Текст книги "Слюни"

Руку в карман куртки, отвечаю на звонок.

– Алло? Сынок? – Голос матери. – Ну как ты?

– Всё круто, – говорю, изображая недовольным тоном, что я сильно занят. – Как вы? Порядок?

– Да, у нас всё хорошо. Занят?

– Минутка найдётся, – говорю, смягчаясь.

Всё-таки она моя мать. А я воспитанный сын.

– Чем занимаешься? – спрашивает мать.

– Работаю, – говорю. – Делом занимаюсь.

Но мой голос перехватывает Дух. И передают матери искажённую версию моих слов. Пережёвывают информацию. Как результат: ей слышится что-то совсем другое.

– Да ну? – Мать восклицает, не скрывая восторга. – А каким делом? – Мать говорит в сторону, отцу, по всей видимости: – Работу, говорит, нашёл, представляешь? Занимается. – И снова мне: – Ну как, хорошо? Что за работа, расскажешь?

Слышу, как на заднем фоне начинает тарахтеть отец.

Останавливаю мать до того, как она закатит праздник:

– Ты не так поняла.

– То есть – не так поняла?

Интерес её остывает.

– Кхе. Я не о той работе вообще-то говорил.

– А о какой тогда?

Уже гораздо меньше воодушевления.

– О той, за которую не платят.

– Ах, – голос матери падает. – Пишешь снова.

– Плевать, – говорю. – Нормально всё у вас?

Я уже готов прощаться.

Мать спрашивает осторожно:

– Так я не поняла что-то. Ты нашёл работу или нет?

И снова она шепчет что-то отцу.

– Нет, нет и ещё раз нет. Не нашёл. Слышите? Нет у меня работы. Нет денег, нет будущего. Всё прекрасно, ясно? А теперь, прошу меня извинить, но мне пора мчаться.

Я по-прежнему смотрю за девчонками в бинокль, но уже ничего не вижу: я боюсь упустить их из виду, тороплюсь, хотя ничего такого особенного в этих девчонках нет.

В телефон говорит отец – сухо, без приветствия:

– Так что там с работой?

А тон у него такой, как будто я обязан ему чем-то.

– В поисках.

– Без изменений, значит, – говорит он, подчёркивая тот факт, что я всё так же остаюсь ничтожеством.

– Так точно, – отвечаю. – Всё верно.

– И долго ещё будешь искать? – спрашивает он так высокомерно, как если бы мой ответ ничего не значил, как если бы сам он знал: ничего я не ищу, только делаю вид.

– Искал вчера, – говорю я, не робея. – И буду искать завтра.

– Успехи как? Планы какие?

Слышимость не очень, и он уже кричит на меня.

– Доспехи? При чём тут рыцари, пап?

– Успехи твои как? – повторяет он громче, строже, жёстче. – Нашёл что-то, нет?

– Не особо. Нормально. Связь плохая.

– А ты где сейчас? – спрашивает он, как будто беспокоится.

А может, он следит за мной? И просто всё обо мне знает? Но Агенты обещали…

Я прикидываю в уме, размышляя, может ли мой отец отследить моё местоположение в этот конкретный момент? Он прошаренный в технологиях. Гораздо умнее меня вообще. А я так – никто. Просто Блабл. Пугало. Холостой выстрел члена двадцатичетырехлетней давности, который к всеобщему удивлению оказался жизнью.

– Коктейль? Какой коктейль, пап? Не понимаю.

– Я спрашиваю: ты где? С кем ты? Дома? Один?

– Что говоришь? Связи совсем нет. Ремонт гремит. Сквозняк пробирается через дыру в стене. Не слышно ничего, пап. Расшатанные перила. Маракашки шуршат на кухне. Сдаются и принимают участие в порке куклы-игрушки. Отказ за отказом. Берегись Миллера, пап. Я серьёзно. Просто прочитай книгу Лаймона, – говорю. – И не грызи ногти.

– Что за… Алло! Слышно меня, нет? Я спросил, где ты находишься… – начинает отец, но я перебиваю его.

– Смешать, но не взбалтывать. Я понял, пап. Спасибо.

– Что ты несёшь? – кричит он в ответ.

Я едва не падаю с ветки.

– Открытый огонь. Градус отчаяния повышен. Ничего не разобрать.

– Балабол, – отвечает отец, как будто бросает мне в лицо кусок коровьего говна. – Ладно. Ясно всё с тобой.

– Ох, – говорю. – Кажется, связь наладилась.

– Да неужели? Поразительно просто, – отвечает он.

И передаёт телефон матери.

– Ну как ты там, сынок? – снова тот же её вопрос.

– Где это там, мам? – я уже веселюсь.

– Не знаю, – говорит. – А где ты?

– Всё там же. На пятой борозде.

– Это где? – в голосе матери испуг.

Как и все игры, эта быстро надоедает мне.

Они серьёзные – мои родители. Им всегда не до шуток. А мне всегда не до них. Потому что я всегда пьяный от безумия. Потому что разговоры с людьми меня больше не интересуют. Как и сама жизнь. Нельзя пренебрегать человеческой жизнью – вот главное, что я понял для себя. Если тебя не интересует жизнь, то есть вероятность, что тебя может заинтересовать смерть. Но ничего хорошего я бы от этого не ждал. Это не выход, поверь.

Неправильно это, я думаю. Но что делать – не знаю.

– Всё круто, мам. Я шучу так. Мне пора.

– Когда приедешь к нам? – спрашивает она с тоской.

– Может, завтра? Но вряд ли.

– Много дел? – спрашивает она, как будто смеётся.

– Ага. Точно. Всех обнял. Пока-пока.

Я отключаюсь.

Мне отцом стал Патрик Бэйтмен.

Моя мать – Долорес Клейборн.

Я успокаиваю себя, говоря, что в мире полно детей, которые ведут себя гораздо неблагодарнее меня. Например, те из нас, кто выкладывают фотографии своей семьи в Сети – не заботятся об их безопасности, дают повод посмеяться над своими близкими. А ведь кто-то зовёт своих родителей сниматься в свои тупые видеоролики. Бедные, растерянные родители – на этих видео они выглядят такими беззащитными. Смотрю, и рыдать хочется.

Я убираю телефон, поднимаю бинокль, но тут же опускаю руки, когда замечаю какое-то шевеление в кустах. Точнее нет. Не так. Не в кустах. Это сами кусты шевелятся. То есть двигаются – в прямо смысле слова. Без шуток. Один конкретный Куст перемещается. Отделяется от других кустов и подходит к деревьям. Он замирает прямо перед полем, по которому вдалеке бегают девушки. Куст кашляет, плюётся. Подкуривает сигарету. Я трясу головой, уверенный, что это всего лишь очередное наваждение. Но нет, Куст не пропадает. Он затягивается сигаретой. Затем показывается рука с телефоном. Куст снимает себя на фронтальную камеру. Щёлк. Куст смотрит снимки. Переходит в режим видеосъёмки.

– Как я вам в таком образе, ребята? – говорит Куст хриплым мужским голосом. – Веселюсь на работе так-то. Угадайте, кем я работаю? Подсказка: не аниматором. А где я нахожусь – угадаете, интересно? Пишите в комментарии. Всё, мне пора. Всем пока!

Телефон скрывается среди веток.

– Так-так-так, – причитает Куст. – Кто тут у нас?

Я замираю. Не дышу почти.

Но соображаю: Куст говорит сам с собой.

Расслабляюсь. Наблюдаю за ним дальше, сидя на дереве.

Куст выплёвывает сигарету. Начинает шелестеть где-то внутри своего костюма.

– Ох, да, вот так, сучка, – говорит Куст глубоко озабоченным голосом. – Повернись к лесу передом. Повернись к лесу задом. Вот так, милая. Вот так, да. Оу. Ух, филь…

И всё это под чавкающий звук.

Чвак. Чвок. Фиу. Пиу.

Хочется смеяться.

Не хочется мешать.

Я просто сижу на дереве. Потом беру бинокль и тоже смотрю на девушек. Пытаюсь найти среди них ту, которая так понравилась Кусту. Я завидую его зрению – у меня оно совсем ни к чёрту. Я думаю о его находчивости и о том, сколько, наверно, сил, труда и времени он вложил, чтобы сшить себе такой костюм. Я восхищён им. Я поражён тем, что происходит с этим миром. Абсурдность бытия, простота безумия. Я злюсь и ненавижу нас обоих. Я чувствую себя частью чего-то большего. Не одиноким. Не ненормальным. Таким же, как все, но таким чужим. Я – брошенная машина на свалке всех битых и непригодных.

Я думаю о том, что пока ты идёшь по улице со своей девушкой и смотришь на девушку, идущую впереди со своим парнем, то этот парень обязательно смотрит на какую-то другую девушку, которая попадается ему на глаза. А в это же самое время позади вас, тебя и твоей девушки, идёт какой-то уродец, который соблазняется попкой твоей зайки.

Меня одолевает бессильная злость.

Я ничего не могу поделать с самим собой.

Как ничего не могу поделать с другими людьми.

Я просто живу. Стараюсь не соприкасаться ни с кем. Чтобы не детонировать. Чтобы не принести боль и потерю.

– Заебал, – говорю я Кусту. – Найди себе другое место.

Куст замирает, шевеления прекращаются.

Слышно, как девушки на поле кидают мяч.

Слышно, как завывает ветер среди деревьев.

Куст медленно поворачивается вокруг своей оси.

Листья, сделанные из ткани тёмно-зелёного цвета, шуршат друг об друга.

– Да-да. Это я тебе, – говорю. И смотрю на него. – Проваливай отсюда.

Куст подаётся вправо, подаётся влево. Мечется, не понимая, откуда идёт голос.

Потом замирает на месте. Несколько веток задираются к небу, и сквозь них проступает замаскированное человеческое лицо. Куст охает, ахает, переводит дыхание.

– Твою мать… – говорит Куст мужским голосом. – Откуда ты взялся, дядя?

– Я был здесь всегда, – говорю.

– Ты настоящий? – спрашивает он.

Этот вопрос пугает меня.

Что, если я – его вымысел. Я – фантазия Куста.

Отбрасываю эту мысль. И говорю уверенным тоном:

– Я видел, как ты снимал себя. Это подкинуло мне идею. Угадай какую?

Куст отвечает неуверенным, дрожащим голосом:

– Снять… совместное… видео?

Я изображаю пальцами рамку, как будто ловлю кадр.

Показываю ему так, что я запечатлел тот момент, когда он игрался с собой.

– Интимное должно оставаться дома.

– Твою же мать! – орёт Куст.

И сжимается в размерах, как мне кажется.

– Чего ты хочешь? – спрашивает он.

По растерянному и тихому голосу становится ясно: он сдаётся.

– Чтобы ты прекратил сходить с ума.

– А сам-то ты чем тут занимаешься? С биноклем, блядь.

– Я геодезист. Изучать территорию, осматриваться – вот моя работа. Хочешь – верь, хочешь – нет. А у тебя какая задача? Не знал, что аниматоры подрабатывают в лесу.

– Я не аниматор, сука! – орёт он снова. – Я уже сказал. Ты должен был слышать. Если, как ты говоришь, ты был здесь. Я блогер. И я на работе. – Он успокаивается и шепчет: – Геодезист, как же. – И громче, подходя ближе: – Ты что, реально заснял меня?

– Нет.

– Я не верю тебе.

– Твоё дело. А теперь отойди, я спрыгну.

Куст делает шаг в сторону.

Я спускаюсь с дерева.

Не успеваю коснуться ногами земли, как Куст нападает на меня.

В два счёта достаю нож, вытаскиваю лезвие, а потом свободной рукой пытаюсь нащупать его лицо среди всех этих псевдоветок, недолистьев.

– Скрр, – рычит Куст, злой, недовольный. – Отвали.

В итоге я отталкиваю его ногой, он падает на землю.

Когда поднимается, шелестя, то он весь в грязи.

– Теперь ты обосранный куст, – говорю я. И смеюсь.

– Пошёл ты, – отвечает он, задетый за живое. – Мудак. Ненавижу всех вас.

– Кого – нас? Геодезистов?

– Людей. Ничего вы не понимаете.

– А ты попробуй, объясни мне.

Я соображаю, что всё ещё держу в руке нож.

Смотрю на него, как на что-то инородное.

Зачем я достал его? О чём думал? Я не знаю.

Складываю, прячу лезвие. Убираю нож обратно в карман куртки.

Самообладание возвращается к Кусту. Он выпрямляется. Становится раскованным.

– Так-то лучше, дядя, – говорит он. – Я не понял. Ты снял меня на камеру или как?

– Угадай, – говорю. – Извращенец.

– Не знаю, о чём ты. Я блогер, – повторяет он. – Ты что-то не так понял.

Я показываю ему свой телефон.

Куст смеётся: смесь злости и облегчения.

– Ну, ты даёшь, – говорит он, расслабляясь окончательно. – Развёл меня.

Я ухожу.

– Счастливо оставаться.

– Подожди, – Куст бежит за мной. – Давай поговорим.

– Ты вроде не хотел? Что изменилось?

Я уже не хочу его слушать.

Может, боюсь того, что узнаю о нём?

Или ещё хуже – увижу в нём себя? Не знаю.

Я уже пробираюсь через деревья. Куст отстаёт.

– Мне кажется, у нас есть что-то общее, нет?

Я не отвечаю. Внутри у меня всё сжимается от его слов.

Когда я выхожу на поле, солнце бьёт мне в глаза.

Прячу бинокль под курткой. Надеваю чёрные очки.

Дышать становится спокойнее, только когда добираюсь до девушек. Прохожу мимо, даже не смотрю ни на кого из них. Красивые они? Молодые? Мне плевать.

Поднимаюсь на холм, оборачиваюсь и вижу его среди деревьев. Издалека так вообще не отличишь. Если не знаешь, что он там. Куст никак не выделяется на фоне леса.

Мастер маскировки. Жуткий тип.

Алмазная броня

Наведываясь к Янни Плаку, я не рассчитываю ровным счётом ни на что. На самом деле я даже не знаю, дома ли он. Так же, как не знаю, как он отреагирует на мой визит.

Впустит меня в квартиру? Или выйдет на улицу, и мы пойдём шататься по району, где он живёт, как делали это прошлым летом, в другой жизни, считай. А возможно, Янни захочет отпиздить меня: это логично, учитывая, как я поступил с ним, но в этом я сильно сомневаюсь. Или наоборот станет жалеть себя, будет напрашиваться на сочувствие. Попытается получить моё раскаяние, говоря, в какую глупую ситуацию он поставил себя. Когда решил мне довериться. Когда спрашивал у меня совета. Когда считал своим другом.

Короче, я готов ко всему, как всегда в жизни, как мне кажется, кроме того, что происходит на самом деле.

Я подхожу к дому, в котором живёт Янни Плак, а он уже стоит там, у подъезда. Вот так просто. Как будто ждёт меня, но на самом деле всего лишь курит сигарету. Он одет в домашний халат. На босых ногах тапочки, а на голове панама. И это в начале весны.

Я решаю, что лучше убраться, пока не поздно.

Но Янни отрывается от телефона, в который залипает, пока курит. Осматривается и натыкается взглядом на меня.

Наши глаза встречаются, и тогда я понимаю: отступать поздно. А делать вид, что я не узнал его – просто глупо.

Завидев меня, он борется с удивлением, улыбается, идёт ко мне на встречу.

Я машинально протягиваю ладонь. Он над чем-то раздумывает. Пожимает мою руку вскользь.

И говорит, глядя мне в глаза:

– Ну и бороду ты себе отрастил.

И это первое, что он говорит мне за столько месяцев.

Я киваю, не зная, что ответить на эти слова. Меня трясёт.

Когда самообладание возвращается, я говорю, усмехаясь:

– Хочешь себе такую же?

Он пожимает плечами.

– Мне не пойдёт, – отвечает он без всякого сожаления, просто факт.

И улыбается ещё шире.

Явно рад меня видеть.

– Какие дела? – спрашиваю.

– Всё нормально, – отвечает. – Ты как?

– Порядок, – говорю. – Всё круто.

Я осматриваю проходящих людей.

Мой взгляд ни на ком не задерживается.

Я отмечаю про себя, что Янни не изменился.

Ниже меня ростом. Накаченный. Дружелюбный.

Редкая борода торчит в разные стороны.

– Проездом?

– Не понял?

– Ты в гости или как?

Как будто не ненавидит меня.

Я выдаю заранее отрепетированную версию.

И говорю, как можно убедительнее:

– Так-то я только с работы. Еду с производства. Водитель нашей служебной машины живёт в этом районе. Высадил меня, а сам домой. И вот я прогуливаюсь тут вроде как.

Я замечаю, что он и правда слушает меня.

От этого мне становится ещё паршивее.

– А где работаешь?

– Мебель проектирую.

– По профессии, значит.

– Именно.

– И как? Нравится?

– Всё круто, – говорю, глядя ему в глаза.

Пауза.

– А я теперь в зале тренирую.

– Не преподаёшь больше?

– Нет, – говорит.

– А что так?

– Надоело.

– Ну и как там, в зале?

– Спокойно, – говорит. – Меня устраивает.

– Это круто.

– Нормально.

Я шаркаю подошвой по оттаявшему снегу.

Из подъезда выходит молодая девушка.

За ней тянется шлейф духов: мягкий и нежный.

Янни докуривает, отправляет окурок в лужу.

– Зайдёшь? – спрашивает он любезнее, чем следует.

Но он тоже воспитанный. Как и я.

– Не знаю, – говорю. – Я так-то на остановку направлялся.

– Ты же сказал, что гуляешь?

– Смысл тот же, – отвечаю. – Кофе есть?

– Кофе есть, – говорит он без всякого энтузиазма.

Янни отступает к двери.

– Ты только проснулся? – спрашиваю.

Выглядит он так, как будто бухал или спал.

– Вроде того, – говорит. – Холодно.

– Ну, можно и зайти, – говорю.

Я поднимаюсь по ступенькам. Он пропускает меня вперёд, а сам задерживается на улице, плюёт на тротуар. Хотя мне кажется, что он предпочёл бы плюнуть мне в лицо.

В подъезде.

– С парнями общаешься? – спрашиваю.

– Ну да, – говорит. – Встречаемся.

– Где собираетесь?

– По-разному.

– Что нового у них?

– Всё новое, – говорит.

– Ну а что интересного-то?

– Да всё интересное, – отвечает просто.

И улыбается сам себе.

– Ясно, – говорю.

– Как-то так, – говорит.

Поднимаемся в лифте, не глядя друг на друга.

– У меня там гость, если что, – говорит он.

– Девчонка что ли? – спрашиваю, не скрывая насмешки.

Он кивает. Видно, что нервничает.

– Круто, – говорю. И молчу.

Перед самой дверью в свою квартиру Янни говорит:

– Подожди меня.

– Не понял?

– Я предупрежу.

– Ну да. Конечно.

Он заходит в квартиру, закрывает за собой дверь.

Я остаюсь стоять в коридоре.

Слушаю, что происходит за дверью.

Но слышу только, как бьётся моё сердце.

Я пытаюсь представить себе эту его девчонку, воображаю, какая она, когда открывается дверь.

– Заходи, – говорит Янни.

Он уже снял панаму, но остался в халате.

Волос у него на голове стало ещё меньше, чем прежде.

Я перешагиваю через порог и оказываюсь в дыре в стене – точнее, на это я рассчитываю, но квартира выглядит на порядок симпатичнее, чем раньше: небольшая, но довольно светлая за счёт хорошо спроектированного и правильно размещённого освещения. А ещё здесь обновили мебель, приобрели огромный телевизор, игровую приставку, барную стойку и сделали свой мини-бар. В квартире теперь присутствует некоторое дизайнерское решение в отделке интерьера: минимализм? лофт? У меня кружится голова.

– Круто, – говорю, осматриваясь, не скрывая восхищения.

– Переделали кое-что, – говорит он с гордостью.

– Я вообще-то о том, что ты прибрался.

– Да пошёл ты, – отвечает он без злобы. И смеётся.

– Дорого обошлось? – спрашиваю.

– В кредит, – отвечает и молчит.

– Ясно.

Я разуваюсь, прохожу в единственную комнату.

Во всю стену за диваном растянулась картина с изображением супергероев: у него слабость к этому бреду – эта штука явно портит внешний вид. Жалюзи на окнах, натяжной потолок с подсветкой. Когда я был здесь в последний раз, в квартире стоял противный запах: мусора? перегара? Я не помню, чем именно пахло. Важен другой момент: сейчас по квартире плывёт ненавязчивый дурман от ароматических свечей. И если раньше здесь всегда царил беспорядок, то теперь – идеальная чистота. Просто приятно находиться. Ни разбросанной одежды, ни грязной посуды. Во всём вокруг меня чувствуется вкус, прикосновение руки девушки. На полках разные безделушки, которые предают уют дому. На журнальном столике разложен набор для рисования картины по номерам. Сама картина ещё не закончена, изображение не разобрать. Я дышу тяжелее. В висках стучит.

– Твоя работа? – спрашиваю, указывая на картину.

– Нет, – говорит. – Подруга рисует.

– Оу. А сама она где? – спрашиваю, озираясь.

– В ванной. Скоро выйдет.

Я прислушиваюсь. За дверью в ванную комнату и правда журчит вода.

Я думаю: я приглашён из вежливости или специально, чтобы увидеть его девушку? Оценить её? Мысли путаются.

– Кости брошу? – спрашиваю.

– Конечно. Присаживайся.

Я опускаюсь на диван, хотя вообще-то я не отказался бы помыть руки.

На экране телевизора включён Ютуб. Играет музыка.

Песня кажется мне знакомой. Прислушиваюсь.

Недры "У меня ничего нет".

Янни молча варит кофе в турке на плите.

Я раздумываю над тем, когда он научился это делать?

…а ещё я думаю о том, что все люди в мире только и делают, что затыкают дыры всю свою жизнь. Кто-то строит такой вот дом, предоставляет людям свободную дыру в стене: заселяйтесь, здесь можно жить. Покупаешь такую квартиру, ремонтируешь её, обставляешь. Спустя время смотришь: в углу между телевизором и шкафом свободное пространство, тоже дыра, которую следует заткнуть – цветком, пуфиком, мольбертом, плевать чем. У тебя в желудке дыра, ты наверняка голоден, заткни её – зайти, поешь, купи продуктов. У тебя появилось лишнее время? Заполни его новым сериалом. Подумай о жизни других, не думай о себе. Вакантная должность, свободное место: нужен сотрудник, но не всякий подойдёт, хотя плевать – кто нужен? Никто не знает, все одинаковые. Все просто забивают пробоины и каждый на своём корабле, все затыкают дыры, а потом умирают. Очередная должность – та же пустая дыра, которую ты будешь пытаться заткнуть собой. Займёшь это кресло, чтобы его не занял кто-то другой. Как в том паршивом конкурсе на свадьбах, где музыка останавливается, а тот, кому не достался стул, вылетает из игры. Видишь свободную девушку, у неё нет парня, говорят, она не занята: ступай, заткни её вагину и не только вагину своим членом и не только членом. Затыкать дыры – вот природа человека. Я думаю об этом, пока Янни Плак варит мне кофе в своей квартире. А ещё я думаю о том, что единственный способ победить его, убедить в том, что он не прав – а он не прав, так как думает, что лучше меня, они все так думают – это убить его. Тогда наш спор завершится. И, может быть, тогда я навсегда заткну вселенскую дыру у себя в груди.

Разумеется, я не сделаю этого.

Мы связаны. У нас с Янни есть прошлое.

Меня выследят, если я убью его. Меня схватят.

– Вот, – говорит Янни и ставит передо мной чашку кофе на блюдце.

Размешиваю кофе. Отпиваю. Отвратительно.

Варить кофе он так и не научился. Это радует.

– Нормально? – спрашивает.

– Всё круто, – говорю, чтобы не обидеть его, хотя сам давлюсь горечью, перекатываю её на языке. Впрочем, я не уверен, что дело в кофе. – Давно вместе? – спрашиваю, кивая в сторону ванной. И добавляю: – Я говорю о тебе и о девушке, а не о тебе и твоём навыке кофе-варения, если ты не понял.

– Третий месяц, – говорит, явно смущаясь.

– В Сети познакомились? – спрашиваю с иронией. Янни знает, как я отношусь ко всей этой хрени. – Лайкнул её фотку? Предложил познакомиться? А там закрутилось. Классика жанра, да?

– Нет, – говорит он сдержанно.

– В "Проказнике" что ли? – это я уже смеюсь.

– Нет, – отвечает он так, как будто ему стыдно за меня. – "Проказник" закрыт так-то. Да и в бары я не ходил уже давно.

– Я знаю, – говорю.

– Откуда? – он удивляется.

– Я на счёт "Проказника". Мимо проходил.

– Ах. – А потом: – Тогда зачем спрашиваешь, если сам знаешь?

– Просто, – говорю. – Поддержать беседу.

Янни сдаётся. Качает головой.

– В зале, – говорит. – На тренировке познакомились.

Судя по его проходному тону, он думает, что я никогда не пойму этого, так как не занимаюсь спортом. Люди всегда думают, что я не понимаю их, так как не переживаю того же опыта, что испытывают они.

– Круто, – говорю. – Она тренер? Как ты?

– Я тренировал её.

– Оу. Ну, ты красавец.

Он говорит, не смотря на меня:

– Просто порадуйся за меня. Если сможешь

– Ладно-ладно, пацан. Я понял. Молчу.

– Золотые слова. Услышать такое от тебя – всё равно, что бога увидеть.

– Я всего лишь человек. А кофе – паршивый.

– Думаешь, я не знаю? – говорит он. И улыбается мне.

Я перехожу в наступление.

– Что с книгой? – спрашиваю. И слышу, как напрягается мой голос.

– В процессе, – отвечает он просто.

Нервы – тетива. Натягиваются, но я говорю себе: спокойно, не паникуй.

– Всё ещё пишешь? – спрашиваю так, как если бы мне было плевать. Как можно небрежнее, чтобы он понял: писать эту книгу – бред, а сам он просто смешон, если думает наоборот. Если думает, что у него вообще что-то получится. Если думает, что это кому-то будет интересно. Но на самом деле я просто злюсь, что не могу контролировать этого, как это было раньше. Тем более с тех давних пор, с прошлой жизни, много чего изменилось. А именно: девушка, о которой он пишет книгу, теперь со мной. Она моя, и если кто-то и будет писать о ней, так это я один. И никто другой. Вот то, чего не понимает Янни Плак.

– Пишу, – говорит он как-то рассеяно.

А сам смотрит клип по телевизору, слушает какого-то исполнителя.

– И как… успехи? – спрашиваю я осторожно.

Я думаю о "Комментариях без текста", которые лежат у Евы дома, и жалею о том, что не взял их с собой. Я ведь не знал, чем обернётся мой визит. Это моя грубая ошибка. Просчёт. Следовало всё хорошенько продумать, как следует подготовиться. Как минимум – взять "Комментарии…" с собой, чтобы не быть голословным, когда стану объяснять ему, почему не следует продолжать писать эту его книгу. Почему нужно оставить эту затею.

– Нормально, – говорит он.

– Порядок, значит? – говорю я и сам зачем-то киваю.

– Крутой тип, – говори Янни. – Кто такой?

Я не сразу понимаю, что он говорит уже о песне.

Теперь там поёт Многознал. Или АТЛ?

Я не могу сосредоточиться.

Меня мутит.

– Хотя нет, подожди, – говорит он. – Как я сказал?

– Что тебе нравится исполнитель?

– Нет, я не об этом.

– Что пишешь… книгу?

– Я так сказал, серьёзно?

Янни смеётся. Щёлкает кнопками на пульте. Всё как в замедленной съёмке. Как в фильме ужасов. Мне почему-то становится страшно. Я не хочу, чтобы он говорил дальше.

– Я сегодня какой-то рассеянный, – говорит он, как будто извиняясь.

– Кирял вчера, что ли?

– Нет. Да. Типа того.

– Ясно, – говорю и напоминаю ему: – Ты что-то хотел сказать, пацан.

– Ничего, – говорит. – Только то, что я уже давно не пишу.

Облегчение.

Я не верю в то, что слышу.

Хочу, чтобы он повторил эти слова.

– Не понял? – говорю.

Он трясёт головой и говорит, не глядя на меня:

– То есть уже написал, конечно. Вот то, что я хотел сказать.

Я не выдерживаю этих тупых шарад.

– Что ты несёшь, мать твою? – Я кричу на него. Не так сильно, как тогда по телефону, но всё-таки.

Он вздрагивает.

– Не психуй, Блабл. Всё круто, разве нет?

– Не еби мне мозг, – я уже шиплю сквозь зубы.

Он качает головой и говорит, улыбаясь:

– Всё просто. Книга… в процессе … публикации.

Я моргаю, ошарашенный.

– Не понял?

А он говорит, глядя на меня:

– Эта песня – очень крутая. Я просто заслушался.

Янни перематывает трек на начало.

Я с трудом сдерживаюсь от мысли вырвать у него из рук паршивый пульт, чтобы потом им же отхуярить его.

– Ответь на вопрос, – говорю я бессильно. – Что с книгой?

Он поворачивается. Смотрит мне в глаза. Его взгляд проясняется.

Он что, смеётся надо мной? Преподаёт мне урок? Так мне кажется.

– Как я и сказал. Книга в процессе публикации.

Из моих лёгких выходит воздух. Мне кажется, я умер.

– Как такое возможно? – спрашиваю ещё тише.

– Не знаю, – говорит он просто. – Понравилась.

– Кому – понравилась?

Хотя имею в виду совсем другое: что там могло понравиться?

– Издателю? Редактору? Кому-то ещё? Кто там читает рукописи, которые ты им отправляешь? Это тебя надо спросить. Ты же знаешь, как работает этот бизнес, нет?

– Ничего я не знаю, видимо.

– Что? Ты что-то совсем затих.

У меня появляется чувство, что я вот-вот получу удар: сердце скулит как брошенный зверёныш. Я думаю: это возможно? В двадцать четыре умереть от приступа?

Я спрашиваю, а сам слышу себя со стороны:

– А почему не отправил мне?

– Ты серьёзно? – Он смотрит на меня, качает головой. – Ты, наверное, шутишь, да? Блин. Ну, ты даёшь, Блабл.

– Что?

– Ты снова всё испортил бы. Обосрал бы мою работу.

– Не правда, – говорю неуверенно. – Не говори так.

– Ладно, – Янни уступает. – Чего теперь спорить? Дело сделано.

– Дело сделано, – повторяю я, как зачарованный.

И тогда я взрываюсь…

…я хватаю его за халат и трясу, что есть сил, требую объяснений. Я хочу, чтобы он сказал правду, признался, что всё выдумал. Ничего он не написал, не мог он ничего написать без меня, он ничего не знает о книгах. А то, что он пишет, это бред. Я отдал за это жизнь, я сошёл с ума в попытке написать хоть что-то стоящее, по-настоящему важное, я ничего не получил, кроме боли и страдания, а он просто взял и написал, и теперь этот его бред будут читать другие, чужие люди – все, кто захотят, будут читать книгу о моей девушке. Я вешаю его на балконе, используя вместо удавки пояс, которым перетянут его халат. Я просто кричу, но никто не слышит моего крика, потому что он внутри, в дыре, спрятан, как всё живое, как всё настоящее от глаз людей, или все просто делают вид.

…но я киваю и ничего не говорю. Улыбаюсь, надеясь, что не выгляжу совсем обезумевшим. Перед глазами у меня пелена: красная, как свет сигнальных огней, яркая, как фейерверк в новогоднюю ночь. Механизм у меня в груди сломался. Выбросите его, поменяйте на новый телефон. Станцуйте на моей могиле и снимите видео в Тик-Ток. Главное, чтобы песня мне нравилась. Напишите в мою память пост-некролог. Сдайте мои кости в бюро находок, подарите Мистеру Ломбардо. Забудьте мой прах в камере хранения.

– Что думаешь? – спрашивает Янни Плак.

Прикладываю усилие. Поднимаю глаза. Смотрю на него.

И тогда понимаю, что он не злится, не обижается на меня.

Он всего лишь хочет, чтобы я порадовался за него.

Вот он, старый, добрый Янни Плак. Неуверенный в себе друг. Он спрашивает у меня совета. Это радует, потому что так я могу сказать что-то, поделиться своими соображениями. Я ведь Блабл, я не могу молчать. Я должен быть среди людей, а не сидеть в четырёх стенах, сходя с ума. Я должен смеяться с другими парнями, флиртовать с красивыми девчонками. Я не должен сидеть на допотопном производстве мебели: дышать опилками, глотать пыль. Я душа компании. Точнее, когда-то был таким. В прежней жизни.

– Блабл?

Я здесь.

– Хм?

– Так что думаешь?

– О чём?

– Ну… о книге?

Я говорю каким-то не своим, механическим голосом:

– Чтобы что-то сказать о книге, нужно сначала её прочитать.

Молчание. Янни Плак смеётся.

– Ничего не меняется, да? – говорит он.

И хлопает меня по плечу.

Я тоже улыбаюсь. Чувствую, как медленно выхожу из транса.

В ванной что-то гремит. Потом наступает резкая тишина.

Дверь открывается. К нам выходит девушка.

Я скольжу по её телу взглядом.

Прохожусь по ней дважды: от пальцев на босых ногах – свежий педикюр, ухоженные ногти – до мокрых волос, каштанового цвета, которые она вытирает полотенцем, стоя в дверном проёме. Я вынужден признать, что первичный осмотр не выявил явных изъянов. Кожа чистая, загорелая. Ноги длинные, бёдра худые. Черты лица правильные, выразительные. Нос не большой, в самый раз. Рот рабочий – губы пухлые. Глаза благородные, карие. На запястье татуировка, надпись: 20К. Ещё две татуировки под самыми ягодицами: два бантика. Девушка одета в сорочку с кружевами цвета морской волны. Лифчика на ней нет, грудь большая. Янни знакомит нас, называет её имя, но оно тут же вылетает у меня из головы, как и все остальные имена. Что-то вроде Талия Шестьдесят. Я здороваюсь, улыбаюсь, глядя ей в глаза. Она проходит через комнату, я оцениваю её попу. Тоже норм. Походка грациозная. Плывёт, а не идёт. Держится Талия Шестьдесят уверенно, не стесняется своей красоты. Я думаю: если он дал ей время подготовиться к встрече со мной, значит, он хотел, чтобы она выглядела так, а не иначе, и значит, он хотел, чтобы я смотрел на неё.

И это добивает меня.

В голове скребётся псих.

Я проявляю вежливость и говорю Талии Шестьдесят:

– Приятно познакомиться.

Она отвечает мне без всяких эмоций:

– Взаимно.

Потом делает тюрбан из полотенца, закрепляет его на голове. А сама садится на диван рядом с Янни Плаком и целует его в щёку. Он обнимает её одной рукой.

Я отвожу взгляд в сторону. Меня тошнит.

– Какие дела? – спрашиваю я у Талии Шестьдесят.

– Что? – бросает она мне слова, как собаке кость.