Текст книги "Ярость рвет цепи"

Безволосый пристально изучил показания экрана, немного подумал, и начал терзать сенсорную клавиатуру. Металлические пальцы так и скакали по пластинам, извлекая лишь тихие щелчки, в то время как основная симфония имела место где-то рядом – неслышные электронные звуки, призванные направить исцеляющую энергию в нужное русло.

Заинтересовавшись процессом, Страйкер придвинулся ближе.

На мониторе мерцал мозг Волчицы. Волк понял это сразу, – ему и прежде доводилось видеть выходную картинку со сканеров (преимущественно, по головизору). Но так близко – никогда. Изображение было черно-белым. Серая сердцевина застыла в обрамлении темных стен черепа. Оба полушария были как на ладони: извилины складывались в загадочный, непостижимый ландшафт, скрывающий в себе величайшую тайну – человеческий разум.

Картинка едва заметно пульсировала (в такт биения сердца Волчицы, кардиограмма которой бежала в нижней части экрана), и равномерно проворачивалась вокруг виртуальной оси.

Вот доктор проделал какую-то манипуляцию с клавиатурой, – в левом полушарии мозга тут же вспыхнуло красное пятнышко. Оно было совсем крошечным, и, если бы не цвет, могло считаться совсем незаметным.

– Видишь? – спросил доктор, ткнув пальцем в экран. – Вот где корень всех бед. Казалось бы, пустячок… Капля дегтя в бочке меда, – мозг у девочки просто отличный. Но болезнь слишком запущена. Я немедленно начну терапию. Если она выживет, то не слишком удивляйся, если время от времени у нее будут ухудшаться манеры.

– Почему? – не понял Курт.

– Опухоль находится слишком близко к лобной доле, – пояснил доктор, – а именно она отвечает за соблюдение всяческих норм – правил поведения, где бы те ни закреплялись… Согласно статистике, многие особо злостные нарушители правил травмировали именно это место…

Волк молчал. Честно говоря, ему было глубоко наплевать, будет ли Джейн чавкать за столом. Главное, чтобы она осталась жива. Остальное они как-нибудь переживут.

Тихо вздохнув, Страйкер поглядел на красное пятнышко. Оно находилось аккурат на «экваторе» вращавшейся картинки. Казалось бы, пустячок, – отдалось эхом в сознании…

– Когда вы приступаете? – раздраженно спросил он.

– Уже. – Безволосый усмехнулся, кивнул на монитор. – Процесс идет. А ты думал, что мы начнем с лоботомии?.. Сейчас не тот век, приятель. Все делается в соответствии с государственными стандартами, но анонимно, а потому несколько дороже…

Курт молча кивнул. Под колпаком, что накрыл голову Джейн, мерцал рассеянный свет, переливались какие-то разноцветные пятна. Страйкер понятия не имел, что там происходит, но сознавал, что пытаться вникнуть совершенно бессмысленно.

Повисло многозначительное молчание.

Волк понял, что кое-что упустил из виду – причем далеко не мелочь.

– Если она выживет, – сказал он, глядя в глаза доктору (насколько, конечно, это было возможно), – клянусь, что не трону вас и пальцем. И не допущу, чтобы это сделал кто-либо другой. Но вы, в свою очередь, должны дать слово, что наш визит останется в тайне. Согласны?..

– Конечно, приятель. Это вошло в особые условия договора, как только вы переступили порог. – Безволосый осклабился. – Ко мне заходят и более таинственные субъекты, нежели вы оба, вместе взятые. Но в то же время, Волки – впервые. А я-то думал, все это сказки…

Волк молчал. В свою очередь он надеялся, что ему не придется сказать того же о биомеханических монстрах, что бродят по улицам Запретного Города, и отнимают у путников ценные внутренности.

– Твои… прародители выглядели совсем по-другому, – добавил доктор. – С другой стороны, это мог быть обычный монтаж…

Вздрогнув, Страйкер кивнул. Он понял, что имел в виду безволосый. Первые Волки, включая легендарного Коррига (по слухам, самого Первого), гораздо больше походили на настоящих волков, нежели на людей. Курт видел их фотографии – последние, что сохранила Стая, – и до последней минуты полагал, что это единственные снимки во всем Мегаполисе.

Первые Волки больше любили ходить на четвереньках, нежели на задних лапах, как и пристало homo sapiens (пусть даже небольшому ответвлению). Они любили сырое мясо, и любили охотиться. Первые эксперименты показали ошеломляющие результаты.

А затем, как это водиться, что-то пошло не так.

Но к этому времени Волков стало слишком много. Их использовали в локальных конфликтах по всему миру, – там, где сами безволосые не желали драть шкуры.

И, как это водится, Волчье Племя осознало себя. Курт помнил об этих событиях по рассказам Старейшины, носившим отвлеченный эпический характер. Подлинная хронология событий была вырвана даже из учебников, авторы которых ограничились лишь парой скупых строк. Человечество не желало признать, что во всем случившемся была виновата прозаичная глупость.

…Корриг начал Революцию. Кроваво-алое знамя взметнулось над планетой. Обмелевшие реки вновь наполнились, – кровью. Волки, произведенные на свет с одной-единственной целью – убивать – решили бороться до конца. Их не устраивало то положение, которое определила Раса Господ. Однако, силы были слишком не равны.

Революция захлебнулась в крови – ценой невероятных усилий, и десятков тысяч жизней. Безволосых, конечно. Волки не в счет.

С тех пор все манипуляции с Кодом Жизни, по взаимному согласию членов ООН, находились под запретом длинного ряда международных конвенций. Нарушителей ждала суровая кара.

Именно поэтому метаморфозы ДНК перебрались в подполье и стали выгодным бизнесом. Именно поэтому доктор с искусственным глазом поинтересовался, родился ли Курт с волосатым лицом. Собственно, так и было, – обмануть природу невозможно. Она всегда найдет выход, отыщет любую лазейку. Поэтому в собирательном облике Стаи было гораздо больше человеческого, нежели в сподвижниках Коррига, вместе взятых. Передвигаться на четвереньках стало уже не так комфортно, как пару поколений назад. Однако, Волки по-прежнему были способны убивать.

Эти мысли пронеслись в сознании Курта чередой огненных вспышек.

Он был озадачен словами безволосого. Тот, оказывается, о чем-то догадывался, и даже наблюдал некие снимки. Никто из обитателей Мегаполиса, если о их интеллекте было уместно говорить с уважением, не мог сомневался, что Волчье Племя действительно существовало. Но отнюдь не многие, находясь в здравом уме, допускали, что Волки по-прежнему живут где-то рядом.

– Теперь вы знаете, что это не монтаж, – заметил Курт. – И все-таки, постарайтесь об этом забыть. Чем быстрее, тем лучше. Сами понимаете, мы находимся не в том положении, чтобы…

– Ну что вы!.. – прервал его доктор, поднимая вверх руку и протез. – Кто, в здравом уме, поверит какому-то маргинальному медику, у которого нормальных-то органов почти не осталось?! – Он отогнул металлический палец и постучал о желтое стекло оптического имплантанта. Глухой звук, как Волку показалось, отразился где-то в черепной коробке. – В лучшем случае, мне самому сделают лоботомию…

Страйкер оскалил зубы в усмешке, а затем окинул «палату» красноречивым взглядом. Вокруг, при желании, можно было расставить десятки камер, что фиксировали бы каждое движение посетителя. Но выяснять это сейчас было не время. Он все сказал. Если у «маргинального медика», среди всевозможных имплантантов, завалялась хотя бы парочка нормальных извилин, эти записи не попадут за порог бронированной двери на первом этаже. В противном случае Курту, видимо, придется посетить это заведение вторично.

Ну а пока…

– Как долго это продлится? – спросил он, кивнув на Джейн.

– Не менее суток. Пока опухоль не спадет. – Безволосый пожал плечами. – Это может продлиться и дольше, но спешить, судя по всему, вам некуда?.. Часов через восемь проведем повторное сканирование, потом включим фазоинжектор – чтобы восстановить поврежденный участок. Времени у нас предостаточно, так ведь?..

Волк устало кивнул. Спешить им и впрямь было некуда. Лишь сейчас, услышав про столь внушительные временные рамки, он понял, насколько утомился за эту долгую ночь. Ему хотелось есть и спать, причем было крайне непросто определить, чего больше.

– Вы никого больше не ждете? – уточнил он.

– Нет, ни в коем случае. – Безволосый хохотнул. – Специфика этой работы в том, что мы, как правило, обслуживаем эксклюзивно. Индивидуальный подход к любому клиенту, которому уделяется все внимание…

– Тогда, пожалуй, сосредоточьтесь на ней. А я, наверное, вздремну…

– Может, хочешь есть?..

Курт смерил его подозрительным взглядом.

– Пожалуй, – кивнул он. – Что у вас есть?

– Выбор небогат, однако желудок набить сгодится. – Безволосый зашаркал прочь от койки с колесиками и громоздкого аппарата. Там, у дальней стены, обнаружился вместительный холодильник с прозрачной дверцей. – Так, что же мы имеем?.. – Доктор распахнул дверцу и начал изучать содержимое.

Первыми Волк заметил несколько биомеханических имплантантов, из которых торчали какие-то трубки и проводки. Далее – три контейнера из светоотражающего материала, с красными крестами на крышках. Внутри лежало нечто округлое, и Курт стало немного не по себе. Он хотел было отказаться от угощения, заявив, что его неправильно поняли, как вдруг доктор выпрямился с победным смешком.

В руках он держал три запечатанных пластиковых пакета.

– Тушеная свинина и овощи. Годится?..

Страйкер, чувствуя смутные сомнения, медленно кивнул. Он понимал, что не стоило бы употреблять продукты, взятые из такого холодильника и таких рук, однако, стоило ему увидеть еду, как в желудке вспыхнула искра зажигания.

– Тогда пошли.

Доктор зашаркал в противоположном направлении. Там, в закутке, оказалось нечто вроде кухни – стол, раковины, ультрамикроволновка. И даже головизор. Безволосый сунул все три пакета в микроволновку, хлопнул дверцей и ввел программу. Табло начало отсчет – две минуты.

Курт уселся за стол, свесил ноги с табурета. Такие, как он знал, стоят в барах и других заведениях, оборудованных высокими стойками. Но тут, в «палате», Страйкер возвышался над белой пластиковой столешницей, будто мохнатое изваяние. Капюшон, позабытый, болтался на спине. Он успел порядком надоесть, однако присутствие безволосого, честно признаться, интуитивно беспокоило. И все же Волк чувствовал к этому человеку невольную симпатию – он вылечит его сестру (или, по крайней мере, попытается…).

Доктор тем временем извлекал из шкафчика столовые принадлежности, в единственном комплекте – тарелку, стакан, нож, вилку. Все это опускалось перед Волком. Тот, озадаченный, мог бы уже ничуть не удивиться, глотни безволосый машинного масла из большой канистры…

Микроволновка, пискнув, потушила фонарик. Доктор распахнул дверцу и достал пакеты. Курт внимательно следил, как он берет нож и вскрывает упаковку по специальному шву. Стоило лезвию проделать первый разрез, как до ноздрей Страйкера донесся сочный мясной аромат. Безволосый резал неторопливо, будто проводил сложную хирургическую операцию. Не выдержав, Курт вырвал пакет, разорвал когтями, вывалил содержимое на тарелку и принялся за еду. Он все еще сомневался, однако ничего не мог с собой поделать.

Пустой желудок требовал немедленного насыщения. Сегодня он потратил слишком много калорий, и, если не пополнить их запас, последствия могли оказаться плачевными.

Доктор с умилением следил за процессом.

Волк поглощал еду жадно и быстро, но не забывал про приличия – в правой лапе сжимал нож, в левой – вилку. В Убежище щенков сызмальства обучали столовому этикету. Курт догадывался, что это, по представлениям Старейшины, было призвано усмирить диких предков в душах Стаи, а также напомнить, что в них гораздо больше человеческого, нежели звериного.

Выпотрошив упаковку, Страйкер принялся за другую. И, как на десерт, закусил овощами. Он чувствовал, что приятное тепло разливается по телу. Думать о том, что он мог собственноручно накачать себя какой-нибудь гадостью, не хотелось.

Безусловно, два живых Волка (вернее, на данный момент – полтора), были весьма заманчивым кушем для любого коммерсанта, не говоря о «маргинальных медиках». Тем не менее, природное чутье на опасность, придавленное из желудка теплой тяжестью, сосредоточенно молчало. В конечном итоге, для сомнений было уже поздновато.

Сыто рыгнув, Курт исподлобья воззрился на доктора.

Тот, с хрустом свернув голову пластмассовой бутылке, налил пузырящуюся жидкость в стакан. Поглядев на этот сосуд пару секунд, Волк протянул лапу и опрокинул содержимое в раскрытую пасть.

В живом состоянии за него, нужно полагать, можно было выручить много больше, нежели за мертвого.

Вот только мысль эта отчего-то не успокаивала.

– Где тут можно прилечь? – спросил он, оглядываясь.

– Идем.

Безволосый встал и поманил за собой. Страйкер сполз с табурета, словно какой-нибудь упитанный моллюск. Доктор ковылял в угол помещения, который был отгорожен от остального пространства полупрозрачной занавесью. Там, на расстоянии метра друг от друга, стояли три кровати, застеленные белоснежными кроватями.

– Для выздоравливающих, – пояснил безволосый. – Пока не смогут уйти на своих двоих… Или пока легавые не махнут на них рукой.

Волк приподнял мохнатую бровь. Доктор кивнул, усмехнувшись:

– Я ведь говорил, что вы далеко не уникальны. Ладно, ложись. – Он вышел и задернул за собой прозрачную тюль. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – буркнул Страйкер.

Его сестра лежала неподалеку, на расстоянии считанных метров. Сполохи разноцветного света по-прежнему мерцали над ее головой. Цвета сменялись, казалось, без всякой последовательности.

Курт было задался вопросом, что она видит, – там, во тьме за сомкнутыми веками. Но, как оказалось, для подобных изысканий разум Волка слишком устал. Сегодняшняя ночь, вероятно, была самой длинной в его жизни.

Он разделся и лег на койку, предварительно убедившись, что оная мебель не снабжена ремнями, цепями, или другими средствами фиксации неподвижного тела.

Момент, когда обрушилась тьма, прошел незамеченным.

Всю жизнь он просыпался подобно распрямившейся пружине. Для Волка всегда было загадкой, как можно очнуться от сна, не сознавая, где ты находишься, и что делал тут прежде. Реальность всегда возвращалась в сознание, подобно головизионному сигналу – с прерванного места.

Первое, что восприняли его оптическое нервы, была девственно-белая известь потолка. Откуда-то со стороны доносился тихий монотонный шум каких-то приборов. Обоняние восприняло знакомые больничные запахи. Не утруждая себя прозаичным ощупыванием, он понял, что все конечности на месте, ничего не болит, не затрудняет движений. Он отлично себя чувствовал – отдохнувшим и свежим.

Внутренний хронометр утверждал, что прошло не более четырех часов. И все-таки Курт, потянувшись к штанам, достал из кармана часы. Прошло три часа и сорок минут. Для здорового, молодого Волка этого было достаточно, чтобы восстановить силы после долгого ночного марафона.

Страйкер привстал и поглядел в направлении большого аппарата, под которым лежала Волчица. Разноцветные сполохи продолжали выбиваться изнутри ярким папье-маше.

Доктор обнаружился неподалеку, полулежащим в кожаном кресле. Здоровый глаз был закрыт, оптический имплантант безжизненно чернел. Тонкие губы чуть раскрыты, будто ловушка для доверчивых насекомых. Приподнявшись еще, Курт увидел лежащий на полу многоразовый инъектор – аккурат под свисавшей с подлокотника рукой. Рукав был закатан.

За тонированными окнами заметно светлело. Рассвет занимался кровавым пожаром – где-то на далеком горизонте. Волк не видел этого зрелища ни разу, и все-таки не торопился. Во-первых, встающее светило было скрыто нагромождениями зданий, а также махинами Ульев. Во-вторых, Курт помнил и более красивую зарю – по головизионным программам и стим-конструктам.

Откинувшись на подушку, Страйкер задумался.

Судя по всему, времени оставалось предостаточно. Не вполне лишь было ясно, куда это время девать. Лечение Джейн отнимет еще много часов, не говоря о восстановлении сил – как доктор и предупреждал. Можно было оставаться тут, сидеть и ждать, а можно было…

Курт чувствовал, как в душе поднималось раскаяние.

Вчера он был слишком жесток – со своими же сородичами. Вероятно, ему следовало бы самому явиться в Убежище, прежде, чем его самого отыщут другие Волки. Старейшина наверняка докопался до истины. Все в Стае узнали, что молодой Курт пролил кровь этой ночью.

Но Страйкер беспокоился не о себе. Ему следовало рассказать Совету всю историю, покаяться, а заодно выяснить, что же будет дальше. Для него, конечно, исход очевиден, но Стая не сможет отвернуться от Волчицы. Она здесь была ни при чем.

С одной стороны, Курт желал остаться возле сестры, дабы исключить всякого рода неожиданности. С другой же, неизвестно, когда доктор проснется, переживет «отходняк», и будет в состоянии вновь приступить к непосредственным обязанностям. Тогда как вопросы с Советом требовалось решить как можно скорее.

Волк поставил ноги на пол, ощутив ступнями гладкую белоснежную прохладу кафельных плит. Незамысловатый ужин неспешно варился под диафрагмой, перемещался по тракту и тихо урчал.

Одеваясь, Курт то и дело поглядывал в сторону Джейн.

Здесь надежно, – твердил он себе. Доктор не посмеет причинить ей какой-либо вред, опасаясь возвращения брата. Даже в том случае, если Курт окажется в Убежище под арестом, за Волчицей обязательно придут. Сородичи заметут следы, заберут Джейн домой – конечно же, дождавшись полного ее выздоровления. (Имейся у Страйкера малейшие сомнения по последнему поводу, он остался бы в клинике, наплевав на Совет, Убежище и все остальное). А также, возможно, им придется забрать жизнь безволосого. Или, что тоже не исключалось, выполнить обязательства молодого Волка. Все зависело от решения Старейшины. А он мог быть совершенно непредсказуем.

Сострадание к доктору, тем не менее, оказалось вытеснено более сильным чувством. Курт понял, что может видеть сестру в последний раз. Это было вероятно, и отнюдь не исключено. Ему могли стереть всю память об Убежище, а затем вывести в «буфер», завязав предварительно глаза, уши и ноздри. Последние, кстати, смоченной в хлорке тряпицей.

Он обулся и раздвинул прозрачную занавесь. Ноги сами несли к громоздкому аппарату, опутанному разноцветными лианами проводов. Он видел мохнатые ноги Волчицы, торчащие из-под простыни. Голова и плечи все так же были скрыты от посторонних глаз. Курт не был посторонним, но это ничего не меняло.

Остановившись в нерешительности, он поднял было лапу, протянул к исхудавшему плечу. Пальцы сжались в кулак, не дойдя нескольких сантиметров до цели. В итоге Волк поправил простынь и отступил на шаг.

Навязчивая мысль не давала покоя. Он ведь действительно мог видеть это существо – единственную на всем свете, у кого по жилам текла такая же кровь, – в последний раз. Ему хотелось отбросить в сторону мерцающий саркофаг, чтобы увидеть родное лицо, но делать этого ни в коем случае не стоило. Возможно, он уже «маргинал», и все же до «медика» ему еще далеко.

Стиснув руки в кулаки – когти больно впились в ладони, – он развернулся и направился в сторону выхода. Приблизительно на полпути, словно верстовой столб, миновал безволосого доктора. Тот по-прежнему расплывался по креслу, в облике – ни единого признака жизни.

Скрипнув зубами, Волк свернул под прямым углом. Остановился, пару секунд прислушивался, не уловив ни дыхания, ни чего-либо еще. Нагнулся и внимательно изучил глаза. Оптический имплантант зиял черным бриллиантом. Левый глаз даже с оттянутым веком выглядел не слишком привлекательно. А кроме того, Курт понятия не имел, что именно должен там разглядеть. Но, по всей видимости, коготь задел яблоко, и веко быстро моргнуло.

Волк отдернул лапу, облегченно вздохнул. И все-таки, для проформы, без церемоний поправил голову, стараясь не прикасаться к имплантанту, и нащупал пульс на тощей шее. Удалось только со второй попытки – тонкая алая нить едва заметно пульсировала.

Стало быть, все в порядке. Курт выпрямился и отошел от кресла, испытывая уникальное, ни на что не похожее чувство выполненного долга. Получилось бы, мягко говоря, весьма не красиво, если бы безволосый покончил жизнь самоубийством, расстреляв собственный мозг из многоразового инъектора. Страйкер на секунду представил себе такую ситуацию, и у него на мгновение помутнело в глазах.

По мере приближения к стеклянным дверям его начала беспокоить другая проблема. Прежде чем выйти наружу, в Запретный Город, ему следовало каким-то образом преодолеть две бронированных двери, что образовывали «шлюз» на первом этаже. После этого кто-то должен закрыть эти самые двери, потому как в противном случае Волк не оставил бы сестру.

Остановившись в нерешительности, он начал оглядываться, пока не заметил в дальнем углу неприметную дверь. Она была выкрашена белым, и отлично сливалась со стенами. Из общего фона ее выделяли разве что едва заметные полосы у косяка, а также аккуратная ручка округлой формы. Чувствуя, что напал на верный след, Курт двинулся в том направлении. Он осторожно сомкнул пальцы на ручке, повернул в одну сторону, затем по часовой стрелке.

Дверь, тихо щелкнув, распахнулась – наружу. Ее толщина составляла контраст с относительно скромными размерами, и наводила на мысли о банковском хранилище. Страйкер, пригнувшись, дабы не травмировать голову о притолоку, вошел внутрь.

Вспыхнул свет.

Комната была небольшой, всего пять-шесть квадратных метров. Спрятанные где-то фотоэлементы, по всей видимости, обнаружили присутствие, потому как следом за лампами начали оживать и другие предметы. Одну из стен полностью закрывали мониторы. Вспыхивая один за другим, они подставляли взгляду Волка лестницу, «шлюз», различные ракурсы «палаты», а также некие другие помещения, расположенные, видимо, на третьем этаже. У другой стены, на металлическом столе, стояли четыре компьютерных терминала. Немного левее находились динамики, два микрофона, и распахнутое оконце комнатного лифта, где Курт не без удивления обнаружил свои пистолеты. У той же стены располагался щит с ровными рядами каких-то тумблеров.

Эдакая «комната страха».

Почесав затылок, Курт подошел к терминалам. Он все еще стремился выбраться наружу, но как это сделать, не представлял. В «шлюзе» не было ни запоров, ни простых ручек. Не приходилось сомневаться, что управление всеми замками осуществлялось отсюда, из этой комнатушки, до верху забитой электроникой и приборами слежения. Однако, если открыть двери более-менее просто, то каким образом они закрывалась?.. Спросив об этом себя, Волк сразу же получил ответ: безволосый не мог сидеть здесь безвылазно. Ему также приходилось куда-то выходить.

Руководствуясь этими соображениями, Волк подошел к щиту, усыпанному тумблерами. Как он и надеялся, возле двух из них обнаружились пояснительные надписи: «Дверь № 1», и «Дверь № 2». Сделанные крупным шрифтом, они заметно отличались от других. Непосредственно же под ними – о чудо! – были вмонтированы два таймера.

Курту не составило особого труда разобраться в принципе системы. «№ 1» могла открыться минимум на пять секунд позже «№ 2», поскольку таймерам было это навязано программным путем.

Поколебавшись секунду, Волк сграбастал из форточки оба пистолета. Он понятия не имел, придется ли ими воспользоваться, однако оставлять в клинике совершенно не хотелось. В конце концов, – решил он, – их можно вручить часовому, сменившему Мамота, в знак доброй воли. Курт рассовал стволы за поясом, а затем вновь сосредоточился на таймерах.

Убедившись, что все сделал правильно, Страйкер выскочил за дверь, притворил ее за собой, и большими шагами направился к лестнице. Ему пришлось приложить немалое волевое усилие, чтобы не обернуться на самом пороге. Еще вернусь, – говорил он себе. Но это очень смахивало на аутотренинг: не поможет, если не хочешь.

Дальше пошло легче. Оказавшись на площадке, он прыжками спустился к «Двери № 2». Это произошло на полминуты ранее назначенного срока, а потому пришлось ждать, разглядывая холодную металлическую плиту. Наконец запоры щелкнули. Курт проскользнул в «шлюз», вернул дверь в проем, и вновь принялся ждать.

Через пять секунд внутренняя дверь закрылась на замок. Еще через пять – открылась внешняя. Только подходя к порогу, Страйкер вспомнил о капюшоне. Какой-то час, проведенный в компании безволосого в обстановке пугающей откровенности, сказались на бдительности весьма пагубным образом. Еще два-три шага, и пришлось бы спешно ликвидировать всякого, кто обращал бы внимание на вервольфа у подъезда подпольной больницы.

Поглядывая из тени капюшона, он переступил порог. Яркий свет ударил в лицо, ослепив непривычные к такой атаке глаза. Оптические нервы Волка впервые в жизни воспринимали мутно-желтый свет, что просачивался сквозь Купол, однако этой чахлой интенсивности хватило, чтобы оставить Страйкера слепым, как новорожденный щенок. Он всегда мечтал, каким же станет первый рассвет в его жизни (как правило, эти мечтания возносили его на один из верхних Ярусов, откуда можно было наблюдать, как восходящее Солнце кроет позолотой крыши Гетто), и никогда не думал, что он будет таким – ярким и беспощадным, как раскаленное лезвие.

Наконец, проморгавшись, он с изрядным трудом восстановил визуальную целостность мира. По противоположной стороне улицы и впрямь шел человек, с подозрением косящийся на Курта. Это был молодой парень со взлохмаченной шевелюрой и штормящей походкой. Несомненно, он и подумать не мог, что от верной гибели его спас невзрачный капюшон, нахлобученный на голову Страйкера. Предположить такое было непросто.

Замки «Двери № 1» клацнули, и запоры встали в пазы. Курт для проформы ухватился когтями за край, не уловив при этом ни малейшего колебания. Только сейчас он понял, что запер за собой последнюю дверь – как в буквальном, так и в переносном смысле. На мгновение его охватил панический страх. Он с тревогой подумал о сестре, оставшейся за этими дверьми, абсолютно беспомощной и беззащитной. Возможно, следовало оставить деньги, – колебался он. Доктор мог решить, что Волк сбежал, не расплатившись, потому продолжать лечение также не имело смысла.

Но, поразмыслив, Курт заставил себя успокоиться. Безволосый не посмеет предпринять ничего подобного, потому как память общения с Волком будет по-прежнему свежа. Подпольная клиника более походила на компактную крепость, поэтому внутри было вполне безопасно. Когда Джейн окрепнет, она сможет сама о себе позаботиться (даже при том маловероятном условии, что за ней никто не вернется).

Тем не менее, убедив себя во всем вышеперечисленном, Страйкер так и не почувствовал душевного спокойствия. Он шагал по улице, внимательно оглядываясь по сторонам, но в душе росло нехорошее предчувствие. Собственно, чего-то хорошего (принимая в расчет ситуацию) ждать было глупо, и все-таки Волка терзало что-то другое.

Это чувство исходило из того места, откуда выходили наиболее страшные ночные кошмары: с самого дна волчьего сердца, где лежало немалое количество зеркальных осколков, скованных раскаленной арматурой…

Впервые в жизни Курт возвращался в Убежище с таким грузом на душе.

Кварталы Запретного Города один за другим оставались позади. Курт шел к Центральному Улью, благо заблудиться в Мегаполисе, невзирая на масштабы, было невозможно. Стоило поднять голову, как на горизонте вырастала огромная колонна, подпирающая полусферический Купол. При солнечном свете, – каким бы тусклым тот ни казался, – Улей выглядел в половину не так впечатляюще, как безлунной ночью: усталый колосс, подавляющий городской ландшафт железобетонной бескомпромиссностью.

Поэтому Волк глядел преимущественно под ноги и по сторонам. Утро едва успело заняться, но тротуары оставались пусты. Машины проезжали с периодичностью в несколько минут. Все это Курта крайне удивляло. По его представлениям, стоило Солнцу вступить в свои права, как безволосые прыгали из своих коек, дабы побыстрее добраться до рабочих мест. Но, по здравом размышлении, Страйкер заключил, что Запретный Город не относился к числу так называемых «спальных районов». Основная активность происходила здесь за неприметными фасадами с тонированными стеклами и крепкими дверями. Поэтому торопиться местным жителям было особенно некуда – когда стемнеет, клиенты придут сюда сами. (И принесут больных родственников.)

Продолжая поглядывать в сторону Улья, Волк пришел к выводу, что серая громада не приблизилась ни на сантиметр. Естественно, это был простой обман зрения, и все-таки он позволял разглядеть очевидную истину. На то, чтобы добраться до Убежища на своих двоих, у Курта могло уйти несколько часов. А медлить сейчас явно не стоило.

Требовалось срочно найти транспорт.

Он и прежде оборачивался, заслышав шум мотора, но всякий раз это оказывался какой-нибудь любитель, для которого машина служила лишь средством передвижения. Завидев фигуру в капюшоне, стоящую у тротуара с поднятой рукой, автомобилист неизменно давил по газам. Волк бурчал под нос ругательства и продолжал путь.

Он, безусловно, мог понять этих водителей. Запретный Город – далеко не лучшее место, чтобы подбирать пассажиров. Страйкер же был не особо высокого мнения о собственной внешности, когда речь шла о доверии с первого взгляда. Таким образом, рассчитывать можно было лишь на машины, салон которых оборудован пуленепробиваемым стеклом.

Но таксисты, как на зло, куда-то подевались. Не было даже автоматов, хотя Курт согласился бы и на общество конструкта. Судить, их, в общем-то, за это было непросто – Запретный Город, судя по всему, был местом нерыбным. Либо таксисты промышляли в других районах, либо отправились в койки, потому как рабочий люд пользовался наезженными маршрутами, где все платили понемногу и сообща.

Последняя мысль подкинула Волку кое-какую идею.

Выйдя на очередной перекресток, он свернул на ту улицу, что была шире, хотя этот курс и уводил от Центрального Улья. Но, пройдя еще пару кварталов, Курт понял, что чутье вновь не подвело. Движение на проезжей части ощутимо оживилось, появились пешеходы.

Вскоре стали попадаться висящие на столбах таблички, обозначавшие остановки автобусов. Волк шагал дальше, вглядываясь в расписания, надеясь найти оптимальный вариант.

На одном из перекрестке ему встретилось сооружение, о котором он многое слышал, но ни разу не видел. Это был призрак из прошлого, скелет в шкафу нынешнего Мегаполиса – подземный переход с большой надписью «Subway» на углу. Надпись сохранилась неплохо, благо непогоды в Гетто никогда не бывало, а температура оставалась одна и та же в любой сезон года. Зато сам переход был надежно замурован, снаружи остались лишь несколько ступеней. Подземка была в городе до того, как тот стал Мегаполисом, и задолго до возведения Купола. Но после известных событий все поезда пустили на лом, а подземные тоннели превратили в гидрапонические плантации для выращивания злаков и прочих культур.