Текст книги "Слюни"

С сожалением признаю, что даже в этом вопросе, как оказывается, у нет выбора. Всё уже решили за меня. Понатыкали везде камер.

Дух бесится.

Пока я думаю об этом, девушка сбавляет скорость, переходит на шаг. Резко останавливается. И смотрит под ноги.

– Вам нехорошо? – спрашиваю, тоже останавливаясь, так что едва не влетаю в неё.

Девушка вздрагивает от неожиданности.

– Нет, – говорит она, переводя дыхание. – Вот. Посмотрите.

И указывает на труп белки, которая лежит посреди дороги. Подмёрзшая тварь, с засохшей кровью. Пасть открыта.

– Это ужасно, – говорю. Хотя сам так не думаю. По большому счёту я вообще ничего не думаю по поводу этой белки.

– Я чуть не наступила на неё, когда бежала. Нужно убрать бедное животное, пока кто-нибудь его не раздавил.

Я думаю: "А что собственно тут ещё давить?". Но сам говорю:

– Да, было бы не плохо.

Девушка прикладывает руку к вздымающейся груди.

– Вы сделаете это?

– Кто? Я?

– Да, – отвечает девушка и смотрит мне в глаза. – Вы позаботитесь о ней? Я не могу. Хотела бы, но не могу, понимаете?

– Нет проблем, – говорю. – Конечно.

– Вот и хорошо, – отвечает девушка. – Вы молодец.

Закрывает глаза. Вздыхает.

А потом убегает прочь.

Я нахожу толстую ветку среди деревьев, поддеваю ей труп животного и кладу его в ближайшую каменную урну для мусора. Ветку опускаю туда же: не бросать же её обратно, верно? Вдруг кто-то захочет ткнуть ей нищего, проверить, живой тот или нет.

Выходя на тротуар, я сливаюсь с людьми, но быстро понимаю, что вышел с другой стороны парка, возле диорамы. Я на другой улице. Этот район, расположение домов – всё мне незнакомо. Я как будто оказываюсь в другом измерении.

Я потею, мне жарко, хотя на улице холодно. Голова болит. Шум проносящихся машин. Чавкающий звук, с которым старик есть хлеб. Звук ремонта со стороны диорамы. Шарканье кроссовок девушки-бегуньи по асфальту. Крики птиц. Плеск воды на пруду, когда та, преодолевая дамбу, стекает вниз скромным водопадом. Голоса прохожих, переговаривающихся друг с другом. Трезвонят телефоны, кто-то чиркает зажигалкой. Девушка-бегунья стонет подо мной. Звук ножовки, который нарастает по мере того, как работа над телом подходит к концу. Команда рабочих реставрирует диораму. Скребут стены шпателями. Как будет скрести высохшие мозги белки по тротуару дворник, орудующий метлой, завтра утром. Как скребла наманикюренным ногтем засохшую сперму моя первая девчонка, когда я кончил ей в кулачок на карьерах – давно, когда я жил в Сухом Дне.

Несколько капель попали ей на джинсы, она застирала их, чтобы мать не увидела, но те почему-то остались на ткани, и вот теперь она показывает мне эти капли, вроде как упрекает меня, но видно, что для неё это что-то новенькое, неизвестное ей. Ей нравилось то, что мы делали на карьерах. Это было что-то новое и неизведанное для нас обоих.

– Что ты сделал? – спросила меня эта девчонка, когда я спустил ей в руку и забрызгал джинсы. – Зачем ты сделал это? – спросила она и хихикнула, пьяная дурочка.

      Мы с ней отделились от группы других парней и девчонок, которые сидели у костра на берегу карьера, пили дешёвое вино, курили паршивые сигареты, которые по вкусу напоминали жжёные ногти, и играли в бутылочку. Смеркалось, пора было уже возвращаться домой, но никто не торопился. Время застыло, но пока ещё не умерло.

– Ничего, – ответил я, улыбаясь, довольный собой. – Это всё твоих рук дело.

Даже в темноте я увидел, как зарделись её щёки. Она смутилась и попыталась отмахнуться от меня. Но пальцы у неё слиплись. Она не знала, что с этим делать. Я тоже не особо понимал, если честно. Догадывался, конечно. Но не был абсолютно уверен.

– Нужно как-то убрать эту штуку, – сказала она. – Принеси мне салфетку из сумки.

Когда я пошёл, она заторопилась объяснить мне:

– Только сделай это так, чтобы другие не видели, ладно?

– Конечно, – ответил я.

Вернулся к остальным. Их лица – серые пятна в моей памяти. Всех их давно поглотил чёрный кит под названием время, так что теперь их можно найти разве что в Сети: бывшие проказницы теперь приличные жёны и матери детей, а прежние проказники отныне верные, добропорядочные отцы семейств. Путь в их жизни мне закрыт. Все они состоявшиеся, в отличие от меня. Но в тот вечер всё было по-другому. И прежде, чем приблизиться к костру, я обернулся, посмотрел на деревья, где в темноте меня дожидалась девчонка. Пока никто не видел (но я-то как раз видел, наблюдал за ней со стороны, чего она наверняка не знала), эта девушка поднесла руку к лицу, понюхала ладонь. А потом неуверенно коснулась языком спермы. Спрятав язык во рту, провела тыльной стороной руки по губам. Подумав, лизнула снова, только на этот раз с большей уверенностью.

Я не знал, как на это реагировать.

Полез в её сумочку, которая лежала на песке среди других вещей, достал оттуда салфетку и пачку сигарет. Ответил на чей-то пьяный вопрос. Посмеялся над чьей-то шуткой. Показал сигареты, как если бы я пришёл за ними. А салфетку спрятал в карман.

Когда я вернулся к ней, она сказала, что всё в порядке. Я спросил, как она решила вопрос. Она пожала плечами.

– Никак. Эта штука сама высохла.

Но всё равно вытерла руку салфеткой. Для вида. А потом потянулась ко мне, чтобы поцеловаться, но я машинально отстранился от неё. Она посмотрела на меня виновато, как-то с испугом: сообразила, может, что мне известно. Но ни она, ни я ничего не сказали.

Позже, на другой день, у меня на глазах она будет скрести ногтем по засохшим каплям. Приговаривая, что это моя вина. Но я-то буду знать правду: ей понравилось.

Но вот то, чего так никогда и не узнала эта девушка.

Я никак не мог кончить с ней. Я был пьян, недостаточно возбуждён. Я немного волновался, и мой член медленно опадал. У неё были холодные руки, а ещё в нескольких метрах от нас тусовались друзья, которых могло приспичить сходить в туалет. У меня не получалось сосредоточиться на ней. Я понимал, что происходящее должно будоражить меня. Её тело должно было меня возбуждать, но ничего не получалось. Она была старше меня – не на много, но всё-таки. И чтобы не разочаровывать её, я стал думать о том нехорошем и порочном, о чём думал, когда оставался один. И это в итоге дало результат.

Полагаю, с этого всё и началось. Моя любовь к девушкам, которые старше меня, так как им виднее, что для них лучше. Отсюда же идёт мой интерес к глухим местам, вроде лесов и карьеров, которые умеют хранить тайны – в отличие от людей. Оказываясь в таком месте сейчас, я чувствую что-то вроде ажиотажа. Как будто парю над землёй. Здесь же берёт начало моя пагубная страсть к фантазиям. Сухое Дно. Славное местечко (нет).

Когда мне всё-таки удаётся обуздать свои мысли, я иду на ближайшую автобусную остановку, намереваясь, вернуться к Еве домой. Мне плохо. Мне страшно.

Я думаю о девушке-бегунье и о том, что если бы я решил заманить какую-нибудь девушку обманом в свой капкан, то прикинулся бы убитым горем хозяином, чью собаку покалечили на лесной дорожке. Или в парке. Или где-то в другой, глухой местности. Я изобразил бы отчаяние, чтобы привлечь внимание какой-нибудь девушки. Может быть, я стал бы громко рыдать. Чтобы не выглядеть опасным. И причитал бы что-то вроде:

– Мой бедный, несчастный пёсик. Кто же тебя так?

А это была бы непременно собака.

И у меня обязательно всё получилось бы.

Носороги верят в меня, значит, можно жить

В пятницу вечером заказываем на ужин еду из японского ресторана. Чтобы получить бесплатную доставку, необходимо набрать суши-роллы на определённую сумму.

Не хватает всего ничего, и Ева добавляет в корзину печенье с предсказаниями.

– Ты ведь не веришь в этот бред? – спрашиваю. – Или веришь?

– Я просто хочу бесплатную доставку, – отвечает Ева.

И уходит в другую комнату – шить одежду. Закрывает за собой дверь.

А я не слышу, чтобы, как обычно, стучала игла в машинке.

Как и на протяжении всего дня, я пытаюсь работать над "Комментариями…", но ничего не выходит. Интереса нет. Я инертен. Появляется желание уничтожить всё написанное. Ева не помогает. Она обижается на меня из-за того, что несколько дней назад я нашёл в её вещах бейсбольную перчатку, которая, как я догадываюсь, принадлежала её бывшему парню. Осталась на память. Я надел перчатку и отшлёпал Еву до красноты. И всё бы ничего, если бы, не получив удовлетворения, я не убедил бы её саму надеть перчатку и трогать себя, пока у неё всё там не покраснеет. С тех пор она не даёт прикасаться к себе. Злится. Но я не чувствую вины. Одну опустошённость. В груди кричит ангел.

Наплевав на "Комментарии…", в течение получаса читаю пьесу "Близость" Патрика Марбера: лучшую из всех написанных современных пьес. Впрочем, если учесть, как мало по-настоящему стоящих вещей переводится на наш великий язык, я не удивлюсь, если "Близость" – далеко не предел авторской фантазии. Что говорить, если у нас только недавно выпустили сборник рассказов "Сын Иисуса" Дениса Джонсона, который ещё два года назад какой-то тип по доброте душевной перевёл на русский язык, потом сообщил об этом в своём блоге и сказал, что готов к сотрудничеству: ждёт предложений от издателей. На днях я заходил в книжный магазин и чуть не рухнул там от радости: переиздания книг У. С. Берроуза, Ирвина Уэлша и Хьюберта Селби Младшего. Титаны слова, предельщики языка – мастера однозначно. Но я всё ещё жду переиздания первых двух романов Б. И. Эллиса. А лучшее, что когда-либо выходило у нас в переводе, как я думаю – это серия книг в мягкой оранжевой обложке от издательства АСТ. Всё самое честное, самое грубое, как я люблю. Печально, что потом они стали публиковать преимущественно книги популярных в Сети писателей, которые прячутся под именами зарубежных авторов. Хотя, стоит признать, что и в этой серии были неплохие истории. Мне нравится Стейс Крамер.

Когда привозят еду, я уже дремлю в кресле.

Ева оплачивает заказ, забирает его. Потом тычет меня пальцем в ключицу.

Меня пронзает боль. Я вздрагиваю. Смотрю на неё, ничего не понимаю.

– Планета, – говорит она. – В опасности.

– Что?

– Оголённые… части… тела.

– Не понял?

– Солёная сперма.

– Ах, – говорю. – Заказ на месте.

– Я так и сказала.

На кухне.

Едим молча.

Ева даже не смотрит на меня.

– Вкусно? – спрашиваю, как если бы это я готовил.

– Остро.

– Грустно?

Она отвечает, не глядя на меня:

– Больно.

– Простишь меня?

Смотрит в глаза.

– А ты извинишься?

– Не хочется.

– Я не удивлена.

Молчание.

– Открой печенье, – говорит Ева. – Интересно.

Я беру печенье из коробки. Песочное, рассыпчатое. Разламываю его пополам, оно крошится. Внутри записка, похожая на маленькую старорусскую грамоту. Разворачиваю.

Читаю вслух:

– Ты можешь не верить в носорогов, но от этого носороги не перестанут верить в тебя.

– Там так и написано? – спрашивает Ева.

Я передаю ей записку. Она перечитывает про себя.

– Круто, – говорит она. Глаза у неё блестят.

– Ладно, – говорю. – Я понял.

– Как будто специально для тебя сделали.

– Это ты их попросила, да?

– Нет, – говорит. – Вовсе нет.

– Тогда я не понимаю.

Я говорю, что не верю в судьбу. Быть такого не может.

– Ты не веришь ни во что. И никому.

– Наверное, мне лучше вернуться к книге.

Я ухожу в комнату, сажусь за "Комментарии…".

Через некоторое время приходит Ева. Целует меня.

Я делаю вид, что не замечаю этого. На щеке стынет поцелуй.

Позже я слышу, как начинает стучать игла в швейной машинке. Мои пальцы бегают по клавиатуре со скоростью пылающей кометы, готовой обрушиться на Землю.

Рецензия на все книги разом

Проблема всех книг в том, что они до сих пор позиционируются, как что-то высокоинтеллектуальное и сложное. Книги не должны ничему тебя учить. Они должны развлекать. Ты читаешь книгу, чтобы занять своё время. По этой же причине ты смотришь сериалы. Или трахаешься. У каждого рода деятельности свой выхлоп. Почему-то многие ошибочно полагают, что чтение книг должно окупаться. Нет. Не должно. Все слова мертвы. Все истории давно рассказаны. Хочешь почитать книгу? Купи её. Или скачай в Сети. И прочитай. Для этого не нужно подбирать удобное место и время. Условия не должны быть подходящими и идеальными. Это не лишение девственности. Это всего лишь чтение книги. Занятие, которое не принесёт тебе ничего, кроме того, что ты как-то займёшь своё время. Проблема моего поколения в том, что люди думают примерно так: а) нужно проводить время с пользой, если нет выхлопа, значит заниматься этим нет смысла; б) книги – это что-то многослойное, значительное, нужно быть готовым к их прочтению, это важно, но нет; в) чтение книг – это скучно. И правда? Что в этом интересного? Вдумайтесь. Сидите вы, такой, один уставившись, как псих, в написанные буквы. Бегаете глазами по словам. Это скучно, я согласен. Тем более, когда под рукой есть телефон. Окно в мир или выход в Сеть. Как угодно. Я сам не стал бы читать книг, если бы не нашёл ту первую книгу, которая меня заинтересовала. Для этого я прочитал не одну сотню историй. И мне было скучно. Но чтобы найти что-то своё, нужно задаться вопросом поисков – прежде всего.

В школе на уроках литературы, когда ты читаешь заданные на дом тридцать страниц Достоевского, или две главы "Тараса Бульбы" или – это моё любимое – учишь наизусть отрывок из "Мёртвых душ" Гоголя.… Когда ты декламируешь стихи Есенина, Пушкина, Блока и других писателей, авторов, поэтов, мыслителей и пытаешься увидеть что-то своё в этих без сомнения "великих произведениях"…. Когда озвучиваешь мысль, отличную от общего, устоявшегося мнения …. Когда говоришь, что тебе не нравятся все эти истории.… Когда ты признаёшься, что книги навевают на тебя тоску, и хочется спать, читая их. Вот тогда твой учитель непременно говорит: "Ты просто не так всё понял".

Словом, убивает твой энтузиазм на корню. Хоронит интерес к литературе. Потому что никому не нравится чувствовать себя обманутым дураком. Тем, кто чего-то не понял.

И этот умник – учитель в школе, преподаватель в университете, очередной рецензент в интернете или даже писатель – объясняет тебе значение этого или любого другого романа, стиха. Словом, великого, творческого труда. А на деле: откровенно скучного, допотопного произведения. Он прикрывается символами, многозначительностью текста.

Что я хочу сказать? Если я напишу стих, используя образ "красных штор" – это будет означать, что я просто где-то их видел. А ещё лучше: у меня просто нет фантазии, чтобы придумать другой образ-символ. Или я использовал первое, что пришло в голову.

Читать книги – весело. Так же, как снимать видео в Тик-Ток. Переписываться с друзьями в Сети. Для этого не нужно быть семь пядей во лбу. Это просто. Как потрахаться. Как напиться. Как сойти с ума. Если кто-то говорит вам обратное, знайте: он пытается оказать на вас влияние. "Чтение книг – удел натур тонких, избранных". Бред собачий.

Примите, как факт.

Книги умерли. Как времяпрепровождение. Как развлечение. Как что-то важное, осмысленное. Что-то несущее в себе глубокий посыл. Слово – это просто слово. И всё. Зачем пришивать смысл к пустоте? Литература, как и музыка – которая, кстати, это уже сделала – должна переродиться. Обнулиться. Стать проще. Современнее и веселее. Книги должны быть интересны и доступны для молодых людей и девушек моего поколения.

Книги должны упроститься. Стать картинками. Иначе через десять-двадцать – плевать – пятьдесят лет всем будет до пизды на них. Мне уже плевать на них, понимаете?

Я был писателем. Я обожал книги. Прошло семь лет. Я стал Бартлби.

Книги не должны стоить дороже алкоголя. Если бы у меня были деньги и выбор, что купить новый роман Пелевина или водку? Угадайте, что бы я выбрал? Так-так. Я буду сидеть в одиночестве, читать книжку – сомнительная перспектива, как по мне. Или напьюсь, позову друзей, стану раскованным, немного потанцую, познакомлюсь с девчонками…

Что сделает меня счастливым?

Трудный выбор. И правда. На что я потрачу шестьсот-восемьсот рублей? Если я зарабатываю двадцать три тысячи. Пойду в библиотеку? Не смешите меня.

Я хочу отвлечься. Я хочу забыться. После рабочей недели. После учёбы. Я заслужил отдых, верно? И я выбираю релакс. Я напиваюсь. Или иду в кино. Или еду за город.

Я не читаю книг. Зачем мне читать книги? Это скучно. Устаревшее занятие.

Главное, что следует уяснить, ребятки. То, ради чего я начинал этот разговор.

Если ты прочитал какую-то книгу и не понял её. Если история не понравилась тебе. Если ты не смог осилить и пяти глав. ЭТО НЕ ТВОЯ ВИНА! Ты не виноват в том, что какой-то там автор – плевать, насколько он известен, почитаем или просто интересен людям – не сумел донести до тебя свою мысль в доступной форме. Ты не тупой. Ты всегда лучший. Ты всегда самая прекрасная. Потому что ты единственный такой. Ты одна такая.

Тот факт, что ты чего-то не понял, не поняла – проблема автора.

Я говорю серьёзно. Читай. Пробуй слова на вкус.

Выбери какую-то определённую книгу и дай ей шанс. Ради себя.

А если не нравится – не мучайся. Выбрось книгу, если не жалко денег.

Лучшее, что можно сделать, например, с этими словами: сжечь их. Так и поступи.

Ярмарка вакансий

На ярмарку вакансий я прихожу максимально подготовленным.

На мне белая отглаженная рубашка, чёрные джинсы, пиджак на двух пуговицах. Я аккуратно подстрижен. Мои обычно срастающиеся брови на переносице выщипаны. Бороду я подровнял накануне. От меня пахнет одеколоном – стойким, но не резким. С каждым моим выдохом вылетает облачко мяты. Мои ботинки отполированы, начищены и зашнурованы, а сами шнурки спрятаны, чтобы никого не раздражать. У меня в руке кожаный портфель, внутри которого мои документы. Ногти коротко подстрижены. Спину держу прямо. Голова приподнята. Подбородок вздёрнут. Взгляд светлый, но решительный, на губах играет полумесяц улыбки. В общем, вид конкурентоспособного соискателя, уверенного в том, что ему нужно. Утром я дважды подрочил, чтобы не думать ни о чём лишнем, когда буду говорить с людьми. Чтобы не смотреть на девушек. Чтобы быть внимательным, тактичным собеседником. Я выгляжу чуть лучше, чем обычно.

Обновлённый, нацеленный на результат будущий сотрудник.

Ярмарка вакансий проводится во Дворце Молодёжи, который на самом деле обычный Дом Культуры, где в остальное время проходят выставки художников-любителей, выступления местного клуба чтецов поэзии, а по выходным – дискотеки для тех, кому за сорок. Я стараюсь не думать о том, что в том месте, где я стою, пару лет тому назад кто-то блевал капустой. А на крайнем подоконнике какой-то мужик лишил выпускницу строительного колледжа девственности. Откуда мне это известно? Я бывал здесь раньше. В прежней жизни, когда крепко пил. Я видел это своими глазами. Насколько я помню, мы с Берчем сняли тут двух девушек, которые годились нам в старшие сёстры. Я звал их: Милфа Ван и Милфа Ту. Что было дальше – не имеет значения. Скажу только, что на утро мне пришлось отвязывать Берча от кровати и сматываться. Пока наши милфы не проснулись.

С тех пор я посещал это место исключительно среди белого дня: на выставках, на чтениях, на танцевальном шоу, которое закончилось тем, что нас (меня и Еву) выгнали из зала, так как мы слишком громко смеялись. Эти современные танцы оказались тоской.

В общем, я стараюсь откинуть любую предвзятость. Я здесь, чтобы получить работу. Я курсирую между столами, расставленными по всему залу так, что отходя от одного, хотя бы на шаг, ты тут же непременно натыкаешься на другой такой же стол. У меня складывается ощущение, как будто я снова оказался в Сухом Дне на сдаче ЕГЭ. Не знаю, с чем это связано, но мысли такие. Я читаю таблички, выставленные на столах – там указаны названия фирм и род деятельности. Юридические. Строительные. Химические. Медицинские. Агропромсельхозвысерные. Я ищу конкретные, где значились бы нужные слова. Как хэштеги, поняла? Мебель, домостроение, дизайн интерьера, инжиниринг. Технолог, расчленение тела, конструктор, проектировщик, мастер целки, насилие. Оператор, контролёр, помощник, уборщик мест преступления. Тусовщик, завсегдатай бара, тестировщик, графический дизайнер. Архитектор склепа, коллега, будущий бывший, недруг.

За несколькими из столов мне вручают брошюры, буклеты с информацией о вакантных должностях, с контактными телефонами. Они нисколько не впечатляют меня.

Я иду дальше и натыкаюсь на Анну-Гориллу, подругу своей бывшей, Эксы.

Анна-Горилла замечает меня прежде, чем я успеваю слинять.

– Блабл? – говорит она. – Это ты?

– Нет, – отвечаю, подходя к ней. – У тебя в глазах косит.

– Ха. Можно смеяться?

– Плевать, – говорю. – Главное, не ебаться.

– С тобой? Да никогда в жизни.

Мы обнимаемся. Я целую её в щёку. Она едва касается моей бороды накрашенными красной помадой губами. От неё пахнет сигаретами и ликёром. Вид у неё потасканный, но респектабельный. Когда-то ей нравился Янни Плак, а я как-то пытался насадить её на корягу в озере под предлогом познания мира, но с ней такие фокусы не прокатывают.

– Фу ты, какой колючий.

– Никто не грел зимой.

– А что так? – Она изображает сочувствие. – У бедного мальчика нет подружки?

– У бедного мальчика нет уважения к себе, иначе он не связался бы с тем, с кем связался – до встречи со своей новой подружкой. Лучшей из всех вас, кстати говоря.

– Как всё сложно, – говорит она. – Но я сделаю вид, что не поняла, как ты оскорбляешь мою лучшую подругу.

– Общаетесь?

– Не твоё дело.

– Кто её ебёт?

– Ответ тот же.

Пауза. Я спрашиваю у Анны-Гориллы:

– Вспоминает меня, скажи?

– Хочешь вернуться? Поздно.

– Я сделаю вид, что ранен до глубины души.

Я хватаюсь за сердце и падаю на кафельный пол.

Люди оборачиваются, косятся на нас, как на психов.

Анна-Горилла спешит поднять меня. Она не плохая.

– Стыд просто. Видел бы ты себя со стороны.

– Я думаю нанять оператора, чтобы он везде ходил за мной в течение дня, снимал мои слова, поступки и жесты.

– И зачем тебе это?

– Для хроники.

– А платить чем будешь? За оператора? Дай угадаю. Деньгами новой девушки?

Я поправляю пиджак и говорю с серьёзным видом:

– Вообще-то, у меня есть работа.

– И поэтому ты тусуешься в четверг днём на ярмарке вакансий.

– Интереснее узнать, что ты здесь делаешь.

– Не твоё дело, – отвечает она.

– Ясно. Снова ищешь себе мальчика. Чем моложе, тем лучше. Так?

– Отстань, Блабл.

Она уходит от меня, но я плетусь за ней, минуя людей, столы, Кукол, Агентов, чучела тварей из мира Лавкрафта, злых охранников с надписями "Рыцарь" на груди.

Я говорю ей – может, громче, чем следует:

– Хочешь развратить его, как моего друга. А потом бросить, признайся?

Я говорю ей:

– Такой у тебя план, верно?

Анна-Горилла останавливается посреди зала.

– Я любила твоего друга, но он был слишком глуп, чтобы понять это. Я видела в нём личность. Это важно, бездушный ты кусок. А как со своим другом поступил ты? Если так переживаешь за него, зачем обидел? Он даже вспоминать тебя не хочет…

– Что он говорит? – спрашиваю.

– Не твоё дело. Прими уже как факт.

Анна-Горилла снова трогается в путь, я догоняю её.

Она быстрая и скользкая, по своей сути. За ней не успеть. Когда я смотрю на неё, у меня появляется мысль, что в прошлой жизни она была либо барышней, либо герцогиней, которая меняла кучеров за то, что те отказывались с ней спать. Или сукой-женой какого-нибудь терпеливого демона, который в итоге нашинковал её в салат и скормил курам.

Я хватаю её за руку, она смотрит на меня с возмущением.

Я отпускаю её руку, спрашиваю:

– Довольна?

Она успокаивается. Немного.

– Почему ты никак не отвяжешься?

– Я любопытный.

– Что ты хочешь знать? – спрашивает она.

Я думаю о Янни Плаке.

– Только то, что он говорит обо мне.

– Он не в восторге от тебя. Ты доволен?

– Не особо. Но это было предсказуемо.

– Он не понимает, зачем ты поступил с ним так жестоко. Так грубо. Не по-дружески. А он считал тебя лучшим другом. Восхищался тобой. Он слушал тебя. Во всём.

– Не правда, – говорю. – Он всего лишь хотел быть причастным к чему-то, как все остальные. Но не хотел ничего делать. Опять-таки – как все люди. Он не хотел жертвовать временем, силами, чтобы добиться большего. Он променял нашу общую мечту на…

…какую-то соску, хочу сказать я, но прикусываю язык, потому что речь идёт о моей девушке. Я не продолжаю.

– Добиться большего в чём? – спрашивает Анна-Горилла.

Улыбается как мать, которая слушает рассуждения ребёнка о его мечтах стать космонавтом, чтобы отправиться на планету Накукань и высадить там новый сорт камышей.

– В том, чем мы занимались, – отвечаю.

– Писали песни? Брось. Сейчас все это делают. Ничего грандиозного в этом нет. Как и в этих твоих книгах, которые ты постоянно советовал ему почитать. Глупости.

– У нас был план, – говорю, не унимаясь.

– И что? Слышала о твоих планах. Ерунда всё.

– И мы должны были ему следовать. Должны были …

– Слушай, Блабл. Ты уже надоел мне.

– Плевать. Он предал меня. Я ненавижу его. Так ему и передай…

Она обрывает меня и говорит:

– Ты прав. Я пришла сюда, чтобы полюбоваться мальчиками. Студентиками, потому что они мне нравятся. По этой же причине я сошлась в своё время с твоим другом, но из этого ничего не вышло – как видишь.

Анна-Горилла переводит дух.

Я спрашиваю, недоумевая:

– Зачем ты мне об этом говоришь?

Хотя на самом деле я хочу сказать, что прекрасно знаю об этом без неё.

– Потому что, не смотря на это, я остаюсь честной сама с собой. Я не вру себе. Какой смысл? Если я буду врать себе, то окончательно всё запутаю. Пропаду. Потеряюсь в себе, понимаешь? Ладно, знаю, что понимаешь. Мы с тобой оба копаемся в себе. Это то, чего я хочу на самом деле. Быть счастливой, потому что заслуживаю этого. Другой вопрос: чего добиваешься ты? Эти девушки тебе не интересны. Ни моя подруга. Ни та, за кем так долго бегал наш общий друг. Я уверена, что права. Не перебивай меня. Ты можешь отнекиваться, можешь врать им, но не ври мне. Я догадываюсь, что ты не любишь её. Так как ты никого не любишь. Так же, как не скучаешь по нему. Ты просто хочешь, чтобы вокруг тебя были слушатели. Собственная свита. Те, кто будет приклоняться перед тобой. Те, кто будет ублажать тебя эстетически, морально и, наконец, сексуально. Те, кто будет восхищаться тобой. Облизывать тебя. Съедать твои слова, дорожить твоим вниманием. Ты знатный манипулятор, Блабл. Ты основательно запудрил им всем мозги. Но что с того? Посмотри, где ты оказался? На ярмарке вакансий, смешно просто! Ты эгоцентричен и противен мне. Ты жалкий нарцисс, и я ненавижу тебя за то, что мы так похожи.

Пауза.

Я перевариваю то, что услышал от неё.

– Оу, – говорю спокойно. – Это… было… сильно.

– Да пошёл ты знаешь куда? – отвечает она, не скрывая презрения. – Не ходи за мной, а то я позвоню мужу и скажу, что меня преследует какой-то сумасшедший хрен.

Анна-Горилла скрывается в толпе. Я кричу ей в след:

– Интересно, что он скажет, когда узнает, зачем ты здесь?

Но она уже не слышит меня.

Я замечаю стол с табличкой "Мебельная фирма". Ниже надпись: Корпусная мебель, кухни, спальни. Название: "ПостельКа". Замечаю, что за столом сидит Симка. Закинув ногу на ногу, она смотрит в телефон. Борюсь с искушением подойти, чтобы поздороваться с ней. Потом думаю: а какой смысл? Лишний раз убедиться в собственной никчемности? Снова врать? Поэтому я беру брошюру с ближайшего стола: фирма "Пластиковые Грудки". Их вакантные должности – Замерщик, Работник с хрупкими материалами, Тестировщик. А потом, так и не найдя ничего подходящего для себя, так же просто ухожу оттуда.

Мертвее, чем прежде. Злее, чем когда-либо.

Из разговоров с Янни Плаком

Я видел всю страну в лицах дворовой ребятни,

Скалься новому утру, хоть ты, как я, давно разбит.

В другой жизни, когда это имело значение.

Разговариваем по телефону. Янни Плак – дома. Я – в армии.

– Как думаешь, есть что-то такое, из-за чего ты можешь возненавидеть меня?

– Нет, наверно, – отвечает он, но как-то неуверенно. – Я думаю, что нет. А что?

– Ничего. Интересно просто.

– В армии всегда какая-то шиза в башку лезет.

– Да, но всё-таки?

Янни Плак молчит в трубку.

– Алло? Ты там, пацан?

– Я думаю, мы состаримся, но всё равно будем общаться.

– Ну, это ты, конечно, уже загнул, пацан. Не знаю, как ты, а я намерен умереть молодым и богатым. До тридцати, думаю. Идеально просто.

– Это ты сейчас так говоришь. Всё изменится.

– Ага, а у тебя ещё волосы на голове вырастут. Зацветут по новой, так сказать.

– Да пошёл ты, Блабл, – отвечает Янни Плак и смеётся.

Молчание.

– Чем занимаетесь? – спрашивает он.

– Я песню пишу, курю. Пацаны рубятся в какой-то шутер по Сети. С телефонов играют, представляешь? – Я качаю головой, как если бы он мог меня увидеть: – Поколение, что с них взять, верно? Один тип хотел купить у меня песню за пачку сигарет. Бизнесмен.

– А ты что?

– Он был мной вежливо послан нахуй.

– Заебала армия? Только честно.

– Вообще ни разу, – говорю. – Лучше, чем дома.

– У тебя серьёзно с головой не порядок. Я каждый день до дома считал, пока сам там был. Чем займёшься дома?

– Если не съеду умом окончательно? – Я смеюсь: – Попробую всё изменить.

– Каким образом?

– Не знаю, – говорю. – Придумаю.

Я подкуриваю новую сигарету.

Янни План пропадает.

– Связь барахлит, – говорит

Слышу, как вздыхает. Устал меня слушать. Я не тороплюсь. Не знаю, кому ещё позвонить. Спрашиваю что-то о парнях по кряк-бригаде. Он расписывает в красках, как они.

– Так и собираетесь по выходным?

– Ну да.

– Так и пьёте?

– Бывает. Компания только поубавилась.

– Никто больше не женился? Никто там ни у кого не родился?

– Да я уже вроде обо всех рассказал.

– Ясно, – говорю, – А с девчонками у тебя как?

– Без изменений.

– Что так грустно?

– Потому что, – говорит он. – Я ведь не мачо-мэн.

– Нового супергероя, что ли, придумал? – Знаю, как он прётся по ним.

Друг молчит.

– Ничего. Вернусь, так обязательно завалимся в "Проказник".

– Если бар не закроется. Туда уже почти никто не ходит.

– Печально. А где теперь собирается поколение?

– В Сети? – отвечает он. – Все в интернете? Не знаю.

Тишина.

– Мне пора, Блабл. Рад был.

– Ну ладно, пацан, – говорю. – Я тоже помчал.

– С днём рождения тебя ещё раз.

– И тебя с праздником, – говорю, шучу так. А потом: – Спасибо за поздравление.

Я отключаюсь, и снова остаюсь один. Среди людей.

Штормит Ми-Ноль

Атака начинается сразу после того, как я захожу в комнату. Летающая камера, жадно чавкая, кусает меня за локоток. Другая камера, перешагивая трупы своих собратьев, пытается воткнуть длинный штатив мне в ухо. Третья нагло метит ко мне в рот. Я реагирую быстро, как этого и требует ситуация. Разбиваю одну камеру об дверной косяк, так что осколки пластика летят во все стороны. Вторую камеру выдёргиваю до того, как она заиграет на моей барабанной перепонке, и швыряю через всю комнату – точно в мини-завод, из которого эти камеры, собственно, и выбираются. Как с конвейера. А третья самоуничтожается: я уклоняюсь, отходя от её удара, так что она не успевает среагировать и врезается в дверь за моей спиной.