Текст книги "Семья волшебников. Том 1"

Глава 26

Вероника пыталась упасть со скамьи. Она уже дважды проползла ее из конца в конец и теперь озадаченно глядела в черную бездну. Это был просто пол Палаты, но Веронике было всего восемь лун, и она еще не знала, что пол может быть и вот таким.

Она ничего еще особо не знала.

– Сиди спокойно, – велел Совнар, цепляя распашонку когтями. – Если твоих родителей сейчас засудят и сожрут, я заберу тебя себе. Сделаем тебя колдуньей, будешь приносить дяде Совнару души…

– Дя, – сказала Вероника.

– Вот и молодец.

Вероника пока знала всего одно слово, причем очень короткое. Собственно, это вообще было не слово, а просто отчетливый звук, который означал то ли «да», то ли «дай», то ли «папа» – родители еще не определились. Папа настаивал на третьем варианте, но мама обоснованно сомневалась.

Не сумев упасть, Вероника принялась трясти погремушкой. Мерный шепчущий звук ее успокаивал. Совнара это тоже успокаивало, потому что он, вообще-то, сильно нервничал.

Не из-за Лахджи, конечно, или ее отпрыска. Из-за того, что сейчас его могут вызвать свидетелем, и он не сможет лгать. Да, на руке висят его любимые часики, самое драгоценное сокровище, но их могут заставить снять. А свидетельствовать против своего господина… ладно, он что-нибудь придумает.

Все банкиры-бушуки хранят множество мелких секретиков. Все они – бухгалтеры демолордов, и каждый немножечко хитрит со своим господином. Все это знают, все это понимают. Это в крови у бушуков, и ничего с этим не поделаешь. Демолорды смотрят сквозь пальцы на мелкие махинации, потому что в крупных делах каждый бухгалтер горой стоит за своего патрона, и пользы от них гораздо больше, чем вреда.

Но иногда демолорд все-таки может счесть, что бухгалтер перешел черту. И бедного бушука выкидывают в Центральный Огонь, а на его место ставят другого. Это право демолордов – по древнему договору они обязаны держать при себе бухгалтеров из потомков Мазеда, но могут сами выбирать конкретных личностей.

Существует высокая вероятность, что Совнара не вызовут. Лахджа и ее колдунец не посмеют его впутать. Они знают, кто в Паргороне их единственный надежный друг. Лахджа в свое время даже под пыткой его не выдала, после чего Совнар решил оказывать ей покровительство. Она демон молодой, не чуждый благодарности, а когда-нибудь Совнару может пригодиться такой союзник.

– …Совнар, ты ничем не занят? Загляни ко мне на минутку.

От этого голоса старый бушук вздрогнул. Сам Каген, директор Банка Душ. Как же он не вовремя… и ведь ему просто так не откажешь… хотя подождите-ка. А ведь все, наоборот, очень удачно.

– Ох, срочные дела, – сказал Совнар Веронике. – Куда бы тебя, малышка…

Нет, оставить здесь нельзя. Ларитры превратят ее в сухую шкурку. Да и Лахджа обидится, если Совнар просто бросит ее дочь. После такого на добрых отношениях можно ставить крест.

С другой стороны, если их с этим Дегатти все-таки засудят и казнят, у Совнара хотя бы останется живой сувенир. С дохлого айчапа хоть кулава щепотка.

– Пойдем, я познакомлю тебя с Паргоронским Купцом, – пообещал Совнар, помогая Веронике спуститься.

В свои восемь лун девочка была выше любого бушука. Но ходить еще не умела, только ползала. Совнар создал в воздухе темное зеркало и просеменил в него, увлекая за собой ребенка.

Башня Душ. Сердце Паргорона. Любой бушук здесь как дома, тут все друг другу друзья, все переплетены родственными связями и в самом воздухе царит семейная атмосфера. Рогатые карлики кланялись Совнару на бегу и умилялись милому ребенку с сиреневыми волосиками, россыпью веснушек и остреньким носом.

– Твоя? – спросила какая-то бушучка. – От человечки, что ли?

– Воспитанница, – спокойно ответил Совнар.

Веронику не смущало, что она среди демонов. Девочка сосредоточенно ползла за рыжим котом, сжимая в зубах погремушку. Она ничего не понимала, но на все глазела и все принимала, как должное.

Уже в кабинете Совнар запрыгнул прямо на стол и поднял туда же Веронику. Всесильный Каген недовольно посмотрел на это и спросил:

– Совнар, это твой ребенок?

– Нет, господин директор, просто знакомая попросила посидеть.

– Древнейший, Совнар, ты что, в няньки переквалифицировался?.. – изумился Каген. – Что за цирк?.. И перестань быть котом, когда я с тобой говорю!

Помимо собственной воли Совнар принял истинный облик. Стал рогатым карликом в дорогом шелковом сюртуке и пересел в огромное, очень высокое кресло. Все в кабинете было большим, рассчитанным на гостей высокого роста, всех этих ларитр, гохерримов и гхьетшедариев. Каген, крохотный бушук в цилиндре, почти терялся на своем троне.

– Совнар, надеюсь, я не отвлек тебя ни от чего важного? – заботливо спросил Каген. – Как твои дела?

– Неплохо, господин директор, денно и нощно забочусь о приумножении счетов моих подопечных, – ответил Совнар, пожирая Кагена преданным взором.

– В самом деле? – скривился тот. – А вот барон Гастарок не очень тобой доволен. Жаловался. Лично мне жаловался.

Совнар чуть промедлил с ответом. Барон Гастарок – сын Хальтрекарока. Его счетом занимается Кебур, один из любимых и самых толковых сыновей Совнара. Но у бушуков царит клановость, и все банкиры поддерживают своих потомков и просто родню, а то и отвечают за них непосредственно перед Кагеном. А барон Гастарок хотя и далеко не так пустоголов, как его батюшка, все же склонен периодически ввязываться в рискованные авантюры.

– Что с ним такое? – вздохнул Совнар.

Каген открыл свой чемоданчик. Тот самый, в котором, по слухам, Паргоронский Купец таскает заколдованный город и несметные сокровища.

Сейчас он достал оттуда всего лишь два потрепанных контракта.

– О, эти… – поморщился Совнар. – Да пропади они пропадом! Мой сын заключил их от имени барона, да, но… я возмещу убытки, если уж ему так приспичило…

– Совнар, не узнаю тебя, – недобро посмотрел Каген. – У тебя что, бесконечные условки появились? Что это за «возмещу убытки», это… да ты… ты… я тебе голову откушу!

Вероника при этих словах засмеялась и ударила Совнара погремушкой. Каген умилился, оскалился остренькими зубками и сделал девочке «козу». Алое пламя его глаз притухло, и он почти добродушно воскликнул:

– Что за милое дитя!.. Прелесть, прелесть!.. Хочешь конфетку?..

– Господин директор, это смертное дитя, оно пока пьет только молоко, – сказал Совнар.

– Смертное?.. – заинтересовался Каген. – Ага, полудемон… только какой-то странный. Немного похоже на полубушука, но не…

– Это полуфархеррим.

– Да-а-а?.. Как любопытно. А мне вот Бхульх говорил, кстати, что Мазекресс их на основе нас делала. Она тебе нужна, Совнар?.. девочка, вот, поставь тут закорючку…

Вероника радостно цапнула стальное перо и разрисовала и бумагу, и стол янтарного дерева.

– Ладно, оставим это на потом, – развеял испорченный контракт Каген.

– Господин, нельзя же подписывать договор с несовершеннолетними, – укорил Совнар. – Сальван завалит нас нотами протеста.

– Ох уж эта мне бюрократия, скажи? Вечно она портит всем жизнь. Но ничего, если она полудемон, она и так наша… почти наверняка. У-тю-тю, не грызи дядино перо!.. отдай. Отдай мне.

Каген прищелкнул пальцами, призывая перо. Но то почему-то осталось в пальчиках Вероники. Каген недоверчиво моргнул и щелкнул пальцами снова.

– Надо же, какая цепкость! – обрадовался он. – Какая жадность! Смотри, смотри, Паргоронскому Купцу перо не отдает! А могла бы говорить – так небось и продать бы попыталась! Совнар, вот всегда ты умел что-то интересное находить! Такой маленький полудемоненок, а уже почти бушук!

Несмотря на улучшившееся настроение, о незакрытых контрактах Каген не забыл. Он швырнул их Совнару и приказал:

– А!.. сделай то, что этот Гастарок хочет, и все мы вздохнем спокойно! Он настаивал, чтобы этим занялся лично ты!

– Но я же давно не мелкий клерк, господин директор, – почти брезгливо взял контракты Совнар. – Мое время стоит дороже, чем… а, вот это ценный актив, да… но первый-то мусорный!

– Ну как это мусорный? У нас никакая условка не лишняя! Великий волшебник для тебя мусор? Он же долгий. Тут условок двести, Совнар. Тебе не нужны двести условок? Ну так отдашь их мне, когда закончишь. Мне нужны.

Совнар покорно засунул контракты за пазуху. Великий Каген заслуженно прозван Паргоронским Купцом – он делает главную ставку на торговлю, прямую куплю-продажу душ, и иногда бывает в этом отношении настолько дотошным, что почти мелочным. Мол, нечего финансовый сектор в сплошные махинации туда-сюда переводить. Контракт, старый добрый демонской контракт – самое надежное капиталовложение, с которым уж все ясно, никто не придерется.

А кроме того, это реальный доход. Реальная поддержка душеэнергетики. С внутренними операциями все понятно – один демон купил у другого, другой заплатил третьему за услугу, третий дал взятку четвертому, четвертый проиграл в омбредан пятому… но это все Паргорону ничего не прибавляет, души просто ходят по кругу туда-сюда. Души, которые, вообще-то, постепенно истощаются, вырабатывают ресурс.

А счета – это цифры. И согласно цифрам, если у демона было, скажем, пятьдесят условок, то пятьдесят и должно оставаться. И это при постоянном сокращении. Поэтому необходим и постоянный прирост, чтобы просто оставаться при своих, чтобы возмещать естественную убыль.

Мелочь подбирают душебои. Бесхозные духи, животные, прочая шваль. Что-то постоянно притекает из колоний. Гохерримам иногда выпадает возможность набега. Гхьетшедарии кого-то выращивают.

Но действительно крупный доход обеспечивают бушуки. Без них Паргорон бы давно разорился, обанкротился, пошел рвать падаль по другим мирам.

– Я все сделаю, господин директор, – вздохнул Совнар.

– И загляни там заодно по адресочку, тебе по пути будет, – попросил Каген. – Передай от меня сувенир тамошнему демолорду.

– Демолорду?.. но удобно ли будет с ребенком?..

– Ребенка можешь со мной оставить, – доброжелательно предложил Каген.

– Спасибо за вашу доброту! – всплеснул ручками Совнар. – Но я уж не посмею так вас озадачивать! Сам, сам как-нибудь справлюсь! Ребенок, вон, воздухом свежим подышит, погуляет… пойдем, кнопочка, погуляем в Лимбо.

– …Встать, суд идет! – разнесся громогласный бас.

Супруги Дегатти торопливо встали, с надеждой глядя на судебных заседателей. Тех было трое – три демолорда, три властелина Паргорона. Полноценный совет по таким мелким делам не созывают, но и одного демолорда недостаточно, поскольку в одиночку никто из них не вправе судить другого.

Так что собрали стандартную тройку. Когда дело мелкое, какой-нибудь мировой суд над титулованными аристократами или с участием демолорда, то всем паргоронским властелинам рассылается извещение, и кто первым отозвался, тот и будет среди судей. Если же троих добровольцев не находится, то судей выбирают по банальному жребию.

Однако в этот раз они нашлись, и Лахджа смотрела на эту тройку с надеждой. По крайней мере двое из них, возможно, будут на ее стороне. Хотя насчет Фурундарока есть сомнения – он хоть и симпатизирует невестке, но все-таки Хальтрекарок его брат. Ему с ним и дальше как-то жить в одном мире.

Именно Фурундарок сегодня и председательствует, поскольку вызвался самым первым. А вот по правую от него руку – красивая женщина с мягкими чертами и волнистыми волосами. Ярлык Мазекресс, Матери Демонов.

И Хальтрекарок смотрит на нее волком.

– Мазекресс, зачем ты пришла?! – не выдержав, выкрикнул он с места. – Ты же меня засудишь!

– Я буду справедлива и беспристрастна, – спокойно сказала Мазекресс. – Голосую за немедленную казнь.

– Лахджи?..

– Тебя.

– Мазекресс, ну ты же несерьезно? Вы не имеете права меня казнить в составе тройки. Да и за что?!

– Возможно, было ошибкой брать в судебную тройку тещу истца! – рассмеялся третий из тройки.

Этот веселился еще сильнее Фурундарока. Но на его доброе отношение Лахджа не рассчитывала. Черный козлоподобный демон пристукивал об пол тростью, то отщелкивая, то примыкая рукоять.

Клюзерштатен. Пару раз он называл себя другом Лахджи, но на деле никогда им не был. Просто потому, что он никому не друг… во всяком случае в классическом понимании дружбы. Этот демолорд, как известно, убил собственную мать и предавал всех, кого только мог. И обычно он не тратит время на бюрократические процедуры, но этот суд его веселит, а он обожает веселье.

Игры, загадки… что угодно, лишь бы посмеяться над кем-нибудь, оставить в дураках.

– Клюзерштатен, а ты-то зачем вызвался? – подала голос Лахджа. – Мы тут все свои в остальном – мой бывший, мой нынешний, моя мама, мой деверь… а ты нам кем приходишься?

– Ну должен же быть хоть кто-то беспристрастный, – ухмыльнулся Хромец, закидывая ногу на ногу.

– Я настаиваю на замене! – потребовал Хальтрекарок. – Требую заменить Мазекресс на Дорче Лояр или Бракиозора! Матерь Демонов слишком заинтересована!

– Отказано! – грохнул молотком Фурундарок. – Чего тебе бояться, Хальтрекарок?! Давайте решим все побыстрее и пойдем по домам! Истец, излагай… те свои претензии! Кто вас представляет?!

Хальтрекарок поискал глазами в поисках Совнара… а, да, точно. В этот раз его представляет не Совнар. Он сказал, что это безумие – совмещать столько должностей сразу при двух господах. Он и бухгалтер, и управляющий, а теперь еще и адвокат… у него не десять рук!

Но Хальтрекарок-то все понял, конечно. В прошлый-то раз Совнару ничто не мешало его защищать. Все с ним ясно. Спелся с его… бывшей.

Слово-то какое противное. Мещанское какое-то.

Вульгарщина.

Поэтому Хальтрекарок в мудрости своей и пожирал надоевших жен – чтобы такого не случалось. Лахджа – первая, которая продолжает мозолить глаза и даже украла у него ребенка – его любимую дочь…

– Ты похитила мою любимую дочь! – вскричал он гневно.

– А как ее зовут, твою дочь?! – потребовала ответа Лахджа. – На ауру не смотри!

– Имена – это пыль! – фыркнул Хальтрекарок. – Они ничего не значат, когда речь о разбитом отцовском сердце! И я знаю, знаю, чего ты пытаешься добиться! Хочешь настроить детей против меня?! У тебя не выйдет!

– Каких детей?! – возмутилась Лахджа.

– Наших! Вот – кто теперь не помнит их имен?!

– У нас один ребенок!

– То есть теперь это наш ребенок, а не только твой?!

Бородка Клюзерштатена мелко тряслась. Он с искренней теплотой глядел на Хальтрекарока. Действительно Балаганщик – куда ни заявится, везде устроит балаган. Даже суд превратил в клоунаду.

– Господин Хальтрекарок, здесь не ваше шоу, – сухо произнесла Мазекресс. – Пусть поднимется ответчица. Кто вас представляет?

За Лахджу говорила Кийталана. Оказалось, что она провела себя как ее представителя. Будучи вершителем и сальванским консулом, Светоносная имела на это право.

Судьи не возражали, но Хальтрекарока это взбесило еще сильнее. Особенно когда он глядел на собственного представителя – ларитру… какую-то ларитру.

Хальтрекарок не запоминал их имена, потому что его не интересовали ларитры. Они красивые, но… ненастоящие. Даже если идеально выдают себя за настоящих, то все равно только притворяются.

Нелепые создания. Реликты былых времен.

– У меня есть еще возражение! – вскинул руку Темный Балаганщик. – Я требую заменить представителя ответчика!

– На каком основании? – осведомилась Мазекресс.

– Она пристрастна.

– Отказано.

– В таком случае у меня личный вопрос к представителю ответчика!

– Озвучьте.

– Ты получила мой букет? – повернулся к Кийталане Хальтрекарок. – Тебе понравилось?

Кийталана ничего не ответила, но выражение на ее лице стало таким страдальческим, что Лахджа ей посочувствовала. Возможно, Кийталану он осаживает даже серьезней. На измор берет.

– Представьте объект спора, – барственно потребовал Фурундарок.

– Привет, Фурундарок, – немного испуганно сказала девочка.

– Привет, Астрид, – машинально ответил Фурундарок. – Говори честно – с кем хочешь остаться, с мамой или папой?

– А?! – выпучила глаза Астрид, хватая за руки маму и папу. – А со вторым что сделают?!

– Он не твой папа! – разозлился Хальтрекарок, бешено глядя на Дегатти. – Я твой отец! Ты и это скрыла от ребенка?!

– А зачем ей знать? – закатила глаза Лахджа. – Ты ее видел два раза в жизни!

– Три! – выставил три пальца Хальтрекарок. – Ты снова лжешь!

– Ваша челюсть, а можно я останусь и с папой, и с мамой?.. – робко попросила Астрид. – А этого дядю я не знаю…

– Ваша честь, Астрид!.. – шикнула мама.

– Ваша челюсть, какая прелесть, – улыбнулась Мазекресс. – Ребенок. Внученька, правильно «ваша честь».

Хальтрекарок окинул внезапно проявившую бабушкины чувства Мазекресс злобным взглядом. Нет, даже если Матерь Демонов снова попытается ему всучить одно из своих порождений, он отвергнет ее с презрением. Старая жаба, сидит в своем болоте и строит козни порядочному семьянину. Он уже хлебнул горя от ее дочурки, а теперь еще и это!..

Совнар сидел на камушке, разглядывая кряжистый дуб. Тот одиноко стоял на поляне, привольно раскинув ветви. Солнце освещало его так, что казалось, будто щели в коре смотрят на бушука, причем с иронией, с насмешечкой.

Рядом сидела Вероника, постукивая погремушкой о стальное перо. Она тоже задумчиво разглядывала дуб. Внимательно таращилась фиалковыми глазенками и время от времени выдувала пузырь.

Вот он, Мегреболл, сын Астрандилла, первый маг королевства Аэхорн, владетель Зеленого Мыса и мастер Десяти Ступеней. Великий волшебник, что триста лет назад заключил сделку с Паргороном. Барон Гастарок даровал ему все, чего тот желал, возвысил над прочими смертными и помог расправиться с его врагами.

А взамен Мегреболл должен был отдать самую малость. Причем даже не сразу, а после смерти.

Проблема в том, что он не пожелал умирать.

– Так, что у нас здесь… – развернул контракт Совнар. – Бла-бла-бла, пункты-пункты… ага, вот. Предельное ограничение срока. Истекло восемь лет назад.

– Я не мертв, – прошелестело в листве. – Я живее всех живых. Вы не имеете права принуждать меня к смерти, убивать меня или наносить вред моему здоровью. Также вы не имеете права целенаправленно вызывать события и стечения обстоятельств, при которых я мог бы умереть.

Совнар одно за другим материализовал топор, бензопилу и бобра. Топор и пила легли на траву, бобер покосился на бушука и побрел в лес. Задумчиво глядя ему вслед, Совнар подумал, что Гастарок – достойный сын своего отца. Кто его просил соглашаться на все эти условия?

Надо будет поговорить с Кебуром. Это же он проводил сделку. Почему вовремя не дал своему господину добрый совет?

– В таком виде я проживу еще тысячи лет, – довольно сказал дуб. – Ты ничего не сможешь мне сделать, демон.

Совнар закурил. Ох уж эти смертные. Никто не играет честно, каждый пытается где-нибудь схитрить. Их все устраивает, пока демон смиряет себя и направляет свое существование на выполнение их жалких прихотей, но едва приходит время расплачиваться…

– Что стоишь, отрыжка Бездны? – с недовольством спросил дуб. – Уж поверь, в ближайшие часы я точно не умру.

Совнар выпустил большое кольцо дыма. Ползущая за бобром Вероника тоненько закашлялась.

– Возможно, насчет «не вызывать стечения обстоятельств» мы немного погорячились, – сказал ей Совнар. – Как мы теперь его заберем?

– Дя, – ответила девочка.

– Но ты-то не клялась, – продолжил Совнар. – Ты просто ребенок. Ты даже не понимаешь, о чем я говорю, не так ли?

– Дя.

– Смотри, какая красивая у меня зажигалка, – прищелкнул пальцами Совнар.

Вероника зачарованно уставилась на игрушку. Зажигалка и правда была очень красивая – серебристая, с красными разводами, похожая на языкастого демона.

– Смотри, – чиркнул колесиком Совнар. – Вот я щелкаю – есть огонек. Вот я щелкаю – другого цвета огонек. Как Нижний Свет – каждый раз меняю цвет огонька.

– Дя!

Это точно «дай». Совнар улыбнулся маленькому полудемоненку и положил зажигалку на траву. Вероника тут же подползла и схватила ее, забыв о пере Кагена.

– Я даю ее тебе на хранение, – сказал Совнар. – Это не игрушка, эта зажигалка очень легко… поджигает. Смотри, Вероника, не вздумай играть там, где много сухой травы. Она очень легко загорается.

– Ты не имеешь права вызывать обстоятельства, которые могут привести к моей смерти! – напомнил волшебник-дерево. – Хотя ты и не сможешь сжечь дерево зажигалкой. И зачем ты даешь ребенку играть с огнем? Откуда у тебя вообще ребенок?!

– Я его украл, – спокойно ответил Совнар. – Вырвал из рук рыдающей матери, которая не хотела отдавать мне долг. Кстати, у тебя же есть дети?

Вероника чиркнула зажигалкой, и ее глаза округлились. Она потрогала огонек, обожглась, тихонечко пискнула и выронила зажигалку. Дерево вскрикнуло:

– Не смей! Ты не можешь пытаться меня сжечь! Убить меня! Договором это запрещено!

– Я и не пытаюсь тебя убить, – ответил Совнар. – Я просто дал ребенку поиграть с зажигалкой. И надеюсь на лучшее.

– А она сама не сгорит?

– Ну… всякое возможно. Я ей не отец.

– Демоны… ублюдки…

Трава, впрочем, не загорелась, огонек сразу потух. Вероника пососала обожженный пальчик, подобрала зажигалку и снова начала чиркать. Дома ей таких игрушек не давали, и она была зачарована этим новым волшебством.

– Бессовестное исчадие, – укоризненно сказал дуб. – Ты разве не понимаешь, что нарушаешь условия контракта? Ты вызываешь стечение обстоятельств, любой суд займет мою сторону. Но хорошо, хорошо, сжигай меня! Сжигай – и будь проклят!

– Бессовестный?.. – удивился Совнар. – Я?.. Естественно, я бессовестный. Странно пытаться меня этим устыдить, я же демон. Зато я законопослушен. А какое у тебя оправдание?

– В смысле?

– Когда ты заключал договор, там черным по белому было писано, чем и когда тебе придется платить. Ты и в самом деле думаешь, что можешь гонять демонов Паргорона по своим делам, получать наши льготы и услуги… и потом увильнуть от оплаты?

– Я был обманут! Я получил гораздо меньше, чем стоит моя душа!

– Не переоценивай стоимость своей душонки. Я вот сейчас перечитал контракт, и вот на что обратил внимание: тебе можно продлевать свою жизнь, но нельзя получать фактическое бессмертие. Фактическое, понимаешь? А теперь я изучил ауру дуба… и это вовсе не дуб. Это что-то типа магического баньяна… а они бессмертны.

– Ложь! – возмутился волшебник. – Я… следовал букве договора!

– Ты слишком жаден, – подошел и погладил кору Совнар. – Тебе было мало стать просто долгоживущим деревом. Ты понадеялся, что сможешь стать вечноживущим и сумеешь скрыть этот факт. Но откуда тебе было знать, что по твою душу явится не обычный бушук, а банкир?

– Я могу это контролировать, – торопливо произнес волшебник. – Это не истинное бессмертие. Только… вечное самоподдержание физической оболочки. И потом, я же дерево.

– Нет, тебя уже поймали, – ухмыльнулся Совнар. – Я теперь вижу твои корни… большая часть тебя под землей. Это даже не баньян, это… какой ты огромный. Ты и вправду добился с нашей помощью великого могущества. Бессмертия к тому же. Даже если б я сжег этот дуб подчистую – что бы случилось? Ничего. Ты бы ускользнул в свою корневую систему, а потом пророс снова. Хитро, ваше чародейство, очень хитро.

Вероника продолжала чиркать зажигалкой. Только теперь огонек почему-то все время оставался лиловым. Совнар покосился с недоумением, Вероника повернула к нему голову, чиркнула снова – и загорелся синий огонек… зеленый… серый…

– Итак, что же мы с тобой будем делать… – произнес Совнар. – А собственно, что я?.. Ты добился бессмертия – добился. Нарушил контракт. Я тебя забираю. Восемь лет назад еще мог забрать, считай их моим подарком.

Под землей что-то загудело. Земля содрогнулась, пошла волнами. Вероника не удержалась в сидячем положении и упала, издав недовольное кряканье.

– Сопротивление бесполезно, – предупредил Совнар, сворачивая контракт в трубочку. – Не делай сам себе хуже, глупая условка.

Суд затягивался, и Фурундарока это все сильнее злило. Он хотел побыстрее со всем покончить, и ему было плевать, кому достанется этот детеныш, одно из множества порождений его брата.

Решись дело в пользу Лахджи – Фурундарок будет рад, что удалось насолить Хальтрекароку. Решись в пользу брата – не устанет напоминать, что это только благодаря ему племянница вернулась в отчий дом.

Но другим было не все равно. Мазекресс упорно стояла на своей позиции, а Клюзерштатен умышленно затягивал заседание, потому что вонючего козла оно веселило. Кийталана билась за свою подружку, как львица, а Хальтрекарок твердо намеревался уж в этот раз не поступиться ничем.

– Это моя дочь! – снова и снова повторял он. – Моя собственность! Я демолорд, в конце концов!

– Не имеет никакого значения, – холодно отвечала Кийталана. – Сейчас девочка живет в Мистерии, а по законам Мистерии до наступления совершеннолетия она находится под опекой мастера фамиллиаров, которому принадлежит фамиллиар-мать.

Лахдже не понравилось, как звучит этот крючкотворский выверт, но все лучше, чем если Астрид передадут биологическому отцу.

Вообще, оказалось, что такие вот межмировые дела – это что-то невероятно запутанное, опирающееся на миллион древних законов, договоров и прецедентов. Причем Паргорон тысячелетиями оттачивал свою юриспруденцию, поэтому у него так чудовищно сложно выцарапать хоть одну душонку. Утопят в бумагах, задушат поправками и приложениями.

К счастью, в этот раз речь не шла о финансовой стороне. Никому из судей не было дела до Астрид, и даже Хальтрекарок хотел ее получить только из мелкой мести, а не ради нее самой. Так что ни члены суда, ни Паргорон в целом не были лично заинтересованы, и можно было надеяться на удачный исход.

Тем более, что Кийталана как раз достала заготовленный козырь.

– Встаньте, муж ответчицы, – велела она. – Отвечайте высокому суду – оформили ли вы опеку над объектом спора по всем законам Мистерии? Признали ли указанную Астрид своей дочерью?

– Оформил и признал, – произнес Дегатти, злорадно глядя на Хальтрекарока. – Вот, здесь паспорт волшебного существа. Здесь подтверждается, что Астрид находится под моей опекой как дочь моего фамиллиара, дочь моей жены и моя собственная дочь, что по всем правилам заверено в Кустодиане. Вот печать супрефекта и подписи двух свидетелей, подтверждающих, что мое поручительство было искренним и добровольным.

– Смертные бумажки, заверенные смертными букашками, – фыркнул Хальтрекарок. – Кто вообще в здравом уме будет принимать это в расчет?

– Сальван будет, – холодно произнесла Кийталана. – И Паргорон, смею надеяться. Я напоминаю высокому суду, что именно этот повод всегда использовался истцом, когда он брал очередную жену из смертных. Вступая с ними в брак, он, согласно законам Паргорона, обретал над ними полную власть, и ни один из наших исков, а такоже исков других миров, не был удовлетворен несмотря на все апелляции. В том числе – вот, предъявляю копию акта, – иск о судьбе самой Лахджи, тогда еще смертной по фамилии Канерва. Смею надеяться, законы работают в обе стороны.

Судебная тройка обменялась взглядами, и даже Клюзерштатен неожиданно перестал смеяться. Хальтрекарок же гневно раздулся и воскликнул:

– Все эти бумаги утратят силу, если я просто сожру тебя, колдунец!

– А давай! – с вызовом воскликнул Дегатти. – Давай, сожри! Проглоти меня! Сколько у тебя там бывших жен, в твоем анклаве? Сто?.. Двести?.. Тысяча?! Они будут счастливы меня видеть! А я их.

Хальтрекарок осекся. Замер с приоткрытым ртом, впервые подумав об этом с такой стороны.

– Не превращайте суд в балаган, – приказала Мазекресс, недобро глядя на снова захохотавшего Клюзерштатена. – Продолжайте, представитель ответчицы.

– Я почти закончила, – сказала Кийталана. – Со своей стороны, а также как сальванский консул, я могу сказать, что соглашусь закрыть глаза на бумаги и законы Мистерии и передать объект спора ее паргоронскому отцу, если то же самое будет применено и в отношении к нему самому. Если истец немедленно отпустит всех своих жен, кроме тех, что пожелают с ним остаться. Вы согласны на эту сделку, истец?

Лахджа выпучила глаза, не веря в такое предательство со стороны Кийталаны. Но тут же поняла, что бояться нечего – Хальтрекарок на такой обмен не пойдет никогда. И в то же самое время этим жестом доброй воли его загнали в ловушку, и он явственно растерялся.

Его ларитра-представитель негромко что-то спросила. Хальтрекарок гневно ответил, и аж стены сотряслись от его ярости.

– По-моему, дело ясное, – сказала Мазекресс. – Нам не нужны межмировые дипломатические осложнения из-за одного демоненка. Мое мнение – объект спора остается под опекой ответчицы и ее мужа.

– Это безумие! – воскликнул Хальтрекарок. – Чем еще вы хотите поступиться?! Может, души перестанем жать… чтобы не осложнять отношения!.. Любимый брат, а каков твой вердикт?!

– Мой вердикт – ты тупоумный недоносок и отнимаешь у всех нас время, – зло пробасил Фурундарок.

– Поддерживаю!.. – выкрикнула Лахджа.

– Клюзерштатен!.. – в отчаянии выкрикнул Хальтрекарок. – Хоть ты стань голосом разума!..

– Ой, какая высокая ответственность – быть голосом разума… – прищелкнул пальцами Хромец. – Нет-нет, я считаю, нам необходимо все еще раз обсудить. Я не могу так просто принять настолько сложное решение.

Фурундарок потер пальцами виски. Он уже в сотый раз жалел, что вызвался председательствовать в этом суде. Ему просто хотелось в очередной раз макнуть брата в дерьмо и вернуться домой, радуясь новому приятному воспоминанию.

– Клюзерштатен, мы не будем обсуждать все по десятому кругу! – рявкнул Величайший Господин. – Твой вердикт?!

– Ладно-ладно, – расплылся в улыбке гохеррим-полукровка. – Я согласен с Мазекресс, дело ясное. Девчонку вернуть в Паргорон вместе с матерью… под опеку Мазекресс. Смертного пырнуть и в Банк Душ – на счет вдовы. Что она до сих пор без единой эфирки? А Хальтрекарока… тоже пырнуть, но два раза. Готов взять на себя эту неприятную обязанность. Сорок пять процентов наследства Балаганщика передать его сыну, еще сорок пять – брату, пять процентов – вдове, как моральную компенсацию… и еще пять распорядителям и душеприказчикам – нам с Мазекресс. Жен и рабов Хальтрекарока, что пожелают уйти – передать Сальвану, как жест доброй воли.

Воцарилась тишина. Клюзерштатен ухмылялся, продолжая отщелкивать и защелкивать замочек трости. А Лахджа с ужасом поняла, что и Фурундарок, и Мазекресс, и даже Кийталана всерьез обдумывают такой вариант.

А вот Майно и Хальтрекарок впервые оказались по одну сторону баррикад, потому что им это не понравилось в равной степени.

Но нет, нет. Демолорды на такое не пойдут. У них же клятва, они друг друга не убивают.

Не пойдут же?

– Я протестую! – воскликнул Хальтрекарок. – Что ты себе позволяешь, Хромец?! Это скандал!

– Меня не устраивает это предложение, я не хочу становиться вдовой, – присоединилась к нему Лахджа.

– Ради тебя же стараюсь, – обезоруживающе улыбнулся Клюзерштатен. – Привяжешься – потом плакать будешь. Лучше сразу. Как болячку сорвать.