Текст книги "Слюни"

Все автомобили едут в противоположную сторону. Я бездумно переключаю музыку, даже не вслушиваясь ни в тексты, ни в мотивы. Если кто-нибудь вдруг решит написать саундтрек к моей жизни, то в нём непременно должны быть использованы такие слова, как: "пизда", "саблезубый плоскогруд", "мороженщик", "лизать звёзды" и "козьи саки". Песню следует назвать: Никаких звёзд, Никаких надежд.

Ева предпринимает попытку втянуть меня в разговор. Она рассказывает о том, как прошёл её день на работе, и это почему-то вызывает у меня острое желание завыть.

Я делаю останавливающий жест рукой.

– Без этого. Прошу тебя.

И тогда Ева спрашивает:

– Как ты хочешь провести выходные?

– Я просто хочу, чтобы были тихие, спокойные выходные.

Чего точно никогда не будет, так как по выходным все соседи в доме, где живёт Ева, гудят, как будто завтра конец света. Бухают и поют песни богу всех неприкаянных.

Ева говорит:

– Можно сходить к моим друзьям, ты знаешь их. Хорошие люди. Мы праздновали вместе Новый Год.

Я помню, как кричал на неё в новогоднюю ночь за то, что она выглядит слишком красивой, слишком доступной в платье, которое сам же выбрал для неё. Мне показалось, что один тип, пьяный, разглядывает её. Я собирался кинуть в него стулом, но Ева остановила меня. Все напились и смеялись, не воспринимая мой срыв всерьёз. Помню, как пытался вызвать такси, но ни одна машина так и не доехала до турбазы, на которой мы были.

Я не спрашиваю, кого именно из этих людей она имеет в виду.

– Знаешь, чего бы я хотел в эти выходные? Забраться на самое высокое здание в этом грязном городе с арбалетом и стрелами. Устроиться на крыше удобнее, выбрать наиболее подходящую точку обзора. Чтобы было видно площадь. Или какой-нибудь проспект. Прицелиться и расстрелять сердца всех, кого только увижу. Там, внизу. Я делал бы это до тех пор, пока какой-нибудь молодчик не проделал бы в моей голове дыру размером с дыню. Но знаешь, что меня останавливает? Все крыши в этом городе закрыты. Они под замком, чтобы туда не забрались пьяные студенты. Чтобы они не разбились. Я проверял.

– А ещё, – говорит Ева, – у тебя просто нет арбалета.

Она ведёт машину. Дворники со скрипом сметают снег с лобового стекла. По радио звучит песня, слова такие: "Солнце садится, начинает темнеть. Моё сердце червиво, хочу умереть". Даже когда смеркается, Ева остаётся сидеть за рулём в очках.

Она шепчет:

– Прости.

А потом громче:

– Мне так жаль, что я не могу помочь тебе.

Я хочу сказать, что это не её вина, но почему-то молчу. Просто прибавляю громкость, хотя уже ничего не слышу. Замечаю, как по горящим фонарным столбам, перепрыгивая с одного на другой, скачет Дух. Преследует меня, не желая отставать. Ухмыляется.

Мы сворачиваем к аэропорту, паркуемся подальше от главного входа, но не выходим из машины. Работники в наушниках, одетые в комбинезоны и жилеты, обклеенные светодиодной лентой, подгоняют трапы, возят багаж пассажиров на маленьких смешных машинках. Я ищу среди них того, кто отгоняет птиц с взлётной полосы, но такого нет.

У нас на глазах с грохотом, свистят шасси, садится самолёт. Я думаю о том, что если бы не служба в армии, то вряд ли бы я когда-нибудь полетал на самолёте.

Ева предпринимает последнюю попытку растормошить меня.

– В какую компанию ты пробовался сегодня?

Как будто я проститутка, которая предлагает себя всем подряд.

На собеседованиях меня часто просят назвать три моих сильных качества.

Я образован (Высшее техническое образование).

Я дисциплинирован (Служба в вооружённых силах по призыву).

Я мотивирован (Обучение работе по профессии).

Я отчаянно хочу стать частью общества.

Но Куклы не умеют складывать факты.

Ева спрашивает:

– Скажешь, что за должность?

– Это так важно? – спрашиваю в ответ.

Она задумывается. Потом говорит:

– Нет. Вообще-то нет.

На обратном пути мы попадаем в пробку, так как какой-то автомобиль слетел с проезжей части. Рабочие грузят скомканную груду металла и увозят на эвакуаторе. Темноту разрезают яркие сигнальные огни. Возле машины скорой помощи толпятся медики. Несколько встречных машин тормозят на обочине. Полицейские разгоняют людей.

В прошлый раз, когда мы ездили с Евой смотреть, как взлетают самолёты, она чем-то разозлила меня. Не помню. Но я кричал на неё всю дорогу домой. Я требовал остановиться машину, высадить меня, а то я выпрыгну на ходу. Ева молчала, а я орал на неё, называя самыми худшими из слов. Когда мы всё-таки добрались до дома, она долго не могла отпустить руль, а когда решилась, её руки тряслись, как заведённые. Не знаю, что на меня нашло. Вероятно, мы чудом не угодили в такую же аварию. Кажется, Ева спросила тогда, не хочу ли я поработать контролёром в аэропорту? Им как раз требовались сотрудники на полставки. Меня такой вариант, разумеется, не устраивал. Это было совершенно неприемлемо для человека с высшим образованием. По-моему, всё и так понятно.

Собеседствование

КОМПАНИЯ: «НУТРО В ГРУДИ или ВНУТРЕННОСТИ В СЕЙФЕ».

Слоган (добавленный мной, как покорным слугой своей профессии, настоящим фанатом деревообработки): открути этой суке голову, чтобы посмотреть, что у неё внутри. Это загадка. А вот варианты ответа: пустота, тупость, закладка, северное сияние, морж или другая сука? Ну а если говорить серьёзно: в один из дней посещаю производство, занимающееся изготовлением матрёшек. Крупное, но древнее, как мир. Чахлое. Функционирует ещё со времён Союза. Кукла, женщина за сорок, проводит мне экскурсию по предприятию. Я отнекиваюсь, делая вид, что смущаюсь, хотя на самом деле только по одному её кабинету (обшарпанному, холодному, серому) понимаю: я не хочу проводить здесь ни минутой большего того времени, что уже провёл здесь. Кукла говорит, что кроме матрёшек компания производит шахматы, деревянную посуду «под старину» и бильярдные кии.

– Да вы что? Правда? Как интересно.

– Тогда пойдёмте, – говорит Кукла. – Покажу вам, что тут и как. Чтобы вы знали, что вас ждёт, если вы к нам придёте.

Глядя на неё, понимаю, что она настроена решительно, хотя у меня появляется ощущение, что ей: 1) просто скучно; 2) интересны молодые люди вроде меня; 3) хочется завести меня в тёмный угол и там, прижав мне к горлу стамеску, заставить теребить её дурнушку. Соглашаюсь идти, чтобы сделать ей приятно, я ведь воспитанный человек. А ещё потому, что я всё равно сюда приехал, на другой конец города. И торопиться некуда.

ДОЛЖНОСТЬ: Технолог на производство матрёшек.

– Работа тяжёлая, ответственная, кропотливая, требующая полной выкладки, заинтересованности со стороны соискателя. – Говорит Кукла, проводя мне экскурсию по территории производства. Вокруг ничего приятного: горы опилок-отходов, разруха, унылая цветовая гамма на лицах работников как неоднозначная реакция на моё появление.

Кукла облизывает меня взглядом и добавляет:

– У нас дружный коллектив, некоторые работают здесь десятилетиями. Все знают всё обо всех. Что творится внутри коллектива. Кто на кого заглядывается. Мы как семья.

– Ну конечно, – говорю. – Без этого никуда.

Я смотрю на какого-то беззубого типа-алкоголика, который спит за рулём трактора, но подскакивает при виде нас и начинает судорожно дёргать рычаги в кабине. Я думаю: если они все – семья, то кто он, этот тип? Отец семейства? Брат? Спасибо, мне не нужны такие родственники. Лучше одному, чем в такой семье. На ум приходит Чарльз Мэнсон.

ОБЯЗАННОСТИ:

– Нужно следить за соблюдениями технических дисциплин, выполнением плана, – объясняет Кукла. – Заботиться о сроках сдачи продукции. Мотивировать персонал. Поднимать производство вообще. Видите, в каком оно состоянии? Всё потому, что прежний технолог недобросовестно выполнял свои должностные обязанности. А вообще работа многоплановая, интересная. Скучать не придётся. Нужно будет считать нормы расхода материала, загруженность оборудования. Заказ материалов это тоже ваши обязанности.

– Не много ли для одного человека? – спрашиваю без шуток. – Этих обязанностей хватит раскидать на троих-четверых человек. Согласитесь: столько надежд на одного технолога это не разумно. Сильное давление, большая ответственность. Многозадачность. Желание успеть по всем пунктам сразу. Серьёзный подход. Большой спрос с маленького сотрудника. Если говорить о моей скромной кандидатуре, разумеется. Вот я о чём.

Кукла чешет щёку. Тычет в неё языком изнутри.

– Давайте посмотрим цех, – предлагает она.

– Собственно, – говорю, – я здесь ради такого удовольствия.

Мы заходим в здание, похожее на хранилище: в таком же гробу в Сухом Дне пятнадцать лет назад мои родители прятали картошку на зиму. Тот же холод, та же сырость.

ТРЕБОВАНИЯ: Опыт работы в должности технолога на деревоперерабатывающем производстве от трёх лет.

– Как быть с опытом? – спрашиваю у неё.

Отмахивается.

– Не важно, – говорит. – У вас есть образование.

– Оу, – отвечаю, приятно удивлённый. – Это круто.

Но, исходя из того, что я уже видел, находясь здесь – перспектива сомнительная, как по мне. Тем не менее, спрашиваю, ради интереса: у кого я буду тут обучаться.

– Да у всех, – говорит. – Если надумаете, то походите, посмотрите. Пообщаетесь с людьми. Изучите оборудование. Знаний наберётесь. Закрепим вас за мастером. Он заболел, не вышел сегодня. Но если вы надумаете, можете приехать завтра. Он будет на месте.

Мне почему-то кажется, что мастер валяется пьяный где-то под верстаком, а на голову ему сыплются кучерявые стружки. Но я ничего не говорю. Плетусь за Куклой.

РАСПОЛОЖЕНИЕ: слобода "Катафалк Бабкино". Окраина города. Раз в час ходит общественный транспорт.

В цехе два с половиной работника. Оборудование древнее.

Кукла показывает моё будущее рабочее место.

Кабинет ещё страшнее, чем её собственный. Со всех сторон на тебя смотрят матрёшки. Их здесь тысячи.

– Подружки, – говорю, натягивая улыбку на лицо. – Как мило.

– Удобное светлое место, оборудованное компьютером, – так описывает эту дыру сама Кукла. – Осмотритесь.

– Я уже смотрю, – говорю. А сам думаю: было бы на что.

– Не хотите присесть за стол? – спрашивает и указывает на стул.

На таком, наверное, мой прадед шил лапти в деревне.

Понимая что-то по выражению моего лица, Кукла говорит с досадой в голосе:

– Совсем не нравится, да?

– Нет, – говорю, стыдясь своей реакции. – Не совсем.

– Можно будет что-нибудь изменить.

Я киваю. Не говорю, что проще всё сжечь к чертям.

– Мы вообще-то очень хорошо относимся к новым, молодым сотрудникам, – говорит она с небывалым восторгом. – Специалистов мы любим. Специалисты нам нужны.

– Тогда мне точно мимо, – говорю.

И это помогает снять напряжение. Мы смеёмся.

…позор. Стыдоба просто. Работать в таком месте в двадцатом году двадцать первого века, когда тебе самому всего двадцать три года – серьёзно? Не интересует, спасибо. Лучше быть нищим. Лучше я пойду снимать на видео, как открываю рот под музыку.

ЗАРПЛАТА: Средняя.

Когда возвращаемся к ней в кабинет (наконец-то), Кукла считает на калькуляторе мою потенциальную зарплату. Потом озвучивает мне цифры.

– Задерживаете оплату труда?

– Иногда, – признаётся.

– Надолго?

– По-разному.

– Ясно, – повторяю.

Силы совсем покидают меня.

– Всё-то вам ясно и понятно, – говорит Кукла, окончательно опуская руки. – Думайте. Решайте. Как вам угодно будет.

ЛЬГОТЫ: Компенсируется проезд на автобусе в одну сторону.

– Отпуск оплачивается? – спрашиваю.

– Да.

– Больничные листы?

– А вы часто болеете?

И улыбается.

Я не отвечаю.

– Можно договориться с мастером, – отвечает она, становясь серьёзнее. – Он даст день-другой отлежаться. Если нужно. Чтобы не терять время и деньги.

Смотрю в окно: на нём ржавые решётки.

Подоконники грязные, стёкла пыльные и битые.

В окно бьётся ветка. Как по мозгам мне скребёт.

ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ: Номер телефона. Факс.

– Звоните, как надумаете.

– Конечно, – говорю. – Позвоню.

Кукла не знает, но я позвоню.

Чтобы сказать: спасибо, не интересует.

А на её удивлённый вопрос: а что так? Отвечу:

– Знаете, не хочется вас расстраивать, но поступило предложение чуть лучше вашего. Но всё равно спасибо вам, что уделили мне время.

– Назовёте фирму? – спросит она, цепляясь за всё подряд, чтобы удержать мой интерес, которого нет.

– Эйсид Хаус, – скажу я. Но она не поймёт, о чём я.

– Может, загляните к нам ещё? – спросит она, почти умоляя приехать, провести с ней время, скрасить её тоску. – Ещё раз осмотритесь. Я поговорила с руководством. Они готовы выделить средства на новый компьютер для вас. И мастер наш на месте.

Ну как ей сказать, что меня тошнит от одной только мысли о том, что я буду там работать? Это унижает меня больше, чем факт безработицы. Никак не объяснить ей этого.

Я вежливо попрощаюсь и отключусь.

А потом пойду писать "Комментарии…".

Или разговаривать со своими Бартлби.

Пересекая Парк Вдохновения

Наверное, я вынужден признаться. Я не чувствую себя безработным. Поиски работы стали для меня чем-то вроде работы. Печально, но факт. Я не хвалюсь, но я достиг некоторого мастерства в этом деле. Полагаю, я мог бы ходить за вас на собеседования. Я знаю, как понравиться людям. Знаю, как произвести на них впечатление. Но я не делаю этого. Почему? Наверное, я не хочу быть частью команды. В таком случае на меня будут возлагать надежды. А я, как правило, ожиданий не оправдываю. Наверное, я самый безответственный молодой человек из всех. Мой отец, например, в этом абсолютно уверен.

Я работаю над "Комментариями без текста", и это тоже работа. Не та, за которую платят. Не та же работа, что есть у вас. Но я отношусь к этому именно так. Это то, что от меня останется. Когда я уйду от Евы. Когда за мной придут Агенты. Когда Дух приберёт меня к рукам. Когда я решу умереть. Или, наконец, просто возьму и исчезну навсегда.

Я не наполняю свою жизнь тем же, чем наполняют свои жизни другие. Люди, места, вещи. Новые знакомства, дружеские связи. Желание быть среди людей. Здоровое стремление быть причастным к чему-то большему, чем ты сам. Поделиться своими переживаниями. Или радостью в Сети. Мне это чуждо. Команда – это я. И я существую.

Моё поколение – последнее, я уверен. После нас всё изменится. Уже ничего не будет как прежде. Мы – дети новой эпохи. Мы – будущее. Куклы не понимают этого. Мы знаем себе цену. Мы можем зарабатывать деньги без них. У моего поколения есть рупор, через который можно вещать информацию, транслировать своё видение. Все уже меняется. Со мной. Или без меня. Я наблюдаю. Я зритель. Динозавры поняли, что всё херня, и вымерли. Обезьяны поняли, что уже не вывозят, и ушли в тень: позволили эволюции победить.

Я осознано вычеркнул себя из общества. Этой мой выбор. Если не считать права жить или умереть. Всё остальное уже выбрано. Думаешь, что хочешь поехать на море за границу, когда слушаешь о том, как туда съездили другие. Когда видишь картинки-фотографии красивых мест оттуда. Думаешь, что хочешь купить новый телефон, но сначала ты узнаёшь о нём. Сначала тебе говорят: что это есть, это существует. Хочешь фотосессию, как у какой-то девушки. Или машину, как у кого-то парня. Сначала идёт картинка, информация – она рождает желание. Так можно ли сказать, что ты что-то выбираешь? Хочешь одеваться, как модель? Или трахаться, как порно актёр? Или убивать – тоже, как кто-то? Быть свободным, как они? Быть успешным как тот, кого только что пролистал в Сети?

Моя жизнь не делится на мир Реала и мир Вирта. Я живу в своём мире.

У меня есть Дом с красной дверью.

Мир Реала – грубый и жестокий. Это порочный, страшный мир. Мир непонимания, где приходится воевать с собой и другими каждый день. Биться за место в жизни. Мир скитаний. Мир, где приходится искать работу и зарабатывать деньги, чтобы жить. Мир, где люди танцуют и поют, только когда пьяны – как правило. Мир грубости и непонимания. Мир каменных лиц и натянутых улыбок. Мир, где делиться мыслями непринято. Мир, где тебе либо идти на завод, либо служить. Сомнительная перспектива, как по мне.

Я могу стать блогером. Уйти в мир Вирта. Я могу торговать лицом, как другие представители моего поколения. Но я – Бартлби. А они – комментаторы без текста. Большинство их них не смыслят ничего в том, о чём говорят. Это видно. Я пересмотрел тонну этих ребят, их видеороликов, чтобы понять, что ими движет, чтобы приобщиться к культуре своего поколения. Не вышло. У большинства из них нет твёрдого однозначного стержня, вокруг которого выстраивалась бы их жизнь. Ими движет желание стать хоть кем-то. Кем-то знаменитым. Кем-то успешным. Они хотят, чтобы их любили и уважали. Чтобы их узнавали. Чтобы о них помнили. Как будто это важно. Мне это неинтересно.

Я застрял между двух времён. Реал? Вирт? Меня не устраивает ни тот, ни другой.

– Почему вы так хотите стать популярными? Зачем стремитесь набрать подписчиков в Сети? – спрашиваю я при каждом удобном случае, надоедая людям.

А поколение отвечает, пожимая плечами:

– Потому что это круто. Потому что все этого хотят.

Они удивляются, как я этого не понимаю.

А я понимаю. Но просто не принимаю этого.

Я хочу лишь тишины и покоя.

Я хочу надеяться на лучшее, но не могу.

Я везде вижу врагов. Я сам себе главный враг.

Наверное, меня как-то не так воспитывали. В моём видении мира, если девчонки показывают свои полуголые тела в Сети, то они стопроцентные проститутки. Если в Сети парни поют о том, как они курят жирные члены – значит, с ними явно что-то не так.

Я пытаюсь относиться к этому проще, но не могу.

Те, кто не принимают перемены, которые происходят каждый день – либо вымрут, либо сойдут с ума, как я.

Об этом я думаю, когда иду по Парку Вдохновения.

Сухое Дно на связи, приём

– Алло? Алло? На связи Сухое Дно.

Звонит сестра, спрашивает, как я поживаю.

– Всё круто, – говорю. – Как ты? Как там ребята?

Сестра рассказывает, что младший сын заболел. Ей пришлось взять больничный, и теперь она сидит дома. Скучает, вот и звонит. Ещё говорит, что детский сад закрыт. "Вирус гуляет, как-никак". Поэтому старший сын тоже дома, играется с роботами. Веселье, в общем. "Холодно", говорит: "Кутаюсь в шаль". Я слышу, как племянники болтают что-то на заднем фоне. Слов не разобрать, у них свой язык-шифр. Требуется декодинг текста.

– Алло? Алло? Это Сухое Дно, как слышно?

Связь постоянно прерывается. Понимаю через слово, что говорит сестра. Чтобы дозвониться до меня, ей пришлось выйти на улицу, забраться на крышу дома (она живёт в частном муниципальном доме, в котором мы выросли) и сесть там на стремянку. Сестра говорит: всё хорошо. Она говорит: вчера, выйдя на улицу, видела, как волк грыз собаку.

– Алло? Алло? Сухое Дно вызывает Большую Землю!

Сестра рассказывает, что-то о врачах, которые выходят на пенсию и уезжают. Она говорит, что, если введут карантин, то ей, как и другим сотрудникам колонии, надолго запретят покидать пределы посёлка. Я задаю бесполезные вопросы, она постоянно переспрашивает. Мне это быстро надоедает. Узнаёт, как у меня с работой, отшучиваюсь в своей развязной манере. Про свою работу она никогда не распространяется. Тайна, наверное.

– Да ладно, – говорю. – Хоть что-нибудь расскажи.

– Алло? Алло? Это Сухое Дно. Вас не слышно.

– Ага, прикидывайся, – говорю.

Если бы мы были детьми, я бы точно на неё обиделся.

Я спрашиваю, правда ли, что у них в колонии сидит маньяк-убийца по прозвищу Каннибал с Пращёй на Катапульте? Забаррикадировавшись в заброшенной кочегарке, он метал камнями в прохожих и смертельно ранил шесть попугаев в небе. На его след вышли после того, как проверили в интернете статистику по запросу обращений в каменоломню.

Сестра отвечает:

– Не знаю.

А Леденцовый Мальчик? Он убивал смотрителей зоопарков, выкалывал им глаза, а на их месте оставлял карамельки? Он орудовал старым козьим рогом, который отпилил от чучела. Задержали его, когда он полез драться с кенгуру, но тот быстро нокаутировал его.

– Понятия не имею, о чём ты.

Может, Единорог Буржуйский? Или Игнат-Точилка? У них был тандем. Они похищали на ржавой вагонетке девушек с вокзалов и доставляли к своему гаражу, где удерживали силой. Всего за одно прошлое лето они кокнули шесть человек. Оба валили вину друг на друга, но ни тот, ни другой так и не сознались в своих преступлениях. Они там?

– Впервые слышу о них.

А как быть с тем парнем, который устроил пожар в офисе фирмы, занимающейся производством пластиковой посуды, взял в заложники сотрудников и требовал убрать из наборов с пластилином все ножи? Он пытался покончить с собой с помощью пластиковой ложки. Или что стало с типом, который зашёл в мебельный магазин под предлогом покупателя, а потом стал кидать в продавцов фурнитурой? Одна девушка осталась без брови, об этом писали в новостях. Его осудили и тоже отправили в Сухое Дно. Я уверен.

– Откуда ты столько знаешь?

– Я много читаю, – говорю. – Ну, так что?

– Не могу сказать.

– Ладно, – говорю, смиряясь. – Ответь хотя бы на такой простой вопрос. Нужно сказать: да или нет. Это ты можешь сделать, верно? Парень, который позвонил в полицию и сообщил, что в Техническом Университете заложена бомба – тоже под вашим контролем? Он ещё обвинил семидесятитрёхлетнего преподавателя гидравлики в том, что тот якобы домогался его, приставал к нему с предложениями типа… цитирую… "собрать вместе втулку после занятий". Этот тип у вас? Ну же! Его судили за непредумышленное причинение смерти, так как преподаватель, которого он оклеветал, позже умер от стыда.

– Нет, – говорит сестра.

Я чувствую досаду и восторг одновременно.

– Он не у вас? – спрашиваю. – А где тогда?

– Нет – значит, не скажу. Не знаю, где эти люди. Хватит спрашивать меня об этом.

– Ладно, – говорю. – Я всё понял.

Сестра, сама непоколебимость, рассказывает, что сейчас, сидя на крыше, может видеть весь посёлок. С одной стороны, говорит сестра, слышно, как конь грызёт отшельника: тот кричит, что зубы у коня тупые и предлагает перенести своё линчевание на другой день. Откуда-то с окраины, то есть через дом или два, так как Сухое Дно – одна огромная окраина – слышно, как дети кидают камнями в окна заброшенного дома: на обвалившийся балкон выходит какая-то тётка в бигуди, дети извиняются и переходят к другому дому. Сестра говорит, что прямо сейчас у неё на глазах два колдыря тащат по разбитому асфальту санки с металлоломом, который подозрительно напоминает робота-сверхчеловека.

Наступает пауза в разговоре.

– Знаешь, я тут присмотрелась и поняла, что один из них – мой одноклассник, а другой похож на твоего друга.

– А я вчера видел, как сорока толкала ежа через проезжую часть, чтобы тот не попал под колёса автомобилей. То же так себе развлечение, если вдуматься.

Я говорю самым милым и добрым голосом из всех:

– Ну, скажи хотя бы, какие они в жизни? Эти типы.

– Кто? Убийцы? Насильники? – спрашивает сестра будничным тоном. – Не знаю, что и сказать.

– Ну, пожалуйста. Это простой вопрос.

Сестра вздыхает.

– Наверное, такие же приставучие личности, как и ты? – спрашивает сестра, как будто я там работаю, а не она.

– Я приму это за ответ, – говорю.

– Да как угодно, господи…

– Круто, – говорю я, польщённый. – Звони чаще. Не пропадай.

– Ты доволен? – спрашивает сестра. – Ненормальный. Приезжай, служи и сам всё узнаешь.

– Ага, – говорю я, возвращаясь в реальность. – Делать мне, что ли, нечего?

Произнеси вслух

камеры повсюду на каждом углу в каждом доме в каждом кармане каждого человека это глаза которые наблюдают за тобой отовсюду в каждом автомобиле есть видеорегистратор агенты повсюду они следят за мной куда бы я не ушёл во всех дворах на парковках торговых центров в общественных туалетах в небе агенты действуют мне на нервы

я жду когда они придут за мной эти агенты но их всё нет я жду этого ночью когда не сплю я жду этого днём а они просто говорят со мной не показываются хотят запугать меня чтобы я знал своё место а я даже не знаю где оно моё место дух баюкает меня когда мне нехорошо чтобы я уснул но чаще мне просто плевать на всех и на агентов и на духа.

мчусь на автобусе рядом со мной сидит девчонка от неё пахнет мармеладками и свежевымытой вагиной меня посещает мысль покусать её за шею а ещё одолевает необъяснимое желание засунуть ей в горло несколько предметов которые никто никогда туда не засовывал это ножницы костыль с которым ходит хромой а ещё перфоратор моего соседа.

Автобус набирает скорость, автобус набирает скорость, моё безумие, как автобус – тоже набирает скорость. Мы мчимся вниз с горы, мимо вывесок с названиями фирм, в которые я пытался устроиться на работу, мимо учебных заведений, где тоскуют все студенты мира, где они оставляют свои лучшие годы. Мы мчимся мимо склепов и многоэтажных высоток, в которых мне никогда не купить квартиры, потому что просто не заработать таких денег. Мы пересекаем проспекты, не тормозим на светофорах. Мы просто двинулись умом. Наш автобус зовётся "Будущее", только пишется название не совсем верно, и он разноцветный. Водитель под кислотой: мой друг, один из парней по Коллекции Бартлби. Кондуктор – обласканная ножом девушка с ромбом вместо лица. Все пассажиры смотрят на неё по двенадцать часов в день, а она сидит перед ними, как ни в чём не бывало. Молода, но уже потаскана жизнью, как и все. Как и моя Ева. Все мои девушки уже б/у. Кем-то надкусаны до встречи со мной. Заведи девушку, но даже если она будет девственницей, где гарантии, что прежде она не посылала фотографии своего тела какому-нибудь парню.

…чтобы поймать меня, достаточно проследить мой путь, географию моих перемещений по городу. Для этого можете воспользоваться статистикой, предоставляемой Агентами, их глазами и маршрутными картами, которые они рисуют. Благо, камеры повсюду.

…чтобы объяснить то, что я делаю – обратитесь к психиатру. Пускай он осмотрит меня. Проведёт тесты. Обнаружит у меня какую-нибудь болезнь. Или целую обойму отклонений. Короче, на выходе вы получите заключение, которое удовлетворит интерес, даст подобающий ответ. Просто узнайте причины того, почему я такой, и успокойтесь.

…но чтобы понять, как я мыслю, как я вижу людей и жизнь, как я смотрю на вещи и взаимоотношения между людьми и почему, наконец, хочу того, чего хочу – мало разослать по миру Агентов. Мало расставить камеры. Мало узнать диагноз от психиатра. Мало пообщаться со мной. Боюсь, не хватит жизни, чтобы понять меня. Прежде всего, нужно выйти из своего тела, и посмотреть на мир моими глазами. Знаю, это звучит как бред. Но для меня – это искра жизни. Попробуйте пройти столько собеседований, сколько прошёл я, и не сойти с ума. Интересно посмотреть, как вы воспримите свой пятидесятый отказ. Все эти упрёки и взгляды Кукол, которые, как будто говорят: какого хуя ты вообще сюда пришёл? Девушки, которые едут рядом с тобой в автобусе, совсем близко, но ты никогда – слышишь? – ни за что не получишь их. Потому что все они думают, что ты ничтожество.

Работы проносятся мимо меня. Люди проносятся мимо меня. Таблоиды с неоновыми вывесками, новостройки и объекты, которые находятся под видеонаблюдением. На светофоре стоит хорошо одетый молодой парень с зонтом. Рядом с ним девчонка-секс.

Парень берёт зонт и засовывает его девчонке в анус прямо через джинсы.

Девчонка не пугается, не кричит на него. Слегка вздрагивает. И говорит:

– И это всё?

Она признаётся:

– Я думала, будет больнее.

Парень тянет зонт обратно, но тот с всасывающим звуком ускользает внутрь.

– Ой, – говорит девчонка, краснея. – Я не хотела.

Наш автобус едет дальше.

Я смотрю на кондуктора, её лицо приобретает форму треугольника. Я думаю: равнобедренный ли он? Вспоминаю теорему Пифагора и думаю: вот зачем мне эта информация? Я думаю: лучше бы они научили меня искать работу до того, как я решил научиться искать работу – до того, как я решил чему бы то ни было научиться в этой жизни вообще. Когда я ещё не прочитал всех этих книг, когда не поговорил со всеми этими мертвецами…

Я понимаю, что, скорее всего, я не мог бы работать кондуктором. Я не вынес бы на себе такого количества пристальных взглядов. Все тебя осуждают, думая, что ты ни на что негоден. Собирать деньги и отбивать чеки – это твой максимум. Бред полный. Смотрю на девушку-кондуктора, подмигиваю ей. В ответ её лицо искажается, приобретает форму сердца. Разбивается пополам, и вот оно уже напоминает стакан с коктейлем и зонтиком.

…я в лесу, где-то на карьерах. Моя рука набирает скорость и, кажется, что я вот-вот осушусь, глядя, как пара студенток прогуливается по заснеженной грунтовой дороге. С ними бегает собака, а я думаю, что мог бы убить этого пса. В армии я злил собак, когда провёл на полигоне несколько месяцев. Мне было плохо, я чувствовал давление, с которым не мог справиться. Я устал. Там же я охотился на большого старого пса, всеобщего любимца, хотел зарезать его, но когда выследил и напал на него ночью, мой штык-нож даже не поцарапал собаку. Тот пёс посмотрел на меня со скучающим видом. Открыл пасть, зевнул и на том ушёл в ночь. Студентки звонко смеются, голоса у них громкие.

Первая говорит:

– Моя пися может вместить в себя кулак. Я проверяла. А ещё я пробовала засунуть руку в попу но ничего не вышло. Смотрела видео-уроки, даже думала купить курс тренировок. Я так и не смогла извернуться, как нужно. Только вспотела.

Вторая говорит:

– Вспотела? Ты или твоя попа?

Первая говорит:

– А это важно?

Вокруг никого. Я думаю, что чавкающий звук, который я издаю слышно за километр, если не дальше. Но девушки не смотрят в мою сторону. И тогда я понимаю: Агенты могут быть и тут, в густом лесу. Где-то на дереве или в каком-нибудь дупле. Камеры мог оставить кто угодно и где угодно. Думая об этом, я паникую. Озираюсь по сторонам и в итоге кончаю, глядя на гнилой пень, торчащий из земли: он похож на почерневший сосок.

Девушки скрываются за поворотом. Я не чувствую ничего кроме досады. Забираю презерватив со своей спермой – я ведь не дурак, чтобы оставлять ДНК, верно? Вдруг в лесу произойдёт убийство, и кто-то решит подкинуть часть меня на место преступления.

Крадусь через деревья обратно. Чувствую на себе взгляды Агентов, но не оборачиваюсь. Пускай позлятся.

…автобус мчится так быстро, что мне приходится держаться за спинку кресла впереди меня, хотя мне хочется биться об эту спинку головой, не знаю почему, пока девушка на соседнем сидении пишет смс в телефоне, замечаю это краем глаза, читаю написанное:

"рядом со мной едет какой-то немного нервный парень. но он такой красавчик. думаю познакомиться. но не знаю что сказать. посоветуй что-нибудь. плиз".

а следом целая куча смайликов-рожиц, которые поймёт только такая же девушка.

я задумываюсь, по-прежнему смотрю к ней в телефон, а когда возвращаюсь в реальность, экран уже потух, и девушка смотрит на меня в отражении с агрессией.