское начальство и не подчиняясь никаким правилам.

Первое десятилетие кладбище было в ведении губернской канцелярии, которой подчинялся и весь причт, от священника до пономарей, называвшихся «указными сторожами» – им вменялось убирать и чистить церковь, благовестить, продавать свечи и собирать деньги и огарки, принимать погребальные документы, смотреть за могилами и пр. В штат причислялись и четверо могильщиков из отставных богаделенских солдат, державших и ночной караул. За свои труды, как отмечает историк кладбища Н. Вишняков, причт от губернской канцелярии денег не получал и довольствовался скудным «мирским подаянием». Все скромные доходы уходили в канцелярию. Ничего не изменилось и после того, как Волковское кладбище (одновременно со Смоленским) сенатским указом было в 1769 г. вверено конторе коллегии экономии. В 1771 г. обер-полицмейстер Санкт-Петербурга Чичерин потребовал, чтобы на кладбищах «хоронили по билетам приходских священников и чтобы обозначалось не только то, что умерший исповедован, святой Тайне приобщен, но и какой болезнью был болен; если же приходской священник о болезни не знает, или окажется, что смерть произошла скоропостижно, то погребальные билеты должны быть выдаваемы от полиции по медицинском освидетельствовании, нет ли чего опасного»[447]447
  Вишняков Н. Указ. соч. С. 21–23.


[Закрыть]. Это распоряжение создало большие трудности. В 1773 г. перед Волковским кладбищем была устроена застава: шлагбаум и караулка, под командой унтер-офицера. «Улица запружалась покойниками… Одни из погребающих возвращались в город за свидетельствами, другие оставляли покойников на произвол судьбы…»

Постепенное упорядочение кладбищенского хозяйства и ведение метрических книг начинается после передачи кладбища высочайшим указом от 13 сентября 1781 г. в епархиальное ведомство. Не раз консистории приходилось разбирать дела священнослужителей Волковского кладбища, отмечая неисправности по службе, сутяжничество, «пьянство и соблазнительные поступки», падение доходов. В 1798 г. настоятелем назначили бывшего священника полотняной фабрики Ивана Григорьева. При нем была сделана первая прирезка земли – шесть тысяч триста квадратных сажень с восточной стороны до речки. Его стараниями была устроена новая ограда с воротами со стороны Расстанной улицы и прорыты для осушения прямые канавы. Одна из них определила направление будущих Надтрубных, или Литераторских, мостков, другая – Волковских. Внесена была некоторая регламентация и в получение доходов. До того не было никаких правил о продаже мест для погребения, отчего одни делали посильные взносы в церковь, другие просто забирали и огораживали лучшие участки. Новый настоятель велел обнести деревянной оградой ближайшие к церкви места, за погребение на которых был установлен взнос размером до двадцати пяти рублей ассигнациями.

В эти же годы строится первая каменная церковь – Воскресенская, поныне стоящая близ входа в некрополь Литераторские мостки. О церквах Волковского кладбища – а к началу нынешнего столетия их насчитывалось пять – нужно рассказать подробнее.

Самой ранней была церковь Спаса Нерукотворного Образа – деревянная, на каменном фундаменте, однопрестольная и холодная. Заложена она была «от губернской канцелярии» одновременно с открытием кладбища в 1756 г. и освящена 3 декабря 1759 г. Храм, вероятно, стоял близ угла Волковских и Широких мостков. В 1777 г. на средства купца Шевцова (Швецова) поставили теплую деревянную церковь, освященную в память Обновления храма Воскресения Христова в Иерусалиме. Простояла она недолго – под Новый 1782 г. церковь сгорела дотла. Консистория предписала причту выстроить на том же месте каменный храм. Материал на строительство – бутовую плиту и «кирпич-железняк» – поставил купец Лавров, остальной кирпич и известь шли с кирпичных заводов и складов Александро-Невского монастыря, где в эти годы завершалось возведение каменного монастырского городка. Строительство церкви обошлось в семьсот рублей тридцать одну копейку, из которых причт дал четыреста семьдесят два рубля десять копеек, а остальные деньги собирались у «доброхотных дателей». Церковь была освящена 13 сентября 1785 г. митрополитом Гавриилом во имя Воскресения Христова. В 1793 г. освятили придел Архангела Гавриила, устроив его над папертью в первом ярусе колокольни и утвердив алтарь на деревянных столбах в нижней церкви, замененных в 1813 г. двумя каменными пилонами. Тогда же церковь была расписана под руководством академика Богданова. В 1831 г. второй ярус колокольни перестроили в камне и увенчали граненым шпилем. Во время ремонтных работ 1870 г., проводимых епархиальным архитектором Г. И. Карповым, были настланы паркетные полы и устроены склепы.

В документах сохранились многочисленные имена служителей причта, дарителей, подрядчиков, мастеров и пр., но нет имени автора проекта Воскресенской церкви. Строгое одноэтажное здание с широким и низким куполом, маленькой главкой и двухъярусной колокольней над входом – выразительный и характерный архитектурный памятник раннего русского классицизма. Косвенные данные позволяют предполагать, что автором проекта был замечательный зодчий И. Е. Старов: именно в эти годы он работает в Александро-Невском монастыре, завершая создание Троицкого собора и сотрудничая с митрополитом Гавриилом.

До революции в Воскресенской церкви хранилось немало художественных ценностей, среди которых выделялись серебряная утварь XVIII в., ряд живописных полотен, таких, как «Свидание Богоматери и преподобной Елизаветы» профессора Н. А. Майкова, или иконы Павской и Кульмской Божией Матери и Всех скорбящих Радости[448]448
  Там же. С. 79–83.


[Закрыть].

Вторым по времени строительства каменным храмом стала церковь Спаса Нерукотворного. К началу XIX в. число погребаемых возросло до пяти тысяч в год и действующие церкви оказались тесны. К тому же Спасская деревянная церковь обветшала, и в 1809 г. богослужения в ней пришлось прекратить. Новый храм решено было ставить в западной части кладбища, южнее нынешних Смотрительских мостков. Автором проекта стал городской архитектор профессор В. И. Беретти, предполагавший не только возведение пятикупольного храма с четырьмя шестиколонными портиками, но и создание целого ансамбля с двумя воротами, двумя площадями и четырьмя часовнями. Стоимость строительства оценивалась в двести пятьдесят тысяч рублей.

Осуществление утвержденного в 1810 г. грандиозного проекта затягивалось из-за медленно поступавших взносов. Пришлось новому церковному старосте купцу П. И. Пономареву отремонтировать старый деревянный храм, в котором с 1812 г. вновь стали служить.

В следующие десятилетия возросшие доходы позволили построить по проекту архитектора П. Ф. Воцкого Святые ворота и ограду (1831–1834 гг.) со стороны Расстанной улицы, существующие и сейчас. В 1837 г. был наконец заложен новый храм, строителем которого стал Ф. И. Руска, основательно переработавший и упростивший старый проект Беретти. Работы, ставшие в шестьсот тысяч ассигнациями, завершили к осени 1842 г., и 15 ноября экзарх Грузии митрополит Иона освятил церковь во имя Спаса Нерукотворного Образа.

Руска построил строгий и величественный храм о пяти главах с тремя алтарными апсидами. Сорок окон – по восемь в каждом куполе – наполняли светом внутреннее пространство с четырьмя несущими колоннами и освещали фресковые росписи, четырехъярусный золоченый резной иконостас из кипариса с иконами, написанными И. А. Денисовым, и многочисленные живописные полотна, среди которых была и «Анна Пророчица» К. П. Брюллова. Храм часто именовали «собором» или «большой церковью». В нем было два малых придела: Казанской Божией Матери и архангела Михаила. В 1885 г. в притворе устроили третий придел – святых Константина и Елены. В двух отделениях ризницы помимо облачений хранились церковные ценности и серебряный венок, присланный студентами Московского технического училища на гроб И. С. Тургенева, похороненного у стен собора.

Третью по времени возведения каменную церковь Волковского кладбища обычно называли Пономарёвской – по имени уже упомянутого купца П. И. Пономарева, на средства которого она была возведена. Строить ее решили вскоре после освящения каменной Спасской церкви, вместо обветшавшего деревянного храма. Заказ поручили тому же Ф. И. Руска, повторившему в малых размерах свою предшествующую работу. Закладка состоялась в 1850 г., и 26 августа 1852 г. церковь была освящена митрополитом Никанором. Обошлась она в сто тысяч рублей серебром и находилась там, где Широкие мостки, расположенные близ западной ограды кладбища, выходят на Волковские, т. е. почти посредине между Спасской и Воскресенской церквами. Первоначальным желанием устроителей было освятить ее во имя Успения Божией Матери, чтобы вместе с двумя другими храмами кладбища она составила «тройственный символ Христовых надежд: смерть, или успение, воскресение и Спас – спасение»[449]449
  Аладьин Е. В. Православное Волковское кладбище. Спб., 1847. С. 31.


[Закрыть]. Однако освятили ее во имя Всех Святых, «чтобы Ангелы всех усопших призываемы были на месте их погребения». Под храмом были похоронены сам жертвователь и его близкие.

Имя другого благотворителя сохранилось в просторечном названии четвертого каменного храма, который часто именовали Крюковским. Это единственная действующая по сегодняшний день на Волковском кладбище церковь Святого Иова. Заложенная в 1885 г., она строилась на средства П. М. Крюковой над могилой ее мужа, потомственного почетного гражданина Иова Михайловича Крюкова. Проект небольшого, с нижним и верхним приделами храма создал воспитанник Петербургской академии художеств молодой архитектор И. А. Аристархов, скончавшийся во время строительства, на тридцать пятом году жизни и погребенный в нижнем приделе великомученика Артамона. Церковь была выстроена за два года и освящена 28 сентября 1887 г. митрополитом Исидором.

В архитектуре церквей Волковского кладбища сказались характерные особенности русского зодчества разных периодов его развития – от раннего классицизма конца XVIII в. до неорусского стиля начала XX в., влиянием которого была отмечена последняя по времени строительства церковь Успения Пресвятой Богородицы. Первый проект этого пятикупольного храма был выполнен в начале века архитектором А. Д. Шиллингом. Средства пожертвовала вдова табачного фабриканта Т. В. Колобова, посвятившая церковь памяти своей умершей сестры. Позднее епархиальный архитектор А. П. Аплаксин переработал уже утвержденный проект, сделав фасады «более стильными». К строительным работам приступили в 1910 г., служить в храме начали через три года, но по техническим причинам, а также из-за нарушения утвержденного проекта освящение задержалось до августа, 1918 г.

Строительство нескольких церквей, а также богаделен и многочисленных домов причта на Расстанной улице впрямую было связано с расширением кладбища, его благоустройством, упорядочением деятельности и ростом доходов на протяжении XIX в. Кладбище росло к югу и юго-востоку. Сделанная в 1808 г. прирезка увеличила территорию более чем на тридцать тысяч сажень, а в 1838 г. указом Духовной консистории прибавили еще двадцать с половиной тысяч сажень за счет пространства Волкова поля и пустошей по берегу Волковки. Это была последняя в истории кладбища прирезка; в дальнейшем его границы оставались почти неизменными. (В 1914 г. архитектор В. Н. Бобров разработал проект прирезки к кладбищу участка возле вновь построенной Успенской церкви, но проект этот не был осуществлен.)

Одновременно с расширением шли работы по благоустройству старых участков. В 1859 г. городской землемер Путилин на основе натурных съемок выполнил первый план всей территории. Тогда же кладбище начали расчищать от разрушенных палисадов, обветшавших бесхозных памятников. На протяжении 1860-1880-х гг. при рачительном настоятеле протоиерее Василии Феофилактовиче Никитине окончательно складывается та планировка, те характерные особенности Волковского кладбища, которые, несмотря на немалые потери и искажения в советские годы, все-таки являются определяющими и неизменными по сей день.

Заботясь о содержании, чистоте и обновлении убранства церквей, об устройстве обширной библиотеки, настоятель основное внимание уделяет кладбищу. Проводятся работы по его осушению, прокладываются новые водоотводные трубы и канавы; заболоченные участки засыпают землей и сухим мусором, специально покупаемым на городских стройках. На новых участках продолжаются начатые еще в 1813 г. посадки деревьев, вырубаются кустарники на старых участках. Мостятся плитняком и досками старые и новые дорожки, число которых доходит до ста двадцати, а общая их протяженность к концу столетия превышает двенадцать верст. Вокруг церквей дорожки-мостки выстлали плитами, остальные были деревянными. Мостки между церквами Воскресенской и Всесвятской были самыми широкими – в восемь досок, отчего и название – Широкие мостки. По пять досок лежало на Волковских, Смотрительских и Придорожных, остальные были в одну – четыре доски.

К началу XX в. Волковскому кладбищу принадлежало пять каменных церквей, шесть каменных и восемь деревянных жилых домов, многочисленные мастерские, конюшни, сараи – общей стоимостью в миллион двести пятьдесят тысяч рублей[450]450
  ЦГИА СПб. Ф. 879. Оп. 1. Д. 134. Л. 104–108, 175–184.


[Закрыть].

До нынешнего времени большинство дорожек сохранили свои старые, характерные наименования, происходящие от ближайших церквей, от профессий, фамилий и званий погребенных, от назначения самой дорожки или особенностей ее планировки. Исчезли к нашим дням многие могилы и целые участки, снесены церкви, изменился местами ландшафт, уничтожены ориентиры, которые дали имя иным мосткам, но эти старые названия – исторические свидетельства минувшего городского быта. В расположении и названии дорожек-мостков запечатлелась история кладбища с его первоначальной беспорядочностью и позднейшей регламентацией, той кладбищенской «табелью о рангах», что складывалась годами.

В первой половине XIX в., по словам историка кладбища Н. Вишнякова, «порядок держался или обычаем, или усмотрением настоятеля и старосты. Относительно платы за место был следующий порядок: 1) за места у церкви люди достаточные платили 7 руб. 15 коп. серебром, а бедные по 75 копеек; усердствовавшие на храм за те же места платили: достаточные по 28 руб. 60 коп. серебром, а более скудные – по 7 руб. 15 коп. серебром и менее, смотря по расстоянию могилы от церкви; отдаленные места отдавали даром; 2) за могилы, если сами родственники обкладывают их кирпичом, не бралось ничего, а за вырытые могилы церковными могильщиками достаточные усердствовали по 1 руб. 43 коп. серебром, а скудные – по 85 коп. серебром». С 1844 г. Синод ввел правила погребения по семи разрядам. На Волковском кладбище за 1-й разряд, в самой церкви, полагалось двести рублей; за 2-й, у церковной паперти, на расстояние до восьми сажень – сто пятьдесят рублей; к 3-му разряду были отнесены места в передней части кладбища (длиною в триста десять сажень и шириною в семьдесят пять), за которые платилось по тридцать рублей; идущая за 3-м разрядом полоса составила 4-й разряд с платою по двадцать рублей; далее шел 5-й разряд – по пять рублей; пространство до речки и с правой стороны 5-го разряда составило 6-й разряд, по рублю за место; отдаленные окраины составляли бесплатный 7-й разряд.

К середине XIX в. сложилась граница церковного прихода Волковского кладбища. В него входили Волкова деревня, Расстанная улица с прилегающей частью Литовского проспекта, а с 1861 г. деревня Купчино. Однако основную и наиболее многочисленную часть фактических прихожан составляли родные и близкие погребенных. Именно из них выбирали церковного старосту. Главным церковным праздником был день перенесения Образа Спаса Нерукотворного, отмечавшийся 16 августа (сразу после Успения) и собиравший до двадцати тысяч человек.

До сего дня в литературе Волковское нередко упоминается как кладбище для бедных. Это не вполне соответствует истине. Оно действительно было одним из самых бедных – но в XVIII в. Очень редко хоронили там мелких чиновников, купцов, отставных офицеров… В XIX в. кладбище становится уже всесословным. По-прежнему большинство погребенных составляли простолюдины, однако среди имен на памятниках появились фамилии князей Голицыных, Крапоткиных, Масальских, Трубецких, Мещерских, Тенишевых, Шаховских, Щербатовых и других представителей родовитых семей, а также богатые купеческие фамилии Варгуниных, Галченковых, Жуковых, Пономаревых, Яковлевых. На Волковском погребали известных духовных лиц: священников, проповедников, богословов.

Каждый город имеет свое лицо, свою, только ему присущую планировку, свой архитектурный облик. Так и каждое городское кладбище обретало свои особенности, свои традиции. В Петербурге – столице империи, городе порядка и регламента, городе изначально многонациональном, это выражалось особенно четко. Александро-Невский монастырь, Новодевичье кладбище, Троице-Сергиева пустынь – это род, кошелек и талант. Смоленское на Васильевском острове – некрополь ученых, актеров и художников. Волковское православное осталось в истории как литераторское, место погребения и памяти многих и многих русских интеллигентов. Еще в первой половине XIX в. здесь нашли свой последний приют немалое число людей, служивших просвещению, искусству, науке и культуре России.

Первым следует назвать Александра Николаевича Радищева, автора знаменитого «Путешествия из Петербурга в Москву». Он был похоронен на Волковском в сентябре 1802 г. Могила первого дворянского революционера оказалась забыта, но предполагается, что Радищева похоронили близ каменной Воскресенской церкви. В память об этом на стене здания в 1987 г. установлена мемориальная доска.

На Волковском кладбище был погребен ближайший друг А. С. Пушкина поэт Антон Антонович Дельвиг, скончавшийся 14 января 1831 г. Эту раннюю смерть Пушкин воспринял как глубокую личную утрату. Нет сомнения, что он навещал дорогую ему могилу. По мнению немецкого исследователя Р.-Д. Кейля и ленинградского пушкиниста Л. А. Черейского, именно посещением Волковского кладбища навеяны стихи, давшие удивительный по глубине и емкости образ петербургского некрополя[451]451
  Алексеев М. П. Пушкин и мировая литература. Л., 1987. С. 148.


[Закрыть]:

 
Когда за городом, задумчив, я брожу
И на публичное кладбище захожу,
Решетки, столбики, нарядные гробницы,
Под коими гниют все мертвецы столицы,
В болоте кое-как стесненные рядком,
Как гости жадные за нищенским столом,
Купцов, чиновников усопших мавзолеи,
Дешевого резца нелепые затеи,
Над ними надписи и в прозе и в стихах
О добродетели, о службе и чинах;
По старом рогаче вдовицы плач амурный;
Ворами со столбов отвинченные урны,
Могилы склизкие, которы также тут,
Зеваючи, жильцов к себе на утро ждут, —
Такие смутные мне мысли все наводит,
Что злое на меня уныние находит,
Хоть плюнуть да бежать…
 

В 1846 г. на Волковском кладбище обрел последнее пристанище Николай Алексеевич Полевой, журналистская и литературная деятельность которого вызывала резко противоречивые оценки. Однако В. Г. Белинский, несмотря на серьезные расхождения с Полевым, называл его «замечательным человеком, оказавшим литературе и общественному образованию великие заслуги». Через два года не стало и «неистового Виссариона».