Текст книги "Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков"

На этапе владыку обокрали до нитки, оставив в рубище, кишащем паразитами. Он заболел, 19 декабря был помещен в тюремную больницу в Ленинграде, откуда написал родным: «Я тяжело болен сыпным тифом, лежу в тюремной больнице, заразился, должно быть, по дороге; в субботу 28 декабря решается моя участь – кризис болезни, вряд ли переживу…». Санитар сказал, что его надо обрить. «Делайте со мной теперь, что хотите, – ответил мученик в полубреду. – Вот теперь-то я совсем свободен, никто меня не возьмет…».

Владыка Иларион 28 декабря тихо скончался в больнице. «Как хорошо! Теперь мы далеко от…» – были его последние слова.

Митрополит Серафим (Чичагов), занимавший Ленинградскую кафедру, добился разрешения взять тело для погребения. В больницу доставили белое архиерейское облачение и белую митру. Покойного перевезли в церковь Новодевичьего монастыря. Владыка страшно изменился: в гробу лежал жалкий, весь обритый седой старичок. Одна из родственниц покойного, лишь глянув на него, упала в обморок – так изменился прежний богатырь.

Эта печальная новость дошла до русской эмиграции с опозданием. «Умер преосвященный Иларион – невознаградимая потеря!» – сокрушался 30 марта 1930 года в письме митрополит Антоний (Храповицкий), позднее, 8 июля 1930 года, написавший: «Так, гениальный архиепископ Иларион 15 декабря внезапно умер в Петрограде (не отравили ли?)» (15, с. 177). До времени, до срока ушел из жизни великий деятель Русской Церкви, но за десять с небольшим лет своего служения он поистине раскрыл в себе облик Христа, жертвуя всем ради следования Христу и монашеским обетам.

В 1998 году состоялось церковное прославление святителя Илариона (Троицкого), причисленного к лику святых Русской Православной Церкви, ради которой он жил, трудился и страдал.

Свет негаснущих звезд
О новомучениках российских

 
Чем ночь темней – тем ярче звезды,
Чем глубже скорбь – тем ближе Бог.
 

А. Майков

В августе 2000 года в Москве, в храме Христа Спасителя проходил юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви. Одним из важнейших его деяний стало прославление новомучеников и исповедников Российских XX века, причисление к лику святых сотен епископов, священников, диаконов, монахов и мирян, которые в годы лютых гонений Советской власти на веру под угрозой лишений, тюрьмы, ссылки и даже смерти не отступили от Христа.

Мы никогда не узнаем точно, сколько их было. Старики и молодые, мужчины и женщины, в Москве, Петрограде, Вологде, Барнауле, Уфе, Оренбурге, Хабаровске, Ялте, Симферополе, Харькове, Ташкенте, Ярославле… – по всей бывшей Российской империи после 1917 года началась борьба новой власти с верующими (не только с христианами, но и мусульманами, иудеями, католиками, буддистами, хотя – с меньшей ожесточенностью). Многие из них закончили свою жизнь в тюремных бараках и братских могилах, погибали от голода или пули по приговору «тройки» ОГПУ-НКВД.

Вершители их судеб в Политбюро ВКП(б), подобно римским императорам в первые века гонений на христиан, полагали, что с уничтожением еще нескольких тысяч верующих, с разрушением церквей и монастырей, с ужесточением запретов на исповедание веры и чтение Библии в СССР окончательно победит коммунистическая идеология и будет создан новый тип людей – человек советский.

Этого не получилось, ибо сказано однажды и навеки: …создам Церковь мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18). Рухнул коммунистический режим, хотя не вовсе тщетны оказались его старания: в России, как и во многих европейских странах, православная вера и Церковь перестали быть основой духовной жизни большинства людей.

Однако сам по себе факт твердого стояния за веру и добровольного принятия мученичества тысяч людей на протяжении семи десятилетий Советской власти в России стал неопровержимым свидетельством силы христианства. В этом главное значение подвига новомучеников и исповедников Российских. А между тем это были по виду и образу жизни совсем обыкновенные люди.

1

Начало гонений на Православную Церковь в России обыкновенно отсчитывают от захвата власти большевиками 25 октября 1917 года. Это верно, потому что уже 28 октября в Царском Селе красногвардейцами был зверски убит протоиерей Иоанн Кочуров. Но семена вражды и ненависти упали на подготовленную почву.

Христианство пришло на Русскую землю в 988 году из Византии. Крещение Руси способствовало становлению личности человека и открывало ему путь к жизни с Богом, положило начало формированию на просторах Восточно-Европейской равнины особой цивилизации, создало условия для развития всего общества – просвещения народа, развития искусства и литературы. Вместе с православным учением мы унаследовали статус православной веры как веры государственной, при котором государство выступало не только верховным охранителем Церкви, но нередко вмешивалось в ее дела. Петр I, с уничтожением патриаршества и созданием коллегиального управления церковной жизнью в виде Святейшего Синода, с 1721 года и вовсе превратил Церковь в часть государственного аппарата, «ведомство православного исповедания». В условиях определенного упадка и застоя церковной жизни в том виделась некоторая польза, но чем дальше, тем больше нарастало в сердцах многих православных людей желание изменить это положение, выйти из-под жесткого пригляда государства. Тем не менее в течение двух столетий Церковь в Российской империи находилась под защитой государства, Православие оставалось господствующей религией.

В начале XX века на Западе стали господствовать идеи прогресса и материального преуспеяния, а христианские ценности вытеснялись из практической жизни, укреплялся скептицизм в отношении веры. Но в своем искреннем желании счастья на место отвергаемой христианской веры люди пытались поставить иные духовные и идеологические основы: одни обращались к язычеству и магии (в Западной Европе и в России широко распространяются идеи теософии, интерес к буддизму, занятия спиритизмом); других людей привлекали идеи марксизма и социализма. Основатель течения марксизма в России Г. В. Плеханов проповедовал, что «современное освободительное движение рабочего класса есть движение против эксплуатирующего меньшинства», и это движение необходимо предполагает отрицание религии вообще (см. 120, т. 3, с. 326–437). Светлая мечта о скором наступлении всеобщего царства справедливости оказалась соблазнительной для многих.

Замена идеала идолом оказалась успешной в России, но немногие в те годы осознали ее потенциальную опасность. Известный церковный публицист М. А. Новоселов 26 октября 1905 года писал в письме: «“Свобода” создала такой гнет, какой переживался разве в период татарщины. А – главное – ложь так опутала всю Россию, что не видишь ни в чем просвета… Обман, наглость, безумие – все смешалось в удушающем хаосе. Россия скрылась куда-то: по крайней мере, я почти не вижу ее. Если бы не вера в то, что все это – суды Господни, – трудно было бы пережить сие великое испытание» (106, с. XXI).

В русском народе, и в верхах, и в низах его, нарастает духовная смута. В крестьянской среде активизируются различные секты, растет пьянство; в народе бродит стихийный дух в о л и, не признающий никаких авторитетов и преград.

Осознание кризиса, между тем, возникло не только среди духовенства, но и в среде интеллигенции. В 1901 году в Петербурге открываются Религиозно-философские собрания, на которых начинается диалог интеллигенции и Церкви. Увы, большинство русских либералов отнеслись к деятельности православного духовенства высокомерно и снисходительно, утверждая, что именно «в интеллигенции, теперь неверующей, потенциально скрыт особый тип благочестия и служения» (57, с. 9).

А между тем русские марксисты активно распространяли семена своего учения, причем борьба с религией становится одним из важнейших направлений в их деятельности. В ответ на попытки С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, С. Л. Франка и других представителей интеллигенции обратиться к вере отцов (сборник статей «Вехи») В. И. Ленин в сентябре 1909 года гневно обрушился на попытки богоискательства, утверждая, что «русской буржуазии в ее контрреволюционных целях понадобилось оживить религию, поднять спрос на религию, сочинить религию, привить народу или по-новому укрепить в народе религию. Проповедь богостроительства приобрела поэтому общественный, политический характер…» (81, т. 16, с. 30).

В конечном счете злая сила одолела, и лишь тогда открылись у многих «свободомыслящих интеллигентов» глаза. Парадоксальный скептик В. В. Розанов, в течение десятилетий ожесточенно критиковавший Русскую Церковь, прозрел духовно после Октябрьской революции. Он писал в августе 1918 года в предсмертных записках: «Большевики… Большевизм… А позвольте, с 1863 года, и даже с 14 декабря 1825 года… разве с этого времени не началось постоянное, уже ни однажды не задерживаемое, ни однажды не останавливаемое, никогда решительно не одолеваемое – торжество большевизма над умеренными; и беспрерывные победы большевиков, только большевиков, всегда большевиков. Одних и без исключения всегда большевиков» (142, с. 169). Однако не только пагубное влияние анархических, материалистических и либеральных идейных течений углубляло духовную смуту в русском обществе.

К началу XX века нарастал кризис внутри самой Русской Церкви. Двухвековое пребывание ее в качестве государственного «ведомства православного исповедания» привело к появлению элементов казенщины в богослужении, а стеснение социальной активности священнослужителей со стороны власти вызвало тенденцию к простому требоисполнению; получило известность и вовсе неблаговидное поведение нескольких архиереев. Многие газеты и журналы открыто глумились над православным монашеством и требовали закрытия монастырей. Однако звучал и голос Церкви.

На первом Всероссийском съезде монашествующих, состоявшемся в стенах Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в июле 1909 года, во всеуслышание было заявлено, что, во-первых, православные монастыри существуют не на государственный счет, а трудами иноков и доброхотными жертвами верующего православного народа, а во-вторых, определенный упадок монастырей вызван конкретными причинами, которые церковноначалие в силах устранить, дабы вернуть монастыри к святым заветам их основателей – пока не поздно. Епископ Никон (Рождественский) предложил проект обращения съезда ко всей монашествующей братии, в котором, в частности, отмечалось: «Никогда на протяжении почти двух тысяч лет сатана в союзе с миром не воевал столь жестоко на Церковь Божию, как в наше смутное, грешное, гордое время… Никогда злоба врагов человечества не изливала в души людские столько яда богохуления, кощунства, безбожия, разврата духовного и телесного, как теперь. Весь ад, кажется, двинул всех своих союзников на Божию Церковь» (115, с. 269).

Негативные явления породили, с одной стороны, целую поросль деятельных священнослужителей, стремившихся и в существующих рамках возжечь в сердцах своих прихожан огонь веры, а также выступавших за проведение некоторых преобразований в церковном строе, за созыв Поместного Собора, за возрастание самостоятельности Церкви. Но с другой стороны, в среде священнослужителей сформировалось и радикальное течение, выступавшее за решительные перемены в порядке богослужения, за перевод его на русский язык, за полную демократизацию церковного управления. Отсутствие внутреннего единства отчасти ослабляло Церковь и вызывало в памяти слова апостола: время начаться суду с дома Божия… (1 Пет. 4, 17).

2

Перемены начались уже в марте 1917 года, после победы «бескровной» Февральской революции и отречения императора Николая II. Новая власть ужесточила свое отношение к Православной Церкви.

Революционный обер-прокурор Святейшего Синода В. Н. Львов бесцеремонно вмешивался в чисто церковные вопросы, а когда члены Синода с ним перестали соглашаться, то были отправлены в отставку. Решением Временного правительства церковно-приходские школы были изъяты из ведения Церкви, в школах и гимназиях запрещено преподавание Закона Божия, а закон о свободе совести декларировал свободу религиозного самоопределения для каждого гражданина по достижении 14-летнего возраста. Взамен христианских ценностей детям предлагалась свобода, свобода всех во всем и от всего, полное отвержение не только старого строя, но и всего традиционного уклада жизни. Для большинства вседозволенность оказалась роковым, непреодолимым искушением. Миллионы русских людей в той или иной степени поддались обольщениям соблазнителей и возжелали одни – немедленного обогащения, другие – быстрого уравнивания всех людей ради создания рая на земле, третьи – своей полной самореализации без всяких преград, четвертые – не ограниченной ничем воли…

Достойно внимания, что в самом начале революционной смуты, 2 марта 1917 года в селе Коломенское под Москвой была чудом явлена Державная икона Божией Матери как утешение и призыв к верности Христу.

В те дни начался процесс распада империи как единого государства, развал всей системы управления и хозяйственной жизни, что отразилось и на положении Церкви. Рухнули ослабевшие моральные устои. «В деревнях грабежи и разбой, в уездах погромы помещичьих усадеб и убийства помещиков. Случалось, что в праздник деревня отправлялась в церковь, а после обедни всем миром грабила соседние усадьбы» (50, с. 265). После отказа государства от прямой поддержки и защиты Церкви, увы, отношение к ней у многих людей изменилось. Многие храмы опустели. На фронте к причастию стали подходить не более 10 % солдат, хотя раньше причащались все. Дезертиры с фронта и просто грабители разрушали монастыри и храмы, издевались над священнослужителями, оскверняли святыни.

Революционный восторг затуманил головы многим. По воспоминаниям митрополита Евлогия (Георгиевского), в первые революционные дни в Житомире одни люди ликовали, другие рыдали: «Иеромонах Иоанн, несмотря на пост, приветствовал меня: “Христос Воскресе! Христос Воскресе!” – а в ответ на мои увещания быть более сдержанным возразил: “Вы не понимаете!.. С первых же дней против меня началась травля…” – владыка считался убежденным монархистом» (50, с. 263).

Тем не менее изменившиеся условия жизни позволили православным верующим и священнослужителям вернуться к соборной форме управления церковной жизнью. 15 августа 1917 года, в праздник Успения Пресвятой Богородицы, в Успенском соборе Московского Кремля открылся Всероссийский Поместный Собор, канонически высший орган церковного управления, ожидаемый православными людьми более 200 лет. Перед участниками собора стояло много сложных вопросов внутрицерковной жизни, но их можно было свести к одному: как жить Церкви без поддержки государства? «Свободная печать» без всяких на то оснований объявила Собор «контрреволюционным», а всех его участников – «монархистами». Но власть либеральных демагогов оказалась слабой и лишенной широкой народной поддержки, а потому и была сметена в результате большевистского переворота.

В Москве шли бои между юнкерами и красногвардейцами, пушки били по Кремлю, в котором продолжались заседания Собора.

Неожиданно для многих основным вопросом стал вопрос о главе Церкви. После принятия решения о восстановлении патриаршества 5 ноября 1917 года из трех кандидатов путем жребия Патриархом Московским и всея России был избран святитель Тихон (Беллавин, 1865–1925), митрополит Московский.

По получении этого известия святитель Тихон сказал: «Конечно, беспримерно мое благодарение ко Господу за неизреченную ко мне милость Божию. Велика благодарность и к членам священного Всероссийского Собора за высокую честь избрания меня в число кандидатов на патриаршество. Но, рассуждая по человеку, могу многое глаголать вопреки настоящему моему избранию. Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: плач, и стон, и горе, и каковой свиток должен был съесть пророк Иезекииль (Иез. 2,10; 3,1). Сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжелую годину!.. Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах российских и предстоит умирание за них во вся дни. А к сим кто доволен, даже и из креплих мене! Но да будет воля Божия! Нахожу подкрепление в том, что избрания сего я не искал, и оно пришло помимо меня и даже помимо человеков, по жребию Божию. Уповаю, что Господь, призвавший меня, Сам и поможет мне Своею всесильною благодатию нести [3]3
  А к этому кто готов даже из тех, кто крепче меня! – Ред.


[Закрыть] бремя, возложенное на меня, и соделает его легким бременем. Утешением и ободрением служит для меня и то, что избрание мое совершается не без воли Пречистой Богородицы… Да прострет же Она – Многомощная – и мне, слабому, руку Своей помощи и да избавит и град сей, и всю страну Российскую от всякой нужды и печали» (198, с. 34).

Большевики начали наступление на Церковь с первых дней своего пребывания у власти, рассчитывая разгромить ее одним ударом. 24 декабря 1917 года было объявлено о переходе всех духовных академий, семинарий и училищ под контроль Наркомата просвещения, 31 декабря – о введении гражданского брака вместо церковного, 20 января 1918 года опубликован Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви.

Формально этот декрет свидетельствовал лишь о светском характере государства, его второй и третий пункты запрещали «издавать какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести… Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой» (147, с. 29). Фактически же декрет (написанный высокообразованным юристом М. А. Рейснером) означал объявление войны Церкви. Большевики понимали, что если они хотят окончательно покончить со старым режимом, то мало разгромить самодержавную власть как государственный и политический институт; прежде и важнее того – подорвать саму основу, на которой стояла Россия и развивалась народная жизнь, – Православную Церковь.

Согласно пунктам восьмому и девятому оформление актов рождения и брака переходило в ведение административных органов; школа отделялась от Церкви, причем было заявлено: «Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях… не допускается». В заключительных, двенадцатом и тринадцатом, пунктах декрета объявлялось: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием» (147, с. 29–30).

Церковь лишалась всего своего имущества и права владеть им. Сразу были отняты более 6 тысяч храмов и монастырей, в том числе в Московском Кремле, конфискованы все банковские счета церковных организаций, лишенных также прав на «взыскание сборов и обложений». Запрещалось преподавание религиозных вероучений во всех государственных, общественных и частных учебных заведениях. Отныне религиозные организации (в лице 20 мирян) могли лишь получать в «бесплатное пользование» церковные здания и предметы – с разрешения местной или центральной власти, а «обучаться религии» могли лишь взрослые граждане частным образом. Таким образом, была сломана в масштабах всей страны существовавшая церковная структура. Духовенство, включая архиереев, оказалось лишенным всяких прав и возможностей, их власть в церковной жизни отныне определялась добровольным признанием верующих.

Не все у большевиков шло гладко. В Петрограде в январе 1918 года при попытке властей захватить Александро-Невскую Лавру монахи ударили в набат, стеклась огромная толпа верующих, изгнавших красногвардейцев из Лавры. При этом был убит священник Петр Скипетров. Рабочие ближних фабрик объявили о своей готовности составить отряды для защиты Лавры. В Смольном решили временно отступить.

Оправдались скорбные опасения новоизбранного Патриарха, но великим счастьем для Русской Церкви стало его избрание. В условиях разгоравшейся гражданской войны, жестокого давления на верующих со стороны Советской власти и нараставшего раскола внутри Церкви святитель Тихон стал твердым центром притяжения и единства всех православных верующих, он сумел в изменившихся условиях организовать новую систему церковного управления и прилагал большие усилия для налаживания нормальных отношений с большевистскими правителями ради выживания Церкви.

При этом особое значение приобрела личность Патриарха, обаяние которого признавали не только его почитатели, но и его враги. Из трех кандидатов на патриарший престол он не был самым ученым, не был самым известным, но оказался «самым добрым». Святитель Тихон был неизменно ласков, мягок и доброжелателен, по воспоминаниям современников, он излучал любовь. В то же время кроткий монах-молитвенник обладал качествами опытного администратора и мудрого церковного политика, а в стоянии за веру и Церковь проявлял неколебимую твердость и непреклонность, подобно своим великим предшественникам на Московской кафедре – святителям Филиппу, Ионе, Гермогену. Подобно им, Патриарх Тихон осуждал изменническую политику самозваных правителей, комиссаров Совнаркома, пошедших в январе 1918 года на сепаратный мир с Германией и отдавших врагу огромную часть территории страны в соответствии с условиями Брестского договора; осуждению подверглась и насаждаемая большевиками в умах и сердцах людей идея классовой борьбы, что привело к разгоранию гражданской войны, в которой врагами Советской власти были объявлены все, принадлежавшие к старым господствующим классам и слоям: торговцы, предприниматели, чиновники, офицеры, учителя, журналисты, даже студенты…

«Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины, и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово, и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани, – говорил Святейший Патриарх Тихон в своем послании от 1 февраля 1918 года. – Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до Нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному… Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гееннскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной. Властию, данной Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафемствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной… Гонение жесточайшее воздвигнуто и на Святую Церковь Христову: благодатные таинства, освящающие рождение на свет человека или благословляющие супружеский союз семьи христианской, открыто объявляются ненужными, излишними; святые храмы подвергаются или разрушению чрез расстрел из орудий смертоносных (святые соборы Кремля Московского), или ограблению и кощунственному оскорблению (часовня Спасителя в Петрограде); чтимые верующим народом обители святые (как Александро-Невская и Почаевская Лавры) захватываются безбожными властителями тьмы века сего и объявляются каким-то якобы народным достоянием; школы, содержащиеся на средства Церкви Православной и подготовлявшие пастырей Церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются или в училища безверия, или даже прямо в рассадники безнравственности. Имущества монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это – народное достояние, но без всякого права и даже без желания считаться с законною волею самого народа… Где же пределы этим издевательствам над Церковью Христовой? Как и чем можно остановить наступление на Нее врагов неистовых? Зовем всех вас, верующих и верных чад Церкви: станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери нашей… А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою словами святого апостола: Кто ны разлучит от любое Божия: скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч (Рим. 8, 35)» (4, с. 83).

В то же время неверным было бы приписывание Патриарху Тихону какой-то политической антисоветской платформы, как пытались делать и его враги-большевики и его недалекие сторонники в эмиграции. После убийства императора Николая II святитель Тихон в июле 1918 года в проповеди публично осудил это злодеяние власти, сказав: «Наша совесть примириться с этим не может, и мы должны во всеуслышание заявить об этом как христиане, как сыны Церкви» (4, с. 143), а в ноябре, в послании по поводу первой годовщины большевиков выступил с обличением: «Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду… Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть и заглушили в нем сознание греха… во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств и грабежей заключается дарованная вами свобода».

Но в то же время памятуя, что несть власти аще не от Бога (Рим. 13, 1), глава Русской Церкви заявил: «Не Наше дело судить о земной власти; всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она воистину явилась “Божиим слугой” на благо подчиненных и была “страшна не для добрых дел, а для злых”» (4, с. 149–151), тем самым свидетельствуя о готовности со стороны Церкви проявить лояльность к Советской власти. Святитель Тихон обращался в Кремль с просьбой о приеме его В. И. Лениным, но получил отказ, а на его жалобы и прошения отвечали второстепенные чиновники.

Патриарх нисколько не обольщался в своих обращениях к новой власти. Уже в мае 1918 года в письме к Константинопольскому Патриарху Герману святитель Тихон писал о десятках известных ему случаев убийства священников и архиереев, благочестивых мирян. «Не одна только жизнь пастырей и пасомых подвергается опасностям со стороны врагов нашей святой веры. Люди, вставшие у власти в нашей стране, возымели нечестивое намерение устранить от руководства народной жизнью и от ее освящения Православную Церковь» (4, с. 131–132).

Священнослужителей убивали, закапывали в землю живыми, поливали на морозе водой, закалывали штыками, вешали на царских вратах в церквах, распинали на шпалах, топили в реке… 15 июня 1918 года епископ Гермоген (Долганов) был утоплен в реке Тобол под Тюменью под громкий хохот озверевших людей. 20 июня 1918 года в окрестностях Перми был расстрелян архиепископ Андроник (Никольский), пользовавшийся большой известностью по всей России своими проповедями, ревностным служением и аскетически скудным образом жизни. 18 августа 1918 года решением Нижегородского военно-революционного трибунала по обвинению в контрреволюционной агитации среди крестьян к расстрелу были приговорены архимандрит Августин, протоиерей Николай Орловский и еще пятнадцать человек. Пока их везли на

Мочальный остров посреди Волги, красноармейцы поражались их спокойствию: по дороге они отслужили по себе панихиду. В сентябре – декабре 1918 года только в Перми и Пермском уезде были расстреляны священники Константин Широкинский, Алексей Стабников, Петр Вяткин, Василий Комакин, Иоланн Швецов, Сергей Колчин, псаломщики Анатолий Попов и Александр Зуев, диакон Василий Кашин расстрелян вместе с десятью прихожанами своей церкви, утоплены в Каме священники Иоанн Пьянков, Александр Посохни, Алексей Сабуров и Николай Яхонтов, священники Николай Бельтюнов и Александр Савелов изрублены саблями и расстреляны… Их были десятки и сотни в каждой епархии – священников, епископов, монахов, псаломщиков, дьяконов, церковных старост и простых мирян (42, т. 2, с. 112, 113–116; т. 1, с. 123). Сбывались Евангельские слова: Преданы также будете и родителями, и братьями, и родственниками, и друзьями, и некоторых из вас умертвят; и будете ненавидимы всеми за имя Мое, но и волос с головы вашей не пропадет, – терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21, 16–19).

В своем известном призыве от 21 июля 1919 года святитель Тихон обращается ко всем воюющим сторонам с призывом прекратить братоубийственную войну. «Даже если бы сердца наши разрывались от горя и утеснений, наносимых нашим религиозным чувствам, нашей любви к родной земле, нашему временному благополучию, даже если бы чувство наше безошибочно подсказывало нам, кто и где наш обидчик, – взывал Патриарх, – нет, пусть лучше нам наносят кровоточащие раны, чем нам обратиться к мщению, тем более погромному, против наших врагов или тех, кто кажется нам источником наших бед. Следуйте за Христом! Не изменяйте Ему. Не поддавайтесь искушению. Не губите в крови отмщения и свою душу. Не будьте побеждены злом. Побеждайте зло добром…» (4, с. 161). Святитель Тихон призывает к милосердию с обеих сторон, не желая разделять свою паству, которая оказалась под разными знаменами. В Москве в те дни ожидали то англо-французской интервенции, то Деникина, войска которого подошли уже к Туле, большевики готовились бежать, а Патриарх в своем послании от 8 сентября 1919 года твердо заявил: «…установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение… Мы убеждены, что никакое иноземное вмешательство, да и вообще никто и ничто не спасет России от нестроения и разрухи, пока Праведный Господь не преложит гнева своего на милосердие, пока сам народ не очистится в купели покаяния от многолетних язв своих, а чрез то не возродится духовно в нового человека, созданного по Богу в праведности и святости истины» (4, с. 163–164).

А народ между тем или оставался глух к призывам главы Церкви или настолько устал, или так был напуган, что не внимал таким наставлениям. Москвич Н. П. Окунев записывал в дневник 1/14 октября 1919 года: «Накануне сегодняшнего праздника (Покрова) был в нескольких церквях, наблюдал, какие жуткие времена переживают наши храмы и духовенство. Там, где нет архиерейской службы, прославленного хора певчих, – там пяток молящихся (в большинстве случаев старушек), скудное освещение… и душу ущемляющая обстановка службы… нет псаломщиков, певчих, и службу совершает один только печального вида священник, а на клиросе какой-нибудь богомольный прихожанин, умеющий прочитать что нужно и пропеть положенное… Как-никак антирелигиозная пропаганда сделала громадное дело – дух безверия коснулся миллионных масс. А что будет дальше, когда станет холоднее? Я думаю, что многие храмы совсем закроются… Откуда брать средства для поддержания их и существования духовенства? Церковь от государства отделена – это еще полгоря; но люди-то государства отделились от нее – вот в чем безмерное горе! Точно обрадовались: вот, мол, были церковные расходы, а теперь я волен их и не делать. Бессовестные мы, простые русские люди, в особенности пожилые и старики. Ведь не всех нас перестреляли и заточили по тюрьмам и лагерям. Кому бы, как не нам, теперь еще чаще бы, чем прежде, направлять стопы свои в храм Божий, а мы сидим себе в своих комнатах и кряхтим о трудностях современной жизни. Прогневался на нас Господь, но это по делам нашим!» (110, с. 295).