Текст книги "Легендарные миллиардеры"

Америка, родина миллиардеров

Нередко утверждают, что утопия была тем самым мифом, который создал американскую нацию и вместе с этикой протестантизма сформировал менталитет этого народа пионеров и колонистов, сделавшего героя-миллиардера частью фольклора. Такой двойной идеологический источник весьма существенен для объяснения особого места, какое занимают искатели богатства в умах обитателей этой страны, подлинной родины капитализма. Америка – слово это долго будило мечты, так как было синонимом богатства и золотой лихорадки, столько в нем крылось надежд и золотых миражей для бедняков всего мира. Они верили, что золото там валяется под ногами, достаточно лишь нагнуться, чтобы полными горстями собирать золотые самородки. Это была страна, где всем правят деньги, где нисколько не позорно копить их и жить в роскоши.

В Америке, в отличие от старой Европы, никогда не провозглашали анафем ни деньгам, ни тем, у кого они есть. В соответствии с утопической идеологией рай должен осуществиться здесь, на этом свете, в соответствии же с протестантской этикой богатство является справедливой наградой за добродетель и трудолюбие. И уже не богатого, а, напротив, бедного подозревают во всех пороках. Причина его бедности – леность. Благодаря такому взгляду на вещи стремление сделать состояние – при условии соблюдения всех требований самой строгой пуританской морали – становится законным правом человека.

Утопия открывает новые перспективы для идеи счастья. Счастье, блаженство не откладывается на «тот свет», оно представляется как благо, достижимое на этом свете. Высаживаясь на этих недавно открытых землях, пионеры XVI века были убеждены, что сумеют построить счастливое общество, справедливое и богатое, лишенное тех пороков и извращений, которые уже отравили старую Европу. Вскормленным фантазиями Томаса Мора и Кампанеллы колонистам кружили головы лучезарные представления об Эльдорадо, этакой земле обетованной, райском саде, где, как они говорили, реки текут молоком и медом. Тамошнее изобилие должно было стать наградой за их утомительную добродетель. Само собой, действительность не всегда оправдывала надежды, которые они лелеяли. Некоторые, кто благоразумно приобрел, как говорится, билет в оба конца, возвратились на родину. Но утопическая мечта, неизменно возрождаемая, тем не менее укоренилась в душе американца, и даже кризис двадцать девятого года, как бы ни были драматичны его последствия, ничего не изменил. Пуританство, счастье и богатство и сегодня являются самыми важными побудительными силами общества по ту сторону Атлантики. По крайней мере, так это понимают у нас.

И это, естественно, большая удача для миллиардеров Нового Света, которым, в отличие от европейских, нет нужды прятаться, чтобы наслаждаться своим счастьем. Они умело придают своему существованию легкую видимость пуританства и филантропии, и никому там в голову не приходит пытаться оспаривать их право на принадлежащие им богатства. В обществе, где считается, что деньгами увенчиваются человеческие достоинства, миллиардеры являются героями, быть похожими на которых мечтают все и каждый. Став воплощением «американской мечты», создав свою легенду на самых характерных мифах американской нации, они все вышли из племени пионеров, воплощенными представителями коих они и являются, и потому не способны ни в чем задеть чувствительность своих соотечественников. Совсем даже напротив: чем больше миллиардеры выставляют свое богатство перед восхищенной толпой, чем более вопиющей, по-голливудски кричащей (у нас бы это назвали «наглой») выглядит роскошь, в которой они живут, тем больше это льстит воображению толпы. Так что у этих людей нет никакой необходимости скрывать, что они богаты, и изображать «скромное обаяние буржуазии». Вандербильт и Уильям Херст могут строить себе роскошнейшие дворцы в самом дурном вкусе или бороздить моря на собственных яхтах, выглядящих совершенно вызывающе на фоне нищеты населения, но никому и в голову не придет кричать, что это безобразие. И Говард Хьюз может во всеуслышание хвалиться, что он самый богатый долларовый миллиардер, и никому головокружительная сумма его состояния не покажется превосходящей все мыслимые и разумные пределы. Там каждый мечтает добиться того же.

«Тройной дворец» Вандербильта на 5 Авеню, Нью-Йорк

Так что у миллиардеров made in USA есть нечто общее в их манере быть богатыми, и это делает их похожими друг на друга. Они лишены комплексов, гордятся своим состоянием и подчеркнуто выставляют его напоказ с веселым смехом избалованных детей. Их соотечественники смотрят на это со смешанным чувством умиления, восторга и зависти. Примером для них является дядюшка Скопидом; Сирано де Бержерак и Готье Неимущий им совершенно неизвестны. Все мечтают стать Рокфеллерами, пойти по стопам Генри Форда и Вандербильта и, как они, оказаться героями торжествующего капитализма. Набобы Нового Света являются для них доказательством осуществимости «американской мечты», подвергни это сомнению, и весь их общественный порядок тоже потеряет стабильность.

Что же до европейцев, которые смотрят издалека и весьма легко поддаются зависти к миллиардерам, вышедшим из рядов американских граждан, то они относятся к ним с изрядной благожелательностью, окрашенной, правда, некоторой снисходительностью к этим «большим детям американцам». Расстояние, разделяющее Старый и Новый Свет, как бы смягчает резкость перепада. Неподражаемо дурной вкус разноцветных и сверкающих хромом машин миллиардеров искажает критерии суждения – американские миллиардеры в Европе оказываются под защитой насмешливого отношения и легкой зависти.

Дюпон де Немуры
(ХVIII – ХХ века)

Основатель этой династии питал отвращение и к промышленности, загрязняющей природу, и к войне. Его наследники сделали состояние на химии, торгуя порохом

Состояние на взрывчатке

24 июня 1771 года министр Тюрго стал крестным отцом пухлого щекастого младенца мужского пола, которого родители, по его совету, наградили двойным именем, да еще каким! Элевтер Иреней. По мнению крестного отца, тем самым были почтены свобода и мир – две великие идеи, столь дорогие веку Просвещения, которые вскоре зальют кровью и закуют в оковы тирании всю Европу. Впрочем, оба имени вполне соответствовали философским убеждениям отца младенца, уже знаменитого в ту пору Пьера Самюэля Дюпона, самой умной головы кружка физиократов, которые громогласно исповедовали непреклонное неприятие войны и промышленности, а почитали и выказывали склонность лишь к древнему труду земледельца.

Ни один из этих прославленных филантропов, погруженных в мечты о вечном мире, и подумать не мог, что ангелочек, который что-то лепетал у них на руках, однажды станет основателем гигантского промышленного производства… пороха.

Состояние Дюпон де Нему является третьим по величине в США. Оно оценивается примерно в три миллиарда долларов.

Часовщик века Просвещения

Пьер Самюэль был родом из Руана и принадлежал к протестантской семье, многие поколения которой были часовщиками. Выходцы из средней буржуазии, Дюпоны, несмотря на религиозные преследования, достаточно быстро поднялись по социальной лестнице и накануне революции сумели занять довольно завидное положение в свете. Самюэль Дюпон, отец, заранее проторил дорогу своим отпрыскам, женившись на Анне де Моншанен, протестантке и бесприданнице, но дворянского происхождения, что должно было открыть перед его сыновьями двери столичных салонов.

Как и вся его семья, Пьер Самюэль начал с карьеры часовщика. Но очень скоро останавливающиеся маятники и крохотные пружинки, то и дело выскакивающие из пальцев, ему надоели, и он бросил это ремесло, чтобы посвятить свою жизнь наукам, изучение которых при его ненасытной любознательности стало для него подлинной потребностью. Вероятней всего, благодаря своему кузену шевалье де Жокуру он получил доступ в узкий круг энциклопедистов. Там он встречался не только с Дидро и д’Аламбером, но также и с интеллектуалами, политиками и с самыми титулованными аристократами того времени. Именно там он познакомился с человеком, который стал его наставником в философии, с экономистом Франсуа Кене, создавшим политическую доктрину, столь же софистскую, сколь и дерзкую, и предлагавшим принять в качестве условия процветания человеческого рода отказ от только-только нарождающейся промышленности и возврат к экономике земледельческо-пастушеского типа. Пьер Самюэль, как и все люди его времени, читал Жан Жака Руссо и Бернардена де Сен-Пьера. Он сразу же с восторгом принял эти экономико-буколические идеи и стал верным учеником Кене и его ближайшим коллегой. Именно он нашел название, под которым доктрина эта погрузилась в безвозвратное забвение – физиократия.

Франсуа Кене (1694–1774)

Этот врач, уроженец Мере в Иль-де-Франс, считал себя экономистом и был главой кружка и вдохновителем школы физиократов. Он является автором знаменитого изречения: «Предоставьте обстоятельствам развиваться самим по себе».

Блистательная карьера

Бывший часовщик превратился в яростного полемиста. Став после смерти Кене главой кружка физиократов, он публикует множество сочинений об экономических теориях, а также немалое количество статей, в которых во имя природы обрушивается на всех, кто осмеливается восхвалять нарождающуюся промышленность. Назначенный в 1768 году редактором газеты, носящей название «Эфемериды гражданина», он стал известен широкой публике своими выступлениями с самых прогрессивных позиций на темы свободы печати, равенства при налогообложении и отмены рабства. Одновременно он познакомился со многими знаменитыми людьми или теми, кто вскоре таковыми станет. Так, в частности, он сводит знакомство с Мирабо, который стал крестным отцом его первого сына Виктора Мари, с убежденным физиократом и политическим деятелем Тюрго, которому пророчат блистательное будущее, а также с Бенжаменом Франклином, который, как известно, обретался тогда в Париже, готовясь к изобретению громоотвода и созданию Соединенных Штатов Америки.

Коридоры власти

После смерти Людовика XV Тюрго покидает должность интенданта в Лиможе, чтобы занять в Версале пост министра финансов. Вскоре он призывает своего друга Пьера Самюэля последовать его примеру. На некоторое время физиократия оказывается у власти. Продолжалось это до тех пор, пока министру не вздумалось урезать расходы королевского двора и, в частности, королевы, которую уже почти повсеместно стали именовать Мацам Дефицит. Опала Тюрго в 1776 году незамедлительно повлекла за собой опалу и другого физиократа. Пьер Самюэль удалился вместе с женой и обоими сыновьями в дом, смахивающий на замок, который он приобрел в Буа-де-Фоссе в окрестностях Немура. Решив, что его политическая карьера кончилась, он жил в деревне как помещик, занимался сельским хозяйством и вел оживленную переписку со всеми экономистами Европы. Так продолжалось до тех пор, пока министр Верженн не призвал его и не поручил от имени короля крайне важную миссию – начать переговоры с Англией ввиду признания независимости ее американских колоний.

Дворянская грамота

Эта дипломатическая миссия, которую он с успехом выполнил, стала одним из важнейших событий в истории семейства Дюпонов. Она, с одной стороны, принесла Дюпону признательность американских властей, в частности Томаса Джефферсона, а с другой – благосклонность короля Людовика XVI, который в награду за верную и успешную службу пожаловал Пьеру Самюэлю дворянство с присовокуплением весьма пышного герба: новоявленный дворянин поместил на нем, надо полагать после обильного возлияния в честь такого события, весьма уместный девиз «Держусь прямо».

Пьер Самюэль основывает династию

3 сентября 1784 года Пьера Самюэля постигла первая серьезная превратность судьбы. Он потерял жену Мари Ле Де, которую страстно любил. А на следующий день после похорон, пользуясь переживаниями близких, впервые совершил церемонию, быть может несколько мелодраматическую, которая у его наследников носит название «посвящение» и с той поры повторяется из поколения в поколение. С покрытой головой и при шпаге он уселся в высокое кресло, поставив ноги, как это делают короли, на подушку. Слева от него находился портрет жены, а справа на табурете лежали шпага и шляпа. Весьма торжественно он велел обоим своим сыновьям приблизиться, взял шпагу и, ударив ею Элевтера Иренея по плечу, произнес: «Пусть этот удар научит тебя с честью и достоинством принимать удары, что нанесет тебе судьба». Затем, вручив ему шпагу как символ свежепожалованного дворянства, он попросил обоих мальчиков обняться и поклясться друг другу в верности, после чего так продолжил свою речь: «Пообещайте всегда быть вместе, нести друг другу утешение в горе, помогать друг другу во всех трудах и поддерживать друг друга в минуту опасности». Наконец, он благословил их и изрек последнее пожелание: «Сумейте найти себе жен таких же добрых, мудрых, отважных, благородных, простых и скромных, как ваша мать, которую вы потеряли. И пусть каждое поколение ваших наследников старается передать все лучшее, что есть в нем, тем, кто должен прийти ему на смену».

Лавуазье Антуан Лоран де (1743–1794)

Казнь этого гениального химика наряду со многими другими является одной из позорнейших страниц Французской революции. Смертный приговор ему базировался на том, что он был также и генеральным откупщиком.

Братья

Чтобы помочь детям продвинуться на пути к успеху, Пьер Самюэль не ограничился лишь словесными пожеланиями. Чтобы найти сыновьям должности, соответствующие их устремлениям и интересам – а они у братьев были совершенно различные, – он воспользовался связями, которые сумел завязать благодаря своей политической и «энциклопедической» деятельности. Виктор, красивый, очаровательный молодой человек, был решительно неспособен ни к какому труду – отец решил, что он сможет преуспеть в политике, и добился для сына должности секретаря (без жалованья) при посланнике Франции в Нью-Йорке.

Элевтер Иреней, в отличие от брата, внешне был некрасив, выглядел замкнутым и неприветливым, имел склонность и к труду, и к науке, и эта последняя склонность граничила чуть ли не с исступлением. Совершив, должно быть, некоторое насилие над своими физиократическими убеждениями, Пьер Самюэль направил его в обучение к своему другу, химику Лавуазье, директору королевской пороховой мануфактуры в Эсоне, где промышленным способом производился весь порох для армии короля.

Таким образом семейство Дюпонов проделало первые шаги по той дороге, что через Америку и военную промышленность должна была привести их к богатству.

«Великие» Дюпоны в этом семействе Элевтер Иреней не единственный, кто достоин упоминания:

Ламот, химик, трагически погибший в 1884 году; Томас Коулман, обеспечивавший с 1902 года процветание семейной империи;

Пьер Самюэль (1870–1954), который, будучи президентом компании, проявил себя как крупный менеджер.

Революция принимает скверный оборот

С фамилией Дюпон, даже если она пишется в два слова – Дю Пон, – во Франции крайне трудно сделать себе имя. К счастью для Пьера Самюэля, Революция дала ему возможность обзавестись приставкой «де», от которой многие его современники старались благоразумно избавиться. Избранный депутатом от третьего сословия в Конституционное Собрание, Пьер Самюэль, дабы выделиться среди Дюпонов, между которыми он мог затеряться, присоединяет к фамилии название города Немура. С этого дня он становится гражданином Дюпон де Немуром; фамилия эта звучит аристократически пышно, и наследники сохранят ее до наших дней.

Когда началась Революция, Пьер Самюэль поначалу принял в ней активное участие. Друг всех философов, которые готовили и страстно призывали ее, он просто не мог не разделять новых идей. И потому с азартом окунулся в борьбу. 27 августа 1789 года он был в числе тех, кто голосовал за принятие «Декларации прав человека», а несколько позже именно он вынесет предложение о конфискации церковного имущества. Наконец, в 1790 году он будет избран председателем Национального Собрания. Но события пошли гораздо стремительней и приняли куда худший оборот, чем предполагали умеренные, к которым он принадлежал. Мало-помалу Дюпон переходит в оппозицию и становится одним из самых стойких защитников короля. Доказательством этого служит то, что 10 августа 1792 года он и Иреней были среди тех немногих верных дворян, которые пришли с оружием в руках помогать швейцарской гвардии – почти все они были перебиты при обороне Тюильри.

Отцу и сыну чудом удалось обмануть бдительность нападавших. Надев фригийские колпаки, они смогли пройти сквозь толпу, и никто их не разоблачил. Пьер Самюэль, которого многие знали в лицо, некоторое время прятался под куполом Обсерватории; с помощью астронома Лаланда ему удалось ускользнуть от преследователей и покинуть Париж.

Террор

Поскольку Республике «ученые не требуются», голова Лавуазье в один прекрасный день скатилась с гильотины в корзину; удрученному Иренею пришлось покинуть любимую пороховую мануфактуру и прервать свои труды. Он возвратился в Париж, чтобы заняться типографией, которую основал его отец. К несчастью, худшие дни были еще впереди. После недолгого спокойствия беспорядки возобновились с новой силой. Типография была разгромлена, и Пьер Самюэль, слишком рано вышедший из укрытия, был арестован. Спасло его только вмешательство Мари Жозефа Шенье, которому с трудом удалось смягчить революционный трибунал, упирая на преклонный возраст обвиняемого – в действительности же тому не было и пятидесяти.

Америка

Дюпон де Немуры прошли через Революцию без особых потерь. Но они были напуганы, и, хотя термидорианцы с Робеспьером покончили, будущее Франции представлялось им весьма ненадежным. Они решили покинуть страну, стоящую на краю пропасти, и отправиться искать счастья в Новом Свете.

Пьер Самюэль был поистине человеком XVIII века. Беды, которые ему пришлось перенести, ни в коей мере не подорвали его веры в новые идеи. Он по-прежнему мечтал о возврате к золотому веку, к мирному сельскому будущему. Так как Америка была по преимуществу страной утопии, он решил отправиться туда и основать там идеальную колонию для элиты человечества, члены которой будут одновременно философами и земледельцами. Для создания колонии Пьер Самюэль учредил компанию, названную им «Понтиака», акции ее он продал небольшому числу лиц, среди которых были Лафайет, Талейран и Бомарше.

Прибыв в 1799 году на землю обетованную, Пьер Самюэль поспешно занялся претворением своего плана в жизнь. Провал был скорым и не оставлявшим никаких надежд. Тогда Пьер Самюэль ринулся в спекуляцию недвижимостью, что стало вообще катастрофой. Дела решительно принимали дурной оборот.

Недалеко от Брандиуин-ривер Элевтер Иреней в 1803 году приобрел дом, выглядящий как дворянская усадьба. Это поистине родовое гнездо Дюпон де Немуров и сейчас является частью их владений.

Элевтеру Иренею приходит идея

К счастью для семьи, Иренею пришла удачная мысль. Однажды на охоте он обратил внимание на скверное качество пороха, который использовали американцы. При стрельбе он производил слишком большой шум, давал много вонючего дыма, при том что дальность полета пули была невелика. Иреней, ставший благодаря сотрудничеству с Лавуазье большим знатоком в этой области, был удивлен, как молодой американской нации с таким порохом удалось победить англичан. Он стал убеждать отца вложить в эту сферу деятельности капитал, еще оставшийся у его компании. Пьер Самюэль, надо полагать, сперва воспротивился. Создание промышленного предприятия противоречило всем его принципам. Однако, взвесив козыри, которые давали ему его добрые отношения с правительством Соединенных Штатов, он в конце концов пошел на попятный и дал согласие.

Фирма Дюпон де Немур

Иреней тотчас же принялся искать реку и мельницу, где можно было бы разместить фабрику. В 1802 году он приобретает у некоего Джейкоба Рума полуразвалившуюся ферму, которая зато находится неподалеку от Уилмингтона на берегу Брандиуин-ривер в штате Делавэр – местоположение, надо признать, идеальное.

Вложение «Понтианы» составило две трети капитала предприятия, директором которого с годовым окладом восемнадцать тысяч долларов и правом получения трети прибыли был назначен Иреней. Необходимые разрешения на размещение «пороховой мельницы», были получены очень быстро благодаря политическим связям, которые Пьер Самюэль старательно поддерживал с Конгрессом штата, а также на федеральном уровне, и вскоре Иреней смог приступить к работе. Спустя два года после создания компании он уже отгружал первые бочонки черного пороха.

Богатство на пушечных залпах

Порох Дюпон де Немуров был признан несопоставимо более смертоносным, чем любой другой, производившийся до сих пор в Новом Свете. Президент Томас Джефферсон регулярно увеличивал заказы для армии Соединенных Штатов, что позволило Иренею стать почти что монополистом. Ну а поскольку в 1812 году англичанам пришла неплохая мысль объявить своей бывшей колонии войну и отправиться в поход, чтобы сжечь Белый дом, доходы пороховой фабрики в рекордное время возросли до головокружительных размеров. Дюпон де Немуры заложили основы состояния, и теперь им оставалось только его увеличивать.

Мирное производство

Владея восемьюдесятью пятью заводами и почти сотней лабораторий, размещенных в двадцати восьми штатах, «Дю Пон де Немур и Ко» является гигантом химической промышленности. Она производит более тысячи двухсот видов продукции, и только в штате Делавэр на ее предприятиях работает более двух третей населения.

Идеальный город, построенный на вулкане

В 1817 году смерть дала Пьеру Самюэлю дополнительные основания для неприязни к промышленности. На пороховой фабрике произошел чудовищный взрыв, после чего начался пожар, который, само собой разумеется, необходимо было погасить как можно быстрей. Несмотря на преклонный возраст – ему было 77 лет – физиократ участвовал в борьбе с огнем. От усталости и волнений через несколько дней он скончался.

Его наследники, став торговцами смертью, тем не менее не оставили утопических идей, которые с детства внушал им отец. Элевтер Иреней, хотя и правил как абсолютный монарх, организовал на своей фабрике подобие настоящего фаланстера, где царствовал всеподавляющий патернализм. Рабочие – в ту эпоху это было редкостью – имели гарантии от безработицы, жили в фабричных домах, получали провизию с принадлежащих фабрике ферм, лечились за счет фабрики; их даже хоронили за фабричный счет, когда весьма часто случавшиеся взрывы производили непредвиденное сокращение штатов.

Пороховая фабрика Дюпонов являла собой замкнутый мирок, изолированный от остального света, мирок, властелинами которого стали весьма рассудительные миллионеры, почти не соприкасавшиеся с другими американскими магнатами и старавшиеся – бизнес есть бизнес – заключать браки только внутри своего семейства.

Империя Дюпонов

Когда 31 октября 1834 года Элевтер Иреней скончался, о нем искренне скорбели не только члены его семьи, которых он сделал богатыми, но и рабочие. Его второй сын Генри Френсис, ставший президентом семейного предприятия, проявил себя как исключительно талантливый деловой человек и успешно продолжил дело, перенятое от отца. В этом ему помогли два фактора: Крымская война, ставшая для него истинным благословением, и талант химика Ламота Дюпона, его племянника и компаньона, который открыл способ уменьшить чувствительность селитры к сырости и тем самым повысить взрывную силу пороха.

Заслугой Генри было то, что он нашел новый рынок сбыта для этого «улучшенного артиллерийского пороха», окрещенного «взрывчаткой В». Смертоносные сражения в войне между Севером и Югом приносили весьма значительные доходы, но, к сожалению, доходы эти были временными, а вот строительные работы давали деньги не столь значительные, но зато постоянные. Благодаря Генри Дюпоны сумели захватить обширный рынок специальных взрывчатых веществ, используемых при строительстве шахт, каналов и железных дорог; благодаря Ламоту – оказались в авангарде технического прогресса и удерживают эту позицию до сих пор.

«Мирное» ириническое направление

Ламот погиб в 1884 году на заводе в Репауно, где он подготавливал производство нового взрывчатого вещества – динамита. Когда он чинил машину, вылетела искра, вызвавшая взрыв, который и убил его, продемонстрировав, кстати, и эффективность нового продукта. Через пять лет после него сошел в могилу и Генри, правда не с таким шумом. Наследники, карьеру которых трудно рассмотреть подробно в столь короткой статье, преобразовали семейное предприятие в анонимное общество, которое, в знак уважения к его основателю Элевтеру Иренею, назвали «Дю Пон де Немур и К°», однако до сих пор им удается сохранять над ним контроль. Несмотря на несколько внутренних кризисов, от описания которых мы избавим читателя, семейство продолжает увеличивать свой капитал. Хорошо известные в штате Делавэр, где они создали крупнейший в мире комплекс химической промышленности и где правят подобно феодальным сеньорам, Дюпоны стараются, насколько возможно, оставаться неизвестными для населения остальной Америки.

Тем не менее войны, являющиеся столь благоприятными для них, все-таки привлекают к ним внимание. Иногда их прославляют как спасителей нации, которой они поставляют оружие для защиты ее свободы, но чаще они подвергаются нападкам, их обзывают торговцами смертью. Желая смягчить неудобства столь неприятной репутации, они стали вкладывать свои доллары в так называемую мирную промышленность. Так они приобрели акции «Дженерал моторс» и выбросили на рынок нейлон – продукт, революционизировавший текстильную промышленность. Трудно представить себе более мирную вещь, чем нейлоновые чулки. Тем не менее «бостонский душитель» воспользовался ими, чтобы прикончить нескольких старых дам.

Нейлон был изобретен в Сифорде незадолго до Второй мировой войны.