Текст книги "Семья волшебников. Том 1"

– Ну ты и придурок, – чуть слышно шепнула Геленда. – Ты б еще вплотную к апостолу подошел.

– Это не апостол, а шутка, – процедил Эммехтим. – Не вижу ничего особенного в этой… домохозяйке.

Последнее он сказал, как плюнул.

– Не ты ли говорил, что самки должны нянчить новых воинов, пока вы занимаетесь… чем-то стоящим? – покривилась Геленда. – А теперь, конечно, апостол-домохозяйка тебе глаз ест. Двуличный ублюдок.

– Тихо вы, – шикнул Оргон. – Я не Ассасин, чтоб отводить глаза всей Мистерии. Уходим.

Фархерримы распахнули крылья и невидимками заскользили высоко в небе. Демоны-разведчики, демоны-шпионы, они прекрасно умели оставаться вне поля зрения. На этом острове полно волшебников, но все они смертные, и если не слишком мозолить им глаза, избегать ненужного внимания нетрудно.

Эта троица уже несколько дней следила за поместьем Дегатти. К усадьбе пока не приближались, излишне не рисковали. Узнай кто-то из апостолов или мама, что они замыслили, наказание будет ужасным.

Или нет. Эммехтим уверен, что мама только обрадуется, если беглый апостол и его потомство перестанут существовать. Гнилая ветвь. Отсечь ее – благо.

Но он был один против двоих. Оргон и Геленда считали, что лучше незаметно увести детей апостола к фархерримам, вырастить их там, а потом послать весточку. Геленда даже полагала, что апостол в конечном итоге поймет, что это ради ее же блага. Надо будет просто ей все объяснить.

Оргон в этом с Гелендой не соглашался, но в остальном они совпадали.

– Зачем нам обе? – проворчал Эммехтим, когда они спустились к миазменной яме. Здесь не так давно было захоронение скверны, и фон все еще оставался сильным. – Достаточно старшей – она почти фархеррим, да еще и дочь демолорда. Полудемоненка… к чему это? Свернем ей шею, чтоб не загрязнять кровь.

– Ты забыл, что сказал Анахорет? – напомнил Оргон. – Беглый апостол имеет изъян. Она думает, как человек. Убей ее ребенка – и она пожелает тебе отомстить.

– Демоница бы тоже пожелала, – заметила Геленда. – Убей моего ребенка – и я тебе горло перегрызу.

– Тем более, – нашелся Оргон. – Человек или демоница… не убивай ее дочь, если не хочешь получить апостола во враги. Полудемоненка мы тоже вырастим. Что такого? Отдадим Ревнителю на воспитание.

– У него броня только снаружи, а внутри он мягкий, как сыр, – фыркнул Эммехтим.

– Не вздумай ему об этом говорить.

– А что такого? Наверняка он тоже внутри человек.

Даже рядом с миазменной ямой демоны оставались сокрыты в тенях. Оргон отводил глаза всему живому, Геленда наблюдала потаенным взором, Эммехтим частично переселял сознание в насекомых и червей.

Они чувствовали, что совсем рядом начинается… гхьет. Территория, частично окутанная чужой волей. Разумеется, беглый апостол не видит там все и вся – это и гхьетшедарии-то не могут, фархерримы проверяли. Даже демолордам такое доступно лишь при полном сосредоточении, а никто не может постоянно быть на таком сосредоточен.

И все же они были предельно осторожны. У них нет законного права находиться в Мистерии, а в Радужной бухте полным-полно волшебников высокого уровня.

При взгляде на некоторых аж слюнки текли. Вот хоть тот эльф… Геленда и Эммехтим на него аж облизывались. Может, там целая сотня условок… сотня условок в одном индивиде! Высокоэнергетических, долгого хранения!.. Один раз бросить аркан – и сразу такой куш!..

О хозяине беглого апостола они вообще молчали. Историю о том, как он закабалил одну из их сестер, знали все. Три года назад это была самая горячая новость Паргорона, затмившая даже случившееся годом раньше похищение Темного Балаганщика… причем опять в том же вертепе.

Вечно у этого импресарио какие-то сенсации, скандалы…

Фархерримы не спешили. Они готовы были ждать сколько нужно. Апостол Лахджа – очень могущественный демон, одна из любимиц Матери. Ее хозяин носит медный медальон, означающий, что он входит в число лучших волшебников Мистерии. Не из первой шеренги, и даже не из второй, но и третья шеренга – серьезный противник даже для высшего демона.

Но им все-таки начинало надоедать. Когда сегодня семейство выехало на пикник, демоны рискнули подкрасться ближе, надеясь улучить момент и уволочь кого-то из детей, а то и обоих сразу. Удобный момент и выпал, когда началась игра в прятки, но Астрид водила, а не пряталась, так что все время была на виду. Что же до младенца-полудемона, то его тоже оставили на виду, да еще с этим ползучим фамиллиаром. А внимание матери то и дело скользило по поляне.

Опасные они, апостолы. Не такие опасные, как богатые бароны, бывалые вексилларии и чернокнижники-банкиры, а о демолордах и говорить нечего… но все же простому фархерриму с ними не тягаться. Каждый из троицы авантюристов неплохо развил демоническую силу и успел обзавестись парочкой мелких Ме… но именно что мелких. Они могли только мечтать о безграничной власти Пастыря, несокрушимой мощи Ревнителя или непостижимых способностях Сомнамбулы.

– Не могу понять, по каким критериям Матерь выбирала апостолов, – посетовал Эммехтим. – Ну я еще понимаю Пресвитер, он все-таки бывший пресвитер… но остальные-то? Дать такую силу солариону… наградить властью над снами юродивого… одарить абсолютной невидимостью презренную воровку… ну и конечно, конечно, сделать неубиваемое чудовище-метаморфа из… наложницы!.. наложницы!.. Почему не меня?!

– Ты тоже хотел стать наложником? – фыркнул Оргон. – Все в твоих руках, Гиздор преуспел.

– Не напоминай мне о нем, – помрачнел Эммехтим.

Он завидовал апостолам. Все завидовали. Многие пытались выслужиться и у некоторых, вроде Загака, даже получалось – но это все равно не шло в сравнение с избранной дюжиной… и одной лишней, которую забрали сразу после рождения.

Загак, конечно, выскочка. Ублюдок. Эммехтим в свое время пытался вызнать, где он раздобыл такое кудесное Ме. Тысяча Глаз – это, конечно, не Темный Легион, но все равно очень достойно. Эммехтим бы от такого точно не отказался.

Но Загак только хитро ухмылялся. Эммехтим уж и так к нему, и этак. Подлащивался, подарки дарил. Но уродливый подонок ни в какую. Еще и голову бреет, чтобы умножить свое уродство.

Эммехтим вообще подлащивался ко всем апостолам. Но им не привыкать, так делают многие фархерримы. Всем хочется иметь покровителя посильнее, одному выжить сложно.

Геленда вот ходила по пятам за Ассасином, училась у нее, выслуживалась. А Оргон выбрал Анахорета, того молчаливого апостола, что скрывает свое Ме. Оно у него точно какое-то сильное, но в чем заключается, знает одна Матерь.

Из случайно оброненных слов Анахорета Оргон и узнал, где скрывается беглый апостол. А еще – что у нее есть две дочери, и обе – смешанных кровей. Одна – высокого происхождения, аж от демолорда, а другая… другая так себе, ее даже можно не учитывать.

Но беглый апостол своих дочек очень любит. И если обеих или хотя бы одну (но лучше обеих) похитить, вернуть в лоно Матери и воспитать как подобает фархерримам, то их мать вернется. Собственные дочери убедят ее, что ее долг – быть среди сородичей.

И это порадует Матерь. И тех, кто вернул ей беглянку, она непременно вознаградит.

Такой вот надежный план придумали Оргон, Геленда и Эммехтим. Они с самого начала держались вместе, поскольку были знакомы и в прежней жизни, до перерождения. Оргон и Геленда выросли в деревне, а Эммехтим там родился, потом переехал в город, но потом вернулся и почему-то всегда исчезал, когда через деревню проезжали почтовые кареты или просто странники.

Вообще-то, их было пятеро. Были еще Магина и Пог. Но они не вышли из чрева Матери живыми. Хотя это именно Пог в свое время подбил их вызваться добровольцами. Сказал, что у него двоюродный дядька – жрец в главном храме, и он точно знает, что это не жертвоприношение, что это так просто говорят всем, а на самом деле хитрый план. Что кто вызовется своей волей на алтарь лечь, того вознаградят за преданность и возвысят. Титулами наградят, деньгами. Такое вот, мол, испытание придумали для истинно верных.

Когда их поволокли в чрево Матери, они хотели Пога немного побить. Ну или много. Но уже не было возможности. Может, потом бы все равно побили, но Пог из чрева живым не вышел. И Магина не вышла. А вот они трое испытание прошли, переродились и теперь умеют летать.

– Слушайте, мы же сейчас на Парифате, – вдруг сообразил Оргон. – А давайте найдем дядю Пога и выпустим его кишки.

– Погоди, – возразила Геленда. – Погоди. Так дядя Пога же с нами был.

– Не было. Он не пошел.

– Но он же…

– Он в храме был, среди служек. Смеялся. Пога подбадривал.

– Вот урод. Давай убьем его и всю его семью.

Фархерримы задумались. Мысль дельная.

Но не им первым, конечно, пришло в голову вернуться домой и расквитаться с каким-то обидчиками. Теперь-то, когда они демоны, сами истинные господа!..

Но Пресвитер в свое время предупредил, чтобы в эту сторону даже не думали. Легационит под защитой Паргорона, люди не должны страдать от самоуправства демонов. После смерти каждый из них пополнит Банк Душ, и за это они имеют при жизни полную безопасность, отсутствие налогов и мудрое управление высшими существами.

К тому же, если посмотреть с другой стороны, дядя Пога им благодеяние оказал. Они ведь действительно возвысились. Не все, но Пог, видимо, просто не заслужил. И Магина. Недостойны они носить крылья.

А Оргон, Геленда и Эммехтим – достойны.

– Ладно, забудем про дядю Пога… – с сожалением сказал Эммехтим. – Не хочу огорчать Пресвитера.

– Да уж он огорчится, – хмыкнула Геленда. – Он это, конечно, переживет, а вот мы – вряд ли.

– О деле, – сказал Оргон. – Просто дождемся, когда дома не будет взрослых…

– А фамиллиары? – хмыкнул Эммехтим.

– Ты боишься собачек и кошечек?

– Не боюсь, Геленда, но где они, там маг. Если нас увидит хотя бы попугай, то сразу будут знать все. В том числе апостол.

– Да, надо что-то придумать… этот Дегатти – опасный волшебник, он сумел выйти живым из битвы с Бракиозором…

– Я нашел мою коллекцию окаменелостей, – бесцветным голосом произнес Дегатти.

– Поэтому ты лежишь в пыли на чердаке? – осведомилась Лахджа, пихая мужа ногой.

Майно издал неразборчивый звук. Он смотрел в потолок, держа пыльную коробку. Лахджа почувствовала, как ее захлестывают сплин, хандра и меланхолия. Все самые жалкие эмоции. Любимый супруг источал их в таком количестве, что они передавались фамиллиарам.

За окном тоскливо завыл Тифон.

– Мне было девять лет. Я собирал их два года, хотел послать в Тезароквадику. Мама сказала, что выкинула их. А они все это время были тут. Завалены хламом. Зачем она так поступила? Зачем она сначала лишила меня их, а потом еще и оказалось, что соврала? В чем смысл?

Лахджа присела рядом, взяла руку мужа в свою и заглянула в его разум. Она медленно сказала:

– Представь, что твоя мама сейчас здесь. Задай ей этот вопрос.

– Зачем, мама? – неохотно воздел руки Дегатти.

– Понимаешь, маленький Майно, мне почему-то мешали твои вещи, я временно сложила их на чердак, а потом забыла. А когда ты спросил меня, где они, я просто соврала первое попавшееся, потому что меня ждали мои хомунции и меня не волновали твои окаменевшие кости. Как и ты сам, кстати.

– Да, это похоже на нее, – поднялся на ноги Майно. – И на тебя, кстати. Тебя вообще не волнуют мои чувства?

– Волнуют, поэтому я злю тебя. Иначе ты бы ныл целый день.

– Я и так буду ныть целый день, – с угрозой произнес Дегатти.

Лахджа закатила глаза. За годы брака она узнала мужа, как облупленного. Как хорошие его стороны – их хватало! – так и плохие. Майно Дегатти, вообще-то, довольно нудный и у него куча комплексов. Ему противопоказано рыться в детских вещах, но иногда он все равно это делает – и вечер сразу можно считать испорченным.

– Хочешь к психозрителю? – спросила Лахджа. – Или просто спустимся на веранду и попьем чая с мятой?

– Спуститесь, пожалуйста, – попросил призрак дедушки. – Я немного устал от наследника нашего рода. Еще немного, и вернусь в Шиасс.

Впрочем, к этим вечерам самокопания Лахджа тоже уже привыкла. Все-таки по образованию она психиатр, и хотя большую часть профессиональных навыков растеряла, что-то все-таки осталось… и приобрело демонические черты. Даже когда муж будил ее посреди ночи и начинал гундеть о своем тяжелом детстве, она терпеливо и спокойно отвечала:

– Суть Древнейшего, Майно, мне же срать, спи давай.

Но по крайней мере она начала понимать, почему до нее у него не было долговременных отношений. То есть с виду-то он конфетка, настоящий любимец женщин. Внешность прекрасная, характер приятный… поначалу. Высокий, плечистый, с правильными чертами лица. Флиртует как дьявол, жен баронов и демолордов успешно соблазнял.

Но когда отношения переходят в длительную фазу, он начинает раскрывать душу. Как доверившийся спокойной воде двустворчатый моллюск приоткрывает створки. И ты ожидаешь увидеть прекрасную жемчужину… но вместо этого из моллюска вырываются затхлые пузыри и раздается скрипучий голос:

– …Сейчас третий полуночный час, и самое время вспомнить, как меня обижал отец. А теперь я немного поплачу, и если ты спросишь, что со мной, и попытаешься меня утешить, я буду злобно бухтеть себе под нос.

– М-м… вот неправда, – ткнул пальцем Майно, увидев эту картину в голове жены. – Неправда. Это было один раз. В первую ночь после переезда, когда нахлынули воспоминания.

– Чай будешь?

– Буду.

Лахджа научилась принимать эти приступы со смирением и некоторым пониманием. Идеальных людей не бывает, у всех свои комплексы и проблемы. Остальные фамиллиары тоже периодически что-то такое преподносили, да и она сама, что уж, иногда бывает невыносима. В том и суть любви, дружбы, семьи – научиться мириться с чужими недостатками, принимать родных и друзей такими, какие они есть, со всеми белыми и черными полосами.

– Прими своих родителей, Майно, – посоветовала Лахджа, отпивая из чашки. – Ну вот такие они были.

– Отец говорил: ты слишком много времени лазишь по оврагам, – задумчиво сказал муж. – А мне нравилось лазить по оврагам! Смотри, какая странная окаменелая рыба… или не рыба. У нее роговой клюв и плавник во все тело. Сейчас таких нет.

Лахджа с невольным интересом посмотрела на кусок камня. Действительно, похоже на экспонат палеонтологического музея. Но Парифат вроде не настолько древний… Она слышала от Янгфанхофена, что ему всего сорок тысяч лет, что его сотворили старые боги… а зачем бы Янгфанхофену ей врать?

– А откуда на Парифате окаменелости? – спросила она.

– Именно из-за них многие ученые и даже волшебники отвергают официальное церковное объяснение сотворения мира, – с удовольствием сказал Майно. – Но чтобы плоть окаменела, не нужны миллионы лет, это ошибочное мнение. Иногда организм каменеет за несколько дней, тут все зависит от обстоятельств. Часть моих окаменелостей – это твари эпохи Рождения, а часть – из досотворенных времен.

– Досотворенных?..

– До того, как древние боги вылепили наш мир из Хаоса, тут уже была какая-то планета… кстати, погибла она в некотором смысле из-за вашего Паргорона. Но она погибла не полностью, часть уцелела и стала основой для Парифата. И там была какая-то жизнь. Иногда тезароквадики находят ее остатки в недрах.

– Как интересно, – схватилась за новую тему Лахджа. – А при чем тут Паргорон? Ту планету демоны уничтожили?

– Нет, это вышло случайно, и… я… мне…

Дегатти осекся и повертел головой. Где-то далеко звякнул обеденный колокольчик.

– Понятно… – протянула Лахджа. – Не продолжай.

– Отец никогда не одобрял мои увлечения, – тут же вернулся в колею Майно. – Никакие. Будто ему просто не нравилось все, что нравится мне. Захотел вот я заниматься рисованием… но нет, вместо этого я буду каждый день заниматься верховой ездой.

– Ты не любишь верховую езду? – удивилась Лахджа.

– Люблю. Но отцу я этого не говорил, иначе он не успокоился бы, пока не нашел что-нибудь, что я ненавижу. Хотя он и нашел – музыку. Клавесин, лира, лира, клавесин… он что, думал, я в Симфониар поступлю?

– Ты слишком мнительный, вряд ли он со зла. Думаю, он себе это объяснял так, что воспитывает из тебя разностороннюю личность. Если тебе что-то не нравится – значит, у тебя это просто не получается. А если у тебя не получается – ты в этом плох. А как ты можешь быть в чем-то плох? Ты же его сын! Наследник! Дегатти!

– Боги, я словно отца слышу! – схватился за голову Майно. – Прекрати!

– Нам надо развеяться, – поставила чашку Лахджа. – Ты слишком скис. Давай завтра смотаемся в Валестру. Как насчет двойного свидания?

– М-м-м… мы и?..

– И наши друзья. Твой лучший друг и моя лучшая подруга… завтра в Паргороне как раз синедень, так что ее не хватятся. Посидим в ресторане, сходим в театр… вот отличная постановка, – раскрыла афишку Лахджа. – «Отцы и дети» называется.

Майно выхватил у нее афишку и издал недовольное хмыканье. Не было там ничего подобного, конечно.

– Давай лучше сходим на другую постановку, – ядовито сказал он. – Вот, например, «Веселый вдовец».

Теперь Лахджа выхватила у мужа афишку… и такая пьеса там была. Трагикомедия из «Тригинтатрии». Если верить аннотации – история о богатом вдовце, пошедшем во все тяжкие после долгого траура. Он крутит шашни сразу с несколькими женщинами, в том числе замужними, и всячески интригует, стараясь, чтобы друг о друге они не узнали.

– А давай, – согласилась Лахджа. – Классический Мольер, я такое люблю. Позеркаль Вератору, а я скажу Сидзуке. Кэ-узелок уже почти сгнил… но еще на пару звонков его хватит.

Глава 20

Лахджа открыла дверь в подвал. Обедать они будут в ресторане, потом погуляют в садах Валестры, а вечером пойдут в театр. Но сейчас еще раннее утро, в доме все спят, а значит… время для себя. Время для хобби.

Технически, это даже еще ночь. Восьмой полуночный час. Просто на дворе лето, на Земле это назвали бы июнем, так что за окнами уже светает.

– Немного времени для хобби… – пританцовывая, спускалась в подвал Лахджа.

За минувшие десять лун тот совершенно преобразился. Теперь одну его часть занимал винный погреб, другую – коптильня и ледник с хлад-камнем, а в третьей располагалась котельная. Там лежал большущий жар-камень, нагревающий бегущую по трубам воду, а сама вода бралась… откуда-то. Старинный магический механизм, что-то вроде одностороннего портала от ребят из Трамеза. В Мистерии нет единой инфраструктуры, каждая усадьба или здание устроены своим манером, каждый домовладелец организует себе колдовское логово на свое усмотрение.

Но подвал раскинулся под всем домом, и в нем была еще и четвертая часть. Прозекторская, которая раньше была… прозекторской. Но чужой, заброшенной. Майно рассказал, что в усадьбе подолгу гостил и даже иногда жил его дядя по матери – Курдамоль Адорази. Как и его сестра Ярдамила, он учился в Монстрамине, и у них было много совместных проектов. Астридианцев они, видимо, вывели сообща.

Но лаборатория покойной свекрови была на втором этаже. А вот тут явно работал дядя Курдамоль… когда-то, давным-давно. Довольно примечательно, что он единственный выжил в той катастрофе. Или его тогда не было в усадьбе?

У него было алиби, обвинений не предъявили. Мы с ним виделись на похоронах мамы, и я спрашивал его о случившемся, но мой дядя… он немного не в себе. Я говорил?.. он сейчас в Империи Зла. Играет роль безумного гения при лорде Бельзедоре. И я не знаю уж, насколько он гениален, но то, что безумен – это точно.

Ну, разумных хомунциев они с твоей матерью вывели. На Земле бы за это дали Нобелевку… или увезли бы в черной машине куда-нибудь, откуда не возвращаются.

Лахджа надела лабораторный халат и волшебные очки. Жалко, что Майно уже проснулся. Он не любит, когда Лахджа этим занимается, поэтому она и предпочитает делать это, пока он спит.

Но раз уж он все-таки проснулся и приковал свое внимание к ней… не будем его огорчать. Лахджа временно удалится, а ее место займет…

– Доктор Йоханнес! – воскликнула она меняющимся голосом, превращаясь в мужскую версию себя.

Лахджа, ты опять?

Не подсматривай мне в голову. Это мой тайный сад. И кто такая Лахджа? Не знаю никакой Лахджи, я… Йоханнес Кровопускатель.

Линчеватель же был.

Я не определился. Возможно… Плотерез. Или… Йоханнес Изувер. Как тебе, дружище?

Одинаково отвратительно. Прекрати это немедленно.

Не прекращу, пока не придумаю прозвище, достойное меня.

Коновал.

Я не буду Коновалом! Это… хорошо, но как будто отсылает к моим низким профессиональным навыкам. Ты мой муж, придумай что-нибудь нормальное!

Никогда не говори «ты мой муж» в этом облике.

Ой, подумаешь. Просто не лезь в мой тайный сад.

Дегатти выдохнул. Ладно, он женился на демонице. Он знал, на что шел.

И он подозревал, что в Йоханнеса Лахджа превращается нарочно, чтобы он не подглядывал. Он и так обычно не подглядывал, но иногда любопытство все-таки брало верх. Все-таки она там не любовный романчик читает, а крыс травит или… чем она вообще занимается в своей прозекторской?

Надо будет как-нибудь сходить и проверить. Это, конечно, невежливо, но уж лучше первым узнает он, чем однажды ему расскажет Кустодиан.

Но Лахджа не занималась ничем незаконным. Она действительно превратилась в саму себя, едва Майно отключился, и в ее пальцах запорхал скальпель.

Когда они жили в Валестре, Лахджа пыталась договориться с Монстрамином. Забирать у них дохлых гомункулов и прочие неудачные образцы. Они хоть и неудачные, но в них могут оказаться всякие неожиданные мутации и прочие интересные находки.

Но над ней только посмеялись. Оказалось, что Монстрамину весь этот биоматериал нужен самому, его используют для обучения студентов. Бездарно тратят на всяких школяров то, что могло бы пригодиться для развлечения скучающей демоницы.

Она ведь не просто препарирует. В этот момент она проникает внутрь образца, запускает в него тончайшие чувствительные нити. Изучает каждую клеточку, мимикрирует и слегка сливается с… объектом.

Лахджа могла делать такое и с живыми существами. Подчинять их себе, управлять, считывать память. Но Майно очень просил этого не делать даже с животными, так что она тренировалась на трупах. У нее уже получалось частично их поднимать.

Это… это не некромантия. Она просто управляет мертвым телом, как перчаточной куклой.

Жутко?.. только если у вас слабые нервы. Но если у вас слабые нервы – что вы делаете в подвале демона?

Не некромантия. Это хуже. Некроманты хотя бы не сливаются телом с трупами… это что-то за гранью.

Зачем ты опять подсматриваешь? Йоханнес сейчас вернется. И ничего и не за гранью. Просто как, по-твоему, я могу метаморфировать в то, о чем не имею точного представления?

Так, как в нашем институте Метаморфозис. Снятием матриц.

Я не умею снимать матрицы… а знаешь, почему? Потому что в вашем сраном Клеверном Ансамбле не учат взрослых существ. Даже бессмертных!

Зачем тебя учить? Ты уже сейчас могущественнее большинства волшебников.

Ну да. Но могла бы быть еще круче. И не подсматривай!

Так. А теперь отделиться. Оставить часть себя в теле крысы и… не получилось. Отделившаяся часть почти сразу сдохла.

– Ладно, мы к этому еще вернемся, – вздохнул Йоханнес Расчленитель/Костолом/Инквизитор.

Присоединившись к мужу за завтраком, Лахджа некоторое время ковырялась в яичнице, а потом подняла взгляд и спросила:

– Что?

– Лахджа, у тебя с головой все в порядке? – осведомился муж. – Что это за маскарад? Тебе Тауване там ничего не испортил?

– Дорогой, у меня нет раздвоения личности, – вздохнула Лахджа. – А если б было, ты бы уже заметил. Это просто моя… маска. Ролевая игра. Мы, демоны, любим это. Все ларитры носят личины, которым придумывают сложный характер. Совнар отыгрывает кота. Асмодей – жирного скота. Это просто способ скрасить скуку. Мы демоны, мы бессмертные, мы устаем от жизни…

– Тебе сорок. Когда ты успела устать от жизни?

– Тридцать девять. Вчера, когда весь вечер слушала твой гундеж. Я как будто старею вместе с тобой в такие моменты.

Лахджа демонстративно покрылась морщинами и припорошила волосы сединой. На спине вырос горб, и она прошамкала беззубыми деснами:

– Вот такой ты меня делаешь.

В этот момент как раз завтракать прибежала Астрид – и заорала от ужаса.

– А-а-а!.. – выпучила глаза девочка. – Мам, чо с тобой, ты умираешь?!

– Нет, – успокоила ее Лахджа, возвращаясь в нормальный вид и принимая у енота младшую дочь. – Привет, Вероника.

Вероника ответила серьезным взглядом фиалковых глаз. В отличие от безалаберной старшей сестры, она каждое утро просыпалась в одно и то же время.

– Астрид, мы с папой сегодня погуляем, – сказала мама. – Присмотришь за сестрой? Ихалайнен, молоко в холодильном сундуке.

Следующие полтора часа Лахджа приводила себя в порядок и придирчиво выбирала, что надеть. Потому что это не какой-нибудь неофициальный визит к соседям, когда все в домашнем… на самом деле в домашнем, а не как тогда!.. а выход в свет. Столичные огни, дорогой ресторан, театр, приличное общество, Сидзука… нет, Лахджа не собиралась показаться Сидзуке в затрапезном.

Она с особенным удовольствием надела сапфировые колье, серьги и браслет. В прошлую луну подруга наконец-то вернула остальное, хотя ей и пришлось напоминать несколько раз.

И еще меня называет мелочным. А сама-то… Ты ж презираешь Асмодея.

Презираю. Но сапфиры я же не презираю. Это настоящие адские камни, на Земле и Парифате таких не достать.

Лахджа помыслила это, делая в ушах отверстия… нет, назад. Сегодня лучше без сапфиров. Сегодня она наденет серебро и обсидиан. В сундучке покойной свекрови Лахджа нашла великолепный комплект украшений и, разумеется, посчитала себя законной наследницей.

Все равно остальные дети Ярдамилы Дегатти давно в могилах, так что вряд ли возразят.

Майно терпеливо ждал, пока жена прихорашивалась. Сам он тоже навел лоск, но ему потребовалось заметно меньше времени. Спустившись в холл, он некоторое время мерял его шагами, потом стал посылать жене сигналы, каждый раз получая ответ, что она уже почти закончила.

– Когда-нибудь дочери спросят, кто их мать и где она… – задумчиво произнес Майно, поднявшись на второй этаж. – Может, она была прекрасной принцессой из другого мира? Да, буду говорить я. И еще пиратским капитаном. И волшебницей-авантюристкой. И я буду показывать им портрет молодой красивой женщины, которую я любил и ждал всю жизнь…

– Да сейчас я выйду! – раздраженно ответила Лахджа.

И она вышла. Она была прекрасна. Она всегда была прекрасна, но сейчас сияла, как первый луч зари. Муж взял ее под руку и сказал в перстень:

– Вератор, моя собралась, призывай нас.

– …Моя еще нет… – донеслось из перстня. – Но сейчас…

– Я же говорю, – сказала Лахджа с чувством собственного превосходства. – Я же знаю Сидзуку… пока, милая!..

Когда родители растворились в воздухе, Астрид сложила руки на груди. Вот так. Теперь она здесь главная.

Оргон и Геленда от скуки дулись замусоленной колодой в «Дай-дай-дай». А Эммехтим следил за происходящим в доме через крошечную мушку, на которой полностью сосредоточился. Та не могла много разглядеть и вообще передавала информацию очень искаженно, но он хотя бы все время знал, кто сейчас дома.

– Да, они уходят!.. – не веря своим словам, произнес он. – Уходят!.. ушли!.. исчезли!..

– Все, пошли! – вскочила Геленда, разбросав карты.

– Погодим, – остановил ее Оргон. – Фамиллиары. Сделаем так. Я займу позицию и буду отводить им глаза от вас. А вы проникнете и захватите детей.

– Сам не хочешь идти, да? – спросила Геленда.

– Пойду. Отведешь глаза фамиллиарам?

– Пфе!..

– Или, может, у тебя какие-то иные полезные умения есть, а?..

– Ладно, ладно…

– Может, просто убить фамиллиаров? – предложил Эммехтим. – У Мастера есть такие штуки, которые распыляют ядовитый газ…

– Это не просто звери, они так легко не сдохнут. А даже если сдохнут – маг сразу узнает.

– Магу станет плохо, если убить фамиллиаров.

– Но он не умрет. И силу не утратит, пока жив хотя бы один.

– Тогда надо убить всех.

– Мы не сможем убить Отшельницу, а она тоже фамиллиар!

– Тогда… тогда ты отведешь им глаза, а мы прокрадемся так, чтобы нас не заметили.

– Какая отличная идея… именно это я и толковал с самого начала!

Фархерримы не спешили. Эммехтим немного побегал по дому мушкой, выяснив, где какой фамиллиар находится… кроме змеи. Ее найти не удалось, так что либо хозяева дома взяли с собой, либо… надо быть осмотрительнее.

– Енот спустился в погреб… – докладывал он. – Кот спит… Попугай… подождите-ка! А давайте лучше я останусь снаружи! Я выпущу больше насекомых и буду вам говорить, где фамиллиары!

– Не пойдет, – возразил Оргон. – Чтобы вас не увидели на их территории, мне лучше не двигаться и полностью сосредоточиться. Это же дом колдуна, а не лес. Там везде сигнальная паутина.

– Тогда мы можем оба остаться и направлять Геленду!

– Я не пойду одна!

– Да ладно, ты управишься за пять минут! Там только животные и дети!

– Фамиллиары! А еще домашний призрак! И заклятия внутри дома… наверняка они есть! А дети – демоны!

– Один демон. Поганый маленький хальт. А второй – полудемон, да к тому же младенец. Ты боишься младенцев, Геленда?

И фархерримы снова заспорили.

– Тост, – сказал Вератор. – За то, что мы собрались двумя такими красивыми парами.

Сидзука утонченно улыбнулась. Здесь, в лучшем ресторане Валестры, она совсем не походила на ту Сидзуку, что Лахджа знала прежде. Движения ее были изящны, облик элегантен, а платье – скромным. Из украшений она надела только неброский перстенек, который как бы невзначай демонстрировала Лахдже.

Та уже поняла, что это, Майно носит точно такой же. Перстень Дружбы, подарок Вератора. Одна из множества копий того, оригинального перстня, что переливается на пальце эльфорка. Он очень могущественный чародей, создаваемые им связи действуют даже сквозь Кромку. Жалко, что его «друзья» могут общаться только с самим Вератором, а не друг с другом, не то бы Лахджа вовсю болтала с Сидзукой безо всякого кэ-узелка.

Правда, Сидзука, в отличие от Майно, явно на особом положении. Вряд ли ее призывает хоть кто-то, кроме самого Вератора. Нет, у нее есть всякие полезные навыки, но… ничего такого, что при обычных обстоятельствах заинтересовало бы координатора крупнейшей в мире дружбосети.

Он ведь ее и сейчас координирует. Лахджа иногда замечала, что Вератор порой «не в фокусе», как будто говорит одновременно еще с кем-то. Глазом дергает, бормочет беззвучно. Пересылает своих «друзей» туда-сюда прямо тут, за столом.

Не все маги, знаете ли, делают пиф-паф огненными шарами и хилят сопартийцев. Среди волшебников Мистерии есть и эффективные психотерапевты вроде Тауване, и торговцы способностями вроде Зукты, и держатели игорных домов вроде Сталеклыка, и вот, координаторы службы взаимопомощи. Мистерия очень богата чародеями, и те предоставляют самые разные услуги.