Текст книги "Смех на все случаи жизни"

Марк Твен. Афоризмы

Адам

Адам был человеком – и этим все сказано. Он сорвал запретный плод не потому, что это был плод, а потому, что он был запретен.

В Бостоне спрашивают: «Что он знает?», в Нью-Йорке: «Чего он стоит?», а в Филадельфии: «Кто были его родители?»

Банкир

Банкир – это человек, который одалживает вам зонтик, когда ярко светит солнце, и отбирает его, когда начинается дождь.

Богохульство

В некоторых, самых отчаянных, безвыходных обстоятельствах богохульство приносит облегчение, недоступное даже молитве…

Вода и вино

Мои книги – вода; книги гениев – вино, но ведь все пьют воду…

Воспитание

Воспитание решает все: персик ведь был когда-то горьким миндалем, а цветная капуста – самой обыкновенной кочанной. Но с высшим образованием.

Хорошее воспитание – это умение скрывать, как много мы думаем о себе и как мало о других.

Вульгарность

Нет большей вульгарности, чем чрезмерная утонченность.

Деньги

Деньги всегда были респектабельнее добродетели.

Дружба

Чтобы нанести вам удар в самое сердце, нужен не только враг, но и друг: первый вас оклевещет, второй вам об этом сообщит.

Дурак

Отдадим должное дуракам. Если б не они – не видать нам успеха.

Жизнь и смерть

Все говорят: «Как тяжело умирать». Как будто легко жить.

Истина

Истина – это самое ценное, что у нас есть. Будем же с ней бережны.

Классика

Классика – это то, что все хотят прочесть и никто не читает.

Конгресс

Читатель, предположим, что ты идиот. Предположим также, что ты член Конгресса. Впрочем, я, кажется, повторяюсь.

Курение

Бросить курить ничего не стоит; я, во всяком случае, бросал множество раз.

Преемственность

Когда-то это был хороший отель, но ведь и я когда-то был хорошим мальчиком.

Пример

Ничто так не раздражает, как хороший пример.

Радость

Печаль сама о себе позаботится, а вот чтобы узнать истинную цену радости, должен быть человек, с которым можно радостью поделиться.

Размышления

Человек не должен предаваться размышлениям только в двух случаях: когда он не может себе этого позволить и когда может.

Распущенность

Распущенность порождает презрение. И детей.

Сатана

Мы не должны с благоговением относиться к Сатане, это было бы опрометчиво, но не признавать его одаренность мы не можем.

Свобода

В нашей стране мы имеем, милостью Божьей, три совершенно незаменимые вещи: свободу слова, свободу совести и – благоразумие не пользоваться ни тем ни другим.

Собака

Если вы подберете на улице голодную собаку и накормите ее, она вас не укусит. В этом и состоит разница между собакой и человеком.

Совесть

Я уже много лет слежу за своей совестью и должен сказать, что хлопот с нею не оберешься…

Сомнение

Если сомневаешься – говори правду.

Старость

Трагедия старости не в том, что мы стары, а в том, что молоды другие…

Убийство

Если бы желание и возможность убивать всегда совпадали, кто бы из нас избежал виселицы.

Уважение

Когда о нас отзываются неуважительно, мы обижаемся, однако сами, в глубине души, редко себя уважаем.

Успех

В этой жизни необходимы лишь невежество и самоуверенность – и успех вам обеспечен.

Уют

Ничто так не способствует уюту, как яичница с ветчиной.

Щепетильность

Не будем излишне щепетильны. Лучше иметь старые, подержанные бриллианты, чем не иметь их вовсе.

Экспромт

На подготовку экспромта уходит обычно не меньше трех недель.

Юмор

Все человеческое печально. Даже в основе юмора – не радость, а грусть.

Фрэнсис Брет Гарт. Том-а-Гавк

ГЛАВА I

Солнечный октябрьский день клонился к вечеру. Последние лучи заходящего солнца багровым маревом растекались в прозрачных водах лесного озера. Справа на горизонте, за чередой широко расставленных могучих сосен раскинулись вигвамы индейского поселения; слева в тени каштанов затаилась грубо сколоченная хижина судьи Томпкинса, которая как нельзя лучше вписывалась в девственный ландшафт.

Внутреннее убранство хижины ничуть не соответствовало ее внешним грубым и непритязательным очертаниям. В изящной обстановке сказывался тонкий, даже изощренный вкус ее обитателей. На мраморной плите у окна стоял миниатюрный аквариум, в углу красовалось массивное старинное пианино. Пол был затянут роскошным персидским ковром, а на стенах висели бесценные полотна работы старых мастеров: Ван Дейка, Рубенса, Тинторетто, Микеланджело. Хотя судья Томпкинс предпочел одиночество бескрайних просторов Среднего Запада суетной цивилизации, он не смог заставить себя пренебречь комфортом, в котором прожил всю жизнь. В настоящий момент судья сидел в глубоком уютном кресле за изящным письменным столом красного дерева, а его дочь, хрупкая девица семнадцати лет, склоняясь прелестной головкой над пяльцами, прилежно вышивала, уютно устроившись рядом на оттоманке.

Дженевра Октавия Томпкинс была единственной дочерью судьи Томпкинса. Престарелый родитель души в ней не чаял. Ее мать умерла много лет назад, когда Дженевра была еще ребенком. Дженевра получила прекрасное образование и свободно говорила по-французски с тем едва уловимым акцентом, который придает речи особое очарование. Она была необычайно хороша в своем белом, отделанном узорным гипюром муаровом платье. В ниспадающих на плечи роскошных черных волосах нежно играли лепестки розы – единственное украшение, которое могла позволить себе юная затворница. Первым нарушил молчание судья:

– Дженевра, по-моему, поленья, которые ты подбрасываешь в таком изобилии, не дают пламени как следует разгореться.

– Не в том дело, отец. Просто древесный сок, источаемый при нагревании, орошает нижние поленья и гасит едва вспыхнувшее пламя, о чем свидетельствует непрестанное шипенье растопленной смолы.

Судья с восхищением смотрел на тонкое, живое лицо Дженевры, на ее светящиеся прозорливым умом глаза. Он встал с кресла, подошел к дочери и ласково потрепал ее по щеке, как вдруг в дверном проеме неожиданно выросла высокая фигура, появление которой знаменовало собой конец спокойной и размеренной семейной жизни.

ГЛАВА II

Довольно было хотя бы мельком взглянуть на статную фигуру и благородные черты нежданного гостя, чтобы убедиться, что он принадлежит к свободному и независимому индейскому племени делаваров. Тонкое шерстяное одеяло, с небрежным изяществом накинутое на его плечо, оставляло неприкрытой широкую мускулистую грудь, обклеенную сотней непогашенных марок, которые достались их нынешнему владельцу после совершенного несколькими неделями раньше дерзкого нападения на почтовый дилижанс.

– Почему мой бледнолицый брат, – произнес индеец низким бархатным голосом, – идет по тропе краснокожих? К чему бледнолицему брату преследовать своего краснокожего брата? Почему нога бледнолицего ступает по нехоженым тропам, ведомым лишь Том-а-Гавку? Почему, – повторил он, быстрым уверенным движением пряча серебряную ложечку со стола себе под одеяло, – почему бледнолицые хотят изгнать Том-а-Гавка из вигвама его предков?

Отвернувшись – очевидно, чтобы скрыть волнение, – индеец переправил серебряную сахарницу с камина себе за пазуху.

– Том-а-Гавк сказал свое слово, – спокойно и с достоинством отвечала ему Дженевра. – Пусть Том-а-Гавк слушает, что скажет ему его бледнолицая сестра. Чем горные желуди краснокожих вкусней и питательней фасоли бледнолицых рудокопов? Чем, скажи, нежный маслянистый бекон уступает по вкусу улитке? Как ни свеж студеный горный ключ, но разве сравнится он с крепким, как огонь, выдержанным виски?

– Белая Крольчиха мудра, как всегда, – вынужден был признать индеец. – Ее слова смягчают сердце Том-а-Гавка подобно тому, как снежный покров скрывает суровые скалистые отроги. А что скажет мой бледнолицый брат Старая Лиса?

– К тому, что сказала тебе моя дочь, мне добавить нечего, Том-а-Гавк, – сказал судья и любовно посмотрел на Дженевру. – Пусть будет так. Наш договор заключен. Нет, нет, благодарю тебя, ты можешь не танцевать Танец Согласия. Прошу, оставь нас.

– Я ухожу, – сказал индеец. – Передай своему вождю в Вашингтоне, что краснокожий проголосует за него осенью обеими руками. Прощай. – С этими словами, поплотнее завернувшись в одеяло, Том-а-Гавк степенно удалился.

ГЛАВА III

Дженевра Томпкинс стояла у порога хижины и провожала глазами дилижанс, который увозил ее отца в Виргинию. «Как знать, увидимся ли мы вновь, – шептали ее дрожащие губы. – А если несчастный случай? Нет, нет, не может быть. Но отчего же тогда так тяжело на сердце?» Дженевра вернулась в дом, присела к пианино и рассеянно пробежала одной рукой по клавишам. Затем хорошо поставленным меццо-сопрано она спела первый куплет популярной ирландской баллады.

Но тоска не оставляла ее. Дженевра осторожно закрыла крышку пианино и поднялась. Затем надела на голову модную белую шляпку с вуалью, натянула на нежные восковые пальчики длинные, до локтя, лимонного цвета перчатки, раскрыла над головой зонтик и решительным шагом углубилась в чащу леса.

ГЛАВА IV

Не успела Дженевра пройти и пятнадцати миль, как усталость сковала ее нежные члены, и она опустилась передохнуть на поваленную сосну, предварительно смахнув с нее пыль кружевным батистовым платком.

– Боже, как здесь чудесно, – прошептала девушка, но в этот момент раздался грозный рык, разом прервавший стройный ход ее мыслей. Она вскочила, повернулась на шум и застыла в ужасе. Прямо на нее по узкой тропинке на задних лапах шел огромный медведь, за которым гуськом следовали тигр, буйвол и ощерившаяся пума.

Дженевра почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног, лицо ее покрылось мертвенной бледностью, она закрыла глаза и приготовилась достойно встретить страшную смерть, как вдруг за ее спиной раздался спокойный, уверенный голос:

– Мы еще посмотрим, кто кого. – В тот же миг из зарослей ей на плечо опустился длинный блестящий ствол. Дженевра вздрогнула. – Не двигайтесь, умоляю! – Дженевра застыла на месте.

Эхо выстрела разнеслось далеко за горами, за ним последовал жалобный стон, и на тропинке у ног Дженевры рядком легли четыре бездыханных трупа: ее спаситель не промахнулся.

Дженевра порывисто обернулась.

– Вы спасли мне жизнь! – вскричала она и без чувств упала на руки знаменитого охотника Натти Бампо.

ГЛАВА V

Прошел год. Натти Бампо возвращался из форта Голд-Хилл, где он закупал провизию. По дороге домой до него дошли слухи об индейском мятеже.

– Дженевра, – только и произнес он сквозь стиснутые зубы.

Уже стемнело, когда он добрался до берега лесного озера, столь памятного читателю. На опушке леса вокруг костра танцевали индейцы, огненные блики вырывали из мрака ночи их свирепые, непроницаемые лица. Делавары ступили на тропу войны. Между ними выделялась статная фигура их вождя, самого мудрого и непреклонного из них, – Том-а-Гавка.

Но что это? Почему сухо щелкнул затвор знаменитой винтовки Натти Бампо? Это вождь поднял над головой пучок черных длинных волос. Сердце охотника мучительно сжалось, когда в свете костра он разглядел локоны своей Дженевры. Еще мгновение, и приклад винтовки уперся в плечо пионера, раздался выстрел, и Том-а-Гавк, издав гортанный крик, рухнул головой в костер. Все было кончено. Перебить несколько десятков дикарей и добежать до хижины судьи было для следопыта делом нескольких секунд. Ударом ноги он распахнул дверь. Но почему он застыл как вкопанный на пороге с широко разинутым ртом и выпученными глазами? Страшное зрелище предстало его взгляду? Вовсе нет. Перед ним, опершись на руку отца, стояла целая и невредимая Дженевра Томпкинс.

– Так вас не скальпировали? – едва слышно произнес ее пылкий возлюбленный.

– Как видите, – отвечала с присущим ей чувством юмора Дженевра. – Лучше скажите, почему вы врываетесь без стука?

Натти Бампо, не говоря ни слова, извлек из кармана черные локоны. Дженевра покраснела и отвернулась.

– Неужели вы не догадались? Это ее шиньон, – улыбнулся судья.

Натти Бампо лишился чувств.

ЭПИЛОГ

Кожаный Чулок так и не смог оправиться от случившегося. Он отказался жениться на Дженевре, и та умерла спустя двадцать лет от разбитого сердца. Судья Томпкинс пережил свою несчастную дочь и умер, как и жил, отшельником. Почтовый дилижанс по-прежнему проезжает раз в неделю мимо давно опустевшей хижины судьи. Так судьба отомстила бледнолицым за смерть Том-а-Гавка.

Амброз Бирс. Из книги «Словарь Сатаны»

А

Аптекарь

Сообщник врача.

Б

Белое

Черное.

Будущее

Тот период времени, когда дела наши процветают, друзья нам верны и счастье наше обеспечено.

В

Ведьма

1. Отвратительная старуха в сговоре с дьяволом.

2. Юная красавица, которой дьявол в подметки не годится.

Верность

Добродетель, присущая тем, кому ничего не стоит изменить.

Возможность

Дорога, в конце которой вас подстерегает разочарование.

Война

Попытка развязать политический узел не языком, а зубами.

Воображение

Вместилище фактов, которым на равных правах владеют поэт и лжец.

Восхищение

Благосклонное признание того, что предмет нашего восхищения имеет сходство с нами.

Г

Год

Период, состоящий из трехсот шестидесяти пяти разочарований.

Гостеприимство

Добродетель, понуждающая нас дать приют людям, которые в приюте не нуждаются.

Д

Дипломатия

Искусство лжи на благо своей родины.

Друг

Как следует подумай, прежде чем заговорить с другом, попавшем в беду.

Ж

Женщина

Женщина была бы еще более очаровательной, если бы можно было упасть в ее объятия, не попав ей в руки.

3

Заблуждение

Отец весьма уважаемой семьи, в которую входят Энтузиазм, Чувства, Самопожертвование, Вера, Надежда, Благотворительность и многие другие добропорядочные сыновья и дочери.

И

Идиот

Представитель большого воинственного племени, чье влияние на историю человечества всегда было определяющим.

Исповедь

Обстоятельный рассказ священнику о грешном поступке, который совершен вашим другом, соседом или знакомым и который воспринят вами с праведным гневом.

К

Клептоман

Богатый вор.

Королева

Женщина, которая правит королевством при наличии короля и которой правят, если король отсутствует.

М

Мученик

Двигающийся по пути наименьшего сопротивления к желанной смерти.

Н

Нерешительность

Решающий фактор успеха.

Несчастье

Несчастье бывает двух видов: наши неудачи и удачи других.

О

Одиночество

Дурная компания.

П

Паспорт

Документ, который вероломно навязывается выезжающему за границу, чтобы привлечь к нему пристальное внимание как к личности нежелательной и неблагонадежной.

План

Лучший способ добиться случайного результата.

Прерогатива

Право монарха на дурной поступок.

Р

Рассвет

Время, когда здравомыслящие люди ложатся спать.

Реальность

Мечта безумного философа. Сердцевина вакуума.

Религия

Дочь Надежды и Страха, объясняющая Невежеству природу Непознаваемого.

С

Святой

Мертвый грешник – исправленный и переизданный.

Страховка

Увлекательная азартная игра, в которой игроку внушается мысль, будто он выигрывает у хозяина заведения.

Съедобное

Годное в пищу и удобоваримое, как то: червь для жабы, жаба для змеи, змея для свиньи, свинья для человека и человек для червя.

Счастье

Приятное ощущение, вызываемое созерцанием страданий ближнего.

Т

Телефон

Дьявольское изобретение, лишающее нас возможности держаться от неприятных людей на расстоянии.

Трезвенник

Слабый человек, который поддается искушению отказать себе в удовольствии.

Трус

Тот, кто в минуты опасности думает ногами.

Тщеславие

Непреодолимое желание быть оклеветанным врагами при жизни и осмеянным друзьями после смерти.

У

Уродство

Божий дар некоторым женщинам, благодаря чему они имеют возможность вести добродетельный образ жизни, не умерщвляя плоти.

Усердие

Психическое нарушение, свойственное молодым и неопытным.

Ц

Циник

Негодяй, который, по недомыслию, видит мир таким, какой он есть, а не таким, каким он должен быть.

Э

Эгоист

Человек, который больше интересуется собой, чем мной.

Эмигрант

Невежественный человек, который одну страну считает лучше другой.

Лоуган Пирсолл Смит. Своевременные мысли

Афоризм

Афоризмы поперчены, а не подслащены – горький миндаль на пиру Разума.

Бестселлер

Бестселлер – это позолоченная гробница посредственности.

Бог

Те, кто вознамерился служить и Богу и мамоне, вскоре обнаружат, что Бога нет.

Богатство

За свое богатство мы платим тем, что живем среди богатых людей.

Предполагать, что можно быть богатым и при этом вести себя не так, как богатые, все равно что допустить, будто можно целый день пить и остаться абсолютно трезвым.

Богатые и бедные

Ешь с богатыми, но веселись с бедными – они знают цену радости.

Вежливость

Если долгие годы относиться к человеку с той притворной симпатией, что зовется вежливостью, притворная симпатия, вопреки нашей воле, может стать настоящей.

Возраст

С годами мы становимся телесно уязвимы, зато непроницаемы душевно, поэтому озноб больной совести с возрастом на нас не действует.

Молодость – время для приключений тела; старость – для свершений ума.

Голос

Что может быть прелестнее звука юных голосов – особенно когда не слышишь, о чем идет речь.

Деньги

Я люблю деньги; стоит мне оказаться в одной комнате с миллионером, как я чувствую себя менее обездоленным.

Доход

На свете найдется не много несчастий, которые бы не излечивались постоянным доходом.

Друг

Нам постоянно нужны новые друзья: одни из нас, точно людоеды, старых друзей съедают; другим же необходима новая аудитория, перед которой можно было бы сыграть идеальную версию своей жизни.

Дружба

Я готов отдать за своего друга жизнь, но пусть он не просит меня помочь ему перевязать сверток с книгами.

Душа и тело

Похотливость и жадность тела шокируют душу – но она вынуждена подчиниться.

Жеманство

Не упрекайте молодых людей в жеманстве; они примеряют разные лица до тех пор, пока не найдут свое собственное.

Женщина

Замужняя женщина остается женщиной – и довольно скоро начинает об этом догадываться.

Зеркало

Все зеркала магические. Свое истинное лицо мы в них никогда не увидим.

Король

В глазах подчиненных добродетельный король олицетворяет собой поведение самое предосудительное.

Литература

Искусство писателя состоит в том, чтобы, читая его книги, люди узнавали в них себя.

В хорошем писателе я люблю не то, что он говорит, а то, что шепчет.

Литератор

У каждого литератора, каким бы скромным он ни был, томится в душе, подобно посаженному в клетку безумцу, самое неистовое тщеславие.

Лицемерие

Когда мы с возмущением говорим, что такой-то никогда бы этого не сделал, мы подразумеваем: с него станется.

Мечта

Наши самые радужные мечты превратились бы в самые мрачные кошмары, возникни хотя бы отдаленная вероятность того, что мечты эти сбудутся.

Мечтатель

Когда мечтатели спускаются с облаков на землю, они попадают прямиком в канаву.

Мода

Тот, кто идет против моды, – ее раб.

Молодость и старость

Осуждение молодых – необходимое условие существования стариков. Оно разгоняет кровь и способствует выделению желчи.

Обаяние

Обаятельные люди живут на пределе своего обаяния; они ведут себя настолько вызывающе, насколько им позволяет мир.

Обман

Не бойтесь быть обманутым: мелкое мошенничество таит в себе столько интересного, что обман с лихвой окупается.

Ошибка

Никогда не указывайте друзьям на их ошибки. Вам этого не простят.

Парадокс

Один из парадоксов нашей жизни: у каждого своя, особая точка зрения, и каждая – единственно верная.

Правда

Грустно сознавать, что все, что о нас говорят, – чистая правда.

Прямота

Если вы начнете говорить то, что думаете, в обществе на вас определенно будут смотреть искоса, но ведь свобода говорить правду стоит десятка коктейлей.

Рукопожатие

Если протянутую нам руку мы пожимаем ледяными пальцами, то лишь потому, что не раз обжигались на рукопожатии.

Скука

Иногда скучно бывает до такой степени, что скука становится мистическим опытом.

Смысл жизни

Для меня смысл жизни в том, чтобы завести словесные часы хотя бы в нескольких утонченных умах.

Совесть

Большинство людей продают душу дьяволу и на вырученное живут с чистой совестью.

Старость

Лишить старика его идеалов все равно что отнимать у младенца плюшевого мишку.

Старость и молодость

Старики знают, чего хотят; молодые же грустны и озадачены…

Счастье

Счастье – это вино высшего качества; на вульгарный вкус, впрочем, оно может показаться слишком пресным.

Успех

В жизни мне, безусловно, сопутствует успех, ведь уже более шестидесяти лет я не только с аппетитом ем сам, но и не даю себя съесть другим.

Цель жизни

У каждого человека в жизни всего две задачи: во-первых, добиться того, что хочется, и, во-вторых, получить от этого удовольствие. Вторая задача по плечу лишь мудрейшим.

Чтение

Говорят, что жить интересно, – не знаю, лично я предпочитаю читать.

Экономия

Люблю гулять по Бонд-стрит{5}5
  Люблю гулять по Бонд-стрит… – Бонд-стрит – одна из главных торговых улиц Лондона; известна фешенебельными магазинами, особенно ювелирными.


[Закрыть], размышляя обо всем том, без чего можно обойтись.

Фрэнк Норрис

Герой Отхожего Места

Мистер Джек Кэт О’Фалк спокойно встал из-за стола, вразвалочку подошел к стойке и, не говоря худого слова, пристрелил бармена салуна «Огуречный рассол», потому что ему не понравился цвет его волос. Затем мистер Кэт О’Фалк чиркнул спичкой о подошву своей жертвы, закурил крепкую, пахучую сигару и вышел на улицу Отхожего Места подышать свежим воздухом. Бледное, бесстрастное лицо Кэт О’Фалка было отмечено той печатью безразличия, какая отличает всякого профессионального картежника. В округе за ним давно утвердилась репутация хладнокровного и вместе с тем отчаянно азартного игрока.

Глубоко вдохнув чистый вечерний воздух, он вытащил из нагрудного кармана изящный маникюрный набор, извлек из него миниатюрные ножницы и пилочку и принялся подстригать свои длинные, по-женски ухоженные ногти с едва заметными следами от сальных крапленых карт. При этом он продолжал неторопливо идти по главной улице Отхожего Места, лениво сторонясь шальной пули и осторожно переступая через еще не убранные трупы – молчаливое свидетельство бесконечных раздоров, коренившихся в отчаянной отваге и неуемном нраве местных жителей. Он подошел к своему отелю, хладнокровно отвел нож белозубого мексиканца, который попытался было выпустить из него кишки, и прошел в отведенные ему апартаменты.

Слуга принес ему на подносе лондонские и венские газеты, как всегда разглаженные и надушенные фиалковым корнем. Спортивная хроника была тщательно обведена синим карандашом.

Вечером мистер Кэт О’Фалк спустился в ресторан. На нем был строгий черный костюм с ленточкой ордена Почетного легиона в петлице. Когда он сел за отведенный ему столик, то почувствовал вдруг, что сквозь горчичницу с противоположной стороны стола на него устремлен страстный, ищущий взгляд. Обворожительная брюнетка поедала своими жгуче-черными глазами его серо-стальные. Как и все герои, Кэт О’Фалк был неравнодушен к женской красоте. Он привстал и галантно поклонился. Лицо брюнетки зарделось. Официант протянул ему меню. «Икру два раза», – ледяным голосом процедил картежник. Официант передал меню даме, и та тоже заказала икру. «Икра кончилась, – нагло осклабившись, заявил официант. – Этот господин взял две последние порции». Кэт О’Фалк вздрогнул, его и без того мертвенно-бледное лицо побледнело еще больше. Некоторое время он просидел не шелохнувшись, затем поднялся, поклонился даме и удалился той легкой, решительной походкой, о которой ходили легенды. Его путь лежал к глубокому, поросшему непроходимым лесом ущелью.

Наутро поисковая партия во главе с шерифом обнаружила на самом краю ущелья старую высохшую сосну. К сосне охотничьим ножом был приколот туз пик. На игральной карте твердой рукой было начертано следующее:

«Здесь покоится тело раба божьего Джека Кэт О’Фалка, который был слишком хорошо воспитан, чтобы рисковать флеш-роялем против тройки на дамах».

Под сосной с кольтом в руке и с пулей в сердце с застывшим, как и при жизни, лицом лежал тот, кто прослыл грозой и гордостью Отхожего Места.