Текст книги "Никита Хрущев"

Отношения между СССР и США продолжали ухудшаться главным образом из-за ситуации в Карибском бассейне и в Германии. Соединенные Штаты не ограничились разрывом дипломатических и торговых отношений с Кубой, но продолжали в глубокой тайне готовить интервенцию. Напряжение нарастало. Над советскими кораблями, идущими в Гавану, все чаще проносились на низкой высоте американские истребители. Вторая годовщина Кубинской революции сопровождалась необычным военным парадом – через Гавану 7 часов шли отряды повстанческой армии и народной милиции.

В январе 1961 года в Соединенных Штатах вступил в должность новый президент Джон Кеннеди, одержавший победу над Р. Никсоном. Кеннеди не отменил готовящейся военной операции, хотя и существенно сократил американскую поддержку. Интервенция на Кубе началась в день рождения Н. Хрущева – 17 апреля 1961 года. Отряды кубинских эмигрантов высадились на побережье Хирон в провинции Матанос. Силы вторжения численностью около 1 500 человек захватили часть прибрежной территории, но не смогли продвинуться в глубь острова. Некоторые из десантных кораблей затонули, наткнувшись на рифы. Вся операция этой «бригады 2506» началась почему-то ночью, и уже утром обстановка в районе плацдарма оказалась совсем иной, чем это планировали эксперты из Пентагона. Завязались бои, которыми с кубинской стороны руководил лично Ф. Кастро. Советское правительство немедленно опубликовало специальное заявление, заверяя Кубу в своей помощи и поддержке. Одновременно Хрущев направил личное послание Джону Кеннеди. Но кампания протеста против вторжения на Кубу не успела набрать силу, так же как не успели поддержать «бригаду 2506» другие батальоны, проходившие подготовку главным образом в Никарагуа. К 20 апреля американцы потерпели полное поражение, и отряды Кастро взяли под свой контроль последние опорные пункты противника. Расчет ЦРУ на нестабильность нового кубинского режима не оправдался. Неудавшаяся интервенция привела к увеличению враждебности со стороны США и, напротив, к сближению между СССР и Кубой. Советский Союз стал оказывать все большую помощь молодой кубинской армии. На Кубе появились советские военные специалисты.

Поражение «бригады 2506» совпало с поражением проамериканских правых сил в Даосе, возглавляемых генералом Носаваном. Едва удерживалось у власти и прозападное правительство Нго Дин Дьема в Южном Вьетнаме. Все это создавало обстановку нервозности среди влиятельных кругов Вашингтона, которые рассматривали как свое поражение и многие события, происходившие в 1959–1960 годах на Ближнем Востоке и в Африке. Американские политики не привыкли отступать и смиряться с уменьшением своего влияния в мире. Приходилось, однако, считаться не только с быстрым ростом национально-освободительных движений в Азии, Африке и Латинской Америке, но и с тем фактом, что Советский Союз увеличивал свой арсенал межконтинентальных баллистических ракет, способных доставить ядерное оружие к любому месту на Земле. Создав ранее сеть военных баз вокруг Советского Союза, американские стратеги могли планировать нанесение удара по основным центрам СССР и его союзников, не опасаясь ответного удара по своей территории. Отныне этой неуязвимости приходил конец. Американские лидеры должны были считаться не только с возможностью образования коммунистических режимов в Азии, Африке и Латинской Америке, но и с возможностью создания здесь опорных пунктов и военных баз СССР. Одна мысль об этом казалась невыносимой американскому истеблишменту.

В феврале в СССР прибыл с частным визитом известный американский бизнесмен и общественный деятель Арманд Хаммер, совершавший по просьбе новой администрации США неофициальную поездку по миру. Он не был лично знаком с Хрущевым, но хорошо знал Микояна, с которым впервые встретился еще в 1923 году в Ростове, и имел рекомендательное письмо к Хрущеву от Элеоноры Рузвельт.

Хаммер вел с Микояном предварительные переговоры о расширении торговли и сотрудничества между двумя странами. Его предложения показались Микояну настолько важными, что он взялся организовать встречу Хаммера с Хрущевым. Спустя много лет по сохранившейся записи беседы А. Хаммер восстановил ее основные эпизоды:

«Эта встреча была назначена на следующий день, 17 февраля 1961 года, в кабинете Хрущева в Кремле… Хрущев – коренастый крепыш с грубоватыми манерами – тепло приветствовал меня и быстро перешел к делу.

Решив, что я достаточно хорошо говорю по-русски, Хрущев отказался от услуг переводчика. Он держал в руках каталог ангусского стада, который за два дня до этого я оставил у Микояна. Хрущев сказал, что весь прошлый вечер читал его с помощью говорящего по-английски сотрудника. Мясо в Советском Союзе было серьезной проблемой. Советские животноводы получали с каждой туши только 50 процентов пригодного для еды мяса, в то время как в США эта цифра составляет 65–70 процентов. Во время поездки по США он убедился, что американское мясо гораздо лучшего качества. “Когда я был в Штатах, мне очень понравились ваши бифштексы, – сказал он, – и я хочу, чтобы у советских людей тоже было такое мясо”…

Хрущев сказал, что его страна многому научилась у США и будет рада учиться у нас и в будущем. Например, Форд научил русских делать автомобили. Он поблагодарил меня за то, что я привез в Советский Союз Форда и помог построить первый современный автомобильный завод. При этом Хрущев подчеркнул, что в некоторых областях его страна перегнала США. Группа американских инженеров, например, восторженно отозвалась о советских гидроэлектростанциях. В Советском Союзе научились делать синтетическую резину прямо из газа, не превращая его предварительно в синтетический спирт. В 1960 году Советский Союз выплавил 65 миллионов тонн стали. Хрущев предсказывал, что в 1961 году его страна изготовит 71 миллион тонн стали, в 1962 году – 76–78 миллионов, в 1965 году – 86–95 миллионов, а в 1980 году “мы будем производить ее вдвое больше, чем вы”.

История показала, что Хрущев преувеличивал. К 1980 году Советскому Союзу удалось перегнать США по производству стала не вдвое, а только на одну треть, что тем не менее само по себе является значительным достижением.

“Теперь мы будем вкладывать больше денег в сельское хозяйство, – продолжал он. – Мы хотим улучшить условия жизни людей, развивать химическую промышленность, обеспечить больше одежды для нашего народа. Страны Западной Европы без колебаний продают нам нужное оборудование и предоставляют кредиты. Если некоторые в США думают, что, отказавшись с нами торговать, они смогут поставить нас на колени, то они ошибаются. Сегодня число выпускаемых нами инженеров втрое превышает ваше. Мы готовы торговать с вами, но только на взаимовыгодных условиях”…

Я повторил Хрущеву предложение организовать культурные обмены между нашими странами, расширить туризм и обмен выставками произведений искусства. Он сказал, что это прекрасная идея. Он даст распоряжение министру культуры разработать конкретные предложения с культурным атташе американского посольства и попросил меня принять участие в этой работе.

Я предложил организовать встречу Микояна с новым министром торговли, так как считал, что она будет шагом в сторону улучшения экономических отношений. Затем Хрущев сказал: “Мы должны обеспечить нашим людям высокий уровень жизни и убеждены, что это возможно – успехи последних лет подтверждают это. И мы с радостью предоставим истории судить, какая система лучше для человечества и какая выживет”.

На прощание Хрущев пригласил меня вернуться в Москву летом, когда погода будет лучше, и я заверил его, что воспользуюсь приглашением. Затем он взял со стола золотой автоматический карандаш с рубином в форме пятиконечной звезды и протянул его мне со словами: “Это вам в благодарность за то, что вы помогли нам построить первую карандашную фабрику”…

Сегодня, когда через двадцать пять лет я просматриваю стенограмму нашей встречи, меня больше всего поражает, что многие вопросы, обсуждавшиеся нами с Хрущевым, упоминались в моих разговорах с Лениным, и сегодня мы вновь возвращаемся к ним с Горбачевым и теперешним советским руководством. И я вспоминаю, как в 1921 году Ленин, придвинув свой стул к моему, говорил о том, что Советский Союз нуждается в торговле с Америкой.

Хрущев никогда не признал бы, что государственный социализм не приносит желаемых результатов. Помните, как он сказал вице-президенту Никсону: “Мы вас похороним”. А теперь он старался меня убедить, что Советский Союз до конца века перегонит Америку в производстве промышленной продукции и сможет обеспечить народу такие же, как в США, материальные условия жизни.

Бывший президент Никсон недавно упомянул, что хрущевский коммунизм проиграл. Нам не придется ждать приговора истории. Он уже объявлен. В последующие годы Советскому Союзу не удалось выполнить предсказания Хрущева и обеспечить своему народу, как он сказал, “такой же уровень жизни, какой вы обеспечиваете своему при капитализме”»[134]134
  Хаммер А. Мой век – двадцатый. Пути и встречи. М., 1998. С. 199–200.


[Закрыть].

Н. С. Хрущев работал весной 1961 года с обычной интенсивностью. Он принял в мае в Кремле бельгийскую торговую делегацию, делегацию кубинской молодежи, а затем египетских парламентариев, возглавляемых Анваром Садатом. Затем Хрущев вылетел в Ереван, чтобы принять участие в праздновании 40-летия Советской Армении. Хрущев никогда не был в Армении и внимательно знакомился с достопримечательностями этой горной республики. Через несколько дней он прибыл в Тбилиси, где отмечалось 40-летие Советской Грузии. А в это время в Вашингтоне Джон Кеннеди проводил одно за другим совещания своих ближайших помощников, чтобы определить главные направления внешней политики новой администрации США.

Американская печать уделяла много внимания альтернативам внешней политики США. Хрущев читал главные из опубликованных статей, особенно выделяя таких обозревателей и аналитиков, как У. Липпман и Дж. Рестон. Некоторые из их статей по его личному распоряжению были напечатаны в «Правде». Так, например, 5 мая в День печати газета опубликовала две статьи Дж. Рестона из «Нью-Йорк таймс» с оговоркой, что «редакция “Правды”, разумеется, не может согласиться с рядом высказываний Рестона». В «Правде» можно было прочесть: «Кеннеди похож на молодого боксера, который изящно играл со своим противником, время от времени нанося удары и принимая приветствия зрителей, а затем неожиданно получил удар в челюсть. Это его сильно задело. Очарование двух первых месяцев прошло. Короче говоря, он виновник не просто поражения, но некрасивого поражения, после которого он стал читать нотации прессе и общественности, как будто виновны они. И все это делалось в момент, когда Ричард Никсон, которому он нанес поражение на выборах, получив лишь на 100 000 голосов больше, собирается начать по всей стране политическую кампанию. Поэтому президент не может просто стоять в стороне и после Кубы игнорировать Лаос. Ведь он человек. Кеннеди не только умный человек с аналитическим складом ума, окончивший Гарвардский университет, но и задиристый ирландец и политический деятель, и его друзья в Конгрессе, а также люди, присылающие ему письма со всей страны, требуют того, чтобы он действовал… Инициатива в руках Хрущева. Он застал нас врасплох в Лаосе и выставил в смешном положении на Кубе. Франция воюет с мятежниками, а весь Запад выглядит несколько сентиментально и немного глупо.

Естественно, что Хрущев хотел бы воспользоваться своим преимуществом. Беда только, что Гитлер тоже так думал. Рейн, Австрия, Данциг, Чехословакия – все шло для него хорошо, пока не погасли огни. Хрущев, быть может, не будет испытывать свое счастье таким образом, но все-таки он может пойти на это. Здесь-то и кроется опасность».

Хотя на Кеннеди и оказывалось сильное давление, он не спешил принимать вызов в невыгодных условиях. Он решил вначале просто познакомиться со своим противником и предложил провести встречу с Хрущевым в одной из нейтральных стран. Хрущев принял это предложение, и скоро все узнали, что встреча состоится в Вене 3–4 июня 1961 года.

Н. С. Хрущев выехал из Москвы поездом 27 мая, два дня провел на Украине – в Киеве и в Каневе у могилы Тараса Шевченко. Затем в Словакии Хрущев встретился с президентом ЧССР А. Новотным. 2 июня Хрущев прибыл в Вену. Но и Кеннеди выехал в Европу в конце мая. В Париже он долго беседовал с де Голлем, а в Лондоне с Г. Макмилланом.

3 июня произошла первая встреча Хрущева с Кеннеди. Журналисты Н. Литошко и М. Подключников писали в эти дни: «Нельзя закрывать глаза на трудности и сложности происходящей сейчас в Вене беседы. Ее участники – люди разного склада ума, убеждений, воспитания и традиций. С одной стороны, сын рабочего и сам рабочий, закаленный в боях революционер, убежденный коммунист, неутомимый борец за мир и дружбу между народами, руководитель могучей социалистической державы. С другой – сын миллионера и сам миллионер, набожный католик, человек, выражающий интересы своего класса, защищающий политику самой большой страны капиталистического мира»[135]135
  Правда. 1961. 4 июня.


[Закрыть].

В течение 3 июня и на следующий день Хрущев и Кеннеди встречались несколько раз. Это не были формальные переговоры, и по их окончании не было опубликовано никаких соглашений или коммюнике. Как говорили затем Хрущев и Кеннеди, их встречи происходили в атмосфере доброжелательности, при которой оба государственных руководителя откровенно, но вежливо изложили свои точки зрения. Д. Кеннеди, выступая в США по телевидению, сказал: «Я отправился в Вену для встречи с руководителем Советского Союза господином Хрущевым. Мы вели трезвые и интенсивные беседы, и я считаю своим долгом искренне и открыто рассказать об этих беседах. Г-н Хрущев и я имели весьма широкий и откровенный обмен мнениями по важнейшим проблемам, разделяющим сейчас наши две страны… Ни одна сторона не проявила невежливость, никто не выступал с угрозами и ультиматумами. Никаких преимуществ не было сделано или получено. Никаких решений не было принято и не планировалось, не было достигнуто никакого значительного прогресса, да мы и не претендовали на это»[136]136
  Там же. 9 июня.


[Закрыть].

Как вспоминал позднее посол США в СССР Ч. Болен: «…В ходе самой дискуссии в Вене Кеннеди допустил ошибку. Он позволил вовлечь себя в псевдоидеологическую дискуссию о марксизме и роли колоний, т. е. по предметам, которые Хрущев, благодаря многолетней тренировке, трактовал мастерски. Кеннеди знал марксизм, но был непривычен к большевистской логике. “Вы хотите уничтожить влияние моей страны там, где оно традиционно существовало, – говорил президент, – вы хотите ликвидировать свободные системы там, где они существуют”. За это Хрущев назвал Кеннеди колониалистом, который тормозит мировой прогресс, а себя – освободителем. “Идеи коммунизма не остановить. Однако это в решающей мере зависит от воли самих народов”… После первого тура переговоров Кеннеди был подавлен. Он оказался неспособен заставить Хрущева понять, что новое американское правительство ищет мира, базирующегося на реальном балансе сил… Главное впечатление, возникавшее от встреч, состояло в том, что Хрущев пытается запугать нового президента жестким тоном бесед. Меня это не впечатляло, может быть, потому, что я много раз слышал, как Хрущев использует этот язык. А может, я неверно понял Хрущева. Возможно, он просто испытывал Кеннеди. Если так, то он скоро получил ответ. Вскоре после возвращения в Вашингтон Кеннеди обратился к нации с телевизионной речью, в которой объявлял об угрозе Берлину со стороны Хрущева и о мобилизации резервистов»[137]137
  Bohlen Ch. Witness to History. P. 480, 482.


[Закрыть].

И действительно, в свете последующих событий можно утверждать, что Хрущев и Кеннеди не слишком хорошо поняли друг друга. Каждый из них недооценил своего противника. Лучшее понимание пришло не из вежливых бесед в Вене, а в ходе двух крупных международных кризисов: Берлинского в 1961 году и Кубинского – в 1962-м.

Германский и более узко – Берлинский вопрос являлись одной из главных тем на Венской встрече. Кеннеди постарался со всей определенностью разъяснить Хрущеву, что безопасность Запада связана с безопасностью ФРГ и Западного Берлина, с присутствием Запада в Берлине и свободным доступом в этот город. «Это, – заявил Кеннеди, – наше право, а не молчаливое согласие, и мы полны решимости сохранить это право при любом риске». Но не прошло и двух месяцев после встречи в Вене, как разразился острый кризис, получивший название Берлинского.

Он не был случайным. Известно, что мирного договора с Германией не существовало и новые западные границы СССР, Польши и Чехословакии не имели поэтому достаточно прочной юридической основы. Возникшие на немецкой земле два государства ФРГ и ГДР не входили еще в Организацию Объединенных Наций и враждовали друг с другом. ФРГ стала важным участником военного блока НАТО, тогда как ГДР вошла в военную организацию Варшавского договора. Советский Союз имел дипломатические отношения с ФРГ, но западные страны отказывались установить дипломатические отношения с ГДР, как и правящая партия ФРГ – Христианско-демократический союз, которая не признавала германских границ. Но, несмотря на враждебные отношения, между ФРГ и ГДР не существовало обычной государственной границы, а имелась «секторальная» граница, установленная в 1945 году союзниками при разделении Германии на зоны оккупации. Они не препятствовали передвижению немцев из одной Германии в другую. Чисто символическими являлись и границы между Западным и Восточным Берлином. Город имел единую систему транспорта и единое коммунальное хозяйство. Многие граждане Восточного Берлина работали в Западном и наоборот. Для перехода из одной части города в другую не требовалось никаких документов.

Сложившееся положение создавало больше трудностей для Восточной, а не для Западной Германии. Восточная Германия и в прошлом была менее развитой в экономическом отношении. Эта часть страны сильнее пострадала от военных действий в 1944–1945 годах и от репарационных платежей. Общий уровень жизни в ГДР был ниже, чем в ФРГ. Власти Восточной Германии не слишком огорчались, когда с Востока на Запад уходили бывшие промышленники, крупные и средние землевладельцы, богатые крестьяне, недовольные происходящими в ГДР социальными преобразованиями. Все чаще, однако, из ГДР в ФРГ уходили квалифицированные рабочие и дипломированные специалисты. Иногда около ¹/₃ выпускников технических вузов ГДР уходили жить и работать в ФРГ, где они получали значительно более высокую заработную плату. Такая «утечка умов» была заметной потерей для ГДР. Как и в других социалистических государствах, в ГДР существовали низкие розничные цены на основные продукты потребления. Многие жители ФРГ считали выгодным для себя покупать эти товары в ГДР. Особенно много покупок такого рода делали жители Западного Берлина. Так как низкие цены на потребительские товары субсидировались из государственного бюджета, экономика ГДР терпела слишком большие убытки. По подсчетам экономистов, общие потери страны из-за открытых границ составляли до 15 млрд марок в год.

Особое положение сложилось в Берлине, высшая власть в котором принадлежала после войны военным комендантам СССР, США, Англии и Франции. При образовании ГДР Восточный Берлин стал столицей нового государства. ФРГ не могла поступить аналогичным образом, так как Западный Берлин находился на территории ГДР. Тем не менее ФРГ претендовала на то, чтобы Западный Берлин входил в состав ФРГ на правах одной из «земель». Большинство населения Западного Берлина поддерживало эти притязания, что нашло отражение и в Конституции ФРГ и Западного Берлина. В Западном Берлине располагались некоторые учреждения ФРГ, здесь действовали те же партии и те же правовые нормы. В экономическом и культурном отношениях он был частью ФРГ. Но общий юридический статут города не был четко определен, и Западный Берлин не избирал своих представителей в бундестаг ФРГ. При утверждении Конституции ФРГ и Западного Берлина западные державы сделали оговорки об особом статуте Западного Берлина, ни США, ни Англия, ни Франция не поддерживали безоговорочно притязаний ФРГ на Западный Берлин. Н. С. Хрущев предложил разрубить этот гордиев узел, подписав мирный договор с двумя Германиями на основе фактически сложившихся границ. Западный Берлин Хрущев предлагал объявить самоуправляющимся «вольным» городом, существование и внешние связи которого будут гарантированы великими державами. Это предложение не встретило поддержки на Западе. Тогда Хрущев заявил, что СССР должен будет подписать с ГДР сепаратный договор и после этого сложить с себя полномочия оккупационной державы. Хрущев ссылался на недавний прецедент – на сепаратный договор США и Англии с Японией, который, однако, не был подписан СССР, КНР, Индией и Бирмой, которые участвовали в войне с Японией.

Западные державы весьма неприязненно встретили заявление Хрущева. До сих пор связь с Западным Берлином обеспечивалась советскими властями, а не властями ГДР, которая не имела дипломатических отношений с большинством западных стран. Необходимость просить у властей ГДР разрешения на доступ в Западный Берлин казалась для США, Англии и Франции унизительной и недопустимой. Раздавались голоса, что в случае ухода СССР из ГДР западные страны должны будут «прорываться силой» в Берлин. В любом случае изменение статус-кво грозило непредсказуемыми международными осложнениями.

Встреча в Вене показала, что вопрос о мирном договоре нельзя решить быстро. Однако Хрущев пришел к выводу, что СССР способен оказать давление на западные страны, чтобы помочь ГДР установить строгий пограничный контроль. Германский вопрос стал темой нескольких выступлений Хрущева. На вечере в Кремле в честь выпускников военных академий Хрущев заявил: «Мы подпишем мирный договор, а нашим вооруженным силам дадим приказ, чтобы любой агрессор, если он поднимет руку на Советский Союз или на наших друзей, получил бы достойный отпор»[138]138
  Правда. 1961. 9 июля.


[Закрыть].

3 августа 1961 года Советское правительство направило западным державам близкое к ультиматуму требование: «В течение этого года так или иначе должен быть решен вопрос о заключении германского мирного договора и об урегулировании на его основе положения в Западном Берлине»[139]139
  Там же. 5 авг.


[Закрыть].

7 августа Хрущев выступил по телевидению и, упомянув об угрозах западных деятелей «прорываться силой» в Берлин, заявил, что ввиду опасности сложившегося положения Советскому Союзу, возможно, придется увеличить численность армии на западных границах СССР и призвать часть резервистов, чтобы обеспечить полный состав советских дивизий. Военные, протестовавшие против сокращения Вооруженных Сил СССР на ¹/₃, могли быть довольны. Когда умер Сталин, общая численность Вооруженных сил СССР приближалась к 6 млн человек, но к середине 1961 года она сократилась в соответствии с принятым законом до 2,4 млн. Теперь армия могла снова увеличить свою численность. Выступление Хрущева обострило общее положение в Европе; в Вооруженных силах НАТО объявлялась повышенная боеготовность. Тем временем в Москве прошло краткое совещание представителей стран Варшавского договора, призвавшее ГДР установить па границах республики «порядок, предотвращающий подрывную деятельность против стран социалистического лагеря». 12 августа Совет министров ГДР постановил ввести строгий контроль на границах республики. Граница между ГДР и ФРГ была закрыта, и все пути сообщения через нее взяты под строгий контроль. Для ее перехода нужен был особый пропуск. Вокруг всего Западного Берлина быстро возводилась высокая стена с колючей проволокой и небольшим количеством пропускных пунктов. Движение городского транспорта изменялось, а доступ граждан из Западного Берлина в Восточный и обратно стал возможен лишь при наличии удостоверения и пропуска.

Принятые в ГДР меры вызвали бурные протесты на Западе. Кеннеди проводил срочные консультации. Американцы перебрасывали парашютно-десантные войска в Европу. В армию ФРГ призывали резервистов, немецкие войска подошли ближе к границе. Вице-президент США Л. Джонсон вылетел в Западный Берлин, где было сделано несколько попыток разрушить воздвигаемую стену, которая тут же восстанавливалась. В Берлине с одной стороны воздвигнутой стены стояли американские, а с другой – советские танки. Это был серьезный военно-политический кризис, однако в самый разгар событий Хрущев покинул Москву и направился на совещание секретарей обкомов на Украину.

Логика развития двух германских государств с неизбежностью вела к установлению более строгого пограничного контроля. Но для этого незачем было возводить громадную стену, ставшую впоследствии символом разобщенности не только между двумя Германиями, но и между Востоком и Западом.

В конце концов удалось смягчить политический кризис. Западным странам пришлось принять к сведению существование не только строгого пограничного контроля на границах ГДР, но и Берлинской стены, так как эти меры проводились в пределах компетенции ГДР и не нарушали связей Западного Берлина с Западом. С другой стороны, и Хрущев «забыл» о своей угрозе – подписать окончательный мирный договор с ГДР. Сначала он несколько раз «продлил» срок его действия, а затем вообще перестал говорить об этом.