Текст книги "Избранные произведения. Том 5"

Все эти картины промелькнули перед глазами Разумова, когда, заложив руки за спину, он возвращался в своё подразделение. Хотелось представить, где сейчас и что делают семеро его разведчиков. Что их ждёт? Даже рации у них нет, чтоб просить о помощи в трудную минуту.

3. Бой на каменной гряде

Группа лейтенанта Каурова прошла километров двадцать-двадцать пять и между двумя опорными пунктами стала углубляться в тыл врага. Разведчики прокладывали путь по заросшей лесом каменистой гряде; по одну сторону от неё расстилалось озеро, по другую – болото.

На небе туч не было, но на листве и траве, в бутонах цветов ещё светились дождевые капли. В такую пору хорошо идти по лесу. Воздух свеж и лёгок. Ещё не успели подняться в воздух рои надоедливых мошек. Зато птицы, большие и малые, заливаются на разные голоса.

Минёры двигались бесшумно.

Только бы успеть пройти эту узкую гряду, где за каждым камнем может притаиться враг. А там – ищи ветра в поле! Стоит только миновать это удобное для засады место, как немцам ни за что их не найти.

Кауров настораживался при малейшем шорохе. Он был готов ко всякой неожиданности. Дозорные осматривали не только кусты, но и деревья. И вдруг Миша Чиж, заметив, как качнулась верхушка одной высокой сосны, прошептал:

– Кукушка!

Измаилджан условным знаком передал эту весть всему отряду. Но немцы уже заметили разведчиков. Пулемётная очередь прорезала тишину леса.

Чтобы противник не мог догадаться о численности отряда, Кауров приказал огня не открывать.

– Назад! – крикнул он. Но не успели разведчики отбежать метров на четыреста, как раздались выстрелы и с противоположной стороны. Они доносились откуда-то издалека, пожалуй, с дальнего конца гряды.

– Попали в мешок, – промолвил Чиж и, ожидая приказа, посмотрел на своего командира. У Каурова чуть дрожала правая бровь.

В глубине леса послышался собачий лай.

– Овчарка!

В лесу она опасней пули.

– Мубаракшин, Володаров, слушайте приказ, – сказал Кауров. – Вы останетесь здесь. Задержите противника как можно дольше. Прежде всего старайтесь уничтожить собак. А затем добирайтесь до Орлиной скалы. Ждите нас там трое суток. Если не вернёмся, возвращайтесь в часть. Мы сейчас пройдём через болото и будем выполнять задание. Ясно?

– Ясно, – ответил Володаров за себя и товарища.

– Мешки с провизией оставьте при себе. А нам дайте взрывчатку.

Лейтенант пожал им руки:

– Прощайте!..

Опанас стиснул обоих в крепких объятиях.

– Будьте спокойны, дядя Опанас.

Старшина не удержался и поцеловал юношу в лоб.

Двое остались лежать за валунами – Джигангир Мубаракшин и Саша Володаров. Кауров повёл свою группу в направлении к болоту. Опанас Грай часто оборачивался. Саша, лежавший за дальним валуном, сразу пропал из виду. Зато Опанасу видно было, как Джигангир, подавшись грудью вперёд, с вытянутым в минуту опасности лицом, готовил автомат для стрельбы из-за камня.

Опанас обернулся, но кусты заслонили и Джигангира. Старшине стало не по себе. Шагая всё быстрее и быстрее, свободной рукой он дёргал кончики усов.

Спустившись по крутому склону гряды, минёры прошли через кустарники и остановились у болота. Даже видавший виды старшина вздохнул: «О-о!»

Ровно, как расчищенный ток, болото простиралось на несколько тысяч метров. Только карликовые кусты, засохшие деревца, напоминавшие телеграфные столбы, да разбросанные кое-где кочки нарушали эту гладь.

Попробуй-ка на таком болоте укрыться днём от стерегущих глаз противника и обмануть его! Заметят и возьмут на мушку чёрт знает с какой дали!

Все посмотрели на командира.

– Не останавливаться, к болоту! – решительно приказал Кауров и первым ринулся вперёд. Толстый ковёр мягкого мха заколебался под ногами.

Прошли метров двести-триста, лейтенант остановился.

– Нарезать финками дёрн и замаскироваться! – приказал он.

У минёров просветлели лица. Как они сами не догадались об этом простом способе маскировки? Впрочем, так почти всегда бывает на войне. Сначала растеряешься и не знаешь, что делать. Начав же действовать, успокаиваешься. То же случилось и на этот раз. Минёры быстро нарезали куски дёрна и спрятались под этими моховыми одеяльцами. Пять новых кочек ничем не отличались от тысячи других, возвышавшихся на болоте.

Тем временем лежавшие на гряде Джигангир и Володаров заметили метрах в ста пятидесяти крупную, как волк, собаку. Со злобным рычаньем она рвалась вперёд. Володаров хотел было уложить её с первого же выстрела, но ничего не вышло: дрессированный пёс отбежал в сторону. Саша прицелился вновь. Извиваясь, как змея, собака снова отскочила. Промахнулся и Джигангир, стрелявший из укрытия. Собака продолжала петлять. Надо было уничтожить её во что бы то ни стало, иначе того и гляди она нападёт на след минёров, ушедших к болоту.

– Саша, ты будешь отступать, а я останусь здесь, – сказал Джигангир товарищу. – Авось, она за тобой побежит, тут я и возьму на мушку.

Так и сделали. Саша Володаров, намеренно стараясь задеть кусты, отбежал назад. Но собака была уже научена этой хитрости; не приблизилась ни на шаг.

– Чёрт! Геббельс! – ругал её Джигангир. И вдруг вспомнил, как пограничники на заставе дрессировали овчарок. Закинут палку подальше и приказывают принести её. Джигангир проворно отыскал камешек и кинул ищейке. Собака метнулась и стала его обнюхивать.

– Так-так, – приговаривал Джигангир, вставляя запал в гранату.

Немцы успели подойти уже совсем близко. Сашу охватило бешенство, когда он заметил, что его друг бросает камешки. Он хотел крикнуть что-то резкое неразумному Джигангиру, но был вынужден открыть огонь по фрицам: они были почти рядом. Как раз в это время Джигангир кинул собаке гранату. Пёс бросился к ней. Раздался оглушительный взрыв, в лесу прозвенело эхо.

Увидев, что с псом покончено, Джигангир вздохнул полной грудью. Итак, те, кто сейчас на болоте, от одной опасности спасены. Теперь нужно задержать самих гитлеровцев. Вот они! С автоматами, прячась за деревьями, приближаются мелкими перебежками. Вместе с Сашей открыл ответный огонь и Джигангир. Видимо, стреляли они неплохо: немцы вынуждены были залечь. Послышались стоны. Переменив позицию, Саша и Джигангир открыли огонь с другой стороны. Стрельба стала усиливаться. Над головами беспрерывно свистели пули, стволы деревьев были испещрены ими, падали сбитые ветки. Саша и Джигангир, стараясь отвлечь внимание противника от болота, отступали к озеру.

Гитлеровцы, чувствуя своё превосходство, не спешили оттеснить советских солдат. Они безумно радовались, что русские отступают к озеру, а не к болоту. Никуда, дескать, они не убегут: берег крут, озеро глубоко.

Ожесточённая перестрелка стихла внезапно.

– Русс, сдавайся! Капут! – крикнул один из немцев, пользуясь затишьем. Нахальство фашистов заставило Володарова и Мубаракшина ещё крепче сжать свои автоматы.

– Эх, сволочи! – крикнул Саша. – Сдаваться? Нет, русские не сдаются. – И он метнул гранату.

После этого немцы уже не кричали.

До озера оставалось метров пятнадцать-двадцать. Дальше отступать некуда. Джигангир и Саша спрятались за поваленным деревом и ещё теснее прижались друг к другу. Оба охрипли и дышали с трудом. По их лицам струился пот, маскхалаты истрепались.

– Хоть бы они выбрались живыми, – сказал Джигангир о товарищах, ушедших с Кауровым.

– Патроны у тебя есть? У меня все вышли.

– Есть немного.

Оставшиеся патроны поделили между собой.

– Джигангир! – сказал Саша дрогнувшим голосом. – Если меня убьют, напиши письмо Наташе. Аркадию скажи, чтоб обо мне не думал плохо. А сейчас будем драться. До последнего вздоха.

– Будем драться, – повторил Джигангир. Он хотел было добавить: «Рано нам умирать, жить надо!», как любил говаривать Опанас Грай, но в это время грянули выстрелы.

Это вплотную подошла с тыла группа противника, Саша и Джигангир очутились в ловушке.

– Слушай, Джигангир, ползи к озеру. Посмотри! Может, прорвёмся как-нибудь.

Джигангир кинулся к озеру.

Гитлеровцы стреляли беспрерывно, однако наступать не спешили. Видимо, выжидая, они к чему-то готовились.

Счастливая мысль пришла Володарову в голову: а что если столкнуть между собой наступающих сзади и спереди? Если они ещё не соединились, этот номер может пройти.

Джигангир вернулся с радостной вестью:

– На воде брёвна. Попробуем на них переправиться.

Шевельнулись кусты справа и слева.

– Бей гадов слева! – крикнул Володаров Джигангиру. Сам он повернул дуло автомата направо… Немцы открыли ответный огонь. С тонким жужжанием проносились пули.

«Кажется, вышло по-нашему», – подумал Саша и, повернувшись, крикнул Джигангиру:

– Крой до озера!

Пока гитлеровцы перестреливались, Саша и Джигангир с крутого берега нырнули в озеро. Перед прыжком Джигангир сдёрнул с головы пилотку и повесил её на сук:

– Пусть гады думают, что мы ещё здесь.

Когда минёры были уже метрах в трёхстах от берега, немцы разобрались в обстановке и выбрались к озеру. Внезапное исчезновение русских весьма озадачило их. Один из немцев показал рукой на брёвна, покачивающиеся на воде. Тотчас на крутояре установили ручной пулемёт и открыли огонь. Поднимая брызги, пули со свистом ложились вокруг брёвен. Саша Володаров, плывший сзади, вдруг застонал. Поверхность воды окрасилась кровью. Джигангир подплыл к Саше и крепко обхватил его рукой:

– Ранен? Куда?

– В плечо.

Джигангир помог товарищу, терявшему силы, лечь поудобней на бревне и, придерживая его одной рукой, другой стал подгребать. Но берег был виден еле-еле. Вокруг шлёпались пули…

4. Через болота

Четыре часа пролежала под мхом группа лейтенанта Каурова. При звуках перестрелки на вершине каменистой гряды трудно было заставить себя не броситься на помощь двум смельчакам, которые из последних сил вели этот неравный бой. Только сильная воля помогала Каурову сдерживаться. Не хочешь сорвать ответственное задание – лежи и замри!

А что творилось в душе Опанаса Грая, невозможно даже высказать.

Когда яростный лай ищейки замолк, Кауров облегчённо вздохнул: «Спасибо, герои, спасибо!»

Стрельба продолжалась. Значит, Джигангир и Саша живы и пока отбиваются. Однако Кауров не мог до конца поверить, что два бойца до сих пор сдерживают наступление не одного десятка немцев. «Хорошо бы приостановить противника, пока мы не спрятались в болоте», – думал Кауров вначале. Прошёл час-полтора, но выстрелы не стихали. «Патроны должны уже кончиться, а они стреляют», – недоумевал лейтенант. Как ни странно, стрельба не прекращалась. Более того, она даже нарастала, как будто в бой влились свежие силы.

И вот, когда уже казалось, что перестрелка не смолкнет, внезапно наступила тишина. Кауров вздрогнул от неожиданности, хотя заранее знал, что бой не может продлиться долго. Сердце его замерло. Что стало с Сашей и Джигангиром? Погибли? Или попали в плен? Последняя мысль была особенно назойлива, и Кауров постарался отогнать её. Нет-нет! Не может быть!

Сердце лейтенанта билось часто и тревожно, словно он во всём виноват.

После непродолжительной тишины в глубине леса снова зазвенели выстрелы. На этот раз стреляли лишь из ручного пулемёта. «Ребята решили переправиться через озеро», – смекнул Кауров.

В какую-то странную тишину погрузилась глухомань, когда умолк и пулемёт. Только изредка доносилась громкая брань немцев.

Небольшая группа гитлеровцев остановилась на краю болота. Фашисты о чём-то говорили меж собой, размахивая руками. Они долго, но безрезультатно озирали в бинокль болотистую пустошь. Наконец, словно уверовав в то, что это болото никого не может приютить, повернули обратно. Кауров с большой ненавистью следил за ними. Он готов был выпустить по врагу всю обойму. Но и в этот раз пришлось, стиснув зубы, стерпеть.

Вскоре стало тихо и спокойно. На каменистой гряде тоже установилась тягостная, глубокая тишина. Только беспечное солнце плыло по небесной шири да на болоте чуть шевелились выстроившиеся в ряд зелёные кочки. Не шелохнёт. Ни одна былинка не колышется. Вон на соседней кочке, на стебельке светятся, как капли крови, две ягодки брусники. Каурову очень хочется сорвать их и отведать. Он даже чувствует их горький привкус во рту, но двигаться нельзя.

Мучительно медленно идёт время. Прошёл час, а может быть, и больше. На вершину самой большой на бугре сосны опустились три ворона. Они хищно смотрели вниз.

Кауров при виде воронов оживился. Если они спокойно опустились на деревья и сидят тихо, без тревожного карканья, стало быть, каменистая гряда безлюдна.

– Грай, – шёпотом позвал лейтенант.

– Слушаю.

– Воронов видишь?

– Вижу.

– Ну, и что думаешь?

– Неподалёку должна быть падаль.

– А немцы?

– Немцы, видно, ушли.

Лейтенант на минуту задумался. Затем приказал:

– Грай, сейчас подползёшь к бугру и разведаешь.

Опанас выбрался из укрытия, отстегнул свой вещмешок и пополз от кочки к кочке, прижимаясь к земле. В роте он лучше всех умел ползать по-пластунски.

Метров с двадцати лейтенант ещё мог видеть его широкую спину и чёрные подошвы сапог, а затем ловкий старшина как в воду канул. Кауров, как ни напрягал зрение, заметить его не мог. Впереди ни один стебелёк не шевельнулся, не было слышно ни малейшего шороха.

Прошло минут тридцать. Кругом было по-прежнему тихо. Лишь теперь Кауров почувствовал, что он основательно продрог: болотная влага проникла через одежду.

«Ребята тоже, наверное, озябли», – подумал он. Но, соблюдая предосторожность, Кауров не решался выбраться со своим отрядом из укрытия.

Пока ждали Опанаса, лейтенант успел обдумать план дальнейших действий. Двигаться по гряде опасно. Гитлеровцы рано или поздно поймут, что их ловко провели, и организуют засаду. Итак, остаётся единственный путь, по которому можно пробраться в тыл врага, – через болото. Но удастся ли? Если верить карте и словам побывавших здесь разведчиков, впереди непроходимые топи.

Кауров припомнил, что в этом году давно не было сильных дождей. Вчерашний дождь успел лишь смочить листву. Приняв это в расчёт, Кауров решил продолжать путь по болоту.

– Товарищ командир! – послышалось вдруг. От неожиданного появления Грая Кауров вздрогнул.

– На гряде никого нет, – прошептал старшина, высунув голову из низких зарослей можжевельника. – Я нашёл только вот это. – Опанас протянул Каурову пилотку защитного цвета. Лейтенант осмотрел находку. Спереди на пилотке светилась дырка от пули.

– На гряде уйма гильз, пустых коробок. Много окровавленных бинтов, пятен крови. Надо полагать, ранено не менее пятнадцати немцев. Но всех с собою взяли, никого не оставили. Наших не обнаружил, трупов не видно.

– А вороньё?

– Вороны слетелись к убитой собаке.

Лейтенант бросил взгляд на Опанаса. По его широкому лицу струился пот. Усы печально обвисли, в глазах беспокойство.

Весть, с которой вернулся старшина, подавляла своей тревожной загадочностью. Лейтенант молчал. Наконец, он приказал:

– Всем выбраться из-под мха. Дёрн уложить на место. Никто не должен знать, что мы здесь укрывались.

Когда минёры вылезли, их забила дрожь, как после купанья. Чиж совершенно окоченел и весь съёжился. Измаилджан почернел лицом. У Лунова зуб на зуб не попадал.

Однако Чиж не думал унывать.

– Братцы, вот бы Гитлера и Маннергейма уложить спать месяца на два под таким одеяльцем, – пробовал он острить. Но никто не откликнулся на его шутку.

Лунов, держа в руке пилотку, тихо сказал:

– Это пилотка Джигангира. Вот моя иголка, видите? Джигангир брал её у меня пришить подворотничок. Помню, я сам вдел в неё зелёную нитку.

Заметив, что разведчики загрустили, Кауров твёрдо сказал:

– Товарищи! Не вешайте головы. Наши друзья наверняка живы. Думаю, что они переправились через озеро. Если это так, они обождут нас на Орлиной скале. А мы будем переправляться через болото – надо дорожить временем.

Перехватив удивлённые взгляды минёров, Кауров продолжал:

– На карте указано, что болото непроходимо. Но нет таких мест, по которым бы не прошёл советский солдат.

Бережно свернув пилотку Джигангира, Опанас положил её в нагрудный карман.

– Пройдём. Конечно, пройдём! – поддержал он командира.

Лейтенант сверил карту с окружающей местностью.

– Опанас, – сказал лейтенант через минуту, – поведёшь нас по азимуту 280.

Старшина дёрнул рычажок компаса. Стальная стрелка, наполовину закрашенная, прокрутилась вокруг оси и после нескольких колебаний успокоилась, направив к северу свой воронёный кончик. Опанас повернул компас так, чтобы конец стрелки совпал с буквой «С». Затем выбрал в качестве ориентира сосну метрах в 300–400 – она была хорошо видна на местности.

– Измаилджан, пойдёшь с Опанасом.

– Слушаюсь.

Сначала ушли двое дозорных. Когда они удалились метров на двести, тронулось с места и ядро отряда.

Пока было сухо. Всюду расстилался мягкий, как перина, мох. Кое-где пестрели цветы. Порою из-под ног выпархивала болотная птица и испуганно отлетала в сторону. Вдруг неподалёку послышалось: «Кивит, кивит». Странные звуки! Казалось, кто-то сигнализирует. Опанас быстро залёг, Измаилджан тоже.

Когда старшина подполз к кустам, оттуда вылетела птица, чуть меньше голубя. В воздухе мелькнули её крылышки красноватого цвета. Это была пигалица.

И звуки сразу замолкли. Тут-то старшина окончательно понял, что обмишурился, и лицо его стало кумачовым. Сначала он ругнул ни в чём не повинную пигалицу, затем обрушился на самого себя: «Эх, старый дуралей! Уж и птиц перестал различать!» Впрочем сетовал он напрасно. В чём-в чём, а уж в птичьих голосах Опанас разбирался как никто другой. Сам умел подражать любой птахе и даже заливался соловьём. Но на этот раз он забылся: невесёлые мысли о Джигангире и Саше были тому причиной.

Миновали надломленную сосенку. На болоте стали попадаться камыши. Под ногами захлюпала вода.

«Начинается топь», – заключил старшина. Сейчас он шёл очень осторожно. Ни тихий шорох, ни малейший писк не ускользали от его внимания. Как ни бранил он пигалицу, но был ей благодарен за то, что она помогла ему собраться.

Прошли ещё немного. Заросли камыша сменились чахоточными ольхами. Почва под ногами обрела прежнюю прочность. Это порадовало Измаилджана. «Говорили: болото, болото… На поверку – никакого болота», – думал он.

Затем стали попадаться ивы. Радость Измаилджана росла. Опанас же, напротив, двигался с ещё большей осторожностью. Каждый кустик, каждая кочка, даже цвет мха привлекали его внимание.

Опанас – детина рослый и крепкий, но ступал он удивительно легко. Мшистая почва под ним едва успевала прогибаться.

– Смотри в оба, – предупредил Опанас Измаилджана, – ива и ольха растут в топких местах. Они влагу любят. А если впереди осина, шагай смело. Она сушь выбирает.

Время от времени старшина останавливался, чтобы проверить направление, и только в случае крайней необходимости ронял два-три слова. Его обычно приветливое лицо сейчас было мрачным, сосредоточенным. В голове крутились неотвязные, как мошкара, мысли о Саше и Джигангире. Где они? Что с ними? Может, ждут помощи?

Да и как Опанасу не беспокоиться о Джигангире: ведь он привязался к нему, как к родному. И в комсомол его рекомендовал.

А Джигангир делился с Опанасом своей мечтой.

– Дядя Опанас, вот кончится война, буду учиться на химика, – говорил он. – Новые элементы открою, как Менделеев. Хочу стать таким же большим учёным, как он.

– Добро, добро, Джигангир, – отвечал Опанас, гладя его по голове. – Вот прогоним фашистов, всё в колею войдёт. Жизнь станет лучше, чем до войны. Разрушенные города восстановим, новые построим. Сколько понадобится стране учёных!

Опанас знал, что капитан Разумов не менее его любит Джигангира и даже думает усыновить его. Если Джигангир не вернётся, какими глазами взглянет старшина на капитана? Что ему ответит?

И Саша Володаров дорог был Опанасу, как младший брат. Недавно он дал ему рекомендацию для вступления в партию. Саша не раз делил с ним и радость, и горе, показывал письма и фотографии, присланные Наташей из Ленинграда.

– Очень серьёзная дивчина, деловитая, – выражал старшина своё одобрение и советовал Саше связи с ней не порывать.

Так вот и жил с ними, молодыми, утешая их и обнадёживая. А теперь? Неужели Саша Володаров не вернётся в любимый Ленинград, а Джигангир не станет химиком?

Погружённый в думы, Опанас шагал всё быстрей и быстрей. Ещё недавно Измаилджан дрожал от холода, а сейчас по его смуглым скулам стекали струйки пота. И всё же, уроженец Узбекистана, он легче переносил жару, чем холод. Торопливо шагая за старшиной, в мечтах он уносился в свою далёкую Фергану.

Он вспомнил, как собирал виноград, пил зелёный чай из пиалы, переходившей из рук в руки, ел крепко поперчённый, обжигающий горло плов, упражнялся в джигитовке. Ему вспомнились и тёмные, как чернослив, глаза дочери соседа – Саламатхан, не раз выглядывавшей из-за глиняного забора. Интересно, где она сейчас, что с ней?

На унылой поверхности болота всё чаще попадались окна, похожие на жёлтые озёрца. Стало ещё больше пушиц. Опанас поглядывал на них, как на змей, готовых вонзить свои жала. Не к добру появление этих окон и белых пушиц. Внезапно Опанас услышал сзади хриплые звуки. Он быстро обернулся. Измаилджан, провалившись по колено в холодную жижу, пытался выбраться, но болото не отпускало. «Эх!» – вырвалось у Опанаса, и он поспешил на помощь. Не успел он пробежать пятнадцати-двадцати шагов, как Измаилджан погрузился ещё глубже.

Сначала Измаилджан не особенно испугался и только бранился. Но чем больше засасывало его, тем сильней забирал страх. Он чуть было не закричал, но вовремя сдержался, вспомнив, что здесь, во вражеском тылу, этим он может погубить своих товарищей и сорвать ответственное задание. Даже Опанаса не решился позвать на помощь.

– Стой, не шевелись! – произнёс Опанас. Он протянул руки, но вытащить Измаилджана не смог – сам стал погружаться в топь. Тогда, отпрянув в сторону, он начал быстро срезать ветки и класть их рядом с Измаилджаном. Но и это не помогало: настил из веток не мог выдержать тяжёлого старшину.

Тем временем со своим отрядом подоспел Кауров.

Нечего было расспрашивать, что произошло. Положение погрузившегося по пояс Измаилджана было ясно без слов.

– За мной!

Чиж и Лунов побежали за Кауровым. В это время Измаилджан почувствовал себя хуже.

– Опанас-ака[41]41
  Дядя (узб.).


[Закрыть]… – позвал он.

Опанас заметил, что Измаилджан в кровь искусал губы.

– Потерпи немного, сейчас вернутся. Не бросим тебя.

Прошло пять, десять и, наконец, пятнадцать минут. Страшно долго тянулось время. А Кауров всё ещё не возвращался. Ветки под Опанасом продолжали погружаться. Вода уже по щиколотки. Болела поясница, подгибались колени, но он крепко держал Измаилджана за руку.

– Товарищ старшина! А вдруг нас не найдут? – прошептал Измаилджан. Голос его дрожал.

Тот, кто в жестоких боях спорил со смертью, сейчас был совершенно бессилен. Представить только, твой друг умирает медленной смертью, в полном сознании. Измаилджану казалось, что у него отнялась нижняя половина тела. Ещё немного – и мёртвый холод скует всю грудь, вода дойдёт до шеи, подбородка, а сознание будет по-прежнему ясным. До самой последней минуты, цепенея от ужаса, он будет чувствовать, как эта коварная топь с диким злорадством высасывает из него жизнь.

– Найдут, непременно найдут, – утешал Опанас. Но его слова плохо доходили до сознания Измаилджана. Он то впадал в забытьё, то принимался шептать что-то. Товарищи всё ещё не возвращались. Опанас встревожился. Неужели он даст погибнуть другу? Бывалый солдат старался не выдать своей тревоги, не смотреть в глаза Измаилджану.

Было удивительно, как до сих пор Измаилджан не огласил болото истошным криком.

Кауров и Лунов, оба перепачканные, появились с длинным бревном на плечах, когда Измаилджан и Опанас уже оцепенели.

Бревно подкатили к Измаилджану. Кауров и Лунов проползли по бревну, подхватили Измаилджана под мышку и, одновременно взявшись за его ремень, стали тянуть. Только после нескольких попыток Кауров, Грай и Лунов сумели освободить друга.

Измаилджан был без сознания. Лейтенант приказал растирать его, а сам приоткрыл ему рот и влил из фляги глоток вина.

Когда Измаилджан очнулся, минуты две он никак не мог сообразить, где находится. Над ним склонились его друзья. Но что они хотят с ним делать? Почему так пристально смотрят?

– Ну, дружок, поднимись, пора в дорогу, – сказал Опанас как ни в чём не бывало.

Измаилджан приподнялся и осмотрелся. Перед глазами ещё стоял туман, но голова перестала кружиться. К радости товарищей, Измаилджан встал на ноги, и тут-то обнаружилось, что на нём нет сапог. Они так и остались на дне болота.

– Ребята, а где Чиж? – удивился старшина. – Он же ушёл с вами!

– Неужели и его засосало?

– Побежали!

Но не успели разведчики отойти, из кустов показалась низенькая фигурка Чижа. С него в три ручья лил пот.

– В полверсте – немцы! – сообщил он, задыхаясь.

– Не может быть! Откуда они?

– Своими глазами видел! Одного засосало. Другие пытались выручить, а потом сами же потопили.

– Куда они ушли?

– На северо-запад. Я подходил к тому немцу. У него только одна рука торчит из болота. Вот его погон.

Тонкие чёрные брови лейтенанта Каурова сошлись на переносице. Мысли бешено закружились. Какие это немцы? Те ли, что были на каменной гряде? Или же другая группа? А Мубаракшин и Володаров? Сумели ли спастись?

Подумав, Кауров пришёл к твёрдому решению.

– Немцы смекнули, что они обмануты, и сейчас преследуют нас, – рассуждал он вслух. – Но они не рискнули переправиться через болото и повернули обратно. Не так ли, Чиж?

– Так точно, товарищ командир.

– А нам во что бы то ни стало надо переправиться через болото. Не будем задерживаться. Каждая минута дорога.

Минёры не прошли и километра, как начались сплошные болота. Опанас и Чиж, двигавшиеся в голове отряда, сбились с ног, пока искали тропинку. На каждом шагу они проваливались по колено в трясину. Впереди ни кочки, ни кустика.

– Что же делать? – спросил Чиж. Опанас промолчал. Кусая кончики усов, он следил за длинноногой цаплей, одиноко разгуливавшей по болоту. Дышал Опанас тяжело, как загнанный охотниками медведь, стоял согнувшись, чтоб мешки удобнее лежали на спине. Глаза его, утратив свою обычную мягкую голубизну, лукаво заблестели.

Кауров, Лунов и Юлдашев тоже задумались. Кауров ткнул под ноги тростинку. Она вся ушла в жидкую кашицу.

– Надо болотные лыжи ладить. А не то пропадём, – сказал Опанас немного погодя.

Лейтенант согласился с ним. Немного отойдя назад, минёры стали плести из лоз болотные лыжи.

Чиж потоптался на месте:

– Ну чем мы хуже цапли?

Опанас Грай улыбнулся, но рассказывать не стал, что именно цапля навела его на мысль смастерить лыжи.

Снова тронулись в путь. Идти было трудно, зато ноги вязли не так глубоко. Минёры воспрянули духом. Однако через два-три километра травяной покров на болоте совсем исчез. Идущий впереди Чиж произнёс:

– Дальше дороги нет. Вода.