Текст книги "Остров пропавших девушек"

21

Конечно, она все проверяет, как только получает обратно телефон. Она же не дура. Агентство тут же выскакивает в поисковике, сразу же, абсолютно реальное. У него есть собственный сайт, а если кликнуть в раздел «Изображения» поисковой выдачи, то можно увидеть тысячи снимков с подиумов, обложек и статей в самых разных изданиях, от таблоидов до глянцевых журналов, неизменно с именами моделей агентства. Почти столько же изображений находится и по поиску «Джулия Бич». Та улыбается, позируя вместе с моделями и актрисульками, о которых слышала даже Джемма, с воротилами бизнеса, режиссерами, главными редакторами журналов и усыпанными драгоценностями дамами. Улыбается на фоне названий и логотипов самых роскошных брендов. Улыбается на залитых солнцем террасах с видом на море и в банкетных залах с подсвечниками размером с космический корабль.

«Никто бы не стал так заморачиваться ради фейка, – думает девушка. – У этой Джулии по-настоящему гламурная жизнь». А потом набирает номер с визитки и звонит – по старинке, будто на дворе по-прежнему XX век.

* * *

Офис расположен в здании бывшей конюшни в Южном Кенсингтоне. Двери отделаны зеркальным стеклом, помещение внутри отгорожено от внешнего мира вертикальными ставнями. Джемма несколько раз проходит мимо него, сомневаясь, что бизнес, построенный на демонстрации человеческой красоты, может скрываться в таком неброском месте. Но когда приближается к дому в третий раз, дверь открывается, и из нее выходит самая долговязая и тощая девица из всех, которых ей доводилось видеть в жизни. Скорее деревянный идол туземцев, чем человек. Под ее тонкой, как рукоятка метлы, рукой зажата гигантская папка с портфолио.

«Должно быть, все же сюда», – думает Джемма и, ощущая себя невзрачной коротышкой, смотрит вслед удаляющейся в сторону метро девушки. «Наз права, здесь наверняка какая-то ошибка. Я недостаточно высокая. Сильно ниже необходимого. Еще и десятого размера[15]15
  Российский 44-й.


[Закрыть]. Просто огромная». Но она все равно нажимает небольшую кнопку звонка под скромной хромированной табличкой с надписью «Дж. Б. ЛТД», потому что надежда всегда побеждает в борьбе с реальностью.

– «Джулия Бич», – отвечает ей утомленный скукой голос.

– Меня зовут Джемма Хэнсон, – произносит она, – мне… назначена встреча.

Пауза.

– С кем?

– С Джулией, – гордо заявляет она, – с Джулией Бич.

Еще пауза, затем раздается глухой щелчок, и дверь из светлой древесины плавно открывается, повинуясь легчайшему касанию.

«Не дергайся, Джем. Только не дергайся».

Сидящая за столом брюнетка со стрижкой «боб» и алой помадой оглядывает ее с ног до головы.

– На сколько вам назначено?

– На три. Я пришла немного раньше.

– Да уж.

Джемма готова поклясться, что брюнетка закатывает глаза, когда отворачивается посмотреть на распечатанный список на столе. Разве это неправильно? Разве не следует приходить заранее? Это чуть ли не единственный совет, который она получила от школьного консультанта по карьерным вопросам. Еще – что ногти должны быть аккуратными. И что начищенные туфли никогда не остаются незамеченными.

– Ладно, можете подождать вон там, – говорит женщина, показывая на мягкий уголок у журнального столика.

Там уже дожидаются своей очереди две девушки, листающие «Вог» и «Мэри Клэр». На французском языке. Которые, как ей говорили, даже лучше английских изданий.

В офисе стоит странная тишина, хотя полдюжины сотрудников говорят по телефонам. Мудреная акустика. Джемма робко улыбается женщине на ресепшен, но та лишь кидает на нее пустой взгляд.

В ворованном платье от «Зары» она чувствует себя реликтом с блошиного рынка. Две другие девушки одеты нарочито небрежно: джинсы, кроссовки, топики и короткие кардиганы приглушенных цветов для согрева их бесплотных тел. Ни намека на макияж, гладкая, как алебастр, кожа и шелковистые волосы, стянутые в низкий пучок. «Выгляжу как идиотка, – думает Джемма. – Сразу видно, что я тут впервые».

Она берет журнал и, прикрывшись им, тайком стирает помаду. А вот с контурингом, на который она потратила несколько часов сегодня утром, ничего не поделаешь. Но хотя бы она избавилась от неловкого макияжа губ.

Кто-то встает. Мужчина, лет тридцати, с редкой бороденкой и в круглых хипстерских очках. Он берет папку, потягивается и направляется к ним. Джемма напрягается. Когда он останавливается рядом, она лихорадочно впивается взглядом в журнал, усиленно напуская на себя равнодушный вид.

– Наоми? – говорит мужчина, и одна из двух девушек надувает губы в форме маленькой буквы «О», будто тоже его только-только заметила.

Потом встает, касается его щекой, изображая что-то вроде поцелуя, после чего они уходят за дверь, скрытую за комнатным растением.

Джемма робко улыбается оставшейся с ней девушке, которая окидывает ее взглядом и возвращается к журналу.

Ну и пошла ты.

На второй этаж ведет стеклянная лестница, по ней то и дело снует народ, вверх-вниз, вверх-вниз. А Джулии все нет. Заносчивую соседку Джеммы вскоре тоже уводят, а ее место и журнал занимает чернокожая девушка – такая блестящая, будто ее только что окунули в ртуть.

«Это безнадежно, – думает Джемма. – Я слишком заурядна. Да, красива по меркам Клэпхема[16]16
  Район на юго-западе Лондона.


[Закрыть], но не богиня мирового масштаба, как все эти девушки. Рост у меня средний. В Клэпхеме я считаюсь стройной, но не в Южном Кенсингтоне. У них лодыжки, как у котят. Да у меня коленки толще их бедер».

– Джемма?

Она вздрагивает. Джулия Бич, скорее всего, вошла через парадную дверь. И хотя день выдался жаркий, в свободном платье мятного цвета и босоножках на шпильке на загорелых ногах она выглядит бодро и свежо. На пальцах и мочках ушей – бриллианты.

Джемма кладет на стол журнал и с трудом поднимается на ноги. Рядом с Джулией стоит еще одна женщина, в платье того же покроя, только в ковбойскую клетку, и узорчатом платке, игриво завязанном сбоку на шее. Настоящий загар, пронзительные голубые глаза, короткая стрижка, небольшой и такой аккуратный подбородок, что, очевидно, над ним поработали. Первая короткая стрижка, которую Джемма увидела с тех пор, как вошла в эту дверь.

– О да, – произносит женщина, окидывая ее одобрительным взглядом, – теперь я понимаю, что ты имела в виду.

– Прости нас, пожалуйста, – произносит Джулия, – обед затянулся немного дольше запланированного.

– Вали все на меня, – добавляет ее спутница. – Все так делают.

«Интересно, мне тоже следует изобразить этот ритуал с фальшивыми поцелуями?» – думает Джемма.

Но Джулия лишь поворачивается, чтобы направиться к лестнице, и бросает через плечо:

– Надеюсь, ты не возражаешь. Сегодня в город на день приехала мой партнер по бизнесу. Она посидит с нами, если ты не против.

Женщина кивает, давая понять, что она и есть тот самый партнер, ободряюще улыбается, протягивает руку и говорит:

– Татьяна Мид.

– Ой, здравствуйте, – отвечает девушка, – меня зовут Джемма Хэнсон.

– Хэнсон? А ты, случаем, не из тех Хэнсонов, что?..

– Нет, – отвечает Джемма. – Увы.

Офисом на втором этаже служит гостиная. Всюду массивные диваны и тяжелые гардины. Хрустальный подсвечник, нарды из слоновой кости и нагая мраморная женщина в углу. С подушки на Джемму надменно взирает сиамский кот, бегло оценивает, находит недостаточно интересной и опять засыпает.

– Как здесь красиво, – говорит Джемма.

Если совсем откровенно, обстановка, на ее вкус, выглядит несколько устаревшей, но грубить сейчас ни к чему.

– Диван ноул[17]17
  Диван ноул (Knole Sofa) – диван с высокими откидывающимися подлокотниками, который получил свое название от поместья Ноул в графстве Кент, где его изобрели в XVII веке.


[Закрыть]? Я их просто обожаю, – врет она.

– Ничего себе, ты знаешь, что это такое, – говорит Татьяна, которую, судя по всему, весьма забавляет происходящее.

– У мачехи видела, – объясняет Джемма.

– Вот как? – говорит Татьяна, пока Джулия берет со стола папку.

Джемма на мгновение застывает в нерешительности, потом думает, что ей, вероятно, надо последовать их примеру, и садится.

– У нее их даже два, – невпопад говорит она, вдруг испытывая неодолимое желание дать им понять, что в ее жизни тоже есть Великолепные Комнаты.

Открыв ящичек стола, Джулия достает из него какую-то бутылочку и упаковку ватных дисков, после чего берет с подоконника увеличительное зеркало и подносит все это Джемме.

– Теперь, если ты не возражаешь, смой, пожалуйста, макияж, чтобы мы могли понять, с чем имеем дело, – говорит она.

Джемма ерзает от смущения, но послушно берет бутылочку и начинает вытирать лицо. Ватные диски окрашиваются в оттенки бурого, оранжевого и серого. Ей неловко оттого, что стало ясно, как тщательно она готовилась к этой встрече.

– Так я выгляжу лет на двенадцать, – предупреждает она.

Джулия берет со стола «Полароид» и, пока Джемма смывает макияж, кружит вокруг нее, снимая под самыми разными углами.

– А вот об этом судить нам, – вступает в разговор Татьяна, – к слову сказать, совсем юный вид может принести огромную пользу. Скажи-ка, Джемма, а сколько тебе на самом деле лет?

– Шестнадцать, – отвечает она.

– Надеюсь, ты говоришь правду? – спрашивает Джулия.

– Ну конечно, – оскорбленно отвечает она.

– Нам необходимо знать точно. Это очень важно. С точки зрения закона. Если ты еще не достигла определенного возраста, тебе понадобится опекун.

– А если ты будешь пропускать в школе много занятий, то и репетитор, – добавляет Татьяна.

– Нерешаемых проблем для нас, разумеется, нет, – произносит Джулия, – но лучше выяснить все прямо сейчас, чем позже вляпаться в историю только потому, что ты нам чего-то не сказала. И вообще, хорошо знать, что ты честна с нами с самого начала.

– Это правда! – протестующе восклицает Джемма. Ее бесит, что она выглядит такой маленькой. – Мне в самом деле шестнадцать!

Джулия помахивает снимком в воздухе, чтобы быстрее проявилось изображение, кладет его под прозрачное окошко на обложке папки и вытаскивает ручку.

– Дата рождения?

Это что, проверка? Джемма отвечает. Джулия фиксирует дату на обложке папки рядом с ее именем, написанным толстым черным маркером.

– Хорошо, Джемма, а как у тебя в школе? – спрашивает Татьяна.

– Недавно сдала экзамены на аттестат о среднем образовании.

Закончив с косметикой, она закрывает бутылочку и ищет, куда положить грязные диски, уже собирается сунуть их в штуковину, по виду напоминающую пепельницу, Джулия протягивает ей ладонь.

– Ух ты, здорово, – отвечает Татьяна, – и сколько экзаменов ты сдавала?

– Восемь.

– Значит, девочка ты неглупая.

Джемма чуть мрачнеет.

– Большинство моих друзей сдавали десять. А моя подруга Хэтти – целых тринадцать!

– Но ведь не одновременно!

– Нет, два она сдала еще в прошлом году, – отвечает Джемма. – Моя мама жутко выбесилась, что я не сделала так же.

Маленький бунт. Упоминание матери каким-то образом их заинтересовало.

– Я сдавала только семь, – произносит Татьяна, своим тоном намекая: «И посмотри, чего я добилась». – Так что… продолжишь учебу?

Джулия снова начинает фотографировать.

– Меня и правда хотят опять усадить за парту, – мрачно говорит Джемма.

– А ты не хочешь?

Джемма морщится. Перспектива вернуться обратно в школу, чтобы день опять делили звонки между уроками, нагоняет на нее тоску. Ей хочется начать настоящую жизнь. Прекратить делать то, что хотят родители, просто потому что они распоряжаются деньгами.

Татьяна поднимает на Джулию глаза и говорит:

– Дорогая, а нет ли у тебя случайно шампанского?

– Ну конечно, милая!

Джулия откладывает камеру и открывает один из шкафчиков, обрамляющих стену за столом. За дверцей обнаруживается набитый битком бар – бутылки вроде тех, что хранят у себя дома папа и Кэролайн. На полках сверкает коллекция бокалов. Картину дополняет обтянутое черной кожей ведерко для льда и набор хромированных барных принадлежностей. Джулия открывает небольшой холодильник, достает из него бутылку шампанского «Краг», берет с полки три высоких бокала на тонкой ножке.

– Ты же к нам присоединишься? – с обворожительной улыбкой спрашивает она.

– Я…

Это что, еще одна проверка?

– О господи, радость моя, мы никому не скажем! – смеется Татьяна.

Джулия хлопает пробкой и наполняет бокалы.

– В конце концов, у нас есть что отпраздновать. Когда пойдешь домой, пожуй жвачку, и дело с концом. – И протягивает ей почти полный бокал.

– И каковы же твои амбиции, Джемма?

Чокнувшись бокалом с ними, Татьяна подносит его к губам. Хотя она не поджимает губы, как на глазах Джеммы обычно делают другие женщины, не роняет ни капли. Если бы так сделала ее мама, все вино вылилось бы ей на грудь.

Джемма тоже делает глоток. Вкус не похож ни на что. Ни на шампанское, что она пила на свадьбах, ни на кислятину, которую открывают родители на Рождество. И бесконечно далек от той игристой бурды, которую так любит Наз. Сухое, но вовсе не кислое. А пузырьки совсем крохотные. Они точно есть, но их вроде бы как и нет. Будто призрачное воспоминание о них на языке.

– Не знаю, – неохотно отвечает Джемма.

Она так привыкла, что ее мечты высмеивают, что не хочет лишний раз подставляться.

– Ну, тебе, очевидно, хочется стать моделью, – говорит Джулия.

– Ну да… – отвечает она, но тут же собирается с духом и добавляет: – А еще больше – актрисой.

Обе женщины расплываются в улыбках.

– Отлично, – говорит Татьяна, – ты вполне могла бы быть актрисой.

– По правде говоря, для модельного бизнеса тебе действительно чуточку не хватает роста, – произносит Джулия. – Хотя я уверена, что, когда ты немного освоишься, работа для тебя найдется.

– Каталоги и все такое? – спрашивает Джемма, делая еще один глоток удивительного, восхитительного вина.

Ее собеседницы хохочут.

– Ох, дорогая! К рынку каталогов наше агентство не имеет никакого отношения! – заявляет Татьяна.

– Хотя тебе в любом случае не помешает, – говорит Джулия. – Покрутишься в модельном бизнесе, походишь по всяким мероприятиям в дизайнерских нарядах – ты удивишься, это куда лучше продает одежду, чем показы. Сходишь на пару приемов. Очень многим покупателям гораздо приятнее видеть коллекцию на живом человеке, нежели на тощем скелете. К тому же хорошая одежда выставляет тебя в самом выгодном свете. А в шоу-бизнесе у нас полно знакомых, верно я говорю, Тат?

– Ага, деваться от них некуда, – отвечает Татьяна.

– Примелькаешься, – продолжает Джулия, – повстречаешь пару нужных людей.

– Весь фокус в том, чтобы они увидели одежду на девушках красивее них, но не поняли этого, – добавляет Татьяна.

– Все дело не в знаниях, а в знакомствах, – ни с того ни с сего заявляет Джемма, и обе ее собеседницы вновь смеются, будто им и правда с ней весело.

«Мне нравится», – думает она и, по мере того как ее изнутри согревает вино, чувствует, как все больше обретает уверенность в себе.

– А что думает твой парень о твоем намерении стать актрисой? – спрашивает Татьяна.

Джемма думает о Натане. Вспоминает его руку в своих волосах, его ухмылку в зеркале. Больше такого не повторится.

– У меня его нет, – отвечает она, – я хочу сосредоточиться на карьере.

Звучит так значительно. Куда лучше правды.

– Мудрое решение, – отвечает Татьяна.

– Всегда лучше осмотреться, прежде чем определиться, – добавляет Джулия. – А твоя мама? Что она обо всем этом думает?

Джемма фыркает и сдувает прядку со лба.

– Так тяжко, ха? Она хоть знает, что ты здесь? – спрашивает Джулия.

– Да. Что. Вы! – с расстановкой отвечает Джемма. – Я ей ни хрена не рассказываю. Все, что ей надо – это обломать меня.

22

Среда

Мерседес

– Так что, спустишься в город на festa?

Мерседес хватается за сердце.

– Боже мой, Пауло, прекрати так делать! Ты ж меня убьешь!

– Честному человеку нечего пугаться, – с ухмылкой отвечает он.

Для такого крупного человека он двигается очень легко. Видимо, это важнейший навык для охранника – оставаться незамеченным, пока не станет уже поздно.

– Да, – говорит она, – я всегда туда хожу. Буду работать. В ресторане. Это же одна из самых доходных ночей в году.

– Могу себе представить. А твой мужчина?

– Он тоже. Сам-то пойдешь?

– У меня дежурство, – качает головой Пауло.

– Жаль.

Она поворачивается обратно к филодендрону, сердцевидные листья которого протирает водой с добавлением мебельной полировки. Отражение Пауло в окне пожимает плечами. Четверо девочек Татьяны резвятся в бассейне в крохотных бикини, а их хозяйка отдыхает, откинувшись на подушки шезлонга, и лениво водит пальцем по экрану смартфона.

– Работа такая, – говорит он. – Но мы с Роберто посмотрим с террасы на крыше.

– А, да, оттуда потрясающий вид.

– Ага. Он припас пару стейков из отменной вырезки и бутылочку какого-то немецкого вина от того виноторговца. Халява. Приготовим сэндвич со стейком, на панини, и беарнский соус, для нежности.

– Здорово, – говорит она.

– Вообще-то меня удивляет, что ты не пойдешь к своему папаше.

Теперь уже ее очередь пожать плечами.

Даже если бы отец заплатил, она все равно не пошла бы в «Медитерранео» с его панорамным видом на церковь и пристань для яхт и его VIP-тусовкой. А он и не предлагал.

– У него достаточно обслуги, – говорит она, – а вот у мамы дел действительно будет невпроворот.

– Mamasita, – туманно отвечает он. – В девять мне надо будет отвезти ее королевское высочество вместе с утятками, и, пока они не закончат, я буду свободен.

– Но святого к этому моменту уже вынесут! – протестует Мерседес. – Улицы будут перекрыты.

– Будто это ей помешает, – цинично хохочет он.

Он встает рядом с ней и наблюдает за гостьями. За столько лет знакомства они стали почти что товарищами. С ним легко быть рядом, с его саркастичными замечаниями и скептическим взглядом на вещи. «Я доверяю ему… – размышляет Мерседес. – Какая ирония, если учесть, что мне вообще нельзя никому здесь доверять. Что бы он подумал, если бы узнал, что я занимаюсь ровно тем, что ему по долгу службы положено пресекать?»

– Что ж, эти явно посимпатичнее, чем на прошлой неделе, – произносит он.

Вей-Чень. Сара. Джемма. Ханна. Всем по семнадцать лет, кроме Ханны, которой, если верить паспорту, три месяца назад исполнилось шестнадцать. Это такой… точный расчет. Было бы чуть ли не спокойнее, если бы в эту сеть случайно попалась пятнадцатилетняя. Но все девушки, приезжающие сюда, всегда легального возраста, пусть и достигли его пару дней назад.

Пауло равнодушно смотрит на них. На деле Мерседес никогда не знает, что у него на уме, и никогда не спрашивала. Предположим, она узнает ответ – и что дальше? Проникнется к нему еще большей симпатией или наоборот? Станет ему больше доверять или меньше? Они все замараны, так или иначе, каждый, кто работает на этих яхтах и в этих домах, не исключая саму Мерседес, и ей это прекрасно известно.

– Верно, – отвечает Мерседес.

Все эти девочки действительно милы. Как котята или щенки: в них еще бурлит та жизненная энергия, которая улетучится с годами. Их кожа не нуждается в дополнительном питании, мышцы подтянуты без участия личного тренера. Женщины, гостившие у них на прошлой неделе, были ухоженными и благоухающими, за многие десятилетия они довели себя до совершенства. Но ни один хирург со всеми его навыками и талантами в жизни не добьется того, чего природа достигает каждый божий день, – а именно этого и жаждут престарелые мужчины.

– И все же мне не хотелось бы снова стать молодой, – со вздохом говорит она.

– А мне бы хотелось! – отвечает Пауло. – С радостью.

– Надо полагать, наша молодость прошла по-разному.

– Наверное, если вырос в таком прекрасном местечке, как этот остров, то чувствуешь, что молодость прошла не зря, – замечает он.

Забавно, как люди додумывают, видя перед собой только море и солнце, думает Мерседес.

– Хотя со временем он, должно быть, стал казаться совсем маленьким. Ты никогда не думала о том, чтобы посмотреть мир?

Мерседес пожимает плечами. За тридцать лет она ни разу не уходила в отпуск.

– На внешний мир я и здесь насмотрелась достаточно, – отвечает она. – Не знаю, что мне нужно еще увидеть.

– Там далеко не все такие, как здесь, – со смехом возражает Пауло, – даже богачи.

На ее лице отражается сомнение.

– Нет, правда. Ваш герцог привлекает на остров совершенно определенный тип людей: тех, кто покупает яхты, и тех, кто крутится вокруг владельцев этих яхт, и вертолетов, и личных самолетов, и собственных островов. В мире полно богачей, которые ничего этого не имеют. Серьезно: для людей, которым нужно такое, это своего рода позиция.

– Позиция?

– Конечно. Они не только публично заявляют, что могут себе позволить подобный уровень, но и тем самым возводят вокруг себя стену, разве нет?

Мерседес смотрит на девушек. За миг до этого Нуно принес поднос с фруктовыми коктейлями – судя по запотевшим бокалам с толченым льдом, клубничными дайкири, – и они весело бросаются к нему, как городская ребятня к продавцу xelado, появившемуся на пляже. Татьяна в элегантно завязанном на талии парео и закрывающей лицо шляпе с огромными полями со снисходительной улыбкой поднимает телефон и начинает их снимать. «Наверняка сейчас кому-нибудь отправит, – думает Мерседес. – Как товар из каталога».

– Чтобы люди не смогли заглянуть внутрь, – произносит она.

– Ну да… – отвечает Пауло и после недолгой паузы добавляет: – Но стоит человеку попасть за стену, ему уже не выбраться.

Она внимательно смотрит на него. «Да, ты приятный человек, но все равно остаешься неотъемлемой частью всего этого. И не стоит об этом забывать. Ты не беспомощный участник, которому не оставили выбора».

Татьяна что-то говорит девушкам, они тут же отставляют недопитые коктейли и стайкой скворцов бросаются к двери. Не обращают на Мерседес никакого внимания. Так к ней относятся все здешние гости. Они не понимают, как держаться с ней, от этого им неловко, поэтому они притворяются, что ее вовсе нет рядом.

Она слышит, как на лестнице постепенно стихает их смех. На секунду ее охватывает грусть.

– Мне надо идти, – говорит Мерседес.

– Мне тоже, – отвечает он.

– Мерси!

Татьяна по-прежнему лежит в шезлонге. Дальше избегать ее не получится.

– Ой, привет! – говорит Мерседес, сплошь теплота и забота. – Ты не пойдешь переодеваться?

– Ох, пойду, но еще не скоро. Одно из преимуществ возраста – все доведено до автоматизма. Этим девчонкам только на макияж надо потратить целый час, не говоря уже обо всем остальном. И при этом они как будто слепые. У Джеммы, к примеру, из-под купальника торчали лобковые волосы! Пришлось отослать ее наверх, чтобы привела себя в порядок. Представляешь?

Мерседес прикусывает язык. Эта одержимость волосами на теле выше ее понимания. Ей невдомек, почему эти зрелые женщины старательно выдергивают абсолютно все волоски, чтобы выглядеть как восьмилетние девочки. «Еще успею побыть лысой, – думает она, – для этого у меня впереди целая старость».

Придерживаясь курса на постоянное самосовершенствование, Татьяна с помощью лазера уничтожила каждый волосок, растущий ниже носа. «Я лысая, как яйцо», – как-то с гордостью заявила она. Очередное признание, без которого Мерседес вполне могла обойтись. Но теперь, поскольку все они голые, как фарфоровые куклы, рано или поздно их мужчины почувствуют естественное влечение к волосатым. Просто потому, что у них есть такая возможность. И дамам, оказавшимся в ловушке «безволосого» поколения, не останется ничего другого, как заказывать интимные парики в интернете.

– Честно, захотелось выкроить хоть немного времени для себя, – говорит Татьяна. – Они отнимают у меня все силы. О господи… Милая моя, неужели и мы когда-то были такими мерзавками, а?

«Ты – да, – думает Мерседес, – а я просто была дурочкой».

Она поднимает пару бокалов и с улыбкой ставит их на поднос. Нет никакой разницы, убираешь ты за тинейджерами или за богатеями. Богачи, словно дети, разбрасывают все где попало, зная, что за ними приберут волшебные феи.

– Я бы сейчас полжизни отдала за бокал водки с газировкой и лаймом, – говорит Татьяна.

Мерседес нажимает на звонок, спрятанный на тыльной стороне колонны, и подбирает остальные бокалы, чтобы потом отдать только что вызванному ею Нуно.

– Сейчас все будет, – говорит Мерседес.

– Да, и попроси эту свою… как там ее… в общем, пусть достанет «Версаче», хорошо? – велит Татьяна. – Ну эту, которая со змеями.

– Урсулу, – отвечает она. – Конечно, попрошу.

Татьяна садится на шезлонг.

– Дорогая, подойди и поболтай со мной! Я ведь тебя сто лет не видела!

Она может сколько угодно говорить, как ей хочется покоя и тишины, но без аудитории ей быстро становится скучно. Подавив вздох, Мерседес ставит поднос на невысокий столик, подходит к Татьяне и присаживается на самый краешек шезлонга. Потом разглаживает на бедрах юбку и скрещивает лодыжки. Не переставая улыбаться.

– Ну, давай, рассказывай, как ты! – говорит Татьяна. – Я упоминала, что эта чертова Нора Ниберголл просто взяла и ушла? Кинула меня в Нью-Йорке. Представляешь? Я чуть не опоздала на самолет, потому что не могла найти паспорт!

– Бедняжка… – отвечает Мерседес. – И где же он оказался?

Татьяна пренебрежительно машет рукой.

– В сумочке. Но дело не в этом. Когда у тебя самолет, а рядом никого нет, это довольно паршиво. Она просто… Знаешь, Мерси, скажу тебе честно – ты единственный человек, кому я могу доверять. Все остальные рано или поздно подводят. А ты такая… надежная.

– Есть же еще твой отец, – возражает она.

– Ну да, папочка, конечно. Но со всеми остальными предательство – лишь вопрос времени. Без исключения. Мне просто не на кого положиться.

«Это точно, – думает Мерседес. – Любой устанет, если его покупать и продавать. Любой».

– Ну и что же происходит в мире моей Мерседес? Новый возлюбленный на горизонте не маячит?

– Все по-старому… – начинает она, однако Татьяна ее тут же перебивает:

– По-моему, очень мудро.

Мерседес улыбается, опять разглаживает юбку и думает: «Пусть мое время и принадлежит тебе, но личная жизнь – нет».

– Просто… Боже мой. Мужчины. От них явно больше проблем, чем они того стоят. Не понимаю, какого черта я вообще заморачиваюсь. А вот ты нет… Мерседес, ты же знаешь, если что, я возражать не стану. Знаешь же, да?

– Знаю, знаю, – отвечает она.

– Надо, чтобы ты знала. Мне, конечно же, хочется, чтобы у тебя была своя жизнь. Это абсолютно реально устроить, серьезно. Хотя ты, наверное, мало выбираешься в люди. А как насчет местных? Как тебе Пауло? Он довольно привлекательный.

– Он женат, – смеется Мерседес.

– Правда? Какая досада.

– Здесь все женаты.

Татьяна морщит носик, пропуская ее слова мимо ушей.

– Но ты, Мерседес, по-прежнему очень привлекательная женщина, поэтому никогда не говори «никогда», договорились?

– Хорошо, не буду, – отвечает она.

– А куда подевался тот щекастый мальчишка, который вечно таскался за тобой, как ягненок? Он тоже был ничего.

Мерседес внутри расплывается в улыбке. «А он никуда и не делся. Будь ты хотя бы чуточку внимательнее, тебе это было бы известно».

– Ты имеешь в виду Феликса Марино?

– Допустим.

– Он по-прежнему здесь, на острове, – говорит она, – все так же рыбачит и к пятнице наловит тебе омаров.

Отвлекающий маневр срабатывает идеально. Татьяна вмиг забывает о личной жизни Мерседес. Проще простого. Нужно только перевести разговор на тему ее личного комфорта, и дело в шляпе.

– Да ты что, серьезно? Опять омары? Тебе обязательно надо переговорить с шеф-поваром.

– Ох, – выдыхает Мерседес.

– Нет, я не шучу. У меня такое ощущение, будто он даже не слышал о сашими.

– Думаю, это моя вина, – отвечает она. – Когда он только сюда приехал, я сказала ему, что это блюдо очень любит твой отец, который при мне говорил, что всю жизнь только его бы и ел. Может, я поняла его слишком буквально?

– А… – Татьяна делает паузу и меняет решение: – Ну да. Ты же знаешь папу, он у нас в своем роде динозавр.

Который, однако, платит за всю эту музыку… Татьяна, может быть, и принцесса, но король в этом доме по-прежнему Мэтью.

Из глубины дома доносится жужжание. Судя по звуку, входные ворота. Через несколько секунд открывается дверь, из нее выходит Пауло и шагает по дорожке, на ходу надевая пиджак.

– Мы кого-то ждем? – спрашивает Мерседес.

В отсутствие Норы, следившей за всем, весьма высоки шансы на появление гостей, которых забыла упомянуть Татьяна. «Только не это», – думает Мерседес. Хотя все комнаты в доме готовы, принцессе не пристало лично показывать их гостям. «Мне еще час назад надо было спуститься вниз в город. Они будут волноваться».

Татьяна чуть качает головкой, в которую вбухали столько денег, и, как манекен в стиле 50-х годов, раскидывает руки на солнце, которое постепенно теряет свой накал.

– А обо мне ты так ничегошеньки и не спросила, – говорит она.

Ни малейшего интереса к звонку. Это все чужие проблемы.

– Неужели тебе даже не интересно, есть ли у меня бойфренд?

Это объявление, а не вопрос. Мерседес мысленно листает список приглашенных. Скорее всего, это один из гостей. Может, принц? Нет. После развода его ни разу не видели с женщиной одних с ним лет. Кинопродюсер? Вполне возможно. Мерседес погуглила его и обнаружила, что он выглядит так, будто полсотни поколений его предков жили под землей. Хотя личный самолет невероятно повышает привлекательность мужчины. Но, посмотрев на Татьяну, она видит, что та кокетливо хлопает ресницами и явно довольна собой. Значит, актер. Наверняка тот самый бывший любимец публики.

– Джейсон Петтит?

Татьяна моргает и напускает на себя самодовольный вид.

– Да ладно! – восклицает Мерседес. Тон выбран верно: сразу понятно, что она впечатлена, но не чрезмерно, будто и не сомневалась, что Татьяна в состоянии подцепить киноактера.

– Только никому ни звука, – заявляет Татьяна. – Мы только начали встречаться, и у него жуткая паранойя насчет прессы.

– Ну конечно! Даже не сомневайся!

Она действительно никому ничего не скажет. Разве что Лоренсу. И маме, потому что почти все ей рассказывает. Ну и, разумеется, Феликсу, ведь он любит посмеяться.

– И ради бога, прикажи остальной прислуге не приставать к нему с автографами. Он здесь на отдыхе. И толпа фанаток, досаждающих на каждом углу, ему точно ни к чему.

Мерседес торжественно кивает. Джейсона Петтита она помнит еще с 90-х годов. Его однотипные романтические комедии считались достаточно невинными, чтобы включать их на ежемесячных показах на базарной площади. Но Стефани с Урсулой разве что знают его имя – вряд ли они питают к нему хоть какие-то чувства. В конце концов, им обеим сейчас чуть за тридцать, а последние пятнадцать лет с лишним Петтит напоминал публике о себе только пламенными речами о глобальном потеплении и социальной справедливости.

– Я лично за этим прослежу, – убежденно заверяет она Татьяну.

– То же самое касается и принца. Надеюсь, они умеют приседать в реверансе?

– Умеют. Мы будем приседать, будто он наш герцог, – отвечает она.

Татьяна смеется.

В этот момент в дверном проеме вырастает Пауло.

– Прошу прощения, мисс Мид, – говорит он, – но там приехал виноторговец.

– Только его здесь не хватало… – отвечает Татьяна, бросает взгляд на свои золотые часики, поворачивается к Мерседес и говорит: – Милая моя, может, ты разберешься с ним? А то мне надо принять ванну.