Текст книги "Слюни"

Я мог бы исчезнуть, и вот это уже звучит как план, верно?

Соус ням

– Нет, так ничего не получится. Сейчас другое время, как ты не понимаешь? О таких делах уже всё известно. Психологический профиль. Специализированное ПО. Возможности предсказывать поведение преступника. Предугадывать его следующий шаг. Тебя схватят ещё до того, как ты доберёшься до дома. Нужна слепая зона. Удачный момент.

Мой друг, один парень из Коллекции Бартлби, который орудовал лет сорок назад, вздыхает. Он делает глоток дорогого вина. Закусывает сыром, которого у нас в избытке.

– Как хорошо, что я жил в другое время. Тогда дела обстояли проще. Сел в машину. Выехал на дорогу. Посадил к себе девчонку. А потом оттащил её в соседний лесок.

– Тут-то и оно, – говорю. – В этом всё и дело. Теперь такая тактика не работает.

Ужинаем в столовой Дома с красной дверью. На длинном столе, который мог бы послужить взлётной полосой самолёту, еды столько, что нам вдвоём её никогда не осилить. Сегодня он мой гость. Я встречаю его с радостью. Знаю, как он любит поесть, и потому сам готовлю для него основное блюдо. Мой друг остаётся доволен. Делится со мной своими соображениями на счёт того единственного, в чём он когда-то преуспел. Охоты.

– Как, говоришь, эти штуки называются? Камеры? И они, значит, всё фотографируют? То есть вообще каждую деталь? Номерные знаки? Названия улиц? Всё что ли?

– Как минимум. В них есть даже функция распознавания лиц.

– Уму непостижимо. Кошмар просто.

– А ещё люди выкладывают о себе все данные в Сети. Сами предоставляют информацию, которая может навлечь на них беду. Девицы позируют полуголые. Парни хвастаются, сколько денег они зарабатывают. А все остальные следят за их жизнями, как за сериалом. Комментируют, обсуждают. Это кошмар, ты прав. Как же меня это всё бесит.

– Это очень странно. А нельзя использовать эту… как ты сказал? Паутину?

– Интернет.

– …этот интернет тебе на руку? Может, он даёт какие-то возможности, которых не было в нашем деле раньше? Не может всё быть так плохо? Или я чего-то не понимаю?

– Возможности есть. Кто-то использует Сеть как ловушку, чтобы заманить девчонок на вечеринку или к себе домой. Или в какое-то укромное место. Но это не по мне.

– А что так? Удобная, кажется, штука. Можно следить за ними, не выходя из дома.

– Нет. Это меня не интересует.

– Хочешь как раньше. Охотиться. Выслеживать. Пробовать свои силы. Я понимаю. Незабываемое чувство. Это как в споре между ножом и пистолетом. Быстрый выстрел или скольжение лезвия? Каждый выбирает, что ему по душе. Я вот, например, всегда мог положиться на пушку. И живи я в твоё время, выбрал бы, наверно, эту их… Сеть. Удобно.

После ужина перемещаемся на террасу. Закуриваем по сигарете. На вкус они как горечь несбывшихся надежд. Болтаемся в гамаках, пока девушки, которых я нанял на один вечер, но с правом забрать у них жизнь, машут над нашими головами огромными крыльями бабочек. Девушки нагие, загорелая кожа сдобрена соусом из запёкшейся крови и ссадин. Периодически отвлекаюсь от разговора с моим другом, пробую их плоть на вкус, облизываюсь и добавляю ещё ингредиентов. Мой друг, находясь в их компании, немного стесняется. У него мало опыта общения с живыми девушками. Но я хочу, чтобы он расслабился. Поймал вайб и почувствовал себя лучше, чем в родном доме. Я знаю, что у него, как и у меня, была властная мать. Он от неё много натерпелся, когда был ребёнком. Она кричала на него всё детство, так что он прятался в свои фантазии, скрывался там.

– Нужно быть настроенным на эту волну. Иногда этого достаточно.

– Что? Извини, – говорю. – Я отвлёкся немного.

Я как раз засовываю в горло одной из девушек бивень мамонта: добавляю остроты.

– Просто наблюдай. А когда увидишь возможность, используй её.

– Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. На днях я сидел на автобусной остановке и наблюдал за проезжающими машинами. И у меня появилась мысль. Что мне мешает подойти к какой-нибудь машине, припаркованной на светофоре, внутри которой сидит одна только девушка, и просто забраться внутрь? Наверное, я мог бы сделать что-то такое, если бы вокруг не было людей. Если бы Агенты не следили за мной всё время.

– А кто они? Эти Агенты? Ты уже не раз упоминал о них.

– Контролёры. Эти они распустили по всему миру камеры.

– Повторюсь: как хорошо, что я жил в другое время.

Мой друг по Коллекции Бартлби смеётся: громко, раскатисто.

Тем временем мы переходим к массажу в банном комплексе. Ложимся на животы, каждый на своей кушетке. Нас накрывают по пояс полотенцами. Но девушка, с которой я игрался, уже не в состоянии служить мне. Приходится поднапрячься и выдумать другую.

– Как жаль, что я не знал тебя раньше, Блабл. И Дом у тебя шикарный.

– Я хочу, чтобы ты немного отдохнул перед тем, как мы начнём веселиться.

– Спасибо, что позвал в гости, Блабл. Это лучший вечер за долгие годы.

– Это тебе спасибо за то, что навестил меня. Обычно все отказываются.

– Не бери на свой счёт. Ты хороший друг. И приятный собеседник.

– Я очень рад, что тебе всё нравится. Потому что я сильно переживал.

Любой труп должен быть оценён

Если вечером мы с Евой у неё дома, значит, я работаю над «Комментариями без текста» – работа продвигается быстрее, чем я ожидал, это радует. А сама Ева рядом со мной: рисует эскизы одежды для животных, показывает их мне, я что-то советую, хотя ничего в этом не понимаю. Но ей, кажется, важно услышать моё мнение.

Иногда Ева проводит весь вечер за швейной машинкой, воплощает свои идеи в жизнь. Преимущественно она шьёт комбинезоны для кошек и собак. А ещё для коз, уток, свиней и кроликов – но это уже так, ради смеха, как она говорит. Ева занимается этим ради собственного удовлетворения. Так же, как я работаю над книгой Янни Плака. Чтобы разрядиться. Чтобы не трахаться, потому что секс с Евой мне давно надоел.

Нет и намёка на то, что этот род деятельности, шитьё костюмов, заменит основную работу: Ева занимает должность технолога на крупном швейном производстве. У них есть цех, где шьют чехлы для мебели. Я пробовал устроиться туда учеником мастера, но меня не взяли. Мне сказали: не то образование. Ева расстроилась, а я даже не удивился.

Ту одежду, которую Ева шьёт для собак и кошек, мы отвозим в приют для животных. Волонтёры с радостью принимают её, но они не знают, что с этим делать. Ева примеряет на питомцах несколько костюмов, делает фотографии. Когда-то у неё самой были кот и кошка. Кошка была старой и сильно болела. Она скончалась, а за ней и кот. Они умерли с разницей в несколько дней. Это произошло вскоре после смерти её отца.

– Я больше никогда не заведу животных, – сказала мне как-то раз Ева. И призналась: – Я боюсь того, что все, кого я люблю, когда-нибудь умрут.

Я сказал: меня это устраивает.

То, чем занимается Ева, разрабатывая эти костюмы – замечательно. Я так считаю. И говорю ей:

– Это должны увидеть как можно больше людей.

– Ты так думаешь? – спрашивает она.

– Конечно. Это шикарно.

Следуя моему совету, Ева создаёт профиль в Сети, где публикует лучшие из своих работ. Теперь мы катаемся в приют для животных каждую неделю, устраиваем там примерку. Ева всё фотографирует, потом выкладывает в своём профиле. Она даже набирает некоторую популярность среди ценителей такого искусства.

– Тебя это не злит? – спрашивает Ева с опаской.

– А должно?

– Ты ведь не любишь всё это.

– Я не люблю, когда люди используют данные им возможности не как инструмент к воплощению своей мечты или достижению цели, а как средство позировать и торговать лицом. Это нарциссизм. А ты всё делаешь правильно. Костюмы крутые, даже не думай.

– Хорошо, что ты так к этому относишься. Потому что люди пишут мне. Они спрашивают, где можно заказать такие костюмы. Представляешь? Они хотят, чтобы их питомцы ходили в моих комбинезонах.

– Я рад за тебя.

И вот мы уже упаковываем несколько из её костюмчиков: штанишки, курточки, как положено. Мы относим всё это дело на почту и отправляем куда-то на другой конец страны. А потом в Сети появляются фотографии животных в одежде, которую сшила Ева – этим нельзя не гордиться. И вот я уже хожу на почту два раза в неделю, и это тоже работа.

Богатыми нас это не делает.

Деньги, вырученные с продажи костюмов, идут в оборот. Материалы, ткани, нитки, иглы, более современная швейная машинка. Но это дело доставляет колоссальное удовольствие. Впервые за долгое время у меня появляется чувство причастности к чему-то.

– Если мы разбогатеем, ты станешь счастлив? – спрашивает меня Ева.

– Нет, не стану. К сожалению.

– Тогда ты сможешь купить, что захочешь. Одеться, как захочешь. У тебя будет выбор, где есть, а где отдыхать. Как проводить время. На что тратить время.

– Выбор в жизни всего один. Жить или умереть. Всё остальное – просто решения. Их бесконечное количество. Принимай, какое хочешь. От этого ничего не измениться.

– Поподробнее, пожалуйста.

– Если бы я смог реализоваться в чём-то, самоутвердиться в каком-то деле, оставить после себя то, что станет моим продолжением, создать своё наследие, которое будет жить после моей смерти – вот тогда, наверное, я немного успокоюсь. Хочется думать.

– У тебя нереализованные экзистенциальные потребности.

– Именно.

Как-то вечером, когда мы ужинаем, Ева спрашивает меня:

– Мы ведь семья?

Я задумываюсь.

– Маленькая. Но всё-таки, да.

– Значит ли это, что наше дело – семейное?

– Это твоя заслуга.

– Это наше общее дело, семейный бизнес, – говорит она, изменяя голос, делая его грубым, как будто мужским, насколько это вообще возможно.

Короче, уже откровенно дурачится.

Мои братья – Сэл и Дин,

Но Лесли знает: Сэм и Дин.

А потом целует меня и говорит:

– Вообще-то я просто хотела сказать тебе спасибо.

– За что?

– За то, что подталкиваешь меня вперёд. Не даёшь стоять на месте. Иногда мне кажется, что это и есть твоя работа. Мотивировать людей. Помогать находить себя. Заряжать амбициями. Может, тебе попробовать себя коучем?

– В том-то и дело. Тебе – кажется.

– Нет. Это ты неправильно смотришь на вещи.

– Я живу у тебя дома. Ем твою еду. Поддержка – это меньшее, что я могу дать. Пойми.

– А вот и доказательство моих слов.

Позже Ева говорит мне, что пара её знакомых заинтересовалась тем, чем она занимается. Ева говорит, что у этих её знакомых есть свой магазин одежды.

– Они продают одежду для девушек и хотят сделать новую коллекцию. Совместную со мной.

– Соединить одежду для людей и животных?

– Да. Парная коллекция одежды. Что думаешь?

– Это круто, – говорю.

– Вообще-то меня кое-что смущает.

Ева говорит, что эти её знакомые – девушки. И они влюблены друг в друга, эти её знакомые девушки.

– Отлично, – говорю. – Когда ты нас познакомишь?

– Подбери слюни, мальчик.

– Соглашайся. Я должен их увидеть.

Ева показывает мне их профиль в Сети, один на двоих, которые они ведут совместно. Одна девушка блондинка, другая – шатенка. Обе модели. У них много фотографий с одеждой. Есть фото с отдыха за границей. А есть те, где они целуются с языком.

– Одобряю, – говорю. – Откуда ты их знаешь?

– А это важно?

– Важно ли, откуда ты знаешь лесбиянок? Нет, конечно. Что ты. Это не имеет абсолютно никакого значения.

– По работе пересекались. Они предлагают встретиться. Хотят обсудить.

– Мне больше нечего добавить. Я уже всё сказал.

– Я боюсь, они высмеют то, над чем я сейчас работаю.

– А они могут? – спрашиваю.

– Не знаю.

– Если так, зови их к нам. Я выебу обеих граблями, а потом освежую их, и мы сошьём мне новую куртку.

– Я вообще-то серьёзно.

– Ладно. Над чем ты сейчас работаешь?

Пауза.

– Я шью купальные шапочки для уток.

Пауза длиннее. Теперь молчу я.

– Это круто, – говорю, улыбаясь, так что скулы сводит. – Это то, чего не хватало этому миру.

– Не смейся.

– Такого я ещё не видел, – говорю. – А значит это как минимум интересно.

Еву такой расклад устраивает.

Разумеется, на встречу с лесбиянками меня не зовут.

А жаль.

Остаётся ждать подвоха

К сожалению, даже находясь наедине с собой, в относительной тишине, я никогда не могу расслабиться. Я всегда жду подвоха. Агенты следят за мной. Их камерами напичканы все улицы города, каждый банкомат, каждая машина. Они запоминают мои передвижения. Следят за мной. Агенты говорят: «Мы делаем это ради твоей безопасности».

А я отвечаю им:

– Тогда почему я не чувствую себя защищённым?

Агенты переглядываются и пожимают плечами.

На это им сказать нечего.

Мне кажется, другим людям известно то, чего не знаю я. Такое чувство, что каждый из них владеет маршрутной картой, по которой шагает в жизнь. Как если бы у этих людей в комплекте при рождении шли инструкции к сборке. Может, так оно и есть? Свою инструкцию, например, я нарисовал себе сам. Сюда не ходи, с тем не говори, это не ешь. Не пей, не кури. Работай над "Комментариями без текста". Собирай Коллекцию Бартлби. Преодолевай себя, борись с собой каждый день. Сдерживайся, не искушай Духа. Берегись.

Ева говорит, что у каждого человека есть потребность в общении. Я спрашиваю: и что с этого? А она отвечает:

– У тебя эта потребность отсутствует напрочь.

– Это разве плохо?

– Судя по тому, как ты страдаешь – да.

– Полная самодостаточность и абсолютная никчемность. Вот мои друзья. Точнее, подруги. Они как две лесбиянки.

– И как это понимать?

– Не знаю. Я с этим пока не разобрался. Может, они имеют друг друга? Отлизывают по очереди? Как-то так.

Чтобы не сойти с ума от всего этого стиля и моды, нужно самому быть в меру стильным и модным. Иначе пропадёшь.

Соседи по дому, в котором живёт Ева, сверлят с утра до вечера, ведут ремонтные работы. Меня это злит. Я ходил к ним, пытался объяснить, что нахожусь в очень плохом состоянии. Я попросил их не усугублять моё и без того плачевное положение. Бесконечный скрип, сверление стен, скрежет, стук – вот то, что я слышу ежедневно, сказал я. Так нельзя, нужно что-то с этим делать. Нужно составить какое-нибудь расписание для этой деятельности. Нужно найти выход. Иначе это ничем хорошим не кончится, я уверен.

– А то я скоро совсем рехнусь, – сказал я соседям.

Но соседи восприняли мой визит как личное оскорбление. Пригрозили, что сами придут ко мне.

– Ну что же, – сказал я. – Буду ждать.

Что ещё я мог сказать? Я и не надеялся, что они поймут. Если бы они были людьми, то этой ситуации, скорее всего, вообще не было бы. Но они не люди. Твари какие-то.

Это заставляет меня чувствовать себя беспомощным. Каким-то маленьким, как будто я ребёнок. Мне не нравится это чувство. Я хочу избавиться от него. И думаю.

…я думаю, что в один день не выдержу этого безумия, спущусь к ним на этаж, и вобью гвоздь в лоб тому, кто со мной разговаривал. Я уверен: я смогу убить его.

Я много думаю об этом.

Я представляю, как делаю это.

Сначала идёт мысль, потом действие. Я так считаю.

У меня в мыслях беспорядок. И в моих действиях не следует искать явной логики.

Чем быстрее они сделают ремонт, тем быстрее это закончится. Если я совершу убийство, то освобожусь от Духа, который преследует меня, наверное, ещё с рождения.

Я понимаю, что переехав в другой дом, поменяв квартиру, я не решу проблему. Я знаю это, потому что везде, где бы я ни был, мне встречаются глупые, упёртые люди, не желающие искать взаимопонимания, считающие, что все вокруг им что-то должны. Им плевать на меня и других. Если так, то почему мне должно быть не наплевать на них?

Я беру гвоздь подлиннее, молоток попрочнее и иду к соседу, стучусь к нему в дверь, он открывает, снова недовольный, что я отвлёк его от работы. А я бью его ногой в промежность – просто так, чтобы дезориентировать – потом подношу гвоздь к его лбу, замахиваюсь молотком и бью им по шляпке гвоздя. Тот входит на треть, ударяю ещё раз.

Взмах молотка, удар. Сосед – стена, я – ремонтник.

Крик, вздох, кровь бьёт струёй мне в лицо: горячая, подлая.

Ноги у него подкашиваются, он сползает вниз по двери. Я затаскиваю тело внутрь, убиваю того, кто с ним работает. Я делаю это с помощью подручных инструментов, которыми они работают – гвоздь у меня был всего один и тот застрял в голове, не забывайте.

Может быть, я просверлю ему череп. С помощью перфоратора, которым они просверлили дыру в моём покое, в моей человечности. Проблема в том, что меня схватят.

Меня осудят.

Я буду первым, кто попадёт под подозрение.

Меня будет легко связать с убитыми: я живу этажом выше. Я тот парень, который обошёл всех соседей со словами: как вы относитесь к ремонту? Не желаете составить коллективную жалобу? Эти соседи не поддержат меня. Иначе вопрос бы уже решили.

Я смотрю вглубь себя и там, внутри, я уже совершил всё самое худшее.

А ещё меня останавливает тот факт, что их смерть, хотя и принесёт мне покой, не подарит мне ни капли эстетического удовольствия. В их смерти не будет красоты.

Потому что они парни. А парни не будоражат моё сознание.

С другой стороны, если бы эти двое были девушками, их смерть стала бы началом.

Я никогда не кончал внутрь ни одной девушке, так как не верю им всем.

Если они сильно разозлятся на меня, то смогут использовать мою сперму, чтобы отомстить мне.

Пройди тест.

Когда ты кончаешь с девчонкой, что ты испытываешь?

а) опустошённость.

б) завершённость.

в) благодарность.

г) сообщничество.

д) другой вариант.

Как правило, секс – это сообщничество и завершённость. Логический финал. Точка разрядки, к которой все стремятся. Чтобы выплеснуть гнев, усталость, неудовлетворённость. Заполнить пустоту. Почувствовать единение. Переродиться. А потом, умыться, переодеться и жить дальше, как будто ничего не было. Кончил и забыл. Вот вся любовь.

Но это и точка невозврата тоже: ответственность, разделение себя с кем-то другим, доверие, смерть будущего интереса, неминуемая гибель индивидуальности.

Представь себе мир, в котором секс стал бы началом взаимоотношений. С него начиналось бы знакомство.

Дикость? Конечно.

Так я познакомился с Евой.

Пока Янни Плак бегал за ней четыре или сколько там месяцев.

Представь, что ты занимаешься любовью, а только потом узнаёшь человека. Если, конечно, желание узнавать его ещё у тебя осталось.

Ложь отпадает в таком мире. Желание понравиться, впечатлить – то же отходит на второй план. Мир вверх тормашками. И жизнь тоже.

Остаётся лишь потребность удовлетворять желание.

Стремление избиваться от опустошённости.

А ещё – люди просто много болтают. Никому нельзя доверять.

И вот ещё один извращённый вариант развития событий на этот счёт.

Жуткая картина. Изнасилование девушки. Подчинение её полностью. Навязывание ей чужой воли. Но по окончании этого кошмара девушка не освобождается. Наоборот. Лишается того последнего и единственного, что по праву принадлежит ей – выбора, который у неё есть. Жить или умереть? Как следствие: убийство девушки, лишение её выбора. Шаг потребителя. Желание обладать: кем-то, чем-то. В таком случае секс – это начало. То, что происходит с ней потом, после её смерти – вот это уже история, которая останется между двумя. Секрет и тайна. Это так ужасно, что и думать об этом не стоит.

Так какой человек способен на такое? Наверное, тот, кто вконец отчаялся. Человек разбитый. Отверженный. Тот, кто уверен в себе, как никто другой. Кто испытывает глубокую боль и даже некоторую обиду за своё поколение. Кому наплевать на людей – их мнение и горе. Лишённый души. Дышащий жаром к ним всем. Заинтересованный в улучшении своей жизни и жизни других людей. Кто хочет всё изменить. Кому нет дела ни до кого, кроме себя и своих прихотей. Кто не может смириться. Кто горюет по ночам. Кто смеётся над миром при свете дня. Кто ищет ответы. Кто просит немного тишины и покоя, но получает в ответ целую какофонию скребущих, шипящих, пилящих звуков. Кому известно чуть больше, чем другим. Кто во всём разобрался. Кто не знает самого себя и каждый раз, закрывая глаза, переступая порог Дома, испытывает собственные силы, снимает барьеры. Кто не верит в лучшее ни для кого, включая себя. Кто живёт с болью. Кто является воплощением ужаса. Так кто он? Бугимен? Ходячий Кошмар? Нет. Обычный человек. Как все. Но посторонний. Чужой. И каждый Бартлби – это всегда выкидыш своего времени.

Над безмолвным миром

В прошлой жизни, когда это ещё имело какое-то значение.

Сидим с Янни Плаком на шезлонгах на берегу Чёрного озера. Оба в трусах, обсыхаем, так как весь день провели в воде. Отдыхаем, значит. Солнце садится, волейбольная площадка практически опустела. Только какие-то две девчонки прыгают босиком по песку: кидают мяч через провисающую сетку. В остальном пляж, как мёртвый.

Янни Плак закуривает и говорит, поправляя чёрные солнцезащитные очки:

– А была ещё вот такая история. Другая девчонка, тоже студентка, закинулась таблетками и решила провести прямой эфир в Сети. Сначала обсуждала какой-то фильм, потом её стало медленно так развозить, и чем дальше, тем хуже. И вот она уже отвечает на вопросы, которые ей пишут тут же её однокурсники. Пошлые, насмешливые. Вроде такого: Когда последний раз член сосала? Она убитая просто, отвечает зрителям. Совсем уже ничего не соображает. Замечает, что я тоже её эфир смотрю. И говорит, какие у неё ко мне чувства, как ей нравится у меня на занятиях. Предлагает встретиться, позаниматься тет-а-тет. Это её слова, не мои. В конец чердак у девчонки засвистел. Это всё на глазах у других людей. Показала, как садится на шпагат, потрясла задницей. Спросила, как мне? Я ответил сообщением: Нормально. Написал в общий чат пару советов по растяжке. Нет, ну а что ещё я мог сказать? Стыд просто. В общем, всё закончилось тем, что ей стало плохо. Она загрустила, утихомирилась немного. А потом как давай блевать – и всё это на камеру. Зрители смайлики посылают, не понимают ужаса ситуации. А она побледнела и говорит кое-как: Что-то мне плохо, я умираю. Я за неё перепугался не на шутку. Пишу в чат: Где ты находишься? Требую: Называй адрес. А она отвечает мне сквозь слёзы: Вы что, говорит, приехать ко мне хотите? И подмигивает мне. Представляешь? Уму непостижимо.

С озера дует ветер. Холодает. Я надеваю шорты.

Жду продолжения. Янни Плак молчит.

– Ты что, – спрашиваю, – серьёзно хотел к ней приехать?

– Я что, совсем, по-твоему? – говорит. И спокойнее: – Нет. Скорую думал вызвать.

– А в итоге-то что? Живая?

Янни Плак тушит сигарету. Отпивает пиво из банки. Кивает.

– Лучше спроси, где она теперь, – говорит.

– Ну и где?

– Пляшет в Тик-Ток. Целую армию фанатов собрала.

– Ты и сам наверняка на неё подписан?

Янни ухмыляется. Поправляет очки.

– А как иначе? – говорит. – Кто-то ведь должен за ней смотреть, чтобы она душу не отпустила.

И подмигивает мне. Точнее, я так думаю. На нём ведь чёрные очки.

– Да сними ты уже эту хрень. Солнце умерло.

– Тоже верно, – отвечает Янни, но очки не снимает.

До нас долетает смех девчонок. Я замечаю, что мяч они уже не кидают. Просто перекатывают его под сеткой, сидя на песке. Косятся в нашу сторону. Учитывая, что вокруг никого кроме нас, смеются они явно громче, чем следует. Привлекают внимание.

– А этих знаешь? – спрашиваю.

Янни Плак поворачивает голову, смотрит на них какое-то время. Потом говорит каким-то уставшим голосом:

– Нет, надеюсь. Не хватало ещё здесь своих студенток встретить. Хотя они все на одно лицо… – и замолкает.

– Садятся? – спрашиваю я.

– Что?

– Все на одно лицо садятся? Ты это хотел сказать?

– Именно.

– Они кстати сюда идут, – говорю.

– Да ну? – Янни смотрит на девчонок. – И правда. – А потом, всё-таки снимает очки и говорит: – Твою мать.

– Что ещё?

– Только не это.

– Узнаешь их?

– Нет, – говорит Янни Плак с досадой в голосе. – Пока я всё это рассказывал, у меня член, кажется, встал.

– Так кажется или точно?

– Я серьёзно. Прикрой меня, Блабл. Я пока оденусь.

– Ещё чего, – говорю. – Извращенец.

Улыбаясь, наблюдая, как он в спешке надевает шорты, натягивает футболку. Очки слетают. Ругаясь, шарит рукой под шезлонгом. В таком положении его застают девчонки.

Они подходят к нам. Короткостриженые, похожие на мальчишек – не в моём вкусе. Обе одеты в одинаковые купальники, но разного цвета (довольно откровенные, мокрые от воды). В руках у девчонок по незажжённой сигарете, на глазах солнцезащитные очки.

Бирюзовый купальник спрашивает, не будет ли у нас зажигалки? Говорит, что свой огонь они утопили.

– Говори за себя, – отвечает ей Чёрный купальник. – Это ты виновата. Я не причём.

– Ой, молчи уже, ладно? – говорит Бирюзовый купальник без всякой обиды.

Выглядит эта сцена как плохо отрепетированная постановка.

Наконец, Янни находит свои очки, надевает их. И садится в шезлонг. Без слов.

– А чего вы добивались? – спрашиваю. – Рыбу хотели поджечь? – А сам думаю: в воде.

– В песке утопили, – говорит Чёрный купальник.

– Когда в волейбол играли, – отвечает Бирюзовый купальник.

– Мы видели, как вы играли, – говорю. Смотрю на Янни, но тот молчит.

– Следили за нами, значит, – говорит Чёрный купальник. И прежде, чем я успеваю что-то сказать, добавляет: – Это я без всякой претензии. У меня никогда не получается подать мяч, как надо, когда кто-то смотрит.

– Оправдывайся теперь, – говорит Бирюзовый купальник.

– Заткнись, – говорит Чёрный купальник.

И обе хихикают.

– Вот, держите, – говорит Янни Плак каким-то не своим голосом. Мастер общений.

Он протягивает им свою зажигалку. Замечаю, что его руки дрожат.

Девчонки подкуривают по очереди сигареты из его рук. Выдыхают дым. Благодарят его, но он – ни слова в ответ. Только кивает.

– Не хотите поиграть? – спрашивает Чёрный купальник.

– Пара на пару, – говорит Бирюзовый купальник.

– Или мальчики против девочек? – говорит Чёрный купальник.

– А то она снова проиграет, – говорит Бирюзовый купальник.

– Не слушайте её, – отвечает Чёрный купальник. – Ну? Так что?

– Или у вас есть дела поважнее? – спрашивает Бирюзовый купальник.

И прежде, чем я отвечаю, готовый согласиться, потому что в этом нет никакого криминала, просто покидать мяч, Янни Плак говорит таким многострадальным тоном:

– К сожалению, мы вынуждены отказаться.

Они смотрят на него. Я думаю, не будь на них очков, в глазах читались бы слова: ты что, дядя, совсем конченный?

– Но спасибо за предложение.

Девчонки смотрят на меня. Я ничего не говорю.

– Как хотите, – отвечает Чёрный купальник.

– Спасибо за зажигалку, – говорит Бирюзовый купальник.

Я провожаю девушек взглядом.

Когда они уходят, я смотрю на Янни Плака.

– Мелкие они ещё, – говорит он, но как-то неуверенно.

Я смотрю на него, а Янни говорит, вздыхая:

– Ну что, по-твоему, я должен был им сказать?

Янни качает головой. Не выдерживает моего взгляда.

Он поворачивается, снимает чёрные очки и говорит:

– Не будем об этом, ладно? – Он прикладывается к банке с пивом, но она давно опустела. – Расскажи лучше о книге, Блабл. О чём она будет?

– Да уж, друг, – говорю. – Твоя неуверенность в себе – это уже диагноз.

И я рассказываю об очередной истории, которую пишу, чтобы отвлечься от других нехороших мыслей.

Соискателям 2020

Вот список вакантных должностей, опубликованных в интернете разными компаниями в течение одного конкретного дня, независимо друг от друга, но в равной степени готовыми принять в свои ряды дипломированных специалистов без предъявления особых требований к опыту работы – выпускников ВУЗов, одним словом.

Компания. Должность. Обязанности. Требования.

Фабрика игрушек "Детский Свисток" – Швея – Пошив паричков для кукол – Усидчивость.

Мебельная фабрика "ТетиваФитПихта" – Упаковщик – Упаковка готовой продукции в гофрокартон, работа со стреплентой – Аккуратность.

Пункт выдачи интернет-заказов "Обнулённые" – Тот, кто выдаёт заказы – Выдавать заказы в соответствии со списком заказов – Внимательность.

Ночной клуб "Стойло" – Тусовщик – Поддерживать праздничное настроение гостей, сеять веселье ночь напролёт – Активная жизненная позиция.

Частное лицо "Не служивший молодой человек" – Армейский тренер – Подготовить к КМБ и к службе в армии по видеосвязи – Навыки работы с детьми.

Аэропорт "Альбатрос-Ворс" – Контролёр – Отпугивать птиц с взлётной полосы – Любовь к животным.

Медицинская клиника "Сглаз" – Ученик проктолога – Проводить приём, учувствовать в осмотре пациентов, выписывать рецепты, консультировать – Наличие специального медицинского образования, Меткость.

Кофе-машины "Чай, Сахар" – Искатель – Искать место под наши кофе-машины в чужих офисах, торговых залах по всему городу – Настойчивость.

Ландшафтный дизайн "Кусты под срез" – Помощник разнорабочего – Носить инструмент, выполнять мелкие поручения – Не конфликтность.

Стоматологическая клиника "Укус Пчелы" – Уборщик служебных помещений – Поддерживать чистоту, осуществлять своевременную замену бахил (утрамбовывать урны с использованными бахилами), ополаскивать лотки под сплёвывание – Чистоплотность, Наличие медицинской книжки или готовность завести её.

Школа оформителей "Старухина Свадебка" – Декоратор – Сушить цветы, красить картон, лизать марки, отрезать скотч – Навыки работы с ножницами, Умение включить-выключить ксерокс.

Никаких звёзд, никаких надежд

– Как всё прошло? – спрашивает Ева, когда я забираюсь к ней в машину на парковке делового центра с кучей офисов, но, взглянув на меня, замолкает, понимая всё без слов.

Ева заводит двигатель, и вот мы уже выезжаем на проезжую часть. Движемся по направлению к центру города, как мне кажется. В голове туман. Собеседование и отказ.

Ева спрашивает:

– Всё так плохо, да?

Ева смотрит на дорогу, потом снова на меня. А потом говорит, как можно мягче:

– Не думай об этом, ладно?

Но мне кажется, что, произнося эти слова, она обращается скорее к себе самой. Успокаивается так.

Поднимаемся в горку, останавливаемся на светофоре, хотя тот горит зелёным светом. Движение транспорта замерло. Пара грязных колдырей, шатаясь, плетутся по проезжей части. Водители других машин сигналят им: ноль внимания. Солнце поворачивается, садясь за многоэтажными домами. Слепит нас. Передаю Еве солнцезащитные очки, она благодарит меня. Надевает их, не отрывая взгляда от дороги. Когда нам предстоит выбрать, куда ехать дальше, Ева спрашивает меня, куда я хочу. Не отвечаю. Долго смотрю на неё. Ловлю собственное отражение в чёрных стёклах её очков. Они предают ей какой-то сюрреалистичный вид. Ева улыбается – робкой, неуверенной улыбкой. Как если бы сомневалась: правильно ли поступает. Как если бы боялась меня разозлить.

– Я поняла, – говорит. – Поедем…

А я думаю: пусть это будет сюрпризом, или хотя бы чем-то, что мне просто понравится, но не произношу этого. Я вообще больше не хочу говорить. Ни с кем. Никогда. Не сейчас точно. В итоге мы едем за город. Дорога пустая, вечер среды. Или понедельника. Мне плевать. Все дни слились в один ДЕНЬ. Уже давно, когда я пошёл на первое собеседование. Когда я родился. Вот то, что я понял за то время, что шатаюсь без дела: выходишь из одной вагины, всю жизнь входишь в другие вагины в попытке отыскать свой дом.