Текст книги "Легендарные миллиардеры"
Автор книги: Ален Монестье
Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Буровые вышки Али-Бабы
С богатством эмиров дело обстоит точно так же, как с их гаремами: как бы велики они ни были, европеец их никогда этим не попрекнет, ибо суждения, ему свойственные, неприменимы к подобным явлениям. Серали, где распаленные страстью жены изнывают от тоски под охраной разжиревших евнухов, точно так же, как сейфы, набитые до отказа драгоценными камнями и нефтедолларами, под сенью минаретов, входят в состав некоего экзотического фольклора, который вечно будет очаровывать нас, независимо от наших жалких представлений о социальной справедливости.
Владельцы экзотических сокровищ, отделенные от нас морями, где кишат варвары-пираты, и бесплодными пустынями, по которым бредут караваны истощенных верблюдов, словно выступившие из каких-то средневековых легенд, кажутся нам жителями иной планеты; и массовый читатель иллюстрированных журналов, естественно, воспринимает их как любую другую этнографическую диковину. Лишь бы это гигантское богатство источало восточный аромат, и тогда пусть оно, наряду с другими, зависит от курса на биржах Уолл-стрит, Лондона или Токио и участвует во взлете и падении доллара, всем и всегда будет чудиться, что оно вышло из какой-то сказочной пещеры и представляет собой некий солидный «бакшиш», щедро дарованный неоскудевающей рукой Аллаха.
Пусть даже рядом с роскошными дворцами этого царства из «Тысячи и одной ночи» тощие дети пустыни влачат жалкое существование на необозримых песчаных просторах, весьма щедрых на прекрасные миражи, но не очень-то способных прокормить человека – там, в далеком краю оазисов, богатство одних, какого бы размаха оно ни достигало, не кажется оскорбительным рядом с нищетой других. И когда мы разглядываем все это отсюда сквозь очки волшебных сказаний, изменяющие действительность, это богатство воспринимается нами как часть волшебного мира и является для читателя западной прессы просто одной из деталей современных чудес. Сокровища, обретенные в пещерах Али-Бабы и превращающиеся, на радость удачливым владельцам, в яхты, конюшни, скаковых лошадей и в любовниц с безупречными формами, – эти сокровища связаны для нас не столько с экономикой, сколько с чудесами. Мы не хотим признавать, что в их основе заложена эксплуатация человека человеком или какая-либо экспроприация. Буровые вышки в пустынях, приносящие своим владельцам, без малейшего труда с их стороны, нефть, столь же чистую, как воды целебных источников, и столь же обильную, как воды морские, представляются нам не чем иным, как современной масляной лампой современного Аладдина, шаркающего восточными туфлями по холлам роскошных отелей и залам игорных домов. Состояние далось им без каких бы то ни было личных заслуг, а следовательно, без личных провинностей. Оно попросту свалилось на них с небес по милости Аллаха, являющегося, как известно, всемогущим хозяином всего сущего, который дарует, кому захочет, все, что захочет.
Впрочем, точно так же обстоит дело с индийскими магараджами, а нынче к тому же и с многочисленными узкоглазыми миллиардерами, процветающими в Империи Восходящего Солнца, от которых бросает в холодный пот наших бледнолицых экономистов. Когда мы смотрим на них с Запада, они точно так же видятся нам под защитой ореола экзотики. К тому же их этнос так причудлив! Проживая, насколько нам известно, в предельно скромной домашней обстановке и вовсе не разъезжая, как бывало некогда, на розовых слонах, современные индийские набобы являются все же частицей того самого населения, в котором сохранилась привычка к весьма неравному делению на касты и к престранному обычаю обожествлять корову. Вот и попробуй-ка побеседовать с этими людьми о социальной справедливости!
Что же касается японцев, то тут мы сталкиваемся с еще более странным явлением: они обожествляют свою работу, а тем самым – своего хозяина. Говорят, что они трудятся ему в угоду, как негры на плантации, за сущие гроши, а свободного времени им только-только хватает, чтобы содействовать будущему экономическому захвату вселенной. В таких условиях миллиардерам Страны Восходящего Солнца грешно было бы испытывать укоры совести! А уж жителям Запада и в голову не придет их за это попрекать!
Блаженны миллиардеры в несчастном третьем мире, или, иначе говоря, на том конце света! Они могут наслаждаться своим состоянием, не опасаясь того, что скажут люди. Могут расстилать свои богатства на глазах у всех с нарочитостью, поистине достойной Сулеймана Великолепного. У них нет никакой необходимости скрывать эти богатства за скромным фасадом, как это водится у миллиардеров европейских, нет у них и оснований носить маску пуританской добродетели, которой так охотно прикрываются богачи протестантской Америки, нет надобности прибегать к сложнейшим комбинациям, дабы усыпить завистливую враждебность окружающих. Окутанные легендой, как плащом, они могут позволить себе строить посреди пустыни дворцы столь же великолепные, сколь бесполезные. Могут менять жен так же часто, как меняют свои машины, и содержать в гаремах белых женщин, не менее породистых, чем скаковые жеребцы и племенные кобылы, заполняющие их конюшни. Ведь все это входит в состав снаряжения Али-Бабы и Аладдина и не вызывает у массового читателя ничего, кроме жизнерадостных мечтаний. Нельзя же, в самом деле, выносить какое-либо суждение о миллиардах из «Тысячи и одной ночи»! Они ведь являются частицей далекого, волшебного, восхитительного мира, где богатство не является результатом трудов праведных или неправедных, а достается только благодаря чуду!
Калустий Саркис Гульбенкян
(1868–1965)
«Маленький кусочек большого пирога лучше, нежели большой кусок пирога маленького», – говаривал Гульбенкян. И приводил тому доказательство
Состояние
Калустий оставил своим наследникам – сыну Нубару и его сестре – состояние, которое, по весьма приблизительной оценке, представляло собой триста миллиардов франков, а еще часть этого состояния, которую никак не назовешь незначительной, была им завещана главному делу его жизни – фонду Гульбенкяна.
В конце прошлого века французы совсем не интересовались нефтью. Считая, что заниматься надо привычным делом, они ставили все развитие своей промышленности в зависимость от угля, который в изобилии поставляли родные недра.
А новоявленное жидкое ископаемое имело Дурную славу: оно не только источало омерзительный запах, за который все бранили перерабатывающие его предприятия, но и коммерческое будущее его оставалось под большим вопросом.
И действительно, вплоть до великого бума в автомобильной промышленности нефтью пользовались лишь для освещения, смазки паровых машин, да еще в лекарственных целях – впрочем, совершенно безрезультатно – для лечения бронхита, туберкулеза и гонореи. Иначе говоря, невзирая на известную свободу нравов, этим ископаемым торговали в весьма незначительных количествах в задних комнатах лавок, где продавались краски, и никто (или почти никто) не мог предвидеть, какой гигантский рынок откроется перед этим даром недр с появлением двигателя внутреннего сгорания.
Глас вопиющего в пустыне
Статья, появившаяся в «Ревю дэ дё Монд» 15 мая 1891 года за подписью некоего Калустия Саркиса Гульбенкяна, прошла совершенно незамеченной. Никому не известный автор ратовал в этой статье за углеводороды, а в частности – за бакинскую нефть, единственную, по его мнению, способную вступить в конкуренцию с компанией «Стандарт Ойл» господина Рокфеллера, которая уже заняла прочное положение в мире. В своей статье он восторженно советовал французским инженерам отправиться наконец в «страну нефти» и заканчивал ее поэтическим предсказанием «решающей победы русской нефти в самом недалеком будущем».
Несмотря на все свои убедительные доводы, молодой человек встретил лишь пустыню решительного непонимания. Ему не удалось склонить на свою сторону ни правительство, ни финансистов, ни инженеров Франции, не удалось убедить их в основательности приведенных им доводов. Тем более (следует это признать) что доводы эти покоились на предположении, ошибочность которого раскрылась много времени спустя: на идее, будто американская нефтяная промышленность и, в частности, «Стандарт Ойл» Джона Д. Рокфеллера обречена (Гульбенкян сам не мог бы сказать почему) на неизбежный упадок.
Франция, блаженная страна
В те времена, прославившиеся имперским блеском и Всемирной выставкой, жители Франции и представить себе не могли, чтобы явление, сколь-нибудь важное, существовало за пределами этой страны, представляющей собой в их глазах не иначе как «пуп земли». Поэтому они не обратили ни малейшего внимания на вонючую маслянистую жидкость, которую молодой турецкий армянин расхваливал с безусловным талантом, но которая, по странной прихоти природы, начисто отсутствовала в недрах их родной земли. Зато они могли похвалиться изобилием угля. За каким же чертом надо затевать изыскательские экспедиции, весьма накладные и к тому же сомнительные? Итак, парня выслушали краем уха, поглядывая снисходительно и в то же время с некоторым презрением на этого – судя по внешности – любителя лукума, и пришли к такому выводу: сидел бы он дома и торговал коврами, как большинство его сородичей, а не являлся сюда с поучениями, что-де такое современная промышленность.
Салат
Калустий страстно любил некий вид салата, который выращивали только в одной-единственной итальянской долине, и приходил в неописуемую ярость, если ему этот салат не доставляли вовремя.
Прирожденный торговец
Но этого было мало, чтобы отбить у Калустия охоту действовать. Как у всякого истинного сына Востока, коммерция была у него в крови. Он прибыл в Европу с твердым намерением разбогатеть и не мог даже подумать о том, чтобы вернуться с пустыми руками.
По сложившейся традиции Гульбенкяну ошибочно приписывают два совершенно различных происхождения. Одни утверждают, будто он сын, внук, да и вообще с незапамятных времен потомок семейства чистильщиков обуви. Другие же считают, что он является отдаленным отпрыском армянских царей.
По всей очевидности, оба эти противоречивые мнения явились чистой выдумкой, имеющей целью послужить к вящей славе главного героя, окружить его имя ореолом знатности или же, напротив, возвеличить его заслуги, приписав ему еще более низкое происхождение, чем было в действительности. На самом же деле Калустий Саркис был сыном весьма состоятельного дельца, обосновавшегося в Стамбуле, где торговые банки и конторы Ближнего Востока сплетались в тугие сети наподобие рыболовных.
Семейство Гульбенкяна, будучи армянского происхождения, всячески старалось продемонстрировать свою симпатию к турецкому владычеству, тем более что султан Абдул Хамид испытывал время от времени жажду учинить расправу над этим умным и трудолюбивым народом, потому что ему чудилось, будто армяне норовят вырвать из его рук рычаги управления, дабы разбогатеть за счет мусульман.
Меценатство
Фонд Гульбенкяна одновременно является великолепным музеем, где находятся произведения искусств всех времен и, в частности, французских художников XVIII века, собранные миллиардером в Лиссабоне. Фонд включает в себя к тому же 150 библиотек, разбросанных по всей Португалии, а также институты культуры, находящиеся в различных странах.
Школа Креза
В этой-то стране, где дипломатические уловки были для представителей его народа единственной гарантией безопасности, юный Гульбенкян уже в девятнадцать лет постиг с помощью отца и дяди все тонкости ремесла, которое собирался освоить, – ремесла делового человека. Он научился никому не доверять, тщательно собирать нужные сведения, а главное – скрывать свои мысли под непроницаемой пеленой; эта вот обретенная им привычка сыграла немалую роль в том, что ему почти всегда сопутствовала удача.
Неутомимо разъезжая верхом по стране, он посещал контору за конторой, банк за банком, базар за базаром, изучая с ненасытной жадностью все, что когда-нибудь сможет послужить ему на пользу. А поскольку Калустий был вдобавок наделен поразительным умением производить расчеты в уме, он за короткий срок умудрился развить коммерческий талант, полученный от природы и от предков.
Пророк черного золота
Но только в Баку, во время одной из своих бесчисленных поездок, он понял, в чем состоит истинное его призвание. Он начал свое ученичество на одном из крупных нефтяных предприятий, основанных там русскими и представлявших собой наглядный пример полнейшего неумения, безалаберности и любительщины во всех деловых вопросах.
И тем не менее именно там, еще до появления двигателя внутреннего сгорания, он правильно предсказал великое будущее нефти, но зато оказался не прав в своих предсказаниях относительно предстоящего главенства кавказских залежей и их победы над американскими углеводородами. Очарованный, покоренный новым ископаемым, он принял решение посвятить ему свою жизнь и пропагандировать его применение во всем мире.
Воспитание сына
Калустий велел привесить на двери кабинета, где сын по его требованию занимался заклеиванием конвертов, табличку с надписью: «Нет игры занимательней, чем работа».
Свет в тумане
Калустий страстно любил Париж и, несмотря на то что работал не покладая рук, все же предавался там с чисто восточной чувственностью всем возможным наслаждениям. К тому же довольно значительное денежное содержание, предоставленное ему отцом, позволяло ему расходовать деньги не задумываясь. Поэтому он был весьма опечален, когда равнодушие парижан к его замыслам вынудило его переправиться в Англию, где ему были равно ненавистны и туманы, пропитанные заводским дымом, и тяжелая пища, и суровая викторианская мораль.
Калустий Саркис Гульбелькян
Однако вскоре Калустий понял, что его героическое самопожертвование вовсе не было напрасным. В Лондоне, в отличие от Франции, его замыслы нашли отклик, правда несколько косвенный. Разумеется, поданные ее величества, живущие в стране, где недра тоже изобиловали углем, интересовались углеводородами не более, чем обитатели берегов Сены. И они так же, как и те, ненавидели запахи, исходящие от нефтеперерабатывающих заводов. Но Министерство иностранных дел Англии рассматривало Кавказ как стратегический плацдарм на пути в Индию. «Баку, – писал в то время Чарльз Мэрвис, – лежит в основе всех будущих экспедиций в Центральную Азию. Из Баку можно отправлять войска и боеприпасы для гарнизонов Акхала и Мэрва».
Дело в том, что задолго до прибытия Гульбенкяна в Англию британское правительство приняло решение водрузить английский флаг в этих дальних краях, пусть даже недра там будут весьма небогаты. Отсюда – нежданная удача для начинающего капиталиста.
Дипломатия
Нубар Гульбенкян унаследовал от отца дипломатическое чутье. «Совершенно незачем ссориться, если этого можно избежать. Тем более когда имеешь дело с нефтью». Таков был его принцип.
Человек из Баку
Итак, невзирая на молодость и на свои фантастические суждения о нефти – его восторги по этому поводу у всех вызывали улыбку, – Гульбенкян был благосклонно принят политическими деятелями и финансистами Объединенного Королевства. Этот сообразительный восточный человек стал для них «человеком из Баку». Прирожденный коммерсант, Гульбенкян, казалось, был словно ниспослан самим провидением, для того чтобы английское правительство могло опереться на него как раз тогда, когда задумало вести ловкую и тайную дипломатическую игру в этой части света.
Подданный ее величества
В 1902 году Калустий Саркис Гульбенкян получил британское подданство и, поскольку к нему стали прислушиваться многие влиятельные люди, начал серьезно преуспевать в делах.
По случайному совпадению именно в этом году Англия решила снабдить свой военный флот мазутными топками, что и послужило причиной возросшего интереса к Кавказу и тамошней нефти. Дела приняли весьма благоприятный оборот, хотя сам Гульбенкян был единственным, кто по-настоящему верил в блистательное будущее черного золота.
Однако таинственным ходам международной политики суждено было ускорить осуществление его замыслов. Немецкий проект строительства железной дороги, связывающей Стамбул с Меккой и Багдадом, имел негласной целью наложить лапу на добычу нефти и торговлю ею в Европе. Он являлся непосредственной угрозой для пути в Индию и потому вызвал у англичан защитную реакцию, которая как раз соответствовала стремлениям Гульбенкяна – вести целенаправленную политику на Ближнем Востоке и войти в дружеский договор с Францией, с тем чтобы помешать экспансионистским намерениям немцев. Известно, к чему все это привело…
Единственный, кто в это верил
Тем не менее при всех этих щекотливых политических обстоятельствах Министерство иностранных дел Великобритании занималось в основном чисто стратегическими вопросами. В те годы никто, кроме нескольких чудаков вроде Гульбенкяна, не верил в будущее этой черной грязи, торговлю которой взяли на себя, по-видимому, лишь одни американцы. Автомобиль еще не ворвался в повседневную жизнь, им интересовались одни спортсмены да кое-кто из богатых бездельников. Бензином по-прежнему торговали в розницу в бакалейных лавках; торговля им была еще и потому малопривлекательна для инвесторов, что она вынуждала их включаться в жестокую конкуренцию «Стандарт Ойл», принадлежащей Рокфеллеру, с английской компанией «Роял Датч Шелл». Как раз с ее президентом, Инри Детердингом, Гульбенкян и вступил в деловые отношения. И в 1912 году ему удалось организовать «Теркиш Петролеум Компани». Основателями этой компании, имевшей целью эксплуатацию залежей Моссула и Месопотамии, являлись: Национальный банк Турции, «Роял Датч Шелл», Немецкий банк и… разумеется, Гульбенкян, который вступил в компанию как частное лицо, но тем не менее оставил за собой 40 процентов акций.
Губительная сделка
Гениальным решением Калустия Гульбенкяна явилась продажа этих акций, или, точнее, сделка с иностранными компаниями (в частности, французской и американской) по обмену их на пятипроцентный ежегодный доход от прибылей «Теркиш Петролеум Компани». На первый взгляд, если учесть относительно скромный размер предприятия, такая сделка казалась совершенно нелепой. Многие финансисты, узнав о ней, снисходительно усмехались, покручивая пальцем у виска: совсем-де с ума сошел! Лучше бы коврами торговал!
Таково было общее мнение.
И впрямь, если учесть эти 40 процентов – первоначально внесенную им сумму, то 5 процентов кажутся сущей малостью. Единственным преимуществом сделки, как считали все, являлось то, что Калустий таким образом добровольно выходил из компании, где каждый участник имел только одну цель – уничтожить остальных.
Однако, когда через несколько лет «Теркиш Петролеум» добилась монопольных прав на эксплуатацию нефти и почти что целиком завладела залежами Ирака и Месопотамии (а самому Калустию не пришлось при этом раскошелиться ни на грош), убогие 5 процентов превратились в манну небесную в виде пятидесяти миллионов фунтов, которые каждый год падали с неба, а ему только оставалось протянуть руку и взять их.
«Человек с орхидеей»
Помимо «роллс-ройсов», яхт и женщин (он был женат трижды) Нубар имел еще одну всепоглощающую страсть – орхидеи. Где бы он ни появлялся, в петлице у него всегда была орхидея. Имелось даже предприятие, взявшее на себя тяжкую заботу – постоянно доставлять ему свежие орхидеи.
Нубар умер в Грассе в январе 1972 года, не оставив наследника, и династия прекратила свое существование.
Гигант черного золота
Вот благодаря этому непревзойденному «покерному ходу» Гульбенкян и стал одним из гигантов черного золота. Этот восточный миллиардер с лохматой бородой, неизменной толстой сигарой во рту и густыми бровями, придававшими ему сходство с фавном, стал легендой еще при жизни, которую он вел подобно истому магарадже и которую ничто не потревожило, даже крах 1929 года.
После войны 1914–1918 годов он поселился в Париже, который всегда был мил его сердцу и где его ждал великолепный особняк, построенный для него на авеню Йена. Тем не менее он предпочитал оживленную и романтическую атмосферу, царившую в первоклассных палас-отелях, и поэтому поселился в «Ритце», заполнив свои апартаменты произведениями искусства – чудесами Франции XVIII века, которые наперебой предлагали ему антиквары всего мира. В отличие от своей жены, жившей отдельно от него в отеле «Георг V» и принимавшей участие во всех модных увеселениях Парижа, вызывая тем самым неиссякаемый интерес светской хроники, Калустий предпочитал оставаться в тени и появлялся на людях только в двух притягательнейших для него местах – на бегах и на танцах.
Нубар, сын Калустия
Азарт всепоглощающей деятельности, принесший «господину 5 %» гигантское состояние, не помешал ему жениться и обзавестись потомством. Супруга подарила ему сына, получившего имя Нубар и похожего на него, как одна капля нефти на другую. Этот невысокий, кругленький человечек с черными волосами и очень смуглым лицом обладал невероятно вспыльчивым нравом. Столкновение столь схожих между собой личностей не раз кончалось взрывом, тем более что отец сделал все возможное, чтобы отпрыск во всем был полным его повторением.
По окончании учебы в Кембридже Нубар включился в отцовское дело и начал постигать это ремесло с простейшего: отец, до того как обучить его дипломатическим тонкостям, умению управлять людьми и разбираться в финансовых операциях, требовал, чтобы он переписывал инвентарные документы, разбирал ведомости, клеил конверты и тому подобное; это было тяжким испытанием для молодого богача, чьи доходы все возрастали, хотя для этого и пальцем шевелить не требовалось, в противоположность отцу Нубар мечтал только об одном – как бы ошеломить весь мир своими «роллс-ройсами», яхтами и бриллиантами.
Отель «Анис»
Апартаменты, снятые Калустием, состояли из нескольких залов для приемов и спален, особый же интерес представляла ванная комната, устроенная по образцу помпейских терм и целиком отделанная мрамором в розовых и темно-красных прожилках, что как нельзя более соответствовало внешности этого густобрового сатира.
Тихая пристань в Португалии
Если экономический кризис нисколько не повлиял на доходы Гульбенкяна, то Вторая мировая война несколько нарушила его привычки. Ведь беда может настигнуть каждого.
Уже в 1936 году, опасаясь каких-нибудь выходок со стороны Народного фронта, он счел необходимым переселиться в Лондон и отдать наиболее ценные свои коллекции под охрану Британского музея. Бомбежки Лондона в 1943 году вынудили его опять сменить местожительство, и он переехал в Португалию – одну из немногих стран, не вступивших в войну и предпочитавших служить делу мира.
Поселился он, как и в Париже, в одном из самых фешенебельных палас-отелей; этот отель, «Авис», был словно из сказок «Тысячи и одной ночи», и в его причудливые апартаменты неомавританского стиля допускались только коронованные особы, главы государств и самые могущественные деятели сего мира. В этом отеле, который португальское правительство реквизировало каждый раз, когда надо было принять знатнейших особ, побывали: аравийский король Фейсал, Ева Перон, Патиньо, королева Амелия и герцог Аоста.
Калустий снял для себя одного весь второй этаж этого здания, дав понять президенту Салазару, что никому не уступит там места, будь то даже Папа Римский.
Большую часть времени он посвящал подсчетам своего все растущего состояния, а также сложным взаимоотношениям с Нубаром, которые выливались в споры, ссоры и примирения, переходившие в новые ссоры и новые примирения.
В сказочной обстановке этого отеля и наступил конец его блистательной жизни 20 июля 1955 года.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.