Текст книги "Ярость рвет цепи"

Страйкер много слышал об этом, но еще ни разу не видел станцию своими глазами. Как он знал из документальных кинолент, это был эффективный, и относительно удобный вид транспорта, способный перевозить несколько тысяч пассажиров одновременно. Но с тех времен потребность в транспорте уступила потребности в еде. Более половины Мегаполиса перебрались в Ульи, остальные продолжили копошиться в Гетто.

Как бы там ни было, о подземных путешествиях теперь можно было лишь мечтать. Ввиду конструкции Ульев, тоннели под ними были уничтожены в ходе закладки фундаментов, а в окрестностях не осталось даже подземных переходов. Именно поэтому Волк был вынужден впервые в жизни ждать автобус.

Заметив табличку с более-менее подходящей траекторией, Курт замедлил шаги и наконец остановился. У столба скопилась изрядная очередь, а Волк оказался в ее дальнем конце. Для него это было совершенно новое предприятие, но он не сомневался, что все делает правильно. Автобус подъезжает, все забираются внутрь и выходят на тех остановках, которые их устраивают – в той или иной степени.

Вновь поглядев на табличку, Волк достал из кармана часы. До заявленного прихода автобуса оставалось всего шесть минут, тогда как промежутки составляли целых двадцать. Перед Страйкером очередь заняли около дюжины потенциальных пассажиров. Насколько Курт понимал, в автобус вмещалось около сорока безволосых, а потому для одного Волка места точно хватит.

Тем не менее, кое-кто в этом сомневался.

Страйкер чувствовал, что со спины к нему кто-то подошел, после чего остановился, – сопя и источая назойливый запах чесночного соуса. Происходи это в трущобах, Волк уже давно бы выпустил когти, но сейчас приходилось терпеть. Ему крайне не понравилось, что некто неизвестный находится аккурат у него за спиной, и все-таки заметил, что никто в очереди совершенно не заботился личностями тех, кто заняли очередь позже него. Большинство уперлись невидящими взглядами в асфальт, остальные таращились по сторонам, а некоторые читали электронные газеты. Это наблюдение лишний раз доказывало, сколь уязвимы и беспомощны безволосые в своем тщеславии…

Размышляя о философских проблемах, Курт был совершенно прозаично опущен на землю. Человек, стоявший за спиной, оказался старухой с весьма неприятным, хрипловато-прокуренным голосом. Ее, оказывается, очень беспокоило, что некий «молодой бугай встал, будто столб, и даже не потрудился пропустить даму вперед… Ну и молодежь пошла!..»

Волк стиснул челюсти. На монолог старухи, к счастью, никто не обращал внимания. Судя по всему, такие индивиды в транспортных перипетиях были уже не редкостью.

Как бы там ни было, до прихода автобуса Курту пришлось выслушать еще пару заходов в сторону его хороших манер. Наконец, не выдержав, он оглянулся и уставился на старушку через провал капюшона. Та, замолчав на полуслове, так и осталась стоять с распахнутым ртом.

Пустой автобус подкатил, остановился, и с ленивым шипением распахнул дверцы. Машина была такой старой, что у Страйкера даже появились сомнения, проедет ли она весь маршрут. Корпус, будто заплаты, покрывала реклама давно исчезнувших компаний; из выхлопной трубы струились продукты горения, явно не выдержавшие бы ни единой проверки (за исключением, пожалуй, секретного ведомства, занимавшегося разработками химического оружия). Водителем, как и следовало ожидать, был человек – конструкт бы ни за что не догадался, что данное транспортное средство способно сдвинуться с места.

Тем не менее, безволосые сосредоточенно устремилась в салон. Курт двигался следом, прошел в переднюю дверь и встал в самом углу, где ему, вероятно, никто не будет мешать. Волку абсолютно не хотелось занимать одно из протертых, неудобных на вид сидений, и еще меньше хотелось выслушивать монологи старушек, кто не успел занять оное место.

Процедура оплаты проезда происходила следующим образом: пассажиры вставляли в прорези приемников кредитные чипы и ждали, пока аппарат изымет с их счета некую сумму, а после выдаст билеты, которые требовалось компостировать в особом дыроколе…; либо просто передавали деньги водителю.

У Страйкера не было ни чипа, ни национальной валюты. Он не слишком отчетливо понимал систему, призванную бороться с «безбилетниками», поэтому самонадеянно рассчитывал избежать ее карающей длани.

Наконец «погрузка» окончилась. Дверцы с шипением встали на место. Автобус нехотя сдвинулся с места, произведя целый спектр подозрительных звуков – от надрывного рева мотора, до скрежета ходовой оси под ногами. Но, вырулив на середину улицы, ископаемый монстр мало-помалу набирал скорость. Кварталы пролетали мимо, будто жирные, неповоротливые чайки за «фонарем» истребителя.

Запретный Город на карте Мегаполиса был лишь микроскопическим пятнышком, благо подпольные клиники не занимали много места. Курт пересек его практически целиком. Ну а если даже нет, автобус определенно вывез его далеко за пределы – в ближайшие минуты.

Пол непривычно покачивало. Чтобы твердо стоять на ногах, Волку вовсе не требовалось держаться за поручень. И все же, чтобы не привлекать излишнего внимания, он последовал примеру остальных пассажиров, стараясь при этом, чтобы когти и густая поросль остались никем не замеченными. Спрятав голову в капюшоне, он глядел прямо перед собой.

Город проплывал за грязным окном. Коричневые разводы служили своего рода фильтром, через который просачивалась неприглядная реальность. Гетто в эту раннюю пору казалось чумазым, тщедушным ребенком, что жался к коленям могучих, высоких родителей – колоссальных Ульев. Рассматривая эту тоскливую картину, Страйкер отчетливо понимал, что очень скоро это место станет его истинным домом.

Возможно, он будет жить где-то тут, неподалеку. Ему придется заботиться лишь о себе самом, собственном выживании и пропитании… И ни о ком более, до самой смерти. Родная Стая изгонит его, как преступника Заветов, а человеческая масса никогда не примет полузверя.

Размышляя об этом, Волк спросил себя, как он станет жить. Ответ, как ни странно, оказался очень прост: день за днем. Он понятия не имел, каким именно способом придется зарабатывать на жизнь (ведь лишь в рамках всей Стаи можно было ограничиться «натурой»), ведь, как ни крути, он умел только одно. Именно это его умение позволило заработать на лечение сестры – убивать. Для этой цели создали расу Волков, из-за него же уничтожили.

Тем не менее, Курт решил, что к Лысому Хью он больше не придет. Хватит с него дурацких заказов. Найдутся и другие способы заработать пропитание, и то, что Волк пока их не видел, ничего не меняло.

Вскоре автобус вырулил на Бульвар. Волк понял это далеко не сразу – при дневном освещении Сан-Сен представлял весьма странное зрелище. Витрины и фасады казались бледными оттисками своих ночных двойников. Неоновые символы и рисунки выглядели пожухлой листвой, а от блистательных голограмм не осталось и следа – не имело смысла тратить энергию. Ночь покинула город, но обещала вернуться.

Автобус катился по правой стороне Бульвара, вокруг сновали легковушки. Сан-Сет был вновь открыт для движения. Страйкер прильнул к стеклу, в надежде рассмотреть то самое явление, что дало Бульвару название. Но стекло оказалось слишком плоским, переломив хребет тусклой надежде.

Как бы там ни было, Курт собирался выходить. В трущобы или непосредственно к Улью его в любом случае не отвезут (такой маршрут был бы слишком нерентабельным).

Автобус со скрежетом остановился, распахнул обе двери. На Бульваре выходили особо много безволосых, – отсюда было просто добраться до любого из центральных районов. Пропустив вперед большую массу, Волк ступил на бренную землю.

Стоило только оглянуться, как в глаза ударил Восток. Раскаленный огненный шар вздымался над горизонтом. Собственно, сам горизонт закрывали Ульи, а также несравнимо более низкорослые строения, над крышами которых висело Солнце. От него, заслоненного Куполом, на землю падали толстые пласты раскаленного воздуха, колоссальные массы ультрафиолета, а также миллионы рентген-часов.

Густо-красные разводы обрамляли жгучий белый шар, словно корона. Это зрелище было прекрасным, и зловеще-пугающим одновременно. Вовне Купола, вероятно, царил истинный хаос.

Курт был ошеломлен осознанием этой колоссальной мощи, что заставила человечество забраться под полусферы из термостойкого сплава. Ему и раньше доводилось наблюдать восход, закат и другие атмосферные явления. И все-таки, ни один голопроектор, стим-иллюзия или двухмерный экран были не способны передать и сотую долю животрепещущей силы реального, визуального восприятия…

Он пришел в себя от того, что кто-то довольно чувствительно пихнул его в бок. Ощерившись, Волк развернулся, готовый свернуть обидчику шею. Но тот уже удалялся, подставив незащищенную спину, – широкоплечий мужчина среднего роста. Курт опомнился и тут же осмотрелся, пытаясь убедиться, не заметил ли кто-нибудь его внезапной вспышки. Однако, похоже, подобное было полностью в порядке вещей. Кроме того, Страйкер был сам виноват: не следовало стоять с открытой пастью, будто придурковатый турист.

Вероятно, – решил он, – на него так действовало обилие света. Волк чувствовал себя не в своей тарелке – практически голым, или под мощными сканерами. Его стихией являлась ночь, где много теней, укромных мест и лживых отражений, в которых так легко затеряться…

И все же никто, как ни странно, не обращал на него особого внимания. А через пару мгновений Курт заметил в отдалении еще пару парней, шагающих с нахлобученными на голову капюшонами. Возможно, это была какая-то уличная мода, законодателями и основателями которой с полным правом могла считаться Волчья Стая. Но если даже и нет, такая мода Страйкеру определенно была по душе.

Вздохнув, он тронулся в путь. Дойдя до перекрестка, дисциплинированно дождался зеленого света (хотя мог бы, особенно не утруждаясь, миновать «зебру» и по крышам движущихся автомобилей). Затем зашагал в направлении «веселых кварталов», постепенно забирая в сторону Улья.

Безволосые целеустремленно шагали вокруг, тротуары превратились в некие полосы движения. Отовсюду слышались веселые трели мобильных телефонов, отдельные фразы, смех, и, конечно, топот десятков ног. Волка окружала невообразимая какофония запахов: от дневных духов, до застарелого пота. Страйкеру нестерпимо хотелось вырваться из этого кокона, составленного из безволосых тел, спешащих навстречу новому дню. Но он был вынужден шагать, поглядывая по сторонам из капюшона, спрятав руки в карманы, а также стараясь, чтобы походка не выглядела слишком уж твердой. Так, как ходят Волки, среди безволосых ходили разве что профессиональные спортсмены, одевавшиеся значительно лучше, нежели в потертые кожаные куртки и джинсы.

Безволосые торопились по своим неотложным делам – выполнить запланированный минимум финансовой выработки. Большинство этих людей, – если они объявились этим утром на Сан-Сете, когда раздраженное светило всего-навсего просыпалось, – спешили, конечно, в Сити. Это был деловой центр Мегаполиса (во всяком случае, Гетто), где в водоворотах и завихрениях вращались финансовые потоки той части города, что лежала у подножия Ульев. Буруны и «барашки» кружились в кавернах меж колоссальных валунов, таящих непоколебимую авшорную мощь… Однако, в условиях «кремниевого века», когда понятие «деньги» утратило привязку к материальной форме, а Сеть объединила банки мира в единое целое, район Сити являлся всего-навсего «местом работы». Не больше и не меньше.

Там были разномастные конторы, офисы, кабинеты и фирмы. Небоскребы гордо взмывали ввысь, но только до того момента, когда взгляд не запинался о Улей, что громоздился на горизонте. И становилось ясно, что все эти «небесные скребки» – не более чем жалкие подобия. Дворняжки, боязливо жавшиеся к подножиям истинных гигантов…

Волк никогда не забывал об этом.

Стараясь не привлекать излишнего внимания, он проскользнул в какой-то «веселый квартал». Сперва Курту показалось, что прежде он здесь еще не бывал, как на глаза навернулись несколько знакомых деталей – подвешенная над одной из дверей здоровенная кабанья голова (сделанная, конечно, из пластмассы и искусственного меха), намалеванная на фасаде русалка с обнаженной грудью и папиросой в зубах, а также красный фонарь на витиеватом кронштейне – тусклый в эту раннюю пору.

При дневном свете все здесь казалось непривычным, будто Волк очутился в каком-то зазеркалье. Куда-то подевался весь контингент обывателей: зазывалы, проститутки, пьяные субъекты, валяющиеся в лужах блевотины… Не оказалось даже просто прохожих. Курт сам не заметил, как оказался в полном одиночестве (что, конечно же, не могло его особенно расстроить).

Он перешел на быстрый шаг, по меркам безволосых – почти бег. Здесь, в непосредственной близи «спорных территорий» («буфера», а затем Улья), нужда таиться и скрываться отпадала сама собою. Затеряться здесь было непросто даже ночью, что уж говорить про тысячи люксов, изливаемых раскаленным светилом на Купол.

Если даже по дороге ему кто-либо и встретится, этой встречи всяко лучше избежать. Это могли быть либо бандиты, или полиция (либо, что маловероятно, но не исключено – собратья Волки, посланные на розыски родственников). Поэтому Курт готовился рвать когти в любую минуту.

«Спорные территории» остались позади. Бандиты, вероятно, устали после ночных предприятий, и отправились на боковую. Потянулись трущобы. Фасады полуразрушенных строений выглядели еще более тоскливо, нежели под дланью ночи. Солнечный свет, будто прожектор, обнажал все уродства, что скрывала до поры ночная темнота. В рваных ранах торчали балки, кирпичи, ржавая арматура и осколки стекла. Создавалось впечатление, что ночью под Куполом пролетела эскадрилья бомбардировщиков.

Страйкер чувствовал себя так, словно попал в совершенно незнакомое место.

Однако, это было терпимо. Не снижая шага, он продвигался дальше. Пару раз замечал в отдалении несколько силуэтов – это могла быть охрана из Улья, а поэтому Волк ускорял темп и поворачивал на ближайшем перекрестке. Но отчего-то силуэты не бросались в погоню. Вероятно, это были аборигены, которые, не исключено, также приняли Курта за легавого…

Как бы там ни было, Страйкер беспрепятственно вынырнул к Улью.

И, высунув нос из бетонно-кирпичных джунглей, поднял вверх голову. На столь близком, несопоставимом расстоянии Улей выглядел… наподобие наркотического бреда.

Свет преломлялся в десятках тысяч тонированных оконных проемов. Гетто отражалось в нижних Ярусах, – крошечные домишки и замшелые улицы. Под Куполом Улей был матово-черным, дабы солнечный свет не слишком досаждал обитателям. Галереи, балкончики, разномастные антенны облепили корпус, наподобие колючей брони. В различных направлениях, едва различимые на фоне титановых стыков Купола, протянулись канаты фуникулеров и лифтов на реактивной тяге.

Курт с трудом оторвал взгляд от этой железобетонно-стеклянно-стальной туши, огляделся по сторонам, а затем припустил в сторону подворотни. Замусоренный пятачок, предварявший лестницу, пустовал.

Страйкер прыжками взобрался к двери, отбросил крышку с замка, и выбил на клавишах комбинацию. Замок щелкнул, металлическая плита послушно отодвинулась в сторону.

Помедлив на пороге мгновение, Волк нырнул в проем. Пару секунд спустя глаза полностью привыкли к царящему внутри полумраку. Дверь тихо вернулась в проем. На техническом уровне царила тишина, – напряженная и деловитая, как в бухгалтерском отделе какой-нибудь компании, – только самоуглубленно гудели трансформаторы.

А потом случились несколько вещей одновременно.

Из-за одного гудящего «шкафа» вышел безволосый. Волк пригнулся, даже не задумываясь над своими поступками, но все-таки его появление было замечено. Вскрикнув, безволосый – одетый в темно-синюю форму техника, – взмахнул рукой, в которой был зажат гаечный ключ.

Именно от этого в Стае предостерегали даже щенков.

Именно поэтому Заветы запрещали появляться на поверхности днем.

Не утруждая себя долгими раздумьями, Курт перепрыгнул через перила, и, пролетев три-четыре метра к полу, помчался в сторону безволосого. К тому, как оказалось, спешило пополнение: такой же техник, но уже в пластмассовой каске ярко-оранжевого цвета. Он выскочил на крик, а теперь пытался как можно более эффективно распорядиться отпущенными мгновениями. А именно – постараться сообразить, что тут происходит.

Тем не менее, Страйкер не собирался предоставлять ему эту возможность. Приближаясь к первому безволосому, он заставил себя сжать лапы в кулаки, хотя инстинкты требовали растопырить пальцы и когти. Но в данной ситуации не стоило прибегать к крайним мерам.

Техник неловко взмахнул гаечным ключом, намереваясь попасть Волку по голове. Курт без труда отклонился, затем скользнул вперед и нанес собственный удар – наотмашь, по бритой челюсти. Глаза безволосого забавно выпучились, и, завалившись на один бок, он начал падать. А Страйкер тем временем уже бежал в противоположную сторону.

У этого техника не оказалось при себе ни гаечного ключа, ни какого-либо другого подручного инвентаря. Была одна каска. Поэтому, ойкнув, он повернулся и ударился в бегство.

Волк кинулся следом.

Безволосый свернул за «шкаф», и припустил по коридору, образованному трансформаторами. Одной рукой он придерживал каску, а другой силился снять с пояса какой-то предмет. Разумеется, это была рация.

Страйкер догнал его в три прыжка. Ударил в спину ногами, отчего техник врезался в ближайший «шкаф», отлетел, а затем врезался снова. Курт схватил его за шею и принялся с силой бить каской о трансформатор. Когда из сдавленной глотки перестали вылетать нечленораздельные всхлипы, Волк медленно разжал хватку.

Безволосый, обмякнув, повалился на пол. Курт осклабился и внимательно прислушался. Он натворил много шума, – если неподалеку бродили другие техники, они бы уже подняли тревогу. Но вокруг раздавалось только умиротворенное гудение машин, ни один посторонний звук не прорывался сквозь эту завесу. На большей части технических уровней была отличная акустика, а потому Волк обязательно почувствовал бы еще чье-то присутствие. По крайней мере, ему так нравилось думать.

Поглядев на безволосого у ног, Страйкер вздохнул. Чучело в каске, конечно, было еще живо, хотя и находилось без сознания. По прибытии в реальность его ожидали сильные головные боли, а также, вероятно, пара дней больничного. А может, награда или премия. Но этим все и ограничится – опять таки, благодаря капюшону.

Первым делом Волк взял рацию и разбил ее о бетонный пол. Затем сел на корточки, и начал снимать с техника пояс. Связал за спиной руки, а рот заткнул носовым платком, что нашелся в нагрудном кармане. Биение сердца ощущалось отчетливо.

Убедившись в последнем, Страйкер отправился на поиски первого техника. Тот лежал там, где Курт его и оставил – с нелепо повернутой на бок головой, разбросав в стороны руки. У ноздрей свернулись две красные полоски. В первое мгновение Курт даже решил, что немного перестарался, а безволосый на поверку оказался более хлипок… А затем, присев у распластанного тела, с облегчением нащупал пульс.

Чуть позже Волк оттащил бесчувственное тело за один из «шкафов», расправился с рацией, и повторил процедуру с поясом. Носового платка у техника не обнаружилось, к тому же его ноздри были забиты спекшейся кровью, затруднявшей дыхание. Курт отнюдь не собирался его убивать, потому как мог сделать это в первые секунды.

Убедившись, что ремень держит крепко, Страйкер поднялся и направился в сторону лестничной «шахты». Теперь ему предстоял долгий спуск в Убежище, а затем – не менее утомительное дознание перед целым Советом. То, что безволосые встретились ему у самого порога, служило не самым добрым знаком. Едва лишь остальные техники найдут товарищей – а эти остальные были неподалеку, судя по наличию раций, – сюда, с целью расследовать происшествие, прибудет отряд охраны. Исчерпывающих выводов сделать не удастся, однако комбинация на замке наверняка претерпит коренных изменений… Что, впрочем, было далеко не смертельно, но и приятного мало.

Волк стиснул челюсти. Он и без того причинил Стае предостаточно проблем.

Ухватившись за холодные поручни, Курт начал спуск.

На технических уровнях царили тишь и темнота: чем глубже, тем концентрированней, пока вокруг Курта не сгустился мрак, а тишина не стала гробовая. Последнее сравнение, впрочем, Страйкеру не слишком понравилось. Он все так же продолжал чувствовать то самое давление, сосущее под ложечкой… Смутное предчувствие, скребущее там, где нельзя почесать. И это ощущение постепенно нарастало – чем глубже, тем концентрированней становилась тревога…

Наконец спуск подошел к концу. Волк смутно помнил путь по лабиринту, когда свет, вспыхивая и потухая за спиной, освещал извилистый путь. Страйкер мчался вперед, руководствуясь, вероятно, только памятью и интуицией. Смутное чувство достигло той степени, что превратилось в почти физически ощутимую боль.

Но вот показалась металлическая дверь.

Первым Волк почувствовал запах. Это была кровь. Густой, дурманящий, и сладковато-безумный запах. А еще – страх и отчаяние.

Курт взревел, еще не полностью осознавая, что произошло. То, что дверь приоткрыта, дошло до него лишь через несколько секунд. Из этой тонкой щели шириной всего в несколько сантиметров доносился страшный запах. Он лился, струился – сводящим с ума потоком…

Не отдавая себе отчета в собственных действиях, Страйкер прыжками достиг проема. Распахнул металлическую плиту и ворвался внутрь. У порога успела скопиться изрядная лужа. Рядом лежал Мамот. Аккурат промеж глаз у него зияла круглая дыра, черная и бездонная, будто кроличья нора. Глаза закатились, обнажив слепые бельма. Голова лежала на затылке, обрамленном той самой липкой, свернувшейся вдоль краев красной луже.

Курт распахнул пасть. Ему не хватало воздуха, он начал задыхаться. Перед глазами поплыли черные круги.

Затем, схватившись за край двери, он заставил себя успокоиться. Это оказалось практически непосильной задачей, однако от паники также не было особого смысла. Это соображение, как ни странно, и заставило Страйкера прийти в себя.

Пока он держался за дверь, ладони и пальцы успели почувствовать некую странность. Бронированная плита представляла собой жалкий огрызок прежней мощи. Засовы были разрезаны надвое, вместе с креплениями и непосредственно дверью. Из металла были выдраны целые куски. В косяках, кое-где, по-прежнему торчали титановые полосы. Разрезы были шершавыми, оплавленными, и безнадежно холодными.

Волк чувствовал, как глаза застилают слезы. Смахнув их рукой, он присел, и, не совсем четко представляя, что надеется найти, положил лапу на горло Мамота. Пульса, разумеется, не было. Тело оказалось не теплым, но и не холодным – комнатной температуры.

Пистолет был зажат в лапе мертвого Волка. Копье лежало рядом – острие сверкало незапятнанной чистотой. Оружие знаменитого Коррига стояло на предохранителе, судя по всему, так и не сделав ни единого выстрела.

Осмыслив эти детали, Курт вновь повернулся в сторону Выхода.

Металл остывает быстрее. Те, кто это сделал – кем бы они ни были – преодолели дверь за считанные секунды. Мощный лазер резал титан, как раскаленный нож – сливочное масло. К Мамоту даже не успело подкрепление. Он стоял здесь один, беспомощно наблюдая, как пришельцы рвутся внутрь…

Подумав об этом, Страйкер поглядел на Лестницу.

Та представляла собой устрашающее зрелище. Некоторые ступени отсутствовали, вырванные мощными взрывами. Известку на стенах покрывала копоть и следы шрапнели – гвоздей, гаек, а также другого металлического хлама. А кое-где виднелись следы от пуль. Судя по их расположениям, напоминающим извилистые пунктирные линии, убийцы, – кем бы те ни были, – принесли автоматическое оружие.

Взгляд Курта автоматически отмечал эти подробности, будто опасался того, что он сможет увидеть в самом низу. А впрочем, так оно и было. Стиснув челюсти, Страйкер опустил голову.

На нижних ступенях лежали Волки – не менее четырех. Большинство были одеты, в чем мать родила. Услышав странный шум, они вскочили с постелей и помчались сюда, но было уже поздно. Их встретил шквальный огонь, взрывы, а также, судя по непривычному привкусу воздуха, слезоточивый газ (вентиляция в Убежище была отменной, но от концентрированной атаки защитить не могла) из баллонов, смерть, смерть…

Мохнатые тела были буквально изрешечены пулевыми отверстиями. Волки лежали, где придется, в непривычных и неестественных позах. Кровь окрасила пол матово-черным глянцем.

Издав сдавленный рык, Курт помчался вниз. Он не раздумывал, где следует ступать, чтобы избежать ловушек: инстинкт выверял каждый шаг, и, кроме того, горе застилало сознание Волка туманной пеленой. В эти секунды ему самому хотелось умереть. Но, как ни странно, ни единой ловушки для него уже не осталось.

Взрывы вырвали из Лестницы целые сегменты. Волк прыгал через них, не снижая скорости. Наконец, оказавшись в самом низу, упал на колени подле распластанных тел.

Он знал каждого из них. Как, впрочем, и любого другого из Стаи.

Это были здоровые, сильные Волки, – ровесники Курта. Каждый слыл отличным бойцом, и, бывало, неоднократно похвалялся, что он сделает с безволосыми, если те вздумают напасть на Убежище. Главное сражение, как ожидалось, разгорится у Выхода. Молодые Волки спорили, перебивая друг дружку, похваляясь количеством «убитых» врагов.

Правда, как всегда, оказалась нестерпимо горькой.

И все-таки, кое-где на стенах виднелись кроваво-красные брызги. Они походили на алые крылья, распустившиеся веером под сильным воздушным порывом. Автоматы так не стреляют. Но так бьет когтистая лапа, – наотмашь, с чудовищной силой.

Безволосые унесли своих мертвых.

Страйкер заплакал от отчаяния. Он даже не знал, кто это были. Что им тут понадобилось?..

Но, как ни странно, надежда продолжала гореть в груди тусклой лучиной. Волк встал с колен, и, пошатываясь, побрел к коридору. При этом ему приходилось переступать через лежащие тела, а ботинки то и дело хлюпали в лужах густой липкой жидкости.

Курт был близок к помешательству.

В коридоре тоже лежали Волки. Не группами, а преимущественно поодиночке. Они торопились на крики и пальбу, но пришельцы рвались дальше, сметая на своем пути любое сопротивление. Встречались и Волчицы. Страйкер через пелену слез узнавал родные лица. Из таких знакомых, привычных глаз успело исчезнуть всякое подобие жизни. Теперь они превратились в блестящие, округлые шарики.

Это испугало Курта больше всего. Он перешел на бег, но запинался даже на ровных местах.

Вот показался Общий Зал. Мертвых тут было немного. Те, кто не находились в своих комнатах, успели разбежаться по Убежищу. Волк миновал большое помещение, вышел в другой коридор, что вел к личным апартаментам Волков. В этой части Убежища царил полумрак – из плафонов торчали разбитые лампочки, потолок был испещрен пулевыми отверстиями.

Именно здесь, а не у Выхода, разгорелось основное сражение.

Волки выбегали из комнат, чтобы погибнуть под автоматными очередями. Это была настоящая бойня. Нередко тела лежали друг на друге – Волки, Волчицы… Курт перешагивал через них и шел дальше. Надежда угасала с каждым шагом, по мере того, как все больше комнат оставались за спиной. В черепах сородичей виднелись аккуратные, а порой безобразные отверстия. Убийцы не брали пленных.

В комнатах лежали старики и щенки. Последние выглядели особенно беззащитными. Пули растерзали мягкие, детские тела. Из приоткрытых ртов стекала кровь.

Страйкер шал дальше, но видел одно и то же.

Стая угодила в ловушку. В Убежище не было оружия (за исключением того, что осталось от Коррига, и еще более далеких четвероногих предков), а если бы таковое и нашлось, толку от него было бы немного. Особенно красноречиво выглядел сломанный черенок швабры, зажатый в лапе одной из Волчиц.

Дальнейшее Курт помнил смутно. Он катался по полу, рычал и рвал шкуру когтями. Спрашивал у трупов «Кто?!.», «За что?!», и другие, еще менее осмысленные вещи. Его обуяли такой гнев, горе и ярость, коих испытывать ему не доводилось ни разу в жизни. Он угрожал убийцам страшным возмездием, обещал, что найдет их даже в Аду, если понадобится туда спуститься…

Сколько прошло времени, он не знал.

Наконец, схватив черенок от швабры, он направил этот кол себе в сердце. Зажмурил глаза и стиснул челюсти. Но руки не желали слушаться. Курт страстно хотел рухнуть на острие, чтобы покончить с невыносимой болью, и все-таки не мог заставить тело подчиниться. Ни один четвероногий предок не пошел бы на такую меру; эта воля передалась и Волкам.

Отшвырнув кол, Страйкер вновь заплакал. Он позабыл о том, что с собой у него были два пистолета. Это ведь просто – достать, снять с предохранителя, и приставить к виску… Но момент был упущен. Курт знал, что уже не сможет этого сделать.

Затем он подумал, что остался не один. У него есть сестра.

А еще он должен жить, чтобы отомстить.

И тогда Волк поклялся – самой страшной клятвой, от которой, как ему тогда показалось, содрогнулся бетон под ногами. Поклялся, что найдет убийц, кем бы те ни оказались, и свершит свою месть. Поклялся, что не будет ему покоя до тех пор, пока не уничтожит безволосых, уничтоживших Племя. Сколь бы много времени на это ни потребовалось…

Встать на ноги удалось лишь с третьей попытки. Перед глазами Волка все качалось и плыло. Создавалась иллюзия, что Убежище погрузилось куда-то под океанские воды.

Опираясь о стену, Страйкер побрел по коридору. Было не так важно, куда идти – во всяком случае, ему так казалось. Повсюду только трупы, кровь и исполосованная кровью известь. В голове гудело, лапы дрожали. Так плохо Курту не было еще ни разу в сознательной жизни. Граница между душевными и физическими страданиями превращалась в простую абстракцию. Нервные волокна пылали в мучительном огне. Боль струилась по жилам ядовитой кислотой.

Волк сам не понял, каким образом вышел к запасному Выходу.

Эта дорога была знакома каждому в Стае, включая щенков. Сюда, в случае опасности, следовало стремиться в первую очередь – тем, у кого не было других обязанностей. Но в сердце Страйкера уже не осталось места для надежды. Глаза его заметили открытую дверь, а следом – срезанные запоры и петли. Как и главный Выход, эта дверь была отлично бронированной, однако даже в половину не столь защищенной.

Пришельцы справились с ней гораздо быстрее.

У двери лежали тела. Первым Курт увидел Ирргана – папашу Кэти. В нем зияли не менее тридцати пулевых отверстий, причем не менее дюжины в области сердца. Пасть могучего Волка была оскалена в диком оскале, глаза почти выкатывались из глазниц.