Текст книги "Ярость рвет цепи"

Что же касалось остального…

– Неужели позволите подохнуть с голоду?..

– Ты слишком мне дорого стоил, – нахмурившись, сказал Таран. – Станешь упрямиться, будем кормить внутривенно – пока не образумишься. Это, конечно, будет сопровождаться сеансами шоковой терапии. – Безволосый красноречиво повел рукой с черным «кулоном». – В этом случае возможны варианты: ты либо образумишься и возьмешься за дело, либо, напротив, навсегда распрощаешься с рассудком… Последнее, впрочем, равносильно тому, что ты просто физически не выдержишь всех испытаний. Превратишься в растение, и нам придется тебя «отключить», потому как я не вижу смысла заниматься садоводством из чистого любопытства… Либо ты будешь работать и приносить доход, либо тебя дешевле пристрелить. – Хэнк говорил так небрежно, будто растолковывал это каждое утро. – Заруби себе это на мохнатом носу…

Страйкер кивнул. Услышанное было полной правдой, – в голосе безволосого не прозвучало ни одной фальшивой нотки. Он говорил то, что думал, и от этого к душе Курта, казалось, подвесили еще пару гирь.

Топор и Нож вышли из подвала. Оба были с пустыми руками.

Оглянувшись, Таран одобрительно кивнул.

– Отлично. Твоя экскурсия закончена. Прошу в апартаменты – завтра тебе предстоит долгий трудный день… – Хэнк задумчиво прикоснулся к подбородку. – Хотя, кто тебя знает?..

Бородачи проводили Курта взглядами, в которых не было даже намека на дружелюбие. Никто из них, судя по всему, не мог понять, отчего Хозяин так носится с этим наглым волчонком (а если и мог, то не признался бы в этом и себе самому).

Страйкер понял, что Таран избрал верную тактику – разделяй и властвуй. Движущей силой была гомофобия. Ни у одного из гладиаторов Волк не найдет понимания. А значит, и поддержки, и товарищеской помощи. Ему не останется ничего иного, кроме как обратить все свое внимание, все порывы и надежды на одну-единственную фигуру, вместо глаз у которой горел обсидиан.

И тогда уже не останется ничего, кроме жертвенной Ямы.

Курт спускался в подвал. Таран и помощники топали сзади.

Напротив камеры, как обнаружилось, стояли два обогревателя. Кабеля питания уходили к распределительному щиту. Мощные приборы, гудя, наполняли помещение теплым воздухом. Пол камеры был кое-как прикрыт слоями темперлона. Безволосые не сделали этого прежде либо по недомыслию, либо и впрямь считали, что Волк мог зимой на снегу ночевать.

Как бы там ни было, эти небольшие перемены не могли не радовать.

Войдя в камеру, Курт прошел к кровати. За спиной хлопнула решетчатая дверь.

Помощники вышли первыми. Таран чуть задержался, разглядывая узника из-под опущенных бровей, затем вышел следом.

Страйкер не двигался, нежась в потоках теплого воздуха. Он обещал себе, что вырвет собственную совесть с потрохами. В данных условиях она лишь мешала. Метод кнута и пряника, вот как это называется, – вспомнил Курт. Ему следовало избегать кнута, пряник же принимать как должное. Чувство благодарности – не говоря о словах «спасибо», «пожалуйста», «извините», – отныне должно быть искоренено из морального обихода. Только так он мог выжить в Яме, уберечь самого себя, и, в итоге, обрести свободу. Цена не имела значения: ему и без того предстояли непростые дела…

Волк улегся на кровать, – та под его весом жалобно скрипнула, – заложив лапы под голову.

Считанные мгновение спустя перед глазами сгустилась тьма.

На следующее утро (какие-либо опознавательные признаки по-прежнему отсутствовали, и все же Курт нутром чувствовал, что сейчас еще не день, но уже и не ночь) начались испытания.

Предварительно его соблаговолили накормить. Обильный завтрак состоял из яичницы, миски гречневой каши, большого ломтя тушеного мяса и кружки чая. Поднос принес Нож, – он просунул его в узкую щель, расположенную у самого пола, в то время как Топор стоял у дверного проема. Из руки его свисала блестящая цепочка, а физиономия, казалось, так и молила, чтобы Волк дал ему шанс – самый незначительный, только чтобы был повод оправдаться перед Тараном.

Но Курт ему такого шанса не дал. Он сидел на кровати и молча наблюдал за манипуляциями Ножа. Когда безволосые ушли, закрыв предварительно дверь, Волк набросился на еду.

Он съел и выпил все без остатка. Тревожиться по поводу отравы не было смысла, ведь его, в конце концов, не для того здесь запирали. Единственное, что внушало некоторые опасения, это вероятность каких-либо наркотических, психотропных или анаболических средств, которые тюремщики подсыпали в еду. Но, как ни крути, Страйкер не собирался помирать с голоду от одной вероятности.

Отдельного упоминания заслуживали приборы. Все емкости были металлическими, – алюминиевыми. Вилка была пластмассовой, явно позаимствованной из набора одноразовой посуды (которая, в свою очередь, не рассчитывалась на волчьи порции). Про существование же такого предмета, как столовый нож, в Клоповнике помнили лишь старожилы.

Тем не менее, еда была обильной и отменно приготовленной. Возможно, виной тому служил голод, и все же Курт не мог вспомнить, когда же ему удалось так трапезничать в последний раз – даже в Убежище. Пища Стаи была сытной, но и в половину не столь вкусной.

/Это был пряник, который Волк с пренебрежением принял./

Поглощая еду, он вспоминал Тарана. А именно – момент, когда ошейник впервые заявил о своем предназначении.

Не успел Курт поставить на пол последнюю миску, как по лестнице прогрохотали шаги, и дверь вновь распахнулась. Как и в первый раз, это вновь была неразлучная парочка. На этот раз пульт управления держал Нож, а Топор начал открывать решетчатую дверь.

На Волка поглядывали две пары беспокойных глаз. Он сидел, не двигаясь, пока Нож не дернул дверь на себя.

– Выходи, – буркнул он. – И без глупостей, Волчонок… – У него это прозвучало совсем по-другому, чем у Тарана. Хэнк обращался к узнику так, словно видел перед собой глупого щенка. Помощники же Курта явно побаивались. Если постараться, то, как ему казалось, можно было уловить тихий запах этого самого страха.

Страйкер вышел из камеры. На него не стали надевать ни наручников, ни чего-то другого. Это само по себе было рискованно, а кроме того, не имело особого смысла.

Безволосые тащились позади, отстав на несколько метров. Нож с пультом Управления шел последним, Таран, соответственно, в середине. Порядок определила непродолжительная перепалка, в процессе которой безволосые торговались, чья очередь нести «бирюльку»…

Выйдя на поверхность, Курт вновь пару мгновений привыкал к дневному свету. Это было утро, несомненно. Раскаленный огненный шар поднимался над восточным горизонтом, не успев преодолеть и трети ежедневного пути к зениту. Кровавые облака горестно сопровождали этот полет. Все остальное закрывали стены, крыша и маскировочная сеть.

Таран стоял посреди тренировочной площадки. Он что-то говорил бородачам, но, завидев Волка, умолк и махнул рукой. Гладиаторов было всего шестеро, если не считать «безрукавочников», – четверых, если, опять-таки, не считать Ножа, Топора и самого Тарана.

Страйкер чуть помедлил, и все же двинулся навстречу.

Он не без труда осознал, что уже почти не чувствовал смущения по поводу собственной внешности, – вернее, отсутствия одежды. Все тут были осведомлены по поводу истинной сущности Волка, благодаря чему переживать также не имело смысла.

Глаза его ощупывали окружающее, сознание сопоставляло, анализировало и делало выводы. Гладиаторы по-прежнему были «вооружены» бутафорским оружием. «Безрукавочники» также ничуть не изменились, один лишь Таран нацепил на физиономию загадочное выражение, – как у вора, совершившего беспардонную кражу, и уже почти уверенного, что его не отыщут. Это насторожило Курта более всего остального. Его похитили у остального мира, но искать не станет ни единая живая душа. Если никто не знает о пропаже, кто же его будет искать?..

Жертвенная Яма пустовала в стороне.

Небрежным кивком Хэнк указал, где Волку встать – в углу тренировочной площадки, на расстоянии трех метров от ближайшего гладиатора. Яма оказалась аккурат за спиной, оба подъезда, – по правую лапу.

Приблизились оба помощника. Нож бросил Тарану «кулон», что, судя по всему, послужило неожиданностью для всех, включая Хэнка.

Курт непроизвольно шагнул вперед. Глазомер безошибочно фиксировал расстояние до цели, колебания каждого объекта, попавшего в поле зрения. Время превратилось в сладкую патоку. Пульт, вращаясь и выделывая другие кульбиты, неторопливо перемещался в этом вязком потоке. Хэнк Таран двигался и того неспешнее. Тем не менее, Страйкер понял, что не успеет. Ему не сделать лучшего в жизни прыжка – во всяком случае, именно сейчас. Поэтому он не сдвинулся с места.

Рука Тарана, поднявшись, растопырила пальцы. В следующее мгновение эти толстые сардельки сомкнулись, буквально взяв «кулон» из воздуха. Это было проделано так непринужденно и ловко, что заставляло задуматься, мог ли Хэнк перехватывать метательные ножи в полете.

«Обсидианы» косо глянули на Волка, после чего пригвоздили помощника к песку.

– Идиот, – бросил Хэнк Ножу. – В следующий раз подойдешь и передашь из рук в руки. Понял?..

Нож обескуражено кивнул.

Таран поиграл желваками и вновь повернулся к Волку.

– Итак, приступим, – заявил безволосый, опуская формальности. – Парни, в позицию… А ты, волчонок, иди сюда.

Бородачи разошлись в стороны. Все пятеро образовали своего рода пятиконечную звезду, в центре которой зияло внушительное свободное пространство. Туда-то, в самый центр, указал толстый палец Тарана. Курт сделал несколько шагов и остановился, настороженно поглядывая по сторонам. Не приходилось сомневаться, что вот-вот ЭТО начнется.

– Сейчас тебе предстоит пройти один тест, – сообщил Хэнк. – Собственно, он заключается в нелегкой задаче продержаться против этих молодцев не менее минуты. Всего шестьдесят секунд – не так много, тем более для такого, как ты… Но предупреждаю, придется ограничиться разумной самообороной – стоит мне только заподозрить, что ты не сдерживаешь звериных инстинктов, и… – Таран сжал в кулаке кулон. – Понятно?..

Страйкер кивнул.

– Это же, естественно, касается и вас, лоботрясы. – «Обсидианы» оглядели поочередно каждого гладиатора. – Волчонок нужен мне живым и относительно целым. Тот, кто серьезно повредит ему хоть что-либо – по неосторожности ли, или намеренно – за это ответит. Надеюсь, все ясно?..

Бородатые подбородки синхронно кивнули. Хэнк удовлетворенно хмыкнул и вновь поглядел на Курта – будто раздумывая, не совершает ли какую-либо ошибку.

Но в конце концов бойцовский азарт победил.

– Отлично. Приготовься… – Хэнк достал из кармана секундомер, «кулон» же не выпускал из другой.

Гладиаторы нагнулись, готовясь к старту. Напряженные руки расставлены в стороны, мышцы налились под кожей. Взгляды, звеня в дневном свете, в упор уставились на Волка.

«Безрукавочники» тем временем разошлись, освобождая площадку. Гладко выбритые физиономии нагло усмехались. Они, похоже, предвкушали ту еще потеху. Понурено отступили в сторону Нож и Топор. Последним, естественно, отошел сам Таран.

– Да, вот еще… – он хохотнул. – Никому не удавалось выстоять более тридцати пяти секунд. НИКОМУ. Это самый последний рекорд, его поставил некто по прозвищу Шило…

Бородатые физиономии, все как одна, раздвинулись в кровожадных оскалах.

Курт почувствовал себя весьма некомфортно. Деревянные мечи, хотя и не могли его проткнуть, выглядели довольно внушительно. Руки же, что удерживали это оружие, несомненно, умели с ним обращаться. Более того, в глазах бородачей читалась такая ненависть, что Страйкер невольно спросил себя, чем именно он успел так не угодить всем этим людям…

Какое-то мгновение во дворе царила тишина.

Слышно было, как воздух покидает раздутые ноздри, а песчинки соприкасаются под ногами.

– Вперед!..

В следующее мгновение все сорвалось с цепей. Время понеслось вскачь, и отчего-то ее сумасшедший галоп не стреножила вязкая патока… Вероятно, дело было в том, что настоящая опасность жизни Курта не угрожала. Кроме того, сама ситуация очень напоминала те потасовки, которые молодые Волки устраивали дома, в Убежище. Опасность покалечиться присутствовала там не в меньшей степени, однако никто там не считал секунды. «Игра» заканчивалась тогда, когда большая часть «игроков» уже не могла стоять на ногах. Не раньше.

Так будет и сегодня, – Курт это понял.

Воспоминание о Стае заняло какую-то долю секунды. Тем не менее, этого хватило с лихвой, чтобы сердце Волка пронзила ледяная игла. Она впрыснула в горячую плоть ярость и боль, замораживая и обжигая одновременно. Но, как ни странно, кровь от этой инъекции побежала быстрее. Страйкер понял, что у него впервые развязаны лапы… И в то же время самосохранение не давало позабыть о том, что болталось на шее.

Первый бородач, подскочив к мохнатой фигуре, замахнулся с очевидным намерением отбить Волку голову. Тому, разумеется, ничего не стоило уклониться – безволосый двигался слишком медленно. Чтобы превратить пальцы в кулак, пришлось приложить изрядное волевое усилие. Лапа врезалась в живот гладиатора, смяла пресс, сообщив внутренностям изрядное кинетическое сокращение. Парень согнулся в три погибели, выронив деревянный меч на песок. Курт даже не подумал поднять бутафорское оружие – на кой оно ему?..

Вместо этого он встретил нападение остальных. Но на замену одному гладиатору, вышедшему из строя, подоспели сразу трое. Пятый и шестой кружили неподалеку – вероятно, в резерве. Все вместе, навались одним скопом на Волка, они лишь мешали бы друг другу. Этому, конечно, Таран не мог их не обучить, – в групповой атаке также все нужно делать по уму…

Тела, руки, ноги и деревянные мечи слились в одно месиво. Курт оказался в самом центре этого урагана. Оскалив пасть, он ревел от ярости, и едва сдерживался, чтобы не вцепиться кому-то в глотку. Деревянные лезвия свистели вокруг, время от времени касаясь мохнатого тела, как Волк ни старался этого избежать. Но касания, тем не менее, были скользящими, ввиду чего серьезных травм пока не случилось. Сдерживаться приходилось даже тогда, когда безволосые подставляли под удар обнаженные части тел – ухватиться особо было не за что, бойцы же не успели привыкнуть, чтобы их коже и мышцам угрожала перспектива быть располосованными острыми когтями…

Страйкер бил, отталкивал, прыгал и изгибался, словно уж на раскаленной сковороде. Удары сыпались со всех сторон. Бородатые гладиаторы, похоже, успели войти в раж, напрочь позабыв о предостережениях Тарана. Они старались бить наверняка, чтобы, если не убить Волка, то хотя бы обездвижить. Деревянные «лезвия» мелькали в бешеном темпе.

Не успев уйти от одного удара, Курту приходилось избегать другого. В то же время, где-то на расстоянии считанных сантиметров и каких-то долей секунд поджидали третий, четвертый, и бессчетное множество ударов иных… Однако, невзирая на это, Страйкер даже ухитрялся находить время и место для контратаки. Лапы, казалось, действовали без вмешательства сознания. На размышления не оставалось времени, а потому приходилось полагаться на инстинкты, интуицию и волчье чутье (имевшее немало общего с феноменальным предвидением). Этого было достаточно, чтобы через некоторое время большая часть гладиаторов поубавила пыл. Тот, что первым метнулся в атаку, валялся на песке, пытаясь втянуть в легкие немного воздуха.

Двое других тоже получили удары в корпус, но это, казалось, только прибавило гладиаторам ярости. В бой включились все пятеро, – они кружились вокруг, будто стая гиен вокруг раненого льва. Когда один отскакивал в сторону, его место занимали двое других. Остальные пытались зайти противнику в тыл, и это не прекращалось ни на мгновение.

Деревянные мечи, безусловно, осложняли задачу. За счет этих штуковин, вес и прочность которых Курт уже успел почувствовать на собственной шкуре, руки безволосых удлинялись почти вдвое.

Наконец Страйкеру удалось вывести из строя еще одного гладиатора. Тот сделал слишком неосмотрительный выпад. Волку, чтобы добраться до локтевого сустава, потребовалось сделать всего один шаг. Левая лапа с силой ударила о сустав, тогда как правая придерживала запястье противника. Кисть безволосого, содрогнувшись от боли, выронила бутафорский меч. Безволосый завопил и отпрыгнул назад.

Волк оскалился. Он ни на секунду не выпускал из поля зрения ни одну деталь враждебного мира, что простирался вокруг. К примеру, Таран по-прежнему стоял в отдалении, сжимая в одной руке секундомер, а в другой – черный пульт управления.

Если бы не это обстоятельство, большая часть бородачей уже валялась бы на земле с разодранными глотками и располосованными брюхами. Лужи крови давно бы покрывали желтый песок…

Курт усилием воли отогнал эти картины.

Из шести безволосых на ногах остались всего двое. Они разошлись в стороны, образовав некий подвижный квадрат, что и было их главной ошибкой. В столь малом составе они не могли противостоять натиску Страйкера, и тот смог перейти в наступление.

Исход поединка, казавшегося столь неравным с самого начала, был предрешен.

Это же читалось и в глазах безволосых.

Один, однако, решил попытаться. Он шагнул вперед и сделал широкий – чересчур широкий, – замах. За эти доли секунды Курт и просчитал свой маневр. Он шагнул вперед, словно подставляясь под удар. Другой гладиатор тем временем подскочил со спины. Волк нагнулся, в то время как деревянное оружие первого пронеслось головой. Страйкер вытянул лапы вперед, ухватился за безволосую руку и дернул на себя. Помимо того, что это выдрало плечо из сустава, тело гладиатора приобрело необходимое ускорение, и устремилось навстречу другому гладиатору.

Безволосые, столкнувшись, ударились головами и рухнули на песок.

Деревянные мечи легли по обе стороны.

Остались двое. Слишком мало, чтобы всерьез на что-либо рассчитывать. И они, по-видимому, понимали это не хуже Волка. У них не оставалось ни времени, ни сил, ни должного количества рук. Помешкай они еще, и Страйкер сам бы с ними расправился.

А впрочем, итог был бы одним и тем же…

Тот, что стоял со стороны Ямы, метнулся к Курту с воинственным кличем. В руке, словно знамя, зажат деревянный топор. Волк отступил в сторону в самое последнее мгновение. Топор просвистел в каких-то сантиметрах от уха. Однако, это было не все. Присев, Страйкер поднял лапы и перебросил гладиатора через плечо. Тот пролетел над землей, расставив руки наподобие крыльев, воинственный же клич сменился на сдавленное мычание. Другой гладиатор едва успел нагнуться, чтобы избежать «попадания».

Этот был последним. В глазах его маячили две свечки – страх и неуверенность. Он отлично понимал, чем это закончится. Запотевшая ладонь перебирала рукоять меча.

Но Курт не дал ему времени для размышлений.

Он пригнулся и бросился вперед. За два с лишним метра от цели оттолкнулся от земли и поднялся в воздух. Правая лапа отбросила деревянный клинок, которым безволосый неловко пытался отмахнуться. Другая лапа схватила парня за глотку.

Они повалились на песок. Пасть Волка была злобно ощерена; из нее, вероятно, капала слюна. Гладиатор расширившимися от ужаса глазами смотрел на кошмар, что маячил у него перед лицом. Оскаленный получеловек, полузверь, – картина не для спокойного сна. Парень, вероятно, уже считал последние секунды свой жизни.

Курт и впрямь немного утратил самоконтроль. Он поднял над лицом гладиатора когтистую лапу, еще не вполне сознавая, что же именно он собирается делать.

В следующее мгновение его шеи коснулись примерно пара тысяч острых игл. В отличие от предыдущего раза, их длины явно не хватало, чтобы проникнуть в нервные узлы, а затем, будто через шлюзы, прямо в мозг. Это было крайне неприятно, но в целом терпимо. До Волка не без труда дошло, о чем именно ему хотели напомнить.

Он встал на ноги и распрямился. Гладиатор продолжал лежать у ног, глядя на мохнатую фигуру и пытаясь восстановить дыхание. Вокруг, если бы не тихие стоны, царила полная тишина. Тем не менее, мертвой назвать ее было явно преждевременно, – за время потасовки на желтый песок не упало ни единой капли крови.

Страйкер повернул голову и нашел взглядом Тарана.

Тот стоял, не шевелясь, с секундомером и «кулоном» в разных руках. Черные глаза смотрели жестко и прямо, однако распознать их выражение оказалось далеко не просто.

Какое-то мгновение спустя Хэнк, вздрогнув, опустил взгляд на циферблат и щелкнул клавишей.

Вероятно, он позабыл сделать это раньше.

Как бы там ни было, сухой щелчок послужил своего рода ударом бойка о капсюль – «безрукавочники», включая Ножа и Топора, загомонили все разом, с опаской поглядывая на Волка. Кое-кто передавал товарищам деньги – они, оказывается, были в курсе грядущего «экзамена», и успели заключить пари. В адрес гладиаторов отпускались пресные шуточки.

Но все прекратилось, стоило Тарану поднять вверх руку. Он вновь поглядел на секундомер, будто не в силах поверить.

– Сорок три секунды, – сказал он наконец. – К тому же…

Безволосый красноречиво повел взглядом вокруг. Курт невольно проследил траекторию, тут и там натыкаясь на тела гладиаторов. Он сразу же понял, о чем именно Хэнк умолчал. Само собой, любому тренеру было бы не очень приятно констатировать подобный исход. Мало того, что Волк с первой же попытки поставил рекорд, ему, в придачу, удалось ВЫИГРАТЬ бой!..

Из шести гладиаторов на ногах стоял всего один, да и тот прижимал к боку травмированный сустав. Трое лежали без сознания. Один стоял на коленях, в легкие его едва начал поступать воздух. Последний по-прежнему лежал там, куда его опрокинул Страйкер. На шее краснели отпечатки волчьих пальцев. В глазах пылал дикий ужас, а также неверие тому, что он еще жив. Курт и сам едва этому верил. Еще бы мгновение…

– Рано радуешься, – заявил Таран, прерывая полет его мыслей. – Ты, безусловно, поставил новый рекорд, однако в этом нет ничего из ряда вон выходящего… – Он повел черными глазами вокруг, придавливая подручных к песку. – Во всяком случае, ДЛЯ ТЕБЯ.

«Безрукавочники» молчали, подобострастно глядя на Хэнка.

– Чего стоите?! – вдруг прикрикнул он. – Приведите их в чувство!

Парни сразу же бросились в разные стороны. Один бросился к подъезду, еще же двое направились к лежащим гладиаторам, – без особой, впрочем спешки (причина могла заключаться как в близости Страйкера, так и в элементарном равнодушии к собратьям по расе…). Четвертый часовой остался на месте, зорко глядя по сторонам.

– Ты раскидал их, словно щенков, – продолжил Таран, – однако я не сомневался в подобном итоге. Они тебе не ровня. И все же, – безволосый усмехнулся, – посмотри на это с другой стороны. Я сам всегда так поступаю, чтобы не стать чересчур самоуверенным. Это для гладиатора – верная смерть. Ты же ее избежал по чистой случайности, потому что я не решился выдавать парням боевое оружие.

Курт застыл в недоумении. Что это значит?..

– Тебя неоднократно касались деревянные мечи, – пояснил безволосый. – В этом, собственно, и состоит их назначение – не повредить, а только обозначить ранение. Если бы мечи были стальными, тебя бы уже давно изрубили на куски. Или, по меньшей мере, – секунду поразмыслив, поправился он, – в конце концов ты не досчитался бы одной-двух конечностей. Или, что совершенно наверняка, истек бы кровью от глубоких порезов…

Поразмыслив, Волк признал его правоту. И не подтвердил это ничем, даже легким кивком.

«Безрукавочники» же тем временем с завидным рвением приводили подопечных в чувство. Двое очнулись относительно быстро, но третьему потребовалось вылить на голову полведра холодной воды, что принес один из сторожей. Поскольку вода в ушате еще оставалась, «безрукавочник» окатил еще и тех, что успели оклематься, – так сказать, для острастки, и чтобы наверняка. Кроме того, не пропадать же добру!?.

Однако, возмущение гладиаторов показалось сущим пустяком по сравнению с дальнейшими воплями, – того бедолаги, которому пришлось вправлять в сустав выбитое плечо. «Безрукавочники» особо не церемонились. Двое держали, третий вправлял. Процедура казалось привычной, и крайне походила на своего рода рутину.

Таран терпеливо дождался, пока все завершится:

– Именно поэтому я и устроил этот спектакль. Теперь мы точно знаем, что нам предстоит сделать, и в каком направлении двигаться… Попробуем еще раз, но на этот раз не старайся покалечить противников. Ты это можешь, в этом уже никто не сомневается. Сосредоточься на том, чтобы уклониться от деревянных мечей… – Хэнк кивнул троим «безрукавочникам».

Те с явной неохотой оставили позиции. Подойдя к Ножу и Топору, сдали боевые мечи и пистолеты. Курт внимательно наблюдал за процедурой – стволы были от разных производителей, а кроме того, им явно шел не первый год. Нож и Топор рассовали пистолеты за поясами, мечи же небрежно бросили на песок. В этом чувствовался какой-то ритуал. «Безрукавочники», насколько Волк понял, не могли вступать в спарринг-контакт с подопечными, не сдав на хранение боевое оружие… Не потому, что могли кого-нибудь убить и покалечить (хотя и поэтому тоже), но в основном оттого, что гладиаторы могли просто отобрать упомянутое оружие.

На страже, таким образом, остались трое, – включая Ножа и Топора. Этого, тем не менее, хватит с лихвой, с учетом оставшихся у них на руках патронов. Поэтому Курт не строил каких-то иллюзорных планов… даже если на какое-то мгновение позабыть о ошейнике.

Хэнк спрятал секундомер; «кулон» удобно улегся в ладони.

– Это, волчонок, твоя первая тренировка, поздравляю…

Гладиаторы, шатаясь и придерживая друг друга руками, убрались с тренировочной площадки. «Безрукавочники» неторопливо приблизились. Вся троица подняла с песка бутафорские мечи, и, по мере сокращения дистанции, расходились в разные стороны. Лишь один, соответственно, двигался прямиком на Курта, но и этот замедлял шаг.

Переглянувшись, парни обменялись быстрыми жестами – это напомнило Волку бейсбольный матч, момент перед подачей, – а затем начали смыкать треугольник.

То, что последовало далее, напоминало предыдущий бой, прокрученный с замедленной скоростью. «Безрукавочники», впечатленные увиденным, отнюдь не спешили проявить бойцовское рвение. Их маневры напоминали сонных рыбок, увязших в клейком сиропе. Хэнку Тарану практически не приходилось напоминать бойцам о том, чтобы те «не ускорялись, вашу мать! Спокойнее!..». На том темпе, который взяли все три охранника, с ними справился бы даже слепой старик с костылями.

В какой-то мере это более походило на танец.

Но перед Волком стояла иная задача. Он и впрямь не старался убить, или хотя бы покалечить, невзирая на то, что сдерживаться было даже труднее, нежели в предыдущий раз. Раскрытые глотки мелькали перед глазами. Стоило лишь протянуть в мгновенном броске одну лапу, чтобы оборвать эту хрупкую и ненавистную жизнь…

Однако, всякий раз, когда он начинал «ускоряться», ошейник начинал неприятно покалывать.

Таран ни на мгновение не ослаблял внимания, и, казалось, мог предугадывать каждое следующее движение «танцоров». Он, безусловно, знал свое дело. В рекомендациях и ценных указаниях был заложен реальный практический смысл.

В первые минуты, уходя от деревянных мечей, Курт не особенно прислушивался к этим подсказкам, однако с каждым мгновением понимал, что в них заложен реальный практический смысл.

Волк действовал интуитивно, полагаясь на природную гибкость, скорость и ловкость. Таран же подсказывал, как превратить это в своего рода систему. На том благодатном поле, которое ему досталось – в лице мохнатого Волка, – можно было вырастить и впрямь уникальные плоды…

«Скользи», – твердил Хэнк.

И Страйкер скользил. Он уходил от касаний бутафорских мечей, будто та же рыбка, открывшая в клейком сиропе новые измерения для пространственно-временных перемещений.

«Изгибайся, – советовал Хэнк, – как тростник на ветру… Невозможно достать того, кто легче воздуха…»

И Курт изгибался. Это было не так просто – обильный завтрак едва начал перевариваться в желудке. Тюремщики сделали это, конечно, намеренно – дабы «волчонок» утратил хотя бы часть своей прыти.

Но Волк изгибался, как умел. Первое смущение (от того, что на него уставились такое количество глаз, а он даже не мог элементарно врезать противнику по морде, извиваясь, словно дешевая стриптизерша!..) прошло, будто его не бывало…

«Теки, – говорил Таран. – Воду невозможно порезать…»

И Страйкер тек. Он просачивался между деревянных лезвий, стараясь позабыть на время о физическом теле. Это оказалось не просто – представить, что некий мохнатый объект, весящий без малого центнер, превратился в журчащий ручеек.

Но вскоре все прекратилось.

Хэнк отдал команду, и охранники с явным облегчением сошли с площадки. Курт остался в одиночестве, переводя дух. Первая тренировка, как ни странно, успела его вымотать. В отличие от первого боя, занявшего менее минуты, – Волку же показалось, будто минула целая вечность, – нелепые «танцы» продлились никак не меньше часа. Светило успело вскарабкаться по небу на изрядную высоту.

Таран тем временем чесал квадратный подбородок и задумчиво глядел на Яму. В глазах его стояло такое выражение, которое можно увидеть у фанатично-верующего монаха, издали разглядывающего какой-нибудь храм. Вместе с тем, если монаха было нетрудно понять, то соображения Хэнка представляли собою непроглядную тьму.

– Нет, слишком рано, – буркнул он наконец, просыпаясь от транса.

Курт невольно оглянулся. Но нет, там маячила все та же Яма – мрачное и тусклое сооружение, от которого исходили зловонные миазмы. Там не было ни золотых куполов, ни неоновой вывески. Но для Хэнка, однако, Яма представляла настоящую святыню.

– Ты. – Безволосый ткнул в одного из гладиаторов. – Бери два меча, иди к волчонку.

Бородач беспрекословно повиновался, хотя и без явного энтузиазма. Подойдя к «безрукавочникам», – те успели забрать у Ножа и Топора свои пистолеты, – он на лету взял бутафорские мечи. Затем развернулся и направился по направлении к Страйкеру.

В глазах парня не мелькало особого страха – это был тот самый, которого Курт сбил с ног телом его же товарища. Гладиатор не успел сообразить, что же с ним случилось, а потому испугаться также особо не успел. Хэнк, разумеется, не мог этого не понимать. (С каждым таким наблюдением Волк все больше проникался убеждением, что ему противостоит коварный и сильный противник, которого будет очень непросто одолеть).

Один из мечей полетел по направлению к Курту. Тот не этого не ожидал, предполагая, что гладиатор попытается орудовать сразу двумя такими штуковинами. Но рефлексы и на этот раз оказались быстрее, – волчья лапа в одно мгновение приняла меч, аккурат за рукоять.