Текст книги "Стеклянная любовь. Книга первая"

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

В Чаще Заколдованных Деревьев – месте дьявольски красивом, но до того во многом непонятном и жутком, что в одиночку и небольшими группами по три-четыре человека туда не рисковали без особой нужды заходить даже старые Следопыты и гвардейцы-ЛАБП-овцы, стояло старое толстоствольное дерево из породы Неназываемых Ветел, оборудованное личным маяком Рагнера Снежного. Маяк индивидуального наведения, установленный совершенно незаметно от всевидящих Пайкидов в одном из больших дупел Неназываемой Ветлы, работал исправно и вскоре после катастрофы «байферга» с нашими путешественниками под розово-зеленоватыми облаками неба Сказочной Руси, позывные «чудо» -маяка оказались уловленными портативным пеленгатором, вмонтированным в красно-синие самоцветы перстня, подаренного Саше Рагнером в Новогоднюю ночь. Но вся беда заключалась в том, что на момент катапультирования перстень-пеленгатор соскользнул с пальца Саши и канул где-то на бескрайних дремучих лесных просторах Сказочной Руси. В то мгновенье, когда состоялся необходимый звуковой контакт между маяком и пеленгатором, Саша точно так же, как и Валя Червленный, болтался в полуобморочном состоянии под сказочным небом на парашюте-«крыле», предоставленный, исключительно самому себе, и никому больше, если не считать капризов воздушных течений местной атмосферы.

Но в отличие от капитана Червленного, попавшего на борт «байферга» в какой-то степени случайно, можно даже сказать – по «туристическому статусу», «командировка» доктора филологии Морозова была заранее тщательно спланирована разведотделом штаба ЛАБП – вплоть до особенностей устройства парашюта. Парашют был снабжен специальным миниатюрным, но необычайно мощным двигателем, составлявшим единое целое с маяком и пеленгатором. Парашютный двигатель, маяк и пеленгатор составляли триединую сущность безотказного аварийно-спасательного комплекта, изготовленного, разумеется, по пайкидской технологии и, положа руку на сердце, естественно, самими Пайкидами. Сто таких комплектов было захвачено с пайкидского склада во время одной из удачных операций ЛАБП несколько месяцев назад. Другими словами, конечная точка парашютного маршрута Александра Морозова была заранее предопределена, хотя сам он мог об этом лишь догадываться. Ну, безусловно, он ни о чем не догадывался и ни о чем не мог связно размышлять, пока слабые воздушные потоки уносили его в сказочную неизвестность на высоте, примерно, четырех километров. К счастью, не догадывался он и о том, что теперь его чудо-парашют сбился с курса, увлекая парашютиста в «полную сказочную неизвестность».

Путь по воздуху ему предстоял неблизкий, состоявший, к тому же из множества опасных неясностей, но, опять же, Александр Сергеевич не мог не оставаться в счастливом неведении относительно расстояния и перспектив предстоявшего ему путешествия.

В «себя» профессор более или менее начал приходить уже ближе к вечеру, освеженный и взбодренный прохладой, приближавшейся на «полном скаку», настоящей Сказочной Ночи, под самую завязку, напичканной неприятными чудесами и дурно пахнувшими тайнами. Саша щурил близорукие глаза, изо всех сил пытаясь рассмотреть проплывавший глубоко внизу пейзаж, но, как, ни силился, ничего не сумел разглядеть – все покрывала однотонная серо-зеленая дымка. Где-то вдали, правда, казалось порой Саше, будто бы очерчивались на фоне, пока, еще, светлых небес, волнистые очертания вершин горных хребтов, покрытых густым лесом, что, скорее всего, являлось оптическим обманом.

Внезапно, в какой-то момент, Александром Сергеевичем овладело крайне гадливое ощущение приближавшегося душевно-психологического коллапса, долженствующего выразиться, прежде всего, во вспышке беспросветной паники перед, окружившими его со всех сторон Того Света, полной неизвестностью и безмерным одиночеством.

Неожиданно доктор филологии почувствовал легкий укол в шею и страх перед мраком неизвестности и холодом вселенского одиночества почти мгновенно исчез, растворился среди затопившего его душу чувства собственного достоинства. Он понятия не имел, что, как правое, так и левое плечо, предоставленного ему в полное распоряжение аварийно-спасательного комбинезона, были густо оснащены миниатюрными, но очень эффективными приборами самого различного диапазона действий – от лечебно-профилактического до оборонительного. Получив укол мощнейшего адаптогенного препарата прямиком в яремную вену, Александр Сергеевич сразу почувствовал себя Икаром, смело летевшим навстречу нисходящим потокам холодного лунного света, ничуть, по этой причине, не боясь опалить себе крылья. Но нездоровая эйфория быстро прошла, уступив место спокойному, уверенному в своих силах, рассудку трезвого аналитика и внимательного наблюдателя.

Из-за дальних гор, поросших густым сказочным лесом, плавно и величественно поднялся гигантский бирюзовый шар, заливший небеса лучами, потрясающего по красоте, света. В общем-то, образно выражаясь, сделалось светло, как днем (как неземным бирюзовым днем, полным таинственных полутеней и замысловатых световых недосказанностей, сплошь и рядом окруженных кусками беспросветного угольно-черного мрака) и вскоре внутренне совершенно преобразившийся, «гордый, хищный, разъяренный» Александр Сергеевич заметил на фоне бирюзового диска местного ночного спутника, очень сильно смахивавшего на увеличенный во сто крат в размерах новогодний елочный шар, черную точку. Точка с каждой секундой увеличивалась в размерах. На правом и левом плечах Морозова немедленно зажужжали боевые сканеры, направившие мощную идентификационную оптику на приближавшийся неизвестный объект…

…В эти самые минуты группа вооруженных до зубов ЛАБП-овцев несла боевое дежурство вокруг древнего неохватного ствола Неназываемой Ветлы. Командир группы, Рагнер Снежный с тревогой посматривал на ручной хронометр и с еще большей тревогой вслушивался в ночную какафонию, поднятую обитателями Чащи Заколдованных Деревьев. Холодный бирюзовый свет спутника свободно струился с неба, зажигая густые кроны деревьев неживым холодным сиянием. Никто из, окружавших командира рядовых дружинников, даже и не догадывался, что тревога эта была искусственной – напускной. Чтобы дезориентировать возможных вражеских шпионов.

Рагнер Снежный прекрасно знал, что Александр Морозов сюда не прилетит, а прилетит он совсем в другое, более надежное место, чем Неназываемая Ветла.

– Скоро сюда явятся Пайкиды! – как-бы обращаясь к самому себе, а вместе с тем и ко всем остальным, негромко произнес Рагнер. – Если человек с Большой Руси не успеет вперед них, то…, – он не стал продолжать, ввиду очевидной бессмысленности продолжения – бойцы его группы не являлись идиотами.

Из Заветного Дупла выпрыгнул молодой дружинник – специалист по пайкидской технике.

– Маяк не улавливает приближение человека с Большой Руси! – бесстрастно сообщил он и все ЛАБП-овцы погрузились в угрюмое молчание…

Молчал и Рагнер, но был он не угрюм, как подчиненные ему бойцы, а – максимально сосредоточен и слегка загадочен. Как уже указывалось выше, в отличие от рядовых дружинников, командир Морозной Дружины был прекрасно осведомлен о том, что установленный в Заветном Дупле маяк, в принципе, не может улавливать приближение человека с Большой Руси. Слишком многое было поставлено на карту в начавшейся «антипайкидской» операции и «старый астральный разведчик» Рагнер не мог позволить себе роскошь рисковать более, чем «на два процента» допущением «провала». Никто, кроме него самого на начальном этапе операции не должен был знать о настоящем местопребывании Александра Морозова на территории Сказочной Руси, равно, как и никто, кроме Рагнера не знал, кем, на самом деле, я влялся Александр Морозов. Об этом еще не знал, даже, сам Морозов. У Рагнера Снежного имелись серьезные основания для принятия таких экстраординарных мер безопасности… Он сильно надеялся на то, что его друг с Большой Руси скоро должен быть оказаться совсем в ином месте, о котором не мог знать ни один «пайкидский» шпион, свивший себе тайное гнездо в Штабе ЛАБП…

…Саша вскоре и без помощи боевых оптических сканеров сумел разглядеть неизвестный летающий объект, приближавшийся к нему на большой скорости. Объектом оказался безобразный старик-колдун, путешествующий по воздуху верхом на обнаженной юной красавице. Сюжет Морозову показался знакомым – вполне соответствовавшим духу русских народных сказок, очаровавших его еще в далеком детстве на всю последующую жизнь. Он был просто твердо убежден с ранних лет, что летать, тем более верхом на красивых голых девушках, могли одни лишь настоящие колдуны. И поэтому, бородатый угрюмый мужик, пролетевший со свистом мимо него в какой-нибудь паре десятков метров и воспринялся им в качестве настоящего «сказочного злого колдуна». Александра Сергеевича несколько, правда, удивил тот факт, что первый, встреченный им, житель Сказочной Руси, отнесся, к Саше с его парашютом, как к представителю местной, скажем так, фауне, не представляющей никакого особенного интереса. К счастью карманного зеркальца у Александра не было, а то бы он себя не узнал и, может быть, даже проклял ту минуту, когда принял бредовое предложение Рагнера Снежного и, вообще, завязал тесное знакомство с Бетонной Бабушкой. Введенный адаптоген вкупе с универсально действовавшим аварийно-спасательным комплектом пайкидского производства неузнаваемо изменил его внешность, превратив из обычного человека, под парашютом, в «гостюрга» – крылатого фавна, питавшегося исключительно кровью свирепых оранжевых медведей, находившихся в состоянии брачного гона. Повстречавшийся ему один из Всадников Сказочной Ночи страшно перепугался при его виде («гостюргов» боялись почти все коренные обитатели Сказочной Руси) и поспешил пролететь дальше, ощутимо «пришпорив» свою симпатичную «скаковую лошадь», исправно служившую ему столь оригинальным средством передвижения. Остаток ночного полета Александра Сергеевича прошел без осложнений, исключительно, благодаря грозному маскировочному камуфляжу – ночные крылатые твари, любившие купаться в лучах прохладного бирюзового света, в ужасе шарахались с дороги жутко выглядевшего, даже по местным меркам, крылатого монстра.

Вскоре чудо-парашют, заметно отяжелевший от ночной сырости, начал быстрое снижение и через какое-то время Александр Сергеевич Морозов уже в своем истинном, добром и интеллигентном облике, совершил благополучную, очень мягкую посадку прямо на круглую, заросшую флюоресцирующим мхом, полянку в незнакомой местности. Опустившегося на укромную симпатичную полянку профессора Морозова со всех сторон света окружали сотни километров густых дебрей настоящего Сказочного Леса.

Освободившись от строп ненужного теперь парашюта, Александр Сергеевич с горечью и удивлением «таращился» близорукими глазами на окружавшую его густую чащу, тщетно надеясь увидеть Рагнера Снежного, окруженного доблестными бойцами ЛАБП. Но никого он не увидел – ни одной человеческой души.

– Куда же это меня угораздило попасть-то?! – спросил он вслух самого себя, а, может, он спросил об этом у большой птицы, напоминавшей филина, сидевшей неподалеку на кончике ветви одного из деревьев.

Но птица молча смотрела на пришельца, свалившегося с неба, большими, ярко светившимися в ночном мраке, круглыми глазами, предоставив Саше право самостоятельно искать ответ на, поставленный им же самим, вопрос.

– Ну, е…т твою мать! – Саше нечего было больше сказать, кроме, как, разве, что еще добавить: – Е…й Рагнер!

В воображении сам собою возник строгий озабоченный лик Анны Караваевой, сокрушенно качавшей головой откуда-то из бесконечного, такого родного, близкого и понятного «далека», в которое для него, возможно, уже и не было возврата. Сказочная ночь обступила профессора Морозова со всех сторон непроницаемой темнотой, где, наверняка, притаились тысячи смертельно опасных сюрпризов.

Александр Сергеевич тоскливо посмотрел на далекую бирюзовую Луну в бесконечно чужих и далеких сказочных небесах, и, вовремя вспомнив мудрую сказочную поговорку: «Утро вечера мудренее!», подхватил край парашютного купола и расстелил его под ветвями того дерева, на котором сидела круглоглазая любопытная птица.

При приближении Саши, птица снялась с ветки и неспешно улетела в темноту, с шумом раздвигая ночной воздух сильными тяжелыми крыльями. Саша, на всякий случай, проследил за ее полетом и, как оказалось – не зря. Птица улетела недалеко – не далее, чем метров на сорок и уселась на ветку точно такого же дерева, откуда вновь принялась внимательно разглядывать Сашу огромными глазищами. Сам не зная, зачем, Саша решил подойти поближе к птице – что-то в ее поведении показалось ему странным и необычным. Словно бы действиями птицы руководила некая целенаправленность – разумная целенаправленность. Во всяком случае, явной враждебности в загадочном поведении сказочной птицы Саша не чувствовал. Он подошел вплотную к тому дереву, на котором сидела птица и зачарованно уставился на нее, вернее, внимательно вгляделся прямо в черные вертикальные зрачки огромных желтых птичьих глаз. Эти глаза показались Саше вполне осмысленными, и он бы ничуть не удивился, если бы пернатая обладательница таких умных и выразительных глаз открыла бы клюв, и спросила бы у него, непременно, голосом Анны Караваевой: «Как же вы так, Александр Сергеевич, вляпались?! Вы и не представляете совсем, в какое „дерьмо“ вы вляпались!!! Вам теперь из этого „дерьма“, может, уже и не выбраться никогда!». Но птица не открыла свой крепкий и массивный, крючковатый клюв и не заговорила человеческим голосом, чтобы сказать Саше какую-нибудь утонченную гадость, без которой у него и так было бесконечно погано на душе. Вместо того, чтобы, выражаясь фигурально, начать «щелкать клювом», птица (местное название ее было: «звездный филин» – «лукулум») предварительно добавив новую порцию осмысленной выразительности в огромные желтые глаза, вновь взмахнула огромными тяжелыми крыльями и перелетела еще на три десятка метров в каком-то, ей одной известном направлении, теперь уже совершенно определенно приглашая Сашу следовать за собой.

Саша послушно прошагал до того дерева, куда она опять уселась. Стоило ему только остановиться возле дерева, птица сразу опять взлетела и совершила, как выяснилось, последний перелет, после которого Саша уже точно знал, куда ему, в, столь, ненавязчивой и оригинальной манере предлагалось пройти – заросли деревьев как-то неожиданно расступились, и он увидел настоящую… «избушку на курьих ножках»!

В единственном окошке избушки горел уютный домашний желто-красный огонек, а из трубы на крыше валил желто-белый дым. Хозяйка избушки, если, конечно, таковая имелась, готовилась по «полной программе» встречать дорогого гостя. Во внешнем, так сказать, облике избушки Саше почудилось будто бы что-то отдаленно знакомое, словно он уже когда-то видел нечто подобное и, даже, когда-то бывал внутри… Вот только когда и при каких обстоятельствах?!.. Этого он, как ни пытался, вспомнить точно не сумел…

…В сотне километров от укромной лесной поляны, где Александр Морозов готовился войти внутрь гостеприимной «потаенной избушки», о местонахождении которой из всего личного состава Штаба ЛАБП, знал только Рагнер Снежный, сам Рагнер Снежный стоял среди уютного полумрака огромного Заветного Дупла, оборудованного всей необходимой аппаратурой для связи со спецлабораторией Кафедры Неординарной Философии Рабаульского Университета, и анализировал, заполонившие его ощущения – ему необходимо было точно определиться: что делать дальше и, действительно ли, в полной безопасности пребывает сейчас Александр Морозов?! … «Избушка на курьих ножках» была самой, что ни на есть, настоящей и являлась жилищем той самой Белили, спасшейся когда-то в незапамятно давние времена вместе с другими славянскими богами и подбожками, под общим руководством Великого Акаписта, как «основной организующей и направляющей силы»…

В любом случае, торчать без всякого толка на предполагаемом месте, якобы, встречи и, якобы, опять же, с Морозовым не заключало в себе больше никакого смысла, и Рагнер принял решение немедленно улетать отсюда, пока не прилетел Хозяин Неназываемой Ветлы…

ЛАБП-овцы бесшумно и бесследно растворились в угольно-бирюзовых тенях сказочной ночи, отправившись скорым пружинящим шагом по одним им ведомым лесным тропам к тайной, хорошо замаскированной взлетно-посадочной полянке, где их ждал настоящий сказочный «всепогодный» «ковер-самолет», всегда готовый к взлету.,.

Рагнер шел последним, замыкая цепочку своих бойцов. Его что-то тревожило, и он пока не мог точно понять-вычислить причину этой тревоги. На поверхности, конечно же, прежде всего, лежало сильное естественное беспокойство за Сказочника – Александра Морозова, который в эти минуты где-то болтался в Сказочных Небесах под куполом «заветного» парашюта, но, в любом случае, должен был «приземлиться» в, заранее «заговоренной» точке координат Сказочной Руси. Если расчеты оказались верными, то Сказочник сейчас уже находится в полной безопасности – под «крылом гостеприимства» Белили. Но, стопроцентной гарантии успеха задуманного полу-авантюрного предприятия с этим путешествием Морозова, никто дать не мог! И, самым плохим из многослойных тревожных ощущений Рагнера Снежного, недавно поселившихся в его душе, следовало считать сильное ощущение, допущенного в недавнем прошлом, серьезного «прокола» или «промаха» – не суть, в общем важно, но с каждой минутой в Рагнере росла и крепла уверенность в том, что, как он сам, так и руководство Главного Штаба ЛАБП где-то и когда-то допустили серьезную ошибку в оценке возможностей своего грозного и могущественного Противника…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Наступил вечер тридцать первого августа. Над большей частью России моросил холодный дождь.

Слава Богатуров только что приехал к себе в общежитие с железнодорожного вокзала, куда его привез поезд из родной деревни, где он провел короткие каникулы, успев помочь маме кое в чем по хозяйству и досконально проштудировав толстый фолиант «Разума без границ».

Каждый вечер в родном деревенском доме он засыпал с надеждой увидеть продолжение того удивительного, пугающего сна, приснившегося накануне отъезда в деревню и столь сильно поразившего его воображение, но пленительный сон больше ни разу не приснился. А Слава так надеялся, что золотоволосая девушка, проследив за направлением отчаянного взгляда своего отца, повернет голову и Слава увидит ее лицо, ее глаза, которые наверняка бы оказались самыми прекрасными глазами на свете, как у той… лесной феи, снившейся ему в июле на раскопках. Но, увы – царство снов на поверку оказалось запутанным и огромным, и Славе больше ни разу не удалось найти тот дом, где в одной из квартир собрались последний раз за праздничным столом встретить Новый Год нежно любившие друг друга папа, мама и их красавица дочь…

Сейчас, сидя на казенной «общежитской» кровати, он медленно расшнуровывал кроссовки, достаточно тупо глядя на стену напротив, и молил бога сна Морфея позволить увидеть ЕЕ опять и попытаться спасти, вырвав наружу из этого кошмарного сна к себе в «радостную российскую явь». Смертельно уставший после тяжелой дороги Слава криво усмехнулся при мысли о «радостной российской яви», зашвырнул кроссовки в угол комнаты и завалился спать…

…По земной орбите неслышно и невидимо скользил огромный Астральный Рейдер-Синтезатор «Золотой Шершень», переполненный не только зловещими планами и резко отрицательными эманациями, но и удивительными древними космогоническими тайнами, изначально несшими в себе зерна Вселенского Добра, обреченного вечно сосуществовать рядом со своим антиподом – Вселенским Злом. Второе и тайное название «Золотого Шершня» звучало, как «Гильгамеш» и в нем отразилась двойственность очень непростой натуры Хозяина рейдера, Капитана Хабаба, имевшим в глазах непосвященных множество имен. «Золотой Шершень Гильгамеш» «нарезал» круги по земной орбите не просто так – с каждым витком астрального корабля приближалась Развязка и Развязку эту ускоряла Великая Астральная Погоня за «возмутителем астрального спокойствия» Капитаном Хабабом, о которой на борту «Золотого Шершня» пока еще никто не догадывался. Все шло так, как и должно было проходить: Резидент-Пайкид в Рабауле под псевдонимом «Карл Мегенбург» беспрерывно слал на борт «Золотого Шершня» обширные отчеты, получая взамен четкие инструкции и приказы от Капитана Хабаба, пребывающего в уверенности, что след его потерян в Пространстве и Времени, и настоящие Хозяева Капитана Хабаба никогда его не найдут… Капитан Хабаб, отождествлявший себя с Великим Царем Кингу обитал в Темном Сегменте «Золотого Шершня», а Капитан Хабаб, считавший себя Гильгамешом, являлся хозяином Светлого Сегмента «Золотого Рейдера» и тщаниями Гильгамеша в Светлой половине рейдера существовал Заповедник, в котором когда-то поселился опасный вирус «бессмертной человеческой мысли»…

…У приоткрытого окна своей спальни стоял Сергей Семенович Панцырев, медленно затягивался сигаретой, слушал шорох последнего августовского дождя, невидимо моросившего среди поздних вечерних сумерек, в которых тихо умирало очередное лето, и думал о пропавшем полтора месяца назад Вале Червленном. Острая печаль терзала суровое сердце генерала и по поводу этой так долго не проходящей печали, частенько, непрошеной гостью, являвшейся к нему по вечерам, он страшно удивлялся самому себе. Кем ему, собственно, приходился этот Валя – ни кумом, ни сватом, ни родственником. И боевых товарищей ведь генерал Панцырев, гораздо более заслуженных, чем капитан Червленный, похоронил немало за свою жизнь, а вот поди-ж ты – Валя намертво прикипел к сердцу, и ничем его оказалось невозможным оторвать. Чем больше проходило времени с той памятной июльской ночи в Рабауле, когда он бесследно исчез, успев отправить бесспорно сумасшедшую, ну или, во всяком случае, крайне импульсивную, легкомысленную и авантюрную телефонограмму, тем тревожнее и противоречивее делалось на душе генерала.

Ведь немедленно проведенное тогда, по горячим следам, группой полковника Стрельцова служебное расследование ровным счетом ни к чему ни привело: капитан Червленный, равно, как и профессор Александр Морозов, с которым он должен был вступить в оперативный контакт, как «сквозь землю провалились»! Произошло, видимо, что-то настолько серьезное и срочное, что Червленный не успел связаться даже со своим непосредственным руководителем на месте проведения рекогносценировочной операции, полковником Стрельцовым…

Сам Стрельцов в эти поздние часы последнего летнего дня тоже не спал – он сидел в тесном помещении архивного отдела Рабаульского горотдела внутренних дел и с жадностью перелистывал старое, пожелтевшее от времени, уголовное дело восьмилетней давности…