Текст книги "Восстание вассала"

«Чего я, интересно знать, мучаюсь?! Надо спросить Интернет, что или кто у нас „меркель“. Наверняка даст хоть какой-то ответ!»

Стоило Андронову проделать необходимые манипуляции, как через несколько мгновений он и вправду получил ответ, наводящий на размышления.

Черт возьми!.. «Меркель» – это ведь марка охотничьего ружья знаменитой немецкой фирмы!

Он тут же припомнил, как Эльза рассказывала о «сумасшедшей» оружейной коллекции Ростовцева. И что в ней имеются уникальные раритеты, принадлежавшие некогда самому фашисту Герингу. Тот вроде был заядлым охотником.

– Господи, молю тебя, чтоб моя догадка оправдалась! – громко воскликнул Андронов и бросился вон из офиса. Сгорая от нетерпения, он жал на полный газ, чтобы как можно быстрее добраться до особняка Ростовцева. По пути он остановился только раз у какого-то сельпо и приобрел там огромных размеров спортивную сумку.

Может, пригодится!

Прибыв на место, не отвечая на приветствия охранников и прислуги, Николай почти бегом скатился по лестнице в винный погреб. Эльзы дома не было, а стало быть, не было и лишних вопросов.

Андронов решительно нажал секретную кнопку за копией картины Пиросмани под названием «Повар» – эту тайну, как и ключи от подпольных апартаментов, ему выдала Эльза. Спустя пару мгновений стеллажи раздвинулись, и уже в который раз за последние месяцы отставной майор проник в «святая святых» ненавистного однокашника. Теперь он действовал не наугад. Теперь он точно знал, что надо делать. Николай решительно открыл ключиком дверцы массивного шкафа вишневого дерева и с той же решимостью снял с оружейной пирамиды двустволку с серебряным вензелем Merkel. На цевье раритетного оружия значились цифры 8911189132.

Номер! Конечно же, номер!.. Господи, какой все-таки хитрец этот Ростовцев! Чтоб не забивать память цифирью, он, очевидно, выбрал кодом для сейфа номер раритетного ружья! Посмотрел на цевье – и тут же набрал код! Вот и вся «военная хитрость»!

Андронов стал набирать цифры на замке сейфа. Наконец случилось! Створ бронированного тайника распахнулся с бравурным музыкальным перезвоном.

В следующую минуту он уже извлекал из вскрытой сокровищницы три кейса и засовывал один за другим в спортивный баул, в котором с таким же успехом могло вместиться еще столько же.

Теперь надо было «делать ноги». «Вот сука, Игорек, что ж там такое хранится в этих кейсах? Сумка просто неподъемная… С трудом дотащив ее до машины, Андронов, как ни в чем не бывало, сделал обход территории, для пущей важности даже прикрикнул на одного из охранников и собрался уже уехать.

А как же Эльза? С ней же надо делиться! Но она пока понятия не имеет, что сейф муженька успешно грабанули. И вообще, кто сказал, что сейф был полон сокровищ? То, что в кейсах хранились сокровища, Николай не сомневался ни на минуту.

Отодвинув сомнения в сторону, он помчался на свою старую квартирку в Люберцах, где в последнее время ночевал редко, предпочитая другие места. Но сейчас там было безопаснее всего.

Едва отдышавшись от подъема на четвертый этаж, Андронов первым делом вытащил из сумки кейсы и сразу же понял, что так просто их ему не вскрыть. Пришлось вооружиться электродрелью, чтобы взломать замки, сработанные на совесть.

В первом оказались плотно упакованные пачки с евро и долларами США – миллионов десять, не меньше, – почему-то решил он на глаз, хотя таких сумм живьем еще ни разу не видел. Во втором – золотые слитки и пластины с клеймами различных банков, платиновые и золотые украшения с бриллиантами и изумрудами.

– Господи, это же целое состояние! – в диком восторге заорал хозяин «хрущевки», то хватаясь за пачки с деньгами, то целуя слитки. В абсолютном экстазе он совершенно забыл о третьем кейсе. Наконец дошла очередь и до него. Но там оказалось лишь несколько пластиковых папок с какими-то бумагами.

Это были в основном копии, хотя встречались и оригиналы, распоряжений правительства, приказов «силовиков» с грифом «Совершенно секретно». И все они без исключения касались списания и утилизации военной техники, стрелкового оружия, технического оборудования и даже просроченных продуктов питания из госрезерва. Все «операции», а точнее – махинации, как быстро окрестил их Андронов, проходили не через госпредприятия, а через непонятно откуда взявшиеся компании и фирмы. Тут же хранились учредительные документы, из которых следовало, что эти компании и фирмы зарегистрированы в оффшорах, а среди их соучредителей «якорными» владельцами фигурировали Ростовцев и Крамер.

Теперь, читая досье, Андронов лишь укрепился во мнении, что Ростовцев – чуть ли не государственный преступник. Не он один, конечно, фигурантов много, размышлял Андронов, дивясь на скрупулезный список участников преступного синдиката. Это был даже, скорее, не список, а своеобразная «зарплатная ведомость»: против каждой фамилии, а их было в списке семнадцать, был проставлен номер банковского счета и координаты оффшорного банка. Рядом фиксировались суммы полученных гонораров.

Знай кто-либо из участников синдиката о существовании подобных документов и, уж тем более, в чьих они руках, вряд ли владелец дожил бы до конца недели. Но не знают же, успокаивал себя майор. И этим обстоятельством надо умно воспользоваться – легонько попотрошить преступников. А свалить все на Ростовцева. Дешево и сердито!

Но самым страшным открытием для Андронова стало то, что в «ведомости» фигурировали и его бывшие коллеги, в том числе и глава Фонда ветеранов, тот самый генерал Штольнев, который направил его на службу в агентство «Ангел». В списке значилась еще одна персона, при воспоминании о которой больно кольнуло сердце: резидент советской разведки, которому в Цюрихе Андронов передал под расписку контейнер с деньгами партии. Еще тогда в ходе следствия по своему делу Николай узнал, что генерал сбежал в Англию. Возможно, именно это обстоятельство и спасло тогда Андронова от сурового наказания, ибо, по логике вещей, побег одного из главных свидетелей по делу означал: тот причастен к хищению денег.

Господи, это же просто немыслимо! Вот это да! Какие масштабы! Вот воронье, сволочи! Вот откуда появились первые бешеные бабки у Ростовцева, в негодовании думал Андронов. Это не просто компромат, а настоящая бомба! Генпрокуратура многое дала бы, чтобы заполучить эти бумажки. Но соваться туда с этими материалами – полный нонсенс!

Лихорадочно размышляя, он путался в мыслях. Как же все-таки из этого добра выжать все возможное в свою пользу? Но то, что ждало его впереди, заставило молниеносно забыть обо всем. В одном из пластиковых файлов Николая ждала потрясающая находка – та самая таинственно исчезнувшая в Цюрихе расписка. Сомнений больше не было: ее украл Ростовцев.

– Ууууууууууууу! Гнида! – волком завыл Андронов. – Вот ты и попался. Убью!

В файле обнаружилось еще несколько таких же расписок. А это свидетельствовало, что преступный синдикат, видимо, не раз успешно использовал подобный метод «умыкания» денег компартии, перебрасываемых воротилами из ЦК на секретные счета швейцарских и оффшорных банков.

– Сколько ж людей Игорь подставил?! Вот что я искал двадцать пять лет!.. – истерично закричал он на всю свою хибару. – Он! Он! Он загубил всю мою жизнь!.. Ну, подонок, теперь ты у меня получишь по полной программе!.. Я зарою тебя в землю живьем! Я сожгу тебя на костре!.. Я утоплю тебя в море! Я отдам на съедение акулам!..

Забыв обо всем, еще пару часов Андронов пребывал в бешенстве. Но потом резко успокоился.

Нет, просто убить – слишком мало. Слишком легкое наказание… Он его замучает, как Пол Пот Кампучию…

Андронов живо вспомнил об отведенной Ростовцеву роли козла отпущения при вынесении приговора Бессмертнову. А если Глушко его отменит, что тогда? Нет, нельзя отменять. Ни в коем случае. Он тогда отомстит сам – без шефа, без Даниста, без всех прихлебателей. Отомстит всем своим обидчикам и врагам государства! Чем хладнокровнее будет его месть, тем она станет слаще!

Андронов вновь кинул взгляд на сокровища. Как он мог о них забыть?! Это просто несправедливо по отношению к ним. Надо замести следы ограбления. И сделать это просто: вернуть опустошенные контейнеры на место, предварительно начинив их зарядами пластида с радиоуправляемым детонатором. А разживется он им в подземном оружейном складе в Литвиновке, где еще не так давно Глушак испытывал Андронова на прочность.

«Тоже мне – испытатель», – усмехнулся Андронов.

Утром, прикупив ящик дешевой водки, он помчался в Литвиновку к охраннику и костолому тамошнему Малюте, с которым они сошлись на почве контрафактного пойла. Увидев гостя с ящиком в руках, тот, не раздумывая, распахнул бронированную дверь подземного арсенала. Мол, для тебя, Николаша, ничего не жалко!

Свой акт возмездия майор Андронов запланировал на ближайшее воскресенье. Хозяев нет, прислуги тоже – одни охранники. Стало быть, и вероятных жертв будет меньше.

Накануне со спортивной сумкой в руках он беззаботно прошел западный флигель особняка, а оттуда в потайную комнату и водрузил на место все три контейнера с взрывчаткой. Потом вернулся в винный погреб, где, ко всему прочему, находился огромный камин, и открутил вентиль подачи газа. Пусть потом думают, что бытовая неосторожность.

Уже ближе к ночи, отъехав пару километров, Николай взглянул на часы: пора приводить арсенал в действие. При этом майор гадко хихикнул, представив себе выражение лица Ростовцева, когда тот узнает, что его гордость, его роскошный особняк превратился в руины сродни Брестской крепости.

Взрыв бытового газа чудовищной силы, как потом квалифицировали следователи, раздался ровно в полночь.

Часть IV

1

Над Эйлатом повисла тишайшая звездная ночь. Какая уже ночь с той поры, когда он с Лу-Гайде вступил на эту землю? Лилово-черное безоблачное небо, словно мелким бисером, было усыпано мириадами звезд. Легкий бриз с моря приносил и уносил обратно в своих причудливых волнах – туда, где водная гладь сливалась с небом, – этих малюсеньких небесных светляков, делая мир еще более нереальным, чем он представлялся.

Было уже далеко за полночь, но Данист не находил себе места. То он резко, словно теннисный мячик, вылетал из плетеного бамбукового кресла, спрятанного под пальмой в глубине террасы виллы, то уже через какие-то мгновения вновь падал в него, как подбитая птица, и, запрокинув голову, безумным взглядом всматривался в этот загадочный и бесконечный мир, называемый Вселенной.

Что он перед ней? Песчинка. У нее нет ни начала, ни конца, а его жизнь всего лишь тире между датами жизни и смерти. Зачем же Вселенная так нагло противопоставляет себя? И так тошно, а она…

«Кто и для чего создал эту бесконечность, если человеческое сознание все равно не способно постичь ее тайн?» – вопрошал Данист, зная, что вразумительного ответа ни от кого не получит. Просто жизненное тире закончится раньше. Старина Гегель был прав… Боже! Какой еще Гегель?! Точно, он сходит с ума, если всерьез собирается цитировать Гегеля. Хотя, что удивительного? Разве можно оставаться в своем уме в этом сонном ожидании, что кто-то выполнит предначертанную ему миссию…

Нескончаемый поток не очень свежих сентенций охватил его с новой силой. При этом где-то глубоко в груди все нарастало и нарастало гнетущее чувство абсолютной незащищенности не только перед вселенской громадой, но и перед земными тяготами. Он, возможно, и согласился сгинуть под напором неземной силы, если бы налетевший в эту минуту из космоса какой-нибудь «метеоритный ветерок» разнес в пушинки, словно это полевой одуванчик, его собственную жизнь со всеми недругами заодно.

А так, походя, горько и обидно.

Боже! Как же жалок и ничтожен твой ребенок со всеми своими плотскими страстями, низменными желаниями и благородными порывами.

Данист резко вскочил, в два шага достиг края огромной террасы и заглянул вниз. Кажется, машина остановилась возле ворот. Чушь! Кто может сюда приехать?! Разве что Глушко. Так он в Москве. Ленчик Безлин просто не посмел бы сунуться сюда, хотя прекрасно знает адрес. Боится. И Эмик Крамер ничуть не лучше. Обещал приехать, только вроде тоже струсил. Знают, собаки, чье мясо съели. Мелкие душонки!

Последний месяц Данист часто и сильно хандрил, пока наконец понял: что-то происходит «не так». Не по его умозрительному сценарию. Косвенным сигналом этого стало отсутствие телефонных звонков от Глушко, который еще недавно старался сообщать о каждом новом шаге. Денис, конечно же, догадывался, что шеф «Ангела» все более и более сжимается в собственном страхе по мере приближения финала, на который его наняли. Отсюда, видимо, и следовали его бесконечные уговоры отказаться от «смертельного номера» с Бессмертновым. А вместо этого он решил разобраться со своими еще некогда близкими приятелями, вырывшими, по сути, ему глубокую, глубокую яму, из которой Данисту уже никогда не выбраться.

Поэтому встреча с Эммануилом Крамером в Тель-Авиве воспринималась чуть ли не как оживление военных действий. Найти Крамера не составляло особого труда. Даже годы «отсидки» в зоне не смогли стереть из памяти то, что когда-то было ему дорого. Мобильный телефон старого Лиса, к счастью, оказался все тот же.

С первых же слов Денис понял, что Эмик его узнал, но вместо радости в трубке повисла напряженная тишина. Мол, какой еще Дантесов? Не собираясь ничего объяснять и на какое-то мгновение вновь почувствовав себя олигархом, Данист коротко сказал:

– Тель-Авив, отель «Дан». В воскресенье. Номер я закажу. Надеюсь, нет нужды повторять дважды?

Услышав проникновенное «нет», Денис повесил трубку.

Сам он, чтобы лишний раз не светиться, заказал комнату в скромном хостеле напротив «Дана».

Охватившие Дениса треволнения были вызваны смешанными чувствами. Развенчанный олигарх вдруг начал испытывать нестерпимую ностальгическую тоску – хоть волком вой – от ощущения замкнутости и бессмысленности своего затворнического существования в благополучном Эйлате. Даже Лу-Гайде перестала, как было еще совсем недавно, скрашивать его жизнь.

Постоянно мучаясь бессонницей, Денис почти каждую ночь по выработанному биоритму покидал свою возлюбленную и выходил на террасу, якобы вдохнуть прохлады, а на самом деле из раза в раз продолжать копаться в земных перипетиях своей поломанной судьбы. С упорством маньяка он вновь и вновь пытался проникнуть в природу человеческой подлости, злобы, каннибализма, наконец. И неужели он, Денис Данист, одержимый идеей мести, становится им подобным?

Откуда столько жестокости в человеке?

«Сперва себя спроси, откуда?» – вдруг услышал он чей-то тихий голос. В растерянности Данист крутанулся на триста шестьдесят градусов, но никого не увидел. Да, впрочем, кто мог оказаться здесь, на терассе дома, в который он никого чужого не пускал.

«Спустись на землю, дурак! – Неожиданно резко голос раздался вновь. – Что ты мечешься между собой и Господом? От себя не убежишь, а до него все равно не дотянешься. Это как в зоне – настрадавшись там, ты мечтал о свободе. Убежал! И что выиграл? Испытал лишь на себе „хождение по мукам“, а в итоге, просто-напросто променял железную тюремную клетку в России на золотую клетку в Эйлате! Так что спроси себя, откуда в человеке столько жестокости».

А ведь точно сказано – клетка. Да еще пострашнее лагерной. Хотя бы потому, что в той зоне он только и делал, что думал о чести и свободе. А что теперь? Совсем зациклился на мести, несчастный!

– Ты опять здесь? И снова терзаешь себя неразрешимыми вопросами? – Незаметно подкравшаяся Лу нежно обняла его.

Не отвечая на вопрос, Денис уже готов был оттолкнуть молодую женщину, но сдержался.

– Это ты все пытаешься вывернуть мою совесть наизнанку? – строго, будто учитель, спросил он. – Какое ты имеешь право, девочка моя?

Китаянка удивленно уставилась на любимого мужчину. Она была облачена в прозрачную батистовую ночную рубашку, и все ее движения свидетельствовали: ей очень хотелось бы сейчас оказаться в объятиях Дениса на любовном ложе. Что в последнее время случалось довольно редко.

– Дорогой мой, о чем ты? Я вышла к тебе секунду назад. И не говорила с тобой. Хотя есть о чем. Но сначала ты просто обязан освободить, наконец, свою душу от непосильного груза. А потом заполнить ее новыми, приятными ощущениями. Хочешь, я рожу, и все сразу встанет на свои места? Ты вновь обретешь смысл пребывания на этом свете.

– Я уже трижды отец, – как бы оправдываясь, буркнул Данист.

– Ну и что? Беда в том, что ты не думаешь о детях. Если бы ты думал о них, то не думал бы о мести. А ты все – месть и месть. Это же – удел слабых! Месть только порождает месть! – Как на уроке, Лу зашептала очередные азбучные истины. – Образумься, милый.

– Ради всего святого, дорогая, брось дурацкие проповеди. Они мне уже изрядно осточертели! – раздраженно ответил Данист, резко отстраняясь от женщины, всем телом прижавшейся к нему.

«Удивительная штука, – мелькнуло в голове, – даже самые любящие и близкие люди вдруг в какой-то момент теряют нити взаимопонимания. И чем дольше и теснее они общаются в одном пространстве, тем непреодолимее становится пропасть между ними».

Денис вспомнил найденную в Интернете сентенцию, что настоящая страсть живет у влюбленной пары максимум восемнадцать месяцев, а потом удовлетворенная сексом плоть постепенно остывает и, в лучшем случае, в отношениях остаются лишь взаимоуважение, благодарность, супружеский долг, наконец.

Видимо, действительно, страстно влюбленным натурам порой необходима разлука, чтобы освежить свои чувства и потом сблизиться вновь… Может, и им пора расстаться? Хотя бы на время? Увы, весна не может длиться вечно. В природном календаре есть еще и осень. Как там поется в песне? «У природы нет плохой погоды»? Чушь! Есть! На то она и погода!

Данист исподлобья взглянул на Лу-Гайде и в полной мере осознал, что только что в очередной раз незаслуженно обидел ее и даже не попытался извиниться.

«А сколько еще людей ты обидел? Вспомни!» – Все тот же вкрадчивый голос вновь достиг его сознания.

Ну как объяснить этому голосу, что творится сейчас в душе? Как дать этому всезнайке понять, что, роясь в потайных «закромах» своего болезненного состояния, он все чаще ощущает себя не человеком, а беспомощным мотыльком, которому оторвали крылышки. Вроде бы жив, а взлететь уже не может.

– Денис, я так больше не могу! Я поняла, что не нужна тебе. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить… – словно почувствовав настроение возлюбленного, со слезами на глазах воскликнула Лу-Гайде и снова обняла Дениса.

– Не говори глупостей! – поспешил возразить Данист, хотя внутренне был готов к такому повороту в их очередном ночном диалоге.

– Ладно, тогда я постараюсь говорить умности… – вяло улыбнулась Лу-Гайде. – Я же отлично понимаю, что творится сейчас с тобой. Тебе нужен покой, а телу движение.

– Опять ты за свое?! Опять покой?!

– Пойми, Денис, нам просто необходимо найти какой-то выход из создавшегося положения. Дальше так не может продолжаться… Ты что, действительно не понимаешь, какая над тобой нависла угроза?

– Разъясни, если ты такая умная, – криво ухмыльнулся Данист, поглаживая бороду.

Теперь их роли поменялись. Учительницей стала она. А он – там, на последней парте.

– Опасность более чем реальна, – усевшись рядом в плетеное кресло, тяжело вздохнула китаянка. – Я чувствую, что наверняка все уже знают о твоем чудесном воскрешении. И Бессмертнов догадался, кто открыл на него охоту. Линович тоже в курсе. Ты говорил, что Макс трус, каких мало… Допустим… Но ведь трусость – мать жестокости. Пойми, милый, Дениса Даниста давно уже не существует, а Дениса Дантесова еще не существует. Очень удобная точка отсчета. Сейчас твоя смерть – нет, не мистификация, а реальная – на руку всем, включая и этого твоего одиозного союзника-убийцу Глушко. Ты ж ему заплатил баснословные деньги! И теперь ты для него уже не выгодный «заказчик», а просто опасный свидетель злодеяний…

«А ведь Лу опять права! – невольно подумал Денис. – Такие люди бровью не поведут, чтобы уничтожить его и второй раз. И, вполне возможно, тот же обаятельный Юрий Нилович уже участвует в этой подлянке. То-то куда-то испарился. Киллер – он и есть киллер! История не знает еще палачей, которых бы мучила совесть. Сколько зверств и кровавых расправ убийцы в военной форме оправдывали избитой фразой, мол, я солдат и исполняю приказ?!»

– Ну и какой же у нас выход? Что ты предлагаешь? – отрешенно глядя в небесную высь, спросил Данист, словно боясь встретиться взглядом с Лу.

– Искать защиты у объекта твоей мести… – выпалила женщина и сама испугалась сказанного. Она упала на колени перед Данистом. – Тебе надо раскрыться и искать с ним контакта. Другого выхода нет.

По всему было видно, что это неожиданное предложение китаянка уже давно и тщательно обдумала.

– Ты хочешь, чтобы я всплыл на поверхность и меня снова отправили в зону?! Что за абсурдные мысли приходят тебе в голову!? – Денис кипел от возмущения.

– Нет, я почему-то уверена, этого не произойдет!

Слушая Лу-Гайде, Данист подумал, что, в сущности, та предлагает реальный выход из положения. Мерзкий выход, наверное, для него неприемлемый, но реальный. А вдруг ничего другого не останется?

– Вот что, дорогая, я забыл тебя предупредить, что завтра лечу в Тель-Авив. Там у меня важная встреча. Как вернусь, еще раз обсудим, – без всякого перехода сообщил он.

– С кем? – поджала губки Лу.

– Много будешь знать, скоро состаришься. Могу успокоить, это не Линович. У тебя же особая «любовь» к нему. О встрече с ним ты будешь оповещена персонально.

Несмотря на яростные протесты Лу, он еще раз терпеливо объяснил ей необходимость встречи неистребимым желанием расставить, наконец, все точки над «i» в истории своего падения. Одно дело косвенные улики, подозрения, всякие домыслы, а совсем другое – оказаться «глаза в глаза» с непосредственным участником, а скорее, виновником трагических для него событий.

…Прилетев в Тель-Авив рано утром, он бросил сумку в комнате хостела, вышел намеренно раньше назначенного часа и медленно побрел по берегу, изредка оглядываясь по сторонам. Что делать? Привычка с некоторых пор. Но вокруг ничего, помимо уныло надвигающихся с моря мрачных туч, не заметил. Правда, слева вдали, в морской дымке, виднелся мыс с силуэтами строений древней Яффы, старинного города, когда-то очень нравившегося Данисту. Но сейчас ему было не до красот, тем более мало чем напоминающих пейзажи лазурного Красного моря близ Эйлата.

Долгие пять лет Данист ждал этого часа. И вот сейчас, наконец, должен наступить момент истины. Правда ли то, что поведал ему Безлин? Или, как всегда, интриговал против всех?

«Все в этом мире ложь и суета, – мрачно нахмурив брови, размышлял Денис в преддверии встречи. – Почему человек, рождаясь с невинной, чистой и непорочной душой, не может сохранить по жизни это первозданное целомудрие, дарованное Богом? Откуда же в нас с годами появляются жадность, подлость, коварство, зависть, мстительность, жестокость? Почему никто из бывших друзей и соратников так и не протянул ему руку помощи, когда ему было особенно тяжело? Почему?! Почему?! Почему?! Можно свихнуться от этой игры в „почемучку“. С такими персонами, как Бессмертнов и компания, все более или менее ясно, но с друзьями, наоборот, гораздо сложнее. Любое коварство врага менее опасно, чем предательство друзей! Хотя существуют ли на самом деле, настоящие друзья?! Неужели для биологической особи, называющей себя венцом природы, превыше всего – совести, чести и любви – тот же самый животный инстинкт самосохранения, который присущ всем тварям божьим? Неужели человек так навсегда останется рабом всех смертных грехов?!»

Данист улыбнулся, поймав себя на мысли, что в последнее время он почему-то стал особенно часто предаваться подобным размышлениям. А ведь такие пытки и терзания еще никогда и никому не приносили пользы. Стоит лишь задуматься, как неизбежно возникают вопросы к самому себе. Ты сам разве не такой, как все? Сколько раз ты грешил по отношению к ближнему своему в этом мире?

Проще, конечно, отмахнуться – не грешил, и точка! Насколько же легче жить без вопросов к себе любимому. А еще легче вообще не вникать в краеугольный камень бытия. Просто не вникать. Не имей совести, и будешь сыт и доволен собой! Не люби ближнего, и не будешь отравлен его предательством! Тогда зачем он нарывается на встречу с бывшим приятелем? Неужели ему и так не понятно? Неужели надо непременно «глаза в глаза»?

Данист сам не заметил, как ноги уже ступали по ковровой дорожке отеля. Вот он садится в лифт. Вот он выходит на этаже, где сам же зарезервировал номер. Вот он стучится в дверь…

Сердце вдруг бешено заколотилось, словно это он должен был держать ответ за содеянные грехи, а не старый прохвост Крамер.

В дверном проеме стоял трясущийся от страха, скукоженный телом и лицом, мокрый от пота старик. «Неужели мы с ним ровесники? – мелькнула в голове мерзейшая мысль. – И я выгляжу так же, а может, еще хуже?» Неизвестно сколько продолжалась бы эта полная многозначительного молчания сцена, если бы Эмик вдруг не рухнул перед старым приятелем на колени и со слезами на глазах с места в карьер принялся причитать, словно его позвали отслужить поминальную молитву.

– Денис, дорогой ты мой, я всегда верил, что Бог не даст тебе умереть. Ты жив! Такие великие личности, как ты, не могут исчезать так просто и бесследно! Это все Макс, бес проклятый. Это он попутал меня! Я расскажу тебе всю правду, как на духу! Денис, прости меня, старого дурака!..

– Успокойся, Эммануил Додонович. Может, все-таки дашь войти? – не скрывая брезгливой гримасы, выдавил Данист.

Не вставая с колен, Крамер пополз назад в номер, то и дело оборачиваясь, словно ожидая пинка в зад.

– Ладно, заканчивай ритуал самобичевания. Гляжу, каким ты был в детстве, таким и остался. Разве что джинсы от Армани натянул вместо болгарских. Не к лицу в твоем возрасте ломать комедию!

Как ни странно, но после упоминания о джинсах, которыми некогда фарцевал Крамер, тот немного успокоился и уже поднялся было с колен. Но Денис, не дав ему опомниться, сурово спросил:

– А теперь признавайся, друг любезный, кто был инициатором заговора против меня в две тысячи третьем году? Ты?

– Ну, сам подумай, Денис, какой из меня инициатор заговора? – растерянно ответил Крамер. – Винюсь, я лишь подначивал тебя пойти в политику, создать независимую партию, обещал помощь общины, покупал для тебя губернаторов, депутатов, министров, чтобы обеспечить надежные тылы на выборах! Но, увы, слишком поздно понял, что российский трон могут занимать любые инородцы – и англичане, и викинги, и немцы, и грузины, но только не евреи… Вот этого я не учел…

– Ты что, совсем мозги растерял? Я тебя спрашиваю не о межнациональных отношениях в стране, а о том, кто подвел меня под монастырь.

– Это Макс. Это все Макс. Понимаешь, мало ему стало своих вышек. Мне обещал отдать твою компанию, несущую золотые яйца… Ты же знаешь, как я мечтал о твоих непрофильных активах.

– И что потребовал взамен? – равнодушно спросил Данист. Он уже наперед знал, что скажет Крамер.

– Накатать письмо за «Стенку». Мол, там кремлевские ребята только спят и видят, чтобы дать ниточку к тебе. Налоги там и все прочее. Ну, чтобы потом сожрать с потрохами. Ума не приложу, как мое письмо со всеми выкладками попало к Бессмертнову. Макс же велел писать на прокурора… Кто мог тогда подумать, что тебя засадят?!

Я так рад, так рад, что ты уцелел, ты даже представить себе не можешь! До последнего издыхания буду каяться пред тобой, как святая Мария Магдалина…

– Ты что, у нас теперь православный, Эммануил Додонович? Видно, крыша действительно поехала… Какая из тебя кающаяся Мария Магдалина?! В своем паскудстве ты превзошел всех грешников! И зачем мне вообще твое раскаяние? – едва сдерживая смех, спросил Данист. – При Линовиче сможешь подтвердить?

– Чтобы он, а не ты меня казнил? Видит бог, боюсь, Денис. Ох как боюсь.

– А когда меня с потрохами сдавали, не боялся?

Данист прекрасно понимал, что, несмотря на коленопреклонение Старого Лиса, тот никогда не был простачком. Кающийся грешник всегда намного опаснее того, кто откровенно и упорно не признает за собой вины.

Он прошел к бару и достал минеральной воды.

– Выпей. У меня еще есть к тебе вопросы.

– Лучше водки, – взмолился Крамер.

– Скажи мне, Лис, только честно и прямо! Какую роль в моем деле сыграл Бессмертнов? Как ты думаешь, это он подбил Макса на хитроумный ход против меня? Или Макс сам все придумал?

– Ей-богу, не знаю, хоть режь. Может, они на пару. А может, его вечный хвостик – Крутов. Ну, тот, на чье имя я сдуру тоже направил копию письма. Не знаю. Не знаю. То, что Макс тебе всю жизнь завидовал, это точно. А кто первый-второй, пусть в этой перекличке сами считаются. Ты правда меня не убьешь?

– Да успокойся ты, наконец. Не буду я тебя кастрировать, хотя, конечно, надо было бы. Более того, я отмазал тебя от других людей. Настоящих отморозков, которые хотели рассчитаться с тобой за меня. И знаешь, почему отмазал? Я многое обдумал, и у меня, представляешь, пропало желание мстить… Правда, ты первый, кому я говорю об этом.

– Даже Максу?! Бессмертнову не будешь мстить? Ведь это ты устроил с ним злую шутку?

– Какую? – Денис сделал вид, что не понял, о чем идет речь. – Я вызвал тебя сюда только для того, чтобы удостовериться в твоем личном предательстве!

Крамер задумался, переваривая сказанное. Судя по всему, от испуга он соображал туго.

– Так ты не собираешься меня убивать?! – на всякий случай переспросил он, счастливый уже тем, что, похоже, легко отделается.

– Нет, сволочь старая, уже не собираюсь! – повторил Данист. Он не верил в покаяние известного лицемера. – И все-таки я рад, что ты прилетел сюда. Я увидел твое унижение, твои ублюдочные конвульсии, и мне этого достаточно! Мучайся до последних дней… А теперь избавь меня от своего присутствия. У меня голова разболелась. Не пойму, зачем я себе эту пытку придумал?

Крамер тяжело вздохнул и, пробормотав себе под нос нечто типа – зачем же я вещи только раскладывал? – стал упаковывать их обратно.

– Гляди-ка, ты словно на курорт собрался, – усмехнулся Данист.

– Я думал, вспомним молодость, гульнем, – на какое-то мгновение оживился бывший приятель.

Услышав подобное признание, Денис не удержался и выразительно покрутил пальцем у виска. Мол, совсем разума лишился мужик. «Впрочем, скорее совести», – поправил он сам себя и, больше ни секунды не задерживаясь, вышел вон из номера.

…Трясясь в маленьком винтовом самолетике на обратной дороге в Эйлат, Денис был доволен собой. И Лу будет довольна его выдержкой, как-никак одной проблемой меньше. Но первое, что сделала она, – указала своим милым пальчиком на телефон.