Текст книги "Слюни"

У корней деревьев валяется планшет с приколотым к нему листом бумаги. Беру планшет в руку: лист успел намокнуть и стал грязным.

– Вот же блядь… – говорю я, выдыхая.

На бумаге: карандашный схематичный рисунок детей, катающихся по рампе.

Ничего не приличного. Наоборот. Всё очень сдержано. И красиво.

Раздаётся крик парней-подростков со стороны рампы:

– Всё нормально, учитель?

Парень кричит:

– Вы упали там что ли?

А другой кричит:

– Ну как мы там получаемся?

И ещё один кричит:

– Вы точно выиграете в этом своём конкурсе. Даже не парьтесь об этом.

– Ага, – говорит ещё кто-то. – Вы ведь у нас это… тот ещё гений.

Чувство стыда сжигает меня.

– Твою мать, – говорю. – Извините.

Я протягиваю руку. Учитель отстраняется.

– Не трогайте меня, – говорит он. – Не подходите.

– Ладно-ладно, – говорю. – Спокойно.

Я признаю поражение. Вид у меня, я полагаю, совсем обескураженный.

К нему возвращается самообладание. К этому учителю-художнику. А не извращенцу, как я ошибочно полагал.

– Что вы позволяете себе, юноша? – спрашивает глубоко уязвлённым голосом.

Я мотаю головой. Он поднимется, отряхивает пальто.

– Я пожалуюсь на вас. Напасть на человека среди дня. И за что? Чего вы хотите?

– Мне ничего не нужно. Произошла ошибка. Я уже ухожу.

– Нет уж, подождите, – говорит он. Вырывает из моих трясущихся рук планшет и говорит: – Вы обязаны объясниться.

– Чавкающий звук. Я услышал его и подумал…

Я замолкаю. Понимаю, как это глупо звучит.

Учитель качает головой. Смотрит на меня гневно из-под очков.

– Невероятно. Я всего лишь пытался расчистить ботинком всю эту кашу у себя под ногами. Чтобы было удобнее стоять. Вот так, видите?

Он шлёпает ногой по луже из снега. В ответ – тот же самый звук, что я заприметил вначале.

– Мне пора, – говорю. – Продолжайте, пожалуйста.

– Это самое грубое и необоснованное оскорбление, которое я когда-либо слышал в свой адрес. Мне стыдно за вас, молодой человек. Вы испорчены до ужаса.

– Вы правы. Абсолютно точно сказали. Я… пожалуй… пойду… ладно?

Я отхожу спиной вперёд, смотрю на него. Пока не упираюсь в ствол дерева. Учитель говорит что-то ещё. Как мне кажется, он не хочет меня отпускать. Обиделся. Хочет проучить меня. Говорит что-то о полиции. В общем, он настроен решительно. Но я уже не слушаю его. Сердце бьётся как обезумевшее. Я разворачиваюсь и бегу отсюда со всех ног.

Вперёд. Прочь из парка.

Подальше от людей.

Полная ванна пауков

Мы не видимся с Евой весь день. Она уходит на работу, когда я ещё сплю. Она возвращается, и мы вместе ужинаем. Иногда она готовит для меня завтрак, если успевает проснуться раньше будильника. А бывает, я встаю с постели в самую рань и готовлю для неё что-нибудь полезное и вкусное – то, что она возьмёт с собой на обед в специальном контейнере. Я ищу работу каждый день, но уже ни на что не надеюсь. Я жду, когда Ева скажет хоть что-нибудь на этот счёт, и всё чаще начинаю разговор со слов «я не работаю уже такой-то месяц» или «сегодня обновились вакансии», но ей, кажется, всё равно.

Как-то раз, когда мой настрой становится хуже прежнего, я говорю, что устал чувствовать себя пустым и никчемным. Вечер. Мы ужинаем.

– Ты не должен так относиться к себе.

– Да? – спрашиваю гневно. – Почему?

– Потому что ты неправильно думаешь.

– Ты просто не понимаешь, – говорю я.

– Всё я прекрасно понимаю. Ты устал слышать отказ. Устал быть не в удел. Ты всегда один. Даже когда мы вместе, ты где-то в своих мыслях. Нужно немного отвлечься. Сосредоточься на книге. Постарайся подумать о хорошем. Например, о том, как ты хотел бы жить. Не зацикливайся на неудачах. У тебя сейчас такой период, всё навалилось. Ни друзей, ни работы. Но это пройдёт. И ты не бездельничаешь. Наоборот. Ты большой молодец.

– Серьёзно? В чём именно?

– Взять хотя бы этот ужин. Ты очень вкусно готовишь мясо. Я так не умею.

– Это всё бред какой-то, – говорю я, вздыхая.

Ева собирается сказать ещё что-то, но я ухожу в ванную. Набираю полную ванну пауков, добавляю пену, бросаю туда резиновую утку с чёрным хохолком по прозвищу Кряксти Кряк. Беру с полки в спальне дебютный роман Мэтью Квика, но тут же понимаю, что не смогу осилить ни одной главы: голова – разброс мыслей. Не раздеваясь, погружаюсь в ванну. Пауки уже дали своё молоко, его набралось до краёв. А сами они плавают на поверхности, как листья в бассейне. Может, кого-то это пугает. Мне они не мешают. А ещё – мыться в одежде тема, как по мне. Через какое-то время засыпаю, не замечая этого.

Ева будит меня, когда голая опускается в ванну.

Она думает, это вода, и ничего не говорит.

Наблюдаю, как она играется одной рукой с уткой, а другой – с моим членом. Но я мёртвый, а мёртвые, как известно – не трахаются. Во всяком случае, с живыми.

Это пробуждает во мне странное желание поделиться с ней частью себя. Навязчивое желание признаться ей. Я говорю каким-то сонным, отстранённым голосом:

– Сегодня днём я уступил требованиям Духа, сдался – так он меня достал. Дух убедил меня просмотреть подборку тех девчонок из Сети, которую ты для меня сделала. Я подготовился. Взял твой планшет, занавесил шторы в спальне, чтобы Агенты не подсматривали за мной. Потом уселся на кровать, а предварительно запасся бумажными полотенцами – они, кстати, кончились, если что. Я делал дело одной рукой, а другой перелистывал всех этих девчонок на планшете. Я смотрел на их милые лица, которые все они, как сговорившись, раскрасили под жертв насилия. Нарисовали кровь и ссадины. Синяки на скулах и царапины на губах. Очень красиво и убедительно. Я остановился на той, что показалась мне самой печальной. И знаешь, о чём я подумал? Кто мог бы так с ней поступить, понимаешь? Я смотрел на эту девчонку и видел, сам того не желая, кто и как именно вытворяет с ней все эти зверства. Не стану описывать тебе, что там и как именно происходило. Но всё закончилось так же быстро, когда я увидел, как она, эта девчонка с картинки, насаживается на тонкую спицу, торчащую из клубка шерсти в огромной плетёной корзине. И я ничего не выдумывал, честно. Просто позволил Духу перенести меня к ней, чтобы он показал сцену целиком. После этого я долго не мог прийти в себя. А позже задумался. Могу ли я видеть то, чего – нет? Чувствовать страдание других? Возможно ли такое?

Меня бьёт мелкой дрожью. Я прошу Еву добавить немного паучьего молока.

– И погорячее, пожалуйста.

Она поворачивает кран, тот кряхтит, чихает, плюётся пауками. Спустя некоторое время поток пауков нормализуется. Из крана тянется сетка тонких нитей.

– Извини, – говорит она. – Но это звучит как абсолютный бред.

– Тогда откуда у меня все эти соображения?

– Я-то откуда знаю? Я вообще не понимаю, как работает твой голова. Карусель какая-то, а не мозг. Колесо фантазии.

– Ладно. А тебя не посещают такие мысли, когда ты видишь что-то подобное?

– Никогда.

– А если представить, что эта конкретная фотография, на которой я зациклился, правда? Что, если все остальные – обман, подделка, но именно этот снимок – правда?

– Хочешь сказать, что девушка, изображённая на ней…

– Настоящая жертва, – говорю я, а сам чувствую, как меня пробирают мурашки. Но потом понимаю: это просто пауки ползут по спине. Следом за этим тело пробивает пот.

– Да уж, – вот всё, что говорит Ева.

– Нет, ну такое ведь возможно, да? – спрашиваю я, не унимаясь. – Иначе, как объяснить то, что я увидел?

– У тебя богатое воображение.

Ева гладит меня рукой, но я не обращаю внимания.

– Мне немного досадно от того, что ты не воспринимает мои слова всерьёз.

– Я всегда слушаю тебя и пытаюсь понять, – отвечает она. – Но то, что ты только что сказал, просто безумие.

Пауза. Вселенское разочарование.

– А ещё, – говорит Ева. – Я не делала для тебя никакой подборки с фотографиями.

Она ловит мой недоумевающий взгляд, но по тому, как хитро она улыбается, я понимаю: Ева всё врёт мне.

Спроси у радуги

Дверь в Дом открывается только с третьего раза, внутри ни души. Шатаясь по комнатам, теряюсь, блуждаю по лабиринту своей фантазии, пока не понимаю, что я уже в какой-то комнате. Вокруг открытые настежь окна, меня продувает сквозняком, в груди образуется тяжесть. Дышу через силу, в лёгких что-то свистит. Задираю футболку: рёбра шевелятся, как клавиши пианино: кто-то невидимый играет на них, но звука никакого нет.

– Кто здесь? – спрашиваю, когда замечаю какое-то движение в углу.

Силуэт выходит на свет. Представляется как радуга.

– Не верю. Ты совсем не радужный.

Радуга говорит женским голосом:

– Плевать.

Радуга поворачивается, и я понимаю, что это точно девушка.

– Хочешь меня? – спрашивает она.

Не дожидаясь ответа, запрыгивает на меня, как наездница.

Шлёпающий, влажный звук заполняет бесконечность комнаты.

Я спрашиваю у неё:

– Что с твоим лицом?

– Ничего. Его просто съели.

– Кто?

– Маракашки.

– Не верю. Они на такое не способны.

– Ладно. Раскусил. Ты.

Радуга видоизменяется. Прорисовываются линии фигуры, груди, бёдер.

Обтекающие формы переливаются. А лица всё так же нет. Клякса сплошная.

Это поселяет во мне беспокойство. Как будто я знаю её, но без лица не вспомню.

– Почему ты здесь? – спрашивает она, чем сильно сбивает меня с толку. – Зачем ты приходишь? Чего тебе не хватает? Чего ты добиваешься? Хочешь всё контролировать?

– Это мой Дом.

– Тебе здесь не рады.

Радуга скачет на мне, я сжимаю её ягодицы, но они постоянно уплывают.

– Кусай мою грудь. Раз не можешь уничтожить моё лицо.

– Завязывай, – говорю, пугаясь её. – Лучше прекрати.

– Размечтался. Я фантазия, и я буду ебать тебя так, как пожелаю.

Радуга хлопается об меня с ещё большей силой, так что у меня кости ломит.

Боль нарастает и становится невыносимой, так что я ору на неё во всё горло:

– Слезь с меня, сука!

Радуга рассыпается на миллион капель, которые обрушиваются на меня кислотным дождём: проедают мне руки, ноги, живот, член и лицо. Пробирают до костей, плавят их тоже. Гремит вопль – я не знал, что могу так кричать, но никто не приходит на помощь. Превращённый в решето, с разжиженной кожей, я ползу к двери. Чувствую, что моя плоть слетает с меня, как кора с дерева. После чего радуга снова материализуется откуда-то из угла. Подбирает лоскутки, похожие на тряпьё, которые когда-то были моей кожей. И развешивает это добро на бельевой верёвке, приговаривая: "Я сошью лицо из твоей шкуры".

Мои стёртые кости бьются в дверь. Челюсть лязгает, но слов уже не разобрать.

Когда кажется, что все девушки кем-то надкусаны

В какой-то момент наших отношений Ева начинает задумываться над тем, не купить ли ей новую квартиру. Для этого, ясное дело, требуется продать ту, в которой она живёт сейчас. На эти мысли её навожу я, когда в очередной раз ругаюсь с непробиваемыми соседями, ору на стены и просто схожу с ума. Ева становится свидетелем этой картины. Я собираю вещи, скидываю их, как попало, в сумку и уже хочу сбежать – плевать, куда, потому что ничего не меняется. Работы нет. Нервы перегорели, как гирлянды. Ева останавливает меня, не даёт уйти, и тогда я обвиняю её в том, что мне приходится находиться здесь из-за неё. Она выслушивает меня. И спустя время, говорит, что вообще-то она хотела бы купить новую квартиру. И прежде всего, говорит Ева, следует посмотреть, какие варианты предлагают строительные компании. Она хочет новую квартиру, в которой никто не жил. В новом доме. У неё целый список предпочтений. Она требовательная, у неё имеется свой вкус. Так что начинать искать надо уже сейчас. Я так и говорю ей:

– Если начнём сейчас, то через год-другой ты обязательно найдёшь то, что тебе непременно понравится. И тогда можно будет начать делать ремонт, чтобы ещё через год заехать, так как денег всё равно не хватит, сделать всё сразу. Другой вопрос, где ты будешь жить, если продашь эту квартиру. Короче, ты сама всё понимаешь, вперёд…

– Замолчи, – обрывает меня Ева, серьёзная. – Это не смешно. Я вообще-то с тобой советуюсь. А ты всё шутишь.

– А я причём? Я ничего не понимаю в квартирах. У меня была одна единственная, и ту продали – вот такой я хозяин. Сама знаешь, что в этом вопросе я не помощник.

– Тоже верно, – отвечает Ева. Она печалится.

– Ладно, – говорю. – Если есть мысль, значит, за действием, которое приблизит тебя к её воплощению – всего один шаг. Главное, что ты созрела на катапультирование.

– Что? Ты сам-то понял, какой бред сказал, нет?

– Расшифровываю. Если ты решила покинуть эту клоаку, где мы находимся, стиснутые со всех сторон нежитью, то нужно найти пригодное место, и не просто хорошее, а отличное, то самое, которое устроит тебя во всех планах: эстетическом, финансовом. Квартира, в которую ты влюбишься. Зная тебя, это займёт сто лет. Может, чуть меньше.

– Ты снова несёшь какой-то вздор.

– Я хочу сказать…

– Я знаю, что ты хочешь сказать.

– Ага. Понятно.

– Что тебе понятно? Что ты постоянно оскорбляешь место, в котором мы живём? Думаешь, мне нравится здесь жить? Я ненавижу эту квартиру, в ней умер мой отец. Я хочу сбежать отсюда. Больше, чем ты. Но некуда! Я не знаю, что мне делать. А ты не помогаешь. Только постоянно напоминаешь мне о том, в каком паршивом положении мы находимся. И знаешь, что забавно? Ты-то можешь уйти отсюда, когда захочешь. Когда я надоем тебе. А мне куда идти, скажи? У меня нет другого дома. Я здесь всю жизнь.

В последние несколько дней я постоянно искал, до чего докопаться, кричал на неё, обещал, что сдам её в секс-рабство бомжам, что, конечно, было краем моего безумия.

Я завариваю ей зелёный час с лимоном, себе наливаю кофе, сажусь за стол.

– Ты очень злой молодой человек. Не знаю, как ты живёшь с такой злостью. Ты ненавидишь всё, что окружает тебя. Даже то, что никак к тебе не относится, никак на тебя не воздействует. Ты ненавидишь это просто за то, что оно есть. За сам факт существования того или иного объекта, взгляда, события. Я никого не боюсь, но…

– Вот и правильно, – перебиваю я. – Не нужно бояться. Ты со мной, всё хорошо.

– Ты не понимаешь. Я не боюсь никого, когда я с тобой – это правда. Но я очень сильно боюсь тебя.

– Оу. Вот как?

– Да. Вот так.

Молчание. Оно затягивается.

Пью кофе. Он паршивый, как мой настрой.

Позже мы обсуждаем, как нам быть дальше.

– Нужно посмотреть квартиры, – предлагает Ева. – Провести исследование.

И мы ищем то, что могло бы подойти Еве. То, что устроит её.

В основном это проекты, которые находятся на стадии строительства.

Ева говорит, что придётся брать ипотеку.

– Если я и правда решу покупать квартиру, – объясняет она. – А потом, когда уже перееду, продам эту, в которой мы живём, чтобы погасить ипотеку. По-другому не получится. Я в панике, успокой меня.

– Переедешь без меня, значит, – говорю. – Ладно.

– Снова вяжешься, – говорит она. – Не начинай.

– Что делаю?

– Вяжешься к словам.

– Это моя любимая тема.

Спустя неделю подворачивается интересный вариант. Дом сдан, в квартире сделан ремонт, но никто там не жил. Параллельно с этим Ева смотрит условия по ипотеке, и это наводит меня на мысли, что она решила что-то менять. Я отношусь к делу серьёзнее.

– Ну как? – спрашиваю я, показываю Еве объявление о продаже в Сети. – Только что отстроенный район. Две спальни. Кухня-гостиная. Санузел раздельный. Чулан. Просторный коридор. Балкон. Не интересует, Лесли?

– Хочу посмотреть.

– Серьёзно?

– Конечно.

Пауза.

– Поедешь со мной? – спрашивает Ева.

– Если не буду занят, – говорю. – Нужно заглянуть в свой ежедневник.

– Не смейся. Я серьёзно.

– Я не смешной, забыла?

– Кто такое сказал?

– Одна девчонка.

– Когда?

– В прошлой жизни.

– И что было дальше?

– Я переспал с её подругой.

– Спокойнее, мальчик. Прямо так?

– Ладно. Не всё так гладко.

– Хм?

– Я потом никак не мог от неё отделаться.

– Так тебе и надо.

Разговаривая с риелтором по телефону, Ева говорит в итоге:

– Мы с мужем ищем квартиру, и ваш вариант нас сильно заинтересовал. Мы хотели бы посмотреть на квартиру. Если это, конечно, возможно. Желательно в субботу до обеда.

Нам назначают встречу, на которую мы отправляемся в субботу утром.

Я – новоиспечённый муж, Ева – молодая жена.

Мы – супружеская пара, влюблённые. Очередная роль.

– Тебя это не смущает? – спрашивает она. – Что мы муж и жена? Не хочу, чтобы меня позиционировали, как какую-то одиночку. Не знаю. Так спокойнее.

– Почувствую себя тем, кем мне никогда не быть.

– Моим мужем?

– Мужем вообще.

– Не зарекайся.

– А ты не обольщайся, Лесли.

Нам проводят экскурсию по квартире, в которой нам не жить. Дом новый, квартира светлая и просторная. Угловая. Но дорогая, зараза.

– Зимой холода не почувствуете, – говорит девушка-риелтор. – В доме функционирует свой отдельный котёл, обособленное отопление. Подведена родниковая вода. Установлены современные фильтры, пять степеней очистки.

Девушка-риелтор разжигает мою фантазию. Ева замечает, куда я смотрю, и закатывает глаза. Я предлагаю Еве заняться сексом в туалете, но она отказывается. В остальном – всё прилично. Я всего лишь представляю, как нападаю на девушку-риелтора с мотыгой и растаявшим пластилином, привязываю её к батарее, залепляю ей рот, щекочу её писю веером, который кто-то оставил на подоконнике. А обретя покой, вылетаю в окно на голубе или просто спускаюсь по наружной стене, используя мотыгу, как ледоруб альпиниста.

– Что скажите? Нравится? – спрашивает девушка.

– Это впечатляет, но у нас есть другие предложения, – говорит Ева. – Может быть, они будут лучше.

– В этом же районе? – спрашивает девушка.

Мы смотрим на неё, чтобы она поняла: это не её дело.

– В этом городе, – говорю я.

– Вы не местные? – спрашивает она.

Ева смотрит на меня и говорит:

– Мы с Камчатки.

– Посёлок Эссо, – говорю я.

– Ух ты, – говорит девушка и улыбается. – И как там?

– Собачьи бега, – говорю я. – Горы.

– Холод, – говорит Ева.

– Понятно, – отвечает девушка. И больше ничего не говорит, как если бы это объясняло наше поведение.

Мы уходим, так и не озвучивая своего решения.

Пока мы идём к машине, Ева делится со мной своими впечатлениями от просмотра. Я думаю о той девушке. Мысль о том, что я никогда больше не увижу её, не прикоснусь к ней (точнее не сделаю с ней ничего из того, что хочу) погружает меня в уныние, наполняет грудь тоской. Это пугает, это завораживает. Я теряюсь в себе. Погружаюсь куда-то.

– Ты довольна? – спрашиваю у Евы.

– Да, но нужно смотреть дальше.

– Поедем ещё? – спрашиваю я.

– Когда найдём. А ты не хочешь?

– Наоборот, – отвечаю. – Это лучше, чем смотреть видеоблогеров. Или писать эти паршивые "Комментарии…".

– Это просто другое, – говорит Ева. – Не лучше, не хуже. Просто что-то новое.

– Даже если ты так ничего и не решишь покупать.

– Даже так, – соглашается Ева.

Я осматриваю район: он навевает кое-какие мысли.

Расположение домов, их окрас. Разные кафе, студии для творчества.

Смелые дизайнерские решения во дворах. Ландшафтный дизайн. Свой парк.

– Ты чего? – спрашивает Ева, когда мы подходим к машине, но я не спешу забираться внутрь.

– Я здесь уже был, – говорю.

– Да?

– И ты тоже была.

Ева щурится. Солнце светит ей в глаза.

Она прикрывает лоб ладонью, как козырьком. Смотрит на меня и говорит:

– Да ну? Когда это?

– Не знаю, – говорю. – Это у тебя надо спросить.

– И как это понимать?

– Здесь живёт наш общий знакомый.

– И кто это?

Я говорю: Янни Плак. Только называю его настоящим именем.

– Правда? – спрашивает Ева, оживляясь. – Я и не поняла так сразу. Точно.

Я молчу.

Ева спрашивает, вроде как в шутку:

– Не хочешь навестить старого друга?

– Нет.

Пауза.

– Не думай об этом, ладно? – просит Ева. – Хотя бы постарайся не злиться, ладно?

Мы выезжаем с парковки, когда я говорю, что думаю обо всём этом:

– Я хочу вернуться в ту квартиру, которую мы только что смотрели, и взять тебя силой в ванной комнате, пока тёлка за дверью будет слушать, как мы ебёмся, и может, если она не совсем дерево, в чём я сомневаюсь, то сообразит зайти к нам и принять участие в горячем акте любви. Вот чего я хочу – как минимум, понимаешь? Можно это устроить?

– Нет, – говорит Ева, не смотря на меня. – Однозначно.

– А жаль. Потому что мне этого очень хочется.

В интернете есть видео

В интернете есть видео, где я ору на нищего, который подходит к нам на парковке перед торговым центром, когда я сижу в «жуке» Евы и ем картошку фри, запивая её горячим кофе из пластикового стаканчика. Снятое камерой видеонаблюдения, видео показывает, как я открываю окно, прогоняю нищего, который пристаёт ко мне долгие пять минут. Никак не отстаёт от меня. И тогда я выхожу из себя и выплёскиваю ему в лицо кофе. Нищий пугается, вытирает лицо грязными руками, кричит, но я ору на него ещё громче. Тогда он пытается наброситься на меня, тянет ко мне свои клешни. Я бью его дверью. Баррикадирую себя и Еву внутри. Обидевшись, нищий пинает ногой по колесу, плетётся прочь от машины, но, отдалившись на безопасное расстояние, наклоняется, подбирает с земли камень и кидает его в нас. Камень летит по кривой – мимо «жука». Я теряю рассудок, выбираюсь из машины, на ходу снимаю ремень, складываю его вдвое и сжимаю в руке, как плеть. И гонюсь за этой падалью. При виде меня, несущегося на него с ремнём, не в себе просто, нищий перестаёт корчить из себя что-то. Он пугается, прыгает в кусты, катится кубарем с крутого склона и останавливается, только врезавшись в мусорные баки: они переворачиваются, на него вываливаются помои. Я подхожу к самому обрыву, смотрю на него. Жду чего-то – может, пока он поднимается, не знаю – а потом спокойно возвращаюсь обратно в машину, заправляя ремень в джинсы на ходу. А вот то, чего это видео, снятое без звука, не отображает: гадкие, мерзкие слова, которые сказал нищий мне ещё у машины. Он попросил денег, я терпеливо ответил, что у меня их нет. Тогда он огрызнулся, ответил мне что-то вроде: «Ага, поверил, конечно, как же. Ездит на такой машине, а денег нет. Других наёбывай». Насколько мне известно, с этим грязным, назойливым типом всё в порядке. Ходит себе дальше, достаёт людей. Кто выложил видео, мне неизвестно. Наверное, охранники торгового центра. Или какое-нибудь общество по защите прав бомжей. Хотя, если кому-то интересно моё мнение, я считаю, что давно пора создать общество по защите жизней нормальных людей от такой вот падали. Серьёзно.

В интернете есть видео, где одна девчонка, которую я когда-то любил сто лет назад – может, ещё в Сухом Дне, не помню точно – сосёт член какому-то толстому парню на вписке. Снятое исподтишка на телефон, видео наглядно демонстрирует зрителю процесс происходящего в ванной (сама ванна заблёвана), пока вокруг гремит музыка, кричат пьяные люди: момент сакрального, интимного. Эта девчонка давится, плюётся, но продолжает делать своё дело – короче, творит безумие по собственной воле, без всякого принуждения. В глазах у неё стоят слёзы, и это больше всего поражает меня, так как я никогда не видел, чтобы она плакала. Самое мерзкое, как по мне, это момент, когда этот тип кладёт своё волосатое брюхо ей на голову. Он говорит, что это теперь её "шляпа". И ржёт так гадко, что мне хочется пристрелить его. В общем, всё заканчивается тем, что он, хлюпая, как последний мешок, спускает ей на лицо, пока она жадно ловит сперму открытым ртом. Чего нет на этом видео: моего обещания заботиться о ней, её признаний в верности мне.

В интернете есть видео, где Берч, пьяный, тянется с пассажирского сидения разбитой в хлам машины к оператору программы "Место происшествия" с местного телеканала, пытаясь отобрать у того камеру. Оператор, напуганный, сторонится его, но продолжает съемку. Камера трясётся, снимает, как Берч самостоятельно выбирается наружу. Он с трудом держится на ногах, на лбу у него рваная рана, из которой течёт кровь и капает на белую футболку. На одежде осколки стекла. Берч угрожает оператору судом и говорит, что он, Берч, вообще-то, юрист и всех засудит за несанкционированную съемку. На видео мало слов и много пиканья. Закадровый голос рассказывает об аварии на шоссе, которая унесла жизнь молодой пары, парня и девушки, которые возвращались домой с турбазы. Водителя той машины, в которой мчался Берч, госпитализировали в тяжёлом состоянии: он умер через сутки в больнице. Сам Берч отделался испугом и двумя десятками швов на лбу. Было установлено, что он уснул еще задолго до инцидента и не видел, как произошло столкновение. "Пассажир машины, несущей смерть, чудом выжил: его спас ремень безопасности" – так про него говорили в новостях. Чего нет на видеозаписи: я был в той самой машине в эту же ночь. Меня высадили пьяным у дома, и я поплёлся никакой к себе в дыру в стене – отсыпаться. Берч к тому времени уже спал на пассажирском сидении, и я так и не смог растолкать его, чтобы увести с собой. Водитель собирался отвезти его домой и остаться там же ночевать. Я попрощался с ними, Берч не ответил мне. Напоследок я подался неясному порыву и пристегнул его ремнём безопасности. Водитель, с которым мы никогда не были большими друзьями, посмеялся надо мной. Он сказал, что у меня паранойя. И вроде как даже немного обиделся из-за того, что я сомневался в его навыках вождения. Невзирая на его слова, я защёлкнул ремень. А только потом ушёл.

Говорят, в интернете есть всё. Но меня там точно нет.

Барахтаясь в потоке

Когда я не могу уснуть, ко мне приходит Белочка АСМР. Она шепчет мне на ухо милые, нежные слова, которые успокаивают. Я расслабляюсь, тело как будто теряет в весе. Это похоже на занятия йогой. Я кончаю йогуртом. Сосредоточься. Отдохни. Белочка шепчет, мурлычет мне на ухо, а я мечусь по кровати, как в приступе лихорадки. Меня и правда лихорадит, но по-другому. Не как больных гриппом. Я не могу попасть в Дом.

Днём я слышу, о чём говорят другие люди, когда прохожу мимо них по улице. Это получается произвольно. Люди всегда громко говорят о себе. Просто прислушайтесь.

Подросток и его мать.

Мать: Я не дам тебе денег. Даже не прости. Что это вообще за покупка? Биты…

Подросток: Ну, мам! Завтра я стану рэпером. Разбогатею и всё отдам тебе.

Парень и девушка.

Парень: Почему ты не даёшь мне кончать тебе в рот?

Девушка: Потому что от спермы у меня крутит живот.

Пауза.

Парень: Откуда ты знаешь? Мы ведь этого не делали.

Девушка: Ой.

Какой-то тип жадно лакает воду из пластиковой бутылки и трещит по телефону:

– Мы вчера так знатно набухались. Смешали полбутылки водки и лимонад. Прямо в гараже как нахуярились. А потом завели Лёхину "четырку" и двинули на турбазу. Там у моей Вальки корпоратив был. Видел бы ты нас. В слюни просто были. Сегодня умираю.

Девочка разговаривает с кем-то по видеосвязи:

– Я не знаю, как она обрабатывает свои фотки, но это так круто, последняя набрала почти тысячу лайков. А в сторис у неё что творится – секс просто. Я хочу также научиться. Купила у неё видеокурс, вот смотрю. Кстати, у меня задержка. У тебя такого не бывает, нет? Это пугает, знаю. Странно, учитывая, что в меня не спускали с прошлой весны.

Какая-то девушка подносил телефон к самому рту и диктует аудиосообщение:

– Нет, мы не вместе. Он хочет, чтобы все нас шипили. Но кому из нас это ещё нужно? У меня подписчиков больше, чем у него. Пускай придумает что-то интереснее. Или хотя бы заплатит мне. Плевать, что мы знакомы сто лет. Кому интересно, что он мой брат?

И так везде.

Лучшая книга, которую я читал в этом году: "Кошмары аиста Марабу". Несколько лет назад я не раскусил её подлинной красоты, а теперь она кажется мне такой же прекрасной по своему безумию, как спрятанный в грунт язык мертвеца. Как обнажённое тело девушки без головы. У всех своё представление об искусстве. Как и о том, что важно.

Я всё ещё слушаю Белочку АСМР. Перед тем, как отправляюсь в свой Дом.

Я думаю о том, что спустя какое-то время, все эти девочки из Сети будут издавать те же самые звуки своими милыми ртами, только трахаясь, шлёпаясь задницами, чавкая письками, причмокивая во время минета или плюя себе на грудь и растирая стекающие по твёрдым соскам слюни. И всё это – на видео. Чтобы набрать популярность. Это тоже будет АСМР. И будет в общем доступе. И никого не удивит. Это будет нормой. Но позже.

Я не считаю овец, прыгающих через забор, когда не могу уснуть.

Я не работаю на заводе в течение недели. Я пишу "Комментарии без текста".

Двадцатый год. Двадцать первый век. Третье тысячелетие.

Большая перемена постучалась в нашу дверь. Предъявите свой профиль в Сети.

Меня не взяли в компанию, занимающуюся производством книжных стеллажей только потому, что я отказался отправить им ссылку на свой аккаунт в социальных сетях.

Кукла сказала мне по телефону, что в таком случае они не будут рассматривать мою кандидатуру. На мой вопрос "почему? " она ответила просто без всяких эмоций:

– Мы хотим знать о своём будущем сотруднике всё. Требуется сложить о нём представление ещё до собеседования. Если вам есть, что скрывать, вам с нами не по пути.

Иногда, когда я не могу уснуть, когда мне скучно, я гоняюсь за рогатым скотом. Полагаю, это требует чуть большего объяснения.

С помощью ковбойской верёвки я ловлю блеющих коз, плывущих по чёрной бездне моего сознания. Они там как в космосе. В свободном полёте. Я дою их. Взамен они дают мне слова, которые я запоминаю и записываю на следующее утро. И я всегда отпускаю их обратно. Ступайте, милые козы. Жуйте свою космо-траву. Откладывайте космо-горох. Сейчас козы в скафандрах летят по галактике. В каждом скафандре по две дырки, из которых торчат рога. Козы перебирают ножками-копытами, виляют хвостиками.

С внутренней стороны каждого скафандра – запотевшее от дыхания козы стекло. Они, эти козы, плывут по космосу с высунутыми языками. Каждая лижет скафандр, надетый ей на голову. Облизывает своё отражение – понимаете, о чём я? Козы не соображают, что так они наоборот сильнее затеняют себе обзор. Сокращают видимость. Им плевать. Они не думают об этом. Эти козы были созданы для того, чтобы плыть, блеять и всегда любоваться собой. Эти козы преследуют меня повсюду. И не только во сне, понятно, да?

Когда я вижу молодую мать – в сущности, совсем ещё девушку – на лице которой отражается вселенская тоска, разочарование, усталость, недосып, я испытываю жалость к ней. Серые круги под глазами. Отчаяние не поможет скрыть даже умело наложенная, дорогая косметика. Я думаю о том, как она, бедная, ложится под какого-нибудь типа, которого любит или которому, как минимум, доверят. Он вставляет ей, им обоим хорошо. Разумеется, они занимаются этим без защиты: так опаснее, так круче. Чувства острее – то, что им нужно, верно? Она, эта бедная девушка, надеется, что у него, её суженного, хватит ума не напускать ей внутрь. Он ведь не дурак, верно? Оба взрослые. Но ему, этому парню, так хорошо, что он не хочет прерываться. Он не хочет думать о последствиях. Он пребывает в моменте. Он использует возможность насладиться собой и происходящим. В полной мере. В полном объёме. Он чувствует себя королём мира, делая ей приятно, заставляя её стонать. И он кончает в неё, потому что думает: всё как-нибудь обойдётся. Он кончает в неё, потому что думает: я как-нибудь решу вопрос. Он ведь мужик, верно? В случае чего он сможет позаботиться о ней и о ребёнке. Он будет много работать… Здравствуй, жизнь!