Текст книги "Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков"

В Великий Пост ему приходилось иногда исповедовать с 2 часов дня до 2 часов ночи почти без перерыва. «Когда дьявол в нашем сердце, тогда необыкновенная убивающая тяжесть и огонь в груди и в сердце, – вразумлял он исповедников. – Душа чрезвычайно стесняется и помрачается, все ее раздражает, ко всякому доброму делу чувствует отвращение, слова и поступки других в отношении к себе криво толкует и видит в них злоумышление против себя, против своей чести и потому чувствует к ним убийственную ненависть, ярится и порывается к мщению». От слов пастыря исчезало смущение в душах людей, сердца их смягчались… С годами число исповедников росло в геометрической прогрессии. Андреевский собор, вмещавший до пяти тысяч человек, наполнялся почти до отказа. В ожидании своей очереди некоторые сидели, некоторые лежали на полу. Исповедь продолжалась почти до утра, потому что всякий хотел исповедоваться именно у батюшки Иоанна. Тогда и решил он с позволения (в виде исключения) высшей церковной власти перейти на общую исповедь.

«Перед Причащением отец Иоанн вышел через Царские врата на амвон и произнес короткую проповедь. Обращаясь ко всем, он сказал, что в наше время все уклонились в грехи, и начал перечислять их. Простенькое, казалось бы, поучение, но отчего-то растапливались очерствелые сердца. В храме стали раздаваться всхлипывания, рыдания, потом восклицания “Батюшка, помолись за нас!” Громовым голосом священник воскликнул: “Кайтесь!”. В огромном, переполненном людьми соборе поднялся всеобщий вопль покаяния: каждый вслух кричал о своих грехах. Никто не думал о своем соседе. Всякий обращался, быть может впервые, в глубь своей души и ужасался и рыдал… Так продолжалось несколько минут. По знаку отца Иоанна воцарилась тишина. “Видите, как мы все грешны! – сказал батюшка. – Но Отец наш Небесный не хочет погибели чад Своих… Все наклоните свои главы!”. В благоговейной тишине тысячи людей склонили головы. Священник, стоя на краю амвона, поднял на воздух над всеми свою епитрахиль и прочитал обычную разрешительную молитву».

Заметим, что общая исповедь отца Иоанна была не только исключением, но и уникальным явлением в церковной жизни и поэтому породила сомнения и соблазны. Исследуя эту проблему, протоиерей Валентин Свенцицкий отмечал, что «общая исповедь отца Иоанна Кронштадтского была явлением единственным, беспримерным и по существу недоступным ни для примера, ни для подражания», т. к. в ней «не нарушались основные свойства Таинства в силу особых благодатных даров, данных ему от Господа. Так, необходимое условие единоличной исповеди – обязательство для духовника знать грехи кающегося – у о. Иоанна Кронштадтского восполнялось благодатным даром прозорливости. О. Иоанн не допускал многих до Чаши без предварительных расспросов, потому что он видел грех в душе человека, знал его, хотя и не спрашивал. О. Иоанн не требовал обязательного “исповедания” греха, но люди, приезжавшие к нему со всех концов России, по своему душевному состоянию были готовы на какое угодно самораспятие, а при таком условии требование обязательного произнесения покаяния вслух было бы простой формальностью» (152, т. 1, с. 234–235).

Затем начиналось причащение. Это было трудное дело. Каждому из богомольцев хотелось причаститься у батюшки, и что тут начинало твориться… Мужчины и женщины лезли через ограждение к амвону, служители отбрасывали их, звучали крики, вопли – но что можно было поделать! Он был один такой, батюшка Иоанн. Некоторым он отказывал в причащении со словами: «Отойди! Недостоин!».

После причащения он быстро разоблачался, одевался и выходил из алтаря особой дверью. Это другие священники и архиереи могли выйти через храм, но его толпа могла своею массою затоптать. Он выходил, садился в пролетку, извозчик мчался по саду к воротам, служители распахивали ворота, и лошадь мчалась прямо. Только так батюшка мог вырваться от своих почитателей.

Заехав минут на 15 домой, а иногда и без этого, он мчался к ожидавшим его паломникам, приезжавшим в Кронштадт ради свидания с отцом Иоанном со всей России. В гостинице при Доме Трудолюбия или других странноприимных домах его ожидали. В большой зале собирались приехавшие, с которыми отец Иоанн беседовал, давал советы, благословение, но начинал всегда со служения молебна. Среди ожидавших его были люди всех сословий, разного возраста, с самыми разнообразными вопросами и просьбами. «Люди потянулись к нему не за помощью себе, не по слабости своей, – объяснял этот феномен писатель В. В. Розанов, – но среди своего страдания они потянулись к нему как к живому свидетелю Небесных сил, как к живому знаку того, что Небеса живы, божественны и благодатны» (5, с. 266).

Почти ежедневно отец Иоанн ездил в Санкт-Петербург – летом на пароходе, зимою на поезде. Толпа ожидала его и на пристани, и на вокзале. Он мог укрыться в отдельном купе или каюте, но в окно ему бросали письма. Позже один торговец подарил ему небольшой пароход, на котором батюшка мог немного отдохнуть. В Санкт-Петербурге – множество карет от почитателей и споры, кому везти. Он объезжал больных, посещал и торжества открытия фабрики или торгового заведения. Приехав в дом, батюшка служил молебен, коротко беседовал с собравшимися, никогда не отказывался от трапезы, хотя ел и пил крайне мало.

В Кронштадт он возвращался редко в 11 вечера, чаще после полуночи. Возле дома его все равно ожидали люди. В кабинете на столе лежали письма, надо было готовить проповедь на завтра, сделать запись в дневник, который велся отцом Иоанном с 1856 года до последних дней жизни.

В 1890-е годы часть дневника была опубликована несколькими изданиями под названием «Моя жизнь во Христе» и сразу получила широкое распространение; в 1892 году вышло английское издание книги, ставшее известным в Англии, США, Австралии и других западных странах. Продолжением публикации дневника стала книга «Путь к Богу». То были не обычные записи текущих дел или заметки о жизни, о людях и книгах.

Великий молитвенник сосредоточенно и безжалостно вглядывался в свою душу, отмечая как моменты ее приближения к Богу, так и отдаления. Он писал: «Бог любит тебя больше, чем ты сам себя любишь, и заботится и печется о тебе больше, чем ты сам можешь о себе позаботиться. Так перестань же волноваться и беспокоиться и положись на Бога, Который гораздо лучше тебя позаботится о тебе и обо всем, что тебя волнует, и все устроит гораздо лучше, чем ты сам можешь устроить». Стоит ли говорить, что под «устройством жизни» отец Иоанн имел в виду не только и не столько житейское устроение, но прежде всего – спасение души человеческой от греха. Самый верный способ для этого – молитва к Богу. Отец Иоанн писал: «В молитве требуется, во-первых, чтобы предмет молитвы был высказан определенно или, по крайней мере, в сердце было ясное сознание и желание его; во-вторых, чтобы это желание было высказано с чувством и живым упованием на милость Владыки или Божией Матери; в третьих, нужно твердое намерение впредь не согрешать и творить во всем волю Божию…». И в наши дни справедливо утверждение отца Иоанна: «Мы только называем Господа Богом, а на деле-то у нас свои боги, потому что волю Божию не творим, а волю плоти своей и помышления, волю сердца своего, страстей своих; наши боги – плоть наша, сласти, одежды, деньги и проч.». Обращает на себя внимание указание отца Иоанна на важность единения с Православной Церковью: «Люблю я молиться в храме Божием», – писал он в дневнике. В другом месте: «Церковь – истинно земной рай!». Фрагменты этих записей, поразительных по искренности и глубине постижения душевных движений человека, и составляют данную книгу.

Его проповеди также издавались, первое собрание сочинений вышло в 6 томах в Санкт-Петербурге в 1890–1894 годах. Темы их разнообразны, обращены как к текстам Священного Писания, так и к событиям современной жизни. В одной своей беседе отец Иоанн обратил внимание собравшихся на усилившийся в обществе интерес ко всевозможным забавам и развлечениям: «Удивительная болезнь явилась нынче – это страсть к развлечениям. Никогда не было такой потребности к развлечениям, как нынче, люди разучились жить серьезною жизнью, трудом на пользу нуждающихся и внутреннею духовною жизнью и начали скучать! И меняют глубину и содержание духовной жизни на развлечения! Какое безумие! Точно дети, лишенные разума! А между тем развлечение – это уже общественный порок, уже общественная страсть!» (17). «Надо во благо себе и ближним употреблять свое богатство, считать его не своим, а Божиим добром, которое дано нам не для нас одних», – убеждал он в другой проповеди (5, с. 245).

Отец Иоанн много ездил по России. С 1880-х годов ежегодно посещал свое родное село, ежемесячно наведывался в Москву. Побывал в Воронеже, Харькове, Киеве, Курске, Одессе, Варшаве, в Крыму, в Берлине. Он принимал приглашения частных лиц, например, посетил в начале 1890-х годов имение Владимира Алексеевича Тыркова, в котором была с его участием выстроена новая церковь.

Взрослая дочь помещика Ариадна в отличие от отца была равнодушна к вере, но и она не могла не отметить незаурядности приехавшего священника: «Мы не могли не поддаться очарованию, из него излучавшемуся, но понять его дарящую силу мы были не в состоянии. Я была еще очень молода, поглощена собственной плохо налаженной жизнью и брала на веру интеллигентскую предвзятость, предубежденность против чудака священника, который привлекает в Кронштадт со всей России тысячи бездельников, лицемеров и кликуш, распространяющих суеверную молву о его чудесах. Всё сказки, одурманивающие простой народ. В наше время чудес не бывает. Понятно, что и к чудотворцу мы подходили с ребяческим скептицизмом… А когда он появился… и заглянул ясными, острыми глазами прямо мне в глаза, какое-то теплое волнение поднялось во мне. Я и сейчас вижу свет этих удивительных, глубоко сидящих глаз. Они сияли, точно две лампадки. Такого непрерывного сияния я никогда ни у кого не видала» (176, с. 87). Тыркова отметила и явную недоброжелательность, проявленную приглашенным архиепископом Нижегородским Феогностом (Лебедевым), позволившим отцу Иоанну на всенощной прочитать лишь Отче наш. Но эта единственная прочитанная батюшкой молитва «все еще звучала в сердце, – признавалась будущая революционерка. – Такой молитвы я ни раньше, ни потом не слыхала» (176, с. 89).

Молва о чудесах отца Иоанна недаром пронеслась по России. По милости Божией он стал явным чудотворцем, и перечислить все его исцеления просто невозможно. Широкая всероссийская известность отца Иоанна как молитвенника-цели-теля началась с публикации 20 декабря 1883 года в газете «Новое время» благодарственного заявления за подписью десятков лиц, которые благодарили за совершенные исцеления от многообразных и тяжелых болезней, от коих не могли исцелить их доктора. Примечательно, что заявление завершалось такими словами: «Стараясь твердо памятовать сами, сообщаем и для других единственный преподанный нам многодостойным пастырем-исцелителем спасительный совет: жить по Божией правде и как можно чаще приступать к святому Причащению» (5, с. 334).

Чудесные исцеления происходили по молитвам отца Иоанна и в его присутствии, и заочно, немедленно и с некоторой задержкой. Одно из свидетельств принадлежит священнику Владимиру Шустину: «Когда я был еще совсем юным, отец мой серьезно заболел. Профессор Симановский определил, что у него горловая чахотка. Все горло покрылось язвами, и голос пропал. Симановский заявил, что ему жить дней десять. В это время вернулся в Кронштадт отец Иоанн. Послали ему телеграмму. Дней через пять он приехал… Мой отец умоляюще смотрел на батюшку и хрипел. Тогда батюшка углубился в себя и, обращаясь к отцу, спрашивает: “Веришь ли ты, что я силою Божией могу помочь тебе?”. Отец сделал знак головой. Тогда отец Иоанн велел открыть ему рот и трижды крестообразно дунул. Потом, размахнувшись, ударил по маленькому столику, на котором стояли разные полоскания и прижигания… “Брось все это, – резко сказал отец Иоанн. – Больше ничего не нужно. Приезжай ко мне в Кронштадт, и я тебя приобщу Святых Таин…”. Когда он вернулся домой, Симановский был поражен: в горле все раны оказались затянуты, только голос был еще слаб. Симановский во всеуслышание заявил: “Это невиданно, это прямо чудо”. Отец прожил после этого еще 25 лет» (5, с. 335).

Иногда отец Иоанн ограничивался молитвой об исцелении, но всегда начинал с краткого водосвятного молебна и молитвы о прощении грехов больного. В 1892 году в газете «Гражданин» появилось свидетельство об исцелении после такого молебна княжны Ирины Владимировны Барятинской (которую безрезультатно лечили лучшие доктора Раухфус, Рыбалкин и Мержеевский): «Прикованная уже два года к креслу вследствие паралича ног тринадцатилетняя девочка после молитвы отца Иоанна к неописуемой радости всех встала и пошла» (5, с. 338).

П. И. Шабельский, бывший чиновник Государственной канцелярии, свидетельствовал: «Когда мне было четыре года, я заболел дифтеритом. Мои родители обратились к отцу Иоанну, прося его молитв. Когда пришла ответная телеграмма, в которой отец Иоанн сообщал, что в таком-то часу молюсь за младенца, – в тот же самый час наступило облегчение и пошло на выздоровление…». Известно, что, когда у болгарского царя Фердинанда (католика) тяжело заболел тифом сын Борис, царь направил телеграмму отцу Иоанну с просьбой молиться за больного сына, и тут же началось быстрое и внезапное выздоровление мальчика (5, с. 334–335).

Отец Иоанн исцелял также бесноватых, слепых и алкоголиков. Он сам рассказывал об этом: «Ко мне часто приносят больных, так называемых бесноватых, и просят, чтобы я помолился о них.

В этих случаях я действую простотой своей веры. Обыкновенно подобные больные очень беспокойны. Когда их приводят ко мне, то они плюются, пинаются и при том всегда, как замечено мною, закрывают свои глаза. И так как больной не открывает, то я настойчиво требую: “Открой глаза!” – и при этом сам устремляю на него свой взор. Больной наконец открывает глаза, а я, смотря ему в глаза, говорю: “Именем Господа нашего Иисуса Христа запрещаю тебе, дух нечистый, выйди из него!” – и благословляю больного… О братие! Нам много дано от Господа благодати, и если мы сохраним этот дар Божий, то мы непобедимы» (5, с. 309–310).

В то же время совершенно не обязательно всякий больной, обратившийся к отцу Иоанну, получал исцеление. Тогда это была бы какая-то «клиника». Известны сотни случаев исцеления больных по молитве отца Иоанна, но ведь «на авось» к нему ездили тысячи людей и никакого исцеления не получали. Почему? Ответ дан давным-давно в Евангелии: Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их… (Мф. 9, 29–30); Он же сказал ей: дщерь! Вера твоя спасла тебя; иди в мире и будь здорова от болезни твоей (Мк. 5, 34). Отец Иоанн всегда говорил людям: «Молитесь, Господь поможет вам по вере вашей» – и, очевидно, сам молился так же.

Известно, что, приглашенный осенью 1894 года в Ливадию, к одру умирающего императора Александра III, отец Иоанн не смог спасти жизнь государя. Это не означало ни слабости его молитвы, которая оставалась пламенной, ни исчезновения дара исцеления.

В те же октябрьские дни батюшка исцелил больного татарина по мольбе его жены. В пять утра, когда батюшка молился в саду, ее пропустили. Со слезами она просила «муллу Ивана» спасти умирающего, лежавшего в телеге на дороге. Через переводчика отец Иоанн спросил татарку, верует ли она в Бога. Получив утвердительный ответ, отец Иоанн сказал: «Будем молиться вместе, ты молись по-своему, а я буду молиться по-своему». Когда отец Иоанн закончил молитву, то благословил татарку, перекрестив ее. Она поспешила к дороге и, к своему изумлению, увидела идущего навстречу мужа (168, с. 99–100). Таким образом, сила молитвы отца Иоанна не оскудела, но он не мог изменить предрешенной Богом судьбы царя.

Он сам не превозносился, но не уничижался, о себе все понимал и переносил это понимание в искренние, от сердца записи духовного дневника: «Люблю я молиться в храме Божием, особенно в ев. алтаре, у престола или у жертвенника Божия, ибо чудно изменяюсь я в храме благодатию Божиею; в молитве покаяния и умиления спадают с души моей терния, узы страстей и мне становится так легко; все обаяние, вся прелесть страстей исчезают, я как бы умираю для мира, и мир для меня со всеми своими благами; я оживаю в Боге и для Бога, для единого Бога, и весь Им проникаюсь и бываю един дух с Ним; я делаюсь как дитя, утешаемое на коленях матери; сердце мое тогда полно пренебесного, сладкого мира; душа просвещается светом небесным; все светло видишь, на все смотришь правильно, ко всем чувствуешь дружество и любовь, к самим врагам, и охотно их извиняешь и прощаешь. О, как блаженна душа с Богом! Церковь истинно земной рай».

Величие духовного подвига отца Иоанна видно и другим людям не только в молитвенном подвиге, но и в его причастности к созданию в России десятков новых храмов и монастырей. Например, при его благословении и часто финансовой поддержке 14 монастырей было открыто на северо-западе, 7 – на севере, 4 – в центральной части страны, 10 – в прибалтийском крае и 1 – в Финляндии. Самые известные из них – Леушинский Иоанно-Предтеченский женский монастырь в Череповецком уезде (ныне Вологодской области), Рижский Троице-Сергиевский, Свято-Успенский Пюхтицкий женский монастырь, о котором он говорил: «Идите в Пюхтицы, там три ступени до Царствия Небесного». В Санкт-Петербурге, на набережной реки Карповки в 1900–1902 годах был создан Иоанновский монастырь Двунадесяти Апостолов (164, 1998, 32, с. 1).

Читая многочисленные свидетельства и объяснения самого отца Иоанна, ясно понимаешь, что он видел себя орудием Промысла Божьего, призванным напомнить людям о благодатной силе Церкви, особенно явленной в ее таинствах и священстве. Сам батюшка сознавал необычную меру дарованной ему благодати, но дерзновенные его свидетельства об этом никогда не кажутся дерзкими. Ведь одновременно в своем духовном дневнике он постоянно свидетельствовал о слабости своей как человека, подверженного искушениям и наклонного ко греху. «Господи, прости мое движение гнева на слугу Евгению. Я Тебя огорчил и Духа Св. опечалил. Каюсь», – записал отец Иоанн в дневник в октябре 1908 года (67, с. 70). Все светлое в себе, все явленные через него силы он считал действием благодати Божией, а о своем недостоинстве готов был постоянно плакать. Такое сочетание подлинного смирения и самозабвенного служения всегда считалось в Церкви признаком святости.

4

В те же годы, на рубеже XIX–XX веков, в России жили и другие праведники – служители Церкви, из которых наиболее известны святитель Феофан Вышенский, Оптинские старцы Амвросий, Анатолий, Нектарий, Варсанофий, старец Варнава Гефсиманский. Однако и они не могли остановить уход народа от Бога. Точно плотное облако безверия и бездумного легкомыслия опустилось на русское общество. Храмы еще полнились народом, но еще больше народа шло в кабаки и рестораны, в театры и синематограф. С горечью говорил отец Иоанн 14 марта 1908 года в своей проповеди: «…Мало кто слушает в настоящее время Евангелие и Святую Церковь, – особенно не веруют интеллигенты; они думают, как бы поесть, попить послаще, как бы развеселить себя музыкой, пением, как бы в карты поиграть, как бы копеечку скопить, а о будущем Страшном Суде они и не думают, да и не верят во Второе пришествие Спасителя нашего… людей хороших, верующих среди интеллигентов очень мало» (67, с. 199).

Все же вера в прогресс не могла заменить веры в Бога. В начале XX века в среде русской интеллигенции, отчасти благодаря «вызовам» В. С. Соловьева и Л. Н. Толстого, пробуждается религиозная потребность, зарождается течение «богоискательства», представителями разных направлений которого были известные писатели Л. Н. Толстой,

Д. С. Мережковский и В. В. Розанов. По странному ослеплению поиски эти шли вне Церкви. Они забыли, а вероятнее, и не знали противопоставления святителем Филаретом «рассуждающих малых людей» и учителей церковных, его слов о важности учительства с церковного амвона, ибо «с сего священного места можно и должно видеть далее, нежели обыкновенно видит мир и его стихийная мудрость» (179, т. 1, с. 108). Мережковский в ноябре 1902 года начал издавать новый религиозно-философский журнал с претенциозным названием «Новый путь», очевидно противопоставляя свой путь пути Русской Церкви. Отец Иоанн Кронштадтский в своей проповеди 25 февраля 1903 года отозвался на это: «Умники неумные, вроде Толстого и его последователей, хотят найти другой путь и, сбившись с истинного пути, находят путь заблуждения, отвержения Христа; не хотят веровать в то, что веками установлено, Самим Богом открыто и возвещено, отвергают Церковь, таинства, руководство священнослужителей и даже выдумали журнал “Новый путь”. Этот журнал задался целью искать Бога, как будто Господь не явился людям и не поведал нам истинного пути. Не найдут они больше никакого пути, как только во Христе Иисусе, Господе нашем… Другие пути всегда ведут в погибель» (Цит. по: 57, с. 507, 508).

Во Льве Толстом отец Иоанн видел не только великого писателя, но прежде всего антицерковника, безбожника, кощунника, обличал его избалованное барство. «И то правда, – писал батюшка в редакцию газеты, – что Толстой колосс, но в своей сфере, в области литературы романической и драматической, а в области религиозной он – настоящий пигмей, ничего не смыслящий». Поначалу отец Иоанн избегал публичной полемики с новоявленным «учителем жизни», памятуя слова премудрого Соломона: Не отвечай глупому по глупости его, чтобы и тебе не сделаться подобным ему (Притч. 26, 4). Однако во взбаламученной атмосфере революционной России идеи «яснополянского мудреца» о «бессмысленности и противоречивости» церковного учения, вредного к тому же «своей неразумностью и безнравственностью», разнеслись широко и доверчиво воспринимались в среде интеллигенции и молодежи. Даже в среде Санкт-Петербургской Духовной Академии, по воспоминаниям митрополита Вениамина (Федченкова), преобладало «религиозное равнодушие», студенты ничуть не интересовались кронштадтским батюшкой, а больше политикой, забастовками и новыми, смелыми идеями.

Ради вразумления соблазненных отец Иоанн опубликовал несколько статей, раскрывающих смысл толстовского учения: «Главная, магистральная ошибка Льва Толстого заключается в том, что он, считая Нагорную проповедь Христа и слово Его о непротивлении злу, превратно им истолкованное, за исходную точку своего сочинения, вовсе не понял ни Нагорной проповеди, ни заповеди о нищете духовной, нужде смирения и покаяния, которые суть основание христианской жизни, а Толстой возгордился, как сатана, и не признает нужды покаяния и какими-то своими силами надеется достигнуть совершенства без Христа и благодати Его, без веры в искупительные Его страдания и смерть…». В проповеди в Великий пяток 1902 года отец Иоанн с горечью констатировал: «Каково же современное русское интеллигентство, отрекшееся от Христа вместе со своим лжеучителем? Не есть ли это новое Голгофское поругание, современное нам…» – а далее прозорливо предугадывал: «…Можно ли ввиду Голгофской Жертвы воздержаться от публичного обличения современных богохульников и отщепенцев от Христа и от Церкви, покушающихся на ниспровержение престолов царских и церквей Божиих и на убиение верных слуг царских, на преданных сынов Церкви и Отечества?». Это было сказано за полтора десятилетия до октября 1917 года. В предсмертном дневнике своем в октябре 1908 года батюшка записал о впавшем в самообольщение писателе: «Какая идиллия! Какая дурь в старости! Какая сатанинская гордость! Не хочу знать Сына Божия, чрез Которого одного можно прийти к Богу; не хочу Троицы; не хочу Церкви. Какое невежество, дикость» (67, с. 70).

Однако поразительным образом богословие отца Иоанна не было понято и востребовано современниками и внутри, и вне церковной ограды. В период 1901–1903 годов, когда в Петербурге проходили Религиозно-философские собрания, на которых впервые собрались для общего разговора представители Русской Церкви и русской интеллигенции, в 1902 году выходит в свет книга отца Иоанна «Христианская философия». Возносимое на пьедестал учение Толстого отвергало и христианство, и плоть, и культуру, в то время как отец Иоанн «отвергал извращенное диаволом отношение к плоти и порожденную этим культуру» (68, с. 117). Либеральные интеллигенты самонадеянно вознамерились «открыть глаза» ограниченным батюшкам, замкнувшимся в церковных стенах и не замечающим, в частности, по мнению В. В. Розанова, красоту и величие мира. Розанов не читал «Христианскую философию» кронштадтского пастыря. А тот дерзновенно писал о святости созданного Богом мира: «Вот перед глазами картина с нагими, самыми красивыми женщинами в самых искусительных позах… Плоть страстная волнуется, раздражается сладострастием, разжигается похотью. А духовное мудрование говорит: чего ты, глупая, волнуешься? Успокойся, славь Творца при виде этой чудной красоты, этой дивной пластики человеческого тела. Ведь тут проявились премудрость, благость, красота, величие Художника-Творца, Который создал такое тело свято, чисто, благопотребно, неблазненно, нетленно не для блазненности, а для чистого, праведного, честного, святого употребления и для прославления Творца. Ведь тело женщины – модель художника, для тебя, человек, приготовленная, чтобы по этому художественному, премудрому, прекрасному образцу образовать тебя, блазнящегося своим же, в существе, телом; ибо в таком теле, как в мастерской художника, выльется или исткется твое же тело, мужчины или женщины. Когда я это сказал сам в себе, всякая похоть пропала. Я стал покоен и уже нисколько не соблазнялся нагим телом женщины, а славил Господа, все премудро создавшего» (68, с. 145).

В то же время богословие отца Иоанна, по точному определению протоиерея Павла Хондзинского, «существует не столько как внешнее рациональное знание, сколько как внутренняя, а потому и не всегда последовательно излагаемая основа восприятия себя, мира и его Творца» (68, с. 101). Дореволюционные профессора духовной академии снисходительно улыбались на вопрос студентов о богословских взглядах отца Иоанна, которого считали, безусловно, замечательным, но – лишь практическим пастырем. Прошли десятилетия, и протоиерей Георгий Флоровский открыл «опытное богословие» отца Иоанна, стремившегося к преодолению «богословского гуманизма» и новому утверждению теоцентрического богословия и догматического реализма при возвращении на «забытый путь опытного богопознания» (191, с. 400, 401).

Из нашего времени понятно, что в начале XX века, пережив многовековое господство отвлеченного клерикализма и долголетнее торжество умозрительного рационализма, русское общество испытывало религиозное беспокойство и искало Бога, как это случилось веком ранее, в царствование Александра I. И тогда ему был предложен путь синтеза, гармоничного слияния веры и знания в Боге – в трудах святителя Филарета (Дроздова), в произведениях Пушкина и Карамзина. Тогда важности и новизны предлагаемого пути не осознали, а в следующие царствования стало не до того… Но и в начале XX века призыв С. Н. Булгакова к «новому высшему синтезу» не был услышан на собраниях РФС ни самоуверенными богоискателями (Мережковским, втайне создававшим «новую Церковь»), ни ревностными защитниками Православной Церкви (епископом Сергием Страгородским), видевшими свою задачу всего лишь в «миссионерстве среди интеллигенции».

В период революции 1905–1907 годов отец Иоанн в своих проповедях резко осуждал революционное движение и «бесноватый нигилизм», призывал людей к покаянию, исправлению нравов, отречению от «безумного безбожия». В его проповедях не было казенных комплиментарных фраз в адрес государства (о личной жизни правителей которого знал немало), хотя он твердо и неизменно выступал апологетом самодержавной монархии, был членом «Союза Русского народа». Примечательна его дневниковая запись в августе 1908 года: «Примири меня, Господи, с памятью убиенного злодеями Императора Александра II, который хоть тяжко согрешил в жизни, но человеческими грехами, коих не чужд и я, многогрешный. Прости ему и мне грехи вольные и невольные и излей в сердце мое любовь к венценосному мученику, коему Ты простил грехи за его насильственную смерть. Он был верующий и доброжелательный; он любил Россию…» (67, с. 49–50). Главной целью отца Иоанна оставалась забота о духовной жизни его слушателей, убеждение их в том, что все доброе и злое в частной и общественной жизни неизбежно отражается на истории государств и народов.

«Если не будем вооружаться против живущих в нас страстей, то общее беззаконие вызовет праведный гнев Божий и Бог повелит грозному мечу своему посекать нас… повелит действовать смертоносным орудиям брани: из тысячи жерл полетит смерть на людей, – говорил отец Иоанн в одной из проповедей. – Пусть же знают все царства и народы, все цари и подданные, что нет на земле ни одного непоколебимого царства, не было и не будет. Коль скоро одолели людей безверие и безнравственность, тогда неизбежно падают царства и народы» (5, с. 247). И в годы русско-японской войны 1904–1905 годов батюшка открыто утверждал, что «нынешняя японская война вызвана тяжкими грехами России».

В другой своей проповеди отец Иоанн говорил: «Только Царство Божие на земле обладает всегдашним миром и будет обладать им до скончания века, а мир прелюбодейный и грешный, отступивший от Бога и Его праведных законов, – мятется и будет до конца своего смущаться от своих заблуждений, от своих всезаразительных пагубных страстей, от бесчеловечных браней и внутренних крамол, от своего безумия. Дерево познается по плодам. Смотрите же на эти плоды нынешней цивилизации: кому они приятны и полезны? Отчего ныне Россия в смятении? Отчего у нас безначалие? Отчего учащееся юношество потеряло страх Божий и бросило свои прямые обязанности и занятия? Отчего гордые интеллигенты стремятся в опекуны и правители народа, не понимая этого народа и его действительных нужд и не любя его? Оттого, что у всех их оскудела вера в Бога, в Его праведные, вечные глаголы; оттого, что они отпали от Церкви Божией, единой руководительницы к святой христианской жизни, которая одна охраняет твердо законные права и Царя, и подданных, и всех и каждого и всем предписывает строго исполнять свои обязанности» (5, с. 252–253).