Текст книги "Легендарные миллиардеры"

Корнелиус Вандербильт
(1794–1877)

Кичившийся тем, что он нувориш, этот набоб из Нового Света воспитал своих сыновей как спартанцев и женил их на девушках из самых аристократических семей Европы

Коммодор

Когда в 1852 году чрезмерно роскошная яхта Корнелиуса Вандербильта бросила якорь у английских берегов, «Дейли Ньюс», приветствуя прибытие уже весьма знаменитого миллиардера, писала: «Отныне определение “нувориш” должно рассматриваться как подлинный аристократический титул». Прочитав эту фразу, высокомерная Англия не смогла сдержать возмущенного возгласа. Она выпустила из рук чашку с чаем, поджала губы, словно старая дева, возмущенная сальной шуткой, потом пожала плечами со снисходительной улыбкой и подумала о несообразности употребления рядом этих двух слов – аристократия и Вандербильт.

В Старом Свете, еще находившемся на вершине могущества, рыцари индустрии из юной Америки пока что не получили права гражданства, и всевозможным Вандербильтам, несмотря на толстенные пачки зеленых долларов, от которых разбухали их карманы, потребуются годы и годы, чтобы его добиться.

Две традиции, чтимые Вандербильтами: яхт-слорт и присвоение себе чина Коммодора.

Нувориш… и горд этим

Надо признать, что большего нувориша, большего выскочки, чем Корнелиус Вандербильт, трудно себе представить. Он был карикатурным воплощением этого типа, а спесь, с которой он кичился своим происхождением, лишь подчеркивала в нем все нелепые несообразности, создавая какой-то совершенно несусветный образ. Он принадлежал к тем американцам, которые восхищались древним блеском и пышными гербами старой Европы, но в то же время культивировали мифологию пионеров не ведая в том ни меры, ни вкуса. Гордый успехом, он демонстративно выставлял напоказ свое богатство и объявлял о своем низком происхождении с такой же кичливостью, с какой испанский гранд предъявляет свое пышное генеалогическое древо. Поступая так, он олицетворял – и понимал это – ту мечту, что толкала навстречу приключениям золотоискателей и пионеров, из которых сложилась его нация. В Америке хвастовство богатством, вызывающее в Старом Свете враждебность и зависть, гарантировала его от критики.

Вандербильты

Но даже и при желании Корнелиус не смог бы претендовать на благородное происхождение. Первый известный его предок носил имя Ян Арстон и был простым поденщиком из маленькой деревушки Билт в окрестностях Утрехта. Отчаявшись найти на родине возможность прокормиться, в 1650 году он нанялся на службу к своему соотечественнику Питеру Волферсону, богатому землевладельцу, обосновавшемуся в Бруклине.

Благодаря трудам и бережливости наследникам Яна в следующем веке удалось купить небольшой земельный участок на Стейтен-Айленд, упорный труд на котором вскоре позволил им стать одной из достаточно видных семей в этой местности. Однако процветание длилось недолго. С годами количество потомков Яна Арстона так выросло, что к концу века, когда скончался их патриарх Якоб, Вандербильты пришли к выводу, что придется продать свое маленькое хозяйство и разделить вырученные крохи. В скором времени семья вернулась к исходному положению, и ее члены вынуждены были самостоятельно искать пропитания, в том числе и Корнелиус, один из внуков Якоба, нанявшийся на ферму поденщиком.

Вероисповедание

Якоб Вандербильт, первый в роду сколотивший состояние, принадлежал к секте моравских братьев.

Корнелиус I

От своего предка Яна Арстона этот Корнелиус унаследовал мужество, трудолюбие, однако он никогда не выказывал никаких чрезмерных амбиций. Он старательно копил деньги, отличался серьезным отношением к жизни, весьма разумно женился на девице Фебе Ханд, обладавшей множеством достоинств, однако не сумел добиться каких-то чрезвычайных успехов. Все, чего он достиг, это покупка крохотной фермы в окрестностях Стейплтауна, где и протекала его однообразная, заполненная трудами жизнь. И именно на этой ферме 27 мая 1794 года явился на свет его сын, получивший, как и отец, имя Корнелиус.

Корнелиус II

Корнелиус был красивым здоровым мальчиком с голубыми глазами и румяными щеками и уже в детстве обладал одной особенностью, которая осталась у него на всю жизнь: когда он кричал, голос его перекрывал голоса всех находящихся рядом детей.

Так как у родителей не было средств, чтобы заплатить за его учебу, мальчик получил более чем ничтожное образование – рос подобно сорной траве на поле и к двадцати годам умел только читать и писать. К счастью для него, рано проявившееся, неуемное, не знающее никаких пределов честолюбие помогло ему вырваться из того жалкого существования, на которое, казалось, обрекла его судьба.

Корнелиус Вандербильт

Нежданная удача: война

Ему было всего семнадцать лет, когда вспыхнула война между Англией и Соединенными Штатами. Опасаясь нападения на Нью-Йорк, американцы решили возвести укрепления на островах Стейтен-Айленд и Лонг-Айленд. Несмотря на свою молодость, Корни мигом смекнул, какую выгоду можно извлечь из этой ситуации. Для работ потребуется большое количество судов, чтобы перевозить рабочих и строительные материалы. Он обратился к родителям и попросил одолжить ему сто долларов – все их жалкие сбережения. Кроме честолюбия Корни обладал коммерческим чутьем и сумел продать свою идею. Преуспев здесь, он поспешил в порт, чтобы незамедлительно приступить к осуществлению своего плана.

Неустрашимый капитан

По дешевке он купил развалюху – большую голландскую двухмачтовую баржу, которая так протекала, что из нее все время приходилось вычерпывать воду. Наскоро произведя необходимый ремонт, он смело предложил свои услуги капитану порта. В течение года он работал днем и ночью, не отступая ни перед какими трудностями, не страшась ни риска, ни бури, и благодаря этому стал на побережье капитаном, к которому обращались чаще всего.

Результаты подобного трудолюбия и неустрашимости превзошли все его ожидания. Он не только сумел через несколько месяцев выплатить своим родителям долг с процентами, но к концу военных действий оказался владельцем небольшого состояния, выражавшегося в трех баржах и тысяче долларов наличными.

Король каботажа

Как бы ни был эффектен подобный успех, Вандербильт считал, что это только начало. Амбиции его были безграничны. Успех в только что проведенном деле лишь распалил его аппетит. Выступив на завоевание восточного побережья, он поставил себе целью стать не просто первым среди занимающихся каботажными перевозками, но единственным. И решительно принялся за дело. В возрасте двадцати лет он вкладывает все свои накопления в приобретение старого судна, на котором организует перевозку устриц в Вирджинию. Вскоре у него оказывается достаточно денег, чтобы дать заказ на постройку двух великолепных кораблей – «Ужас» и «Шарлотта», на которых он плавает по Гудзону и Нью-Йоркскому заливу. Затем, будучи уже судовладельцем, он становится простым капитаном с жалованьем шестьдесят долларов в месяц в компании старого Томаса Гиббона с единственной целью – перенять навыки управления паровыми судами. Наконец, в 1826 году в возрасте тридцати пяти лет Корнелиус рискует всеми деньгами, что у него были, и основывает собственную пароходную компанию. Компанию, которая за несколько лет победит все другие, осуществлявшие регулярные рейсы между Нью-Йорком и городами восточного побережья – Бостоном, Элизабеттауном, Нью-Брансуиком, Филадельфией… И все это меньше чем за двадцать лет!

Семейное собрание

В 1975 году администрации Вандербильт Юниверсити пришла идея собрать всех потомков Корнелиуса, чтобы отметить столетие университета. Их оказалось около восьмисот человек, и принадлежали они к двумстам семнадцати семействам.

Коммодор Вандербильт

Надо сказать, что Вандербильт ради удовлетворения ненасытной потребности в победах не колебался в выборе средств: он хотел не только обойти конкурентов, ему надо было вышибить их, разорить, уничтожить. Экипажи на свои суда он набирал из головорезов и забияк, каких немало в любом порту, бесстрашных в бурном море и скорых на драку ребят, которые всегда готовы нагнать страху на матросов, служащих в конкурирующих компаниях.

Так как Корнелиус понимал, что для победы ему нужно запугать своих конкурентов, то взял себе кличку Коммодор и старательно создавал о себе весьма определенное представление. Кичащийся энциклопедическим невежеством, ругающийся, как сапожник, с бесподобной виртуозностью использующий все тонкости безукоризненно скверного воспитания, он производил впечатление неотесанного наглеца, которого невозможно образумить никакими доводами и который ни за что на свете не откажется от достижения поставленной цели.

Впрочем, такая политика устрашения вполне себя оправдывала. Коммодор приобрел на побережье репутацию безжалостного противника, действующего без зазрения совести; частенько судовладельцы при одной мысли, что придется вступить с ним в прямую конкуренцию, предпочитали уступить и сойти с дороги этого неумолимого соперника. Компания «Норт Ривер Ассошиейшн» дошла в своей уступчивости даже до того, что предложила ему ежемесячные отступные, чтобы он отказался плавать в ее водах. Вандербильт принял предложение компании, ожидая момента, когда он сможет проглотить ее…

Для него – и этим он, без сомнения, отличался от своих противников – недостаточно было занять господствующее положение на всех морских линиях восточного побережья. Он является одной из первых фигур «бронзового века капитализма», целью его была полная монополия. Чтобы разорить своих конкурентов, Вандербильт систематически снижает цены. Он идет на снижение коэффициента прибыльности, на невероятный риск, отказываясь страховать свои суда, снижает численность экипажей. Зато клиентура у него растет с головокружительной быстротой, и это компенсирует, да еще с лихвой, все те жертвы, на которые он шел. Капиталистическая система, механизм которой он понимал лучше, чем кто-либо другой, действует отлаженно.

Страхование

«Хорошие суда и хорошие капитаны – вот наилучшее страхование», – заявил Коммодор. И еще: «Если люди могут зарабатывать деньги на страховании, то я тоже могу». Достаточно было так думать.

Король каботажа завоевывает океаны

Быть всего лишь королем каботажа, само собой, не устраивало Вандербильта. В его флоте появились два великолепных судна – «Клеопатра», а главное, «Коммодор Вандербильт», таких прекрасных пароходов ньюйоркцы еще не видели. Поселившись в «роскошном палаццо» – кошмарном строении «греко-готического» стиля из черного и розового мрамора, возведенном у моря в окрестностях Стейплтауна, – Корнелиус мечтает о новых великих победах. В 1848 году он мечтает захватить Тихий океан и думает о проекте судоходного канала через Никарагуанский перешеек, который позволит его судам бороздить воды двух океанов. Проект грандиозный, в ту эпоху просто неосуществимый, и Вандербильт вынужден был от него отказаться, ограничившись перевозкой пассажиров между обоими океанами в обычных дилижансах.

Затем он обратил взгляд на Атлантический океан. В те времена торговля между Соединенными Штатами и Европой была монополией двух судоходных компаний: американской «Коллинз Лайн», получавшей большие дотации от федерального правительства, и английской «Кьюнард», которая также могла рассчитывать на щедрость британской короны. Вступить в конкуренцию с двумя этими компаниями на их территории было явной химерой. Но ни подобные соображения, ни решительный отказ Конгресса на просьбу о предоставлении субсидий отнюдь не обескуражили Коммодора (это было не в его характере). Продав разом за миллион триста пятьдесят тысяч долларов все принадлежавшие ему акции «Эксессори Транзит», компании, занимавшейся перевозками между обоими океанами, он вложил все эти деньги в строительство двух пароходов – «Вандербильт» и «Королева океанов» – превосходнейших судов, которые тут же отправил на завоевание Атлантики. Методы, так помогавшие ему у американских берегов, оказались не менее успешными и в открытом океане. Вступив в игру, он предложил клиентам цены в два раза ниже, чем у конкурентов. Результаты долго ждать не заставили: «Кьюнард» опустила руки, что до «Коллинз Лайн», то вскоре ей остался единственный выход – продать свои суда, на которых отказывались плавать пассажиры, непобедимому Коммодору, причем за смехотворную цену. В 1860 году в возрасте шестидесяти шести лет Корнелиус Вандербильт становится императором морей.

Биржа

Корнелиус наводил ужас не только на нью-йоркский порт, но и на Уолл-Стрит, где его боялись до такой степени, что зять Вандербильта Н. Б. Лебрен сочинил по этому поводу четверостишие: «По Уолл-Стрит проходит он, как смерч, // И все сметает на своей дороге. Чуть маклеры найдут себе пирог, // Им Коммодор оставит только крохи».

Железнодорожный король

Поскольку в ту эпоху лишь два океана были достойны интереса судовладельца, чьи амбиции граничили с манией величия, у Коммодора возникли опасения, что теперь его планам положен предел. С ужасом он начал ощущать, что временами у него возникает соблазн почить на лаврах и спокойно наслаждаться добытым гигантским состоянием… Но так как почивать на лаврах ему вряд ли бы удалось из-за бессонницы, а праздность была для него самой страшной пыткой, он, подобно Александру Македонскому, решил отправиться на новые завоевания: моря, как бы огромны они ни были, уже не удовлетворяли его аппетитов.

В те времена самой активно развивающейся областью экономики было железнодорожное строительство, и Корнелиус, который имел страсть к путешествиям, уже давно заинтересовался им. Думая о будущем, он вкладывал деньги во многие компании и даже, чтобы забить место в этом бизнесе, поставил своего сына Уильяма Генри во главе железнодорожной компании «Стейтен Айленд Рейлроад». В 1863 году, в разгар Гражданской войны, он решил усилить свою активность в этой сфере, имея в виду достижение и здесь полной монополии. Начал он с того, что стал владельцем «Гарлем Рейлроад» и «Гадзон Лайн», а несколькими годами позже, в 1867-м, и «Нью-Йорк Сентрал». Стоит ли говорить, что и здесь он действовал с той же неудержимой энергией, как и в ту пору, когда захватывал судовые компании, и использовал не менее крутые методы. Однако два фактора, которые ему раньше и в голову не приходили, заставили Коммодора несколько умерить свои завоевательские устремления. Во-первых, возраст. Он вдруг обнаружил, что уже давно не молод и что его сердце, печень, селезенка, желудок настойчиво рекомендуют чуть притормозить. Вторым же фактором, который, надо полагать, показался ему еще более невероятным, чем первый, было то, что на его пути оказались Джим Фиск, Дэниэл Дру, а главное, Джей Гудд – акулы еще круче и алчней, чем он, а это кое-что да значило. Вероятно, скорей от удивления, чем от усталости, он махнул рукой и отступился от намерения прибрать компанию «Эри Рейлроад». В возрасте восьмидесяти лет он решил уйти на покой и предался своим увлечениям – скаковым лошадям и спиритизму, мода на который с легкой руки двух молодых американок распространилась по всему Новому Свету и не замедлила перекинуться на Европу.

Неотесанность

Несмотря на свое богатство, Вандербильты никак не могли проникнуть в высшее нью-йоркское общество, которое отвергало их за ставшее легендарным отсутствие культуры. Встретившись как-то с Уильямом Г. Вандербильтом, Эндрю Карнеги, библиофил, самодовольно изрек: «Я не обменял бы свое знание Шекспира на его миллионы».

Вандербильт хочет быть родоначальником

Какой бы головокружительной и всепоглощающей ни была карьера Коммодора, она не помешала ему обзавестись семьей. Еще в юности, к величайшему неудовольствию родителей, которые опасались скверных последствий родственного брака, он женился на своей кузине Софи Джонсон, бывшей по характеру полной противоположностью тому, кто стал ее мужем. Она была робкой, совестливой, а главное, неспособной выносить тот чудовищный образ жизни, который навязывал ей супруг. Тем не менее она подарила Вандербильту одиннадцать детей – трех сыновей и восьмерых дочек, к которым он относился совершенно по-разному.

Старший сын, забота и надежда

О дочерях можно не говорить, так как он не обращал на них внимания. Им не суждено было носить, а тем паче передать своим детям отныне прославленную фамилию Вандербильт, и потому они значили для него настолько мало, что он лишь упомянул их в своем завещании. Все его заботы сосредоточились на мальчиках, но тоже не в равной степени: образ мыслей у него был совершенно патриархальный, так что подлинный интерес он питал лишь к старшему. Младшего, Джорджа Вашингтона, он даже не подпускал к делам и позволил ему стать офицером. Второго сына, Корнелиуса Джеремая, который страдал эпилептическими припадками, он с трудом выносил из-за мягкости характера. Все свои заботы он сосредоточил на Уильяме Генри, наследнике престола.

Юный спартанец

Правда, положение наследного принца для бедняги Уильяма Генри было отнюдь не синекурой. Корнелиус, в каком-то смысле гордившийся своим низким происхождением, тем не менее желал основать блистательную династию и стать для своих потомков чтимым героем. Потому он решил дать старшему сыну суровое воспитание, чтобы подготовить его к предназначенной ему миссии. «Ты должен проявить себя», – объявил он сыну, когда тому исполнилось восемнадцать лет. И в тот же день, что называется, выставил его за дверь, точь-в-точь как бросают в воду щенка. «Тебе надо научиться выпутываться своими средствами». Его братья и сестры жили во дворце на Стейтен-Айленд, наслаждаясь радостями доступными лишь немногим счастливцам Нового Света, а бедняга Уильям обитал в более чем скромных условиях в мансарде, живя на нищенское жалованье, которое он получал за службу в безумно завлекательной должности младшего бухгалтера.

Голубая кровь…

Заключенный в 1895 году брак Консуэлы с девятым герцогом Марлборо стал для Вандербильтов своего рода признанием. Они старательно восполняли изъяны воспитания и образования, которых так не хватало основателю династии. Для герцога Марлборо это тоже оказалась неплохая сделка. Он смог восстановить свой замок Бленхайм и получил приданое в два с половиной миллиона долларов.

Корнелиус Великолепный

Желание стать родоначальником блистательной династии у потомка нищего Яна Арстона сочеталось со страстью к грандиозности, граничащей с манией величия. Подобно государю эпохи Возрождения Корнелиус вместе с миллионом тремястами пятьюдесятью тысячами долларов (таково было его состояние к концу жизни) обрел несуразную склонность к монументальности.

Дабы удовлетворить ее и заставить воссиять свое имя в грядущих столетиях, он купил на Гудзон-стрит участок земли, где возвел трехэтажный дом, украшенный треугольным фронтоном, на котором добрые ньюйоркцы могли лицезреть его бронзовую статую, восседающую на троне наподобие античного бога в окружении символов его могущества – паровозов, пароходов, морских якорей и всевозможных железнодорожных вагонов. Не боясь показаться смешным, Вандербильт устроил торжественное открытие дома. Все официальные лица были приглашены на церемонию. И все они приняли в ней участие, а Оукли Холл произнес приличествующую случаю речь, которую завершил так: «Пусть этот дом устоит в бурях и воссияет под солнцем грядущих веков».

Наследство

Когда в мае 1876 года Коммодор окончательно слег и его врач предсказал скорый конец, в равной мере встревожились и спекулянты на Уолл-Стрит, и младшие дети миллиардера. Первые опасались, как бы после смерти железнодорожного и пароходного магната его наследники не решили продать часть принадлежащих им акций, что привело бы к катастрофе на бирже. Дети же боялись, что старик обделит их в пользу старшего сына. Но после вскрытия завещания биржевые спекулянты смогли облегченно вздохнуть. В особой статье завещания оговаривалось, что ни одна часть наследства не может быть продана. Уолл-Стрит мог перестать дрожать. Зато опасения младших детей вполне оправдались. Наследства их практически лишили. Из ста пяти миллионов долларов девяносто были завещаны Уильяму Генри.

Взлет

Спартанское воспитание, которому подверг своего старшего сына Коммодор, принесло плоды. Наследник оказался на высоте задач, которые ему предстояло выполнить. Пусть другими, куда более мягкими методами, но он продолжил дело отца и столь успешно, что со временем прослыл «самым богатым человеком в мире».

Так же как и отец, он думал о том, чтобы имя Вандербильтов сияло в веках. На Род-Айленд за каких-то три миллиона долларов он возвел «флорентийский» дворец, превосходивший размерами и уродством «греко-готическую» резиденцию отца.

Мягкие манеры

Легендарной грубости своего отца Уильям Г. Вандербильт предпочитал мягкость. В 1877 году, когда все железнодорожники США объявили забастовку, он удержал своих рабочих от присоединения к ней, дав им прибавку к жалованью на общую сумму сто тысяч долларов.

Признание

Бьющая в глаза роскошь, естественно, не могла избавить Вандербильтов от репутации выскочек-нуворишей, которая после Корнелиуса прочно пристала к ним. Самое неприятное, что старинные американские фамилии давали это почувствовать Уильяму Генри и его наследникам, чуть только появлялась возможность.

Подобно жителям пустыни – эмирам, которые видят во сне траву, зеленеющую вокруг их дворцов из «Тысячи и одной ночи», – Вандербильты мечтали лишь об одном: получать наравне с Асторами, Дюпон де Немурами и прочими Рокфеллерами приглашения на самые изысканные приемы нью-йоркского высшего света.

Но поскольку все их попытки проникнуть в свет наталкивались на неизменную высокомерную сдержанность, пришлось прибегнуть к чрезвычайным мерам. Стали изыскивать возможность улучшить фамильную родословную. Наводились справки по альманахам европейского дворянства в поисках претендента, нуждающегося в позолоте родового герба, а таких было немало. Но чтобы произвести впечатление на американский высший свет, для которого определение «нувориш» отнюдь не приравнивалось к дворянской грамоте, требовался титул старинный, украшенный не менее чем графской короной. Наконец Элва, жена Уильяма Киссама, внука Коммодора, нашла редкостную птицу. Девятый герцог Марлборо, чей родовой замок пришел в совершенный упадок, искал родственную душу. Ему представили юную Консуэлу Вандербильт. В 1895 году был заключен брак, сумма приданого составила два с половиной миллиона долларов. Консуэла Вандербильт произвела на свет десятого герцога Марлборо. И Вандербильты оказались в свойстве с герцогом.

После того как кровь Корнелиуса смешалась с кровью Вильгельма Завоевателя, перед кланом Вандербилътов раскрылись все двери. Говорят, они воспользовались этим с величайшей корректностью, выказав примечательную сдержанность и хороший вкус. Положение обязывает.