Текст книги "Неназываемый"

– Беги! – крикнула она Шутмили и загородила собой проем. Толпа мертвецов спускалась с холма. Ксорве не пыталась прикинуть, скольких она сможет забрать с собой. Этот враг был непобедим. Возможно, это не так уж и плохо. Она потерпела неудачу. Ксорве осознала, что ей проще умереть в бою, чем признаться Сетенаю, что она подвела его.

– Я не могу, – Шутмили скорчилась на голой земле в паре ярдов от нее. – Прости, я не могу…

Ксорве повернулась лицом к мертвецам. Костлявые и безликие, они все прибывали и прибывали. Ксорве рубила, колола, крошила и снова рубила, пытаясь сдержать натиск. Словно издалека она услышала собственный крик. Мир сузился. Осталась лишь эта трещина в стене – трехфутовый проем и свод за ним. Шутмили, корабль, Талассерес, Реликварий и все прочее за стеной исчезли в тени.

Вот оно. Это был конец. Дверь на склоне холма и темнота за ее пределами.

Она сражалась из последних сил. Ее окружили. Ее хватали за руки, за ноги, за одежду, вырывали волосы. Боли она почти не чувствовала, еще немного – и та отступит навсегда.

– ПРЕКРАТИТЕ.

Голос Шутмили срывался от напряжения, искаженный настолько, что Ксорве едва его узнала.

Мертвые послушались. Они застыли, по-прежнему удерживая костлявыми пальцами тело Ксорве. Сделав последнее усилие, Ксорве вырвалась из их хватки и отшатнулась, сбив воскрешенных с ног.

– ПРЕКРАТИТЕ СЕЙЧАС ЖЕ. УХОДИТЕ.

Шутмили, покачиваясь, стояла все на том же месте, в паре футов от Ксорве. Глаза ее были пустыми, рот приоткрылся, руки безжизненно свисали. Она сама напоминала воскрешенную. И говорила она не своим голосом.

– ПРЕКРАТИТЕ. УСНИТЕ. ЗАМРИТЕ. ПОКОЙТЕСЬ.

Ближайшие к ним воскрешенные начали рассыпаться в прах. Толпы мертвецов все еще спускались со склона, но возле стены они спотыкались о падших, образуя мешанину из костей.

Ксорве начала медленно пятиться. Затем перекинула Шутмили через здоровое плечо и, выбиваясь из сил, побежала вверх по холму к хребту.

Возможно, Шутмили была права. Возможно, богам было до них дело. Возможно, у них был свой план, и в один ужасный день в будущем Ксорве умрет куда худшей смертью. Она добралась до утеса, и «Расцвет» оказался там – целый, невредимый, готовый к полету.

Ксорве перекинула Шутмили через борт и запрыгнула следом. Мертвецы тем временем уже пролезли через трещину. Они окружили корабль океаном рук и ртов.

Карсажийцы оснастили корабль всем, что было нужно для быстрого старта. Ксорве отбилась от цепких рук, отвязала швартовые канаты и завела алхимический двигатель. Навесы «Расцвета» надулись, и он начал подниматься.

С высоты мертвые напоминали огромный крысиный рой, спешащий прочь с тонущего корабля – бывшего монумента. Ксорве проверила корабельные инструменты. Циферблат из затемненного зеленого стекла указывал в направлении Врат. Ксорве старалась держать курс, ее руки на панели управления дрожали.

Штурвал был скользким от крови. Ксорве почему-то подумала, что корабль, должно быть, поврежден. Ее левая рука и плащ спереди потемнели. Левое плечо она не чувствовала, как будто сустав попросту откусили.

Ксорве начала было стягивать с себя плащ, но передумала и опустилась в кресло пилота.

Наверное, это был тот первый воскрешенный, настоящий гигант. Остальные лишь слегка задели ее.

Какое-то время она просто сидела, истекая кровью. Мозг работал ужасно медленно, каждая мысль раскачивалась на месте, будто ее спускали краном. Если кровотечение не остановится, она потеряет сознание. Если она потеряет сознание, некому будет управлять кораблем. Мысли перескакивали с одной на другую, руки соскользнули с панели управления, а потом она очутилась на полу.

Перед глазами все расплывалось. Было холодно и туманно, как будто она плыла сквозь облако. Словно со стороны она почувствовала, что ее куда-то тащат.

Корабль без управления! – вспомнила она и попыталась сопротивляться, но тело ее не слушалось.

Плечо резко заболело, а затем боль сменилось теплом. Это было приятно: как будто возвращаешься в морозную ночь в нагретую постель. Тепло распространилось по всему телу с легким покалыванием.

Либо смерть приятнее, чем все ее себе представляют, либо происходит что-то другое. Она через силу открыла глаза.

Ксорве лежала на спине на полу каюты. Шутмили стояла на коленях, обеими руками сжимая ее голое плечо. Лицо ее казалось маской, зрачки превратились в черные колодцы. Ксорве повернула голову, пытаясь рассмотреть плечо, и тут ее снова прошил приступ боли. Она громко вскрикнула.

– Лежи спокойно, – сказала Шутмили. Ксорве подчинилась, и боль снова ушла.

– Что ты делаешь? – спросила Ксорве и тут же пожалела о своем вопросе. Шутмили не ответила, но стоило ей отвлечься, как боль вернулась. Сама по себе боль не была такой уж невыносимой, однако Ксорве казалось, будто что-то внутри ее оборвалось.

Рукава мантии Шутмили были по локоть в крови. Шли минуты, она постепенно приходила в себя. Отсутствующий взгляд сменился сосредоточенностью. Она мяла поврежденное плечо Ксорве, будто кусок мяса. Это причиняло боль. Сдерживая крик, Ксорве закусила рукав.

Наконец Шутмили отодвинулась и смахнула прядь волос, оставив на лбу кровавый след. Плечо снова заныло, но это была застарелая боль, как будто рана давно затянулась. Ксорве повернула голову. На плече виднелся свежий шрам – серебристый след от зубов в форме полумесяца.

Шутмили вздрогнула, моргнула, а затем ее стошнило сгустком черного гноя, чуть в стороне от Ксорве. Тот задымился, оставив дыру в полированной древесине пола.

Шутмили вытерла рот.

– Извини, – сказала она.

– Э-э-э, – протянула Ксорве.

– Ты бы потеряла руку, – объяснила Шутмили. – Все было очень плохо.

Губы ее были синими, а глаза налились кровью, но она выглядела весьма довольной собой.

– Что случилось? – спросила Ксорве. – Что… кто управляет кораблем?

– Никто, – ответила Шутмили. – Я его посадила. – Она снова наклонилась над Ксорве и застегнула на ней плащ поверх испорченной рубашки. – Меня никогда этому не учили, – добавила она, – но это не так уж сложно, если постараться.

– Я видела, на что ты способна, – заметила Ксорве. Она подползла к скамье и, оперевшись на нее, встала на ноги. – Непохоже, чтобы отсутствие знаний об управлении кораблем тебе как-то мешало.

Шутмили пожала плечами.

– Если встретишь кого-то с моими способностями, не давай ему встать.

– Ты в порядке? – спросила Ксорве.

Черный гной уже почти растаял, оставив на полу каюты жирное пятно в окружении кровавых лужиц. Шутмили смутилась.

– Я очень голодна.

– Но ты… Не знаю. Ты?..

– Утратила ли я контроль над собой? Планирует ли Карсажийский Дракон обрушить возмездие на смертных моими руками? Может, я заговорю на чужих наречиях и вытащу твои внутренности? – сказала Шутмили. – Нет. – Она испортила произведенный эффект, вздрогнув и добавив: – По крайней мере, лично я не собираюсь. Я должна… Мне нужно как можно скорее вернуться в Карадун. Они смогут меня проверить. Там я буду в безопасности.

– Я не вижу признаков скверны, – сказала Ксорве.

– Их никогда так не видно, – грустно сказала Шутмили и, помолчав, добавила: – Наверное, теперь я никогда не попаду в Квинкуриат. И все мои записи уничтожены. Тысячи лет исчезли за день. Все это было зря.

Ксорве слишком хорошо понимала, каково это – потерять то, ради чего ты работал. Но она не знала, как подбодрить Шутмили. Ничего уже не исправить.

– Ты сделала все, что было в твоих силах, – в конце концов сказала Ксорве.

– Надеюсь, – ответила Шутмили. – Приятно так думать. Я бы никогда не уступила ей, если бы не страж – если бы не Малкхая. Было бы правильнее не сдаваться и позволить ему умереть, но он всегда был очень добр ко мне. Он жалел меня.

– Раз у нас вечер сожалений, то и мне следовало тебя бросить, – заметила Ксорве.

Шутмили пронзительно расхохоталась. Она все еще сидела на корточках, и от смеха шлепнулась в лужу крови.

– Ну, еще не поздно, – сказала она. – По моим подсчетам, у нас есть около тридцати секунд до того, как я снова потеряю сознание.

– Что? – переспросила Ксорве.

– Госпожа Зинандур щедра, – сказала Шутмили. – Но ее цены высоки. Я зашла слишком далеко. Ну, слишком далеко это сильное преуменьшение. Дальше не бывает. Это полное истощение. – Она снова засмеялась, дрожа, как ветка на ветру, и легла, положив голову на локоть. – Спокойной ночи, Ксорве.

Ксорве подползла к Шутмили, забыв о боли в плече. Она подтащила ее поближе к алхимическому двигателю и включила печку.

Шутмили посадила корабль на вершину скалы, куда не могли добраться воскрешенные. Снаружи небо стало красным, затем черным, как будто краска сочилась сквозь облака. Холмы внизу укутал мороз, наступил покой.

Ксорве нашла одеяла в шкафчике. Она приглушила фонари корабля и положила подушку под голову Шутмили. Легла рядом, свернувшись калачиком. Наконец, в теплой тени двигателя она уснула.

12
Спасение

Жизнь Талассереса Чароссы была довольно насыщенной, и беспамятство было ему не в новинку, но это был первый раз, когда он пришел в себя оттого, что кто-то его тряс. И этот кто-то держал его за воротник куртки. Он машинально пнул ногой и почувствовал, как колено врезается в чье-то твердое тело. Охнув от боли, человек отпустил его.

Тал приземлился на кучу обломков и остался лежать, торжествуя: Так тебе и надо, придурок.

Этого верзилу Тал никогда раньше не встречал. Тот носил грязную желтую робу и тяжелые ботинки и смотрел на Тала так, будто размышлял, не бросить ли его тут.

– У меня тут живой, госпожа! – крикнул верзила.

Шорох легких шагов по камню. К ним неспешно приблизилась ошаарка. Тал обреченно понял: это же та самая психопатка из пещеры в Монументе. Кровавый подол ее платья шуршал по гравию, как прибой на песке, и она смотрела вниз на Тала с холодным любопытством.

– Отведите его на корабль, – сказала она.

Будь судьба милосерднее к Талу, он бы потерял сознание. Вместо этого он был вынужден терпеть унизительные прикосновения мерзкого верзилы, который связал его, перекинул через плечо и бросил на дно корабля, как важный улов.

И так он и лежал, несчастный и беспокойный, пока заводился двигатель маленького корабля. Желудок сжался, стоило им подняться в воздух, хотя у Тала и без тошноты хватало проблем.

Но почти любое неудобство и унижение можно вынести, если есть на чем сосредоточиться – и впервые вселенная пошла ему навстречу. У этой женщины был Реликварий. Кажется, впервые в жизни Ксорве не успела все вконец испортить.

В трюме было холодно, пол был засыпан осколками. Руки Талу связали за спиной под таким углом, что любое движение причиняло боль, и он понятия не имел, куда его везут, хотя его воображение уже рисовало ему греющие душу картины.

Он всегда знал, что рано или поздно ему выпадет шанс. Главное – дождаться его, любой ценой выжить и быть готовым, едва он появится.

Даже если – чисто гипотетически – ты младший сын, которого выгнали из тлаантотской Академии для мальчиков. Даже если ты гордишься не всеми своими поступками. Нужно просто продержаться достаточно долго, и в конце концов возможность представится.

Любой в Тлаантоте только бы обрадовался его провалу, от Тала никто ничего и не ждал: младшенький Ниранте не блещет умом, повезло, что он смазливый, повезло, что она выпросила ему место под крылышком канцлера Сетеная, сам бы он ни за что туда не попал, до чего только докатился род Чаросса…

Но ни один из них не был в крепости в последние годы правления Олтароса. Они понятия не имели, на что способен Тал. Но рано или поздно они узнают.

Он заберет Реликварий, найдет способ сбежать и вернется в Тлаантот. Ксорве будет в ярости. Она наверняка думает, что он мертв. Тем хуже для нее. Вот он входит в Школу Трансцендентности, – Сетенай обрадуется, ведь он считал его мертвым, – и тут Тал вручает ему Реликварий, и…

И все. Он мечтал не о благодарности Сетеная. Никто не хочет быть благодарным кому-то, особенно Сетенай. Но Тал никогда даже в мыслях не признавался себе, чего именно он хочет от Сетеная. Унизительно, когда кто-то имеет такую власть над тобой.

Катер тряхнуло от удара о что-то жесткое. Тал попытался сесть. Они пристыковались к гораздо большему кораблю, который покачивался на подушке из тумана. Верзила потащил Тала на борт, и когда они поднимались, он увидел название корабля – незнакомое ему ошаарское слово «Эджарва».

Людей на борту было мало. Казалось, экипаж состоял лишь из верзилы и парочки ему подобных – все они носили обычные желтые мантии, под которыми скрывалось что-то более серьезное. Тал с облегчением отметил, что экипаж, по крайней мере, состоял из живых. Его уже тошнило от воскрешенных, управиться с живыми было куда проще.

На Тала никто не обратил внимания. Мерзкий верзила протащил его по трапу в длинную каюту с рядом коек.

– А ты даром времени не теряешь, но я не против, – сказал он верзиле, который бросил его на одну из коек. Никакого ответа. – Эй, твоя хозяйка та еще штучка, – продолжил он. – Почему ты ей служишь? Вы с ней трахаетесь?

Верзила схватил его и приблизил к своему лицу. Оказалось, что он совсем не старый. Ровесник Тала или даже моложе. У этого переростка была гладкая выдающаяся вперед челюсть и маленькие безумные глазки,́ как у картошки.

Тал любую плохую идею доводил до конца. Он подмигнул парню.

– Ты недостоин смотреть на госпожу Оранну, – прорычал парень с явным деревенским акцентом – совсем как у Ксорве, когда она напивалась. А затем он ударил Тала в живот.

Тал согнулся пополам, из головы вылетели все мысли. Когда он пришел в себя, парень уже ушел, а дверь была заперта.

В каюте не было окон и ничего похожего на оружие. Его меч исчез – то ли его забрали, то ли он остался в умирающем мире. Нутро корабля дрожало от слабой вибрации алхимического двигателя, запущенного на полную мощность.

Короче говоря, он оказался в ловушке на борту летящего корабля в компании Оранны и ее головорезов-переростков. В двадцать три года он был слишком стар для всего этого.

Какой совет дал бы Сетенай? Планируй и обдумай, а затем действуй. Или хотя бы подумай хоть немного, прежде чем бросаться вперед, Талассерес. Он мог бы удостоиться ласковой улыбки с долей иронии. При воспоминании об этой улыбке у Тала перехватило дыхание, словно его еще раз ударили в живот.

Ну ладно. Оранна хотела Реликварий, но ей не нужна была его смерть. Она держала его в живых либо для информации, либо в качестве заложника. Тал скорее перерезал бы себе запястья, чем стал бы чьим-то заложником, так что пора было действовать.

Убедившись, что мальчик-переросток не вернется, он перевернулся на бок и начал изучать узел на запястьях. Парень связал его с энтузиазмом, но без особого опыта.

Тал освободился, вытащил один из запасных ножей, спрятанный в сапогах, и притаился в самом темном углу каюты, развлекая себя фантазиями о том, что он скажет Сетенаю, вручая ему Реликварий.

Простите, что заставил ждать… Лучше поздно, чем никогда… Кажется, это ваше?

Последний вариант был неплох, Сетенай оценит.

Как и надеялся Тал, следующим посетителем оказалась Оранна. Он рассуждал так: боги связаны с землей. Их сущность, как вода, стремится вниз. В небе силы мага ослабевают. Сетенай не любил без особых причин покидать Тлаантот. Олтарос ненавидел летать даже в пределах царства Сирены. Кроме того, Оранна была некромантом, а насколько Тал мог судить, трупов поблизости не было. Ростом она была менее пяти с половиной футов, и если бы не магия, Тал бы играючи с ней справился.

Она вошла в каюту и остановилась, заметив пустую койку. Тал выскочил из угла, готовясь вонзить нож ей в живот.

Каюта наполнилась энергией, каждый нерв вибрировал. Перед глазами Тала все побелело. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что стоит на коленях, в висках пульсирует боль, а во рту он ощутил привкус железа.

Но Тал никогда не умел вовремя остановиться. Он так и не выпустил из руки нож, поэтому атаковал снова. С тем же результатом.

Оранна смотрела на него из-под тяжелых век, лицо ее выражало разочарование, но не удивление.

– Твое тело – могила, как и все тела, – сказала Оранна на безупречном тлаантотском. – Внутри тебя много мертвой материи. Достаточно, чтобы захлебнуться ей. Разумнее будет не вставать.

Кости болели, будто что-то высасывало из них костный мозг. Тал не хотел подчиняться, но, как он ни пытался, встать не получалось. О, черт. Все шло совсем не по плану.

– Давай поговорим, Талассерес Чаросса, – сказала она. Видимо, маги считали, что когда они произносят твое полное имя, это звучит угрожающе, будто у них есть над тобой власть.

– Почему бы и нет, – ответил он. – Друзья зовут меня Тал.

– Боюсь, друзьями мы не станем, – заметила она. – Однако не будем отвлекаться. Ты, конечно же, работаешь на Белтандроса Сетеная.

– Кто это? – спросил Тал.

Оранна вздохнула.

– Ты оскорбляешь лишь свой собственный интеллект, – сказала она. – Кто еще мог подослать тебя?

Тал пожал плечами.

– Я все понимаю, – сказала она. – В тебе говорит гордость. Ты не хочешь предавать его. Но пойми, пожалуйста: у меня нет времени разбираться с твоей самооценкой.

– Есть время разобраться с моим членом, – сказал Тал.

Оранна даже не стала на это отвечать. Она позвала паренька-картошку и кудрявого послушника, и те принесли дымящийся серебряный кубок. Тал не видел содержимого чаши, но чувствовал знакомую сильную горечь.

К губам Тала, которого держал парень, приложили кубок. Тал морщился, сжимал челюсти, отворачивался – бесполезно. Серебряный обод чашки ударился о зубы, и дымящаяся жидкость брызнула на подбородок. Страх уступил место возмущению. Все должно было быть совсем не так. Он отказывался верить в происходящее.

– Пей, – приказала Оранна.

– Да пошла ты, – бросил он, и это было ошибкой. Стоило ему открыть рот, как мальчик разжал ему челюсти и вылил половину кубка в горло. Тал поперхнулся, плюнул, в ярости укусил паренька за пальцы, но часть жидкости он все равно проглотил. Что-то теплое и невозможно горькое.

Мир тут же замедлился. Тал почувствовал, что падает, ускользает из реальности, проваливается в темноту. Она обволакивала его, отделяя ум от тела, разум от воли, мысли от сознания. Каждая крупица его существа была рассеяна, отделена и проанализирована. И это было больно.

Он профессионал. Его похитили, избили, оглушили магией, заставили выпить яд – это было ничто. Казалось, будто кто-то вспорол ему грудь ледяным лезвием и разбирал сердце на кусочки.

Это заняло всего несколько секунд. Затем он вернулся обратно. Он стал пустой оболочкой, а его внутренности вырезали и съели, приправив лимонным соком.

– Как я уже говорила, ты работаешь на Белтандроса Сетеная, – сказала Оранна, как будто изучала его досье.

– Да, – сказал Тал. Он ничего не мог поделать. Его снова дернуло во тьму, и слово просочилось из его губ, как слюна.

– Ты и твоя сообщница намеревались выкрасть Реликварий Пентравесса, – сказала она.

– Да, – сказал он.

– Почему она напала на меня?

– Ксорве? Понятия не имею, наверное, потому что она на всю голову больная, – сказал он.

Тала обрадовало, что он хотя бы может добавлять собственные замечания.

По какой-то причине, услышав имя Ксорве, она задумалась, но затем отмахнулась.

– Сойдемся на том, что я знаю, кто ты такой, – сказала она.

– Всегда приятно познакомиться с фанатом, – сказал Тал и вздрогнул: его прошила очередная вспышка боли.

Прислужники взяли Тала и положили на одну из коек. Он пытался сопротивляться, но его била дрожь. Над ним встала Оранна.

Перед глазами расплывались пятна. Он разглядел, что она держит Реликварий. Если бы он мог шевелить руками, он бы дотянулся и отобрал его. Словно услышав его мысли, она сделала шаг назад, и Реликварий оказался вне зоны досягаемости.

Стиснув зубы, Тал безуспешно попытался сесть.

– Кажется, ты и впрямь одержима Сетенаем? – сказал он. Если он разговорит ее, ей некогда будет задавать вопросы.

– Он ненадолго произвел на меня впечатление, – ответила Оранна.

– Да уж, этот сукин сын умеет впечатлять, – заметил Тал. – Но знаешь, если ты думаешь добраться до него через меня, это путь в никуда. Он узнаёт меня через раз.

– Охотно верю, – сказала Оранна. – Белтандрос не самая внимательная и заботливая натура. Но в отличие от других его знакомых, его характер меня не интересует. Как открыть Реликварий?

Она этого от него ждала? Он едва не рассмеялся.

– Не знаю, – ответил он. – Можешь достать свой проклятый устричный нож и вскрыть меня, но толку не будет никакого. Не знаю. Я ничего не знаю о Реликварии.

А следовало бы. Он вспомнил, как в свое время Сетенай пытался прочесть им лекцию на этот счет. Ксорве, как обычно, была вся внимание, глаз с него не сводила будто собачонка в ожидании куска мяса. Но день был жаркий. От Сетеная исходил аромат розовой воды, и он расстегнул воротник. Тал ничего не запомнил из лекции.

По каюте прокатилась остаточная волна магии, запахло горячим металлом. У Тала заслезились глаза.

– Ты знаешь, что я не вру, – сказал он. – Дай мне еще глоток этого дерьма, если не веришь.

Чем бы ни была эта жидкость, она все еще действовала. Он чувствовал, как наружу рвутся наперебой его секреты.

Оранна казалась разочарованной.

– Ты никогда не интересовался?

– Нет, – сказал Тал. – Я ничем не интересуюсь, если только мне за это не заплатят. Я его не понимаю. Он ничем со мной не делится. Я не знаю, что он делает и зачем ему это нужно. Я делаю то, что он… Я делаю свою гребаную работу, понимаешь? Он называет мне проблему, и я ее решаю.

Тал никогда не блистал в тригонометрии, риторике и прочих вещах, которых от него ждали. Несмотря на надежды матери, у него не было способностей к магии. Но у него довольно неплохо получалось подслушивать, лгать и воровать, и эти его умения Сетенай вроде бы ценил.

– Ах, – сказала Оранна, – ты не совсем безнадежен. Что он предложил тебе за эту услугу?

– Что он предложил мне? – переспросил Тал. Он был уже на грани то ли смеха, то ли слез, слова выплескивались из него как мякоть из лопнувшего яблока. – Ничего, – сказал он. – Все, что я получаю – это работа. И неплохие деньги, – добавил он. Он не лукавил, большинство людей не интересовались источником дохода, а учитывая, что Тал лишился содержания от семьи Чаросса, они были более чем кстати.

– Правда? – протянула Оранна и, склонив голову, посмотрела на него. – И это все, да?

Тал осознал, что оказался в центре внимания – помимо Оранны на него невозмутимо уставились прислужники, стоявшие по бокам от хозяйки. Это был один из тех вопросов, которые Тал предпочитал прятать в надежном хранилище вдали от солнечного света. Но теперь он чувствовал, как отворяются засовы, и все грязные маленькие уголки его души с готовностью обнажаются. Это просто несправедливо. Это ничего им не даст.

– Да, – слова лились из него потоком. – Нет. Это нормально. Больше мне ничего не светит, так что… Неважно, что мне этого недостаточно, я рад и тому, что есть, и вообще это не твое дело, и в любом случае… – Будто со стороны Тал с ужасом осознал, что не может заставить себя замолчать. – В любом случае, я люблю его и ничего не могу с этим поделать.

Головорезы никак не отреагировали. Оранна слегка приподняла бровь.

Он понятия не имел, что скажет дальше, куда его ранит следующий вопрос Оранны, но она резко поднялась, как будто захлопнула неинтересную книгу, и отвернулась.

Тал не знал, делать ли ему вид, будто он все-таки что-то знает или что от него есть какая-то польза. Ну, она хотя бы не стала и дальше травить ему душу. С любопытством оглянувшись, Оранна вышла из каюты, забрав с собой слуг. Тал остался один.

Следующие несколько часов Тал провел, свернувшись на койке и пытаясь заснуть. Ему нужно было привести мысли в порядок. В полудреме, где не было места стыду, он пытался представить, что Сетенай уже спешит ему на выручку, но даже в качестве фантазии это выглядело неубедительным.

В конце концов, за ним пришел еще один слуга, постарше и поменьше ростом, и проводил его обратно на катер, где за штурвалом стоял тот первый головорез.

Приятно было снова увидеть дневной свет, пусть даже это был холодный серый свет умирающего мира. «Эджарва» пришвартовалась в долине, впереди горели зеленым и золотым Врата – огненный диск в отвесной скале.

В душе, как будто кто-то чиркнул спичкой, вспыхнула искра надежды. Врата вели к дому или хотя бы прочь из этого мира. Если бы он только мог туда попасть…

Катер приземлился на склоне холма. Мужчины негромко разговаривали, вероятно, думая, что Тал их не слышит или не понимает.

– …она говорит: просто убейте его и бросьте здесь, – сказал коротышка.

Прикусив губу, паренек кивнул и повернулся к Талу.

– Наверх. Вылезай, – скомандовал он, указывая Талу на борт катера. Тал послушался. Переступив через край, он притворился, будто споткнулся о камень, и упал на землю, чтобы вытащить другой нож из ботинка.

Паренек с проклятиями поднял его, не заметив ножа. Тал сделал замах и ударил, целясь в горло, но промахнулся, и лезвие вспороло верзиле щеку. Взвыв, парень выпустил Тала и схватился за лицо, кровь капала между его пальцами.

Тал бежал во весь опор, надеясь, что эта заминка позволит ему ускользнуть. Но тут он поскользнулся на сланце и упал. Его догнали в считаные секунды. Один из головорезов выкручивал ему запястье до тех пор, пока он не выронил нож.

Они подхватили его и толкнули к останкам стены.

– Госпожа Оранна милосердна, – сказал паренек. Из пореза на его лице сочилась кровь.

– А мы нет, – подхватил коротышка. Он улыбнулся, демонстрируя потемневшие и отсутствующие зубы между клыками. А затем нанес удар.

Они избивали его. Умом они не отличались. Тал подумал, что они скорее убьют его по случайности, чем нарочно.

– Черт, да вы растете над собой, вот сейчас я почти почувствовал что-то, – прохрипел Тал. От последнего удара у него расшаталась пара зубов. Паренек ударил снова.

– Еще что-нибудь умное скажешь? – спросил он. Голова кружилась. Теплая и липкая кровь текла по затылку. Он с сожалением понял, что остроумные реплики закончились, поэтому просто улыбнулся пареньку и попытался заставить уши не дергаться. Чужеземцы были неравнодушны к ушам тлаантотцев. Стоило им один раз обратить на них внимание, они тут же тянули к ним руки.

Коротышка подставил ему подножку. Плохо. Стоит только оказаться на земле, твоя песенка спета. Тал надеялся, что потеряет сознание, жаль только труп из него выйдет некрасивый. Трудно представить, как кто-то будет проливать слезы над его беззубой тушей после того, как его хорошенько отпинают и бросят на склоне холма. Ну что же…

Он инстинктивно свернулся в клубок, защищая голову и шею, потому что его коварный первобытный мозг все еще искал способ выжить. Он зажмурился, услышав шум борьбы, и не сразу понял, что удар не достиг своей цели.

Наступила тишина, прерываемая чьими-то стонами. Кто-то ткнул мыском ботинка Тала в плечо.

– Вставай.

– Тьфу ты, – сказал Тал.

Еще один толчок. С трудом встав на четвереньки, он вдохнул кровавую слизь и поднял голову.

– Вставай, Тал, – повторила Ксорве.

Тал расхохотался – как будто ворота застучали на ветру.

Ну конечно. Ксорве в жизни не позволила бы кому-то другому избить его до смерти. Смысл ее слов до него не доходил. Если бы она сейчас перевернула его на спину и раздавила ему трахею, он не смог бы сопротивляться. Именно так Белтандрос Сетенай убил его дядю. Он все смеялся и не мог остановиться.

Закатив глаза, Ксорве подняла его и прижала к стене. Тал и стена уже становились добрыми друзьями.

Ксорве провела проверку – сколько пальцев она показывает, способен ли он досчитать до десяти и так далее. Но она хотя бы не ждала от Тала благодарности. А иначе он бы плюнул ей в лицо кровью.

– Жить будешь, – сказала она. – У нас есть корабль. Пора двигаться, пока твое отсутствие не заметили.

Со своего места он видел, что верзила и коротышка распластались на земле несколькими футами ниже, то ли мертвые, то ли без сознания, хорошо бы в луже собственной замерзшей мочи. Над телами с презрительным видом стояла карсажийская девушка, похожая на хорька.

– Надеюсь, она того стоила, – сказал Тал.

– Отвали, – сказала Ксорве.

Он повернулся, взглянув на катер. «Эджарвы» поблизости не было.

– Реликварий у нее. Мы можем…

– Нет. Забирайся в катер, – сказала Ксорве. – Мы улетаем.

Дарью Малкхая пролежал под обломками Монумента две ночи и два дня. Его правая рука была раздавлена упавшим обломком. Сначала он страдал от боли. Потом пришла жажда.

Он лежал там, пока воскрешенные роились на древних полях – они, словно ряска, сгустились, а затем рассеялись. В горле пересохло, и он не мог издать ни звука. Во рту, полном пыли, чувствовался привкус кислоты.

Время распалось, как ожерелье из бусин. Малкхая, – Страж Церкви, для друзей Майя, – исчез. Остались только обрывки сознания, кратковременные просветы, будто свеча гасла вновь и вновь.

Я не смог, думал он, когда был способен думать. Не смог исполнить свой долг. Но вспомнить, что это был за долг, уже не получалось. В голове всплыло имя Шутмили, но кто это или что это, он не помнил. Он попытался зацепиться за эту мысль, а потом все исчезло – и он тоже.

Тело Малкхаи все так же лежало под завалами, когда Врата снова засветились. Оно лежало там, когда карсажийский фрегат «Созерцание в спокойствии» спускался к руинам Пустого Монумента, словно рыба-ангел к умирающему кораллу. «Спокойствие» летело под тремя флагами: рядом с Девятилепестковой розой Карсажа развевались лиловый инквизиторский флаг и белое знамя Императорского Квинкуриата.

Пять адептов, составлявших квинкурию Бдения, сошли с челнока и начали разбирать завалы. Раздались шаги и голоса, которые Малкхая мог бы услышать, проживи он на день дольше.

А затем его воскресили. Он почувствовал обжигающую вспышку жара. Он должен был биться в агонии, но они забрали его боль – а может быть, он уже не способен был ее чувствовать. Он вообще не чувствовал конечности.

Над ним в окружении призраков возвышалась фиолетово-черная тень.

– Ты можешь говорить? Назови свое имя, – потребовала тень. Шелестящим голосом Малкхая подчинился, слова царапали язык как наждачная бумага.

Следующая вспышка сознания: он лежит спиной на голой земле. Его окружают члены квинкурии. Пять пар соединенных рук, голая кожа к голой коже. Если бы не разница в размере и цвете этих рук, трудно было бы поверить, что пять членов квинкурии были – по крайней мере когда-то – отдельными личностями. В мантиях и вуалях их возраст и пол не поддавался определению, а сетчатые маски делали их похожими на мух.

Шутмили должна была стать такой же, подумал он, по-прежнему не зная, кто такая Шутмили и какое ему до этого дело.

За пределами круга стояла женщина в церемониальных инквизиторских одеждах черного и лилового цвета. Малкхая попытался что-нибудь сказать, из горла вырвался хрип.