Текст книги "Легендарные миллиардеры"

Джон Д. Рокфеллер был еще большим оригиналом. Ему составила рекламу скучнейшая добродетель. Его легендарную супружескую верность можно было сравнить разве только с его воздержанностью в еде. Христианскую заботу о ближнем он проявлял с аккуратностью опытного счетовода и бегал по площадке для гольфа с аскетичным упорством монахов-«ходунов», которые, как говорят, ходили весь день, не останавливаясь, с целью умерщвления плоти. Никто и никогда не мог даже надеяться увидеть его участником вакханалий, которым предавались равные ему богачи и которые заканчивались в бассейне, наполненном шампанским, когда уже были съедены все устрицы-жемчужницы, а жемчуг выброшен в урну, предоставленную фирмой пищевой промышленности. Что касается еды, то его устраивало только великопостное меню, а единственным развлечением было чтение Библии и пение псалмов самым пуританским голосом. Все это, конечно, не очень-то вязалось с тем, что было известно об этой нефтяной пиявке, об этой финансовой акуле, которая глотала конкурентов с аппетитом, достойным Пантагрюэля. Но именно эта парадоксальная характеристика и вводила в заблуждение критиков, а хулители уж вовсе не знали, с чего начинать нападки на него.

«De profundis…»[10]10
  Из глубины взываю… (лат.)


[Закрыть]

А бывает и так, что набобы, без зазрения совести совершавшие при жизни всяческие бесчестные и нескромные поступки, предавались, уже post mortem[11]11
  После смерти (лат.).


[Закрыть], весьма странным выходкам. Вроде бы в насмешку, будто им хотелось посмертно натянуть нос потомству. Миллиардеры нередко становятся шутниками после смерти. Среди них было немало тех, кто обманул законных наследников и оставил все состояние или любимому пуделю, или ангорскому коту, или скаковой лошади, а то и председателю Народного фронта!

В прошлом столетии графине Демидовой – сами понимаете, русской – пришла в голову еще более оригинальная мысль. Она распорядилась построить для себя на кладбище Пер-Лашез мавзолей, вполне достойный гигантского состояния, завещанного ей супругом, малоизвестным меценатом. Еще сегодня можно им полюбоваться: мавзолей неподалеку от гробницы Жоффруа Сент-Илера. С шести мраморных колонн, достойных Парфенона, ниспадают мраморные же полотнища, украшая собой гробницу, а из-под них выглядывают, как того требует фольклор, головы сибирских волков. Подлинный шедевр своего рода, который мог бы остаться незамеченным, если бы не сопровождающее его завещание, о котором сообщила своим читателям газета «Тан». 2 ноября 1896 года «Знатная русская дама», более всего на свете боявшаяся одиночества, все свое состояние, а именно два миллиона рублей золотом, завещала тому, кто посочувствует ей и проведет триста шестьдесят пять дней и столько же ночей у нее в склепе на манер «барышни-компаньонки». Вызвавшийся на это дело доброволец сможет там вволю есть и пить, читать и принимать гостей и даже распевать непристойные куплеты, если вздумает, но при одном условии – ни единого разу не выйти из склепа. Говорят, что дирекция кладбища по сей день получает множество писем от желающих пойти на это дело, но – уточним, чтобы вам попусту не стараться, – письма эти остаются без ответа.

Чтобы закончить эту главу на более веселой ноте, да позволит читатель мне рассказать последнюю замогильную повесть о миллиардере из французских крае – повесть о богатейшем жителе Бургундии, который завещал своей жене и детям не свое огромное богатство, а только право прижизненного пользования. После их смерти все «бабки» должны были достаться государству. Итак, бедолаги эти могли сколько угодно наслаждаться благами, оставленными дорогим усопшим, но по закону им было запрещено как-либо ими распоряжаться. Ну, что касалось обстановки и всяческих украшений, дело было простым. «Использователи» располагали именно тем, что нотариусы того времени называли «изиз», то есть правом пользования. Но вот что касалось шести тысяч бутылок замечательного бургундского, оставшихся в погребе шутника-покойника и представлявших собой весьма значительную товарную ценность, тут проблема усложнялась. Где наступает предел «праву пользования»? Разобраться в этом было поручено самым опытным юристам. Они рвали на себе остатки волос, понимая, что решение этой проблемы явится новым словом в юриспруденции. И наконец решили ее, объявив, что по праву прижизненного пользования можно пить это вино, но не более чем по литру в день на человека; а за этим пределом они впадут в грех злоупотребления – и вынуждены будут сдать пустые бутылки государству. Что они добросовестно выполнили.

Герцог Портлендский
(1800–1879)

Темное дело о наследстве проливает свет на этого таинственного миллиардера. Тайна и сейчас до некоторой степени покрыта мраком

Миллиардер-троглодит

Когда в 1879 году пятый герцог Портлендский Уильям Джон Кэвендиш Бентинк-Скотт отдал Богу душу и был предан земле, он, должно быть, не почувствовал себя там чужим. По какой-то причине, оставшейся доныне неизвестной, этот полоумный миллиардер провел в подземелье самые светлые дни своей жизни.

Князь тьмы

Не считаясь с расходами и пользуясь возможностями, которые предоставляло ему гигантское состояние, он велел пробить под своими землями нескончаемые галереи, где и жил, подобно богатому пещерному человеку, в полном одиночестве, как крот, боясь солнечных лучей, а главное – назойливых человеческих глаз. Все поместное дворянство Англии, пораженное столь загадочным явлением, долго ломало голову, чтобы найти объяснение этому странному виду помешательства. Одни говорили о каком-то кожном заболевании, которое якобы так изуродовало его лицо, что герцог опасается показываться людям на глаза; другие выдвинули гипотезу патологической робости, вынудившей его бежать от светской жизни, на которую он был обречен от рождения; нашлись и такие, кто с оттенком недоброжелательства высказывали гипотезу, будто это все – маскарад, прикрывающий распутную жизнь, которая, не будь такой предосторожности, привела бы к скандальному разоблачению. Пошли в ход самые невероятные измышления, но тайна так и осталась нераскрытой.

Родословная

Пятый герцог Портлендский был отпрыском одного из самых знаменитых английских семейств. Титул баронета Портлендского был заменен герцогским в 1716 году.

Похороны по первому разряду

Замок Уэлбек и окружающий его парк, так же как роскошный лондонский особняк Харкорт-Хауз, сохранили славу царства тьмы. Царство гигантское и комфортабельное, обставленное со всеми удобствами и роскошью, столь характерными для викторианской Англии. От коридоров до галерей, от кулуаров до катакомб оно представляло собой не что иное, как целый лабиринт пышно обставленных гостиных, библиотек, где хранились ценнейшие издания, уютных будуаров, парадных столовых, музыкальных комнат и залов для приемов. Кстати, залы эти отличались тем, что хозяин их никогда никого там не принимал. Ведь даже многочисленные слуги, и те никогда его не видели. Он передавал им свои распоряжения в письменной форме, указывая, в какой точке лабиринта накрыть стол. И только обглоданные куриные косточки, оставленные то тут, то там на жирных тарелках, позволяли им сделать вывод, что хозяин дома жив-здоров. Но увидеть его во плоти им удалось бы, разве что прибегни они к таким решительным мерам, как, например, заполнение галереи дымом, или задумай они запустить туда огромного хорька и свору фокстерьеров, чего ни в коем случае не позволили бы себе эти верные и почтительные слуги, которые были просто счастливы, имея столь нетребовательного хозяина.

Дед

Среди наиболее известных персонажей, прославивших род Портлендов. выделяется дед Уэлбекского троглодита, Уильям Генри Кэвендиш-Бентик (1738–1809), третий герцог. Он дважды был премьер-министром Англии. В 1766 году женился на леди Дороти Кэвендиш, дочери четвертого герцога Девонширского.

Подземелья

Чтобы вы могли представить себе размах подземных работ, осуществленных по приказу герцога Портлендского, следует сообщить, что длина иных из этих галерей, по которым он всегда мог в случае необходимости ускользнуть, составляла не менее десяти километров.

Крыса вылезает из норы

Впрочем, его светлость не всегда сидел в своем таинственном логове. Бесчисленные подземные переходы позволяли ему улизнуть как из лондонского особняка, так и из замка, оставаясь никем не замеченным. Только ему одному были ведомы умело скрытые выходы, из которых он мог попасть на ту или иную лесную лужайку или в некий подозрительный дворик в самом захудалом районе города. А там уж можно было храбро смешаться с остальными представителями рода человеческого, не боясь, что его узнают. Ибо герцог Портлендский, как и любой другой человек, испытывал подчас потребность вдохнуть иной воздух, испытать какое-то разнообразие. И тогда он направлялся в Лондон, где его поджидали… подвалы его дворца.

Хитрая затея, тщательно продуманная и выполненная им, позволяла ему оставлять в дураках даже ближайших слуг и переправляться в Лондон, соблюдая полную тайну. Каждый день карета со спущенными занавесками на окошках курсировала взад-вперед между Уэлбеком и столицей. В назначенный час курьер ставил экипаж в укромное местечко, а сам на полчасика удалялся. За это время его светлость и мог забраться внутрь кареты. Кучер, воротившись, тотчас же отправлялся в путь, не задавая никаких вопросов и никогда не зная, сидит хозяин в карете или его там нет.

Таинственный дворец

Дворец Харкорт-Хауз всегда стоял пустым. Но, чтобы окончательно отбить у зевак охоту туда заглянуть, он был окружен тесным строем деревьев, полностью скрывающих его от глаз.

De profundis

В Англии всегда хватало разных чудаков, и, хотя герцог Портлендский вел жизнь пещерного человека, это не вызвало бы столько толков, не приведи дело о его наследстве к совершенно фантастическому происшествию, на которое с жадностью накинулись все газеты. Читатели, воспитанные на Конан Дойле и жаждущие больше всего на свете таинственных рассказов, насладились сполна.

Танцевальный зал в подземелье замка Герцога Портлендского

Как и следовало ожидать, смерть пришла за ним в подземелье. Спустя несколько дней слуги, встревоженные омерзительным запахом и нетронутым пудингом на тарелке, решились нарушить приказ и проникнуть в подземелье замка. Они обнаружили там труп хозяина, что взволновало их не меньше, чем археолога – находка останков фараона в египетском некрополе. А на следующий день похоронные дороги, столь же герметично закрытые, как бывала закрыта его карета, переправили его светлость в последнее обиталище.

Ad intestant[12]12
  Не оставив завещания (лат.).


[Закрыть]

У герцога Портлендского детей не было, и не нашлось страстно любящей женщины, которая согласилась бы провести с ним жизнь в недрах земли. Поэтому в наследники был произведен некий троюродный племянник, простой офицер-гвардеец, кому и достался титул и гигантское богатство. В отличие от дяди у него не было никакого стремления к одиночеству. Это был светский щеголь, любивший принимать гостей и блистать в обществе. Не будучи чрезмерно чувствительным, он недолго скорбел по дальнему родственнику, которого никогда не видел и только слышал о нем как о сумасшедшем старике. Едва успев водрузить на голову прославленную корону герцогов Портлендских, он принялся устраивать в Уэлбеке и Харкорт-Хаузе пышные приемы на радость викторианской аристократии. Буквально с сегодня на завтра эти роскошные резиденции засияли тысячью огней, и там вмиг была позабыта мрачная тишина, в которую их погрузил прежний владелец. Подчас новый герцог, желая повеселить гостей, зазывал их в подземные галереи своих дворцов и затевал там бешеную игру в прятки и жмурки, а потом развлекал друзей россказнями про старого крота-дядюшку, которому пришла в голову столь удачная мысль – оставить ему свое огромное богатство. Все это необычайно подняло престиж молодого человека. В друзья напрашивались самые высокопоставленные лица, а в невесты – самые блистательные молодые девицы, и он мог бы рассчитывать на счастливейшее будущее, если бы неожиданно не разразился скандал.

Подозрения королевы

Скандал, не сходивший в течение многих лет со страниц британской прессы, начался с категорического запрета, который наложила ее величество королева Виктория на намечавшийся брак бывшего гвардейца с сестрой принца Уэльского. «Не сегодня-завтра он может оказаться без титула и без гроша», – заявила она, не добавив каких-либо пояснений. Что же стало известно королеве о тайнах покойного герцога Портлендского, из-за чего она отказалась от весьма приемлемого и даже выгодного союза? Этого не узнает никто и никогда, но королева, по-видимому, была хорошо информирована.

«Герцог Портлендский и “мистер Друс”»

В 1898 году, иначе говоря через девятнадцать лет после смерти герцога, некая миссис Друс, вдова мелкого бакалейщика с Бейкер-стрит, подала в суд заявление, вызвавшее невероятный шум в лондонской прессе. Она утверждала, что ее сын Сидни является законным наследником покойного миллиардера-троглодита и, следовательно, титул и состояние принадлежат по праву ему. Как следует думать, это утверждение первоначально было встречено с недоверием. Но аргументы, которые она привела в доказательство, были столь убедительными, что вскоре ее дело заняло первую полосу во всех газетах. По словам этой женщины, ее свекор, покойный Томас Друс, владелец бакалейной лавки на Бейкер-стрит, был не кем иным, как почившим герцогом Портлендским.

Этот старик, отличавшийся всем известными причудами, испытывал, как многие другие, потребность вести двойную жизнь. Время под землей он проводил будучи герцогом и пэром Англии, а на чистом воздухе превращался в скромного и довольно бедного бакалейщика. К тому же миссис Друс, дабы никто не сомневался в ее словах, привела и материальное доказательство, подтверждающее эту фантастическую историю, – подземный ход, ведущий из дворца Харкорт-Хауз к погребу на Бейкер-стрит. Как только надоест ему быть бакалейщиком, он уходил по этому коридору и сразу превращался в герцога Портлендского, с полной уверенностью утверждала она. Возразить на это было совершенно нечего.

Переход наследства из рук в руки

В 1944 году, благодаря ничем не примечательному грабежу, удалось обнаружить гигантское состояние некоего незаметного канцелярского служащего, месье Фартона – четыре миллиона золотых франков. Этот человек получил их законнейшим образом от некоего господина де Марта, которому он как-то спас жизнь и который сделал его своим единственным наследником. Сам же господин де Март был незаконным сыном и унаследовал это состояние от бельгийской принцессы, которая на смертном одре поведала ему, что он – плод ее любви к одному из австрийских эрцгерцогов.

«Элементарно, дорогой Портленд»

Итак, пришлось обратиться в Скотланд-Ярд (Шерлок Холмс болел гриппом и не мог заняться этим делом). Кое-что сразу показалось следователям не совсем ясным: каким образом Друс и герцог Портлендский могли быть одним и тем же лицом, если герцог умер, когда бакалейщик с Бейкер-стрит уже добрых пятнадцать лет как покоился в могиле?

Эта неясность как будто на мгновение смутила вдову. «Хороший вопрос, – сказала она. – Сейчас я на него отвечу». Тем не менее она довольно долго размышляла под самоуверенными взглядами полицейских, которые считали, что уже разоблачили обман, а затем совершенно спокойно раскрыла то, что назвала «самой сутью дела». «Все очень просто. Однажды моему свекру – ну, герцогу – наскучило вести двойную жизнь. Он решил положить этому конец, а для этого ему следовало постараться, чтобы мистер Друс исчез. Вроде как избавляешься от надоевшей старой любовницы. Вот тогда, чтобы не расползлись слухи, было сразу сообщено о смерти бакалейщика и устроены его похороны, а в гроб погрузили семьдесят пять килограммов свинцовых пластин. Могильщики и глазом не моргнули».

Каким бы фантастичным ни выглядело подобное объяснение, оно показалось вполне правдоподобным, тем более что его нетрудно было проверить – для этого достаточно было вскрыть семейную усыпальницу Друсов. Никто не сомневался в том, что вдова бакалейщика привела убедительнейшее доказательство своей правоты. Читательская масса была уверена, что дело вот-вот придет к развязке и молодой герцог Портлендский скоро окажется без гроша и без титула. Друзья уже покидали его один за другим, а мамаши перестали бросать на герцога те нежные взгляды, что бросают на молодых наследников претендентки на звание тещи.

Оставим в покое дорогах усопших

Неожиданное происшествие снова подняло шумиху вокруг этого дела. Второй сын Томаса Друса, деверь истицы, хранитель семейной гробницы, категорически высказывался против вскрытия могилы. «Моя невестка просто мерзкая врунья, – продолжал он с возмущенным тремоло в голосе. – Это было бы настоящей профанацией».

Все эти новые тайны привели прессу в еще больший восторг. Действительно, поведение деверя казалось более чем странным. Что-то за этим должно скрываться, разве он не в сговоре с невесткой? Какой ему смысл выражать сомнение? Что касается молодого герцога, тот уже начал успокаиваться. И действительно, как ему было не радоваться отмене такой экспертизы, которая могла разорить его не сегодня-завтра? И, несмотря на то что кое-кто и подозревал, будто он «подмазал» деверя миссис Друс, на него опять начали смотреть как на весьма подходящего жениха, и претендентки на звание тещи снова стали знакомить его со своими дочерьми.

На некоторое время дело, казалось, притихло, и миссис Друс – что бы это означало? – уже не так настаивала на своих требованиях. По всей вероятности, на этом все бы и закончилось, если бы не новое происшествие, столь же неожиданное, сколь и все предшествовавшие.

Дитя любви

Некий безденежный австралиец по имени Джордж Друс высадился в один прекрасный день в лондонском порту. Из-за постигших его финансовых трудностей он уехал из родной страны, где скромно работал плотником, и пересек океан, чтобы потребовать то, что ему причитается, то есть наследство герцога Портлендского. Он сообщил, что является плодом тайной любви покойного к молодой простолюдинке по имени Элизабет Крикмер. Герцог якобы безумно влюбился в нее, будучи еще совсем зеленым юнцом, но его положение, разумеется, разъединяло этих двух голубков и не позволило ему сделать ее герцогиней Портлендской. К тому же в это дело вмешался его отец, угрожая лишить сына наследства. Что касается молодой женщины, то ее добродетель была так незыблема, что одна только мысль о том, чтобы завести любовника, вызывала у нее бурное негодование, пусть он даже и будет английским лордом. Вот по этой-то причине, пояснил плотник, его отцу и пришла в голову мысль о двойной жизни, которую он затем и вел в течение ряда лет. Он женился на своей Дульсинее, сменив свое имя на имя мистера Друса. И вот таким образом появился на свет этот плод тайного и романтического союза. После смерти отца «миссис Друс», забрав с собой отпрыска, уехала из Англии в Австралию, где вела скромную жизнь иммигрантки без гроша в кармане.

Укроемся от чужих взоров, чтобы вести счастливую жизнь

Один французский миллиардер, желая избежать яркого света прожекторов прессы, которые неизбежно были бы направлены на него благодаря его огромному состоянию, решительно отказался жить в роскоши и, выбрав «собственный образ жизни», стал бездомным бродягой. В тридцатые годы его часто видели в Латинском квартале. Один раз в год, в день своего рождения, он приглашал своих друзей по мусорным свалкам, «бомжей» и прочих на царское угощение, и все окрестные бродяги в полном восторге напивались и обжирались в его обществе в лучших ресторанах Парижа.

Деловое чутье

Этот вариант тоже выглядел несколько подозрительно, но у британских читателей массовой прессы романтическая душа, и они были в восторге от нового поворота событий, тем более что у Джона Друса было достаточно богатое воображение, чтобы разработать способ для оплаты судебного процесса и обеспечить себе симпатии и поддержку, не имея в кармане ни единого пенни: он создал акционерное общество. По условиям контракта каждому акционеру предстояло получить пятикратную сумму своего первого взноса, если плотник выиграет процесс и заполучит огромное состояние герцога Портлендского. В противном случае они просто останутся «при своих». Деньги хлынули потоком. Джордж пригласил самых прославленных адвокатов, и дело приняло весьма благоприятный оборот, тем более что ему в помощь внезапно явился совсем неожиданный свидетель.

Слухи

Несмотря на то что дело «Друс – Портленд» было официально закрыто после новогодней эксгумации 1908 года, какие-то сомнения все же иногда возникали. Действительно, настораживало, что судебно-медицинский эксперт не произвел вскрытия бородатого покойника с Хайгейтского кладбища. Кое-кому приходило в голову, что консисторский суд дал свое согласие на эксгумацию лишь после того, как убедился, что молодой герцог не потеряет при этом свою герцогскую корону.

Поддержка доказательствами

Это был американец ирландского происхождения по имени Роберт Колдуэлл, который в свое время промышлял благородным ремеслом знахаря-целителя. Он считал бесспорным доказательством тот факт, что лечил покойного в обеих его ипостасях. Множество полученных им писем были подписаны именем «Друс», другие – именем «Портленд», а сходный подчерк в тех и других письмах не оставлял никаких сомнений в их подлинности.

Для пущей убедительности он заявил, что сам организовал мнимые похороны бакалейщика с Бейкер-стрит. Из чисто дружеских чувств к своему клиенту он взял на себя все: заупокойную службу, письма с сообщением о смерти, заявление в мэрию. И в подтверждение своих слов предъявил квитанцию, свидетельствующую о покупке семидесяти пяти килограммов свинцовых пластин, которые положили в гроб, дабы усыпить бдительность погребальной команды.

Естественно, что после такого потока доказательств акции «Общества Джорджа Друса» стали расхватывать как сладкие пирожки, платя за них огромные деньги. Сомнений уже ни у кого не оставалось. Молодому герцогу Портлендскому предстояло лишиться разом и состояния, и герцогской короны и в недалеком будущем вернуться на свой скромный пост в гвардейском полку, в то время как плотнику судьба сулила одно из крупнейших состояний Объединенного Королевства и почетное вступление в палату лордов.

Некроскопия

Волей-неволей Томасу Друсу, второму сыну бакалейщика, пришлось дать согласие на вскрытие семейной гробницы. На него нажимали городские власти, а общественное мнение, пришпоренное разными газетенками – разносчицами скандальных сплетен, проявило, наконец, такое нетерпение, с которым пришлось считаться. И он дал согласие.

После долгих и трудных обсуждений консисторский суд лондонской епархии, собравшийся 27 декабря 1907 года в соборе святого Павла, согласился на вскрытие гробницы при условии, что ни один из представителей заинтересованных сторон не будет присутствовать при этой мрачной церемонии.

Дело закрыто?

И церемония эта совершилась 31 декабря следующего года, в то время как герцог Портлендский, в полной уверенности счастливого для него исхода экспертизы, спокойно принимал у себя в замке двести человек гостей, приглашенных на встречу Нового года.

Полиция построила от зевак на Хайгейтском кладбище деревянную загородку вокруг семейной гробницы Друсов и расставила поблизости цепь из двухсот полицейских. При почтительном молчании собравшихся была осторожно приподнята каменная плита и вынут гроб, который был вскрыт в торжественной тишине.

И тут разом рухнул курс акций «Общества Джорджа Друса». В гробу не было и следа свинцовых пластин, там просто-напросто находился полуразложившийся труп пожилого человека, чья черная косматая борода привела в восторг судебно-медицинского эксперта. Как только результаты экспертизы были опубликованы, злополучный плотник предстал перед судом по обвинению в мошенничестве и попытке завладеть чужим наследством. Суд взыскал с него огромный штраф, который он не был в состоянии уплатить и поэтому оказался за решеткой, а несколько лет спустя умер на сырой соломенной подстилке своей камеры.

А герцог Портлендский, издав вздох облегчения, продолжал вести сладкую жизнь и устраивать лихие маскарады в подземельях своих роскошных апартаментов. Бакалейный магазин на Бейкер-стрит, получив неожиданную известность, вошел в моду, и деверь миссис Друс на этом разбогател.

И все так прочно забылось, что когда двадцать лет спустя на том же Хайгейтском кладбище случайно обнаружили гроб, заполненный невероятным количеством свинцовых пластин, никто и не подумал о том, чтобы пересмотреть это дело.