Текст книги "Дон Иван"

Проявление

– Пока я готовила, ты задремал.

– Какое сегодня число?

– Десятое.

– Месяц?

– Декабрь. Ты шутишь?

– А сколько я спал?

– Минут десять, не больше.

На часах 10:20. Если учесть, что в Москву из Мадрида я добрался в восемь с минутами, спал я со скоростью света.

– Я его написал. Роман о любви.

– Пока спал?

– Я его просто проспал. Зато написал.

– За десять минут? Это был твой самый короткий роман.

– Это был очень длинный роман. Пришлось сократить до последнего слова.

– До точки?

– До чувства. Это мой лучший роман.

– Тогда напиши его снова.

– Не выйдет. Отныне он тайна.

– Жаль.

Мне не жаль. Я достаю из кармана конверт, рву анонимку и бросаю клочки ее в пепельницу.

– Неужели опять? – смеется Светлана. – И что там на сей раз?

– Вранье.

Она открывает сервант и предъявляет полдюжины точно таких же конвертов:

– Кто-то глупо играет в беду.

– Что в них?

– Страшилки. Уведомления, что у соседей в подвале лежит чей-то труп, что нашу квартиру вот-вот обкрадут, что наш банковский счет рассекречен.

– Это приходит лишь нам или целому дому?

– По-моему, целой Москве. И, знаешь, многие верят.

– Забавно.

– Не очень. Люди верят тому, что будет все хуже и хуже.

– Но только не мы.

– Только не мы. У нас будет лучше, чем было когда-либо лучше.

– Откуда такой оптимизм?

– Сейчас покажу. Или сначала поешь?

– Покажи.

– Обещай не сердиться. А если рассердишься, виду не подавай.

– Погоди, – прошу я, пока она лезет в сумку. – Если это какой-то секрет…

Пусть все тайны останутся тайнами, думаю я. Роман мой исчез, но эхо его говорит. Я слушаю эхо, у которого нет даже слов.

– Секрет, но тебе о нем нужно знать. Потому что это уже не секрет.

Светлана кладет на стол снимок. Фото младенца.

– Правда хорошенький? Ваней зовут.

У меня подступает ком к горлу.

– Когда ты уехал, мне позвонила Марина. Мать его скончалась при родах. Отца тоже нет. По бумагам – сплошной сирота. Из роддома забрали в Звенигород, в приют для грудничков. Мы туда ездили с Геркой.

– Дважды?

– Он тебе уже рассказал?

– Рассказал, но не он.

– А кто же?

– Роман.

– Который ты написал, пока спал?

– Зато я его не проспал.

– А я не проспала ребенка.

– Значит, я ничего не проспал.

– Значит, согласен?

– Значит, вот он, мой лучший роман.

Приглядевшись внимательней к снимку, я кое-что замечаю.

– У него это часто?

– Писюлька? Почти постоянно. Герка сказал, что бояться не нужно. Такое бывает. А ты не боишься?

– Боюсь.

– Значит, будем бояться втроем.

– Он-то, похоже, совсем не боится.

– Я говорила про Арчи.

– Арчи брата полюбит. А не полюбит, посадим на корм. Когда мы его привезем?

– Договорилась на завтра.

– Значит, завтра начнем с тобой новую жизнь. И забудем про все, что до завтра.

– Я Дядю очень люблю. Он замечательный папа.

– Можно я тебя тоже о чем-то сейчас попрошу?

– Можешь смело просить обо всем.

– Тогда попрошу тебя завтра.

– Завтра так завтра. Как папе будет угодно.

Мне угодно забыть обо всем, что до завтра, сегодня. Остается один лишь вопрос: на самом ли деле исчезнувший текст исчезает? Если да, то насколько? И конкретно на сколько?

Но сегодня я этот вопрос отложу. А будет нужда, поразмыслю над ним уже завтра.

Завтра я точно пойму, что такое жить не вчера и сегодня, а завтра…

16.02.2007, Пловдив – 08.11.2010, Айова-Сити

Заявление. Вместо послесловия

Все начинается с фразы: «От любви не умирают. Из-за нее погибают». Произносит ее Дон Жуан. Но не тот вертопрах, о ком сложены сотни легенд, а тот Дон Жуан, у которого не было шанса променять азарт на любовь, чтобы избавить себя от бессмертия.

Плохо бессмертие, когда тебя убивают семьсот кряду лет. В нем привыкаешь не жить, а примерять, как камзол, свои смерти. Век за веком на наших глазах Дон Жуан превращается в миф, лишенный свободы погибнуть навеки. Предоставь герою мы выбор – и, не будь дураком, он отдаст все бессчетные смерти бессмертия за одно рождение любви.

Полюбив, Жуан становится по-настоящему смертным: лишь за любовь мы готовы платить своей жизнью (на валюту бессмертия можно купить только скуку смертей ни за что). Жертвуя жизнь за любовь, он выведет собственной кровью на ценнике вечности:

СМЕРТЬ ДЕШЕВЛЕ ЛЮБВИ

А красным по белому на обороте проступит:

ЛЮБОВЬ ДОРОЖЕ СВОЕЙ ЖЕ ОБЪЯВЛЕННОЙ СМЕРТИ

Семь веков Дон мучился жаждой любви, не умея насытиться ею. Почему бы ему не позволить насытиться ею хоть раз – в проспавшем свое написание романе?

Чтобы влюбиться, Дон Жуан ищет не ту, что полюбит его точно так же, как все до нее, а ту, что вместо него может влюбиться в кого-то другого. Например, в Дон-Жуана-навыворот.

Так появляется Анна – первая, кто выбирает сама и оттого получает возможность быть выбранной навсегда. За этот выверт сюжета герой наш и платит бессмертием. Отныне, даже если Жуана и не убьют на дуэли, он будет смиренно ждать срока, чтоб умереть своей Анне вдогонку: ни удержать ее в жизни, ни обуздать ее после гибели ему уже не под силу. Видать, во владениях его наступает матриархат, чему сам персонаж, похоже, не очень-то и противится…

В том, что подмена легенды происходит не наяву, есть своя осторожная логика: мы свободно творим лишь во сне. К тому же все лучшие книги написаны не на бумаге, а в замыслах. Поскольку роман исчезающий предпочтительнее исчезновения романа, «Дон Иван» оживает подлинным смыслом не в грезах своих, а в проспавшей его реальности. Так – внезапно, исподтишка – действительность вновь поддается влиянию сочинительства. Как говорится, спасибо ей и на этом!

Остается добавить две строчки о правде.

Честно писать лишь о том, что полагаешь за истину. В этом романе их две: любовь и литература.

То и другое – бессмертно. Или бессмертия нет.

А. Ч.

Владикавказ, 28.02.2011 г.