Текст книги "Никита Хрущев"

Весной 1962 года Хрущев в кругу особо доверенных лиц поставил вопрос об обеспечении безопасности Кубы, над которой, по его мнению, нависла угроза со стороны США, посредством размещения на острове советских ядерных ракет. Известно, что ЦРУ организовало ряд покушений на Фиделя Кастро, поддерживало кубинских эмигрантов. Хрущев решил, что это свидетельствует о намерении Соединенных Штатов организовать интервенцию на Кубу. Бывший министр иностранных дел А. А. Громыко вспоминает:

«20 мая 1962 года Н. С. Хрущев возвращался в Москву из Болгарии, где находился с дружественным визитом. Я сопровождал его в поездке и поэтому летел с ним обратно в том же самолете. Когда мы уже некоторое время находились в полете, Хрущев вдруг обратился ко мне:

– Я хотел бы поговорить с вами наедине по важному вопросу.

Никого рядом не было. И я понял, что речь пойдет о чем-то действительно очень важном. Хрущев не любил “узких” бесед на политические темы и нечасто их проводил. О чем же он будет говорить со мной? Я решил, что у него созрела или созревает какая-то новая мысль, которой ему необходимо поделиться с человеком, занимающимся по долгу службы внешними делами. В прогнозе я не ошибся. Хрущев сделал важное сообщение:

– Ситуация, сложившаяся сейчас вокруг Кубы, является опасной. Для спасения ее как независимого государства необходимо разместить там некоторое количество наших ядерных ракет. Только это может спасти страну. Вашингтон не остановит прошлогодняя неудача вторжения на Плайя-Хирон. Что вы думаете на этот счет?

Он ожидал ответа. Вопрос был неожиданным и нелегким. Подумав, я сказал:

– Операция на Плайя-Хирон, конечно, представляла собой агрессивную, организованную США акцию против Кубы. Но я знаком с обстановкой в США, где провел восемь лет. В том числе был там, как вы знаете, и послом. Должен откровенно сказать, что завоз на Кубу наших ядерных ракет вызовет в Соединенных Штатах политический взрыв. В этом я абсолютно уверен, и это следует учитывать.

Не скажу, что мое мнение понравилось Хрущеву. Ожидал я, что, выслушав такие слова, он может вспылить. Однако этого не случилось. Вместе с тем я ощутил определенно, что свою позицию он не собирается изменять. Помолчали. А потом он вдруг сказал:

– Ядерная война нам не нужна, и мы воевать не собираемся.

Сказал твердым голосом, и я почувствовал, что эта формулировка, как и первая, была обдуманной. Обратил я только внимание на то, что высказал он ее не сразу вслед за первой. Но как только я ее услышал, то на сердце стало легче. Даже голос Хрущева, мне показалось, стал помягче.

Я молчал. К уже сказанному добавлять ничего не хотелось. А Хрущев после некоторого раздумья в заключение разговора сказал:

– Вопрос о завозе советских ракет на Кубу я поставлю в ближайшие дни на заседании Президиума ЦК КПСС.

Он это вскорости и сделал.

Обращало на себя внимание то, что Хрущев свои мысли высказывал мне, а затем и на заседании Президиума без признаков какого-то колебания. Из этого я сделал вывод, что по крайней мере с военным руководством страны он этот вопрос согласовал заранее. По тому, как держался на заседании министр обороны СССР маршал Р. Я. Малиновский, чувствовалось, что он поддерживает предложение Хрущева безоговорочно.

Вопрос о размещении советских ракет на Кубе был поставлен на обсуждение Президиума ЦК КПСС, и предложение Хрущева участники заседания единодушно поддержали. В итоге можно сказать следующее:

1) Хрущев не воспринимал доводов против размещения советских ракет на Кубе и считал, что это обязательно должно быть сделано;

2) он считал, что Советский Союз не должен и не будет доводить дело до ядерного столкновения.

Второго положения на заседании он не высказывал. Но с отдельными членами Президиума о нем говорил. Конечно, все это не устраняло риска возникновения ядерной войны, так как мы ведь не знали точных намерений американской стороны»[149]149
  Громыко А. А. Карибский кризис: О гласности теперь и скрытности тогда // Известия. 1989. 15 апр.


[Закрыть].

На заседании в конце мая 1962 года, где присутствовали члены Президиума ЦК Козлов и Микоян, кандидат в члены Президиума Рашидов, министр иностранных дел Громыко, маршалы Малиновский и Бирюзов, а также недавно вновь назначенный послом на Кубу Алексеев, Н. С. Хрущев предложил тайно от американцев установить на острове ракеты, которые станут гарантом его безопасности. Министр обороны Малиновский и маршал Бирюзов, командовавший ракетными войсками стратегического назначения, безоговорочно поддержали этот план. А. И. Микоян выразил сомнение в том, что кубинские руководители согласятся с предложением Хрущева. Решено было отправить на остров делегацию, которую возглавили Бирюзов и Рашидов, чтобы на месте узнать отношение Кастро к инициативе Москвы.

Делегация прибыла на Кубу и получила полное согласие со стороны ее руководителей. Находившийся в ее составе под именем инженера Петрова маршал Бирюзов при помощи специалистов приступил к определению мест, где предстояло разместить ракеты таким образом, чтобы они остались незамеченными для аэрофотосъемки.

В июле 1962 года в Москву прибыла военная делегация Кубы во главе с Раулем Кастро. Она вела переговоры с военными руководителями СССР о предоставлении Кубе военной помощи. Переговоры шли долго, а 3 и 8 июля в них принимал участие и Н. С. Хрущев. Можно с уверенностью предположить, что именно в эти дни было принято решение и согласованы детали отправки на Кубу ракет среднего радиуса с ядерными боеголовками и бомбардировщиков, способных нести атомные бомбы. Когда необходимое оборудование готовили к отправке на Кубу, когда на советские корабли грузили это грозное оружие и они один за другим отплывали в далекий путь со своим смертоносным грузом, Хрущев предпринял самую продолжительную поездку по стране за все время пребывания у власти. Несомненно, что она имела характер отвлекающего маневра. Хрущев побывал в Петрозаводске, в Мурманске и Мурманской области, присутствовал на учениях военных кораблей Северного флота, в которых принимали участие и первые советские атомные подводные лодки. Из Мурманска Хрущев вылетел в Архангельск. Он никогда раньше не был в северных областях Советского Союза. С севера Хрущев проехал на юг – сначала в Тульскую и Орловскую, а затем в Курскую область. Он осмотрел стройки на Курской магнитной аномалии и провел день в своей родной Калиновке, пригласив сюда с Украины Подгорного и Щербицкого, а из Москвы Полянского, чтобы показать им процветающее хозяйство Калиновского колхоза. В конце июля Хрущев побывал на Украине – в Кременчуге, Днепропетровске, Херсоне и в сельских районах, большую часть августа он отдыхал в Крыму и на государственной даче на мысе Пицунда возле города Гагры. У Хрущева гостили и король Афганистана Муххамед Захир-Шах, и глава ГДР Вальтер Ульбрихт, и исполняющий обязанности Генерального секретаря ООН У Тан, и американский фермер Р. Гарст. Но самая важная встреча была у Хрущева с кубинскими лидерами Э. Че Геварой и Э. Арагонесом. Операция по переброске на Кубу ракетного и атомного оружия шла в августе 1962 года полным ходом. Вскоре после отдыха в Пицунде Хрущев вылетел в Среднюю Азию, где знакомился с предприятиями Туркмении, Таджикистана и целую неделю провел в Узбекистане. Только 10 октября, когда советские ракеты уже находились на Кубе и шла быстрая работа по устройству пусковых площадок, а также сборка поставленных по частям бомбардировщиков «Ил-28», Н. С. Хрущев вернулся в Кремль.

Сообщения о советской военной помощи обеспокоило американских политиков и военных. Наблюдение американской разведки за Кубой было усилено. Вскоре стало очевидно, что Советский Союз сооружает на Кубе стартовые площадки для зенитных управляемых ракет (ЗУР), которые считаются оборонительным оружием. Велось интенсивное строительство крупного рыбацкого поселка, под видом которого, как полагало американское ЦРУ, СССР создает крупную судоверфь и базу для советских подводных лодок. Американское правительство не только выразило свою «озабоченность» через посла СССР А. Добрынина, но провело в районе Кубы крупные маневры, в которых участвовало 45 военных кораблей и 10 тысяч морских пехотинцев. Увеличилось число разведывательных полетов «У-2», непрерывно фотографировавших территорию Кубы, что можно было делать, не нарушая воздушного пространства острова. Президент Кеннеди попросил Конгресс разрешить призыв в армию 150 тысяч резервистов. 4 сентября он сделал публичное предостережение о том, что США ни при каких условиях не потерпят размещения на Кубе ракет «земля – земля» и других видов наступательного оружия.

Позднее в своих мемуарах Хрущев был вынужден признать, что СССР недооценил эффективность американской военной разведки. «Наши органы безопасности, – вспоминал он, – заверили нас, что секретность соблюсти можно, даже вопреки тому, что американские самолеты постоянно совершали полеты над Кубой. Предположительно, пальмовые деревья должны были помешать увидеть наши ракеты с воздуха… Люди из безопасности ошиблись»[150]150
  Мемуары Хрущева: часть третья // Известия. 1990. 26 сент.


[Закрыть].

Поставляя на Кубу ракеты и бомбардировщики, СССР не нарушал норм международного права, так как Куба являлась суверенным государством и характер оказываемой ей военной помощи определялся лишь компетенцией СССР и Кубы. Создавая военные базы на территории Турции, Японии, Норвегии, Ирана, Италии или ФРГ и размещая в непосредственной близости от советских границ ракеты и бомбардировщики с ядерным оружием, Соединенные Штаты не испрашивали разрешения СССР. Американская ракета, запущенная с турецких баз, достигла бы любой цели на европейской части СССР менее чем за 10 минут, тогда как советские межконтинентальные ракеты достигли бы территории США примерно за 25 минут. Соединенные Штаты могли использовать против СССР ракеты и носители всех видов и радиусов действия, тогда как СССР мог использовать против США только самые крупные межконтинентальные ракеты. Военно-стратегического паритета между нашими странами в начале 60-х годов не существовало, и именно это обстоятельство породило мысль о создании ракетных установок на Кубе, т. е. примерно в 90 милях от берегов США. Тем самым предполагалось устранить дисбаланс в размещении ядерного оружия.

Однако Хрущев и его советники и союзники недооценили решимости и возможностей США противостоять появлению советских ракетных баз в Западном полушарии. Ибо, кроме норм международного права, существовала так называемая доктрина Монро, главный принцип которой определялся словами: «Америка для американцев». Эта доктрина была в одностороннем порядке провозглашена еще и 1823 году президентом США Д. Монро с целью предотвратить восстановление испанского господства в Латинской Америке.

«Американские континенты, – указывалось в послании Д. Монро Конгрессу, – ввиду свободного и независимого положения, которого они добились и которое они сохранили, не должно рассматривать впредь в качестве объекта для будущей колонизации любой европейской державы»[151]151
  Большая советская энциклопедия. М., 1974. Т. 16. С. 541.


[Закрыть].

Естественно, что доктрина Монро не признавалась как норма международного права европейскими государствами ни в XIX, ни в XX веке, так как многие из них еще сохраняли в Западном полушарии свои колонии или зависимые территории. Не признавала ее и Россия, владевшая Аляской и претендовавшая на некоторые территории к югу от нее. Не признавали доктрины Монро и многие государства Латинской Америки, оказавшиеся постепенно в экономической и политической зависимости от США. Но для США доктрина Монро оставалась еще одним из главных принципов внешней политики, и правящие круги Соединенных Штатов были готовы идти на риск большой войны, чтобы предотвратить создание советских военных баз на Кубе.

Советское руководство оставило без внимания демарш президента США и маневры американского флота. А. Добрынин просил Роберта Кеннеди заверить своего брата, что на Кубе не будут установлены ракеты типа «земля – земля». 12 сентября в советских газетах появилось «Сообщение ТАСС», в котором можно было прочесть: «Правительство СССР уполномочило ТАСС заявить, что Советскому Союзу не требуется перемещения в какую-либо другую страну, например на Кубу, имеющихся у него средств для отражения агрессии, для ответного удара. Наши ядерные средства являются настолько мощными по своей взрывной силе и Советский Союз располагает настолько мощными ракетоносителями для этих зарядов, что нет нужды искать место для их размещения где-то за пределами СССР».

То же самое говорилось и в личном послании Хрущева Д. Кеннеди. Хрущев писал, что президент США может быть уверен, что ни при каких обстоятельствах ракеты «земля – земля» на Кубу не будут посланы.

В конце сентября и в начале октября в районе Кубы сильная облачность не позволяла проводить фоторазведку. Это облегчало скрытное и срочное сооружение пусковых установок. Хрущев и Кастро рассчитывали, что все работы будут закончены раньше, чем разведка США обнаружит, каким именно оборонительным оружием располагает теперь Куба. Как откровенно писал позднее в своих мемуарах Хрущев: «Этой силы было достаточно, чтобы разрушить Нью-Йорк, Чикаго и другие промышленные города, а о Вашингтоне и говорить нечего. Маленькая деревня»[152]152
  Хрущев Н. С. Мемуары. Ч. 2 (Хрущев вспоминает). Гамбург, 1971. С. 496.


[Закрыть].

Различного рода слухи о ракетах на Кубе и ведущихся здесь крупных строительных работах доходили и до американцев. Но у них не было ясных доказательств. Только 10 октября американцы смогли возобновить фоторазведку, и полученные в этот день снимки их крайне обеспокоили. Они увидели автомобильные дороги там, где десять дней назад имелись лишь джунгли. Кеннеди приказал расширить фоторазведку, но на Кубу обрушился еще один тайфун, и новые снимки удалось сделать только 14 октября. Американские самолеты фотографировали Кубу не только с большой высоты, но и с высоты в 130 метров. Тысячи снимков, которые были получены, ясно показывали специалистам, что речь идет уже не о зенитных ракетах, а о ракетах «земля – земля», способных нести ядерное оружие. Новые фотографии, полученные 17 октября, позволяли увидеть несколько новых пусковых площадок, на которых располагались 16 или 32 ракеты, дальность которых, по заключению экспертов, составляла более тысячи миль. Еще раньше Кеннеди создал особый военно-политический штаб – Исполнительный комитет Национального совета безопасности, все члены которого уже не сомневались в грозящей Америке опасности и требовали ответных действий, но еще расходились во мнениях об их характере и масштабах. Джон Кеннеди и его брат Роберт выступали за полную морскую блокаду Кубы. Военные лидеры настаивали, однако, на массированной бомбардировке всех пусковых установок, на которых уже проводился монтаж ракет, доставленных ранее. Войска и авиация стягивались в районы, максимально приближенные к Кубе, но президент США временно отклонил предложение о немедленной военной атаке, приказав, однако, начать блокаду. Советский Союз продолжал утверждать, что на Кубе нет никаких ракет, а полученные военной разведкой и ЦРУ фотоснимки были убедительным свидетельством для американских военных, но не для мирового сообщества, которое не исключало возможности фальсификаций.

В Карибском регионе была развернута армада из 180 военных кораблей. Американские войска во всем мире приводились в состояние повышенной готовности. Берлинский гарнизон предпринимал маневры. Атомные подводные лодки с ракетами «Поларис» изменили свои курсы в соответствии с полученными секретными приказами. Бомбардировщики стратегической авиации на всех базах поднялись в воздух с полной ядерной нагрузкой, и как только один из них приземлялся для заправки и отдыха, другой взлетал. На Флориде были развернуты шесть дивизий, дополнительные войска перебрасывались на военную базу в Гуантанамо на Кубе. 22 октября президент США Д. Кеннеди выступил по телевидению. Он объявил о блокаде Кубы и некоторых других принятых мерах и о причинах, которыми были вызваны действия США. «Это лишь первый шаг, – заявил Кеннеди. – Пентагон получил приказ к проведению дальнейших военных мер». Речь Кеннеди, продолжавшаяся около 20 минут, повергла не только США, но все западные страны в состояние нервного ожидания. Военный министр США Р. Макнамара готовил бомбардировку и оккупацию Кубы, что требовало, по его подсчетам, 250 тысяч солдат, 90 тысяч бойцов морской пехоты и десантников и более ста десантных судов.

Конечно, Хрущев немедленно узнал о выступлении Кеннеди. Советская разведка докладывала ему о всех военных приготовлениях США. Хотя в Кремле, так же как и в Белом доме, шли непрерывные совещания политиков и военных, советские средства информации ничего не сообщили 23 октября о выступлении Кеннеди и о блокаде Кубы. Все работы по установке ракет на Кубе проводились круглосуточно, но для их окончания и приведения ракет в боевую готовность требовалось еще несколько дней. Хрущев хотел иметь на Кубе мощную ракетную базу, но он не хотел войны, опасность которой возрастала. Для него важнее всего было в эти дни понять, являются ли действия США блефом или же американцы действительно готовятся нанести мощный удар по Кубе и советским ракетным установкам.

24 октября Советское правительство заявило решительный протест против блокады Кубы и других военных мероприятий США. СССР просил немедленно созвать Совет Безопасности ООН. Министр обороны СССР приказал привести Вооруженные силы страны в состояние повышенной боевой готовности, отменить отпуска и задержать демобилизацию старших возрастов. Советский Союз продолжал отрицать наличие на Кубе наступательного оружия, заявляя, что там находится только оружие, необходимое для обороны, и что «с требованием об удалении этой техники не может согласиться ни одно государство, дорожащее своей независимостью». На Кубе Фидель Кастро объявил о проведении всеобщей мобилизации. На срочно созванном заседании Совета Безопасности представитель СССР В. Зорин решительно отрицал наличие на Кубе ракет с ядерным оружием. Как можно было прочесть в советских газетах, В. Зорин «разоблачил извлеченные из кучи всякого хлама сотрудниками государственного департамента США утверждения о так называемом установлении советских ракетных баз на Кубе». В это время в пути находилось более 20 советских кораблей, и первые из них приближались к линии блокады. Хрущев вел себя спокойно и вечером 23 октября посетил Большой театр, понимая, что за океаном внимательно следят за каждым его шагом.

«Оставалась, – отмечает А. А. Громыко, – в тот момент еще одна задача: успокоить общественность. Но как? И вот тут Хрущев проявил завидную находчивость. Он предложил в высшей степени оригинальное решение.

Утром на заседании Президиума ЦК КПСС в тот день, когда никто ни о чем, кроме как о сложностях и об опасном состоянии отношений с Соединенными Штатами, и думать не мог, когда каждое сообщение из Вашингтона или Гаваны изучалось с самым пристальным вниманием… Хрущев вдруг предложил: “А не пойти ли членам Президиума сегодня вечером в театр? Давайте покажем и нашему народу, да и всему миру, что у нас обстановка все же спокойная”.

Такое предложение первоначально несколько удивило присутствующих. Но потом, когда все поняли заложенный в нем смысл, его охотно приняли. Что шло тогда в театре, не помню. Да, наверное, никто из присутствующих членов Президиума не очень внимательно интересовался тем, что происходит на сцене. Опера, балет или драма – для всех было все равно. Думали все о том, что делается там, в Западном полушарии. Но все честно и спокойно сидели, аплодировали, как полагается завзятым театралам.

На следующий день сообщение о том, что все члены Президиума ЦК КПСС побывали на спектакле, опубликовали газеты. Оно эффектно сыграло свою роль. Можно сказать, что сработало успокаивающе лучше, чем тысячи самых искусных лекторов»[153]153
  Громыко А. А. Карибский кризис: О гласности теперь и скрытности тогда.


[Закрыть].

К сожалению, такое ложно-значительное многословие является вообще характерным для воспоминаний Громыко. Историк напрасно стал бы искать в них информацию о его директивах послам в кризисных ситуациях или о расстановке сил в руководстве страны. Зато в них без труда можно найти почти все слегка подновленные идеологические штампы, оформлявшие в недавнем прошлом советскую внешнюю политику.

Президент США направил Хрущеву письмо с призывом соблюдать правила блокады. Кеннеди писал, что США не намерены открывать огонь по советским кораблям. «Мое желание, чтобы оба мы держались осмотрительно и не допускали, чтобы события осложнили положение и еще более затруднили контроль над ним». Это послание не было опубликовано в СССР, как и призыв У Тана приостановить перевозку оружия на Кубу. Аналогичный призыв исходил и от 89-летнего английского философа Бертрана Рассела. Кеннеди получил сообщение о появлении в Карибском море советских подводных лодок, что являлось серьезной угрозой для американских авианосцев.

Утром 24 октября два советских судна приблизились к линии блокады в 500 милях от Кубы. Их прикрывала подводная лодка. Навстречу шел авианосец «Эссекс» с вертолетами, оснащенными для борьбы с подводными лодками. Р. Макнамара отдал приказ – в случае необходимости атаковать советскую подводную лодку глубинными бомбами со слабыми зарядами, чтобы заставить ее всплыть на поверхность. Но Хрущев не хотел рисковать и приказал советским судам остановиться на линии блокады, предложив Кеннеди срочную встречу в верхах. Кеннеди отметил, что он готов встретиться с Хрущевым, но только после устранения с Кубы советских ракет. Воздушная разведка показывала, что они будут готовы к действию через несколько дней. Над Кубой дважды в день низко пролетали эскадрильи из восьми американских самолетов. Другие самолеты непрерывно следили за советскими подводными лодками. Новые советские корабли, приближаясь к линии блокады, останавливались в океане, однако некоторые получили приказ лечь на обратный курс. Монтаж ракетных установок и бомбардировщиков продолжался. Один из американских самолетов был сбит, и летчик погиб. Хрущев опасался, что Кастро может предпринять какой-либо неосмотрительный и опасный шаг. В своих первых посланиях к Кеннеди Хрущев придерживался угрожающего тона. Он называл действия американского президента «чистейшим бандитизмом», «безумием выродившегося империализма» и заявлял, что СССР не будет считаться с блокадой и сумеет защитить свои права.

Напряжение нарастало. 26 октября Кеннеди отдал приказ о подготовке к вторжению на Кубу. Узнав о гибели американского летчика, он приказал увеличить в несколько раз число самолетов, проносящихся над Кубой. Вечером 26 октября Кеннеди получил от Хрущева новое письмо, составленное в иных выражениях. Оно не появлялось в советских газетах. Письмо было продиктовано лично Хрущевым и даже не отредактировано. Советский премьер убедился теперь, что США не блефуют и что мир оказался на краю пропасти. Теперь и Хрущев просил Кеннеди проявить сдержанность, ибо «если разразится война, то остановить ее будет не в нашей власти. Я сам участвовал в двух войнах и знаю, что война кончается только после того, как прокатится по городам и селам, сея повсюду смерть и разрушения».

Хрущев не отрицал теперь, что на Кубе имеются советские ракеты. Он утверждал, что американская блокада поэтому не имеет смысла, так как все оружие уже доставлено на Кубу. Но ракеты находятся под контролем советских офицеров и не будут использованы для нападения на США, но только для содействия обороны Кубы. «В этом отношении, – писал Хрущев, – вы можете быть спокойны. Мы находимся в здравом уме и прекрасно понимаем, что если мы нападем на вас, то вы ответите нам тем же. Но тогда это обернется и против нас, и я думаю, что вы это тоже понимаете. Из этого следует, что мы люди нормальные. Как же мы можем допустить, чтобы произошли те несуразные действия, которые вы нам приписываете? Только сумасшедшие могут так поступать или самоубийцы, желающие и сами погибнуть, и весь мир перед тем уничтожить». Однако из мемуаров самого Хрущева позднее стало известно, что позиция, которую он называл «сумасшедшей» и «самоубийственной», все же имела место, и тревога Кеннеди, следовательно, была небезосновательной. Хрущев вспоминал: «Мои товарищи по руководству и я поняли, что наш друг Фидель совершенно не представляет, для чего мы поставили ракеты. Мы поставили их не для того, чтобы совершить нападение на Соединенные Штаты, а для того, чтобы не допустить нападения Соединенных Штатов на Кубу. Позднее, когда я принимал Кастро в Советском Союзе, я сказал ему: “Ты хотел начать войну с Америкой. Если бы война началась, мы как-нибудь выжили бы, но Куба наверняка бы существовать перестала. Ее стерли бы в порошок. И все же ты предлагал нанести ядерный удар”. – “Нет, – ответил Кастро, – я не предлагал”. – “Фидель, – вмешался переводчик, – ты же сам мне об этом говорил”. – “Нет”, – отбивался Фидель. Мы проверили стенограммы. Переводчик сказал: “Смотри, вот здесь – слово «война», здесь – «взорвать»”. Фидель был смущен»[154]154
  Мемуары Хрущева: часть третья // Известия. 1990. 2 сент.


[Закрыть].

Хрущев предлагал Кеннеди снять блокаду и дать обязательство не вторгаться на Кубу. В этом случае СССР заберет или уничтожит доставленное на Кубу ракетное оружие. Хрущев писал: «Мы с вами не должны тянуть за концы каната, на котором вы завязали узел войны, потому что чем крепче мы оба будем тянуть, тем сильнее стянется узел, и придет время, когда узел будет так туго стянут, что даже тот, кто связал его, не в силах будет развязать, и придется разрубить… Давайте не только перестанем тянуть за концы каната, но примем меры к тому, чтобы узел развязать. Мы к этому готовы»[155]155
  Кеннеди Роберт. 13 дней (Свидетельство о кубинском кризисе). Париж, 1969. С. 58–60. (На рус. языке).


[Закрыть].

Это письмо было явным шагом к компромиссу. Правда, уже на следующее утро, еще не получив ответа от Кеннеди, Хрущев направил ему новое послание, в котором требовал, чтобы американцы убрали свои ракеты с турецкой территории. Он предлагал провести в течение 2–3 недель переговоры с США по всему комплексу возникших проблем. Это не устраивало Кеннеди, и он ответил только на полученное вечером 26 октября письмо, оставив без внимания следующее. Кеннеди заявлял о готовности США снять блокаду и о том, что США не будут нападать на Кубу, если из этой страны Советский Союз уберет наступательное оружие. Одновременно, используя более конфиденциальные каналы, Кеннеди заверил Хрущева, что США уберут свои ракеты из Турции, но позднее – после ликвидации кризисной ситуации. Но в любом случае Кеннеди требовал немедленного прекращения всех работ по установке ракет на Кубе и удаления с нее под наблюдением ООН всего наступательного оружия. В конфиденциальном порядке он давал понять Хрущеву, что даже при желании президент США не в состоянии слишком долго сдерживать более жесткую реакцию американских властей на действия СССР. Послание Кеннеди от 27 октября было опубликовано в советской печати, что являлось, в сущности, официальным признанием присутствия советских ракет на Кубе. Не без внутреннего сопротивления и, возможно, не без борьбы внутри руководства, но Хрущев принял предложение Кеннеди. У него оставалось мало времени и очень небольшой выбор – или военные действия, или уступка. И он решил уступить. В письме от 28 октября Хрущев заявлял: «Я отношусь с пониманием к вашей тревоге и тревоге народов США в связи с тем, что оружие, которое вы называете наступательным, действительно является грозным оружием. И мы понимаем, что это за оружие».

Хрущев писал далее, что коль скоро США заявляют, что не совершат нападения на Кубу, то и мотивы, побудившие СССР поставить Кубе новое оружие, отпадают. Налицо все необходимое для ликвидации конфликта. Поэтому Советское правительство отдало распоряжение о демонтаже, упаковке и возвращении в СССР всего этого оружия.

Это был решающий день и шаг в ликвидации Кубинского кризиса. Обмен посланиями между Кеннеди и Хрущевым происходил помимо Ф. Кастро, который получал информацию от посла СССР на Кубе А. И. Алексеева. Но Кастро не считал заверения американского президента достаточной гарантией. Он требовал прекращения полетов разведывательных самолетов США, снятия торгового эмбарго и ликвидации Гуантанамо – военно-морской базы США на территории Кубы. Разумеется, у ООН не было экспертов по ракетам. Чтобы не оставлять никаких сомнений в своем миролюбии, Хрущев разрешил американским специалистам осмотреть советские корабли.

В ночь на 28 октября Советское правительство без консультаций с Кастро решило принять условия Кеннеди, по которым в обмен на демонтаж и вывоз советских ракет американцы обязались не нападать на Кубу и удержать от подобных действий своих союзников. США также негласно согласились убрать свои ракеты с территории Турции и уменьшить военное присутствие на военной базе Гуантанамо.

«Последнее письмо Председателя Совета министров СССР Н. С. Хрущева, – вспоминает Алексеев, – было передано открытым текстом по Московскому радио. Позднее, во время визита Ф. Кастро в СССР в мае 1963 года, Хрущев рассказывал, что такая поспешность была вызвана полученными из США достоверными данными о принятом американским военным командованием решения начать 29 или 30 октября бомбардировку советских ракетных установок и кубинских военных объектов с последующим вторжением на остров. Хрущев сказал, что ночь на 28 октября все члены Президиума ЦК КПСС провели в Кремле, готовя последнее письмо американскому президенту. По его словам, текст послания начал передаваться по радио, когда его конец еще не был отредактирован. Поэтому, говорил Хрущев, у советского руководства не оставалось времени, чтобы согласовать свое решение с Гаваной: мир висел на волоске»[156]156
  Алексеев А. И. Карибский кризис. Как это было // Эхо планеты. 1988. № 33. С 32.


[Закрыть].

Кастро, однако, тогда не поддержал решение советского руководства. Он избегал встреч с А. И. Алексеевым, проводя в то же время совещания с кубинскими военачальниками и выступая на митингах с призывами «крепить единство» и «быть готовыми к отпору». В это же время Кастро предъявил США весьма радикальные «Пять требований кубинского народа», которые американцы не стали даже рассматривать. СССР формально поддержал эти требования о немедленном прекращении всех форм давления на Кубу, но не стал настаивать на том, чтобы они легли в основу переговоров с США. В этих условиях позиция Кастро, фактически блокировавшего достижение окончательной договоренности, ставила под угрозу мирное преодоление кризиса.

Требовался умелый, авторитетный, пользующийся доверием как кубинского, так и советского руководства посредник, способный придать новый импульс готовым зайти в тупик переговорам. Выбор Хрущева пал на Микояна, который еще в 1959 году немало времени провел на Кубе, где он подписал первые, очень важные для нее торговые договоры и соглашения о хозяйственной помощи молодой республике. Микоян открыл здесь и первую советскую выставку. Он установил личные дружеские отношения с Фиделем Кастро и другими кубинскими руководителями, способствовал нормализации дипломатических отношений между нашими странами.