Текст книги "Неназываемый"

23
Имперский ящик для ножей

На седьмом этаже ниже уровня моря Канва Жиури стояла над трупом. Морг в Могиле Отступницы был оплетен вязью серебристых символов, похожих на морозные узоры на стекле – они поддерживали в помещении прохладу, которую трудно было представить в подвале под водой. Жиури всегда забывала, как это было неприятно, и теперь жалела, что не захватила с собой шаль.

Тело Дарью Малкхаи выглядело еще хуже, чем когда его извлекли из мира Предтеч. Щеки и глаза провалились, кожа выцвела и напоминала мокрую древесину с вкраплениями льда. Два адепта Бдения склонились над ним, будто морские птицы, которые вот-вот примутся его клевать.

– Воскресите его, – приказала Жиури. Бдение уже подтвердило, что это возможно. После смерти страж вел себя чрезвычайно покладисто. Сняв перчатки, адепты положили обнаженные правые ладони на лоб и грудную клетку. Напряжение, полупрозрачная вспышка света, привкус ржавчины во рту – и Дарью Малкхая с всхлипом втянул в себя воздух.

Одно за другим веки медленно приподнялись, обнажив мутные, белесые глаза, будто он закатил их.

Жиури ждала, наблюдая, как он с трудом пытается вдохнуть.

– Зачем он это делает? – спросила она. – Ему не нужно дышать.

– Привычка при жизни, – равнодушно ответил Бдительный.

– Я-я не вижу, – пробормотал Малкхая. Его тело дергалось, будто вздрагивая, но холодные мышцы окоченели. – Я не вижу, что со мной…

– Успокойтесь, Страж, – сказала Жиури. – Все хорошо. – Она оглянулась на адепта Бдения. – Он узнает меня? Мы уже говорили.

– Едва ли, – отозвался адепт.

Жиури снова представилась. Как только Малкхая понял, что находится в присутствии высокопоставленного лица, он заметно успокоился.

– Инквизитор… мой адепт… с ней что-то случилось… – начал он.

– Да, – сказала Жиури. – Не волнуйтесь. Она здесь, у нас.

– Она в безопасности? – спросил Малкхая. Невидящие глаза распахнулись.

– Я видела ее сегодня утром, – сказала Жиури.

Шутмили сидела в камере, по-прежнему непокорная.

Но она, несомненно, была в безопасности.

– Печально признавать это, Страж, – продолжала Жиури, – но я поняла, что недостаточно хорошо знаю Шутмили. Вы ведь работали с ней?

Мертвец хрипло выдохнул.

– Да.

– Вы были вместе в Пустом Монументе, – сказала Жиури. – Вы уже рассказали нам о том, что случилось.

Но меня интересует вот что: насколько я понимаю, Шутмили пожертвовала собой, чтобы спасти вас, когда вам угрожал ошаарский некромант.

– Да, – подтвердил он. – И я стыжусь этого. Она не должна была меня спасать. – Без передышки он мог произнести лишь несколько слов. По всей видимости, эта беседа переполнит чашу терпения Жиури: ее выдержка уже порядком пострадала при разговоре с Шутмили.

– Это было… напрасно, – сказал он. – Я не заслужил ее жертвы.

– Да, это очень печально, – сказала Жиури. – Но кажется, в этом кроется корень наших нынешних проблем. Я хочу услышать все подробности. Это может подсказать нам выход.

Мертвый страж, то и дело запинаясь, рассказал все. Жиури порадовало одно: когда жизнь Малкхаи оказалась под угрозой, упрямая племянница сразу же уступила. Добросердечная – вся в отца.

– Она в безопасности? – спросил Малкхая, когда Жиури закончила допрос. – Правда?

– Да, совершенно точно, – сказала Жиури.

– Ах, – сказал он. – Хорошо. Я рад. Я рад.

Он успокоился, закрыл глаза и перестал дышать. Жиури кивнула, и Бдение разорвало связь.

Под покровом ночи Ксорве и Оранна подлетели к Могиле Отступницы со стороны моря. Остров-тюрьма казался притупленным серым шипом, торчавшим из вод залива Карадун, словно большой палец утопленника. За ним на горизонте вырисовывался силуэт столицы, размытый огнями.

– Вот мы и на месте, – сказала Оранна. – Имперский ящик для ножей.

– Я удивлена, что ты все еще здесь, – заметила Ксорве. – Думала, ты исчезнешь, как только мы выйдем из Святилища.

Ксорве не очень хотелось, чтобы Оранна сопровождала ее в Могилу Отступницы, но ей пришлось признать, что со вторым пилотом лететь было удобнее.

Оранна загадочно улыбнулась.

– Клятва на крови не отменяет наше первоначальное соглашение. Мое обещание помочь все еще в силе. Ты избавила меня от Белтандроса. И я это не забыла.

Оранна отнюдь не была открытой книгой. Проще всего было считать, что она все время обманывает. Сетенай назвал ее лгуньей. И всегда в этом есть злой умысел. Но что может выиграть Оранна, обманув Ксорве сейчас?

– И ты хочешь защитить свои интересы, раз я у тебя в долгу, – сказала Ксорве. Только так она могла объяснить себе поведение Оранны. Символ на руке почти зажил. Совсем не больно, если не сгибать пальцы. – Карсажийцы убьют меня, если поймают. Ты не получишь свои три дня от трупа.

– Я бы не была так уверена, – сказала Оранна все с той же улыбкой.

Расслабиться в присутствии Оранны, особенно когда она говорила подобные вещи, не получалось, и Ксорве непроизвольно не выпускала ее из поля зрения. Хотя она все равно не смогла бы расслабиться, учитывая то, что ждало ее впереди.

Они летели очень низко, едва не касаясь поверхности волнующегося моря. Ксорве то и дело вздрагивала, чувствуя соленые брызги на лице. Свет они погасили. Если специально не присматриваться, заметить катер с башни невозможно.

– Ты когда-нибудь была в Карадуне? – спросила Оранна из-за штурвала.

– Нет, – ответила Ксорве. Попытки Оранны завести разговор, как ни странно, успокаивали. Зачем вести светскую беседу с кем-то, кого собираешься заколоть или предать?

– Жаль, – заметила Оранна. – Прекрасное место. Полная противоположность Дому Молчания. Теплая погода, изысканная еда, искусство, мода, музыка… главный минус – карсажийцы.

От мыслей о Доме Молчания у Ксорве внутри все перевернулось – то же самое произошло с ее разумом при попытке представить себе Оранну, интересующуюся музыкой и модой. Она отбросила эти мысли, сосредоточившись на волнах и крепости, которая росла перед ними.

На горизонте показалась береговая линия. Оранна нахмурилась, затем резко развернула катер, подняв тучу брызг, пока они огибали высокую волну.

– Что ты делаешь? – крикнула Ксорве, вцепившись в поручень.

– Возьми штурвал, – бросила Оранна, все еще хмурясь. – Не приближайся к берегу.

Ксорве послушалась, а Оранна перегнулась через борт, вытянув руку над водой. Теперь Ксорве разглядела огоньки, мерцающие под водой, будто это была вереница медуз.

– Обереги в море, – сказала Оранна. – Охранный периметр внутри периметра. Мы не сможем проскочить на катере.

– И что нам делать? – спросила Ксорве.

– Понятия не имею, – ответила Оранна. – Как только мы пересечем границу периметра, все стражи в крепости придут в боевую готовность. А стоит им заметить катер, как они поймут, что мы нарушители.

– Возможно, в городе мы сможем украсть карсажийский катер, – заметила Ксорве. – Это поможет?

– Если Неназываемый позволит, – с сомнением ответила Оранна.

– Тогда можно уничтожить периметр или обезвредить его, а еще…

– Возможно, – сказала Оранна. – Когда я обрету полную силу. Но все равно на это уйдет много времени. Я не осуждаю карсажийцев за Квинкуриат, хоть это и извращение. Вместе можно добиться куда большего, чем в одиночку. Смертная плоть так хрупка.

– Мм, – пробормотала Ксорве. Даже если довериться Оранне, это займет слишком много времени. Остается только надеяться, что Шутмили сумеет продержаться, но за день может случиться что угодно. – Это всего в паре сотен футов от нас. Я легко проплыву такое расстояние. К тому же сейчас тепло.

– Что? – переспросила Оранна.

– Я отправляюсь одна. Я хорошо умею пробираться украдкой. Ты можешь заколдовать меня так, чтобы не заметили стражи? Ну, скажем, превратить меня в невидимку? – предложила Ксорве.

Оранна разрывалась между неодобрением и любопытством. Знакомый взгляд, но Ксорве не сразу вспомнила, что подмечала его у Сетеная и Шутмили. Возможно, в глубине души все маги такие.

– По-твоему, магия – это просто набор инструментов? – сказала Оранна. – Ты хоть представляешь, сколько лет учебы, сколько трудностей, сколько молитв и жертв… У меня есть власть над мертвецами, над царством смерти. Я чрезвычайно опытный некромант. И я не могу превратить тебя в невидимку.

– Готова поспорить, что это реально, – заявила Ксорве.

– Нет, – отрезала Оранна, – будь я на пике сил, что совсем не так, я бы, пожалуй, смогла навсегда превратить тебя в стекло, но ты вряд ли это оценишь. Или же я могла бы волшебным образом отвести от тебя чей-то взгляд, но…

– Но?

– Я ничего не могу сделать с охраной на таком расстоянии. Однако охранный периметр работает не так, как взгляд смертных. Он реагирует на определенные параметры – теплую кровь, биение сердца, – и, думаю, я смогу помочь тебе обмануть его, хотя бы на время. Но я не уверена, что этого хватит на обратный путь.

– Разберусь ближе к делу, – сказала Ксорве. Если бы она оглядывалась перед каждым прыжком, ее бы здесь не было. Опыт подсказывал ей, что ничего никогда не идет как задумано, а значит, любая стратегия отступления не имела смысла.

– И тебе это не понравится.

– Я справлюсь, – сказала Ксорве.

Отплыв подальше, они обогнули остров. Ксорве сняла верхнюю одежду и застегнула ремень поверх нижней рубашки. Все-таки жаль, что она не взяла с собой хороший меч. Если Сетенай и заметит это, его передернет от бессмысленности ее жеста. У нее было два хороших охотничьих ножа, и если все пойдет по плану, они ей даже не понадобятся.

– Лучше держись за поручень, – посоветовала Оранна, приложив ладонь к груди Ксорве. – Будет больно.

Сначала она ощутила холод. Пока Ксорве больше волновал физический контакт, чем боль. Но затем озноб начал проникать в ее кости, вгоняя ледяные иглы в сердце и легкие. Зачем она доверилась Оранне? С самого начала это было ошибкой. Оранна убивала ее, вытягивая тепло из ее тела, – Ксорве пыталась дышать, судорожно втягивая в себя воздух, но легче не становилось. Холод огромными когтями терзал ее внутренности. Ксорве постаралась вырваться и схватиться за нож, но одеревеневшие руки не слушались и беспомощно повисли. Ее накрыла паника.

В конце концов Оранна отпустила ее. Ксорве окружала влажная жара летней ночи в Карсаже. Она схватилась за перила обеими руками, и ее стошнило.

– Ты… ты не шутила, – пробормотала она, когда снова смогла говорить. – Это было чертовски больно.

– Ну, я тоже не наслаждалась, – заметила Оранна. – Живая плоть – ужасный материал для работы. Зато это помогло. Ты легко пройдешь сквозь периметр.

Сглотнув, Ксорве кивнула. Она не чувствовала никакой разницы, так что придется поверить Оранне на слово. Внезапно с тревогой вспомнилось, как они с Шутмили играючи обвели Моргу вокруг пальца.

– Ну что же, мы едва ли увидимся снова, – заметила Ксорве. – Ничто не помешает тебе улететь, как только я спрыгну.

Оранна улыбнулась.

– Я же говорила: я дала тебе свое слово. А ты мне – свое.

– Ага, – отозвалась Ксорве. Ей пришло в голову, что клятва не будет ничего стоить, если Оранна не сможет ее найти.

– Зачем мне обесценивать собственные вложения? – продолжала Оранна. – Кроме того, мало кому удавалось сбежать из Дома Молчания. Нам нужно держаться вместе. – Ксорве была уверена, что последней фразой она хотела ее позлить, и это сработало. – Мы… в каком-то смысле… сестры, согласна? – улыбка Оранны ослепляла.

– Ты послала свою сестру на смерть, – заметила Ксорве.

– Эджарва поступила так, как хотела, – сказала Оранна. – Я буду кружить вокруг острова на катере.

И тебе лучше поверить в то, что я не вру, потому что я не понимаю, как иначе ты собираешься выбраться. Когда доберешься до Шутмили, подведи ее к окну и подай сигнал.

Вода оказалась на удивление холодной, но ветер был мягким, а волны спокойными. С легкой тревогой Ксорве проплыла мимо первой цепочки огоньков, но ничего не почувствовала. Свет не изменился. Возможно, это ничего не значило, но это обнадеживало. Оглянувшись через плечо, Ксорве увидела черный силуэт удаляющегося катера на фоне синего ночного неба.

Она пересекла еще два периметра – по-прежнему без приключений – и добралась до мелководья. Она лежала на животе в воде и смотрела на крепость. Берег представлял собой полоску гравия у подножия крутой скалы. У причала была пришвартована пара лодок, а к вершине вела лестница, выбитая в скале, заметная только при лунном свете. По причалу ходили два стража, то и дело пропадая из поля зрения, но их сапоги громко стучали по доскам, заглушая шепот волн.

Она наблюдала за ними, не выходя на берег. Один из стражей внезапно замер, будто что-то заметив. Она затаила дыхание, не решаясь посмотреть в его сторону. Минута, две, три – а потом стражи продолжили патрулирование.

В конце концов она прокралась к подножию скалы. Здесь было куда опаснее. Стоит ей подняться достаточно высоко, укрыться будет невозможно.

Голые ноги скользили по узким и влажным от брызг ступеням. Ветер насквозь пронизывал через мокрую одежду. Отсюда она легко могла видеть стражей на причале. Она поднималась, а они ходили взад-вперед.

Она не знала, что ее ждет на вершине скалы. Если она там кого-нибудь встретит, ей придется разобраться с ним, прежде чем поднимется тревога. А если их будет двое?

Скорчившись на верхней ступени, она прислушалась – донесутся ли разговоры, шаги, дыхание? Но не услышала ничего, кроме морского рокота и шелеста сухой травы на ветру.

Никакой охраны. Здесь были только огромная крепость, затмевавшая небо, высокая внешняя стена, и забытый подземный проход, на существование которого она так надеялась.

Лестница на склоне холма, произнес предательский голос в ее голове. Дверь в камне. Ты идешь на смерть, Ксорве. Есть только две неизбежности, понимаешь? Голод и смерть. Это единственное, в чем можно быть уверенной.

Пригнувшись, она проползла вдоль края скалы. Стража стояла у главного входа в крепость и на стенах, но здесь, в траве, она могла хоть как-то укрыться. Проход находился на дальней стороне, там, где скала разрушилась до такой степени, что почти сливалась со стеной. Ксорве пару раз чуть не сорвалась, пытаясь до него добраться. Забавно было бы проделать весь этот путь и погибнуть, сорвавшись в море.

Лаз был заставлен досками, но они разбухли от воды и через них было легко пробраться. Сложнее было сделать это тихо, но, кажется, никто ничего не услышал.

Узкий проход вел вверх и был наполовину забит рыхлым гравием, который скользил и рассыпался под ногами. Раз или два она едва не упала, и оставалось только надеяться, что ее не увлечет лавиной. Гравий скатывался вниз, к выходу, и падал в море.

Впереди показался чуть более широкий проход, а затем дверь, запертая с другой стороны. Ксорве просунула нож в щель и потихоньку отодвинула защелку. Петли печально скрипнули, дверь открылась, и Ксорве оказалась в задней части кладовой, полной бочек и коробок. Морской бриз исчез. Здесь пахло пылью и несвежим кофе. Спрятавшись за гигантскую бочку с оливковым маслом, Ксорве перевела дыхание. Если видение, полученное в Святилище, не врет, значит, она на первом этаже, и здесь находятся каюты охранников, архивы и тому подобное.

Ксорве проскользнула мимо бочек к двери кладовой. Та оказалась незапертой, поблизости никого не было.

Первый этаж был почти пуст. Ксорве мучительно размышляла, как ей пройти через открытую дверь кухни, но внутри никого не оказалось, кроме юноши, вяло намывавшего пол. Он даже не поднял голову.

Ксорве, никем не замеченная, миновала несколько этажей – административные помещения, библиотеку, личные кабинеты инквизиторов и комнаты Квинкуриата. Здесь было куда больше охранников, но они патрулировали с равными интервалами, и спрятаться от них не составляло труда. Были здесь и обереги, начертанные на дверных рамах и вырезанные на досках под видом безобидных украшений. Сетенай научил ее распознавать и избегать их.

Подождав, пока пройдет очередной патруль, Ксорве снова бросилась в коридор, откуда вела лестница на следующий этаж. Он был последним. Если верить вору, именно там находилась тюрьма.

Шутмили была здесь, чуть выше, осталось совсем немного – рукой подать. Нервы Ксорве, и без того натянутые как струна, начали сдавать. Что, если она опоздала? Ведь Шутмили так долго сопротивлялась. Что, если она уступила?

Спрятавшись в нише, Ксорве попыталась успокоиться. Думать о посторонних вещах во время задания недостойно профессионала. Пропустив еще один патруль, она бросилась к лестнице.

С лестницами всегда непросто, а с этой было трудно вдвойне. Несмотря на усилия, идущий всегда открыт для обзора с одной из сторон. Укрыться можно было только на небольшом пятачке на самом верху, там, куда через стрельчатое окно проникал серый луч лунного света.

Наверху оказался еще один коридор. Обереги и печати здесь были открыто начертаны на стенах, вырезаны на каждой доске. Ксорве ощутила их давление: низкий, едва слышный гул, рассеянный свет, сгустившийся воздух.

Обереги никак не реагировали на присутствие Ксорве. Оставалось надеяться, что чары Оранны все еще действуют.

Ксорве не впервые была в тюрьме. Она примерно знала, чего ожидать: бормотания, криков, даже пения. Но здесь единственным звуком, нарушающим тишину, был слабый гул печатей, как будто звенела пыль, и откуда-то тянуло сквозняком.

Охранников она не заметила. Возможно, решено было не оставлять заключенным потенциальных жертв.

Укрыться было негде: здесь были только десятки закрытых дверей. Шутмили могла оказаться за любой из них, но Ксорве нужно было торопиться. Звать Шутмили было слишком рискованно. Ксорве подумала: может, ей стоит выкинуть что-нибудь в стиле Талассереса, например, отпереть все двери и сбежать с Шутмили, пока будет царить хаос? Но по ряду причин это могло плохо кончиться.

Она пошла дальше по коридору, гадая, когда же кончатся двери.

По мере того, как она шла, шум сквозняка становился все громче. Может быть, кто-то оставил окно открытым, и оттуда дул ветер с моря?

Но это было не море. В сквозняке слышался шорох песка: Ксорве почудилось, что она снова оказалась в Море Безмолвия, коридор превратился в каньон, и в пустыне собиралась песчаная буря.

Ксорве оглянулась. Лестница пропала из виду, позади были только бесчисленные ряды дверей.

Шум все нарастал и превратился в грохот, хотя ветер казался мягким: он легко обдувал кожу Ксорве и спутывал пряди волос. Впереди – ничего, кроме дверей, и коридор, простирающийся все дальше и дальше.

Ксорве подумала: Какого черта! Разумеется, это было бы слишком просто, поэтому везде так пусто. Вот дерьмо.

Повсюду одинаковые двери. Здесь можно было запереть целый город. Она перешла на бег.

Словно в ответ ветер усилил свой напор. Страх может быть полезен, говорил Сетенай. Но этот страх больше напоминал туман – густой, тошнотворный, парализующий.

В конце концов, коридор уперся в стену из голого камня. Ксорве остановилась в десяти футах от нее. Она не могла отвести взгляда от стены, как от хищника, вот-вот готового броситься на добычу. В пустом пространстве таилась неясная угроза. Ксорве оказалась в ловушке – в этом тупике были только она и жуткий рев пустынного ветра. Туман становился все гуще, он подавлял всякое сопротивление и замедлял ее реакцию.

Стена изменилась, но при этом осталась прежней. Барьер превратился в туннель, перед ней открылся проход. Ветер завывал в туннеле, и кто-то шел ей навстречу, будто в кошмарном сне. Кто-то, одетый в белое, с опущенной головой, шагал против ветра, целеустремленный, непоколебимый, неумолимый.

Это был адепт Бдения. Мир вокруг растворился, и она почувствовала, что падает.

24
Не благословление и не проклятие

– Пленница в заточении, Инквизитор, – сообщил адепт Бдения. – Боюсь, допрос не дал результатов.

Канва Жиури отмахнулась.

– Меня едва ли интересует, что она скажет в свое оправдание. Этого мне хватило в Тлаантоте. Жаль, что мы не взяли ее сразу, но враждовать с Белтандросом Сетенаем было бы неразумно. И вы бы тогда пропустили все веселье от наблюдения за тем, как захлопывается ловушка.

Бдительный кивнул. Жиури не знала, может ли адепт квинкурии веселиться в принципе, но ей определенно понравилось планировать операцию: она удостоверилась, что путь к лазу чист, снизила уровень безопасности, одурачив незваную гостью, и убедилась, что та благополучно добралась до старого тюремного уровня, где адепт Бдения расставил ловушку.

– Дайте мне знать, если она что-нибудь скажет, – сказала Жиури. – У нее не слишком развитая психика, но теперь, лишившись защиты Сетеная, она может стать сговорчивее.

Она отпустила Бдительного, заказала кофе с печеньем и вызвала Шутмили к себе в кабинет. Последняя попытка воззвать к разуму.

– Прошу, – сказала Жиури племяннице. – Присаживайся. Угощайся печеньем. Кстати, в составе его мед из поместья Канва. Ты, наверное, голодна.

В этом Жиури не сомневалась, так как именно она приказала стражам сократить паек Шутмили. Раз уж Шутмили решила сопротивляться, послаблений она не получит.

– Все хорошо, спасибо, – ответила Шутмили, хотя Жиури заметила, что она не сводит с тарелки глаз.

– Между нами, – начала Жиури, – тебе не кажется, что пора уже покончить с этим глупым бунтом?

Моргнув, Шутмили скромно сложила руки на коленях, подальше от печенья.

– Боюсь, я несколько потеряла счет времени. Разве мы куда-то спешим?

Большинство магов из Школы Мастерства были жалкими забитыми созданиями, которые пытались всем угодить. Жиури не нравилось, как держится Шутмили, но она заставила себя рассмеяться.

– Ну, особенной спешки нет, – сказала она, – но мы уже потратили достаточно времени, вызволяя тебя из разных бед, согласна?

Молчание.

– Я знаю, что ты сомневаешься насчет Квинкуриата, но уверяю тебя, иметь призвание – совсем не так плохо, – продолжала Жиури. – Это дар – знать, что ты находишься именно там, где нужно, делая то, что тебе суждено делать.

– Вы именно так относитесь к Инквизиторату, тетя Жиури? – вежливо спросила Шутмили.

– Конечно, – ответила та. – Все дело в работе. Ты будешь намного счастливее, когда займешься подходящей работой. Совсем как я.

– Но вы не верите в это, – заметила Шутмили. – Вам кажется, что вы совсем не такая, как я.

Шутмили явно не осознавала, что Жиури оказывает ей большую милость, позволяя общаться на равных. Внутри Инквизитора росло желание дать ей пощечину. Но вместо этого Жиури улыбнулась, как будто услышала детскую шутку.

– Ну, не во всем, – сказала она.

– Все станет гораздо проще, если я присоединюсь к квинкурии Лучников, правда? – спросила Шутмили. – Ни одного мага за четыреста лет безупречной родословной, и тут появилась я. Это усложняет жизнь. Я понимаю. Если я стану Пятым Лучником, вы сможете стереть мое имя из родословной Канва.

– С твоей стороны это довольно несправедливо, – заметила Канва. И довольно эгоцентрично. – В Квинкуриате ты будешь счастлива и успешна. Это почетная должность. А сейчас твое положение только вредит всему роду, а ты явно несчастна.

– Да. Вы желаете мне только лучшего, – откликнулась Шутмили. – Я так и поняла.

– Я хочу помочь тебе, – сказала Жиури. – Конечно, ты молода, а принимать судьбоносные решения всегда нелегко. Но все пройденные тобой тесты говорят, что ты станешь исключительным адептом квинкурии. Растратить такой талант попусту – просто оскорбление Девятерых.

– Осторожно, – предупредила Шутмили. – Это не талант. Не благословление и не проклятие, но долг.

– Риторика, – бросила Жиури. Для Шутмили поздновато изображать благочестие, но в эту игру могут играть двое. – Как бы то ни было, уклоняться от исполнения долга – тоже оскорбление Девятерых.

– Если бы Девятерых правда заботили наши поступки, люди вели бы себя лучше, – сказала Шутмили с тончайшей, как отблеск на панцире жука, улыбкой. – Если бы я стала еретичкой, вы бы и глазом не моргнули. Вы так отчаянно пытаетесь навязать мне Квинкуриат, что вас даже не беспокоит вопрос: а не принесу ли я с собой скверну?

– И что за жизнь, по-твоему, ждет тебя за пределами Квинкуриата? – спросила Жиури. Шутмили попала в точку, и это разозлило ее – Жиури считала, что от религии есть толк только в ряде случаев, но это не то, в чем можно признаться в приличной компании, и ей не нравилось, что Шутмили видит ее насквозь. – Ты же не думаешь, что они отпустят тебя? Больше никаких экспедиций с Исследовательским управлением. И что тебе остается? Преподавание в Школе Мастерства? Станешь прославленной наставницей и умрешь от магического истощения. Ты правда этого хочешь?

– Почему бы и нет, – ответила Шутмили. – И всегда можно устроиться на корабельную службу, правда, это не решает проблему магического истощения.

Жиури оставалось надеяться, что это шутка. Корабельная служба была бы пустой тратой талантов Шутмили.

– Ты правда думаешь, что тебе понравится жизнь на военном корабле?

Шутмили пожала плечами.

– Я уверена, что начальство найдет мне наилучшее применение.

Жиури подавила рык и заставила себя успокоиться. Все козыри были у нее на руках. Шутмили может развлекаться сколько угодно, но совсем скоро она узнает, что не стоило делать Канву Жиури своим врагом.

– Но ведь они уже нашли, – мягко сказала она.

– О, да, – протянула Шутмили. – Я стала бы превосходным адептом квинкурии, я знаю. Но это единственное, от чего я могу отказаться, и, честно говоря, это чувство мне очень нравится.

– Да, – сказала Жиури, – в этом я не сомневаюсь. Можно убедить жертву, что ей удалось сохранить ее жалкие секреты, что она выиграла, что она в безопасности. Но в Могиле Отступницы было много тюремных камер, а у Жиури было много уловок, и Шутмили понятия не имела, что там спрятано.

Ксорве пришла в сознание, чувствуя себя так, будто в череп ей вбили гвозди. Ее даже не связали, но она была раздавлена из-за ужасной слабости. Она не могла пошевелиться и не видела ничего, кроме рассеянного света. Уши заложило, будто она опустилась на дно глубокого пруда.

Вокруг раздавался свист ветра, скребущегося о бетон. Постепенно она расслышала голоса.

– …привели меня сюда?

Здесь была Шутмили! Невзирая на обстоятельства, сердце Ксорве подпрыгнуло. Она пыталась повернуться и найти ее взглядом, но тело не слушалось, и даже глаза не желали открываться. Что бы с ней ни сделали, это пройдет не скоро.

– Я подумала, что тебе стоит подышать воздухом, – ответил женский голос. Ксорве не сразу поняла, что это была Канва Жиури.

– Как предусмотрительно, – откликнулась Шутмили.

– Ну, – радостно сказала Канва, – внутри сложно принять правильное решение. И мне нравится море, а тебе? Я верую в Мару, ту, от кого все берет свое начало.

– Ведет свое начало, – поправила ее Шутмили. Ксорве никогда не думала, что ее настолько обрадует чья-то ужасная педантичность. Она снова безуспешно попыталась открыть глаза.

Канва засмеялась неприятным смехом.

– Много воды утекло с тех, пор как я сдавала экзамены в Инквизиторат.

Ветер не утихал. Ксорве ощутила во рту привкус моря. Нужно заставить себя пошевелиться. Если она сможет добраться до Шутмили…

– Перейдем к делу, – сказала Канва. – Ты думаешь, что в том, что касается Квинкуриата, у тебя есть какой-то выбор. И тебе нравилось держать нас всех в подвешенном состоянии. Но мое терпение подошло к концу, и тебе пора осознать, как на самом деле обстоят дела.

– Я все прекрасно понимаю, – сказала Шутмили. – Вам не удалось добровольно уговорить меня согласиться на слияние, и мы подошли к той части, где начинаются угрозы. Но моя смерть ничего вам не даст. Вам нечего мне предложить, и вы не можете ничего у меня отобрать. Конечно, этот разговор рано или поздно должен был подойти к концу.

– Думаю, ты захочешь выслушать меня, – сказала Канва.

Звук шагов по бетону стал громче, к Ксорве кто-то спускался.

– Благодарю, адепт, если вы не возражаете… – сказала Канва.

Ксорве кто-то поднял и понес наверх по небольшой лестнице. Их было, по крайней мере, двое. Они не вели себя нарочито грубо, но с тем же успехом они могли тащить балку.

– И приведите ее в чувство, – велела Канва. С глаз и ушей Ксорве как будто сняли восковую печать. Теперь она могла видеть, где находится, но легче от этого не стало.

Это была крыша Могилы Отступницы – плоская серая площадка высоко над серой морской гладью. Ветер здесь был еще сильнее и холоднее, он проникал под рубашку, впиваясь в кожу. Два адепта Бдения держали ее под мышками – словно два стальных обруча обвились вокруг ее грудной клетки. Канва Жиури прислонилась к парапету. Воротник ее плаща был поднят от ветра. Рядом с ней со спокойным и невозмутимым видом стояла Шутмили, как будто по собственной воле сопровождала тетю на морской прогулке.

Ксорве пыталась окликнуть ее, но губы не слушались. Глаза Шутмили округлились, но выражение лица осталось прежним: на нем застыло неудовольствие, как будто перед ней был червяк, но она так привыкла к червякам, что начала разочаровываться в их свойствах.

– Я знаю, что Инквизиция – ваше призвание, тетя, – сказала Шутмили, – но вы никогда не подумывали о театральной карьере?

– Если бы твой отец знал, насколько ухудшились твои манеры, он бы заплакал, – довольно беззлобно отозвалась Канва. Она подошла к адепту и Ксорве и посмотрела на нее так, будто проверяла свежесть фрукта перед покупкой.

Если бы Ксорве могла вонзить клыки в Канву, она бы так и сделала, но ее тело оставалось совершенно неподвижным. Сердце мерно билось. Разум кричал и стучал по решеткам, но тело не чувствовало ни гнева, ни даже страха.

– И что все это значит? – спросила Шутмили. Она не стала подходить ближе: вообще-то, она даже не сдвинулась со своего места у парапета.

– Она пыталась пробраться в Могилу, – сказала Канва. – Я пытаюсь решить, что нам с ней делать.

– А-а-а, – протянула Шутмили. – Ясно.

– Я рада, что тебе все ясно, – сказала Канва, вернувшись к Шутмили. – Мы можем обойтись без лишних проблем. Я всего лишь прошу тебя обдумать мои слова.

– А в противном случае без проблем не обойтись, – подхватила Шутмили. – Да вы и впрямь божья избранница, Жиури.

– Я служу в соответствии с моими способностями, – благочестиво заметила Канва. Затем она повернулась к Ксорве с улыбкой на губах, похожей на оскал шакала. Так обычно ведут себя более молодые и менее опытные, те, кто еще не знает: нельзя показывать врагу, что он проиграл.

Шутмили зло рассмеялась – как будто льдинки зазвенели.

– Давайте проверим, правильно ли я все поняла, тетя. Если я поступлю так, как вам нужно – приму слияние, стану служить своей стране, очищу родовое имя, – тогда вы отпустите Ксорве?

– Разумеется, – сказала Канва. – Она не причинила нам особого вреда. Нет нужды быть слишком мстительными.

Ксорве мрачно осознала, к чему все это ведет. Все хорошо, сказала она себе. Все будет хорошо. Я всегда знала, что это временно. Это не могло продолжаться вечно.