Текст книги "Семья волшебников. Том 1"

– Профессор?.. – улыбнулась дева-дракон, отпуская фальшборт и ложась на спину, словно игривый дельфин. – Я люблю умных.

Заманивает. Значит, эго-тотем. С ним нужно быть осторожным, он не ведает ни зла, ни добра. А уж у демонов…

– А ты кто? – все же спросил Тауване.

– Я Ехидна, – назвался эго-тотем. – Мать чудовищ.

Имя Тауване ничего не сказало. Видимо, что-то паргоронское. А вот уточнение… оно очень важное. Он подбирается к корню проблемы.

– Никто не приходит ко мне, – пожаловалась Ехидна, снова поднимаясь из воды. – Я одна…

Она посмотрела на раскинувшуюся в небе сеть, вздохнула, и из ее спины вылезли радужные крылья… но тут же осыпались водяными брызгами.

– Ну как же не приходят? – сказал Тауване. – Как же твой муж?

Ехидна повернула голову. Из тумана выплыл остров с маяком, а на нем проявилась мужская фигура. Волшебник с властным обликом, в мантии и шляпе. Фигура весьма внушительная… но и чуточку нелепая. Мантия расшита бриллиантами, однако подол изодран, а карманы дырявые, вывернутые наружу.

И все равно в этом образе угадывалась огромная любовь к супругу. При всех недостатках, которые мэтресс Дегатти не могла в нем не замечать, он почти светился изнутри и выглядел могущественным привлекательным незнакомцем. Светивший над его головой маяк манил деву-дракона, она не могла оторвать от него глаз.

– Он придет и уйдет… – вздохнула Ехидна, наконец отворачиваясь. – Я с ним ненадолго…

На ее чело набежала тень, и она снова скрылась под водой.

Понятно. Переживает из-за смертности мэтра Дегатти. Классическая проблема подобного союза. Тауване уже доводилось с подобным сталкиваться, когда он работал с семейными парами из человека и эльфа. Представители Народа чувствуют очень глубоко, им крайне сложно полюбить повторно, и потому они сильно страдают, когда сходятся с краткоживущими существами.

Именно из-за этого они и не позволяют себе привязываться к созданиям смертного мира, именно потому и смотрят на них часто с отчуждением.

У демонов это иначе. С семейной парой из демона и человека Тауване до этого работал лишь раз, и там демон… не обладал глубокими чувствами. Да и мозаичным мышлением тоже, он не был фамиллиаром. Просто влюбился в смертную, но изначально воспринимал это как просто эпизод своей вечной жизни.

Здесь же нечто иное. Мэтресс Дегатти – демон очень юный, не забывший еще смертное существование. Это отчетливо видно по ее эго-тотему. Люди, как и эльфы, ищут пару на всю жизнь. Даже развращенные и меняющие партнеров как перчатки подсознательно желают найти того, с кем уже не расстанутся. Того, кто заполнит их существование и станет верным спутником на дороге бытия.

Если не считать битвы с внутренними демонами, починки фарфоровой куклы и «лечения» набивного дракончика, Тауване пока ни во что не вмешивался. В чужой психике следует действовать как можно аккуратнее и только если полностью уверен в том, что творишь. Неумелые психозрители зачастую вредят пациенту куда сильнее, чем его собственные проблемы.

Нет, следует разыскать их источник и воздействовать на него точечно, как можно меньше затрагивая остальной разум. Тем более, что здесь пока все хорошо, ментальный мир вполне стабильный и цельный, даже с внутренней мифологией.

Эго-тотем явно в своем конечном состоянии и меняться не собирается. Разве что, возможно, будет расти с ростом демонической силы. Но тут сложно сказать наверняка, это очень непредсказуемо. Эго-тотем демона – это что-то из мира богов, пусть и живущих внутри одной личности. Можно сказать, тотем в тотеме.

Ехидна плыла уже в целой стае себе подобных. Другие драконы, но обычные, без растущей из пасти девы. Они сопровождали бумажную яхту и пока не выражали агрессии. Ехидна играла с ними, переплеталась кольчатыми телами, каталась на их спинах.

– Отведешь меня к своим детям? – окликнул ее Тауване.

Ехидна кивнула и радостно улыбнулась. Прекрасный лик стал еще прекраснее… и ужаснее. От этого стало почти больно.

И в то же время драконий хвост врезался в бумажную яхту.

Борта смяло… ну да, как бумагу. Тауване не удержал штурвала, его выбросило наружу, и он пошел ко дну…

В первый миг он инстинктивно попытался задержать дыхание, но тут же вспомнил, что в ментальном мире это значения не имеет. Глубокие воды – это просто глубинные слои психики. Сейчас он окажется… да, уже.

Крепко сжимая чемоданчик, Тауване опустился в нечто вроде подводного леса. Вокруг царил мрак, под ногами колыхалась трава. Движения стали замедленными, но дышалось легко, мог Тауване и говорить. Это не лес, это не вода – это просто проекция внутреннего мира. Столкновение личности пациентки и восприятия психозрителя.

На дне высились гигантские каменные столбы. Они отдаленно напоминали статуи – кургузых рогатых великанов. Одни частично обрушились, другие оставались стоять. Меж ними шевелились щупальца… снова морские драконы?.. нет, теперь действительно щупальца – бесчисленные, усеянные глазами и пастями. Некий внутренний страх, нечто очень могущественное.

Все здесь было пронизано тяжелой печалью. В воздухе царило воспоминание о некой трагедии, о пережитой в прошлом… потере?.. Нет, не потере. Потеря оставляет след, глубокий шрам в психике. Здесь скорее великой силы потрясение. Так бывает, когда ты был на грани гибели или почти кого-то потерял, но все-таки худшее не случилось.

Но даже подобное бесследно не исчезает. Вся человеческая психика состоит из таких вот кусочков. То, что смертные называют опытом, фактически является наслоениями душевных травм.

На воплощение этой травмы Тауване смотрел прямо сейчас. Пустая могила… судя по размеру, младенческая.

Мать все-таки пыталась убить ребенка? Нет, тут что-то не так. Эти бесчисленные щупальца – что они символизируют?

– Это враг, – сказала Ехидна.

Ее только что здесь не было. Но стороны личности и внутренние архетипы всегда где-то поблизости. Правда, внутренний ребенок вряд ли сунется в такое место, но остальные появятся, если в них возникнет нужда.

Тауване поразмыслил. Открытая могила выглядела зияющей раной. Она беспокоит пациентку. Ее ребенок жив, но она не может забыть, что он был на грани смерти или даже пережил смерть и был возвращен из мертвых. Окончательно она этого не забудет никогда, но можно помочь ей справиться с гнетущим воспоминанием.

Тауване открыл чемоданчик. Кроме медицинских принадлежностей там нашлась превосходная лопата. В реальном мире она бы сюда не поместилась, но ментальный мир – это даже не сон. Здесь невозможного нет в принципе.

– Твой ребенок жив, – сказал он Ехидне и принялся закапывать могилу. – Ему это не понадобится.

– Она для другого, – возразила Ехидна. – Для следующего.

– Ему это тоже не понадобится, – мягко, но настойчиво сказал Тауване.

Иногда внутренний мир сразу принимает такие изменения. Даже с облегчением. Но эго-тотем мэтресс Дегатти оказался упрям. Змеиное тело метнулось вперед, и лопату выбило из рук волшебника.

Похоже, без некоторой конфронтации не обойтись.

Эту часть Тауване терпеть не мог. Поединок воль. Его всегда радовало, когда удавалось избежать конфликта. Но этот разум сопротивляется, не хочет терять даже такую малую и вредную часть себя.

Имей Тауване дело с агрессивным безумцем, умалишенным магиозом, он не стеснялся бы в средствах. Поединок стал бы настоящим поединком, и он мог в буквальном смысле убить эго-тотем пациента. Когда доходило до самообороны, Тауване в буквальном смысле сжигал чужие разумы, превращал разумных существ в овощи или делал покорными куклами. В таких случаях он представал отнюдь не добрым доктором с чемоданчиком.

Однако он ненавидел к подобному прибегать, а здесь это и вовсе недопустимо. Он врач, целитель разума. Психика не должна быть повреждена даже в самой малой степени.

И Тауване принялся увещевать противника словесно.

– Даже боги любят своих смертных детей, – терпеливо говорил он, не пытаясь поднять лопату. – Найди в себе смирение принять их судьбу.

– Если что-то так бесславно заканчивается, лучше и не начинать, – упрямилась Ехидна.

Вот оно что. Она боится. Не хочет видеть потом, как ее ребенок будет стареть у нее на глазах. Даже если он вырастет в Мистерии и станет великим волшебником, даже если проживет тысячи лет – тягостное ожидание измучает ее сердце.

– Это все человеческая слабость, – сказал Тауване. – Будь ты действительно матерью чудовищ, ты бы рожала гадов и отпускала их жить своей жизнью.

– Как мама… – прошептала Ехидна. – Но ведь это ей решать, кому жить, а кому умереть…

Профессор словно шел по тонкому слою мха над бездонной трясиной. Один неверный шаг – и он ухнет в бездну, эго-тотем нападет или сам окажется покалечен неверной установкой. Здесь он уязвим, здесь его можно всерьез повредить, даже если он будет сопротивляться.

– А почему это ей решать? – осторожно спросил Тауване. – Она уже родила тебя… и отпустила. Разве сейчас она часть твоей жизни?

– Всегда…

Да, и правда. Профессор вспомнил подвал отчего дома. Здесь он дал маху, избавить пациентку от образа матери не выйдет… да и не нужно. Это слишком важная часть психики, пусть в данном случае и воплощена в кошмарнейшем виде.

Но так ее воспринимает Тауване, а не пациентка. Для нее все хорошо, и ломать это не следует.

– Если ты мать, то должна понимать жизнь, – испробовал иной подход Тауване. – Жизнь – суровая хозяйка, и никому не дает ничего вдосталь. Даже если в одну ладонь отсыплет щедро, другую оставит пустой… или вовсе отсечет. Никто не знает, что написано ему на роду. Порой и бессмертный погибает вскоре после рождения, а порой смертный ухитряется прожить дольше, чем города и королевства. Как ты считаешь, какова твоя роль как матери?

Ехидна долго молчала. Ее тело извивалось кольцами, а лицо искажалось от внутренней борьбы.

– Я просто хочу, чтобы они были счастливыми… – наконец прозвучал ответ.

– В таком случае, им это не понадобится, – снова поднял лопату Тауване.

В этот раз Ехидна его не остановила. Волшебник секунду промедлил, а потом протянул инструмент эго-тотему.

– Сделай это сама, – сказал он.

Лопату Ехидна не взяла. Просто взмахнула хвостом, поднимая тучи песка, обрушивая подводный бархан прямо в могилу.

И когда муть осела, ее тут уже не было.

Тауване осмотрелся. Надо убедиться, что он ничего не упустил. Он посмотрел на обвившие статуи щупальца – нет, они не исчезли, эти засели прочнее. Но от них избавлять не надо, психике это не вредит. Если пациентка попросит избавить ее от ненависти к «врагу» – что ж, он сделает и это. За дополнительную плату.

Большую плату, подумал Тауване, оценив размеры этой ненависти.

Что еще? Вон там дно будто обрывается. Тауване подошел к краю пропасти и без удивления обнаружил пучину, темную бездну. Оттуда доносился приглушенный шум… словно опять дыхание гигантского чудовища. Как то, что в подвале отчего дома, только еще больше и страшнее.

Кажется, оно спит.

– Ну накир, – отступил назад Тауване. – Вот это уже ни за какие деньги.

– …Ну все, вставайте, – услышала Лахджа. – Все прошло хорошо.

Демоница моргнула. Она не чувствовала в себе никаких изменений.

– Изменений не чувствую, – буркнула она. – Верни мне деньги, шарлатан.

– Проблема комплексная, – спокойно сказал Тауване, строча пером. – Я кое-что сделал, и в основном этого будет достаточно. Жизни вашего будущего ребенка, полагаю, теперь ничто не угрожает. Но если у вас вновь возникнет… опасное желание, возвращайтесь в любое время, и я проведу повторный сеанс бесплатно.

– Помнишь что-нибудь? – спросил с беспокойством Майно.

– Да не, ничего… – ответила неуверенно Лахджа. – Так, обрывки сна…

Когда мэтр и мэтресс Дегатти покинули кабинет, профессор Тауване достал из-под стола чемоданчик. Он действительно существует! Демоническая сила пациентки сделала его реальным, оформила в вещественном виде! Пока Тауване находился в ее разуме, она верила в этот артефакт – и ее вера помогла Тауване получить то, что стоит куда дороже пяти орбов…

Глава 15

За окном валил снег. Наступила луна Медведя, и в Мистерию пришла полноценная зима. На этом острове они короткие, всего две луны, но уж на это время снег укутывает страну волшебников толстым одеялом. Ихалайнен в саду расчищал тропинки, у пылающего камина дремали Снежок с Тифоном, Майно рылся в старом серванте, а Лахджа лежала на диване, читая книжку.

У нее начался седьмой месяц, и она все реже уходила далеко от дома. Иногда ее даже сейчас куда-то несло, но обычно она просто валялась перед дальнозеркалом или ноутбуком, лопая вкусности. Она завела себе новое хобби – переводила на парифатский земные фильмы и мультики. Иногда делала субтитры, а иногда озвучивала на разные голоса – под настроение.

Соседские дети стали ее преданными поклонниками. Теперь они не могли дождаться, пока тетя Лахджа переведет очередной кусок контента. Нет, в Мистерии развлечений тоже хватает, чародеи-иллюзионисты творят удивительные чудеса, а в «Слове волшебства» показывают то, что почти дотягивает до земных мультфильмов. Но все это можно смотреть только в прямом эфире, а из общедоступных средств записи есть лишь помни-зерна – одноразовые и беззвучные.

С этим надо что-то делать, лениво подумала Лахджа. Жалко, она не разбирается в технике – даже ПК все еще не собрала. Сюда бы какого-нибудь земного инженера, ученого… хотя что он сделает? Скажет поди: зашибись, тут магия! Пойду учиться в Хогвартс!

Все местные дети планируют поступить в Хогвартс… то есть Клеверный Ансамбль. В Мистерии стезя волшебника – то, что выбирают по умолчанию. Чем-то другим занимаются те, кто не проходит экзамены или всей душой хочет посвятить себя чему-то иному. Но волшебство здесь настолько разностороннее и многофункциональное, что сложно даже представить профессию, в которой оно станет лишним.

Интересно, кстати, как там Астрид… С маленькими Пордалли и Рокуалли она уже дружит, но Лахдже хотелось, чтобы она подружилась и еще с кем-нибудь, с детьми из более дальних усадеб. С их хозяевами Лахджа пока не познакомилась лично и боялась, что у кого-то еще сохраняется предубеждение против демонов…

…Астрид настороженно смотрела на незнакомого мальчика парой лет старше себя. Мальчик настороженно смотрел на Астрид.

– Привет, – осторожно спросила она. – Ты Пордалли или Рокуалли?

– Я Янгетти, – ответил мальчик. – Но мне нельзя с тобой общаться, мама не велела.

– Почему? – не поняла Астрид.

– Потому что ты демон. Нельзя общаться с демонами.

– Но ты же общаешься.

– Ну да, но я в защитном круге.

– Ты его на снегу начертил палочкой.

– А ты попробуй переступить.

– Да зачем мне переступать твой круг?!

– Вот видишь – не можешь.

Астрид посмотрела на немножко кривоватый круг. Ей не хотелось его переступать. Может, колдовство так и работает? Просто заставляет не хотеть?

– А тебе не скучно будет в круге стоять, пока я тут играю и снеговика леплю? – спросила Астрид, собирая снежный куч.

– Не… нет, – ответил мальчик и засопел.

Коварный демон. Выманивает.

Астрид не ушла далеко. Она нашла кудесный пенек и решила, что это отличная основа. Облепив его снегом, девочка принялась собирать еще один большой куч.

– Что ты делаешь? – спросила другая девочка, идущая по дороге с санками.

– Снеговика, – деловито ответила Астрид.

– А Реткул чего в круге стоит?

– Меня боится.

– Почему?

– Она демон! – крикнул мальчик.

– Понятно, – сказала девочка, заходя в круг.

Астрид обиделась. Она просто хотела познакомиться, и она давно уже не кусает незнакомых детей. Подумав, она оставила снеговика и принялась громоздить снег в стену на краю защитного круга.

– Вот так я вас и замурую, – приговаривала она. – Вот так вы там и сгинете.

– Нет, ни за что, – заявил Реткул.

– У тебя не получится, – добавила пока незнакомая девочка.

Чтобы защититься, они принялись строить крепость уже со своей стороны. Но внутри круга снег быстро кончился, и им пришлось выйти за новым.

– Вот так блистательная Астрид выманила глупых смертных из их неработающего круга, – гордо сказала Астрид.

– Но ты так и не переступила, – заметил мальчик, катя снежный ком.

– Да я не хотела просто.

Астрид решила не пытаться, потому что втайне боялась, что не сможет, и тогда не оберется позора.

Снежная крепость быстро росла и усиливалась. К строительству примкнули Пордалли и Рокуалли. В этом месте соседствовали сразу четыре поместья, Пордалли, Рокуалли, Янгетти и Коразетти. Во всех четырех были дети, так что они часто тут встречались и играли все вместе. А сегодня вот к ним присоединились и Астрид, и уж с ней-то, конечно, все стало совсем кудесно.

Астрид так и сказала наглому Кланосу Пордалли, когда он пришел в своей нелепой шапке и попытался стать в снежной крепости главным, потому что он тут самый старший и уже учится в третьем классе.

– Ты ее не строил, – заявила Астрид, уперев руки в бока. – Я тебе снега за воротник напихаю.

– Попробуй, малявка! – нахохлился Кланос.

– На нас напали! – завопил Реткул Янгетти и достал игрушечный рожок. Он дунул в него, и тот загудел на всю округу.

Пордалли тут было больше всех, но у них сразу случился раскол, потому что Уберта хотела играть с подружкой, а та уже налепила кучу снежков.

– У них крепость, а вы делайте рвы! – приказал Кланос.

– Рвы?.. – не понял Даймонд Рокуалли.

– Ну эти… в которых прятаться, чтоб не застрелили!..

– Это окопы, тупица! – крикнул Реткул и тут же получил снежком в лоб.

Астрид поняла, что война будет долгой и жестокой.

…Лахджа перевернула страницу. Сейчас она не ваяла субтитры для очередного мультика, а просто читала книжку. Нашла сегодня утром в библиотеке занимательный экземпляр – «Права волшебных помощников».

И там был огромный раздел про фамиллиаров!

Да, у них оказались права! По законам Мистерии, волшебник обязан беречь своего фамиллиара, защищать от опасностей, сытно кормить, заботиться о здоровье и хорошем самочувствии. Конечно, речь тут в первую очередь о животных и не особо развитых разумных типа гоблинов, но вообще касается всех.

– Помни мне ножки! – потребовала Лахджа с горящим взглядом.

– Потом, я занят, – даже не оторвался от серванта Майно.

– Ты нарушаешь мои права! – кокетливо запротестовала демоница.

– В смысле права?.. – повернулся муж. – Ты где это взяла?! Отдай!

– Фамиллиары, фамиллиары, смотрите, что наш хозяин скрывал от нас! – счастливо заверещала Лахджа, размахивая книжкой. – Священное писание! Все это время у нас были права!

Снежок поднял голову и равнодушно зевнул. Кто-кто, а он свои права знал и без всяких книжек.

– Там есть что-нибудь про печенье? – спросил Тифон, лежащий у камина.

– Конкретно про печенье – нет, – полистала страницы Лахджа.

Дегатти пытался отнять у нее книгу, но Лахджа отпихивала его двумя левыми руками, а правую вытянула к самому потолку и отрастила на ней глаза, продолжая громко читать.

– Каждый фамиллиар!.. имеет право!.. на тайный сад разума!.. Место в памяти, в которое волшебник соваться не может!

– Оно у вас всех и так есть! – протестовал Дегатти.

– Так что же ты отнимаешь у меня эту книгу?.. тиран?! Что тебе там скрывать?!

Лахджа дошла до главы про разумных фамиллиаров и притихла. А, вот насчет чего он волнуется… ну это не проблема. Они все-таки еще и супруги.

Дегатти сразу понял, что она дочитала до этого пункта, и отступился. Красный, как вареный рак, он вернулся к серванту и пробурчал:

– Ну вот зачем?

Он раздраженно достал с нижней полки очередную вазочку. У него наконец-то дошли руки разобрать «стеллаж гордости» – в нем хранились всевозможные трофеи и награды, полученные несколькими поколениями рода Дегатти. Майно перебирал вещи, осматривал одну за другой. До этого в сервант заглядывал только енот, и только чтобы вытирать пыль.

Он любил вытирать пыль почти так же, как гладить белье. Конечно, стирка все равно оставалась номером один, этим Ихалайнен мог заниматься круглые сутки, но уборка и глажка были почти так же приятны. И хотя иногда он ворчал, что все в этом доме взвалено на него, на самом деле ему нравилось, что остальные от него зависят. Без него они бы заросли горами мусора и не могли оторвать ноги от липких полов.

У меня в столе валяются немтырные талисманы. Три штуки. В одном маны почти не осталось, но два других заряжены. Дать тебе пару немтырей в помощь, Ихалайнен?

Мне не нужна помощь ходячих заклинаний.

Тогда и не ворчи.

Лахджа взяла на себя только часть готовки. Время от времени ей приходило настроение покулинарить, особенно для Астрид. Она маленький демон, так что для нее особенно вкусны подобные как бы жертвоприношения. Таким образом мама делится с ней высшей астральной энергией.

Но не сейчас, нет. Сейчас Лахдже хотелось только лежать и есть блины. Иногда она удлиняла руку настолько, чтоб дотянуться до кухни, нашаривала что-нибудь на полках или в холодильном сундуке и вновь погружалась в чтение.

Изрядная часть превращений во время беременности как бы блокировались. Но трансформировать конечности и голову она по-прежнему могла свободно.

– Ты какая-то ленивая стала, – упрекнул ее муж. – Прогуляйся, что ли. Выйди на свежий воздух.

– Лучше открой окно! – простонала Лахджа. – Пусть свежий воздух сам ко мне придет!

Она слопала очередной блин и зашлепала пальцами по тарелке… пустой тарелке. Они кончились. Лахджа тяжко вздохнула.

Да что ж так трудно жить-то?

Окно открылось снаружи, и в него влезла заснеженная Астрид. Вот уж кто вовсю радовался сугробам. Одета она была почти так же, как летом. Для проформы на нее все-таки нацепили шапку с меховыми рожками и зимние сапожки, но вот с курткой возникли проблемы. Крылья плохо под ней умещались, а если прорезать для них отверстия, то это убьет весь смысл.

Впрочем, смысла и так не было. Астрид практически не мерзла. Шапку и сапожки она носила с удовольствием, потому что ее убедили, что они ей идут. А помимо них на ней были только штаны и легкий свитер с дырками на спине.

– Мы снеговика лепим! – отрапортовала она. – И крепость!.. Ух ты-ы-ы, мама, че у тебя такой здоровый живот?! Он что, за один день так вырос?!

– Это я просто блинов накушалась, – погладила раздутое пузо Лахджа. – Блинцы мои, блиночки…

– А мне осталось?!

– Нет. Но я сейчас сделаю…

Лахджа неохотно скатилась с дивана. Ихалайнен продолжал орудовать лопатой в саду, так что на него надежды не было. Что же до Майно… вряд ли он вообще способен приготовить что-то, кроме вискаря с яйцом.

А большего мне и не надо. Кстати…

Майно тоже пошел на кухню. Готовить.

– А тебя твои друзья подождут? – спросила Лахджа у Астрид.

– Не-е-е, но я их накажу, – поболтала Астрид. – Я потом приду и сломаю снеговика.

– Астрид, ну зачем? – упрекнул ее папа, разбивая в бокал яйцо. – Можно же лепить снеговика с остальными…

– Держи, – сказала Лахджа, протягивая Астрид свежеиспеченный блин. Пышущий жаром, ноздреватый, так и ждущий, когда его польют каким-нибудь сиропом, или вареньем, или медом, или…

– А где белый соус? – спросила Астрид.

Астрид любила блины с белым соусом. В еде она по-прежнему иногда проявляла странные наклонности. Но для полугхьетшедария это скорее нормально… что уж говорить, ее дядя по отцу любит кислое молоко, чернила и ежей. Блины с белым соусом рядом с этим меркнут.

Астрид поела блинов и побежала обратно на улицу. Мама крикнула ей вслед:

– Лети, птенец, но помни – никто не любит тех, кто ломает снеговиков… особенно сами снеговики.

– Что?..

– Что?..

Астрид замерла в дверях террасы и медленно развернулась. Майно опрокинул стопку и с изумлением посмотрел на жену.

– А вы не знали? – поболтала поварешкой в миске с тестом Лахджа. – В Паргороне все знают.

– В Паргороне все знают?..

– Про снеговиков. Ну?.. В Ледовом Поясе запрещено лепить снеговиков. Потому что Таштарагис каждого из них превращает в своего солдата. До Парифата его сила тоже дотягивается, но гораздо слабее, поэтому большую часть времени снеговики здесь – просто снеговики. Но иногда, когда его злая воля особенно сильна, в снеговиках пробуждается… Зло. И тогда, если кто-то сломает снеговика, а его друзья это увидят…

Лахджа сделала драматическую паузу, а затем закончила:

– …Они придут. Ночью, когда будешь крепко спать, дверь откроется и станет очень-очень холодно… Ты не услышишь шагов… потому что у снеговиков нет ног. Только скрип снега по полу. Скрип. Скрип.

Лахджа скрипнула когтем по миске и совсем тихо сказала:

– Скрип.

Астрид вышла на негнущихся ногах. Ее хвостик колотил из стороны в сторону, а в глазах застыл ужас.

Лахджа дождалась, пока дочь скроется, и захихикала. Майно, услышав это, облегченно выдохнул.

– Фух… – только и сказал он. – Ты все-таки это выдумала… демон…

– Кто знает, Майно… – загадочно сказала демоница. – Кто знает, что за козни строит в своем замке Таштарагис…

Она принялась один за другим печь блины, тут же отправляя их в рот. Дегатти смотрел на это, смотрел, а потом осведомился:

– Ты… наесться сегодня планируешь?

– Ты ничего не понимаешь, – прочавкала жена. – Я демон. Беременный демон. Беременному демону нужно есть очень много. И пусть все радуются, что это блины.

– Положи и мне. Хоть парочку. Почему в собственном доме я должен умолять о паре блинов?!

Лахджа поделилась. Майно взял мед и принялся есть, не отрывая глаз от найденного в серванте листа пергамента. Встав за его спиной, Лахджа пробежалась глазами по надписям и удивленно поняла, что это диплом ее мужа. Здесь подтверждалось, что Майно Дегатти успешно прошел полевую практику и бакалавриат, получив звание лиценциата Мистерии.

К диплому была пришпилена бумажка с короткой надписью: «За неприбытием дипломанта передано отцу, Гуриму Дегатти».

– Ну-ну, – погладила его по руке Лахджа. – Прости его.

– Я его так и не забрал… – пробормотал Майно. – А он, наверное, ждал, что я заеду. Кинул бы мне несколько обвинений… мы бы поскандалили…

– Прости его, – повторила Лахджа. – И себя.

– Это было шестьдесят лет назад. А он давно умер. Кому теперь есть дело?

Лахджа подумала, до чего же Майно упрям. Семьдесят лет он не возвращался в отчий дом. Семьдесят! Будто это у него и его родных была целая вечность, а не у нее!

– Не проворачивай! – скрипнул зубами Майно.

И ведь в этом он наверняка пошел в отца. Тот ведь тоже десятилетиями не общался с сыном. Хранил у себя его диплом и ждал, что сынок приползет за этой бумажкой, извинится… а может, и не ждал ничего, кто его знает. Просто, может, держал иногда в руках и думал о собственных ошибках… пока не умер.

– Да что ж ты делаешь-то?!

И вот ее-то он сходу послал к психозрителю. Трусливый смертный побоялся… чего он боялся-то? У Лахджи все было в порядке. Он всерьез думал, что она убьет собственного ребенка? Да ей и на ум такое не могло прийти.

– Да ну да, – хмыкнул Майно.

– Что это еще за «да ну да?» Может, тебе тоже сходить к психозрителю?

– Нет.

– Да почему? Я сходила, и все хорошо. Мэтр Тауване мне очень помог… наверное.

– Психозрители не исправляют ошибки прошлого. Они могут только стереть неприятные воспоминания или изменить отношение к ним.

Лахджа не стала спорить с мужем и просто положила ему еще блинов. Переместилась вместе с ним на диван в гостиную и с нежностью стала смотреть, как он ест то, что она приготовила.

– Если бы ты был деревом, я была бы дятлом, пожирающим твоих паразитов… – с умилением сказала она.

– Ага, и долбила бы меня целыми днями… – хмыкнул Майно.

– В тебе бы, конечно, оставались дырки, – согласилась Лахджа. – Но не делай из этого драмы.

– Понятно.

– Почему ты меня не ценишь, дерево?! – патетически возмутилась Лахджа и слегка шлепнула мужа полотенцем. – Я достала этих личинок из тебя и для тебя! Да, я так ем, но кто здесь должен быть благодарен?!

– Я?..

– Ты совсем меня не ценишь, тупое ты дерево!!!

– Лахджа, да что ты несешь вообще?!

– Кстати, я люблю тебя. Положи голову мне на колени.

– Не хочу, я ем…

– ПОЛОЖИ.

Майно сунул в рот последний блин и откинулся на колени жены.

– Ты довольна? – спросил он.

– Главное, чтобы ты был доволен, любимый, – начала расчесывать ему волосы Лахджа.

Дегатти вздохнул. Беременная демоница. Больше никогда.

Астрид до самых сумерек играла с соседскими детьми, объясняя им, что снеговиков лучше вообще не лепить, а если уж вылепил, то не ломать, а если уж ломать – то всех сразу! Если выживет хоть один – он придет ночью и отомстит! Ей это мама рассказала, а она демон, она знает!

Когда дети прониклись этим ужасом, то отправились спасать округу от снеговиковой угрозы. Сидящий на плече Астрид попугай охотно рассказывал им о Леднике и ужасных деяниях Таштарагиса, отчего дети только усердней ломали снеговиков.

– Что вы делаете?! – завопил мальчик из клана Рокуалли.

– Даймонд, послушай, это необходимо, – объяснил ему Кланос Пордалли. – Мы вас спасаем.

– Я его лепил три часа!

– А убил бы он тебя за три секунды.

Сложно сказать, многие ли поверили в страшилку мамы Астрид… но идея пришлась по душе всем. Ведь это означает, что можно объявить войну всем снеговикам Радужной бухты. Кто-то даже предложил дойти до самого моря, до Радужниц, где уж верно этих снеговиков полно.

Но до Радужниц десять вспашек. Очень долго идти.

– Я могу полететь, – предложила Астрид.

– Ну это ты!

– И не так уж ты и умеешь, – ревниво заметил Кланос.

– Не, темно уже!

– А еще нам разделяться нельзя. Снеговики, они же это… будут ждать.

– Реванша, – вспомнил нужное слово Кланос.

– Сегодня спим с жар-камнями в постели, – решил кто-то. – Если зайдет снеговик…

– А постель не сгорит?

– Тля, да, слабое место плана…

– Можно с палкой, – предложила Астрид.

Она всегда спала с палкой, потому что однажды Пырялка может решить, что ей по силам дичь покрупнее.

– Я домой.

– И я.

– Все домой! – скомандовал Кланос и побежал самым первым.

Этим вечером Астрид лично проверила, все ли окна закрыты, все ли двери заперты. Она очень волновалась за спящих снаружи Сервелата и безымянную рыбку. Хотя рыбка ладно, в пруд снеговик не заберется. А вот Сервелат… хотя он большой, и у него твердые копыта. Нет, надо думать о себе.

И Астрид спряталась в своей комнате, забаррикадировала дверь, поставила на подоконник Пырялку и принялась писать письмо. Сегодня она узнала, что любой ребенок может написать лорду Бельзедору, Темному Властелину Парифата. Кланос однажды даже пытался, но мама его застукала и наругала, а потом весь день лежала с мигренью. Второй раз Кланос не рискнул, потому что боялся свести маму в могилу.

«дарогой злой лорд бильзедор мир дебе гаг боживаиж», – писала Астрид, забывая ставить закрывающие черты в глухих буквах и не имея еще понятия о пунктуации, «я аздрид мине 4-ре года…»

– «…Я живу с мамой и папой, они очень хорошие», – с интересом читал Бельзедор. – «Мама – демон, а папа – ее хозяин»…

– О-о-о, как мило, – подал голос управляющий Цитаделью Зла. – Властелин, вам так редко пишут демонята…