Текст книги "Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус"

Так П. Дурново окончил МКК 4-м из 59-ти.

«Хотя производство в гардемарины, вместо прежнего производства в мичманы, – писал И. И. Чайковский, выпущенный в 1862 г., – несколько и умаляло наше настроение, но сознание, что мы перестали быть кадетами и становились наряду с офицерами, получали офицерскую форму без эполет, но зато с аксельбантами, все-таки это новое самостоятельное положение нас занимало»[223]223
  Чайковский И. И. Указ. соч. // Исторический вестник. 1913. Т. CXXXI. № 2. С. 87.


[Закрыть]. Так, наверное, было и с П. Дурново, хотя несправедливое распределение мест в выпуске не могло не огорчать самолюбивого юношу.

22 апреля 1860 г. он был назначен в 19-й флотский экипаж; жалование – 300 рублей в год[224]224
  РГАВМФ. Ф. 432. Оп. 1. Д. 4279. Л. 7, 23–23 об., 26–26 об., 27–28, 34–34 об., 40; Ф. 406. Оп. 3. Д. 555. Л. 1197.


[Закрыть].

По-разному сложились судьбы воспитанников МКК 107-го выпуска. Не повезло Илиодору Белаго: гардемарином умер от туберкулеза и похоронен на английском кладбище 5 января 1863 г. Сошел с ума, выбросился за борт и утонул в 1886 г. Карл Миллер, будучи капитаном II ранга и командиром клипера «Джигит». Умер от чахотки Александр Юнг, успев стать кавалером ордена св. Георгия IV ст. и капитаном II ранга. Многие дослужились до высоких чинов. Четверо стали широко известными: Василий Верещагин, Фердинанд Врангель, Яков Гильтебандт и Петр Дурново.

Морская служба Петра Дурново

Почти 16 с половиной лет (22,5 %) жизни П. Н. Дурново было связано с военно-морским флотом: неполных 13-ти лет он был помещен в МКК и на 30-м году определен был «к статским делам». Собственно военно-морская служба П. Дурново – от окончания МКК и производства в гардемарины флота 3 апреля 1860 г. и до причисления 6 октября 1870 г. к Главному военно-морскому судному управлению – длилась 10,5 лет, из них в плаваниях прошло около 8-ми (около 75 %); при этом более 4-х лет – с 17 октября 1860 г. по 31 октября 1864 г. – П. Дурново плавал без перерыва, переходя с одного судна на другое.

Суровая служба закаляла не только физически – формировался характер решительный, твердый, властный; крепла воля; вырабатывалась способность быстро принимать решения; приходило умение руководить людьми и разбираться в них.

Было море, которое влюбляло в себя. «Когда я служил во флоте, – признавался М. А. Пещуров, – то вполне наслаждался жизнью моряка, любил и восхищался и стихиею, и той борьбой, которую частенько приходилось вести с рассвирепевшим морем и ветром»[225]225
  Пещуров М. Очерк моей жизни. СПб., 1881. С. 19.
  «Я всегда любил шторм и сейчас с наслаждением вспоминаю рев ветра, белые барашки, сизые тучи…» (Пилкин В. К. В Белой борьбе на Северо-Западе: Дневник 1918–1920. М., 2005. С. 122. Запись 6.03.1919).


[Закрыть]. Было то, что вспоминалось и манило молодого С. О. Макарова во время его первого деревенского отпуска: «Забываются все дурные стороны <…>. Представляется только одна светлая сторона: туго натянутые паруса, марсели в один риф, брамсели, фок, грот, кливера и бизань, педантичная чистота, ловкая, веселая команда, великолепные шлюпки с роскошными парусами, вымытыми лучше дамских манишек, и звонкая гармоническая команда вахтенного лейтенанта»[226]226
  С. О. Макаров. Документы. Т. 1. М., 1953. С. 51 (Из дневника. Запись 27 авг. 1867 г.).


[Закрыть].

На склоне лет, выступая в общем собрании Государственного Совета, П. Н. Дурново скажет: «Лучшие годы моей жизни прошли на палубе военного корабля в дальних плаваниях почти по всем морям земного шара. <…> Тесная жизнь на корабле среди постоянной опасности, среди беспрерывной борьбы с грозными и капризными морями развивает в плаваниях между командиром, и офицерами, и матросами почти семейное общение и духовную связь. Эта духовная связь, основанная на взаимном доверии, воспитывая военную доблесть, и есть фундамент всей морской службы. Без этой духовной связи, без взаимного доверия военный корабль жить не может. <…> Мы, мичмана и лейтенанты старого времени, сознавали, что капитан наш носит в своей часто суровой голове что-то верное и важное, тот опыт, до которого нам еще далеко. Мои дорогие товарищи вместе со мною сознавали и верили в опытность наших дорогих командиров. Конечно, в кают-кампании не обходилось иногда без скромной критики, но старший офицер добродушно и живо приводил критика в порядок»[227]227
  Речь 13 июня 1908 г. при обсуждении сметы Морского министерства // Гос. Совет. Ст. отчеты. 1907–1908 годы. Сессия третья. СПб., 1908. Стб. 1712–1713).


[Закрыть].

Образовательный и культурный уровень морских офицеров был весьма высок. Здесь всегда много читали. Значительные книжные собрания были у знаменитых адмиралов (Д. Н. Сенявина, М. П. Лазарева, В. А. Корнилова и др.), у многих командиров кораблей. Много богатых библиотек было в учреждениях Морского министерства (Русская морская библиотека в Петербурге, Севастопольская офицерская и Севастопольская морская библиотеки, Читальня кондукторов флота в Петербурге, библиотека Гельсингфорсского морского клуба и др.; библиотека Кронштадтского морского собрания по числу книг была 9-й в империи; были библиотеки и в других военно-морских базах). Не плохими были многие судовые библиотеки. Атмосфера напряженной духовной жизни благотворно сказывалась на развитии от природы способного молодого офицера.

Каждое судно имело свою историю, П. Дурново плавал на 14-ти – это целая страница военно-морской истории России. Каждый корабль – это коллектив людей энергичных, волевых, мужественных, нередко – высокообразованных. Что ни командир – то личность, нередко – выдающаяся. Их у П. Дурново было 11.

Военно-морская служба П. Дурново проходила на фоне исторических перемен в Отечестве: готовилась и была осуществлена отмена крепостного права, разрабатывались и осуществлялись реформы практически во всех областях общественной и государственной жизни – начиналась новая страница в истории России.

Ряд конкретных проблем пришлось решать и морякам.

Крымская война со всей очевидностью показала, как опасно отстала Россия в военном судостроении. Была осознана необходимость замены деревянного парусного флота паровым броненосным, и, хотя Россия продолжала (до начала 60-х годов) строить деревянные паровые винтовые суда, начинается расширение металлургической и металлообрабатывающей отраслей промышленности; утверждается новый штатный состав флота; преобразуются адмиралтейства, верфи, магазины, портовые сооружения; резко активизируются морские агенты, информируя о новинках в судостроении и вооружении; инженеры, механики, офицеры командируются за границу стажироваться для осмотра заводов, портов, судов. В начале 60-х начинается строительство полностью железных броненосных кораблей.

В 1850–1860-е годы продолжалось освоение Дальнего Востока. Большую роль в этом сыграли военные моряки. В 1858–1859 гг. морская экспедиция Н. Н. Муравьева-Амурского вдоль побережья Уссурийского края открыла и назвала многие заливы и острова. В 1859 г. началось изучение побережья Японского моря кораблями Тихоокеанской эскадры капитана I ранга А. А. Попова. В 1860 г. гидрографическая экспедиция В. М. Бабкина составила навигационно-гидрографическое описание бухт и островов залива Петра Великого. Исследовались реки и озера, был основан Владивосток, разрабатывался уголь для судов, началось судостроение, основывались селения, строились порты. Экипажи военных кораблей рубили просеки – будущие улицы, производили съемку побережья, делали промеры глубин, перевозили различные грузы, составляли карты, называя улицы, острова, бухты, полуострова, мысы именами кораблей и офицеров.

На плечи моряков легла и защита дальневосточных владений России: корветы и клипера Балтийского флота должны были посменно нести службу в Тихом океане. В 1857 г. из Кронштадта в Николаевск-на-Амуре ушел 1-й Амурский отряд судов под командованием капитана I ранга Д. И. Кузнецова. В 1858 г. – 2-й Амурский отряд капитана I ранга А. А. Попова. В 1860 г. – 3-й Амурский отряд капитана I ранга И. Ф. Лихачева. Моряки основывали посты на материковом побережье и на острове Сахалин, формировали их команды.

В начале 60-х резко обострилась международная обстановка. В 1861–начале 1862 гг. началась военная интервенция Испании, Англии и Франции в Мексику: последняя прекратила выплату долгов. Испанцы и англичане, натолкнувшись на народное сопротивление, оставили Мексику; французы же остались и в 1863 г. взяли Мехико.

Англия и Франция почти открыто вмешались в Гражданскую войну в Северо-американских соединенных штатах, поддержав южан: последние поставляли им дешевый хлопок, а промышленность северян успешно конкурировала с английской и французской. Южане одерживали победы, их рейдеры жгли и топили торговые суда северян. Реальной оказывалась угроза вторжения из Мексики 40-тысячного французского экспедиционного корпуса.

Восстание поляков в январе 1863 г. быстро переросло в настоящую войну. Их тут же поддержали Англия, Франция и Австро-Венгрия; к ним присоединились Швеция, Италия и Испания. Наполеон III предложил восстановить Польшу в границах до ее 1-го раздела, что означало перекройку политической карты Европы; предполагалось также отторжение от России части Северного Кавказа для удовлетворения Турции. Угроза новой войны с европейской коалицией оказывалась вполне реальной.

Освещение всех этих проблем в русской и иностранной прессе, обсуждение и анализ их в кают-кампаниях, непосредственное участие в событиях – все это способствовало гражданскому становлению офицерской молодежи, осознанию ею геополитического положения Отечества, проблем его безопасности и развития и существенно облегчило постижение ею капитального факта мировой истории – борьбы народов за существование, господства силы на международной арене.

* * *

17 октября 1860 г. П. Дурново назначен на клипер «Гайдамак», шедший под командованием капитан-лейтенанта А. А. Пещурова на Дальний Восток[228]228
  «Гайдамак» – деревянный винтовой клипер водоизмещением в 1094 т., с паровой машиной мощностью в 250 л. с., с 3-мя бомбическими и 4-мя малыми десантными орудиями, построен в Норфолке (Англия) в 1860 г. В 1863–1864 гг. в составе эскадры контр-адмирала А. А. Попова ходил в Сан-Франциско, затем вернулся в Кронштадт. В 1869–1870 гг. в составе отряда капитана I ранга К. П. Пилкина перешел из Кронштадта на Дальний Восток. Нес крейсерскую службу и занимался описными работами в Японском и Беринговом морях. Исключен из списков флота в 1886 г. В его честь названы бухта и гавань в заливе Петра Великого, мыс в бухте Провидения в Беринговом море, пролив в Желтом море и улица Владивостока.
  Пещуров Алексей Алексеевич (1834, с. Лосево Мосальского у. Калужской губ. – 1891, СПб.) – двоюродный племянник светлейшего князя А. М. Горчакова. Окончил МКК мичманом 1-м в выпуске (1853). Адъютант вице-адмирала Е. В. Путятина, на фрегате «Паллада» перешел на Дальний Восток (1852–1854), участвовал в гидрографических работах у восточного побережья Кореи и залива Посьета. На фрегате «Диана» под командованием С. С. Лесовского ходил в Японию (1854), составил планы ряда японских портов. После крушения «Дианы» в бухте Симода, на построенной шхуне «Хеда» перешел в Николаевск-на-Амуре. Сопровождал Е. В. Путятина в Петербург (через Сибирь). Лейтенант (1855). Адъютант начальника штаба военного генерал-губернатора Кронштадта (1855–1856). Агент по заказам Морского министерства в Англии и Франции (1857). Капитан-лейтенант (1860, за отличие). Командир «Гайдамака», провел клипер из Англии на Дальний Восток (1860–1861), участвовал в составе Тихоокеанской эскадры контр-адмирала А. А. Попова в Американской экспедиции в Сан-Франциско (1863–1864). Капитан II ранга (1865). Командир броненосного фрегата «Минин» (1865–1866). Командирован в США в ранге специального правительственного комиссара (1867) и подписал (14.10) в Новоархангельске протокол о передаче Америке владений Российско-Американской компании на Аляске и Алеутских островах. Капитан I ранга (1868, за отличие). Вице-директор (1868) и директор (1875) канцелярии Морского министерства. Контр-адмирал (1874, за отличие). Назначен в свиту е. и. в. (1878). Товарищ управляющего (1880) и управляющий (1880) Морским министерством. Главнокомандующий Черноморским флотом и портами и военный губернатор г. Николаева (1882). Вице-адмирал (1882, за отличие). Главный командир флота и портов Черного и Каспийского морей с оставлением в д. военного губернатора г. Николаева. Член Государственного совета (1890). Автор статей по различным вопросам морской службы в Морском сборнике. Похоронен на Новодевичьем кладбище Петербурга. Его именем назван мыс в заливе Петра Великого и мыс на полуострове Корея (Общий морской список. Ч. X. С. 187–188).
  «Это был только хороший морской офицер и человек безупречной нравственности» (Денорвиль П. Отрывки из воспоминаний старого моряка // Море. 1906. № 7–8. С. 272).
  «Любимец графа Путятина» (Арсеньев Д. С.).
  «Лесовский [министр] взял Пещурова [заместителем]. И если когда административный брак представлял собою идеал счастливого брака, так это именно здесь, в сочетании пыла, быстроты и детской откровенности адмирала, – с невозмутимым, вынесенным из продолжительного пребывания в Англии, спокойствием и чисто английскою выдержкою, молодого моряка. Пещуров был тоже моряк из лихих: он так разбил свой клипер в кругосветном плавании, что это поставлялось в образец даже старыми моряками. “Вот как надо разбивать клипера”, – говорили они одобрительно и Пещурова признавали своим. Своим же не могли не признать его и так называемые старыми моряками “чернильницы”, то есть письменная часть, чиновники министерства. Он писал едва ли не лучше их, во всяком случае, последовательнее и логичнее его изложения мне не приходилось встречать в бумагах. И писал он бумаги большею частью всегда сам, не только в бытность директором канцелярии, но и товарищем министра. Цифры Морского ведомства вместо позорных поражений, начали одерживать блистательные победы в департаменте экономии [Государственного совета], где Пещуров разбивал не хуже своего клипера, пасовавшего Заблоцкого-Десятовского.
  <…> Промежуточное управление [министерством] Пещурова было непродолжительно, м. б., потому, что оно соединяло все условия хорошего управления министерством, ровного, спокойного и всесторонне обдуманного. Уступки, лицеприятия были немыслимы при его, можно сказать, математически точном и последовательном образе действий. Кто просил – ничего не значило, но чего и зачем он просил, – только то имело значение. Он, со спокойствием некогда его не покидавшим, – отказывал уже нареченному генералу Алексею Александровичу в разных требованиях, между прочим, в усилении каких-то украшений в гвардейском экипаже, которым этот великий князь командовал.
  – В смете не имеется кредита на этот предмет, – процеживал он по своей привычке сквозь зубы и немного в нос.
  Бережливая великая княгиня Екатерина Михайловна присылает дворцового чиновника просить казенных флагов, к какому-то высокоторжественному дню.
  – Обратитесь к капитану над портом. Он даст, если можно.
  Поступки и не особенно отчаянные, однако в глазах людей сведущих, вполне достаточные, чтобы погубить человека.
  – Уж сломит себе шею Алексей Алексеевич, – пророчили они. И он ее в самом деле сломил…
  Нужен был его английский такт (он и женат был на англичанке), чтобы держать курс между рифами заслуженных и влиятельных адмиралов, от которых он получал когда-то приказания, стоя у них на вахте, и которые должны были теперь являться в его кабинет за приказаниями.
  <…> Сдавши министерство [И. А. Шестакову], он взял подчиненное место главного командира Черноморского флота и уехал в степное захолустье заметаемого зимой метелями, а летом пылью Николаева…
  И вот, в стенах министерской квартиры не стало обходительного, невысокого, с тонкими чертами, умного и приветливого лица Пещурова» (Ковалевский П. М. Власти предержащие // Русская старина. 1909. Т. 137. № 1. С. 84, 85–86, 87.
  Ковалевский Павел Михайлович /1823–1907/ – поэт, писатель, литературный критик).
  «Высокодаровитый. <…> Будучи от природы малообщительным и притом не принадлежа по происхождению к высшему обществу, Алексей Алексеевич даже будучи министром, вел дружбу и знакомство преимущественно с бывшими своими товарищами по корпусу и собирал их на свои скромные вечера по средам. На этих вечерах играли по маленькой в обычный тогда ералаш, немного танцевали и после скромной закуски расходились, благодаря гостеприимных хозяев. Супруга министра была родом англичанка (женился на вдове врача, на квартире которой стоял в Англии. – А. Б.) и других языков, кроме своего родного, не знала; поэтому понятно, что и она избегала чопорных знакомых, предпочитая им, одинаково с мужем, моряков, как лиц, говоривших по-английски.
  В летние месяцы эти среды прекращались, и, отправив семью в деревню, Пещуров посвящал свой досуг музыке и, как музыкант-самоучка, часами просиживал за роялем, отчасти фантазируя, а отчасти разыгрывая по памяти довольно трудные вещи.
  Министром пробыл <…> недолго – менее двух лет. Невзлюбил его почему-то новый Генерал-адмирал Великий князь Алексей Александрович, и ему была предложена должность главного командира Черноморского флота.
  <…> При последнем нашем свидании за месяц до его смерти в скелете, обтянутом кожею, с трудом можно было признать прежнего красивого, моложавого и всегда молодцеватого адмирала» (Мамантов Н. При шести министрах (1875–1897) // Вестник Императорского Общества ревнителей истории. Вып. III. СПб., 1916. С. 88, 90).


[Закрыть]. Переход был долгий, трудный, опасный (от «желтой горячки» умерли мичман Меньшиков и унтер-офицер Недович), но и интересный: почти на две недели задержались в Плимуте (клипер вооружался, отделывался; загружали уголь, живность, зелень), заходили в Порто-Гранде, Рио-де-Жанейро, Гонконг и порты Китая. 31 июля 1861 г. «Гайдамак» бросил якорь в заливе Посьета.

В заливе Петра Великого клипер нес крейсерскую службу, экипаж участвовал в описных и гидрографических работах. 27 июля 1861 г. дожди и туманы не позволили команде описывать бухту Врангеля и вести астрономические наблюдения, и клипер укрылся в бухте, еще не обозначенной на карте; ее исследовали и назвали в честь своего судна – «Гайдамак».

26 августа «Гайдамак» пришел к посту Дуэ[229]229
  «Мрачный поселок Дуэ расположен на западном берегу Сахалина у самого моря и имеет совершенно открытый рейд, на котором опасно стоять при западных ветрах». Тогда «в поселке жили ссыльно-каторжные, около 50 челов[ек] и охранявшие их 150 челов[ек] линейных солдат под общим начальством некоего штабс-капитана Николаева из бурбонов. Это было грубое и жестокое создание. Два бежавших каторжанина, вновь пойманные в тайге с отмороженными конечностями, были им посажены в мерзлый подвал; он не хотел даже допустить к ним наших судовых врачей для ампутирования ног, так что в этом случае понадобилось вмешательство нашего адмирала. В Дуэ находятся угольные копи, и каторжники обязаны были ежедневно на урок вывозить в склад известное количество выламываемого угля» (Де Ливрон А. К. Корвет «Калевала» // Морской сборник. 1909. Т. 353. № 9. С. 60. 5-я пагинация).
  О населении Дуэ встречаются и др. данные: в 1863 г. «до 200 арестантов, присланных на каторжную работу, да человек 80 линейных солдат» (Зеленой К. Из записок о кругосветном плавании (1861–1864 гг.) // Морской сборник. Т. 79. № 8. С. 228).


[Закрыть] за углем, когда с ним произошла катастрофа. Вот как она описана А. К. Де Ливроном: «Через 2 дня после прихода “Гайдамака” в Дуэ, слабо дувший дотоле NW стал ночью вдруг крепчать, и клипер должен был по указаниям лоции немедленно сняться с якоря и уходить в море; пока он собирался, стали налетать жестокие шквалы, разведшие сразу огромное волнение. Клипер немного подрейфовало к берегу, и вследствие этого, в ожидании возвращения баркаса с командой, ездившей в баню, приказано было бросить второй якорь; шквал за шквалом налетал с неимоверной силой, и канаты вытягивались в струну, между тем как якоря понемногу ползли. Наконец баркас возвратился, его подняли, а к этому времени поспели и пары. Чтобы удержаться на месте, дали полный ход машине, но ничто не помогало. Клипер наконец коснулся камней, и от сильных ударов о грунт ему вышибло с места раму с винтом; руль также получил повреждение. У одного из становых якорей, равно как и у запасного, лопнули цепи, и тогда капитан, предвидя неизбежную гибель судна, решился прибегнуть к последнему средству – выброситься на берег. А. А. Пещуров выказал в этом случае полное хладнокровие и мужество. Взяв рупор, он лично скомандовал: “Паруса ставить!”, “марсовые на марс!”, “живо!”. Стакселем заворотил клипер, отклепал канат и направил нос судна в небольшую песчаную лощину и под зарефленными марселями врезался в мягкий берег рядом с небольшою каменною грядою, несколько выступавшей из общего очертания береговой линии»[230]230
  П. Денорвиль по этому случаю замечает: А. А. Пещуров «лихо управлялся» на «Гайдамаке», и добавляет: «Молодцеватость Пещурова во время шторма в Дуэ, на Сахалине, поэтично очерчена покойным К. М. Станюковичем в его морских рассказах» (Из воспоминаний старого моряка // Море. 1906. № 33–34. С. 1179).


[Закрыть].

На следующий день разобрали машину, разгрузили судно. «Люди работали лихо, предвидя, что их скоро вывезут с этого негостеприимного, каторжного острова. Офицеры и команда были помещены в бараках местного гарнизона, а для хранения выгруженных с судна предметов возле самого клипера был выстроен большой дощатый сарай».

Через 3 дня в Дуэ зашел адмирал И. Ф. Лихачев на пароход-корвете «Америка». Был составлен акт, «которым “Гайдамак” признавался уже совершенно непригодным для дальнейшей службы судном, причем предполагалось превратить его в блокшив и оставить на этом месте догнивать свой бесславный век. В таком смысле было составлено и донесение в Петербург».

П. Дурново оставался на «Гайдамаке» до 4 октября 1861 г., когда был переведен на транспорт «Японец». Все это время – с 28 августа по 4 октября – он активно участвовал во всех работах по спасению судна: 22 сентября была предпринята неудачная попытка сняться с помощью «Америки», 23-го клиперу удалось сняться самому, и он оставался на вольной воде до 25-го, надеясь на буксире следовать в Кастри, однако «Америка» ушла еще 22-го; потеряв надежду уйти из Дуэ, клипер при полной воде “должен был опять втянуться на отмель”; стали готовиться к зимовке: строить помещение для команды, вытаскивать судно далее на берег и делать ограждение его.

Сменивший тут И. Ф. Лихачева А. А. Попов «решил во что бы то ни стало стащить его на вольную воду и, снова включив его в списки флота, пустить в плаванье по морям». 31 мая 1862 г. «Гайдамак» стащили с мели, отвели на буксире в де Кастри, а затем – в Шанхай, и через 1½ месяца клипер, «как возродившийся феникс, уже красовался на рейде чистеньким и обновленным»[231]231
  Де Ливрон А. К. Указ. соч. // Морской сборник. 1909. Т. 354. № 9. С. 42–43, 60–61. Более точное, в деталях и хронологически, описание этого случая см.: Летопись крушений и других бедственных случаев военных судов русского флота. СПб., 1874. С. 140–156.


[Закрыть].

Полтора месяца плавал гардемарин флота П. Дурново на транспорте «Японец»[232]232
  Парусно-винтовой транспорт, был построен в Бостоне (1858) для службы на Амуре и Тихом океане. При водоизмещении в 1380 т., мощностью машины в 300 л. с., имел скорость до 8 узлов под парами и до 11 – под парусами; вооружен 8-ю пушками по бортам и 2-мя орудиями на поворотных станах. Выполнял грузовые перевозки в Татарском проливе и лимане Амура, ходил на Сахалин и в японские порты; высаживал десанты для занятия постов в юго-восточные гавани, обеспечивал посты продовольствием; с его борта велись магнитные и гидрологические наблюдения. Исключен из списка судов Сибирской флотилии после аварии 1892 г.
  Шкот Николай Яковлевич (1829, Костромская губ.–1870, СПб.) окончил МКК мичманом (1848). Плавал на кораблях Черноморского флота (1848–1854). Участник Крымской войны и обороны Севастополя (на Корниловском бастионе контужен разрывом бомбы в голову; на Камчатском редуте ранен осколком в ногу; орден св. Анны III ст. с мечами). Лейтенант (1855, за отличие). Назначен в 47-й Сибирский флотский экипаж, капитан-лейтенант, командир пароходо-корвета «Америка» (1856). Ст. офицер (1857) и командир (1858–1864) транспорта «Японец». Капитан II ранга, и. д. помощника командующего портами Восточного океана, Главный начальник южных гаваней (1864). Участвовал в переходе из Николаевска в Тяньцзин с дипломатической миссией вице-адмирала Е. В. Путятина, в открытии залива Владимира и описи залива Ольги, в гидрографических работах в Амурском заливе, в развертывании военного поста в Новгородской гавани; ходил по русским портам Охотского и Японского морей, в Татарском проливе и по Амуру; снабжал углем Тихоокеанскую эскадру в Печелинском заливе. За 10-летнюю службу на Амуре назначена пенсия – 435 рублей в год; переведен в 7-й флотский экипаж Балтийского флота (1866). Капитан I ранга (1868). Его именем назван мыс в заливе Ольги, остров и полуостров в заливе Петра Великого, поселок (Шкотово) в Приморском крае. В качестве командира «Японца» был причастен к основанию Владивостока, многих постов на материковом побережье и на Сахалине. Энергичный, честный и прямолинейный, очень ценился контр-адмиралом П. В. Казакевичем как один из деятельных офицеров (Общий морской список. Ч. XII). Брат П. Я. Шкота (1815–1880), вице-адмирала и общественного деятеля.


[Закрыть] под командой капитан-лейтенанта Н. Я. Шкота у берегов Восточной Сибири. Здесь он, возможно, встретился с К. Станюковичем: 2 ноября 1861 г. последний, выписавшись из Владивостокского лазарета, был приписан к транспорту.

18 ноября 1861 г. П. Дурново переведен на клипер «Наездник»[233]233
  Деревянный парусно-винтовой клипер «Наездник» построен на Архангельской верфи (1856); водоизмещением в 615 т., паровой машиной в 300 л. с., вооружен 3-мя (по др. данным – 6-ю) орудиями; экипаж из 9-ти (7-ми?) офицеров и 92-х (99-ти?) матросов. В 1856–1859 гг. плавал на Балтике. В 1859 г. ушел из Кронштадта на Дальний Восток, где участвовал в описных работах. В 1862 г. отозван для капитального ремонта в Кронштадт. Из-за недостатка средств простоял у стенки 3 года и в 1866 г. выведен из боевого состава флота. В 1869 г. использован в качестве мишени на маневрах Балтийского флота и исключен из списка судов флота. В честь его названа бухта.
  Желтухин Федор Николаевич (1826, Московская губ.–1898, СПб.) окончил кадетский корпус и гардемаринское отделение МКК (1844). Служил на Балтийском флоте. Лейтенант (1855). Командуя канонерской лодкой «Шквал», принял бой на подходе к Кронштадту с английским фрегатом и двумя пароходами. Капитан-лейтенант (1859). Ст. офицер (1859) и командир (1862) клипера «Наездник»; переходит из Кронштадта в Печелинский залив (1859–1860). В 1862–1863 гг., командуя корветом «Калевала», участвовал в гидрографических и описных работах подполковника В. М. Бабкина в западной части залива Петра Великого и в составе эскадры контр-адмирала А. А. Попова – в Американской экспедиции. Из-за болезни вернулся в Кронштадт (1864). Капитан II ранга (1864). Командир строящегося броненосного фрегата «Адмирал Чичагов» (1867). Капитан I ранга (1868). Плавал в Балтийском море (1871–1873), командуя броненосным фрегатом. Командующий 1-м флотским экипажем (1874). Вице-адмирал с увольнением в отставку по болезни (1879). Похоронен на Новодевичьем кладбище. Его именем назван остров и банка в заливе Петра Великого.
  Ф. Н. Желтухин «оказался симпатичным и добрым начальником. Это был человек живой, общительный и большой жуир», – вспоминал А. К. Де Ливрон (Указ. соч. // Морской сборник. 1909. Т. 354. № 9. С. 61).


[Закрыть] под командой капитан-лейтенанта Ф. Н. Желтухина. Здесь он впервые встретился с юнкером А. А. Бирилевым, ставшим впоследствии его сочленом по Совету министров и Государственному Совету.

С 6 мая по 16 августа 1862 г. П. Дурново на корвете «Посадник»[234]234
  Винтовой корвет «Посадник» построен на Охтинской верфи (1856); водоизмещением 885 т., с одним подъемным винтом, с паровой машиной в 200 л. с., вооружение – 11 пушек, скорость – до 13 узлов. Как все этой серии, крейсер вызывал восхищение своим наружным видом. Исключен из списков в 1871 г.
  Бирилев Николай Алексеевич (1829, Калязинский у. Тверской губ.–1882, СПб.) окончил МКК мичманом (1847). Служил на Черном море (1845–1855). Лейтенант (1854). Участник Синопского сражения, герой защиты Севастополя (командовал аванпостами 3-го бастиона, отличился ночными вылазками в расположение противника, награжден орденами св. Георгия IV ст., св. Владимира IV ст. с мечами и золотым оружием, св. Анны II ст. с мечами и императорской короной; капитан-лейтенант /1855, за отличие/, флигель-адъютант /1855/; контужен в голову картечью, послан для лечения в Висбаден). Назначен в свиту (1855). Командир яхты «Королева Виктория» (1856–1857). Ст. офицер на «Выборге» (1858). Командуя корветом «Посадник», совершил переход на Дальний Восток и плавал у берегов Японии (1859–1863). Капитан II ранга (1862). Капитан I ранга (1863). Командир фрегата «Орел» (1863–1872). Вице-адмирал (1872, за отличие). В отставку с производством в контр-адмиралы (1872).
  Женат на дочери Ф. И. Тютчева Марии (1865). Похоронен на Новодевичьем кладбище Петербурга. Его именем назван остров в Японском море (1886).
  «Флигель-адъютант Бирилев, Севастопольский герой, был добрый человек, но без всякого воспитания и образования и, несмотря на свою доказанную храбрость, был самый пошлый человек. К несчастью Мария Федоровна Тютчева (младшая дочь поэта, девица умная, образованная, очень милая и с такой возвышенной натурой) влюбилась в него. Самая его пошлость принималась ею за простоту и прямоту храбреца, и даже полная невоспитанность Бирилева ей нравилась, принимаемая как противоположность с банальным лоском светских кавалеров; со мной она была очень коротко знакома, почти дружила, и она мне высказала о своем чувстве и о желании выйти за него замуж. Хотя я, зная Бирилева с Морского Корпуса, где мы одновременно были кадетами (он вышел двумя годами раньше меня), не делал себе никаких иллюзий на его счет, но все-таки считая его добрым и честным человеком, полагал, что он будет хорошим мужем и, что раз он нравится Марии Федоровне, так это дело вкуса, то нет причины не исполнить ее желания и не дать ему совета искать ее руки. Я это и сделал. Анна Федоровна тоже этому сочувствовала, вероятно смотря на Бирилева сквозь призму его геройства в Севастополе. Но отец – Тютчев был сильно против этого брака и даже раз (я не могу вспомнить без тяжелого чувства сожаления и некоторого даже угрызения совести) он утром пришел ко мне и просил меня повлиять на дочь его против этого брака и постараться, чтобы он не состоялся. Но я в ослеплении думал, что он ошибался в Бирилеве и что его неодобрительное о нем мнение основано на том, что его коробило слышать, как Бирилев ужасно говорит по-французски. “Он не говорит двух слов, за которые не надо бы краснеть. Это, может быть, лев, но во всяком случае это не орел” (сказано Ф. И. Тютчевым по-французски. – А. Б.). Притом же всякие доводы Марии Федоровне против брака с Бирилевым ни к чему бы не повели; она была в него влюблена и решилась выйти за него замуж. Скоро предложение было сделано, дано согласие, и перед масленицей они были обвенчаны в нашей православной церкви в Ницце. Сначала Мария Федоровна была счастлива, у нее через год родилась дочка, которая была ей великой радостью; но в то же время у мужа стали проявляться, даже скоро после свадьбы, признаки размягчения мозгов (вероятно, вследствие контузии в голову во время Севастопольской осады); мало-помалу он стал впадать в идиотизм; через год дочка их умерла, и скоро и сама Мария Федоровна умерла, а Бирилев еще прожил несколько лет в состоянии почти совершенного идиотизма» (Из записок адмирала Д. С. Арсеньева // Русский архив. 1910. Кн. 3. Вып. 11. С. 430–431).


[Закрыть] под командою флигель-адъютанта Н. А. Бирилева в плаваньи у берегов Китая и Японии.

С 16 августа по 7 ноября 1862 г. П. Дурново на лодке «Морж»[235]235
  Винтовая канонерская лодка «Морж» построена в Англии (1860). В 1860–1862 гг. под командою лейтенанта А. Е. Кроуна перешла из Кронштадта на Дальний Восток через Магелланов пролив. Проводила гидрографические работы у берегов Сахалина. Ее именем названы гора и бухта в Анивском, озеро и полуостров в Корсаковском районах Сахалина.
  Линден Александр Михайлович (1834–1902) окончил МКК мичманом, 2-м в выпуске (1853). На фрегате «Паллада» перешел на Дальний Восток (1852–1854). В составе сухопутных отражал атаку англичан в бухте Де-Кастри (1855). Лейтенант (1855). Участвовал в исследованиях и картографировании побережья морей Тихого океана; «за отличные труды и усердие, сопряженные с особыми лишениями» награжден орденами св. Станислава III ст. и св. Владимира IV ст. Командир пароходов «Аргунь» (1859), «Амур» (1860), винтовой лодки «Морж» (1862), корвета «Богатырь» (1864–1865). Капитан-лейтенант (1863, за отличие). При генерал-губернаторе графе Н. Н. Муравьеве, по особым поручениям по морской части (1865). Капитан II ранга (1871). Делопроизводитель канцелярии Морского министерства (1871). Капитан I ранга (1875). Член правления Обуховского завода (1876–1881). Вице-директор канцелярии Морского министерства (1881). Генерал-майор (1885). Генерал-лейтенант (по адмиралтейству), член Главного военно-морского суда (1893). Печатался в Морском сборнике (1858–1864). Один из способнейших учеников адмирала А. А. Попова.


[Закрыть] под командою лейтенанта А. М. Линдена в плавании у берегов Китая и Японии. 27 августа приказом по флоту 19-летний П. Дурново произведен в мичманы (он стал получать 340 рублей жалования и 114 руб. 30 коп. квартирных). Здесь он познакомился с мичманом Ф. К. Авеланом, будущим адмиралом (1905) и членом Государственного Совета (1914).

7 ноября 1862 г. мичман П. Дурново назначен вахтенным офицером на корвет «Калевала»[236]236
  Деревянный парусно-винтовой корвет, построен в Або (1858), водоизмещение 1858 т., мощность машины – 250 л. с., скорость – 11 узлов, вооружение – 15 орудий, экипаж – 15 офицеров и 167 нижних чинов. Под командованием лейтенанта В. Ф. Давыдова перешел из Кронштадта на Дальний Восток. Участвовал в Американской экспедиции А. А. Попова (1863–1864). Возвратился в Кронштадт (1865). Плавал на Балтике. В 1872 г. исключен из списков флота. По имени корвета названа бухта в заливе Петра Великого. По утверждению А. К. Де Ливрона, «красивее <…> корвета не было <…> другого судна» (Морской сборник. 1909. Т. 354. № 10. С. 26).


[Закрыть] под командой капитан-лейтенанта Ф. Н. Желтухина. Здесь он снова встретился с юнкером А. А. Бирилевым. Корвет заходил в Нагасаки, на два месяца его ставили в док в Шанхае. В таких случаях команда сходила на берег.

«Нагасаки, – пишет А. К. Де Ливрон, – был всегда нашим излюбленным портом. Близ этого города через залив, в углу рейда, находится небольшая японская деревня Инаса, куда обыкновенно свозились команды на прогулку. Там все, не исключая детей и женщин, довольно сносно объяснялись по-русски. В Инасе еще жил тогда старик Сига, бывший бонза местного храма, и наши поставщики».

Атмосфера среди офицерской молодежи была непринужденной. «В каютах, – вспоминал А. К. Де Ливрон, – мы обыкновенно обсуждали разные повседневные служебные вопросы судовой жизни, а также рассказывали анекдоты, строили планы на будущее и, наконец, вспоминали свои береговые похождения. Это были вполне невинные собрания, и они всегда носили характер взаимных дружелюбных отношений, которые не имели ничего общего с служебными интересами. В то счастливое время морской ценз еще не существовал, так что мы были совершенно свободны от тисков зависти, карьеризма и заискивания перед начальством»[237]237
  Там же. С. 70.


[Закрыть].

После Шанхая «Калевала» ушла во Владивосток, а весной 1863 г. команда корвета в составе экспедиции подполковника корпуса флотских штурманов В. М. Бабкина занималась исследованиями залива Петра Великого. На карте появились гидрографические названия по именам судов Тихоокеанской эскадры и в честь ее офицеров. Поздравил и Ф. Н. Желтухин своих офицеров: три рядом стоящих из островов Римского – Корсакова получили имена мичманов, служивших тогда на «Калевале» – Я. А. Гильтебранта, А. К. Де Ливрона и П. Н. Дурново. (Легко представить, какие чувства переполняли молодых офицеров от сознания своей причастности к большому русскому делу – закреплению и освоению обширного богатого края.)

Вскоре грозные события отвлекли моряков от мирных занятий. 22 января 1863 г. в Варшаве восстали поляки. Англия, Франция и Австрия предъявили России ноты. «Вероятность войны, – вспоминал позднее И. И. Чайковский, – признавалась настолько возможною и близкою, что приходилось задумываться над всем нашим флотом, в то время сосредоточенным в Финском заливе. Пока дипломатические переговоры шли усиленным темпом, на столбцах газеты “Голос” появилась дельная статья, подписанная буквою “К”, рекомендовавшая во избежание повторения участи затопления кораблей нашего Черноморского флота в Севастополе в 1855 году выслать эскадру из лучших наших судов в Атлантический океан, которая, имея базу у берегов Америки, могла бы крейсировать по океану, в случае войны с Францией и Англией, мешать их внешней торговле, захватывать их суда торгового флота. Статья эта была доложена государю императору, который, признав эту идею вполне отвечающей настроению политического положения, приказал узнать, кем написана эта статья. Автором ее оказался недавно вышедший в отставку капитан-лейтенант (окончивший курс офицерских классов) Н. В. Копытов. <…> Кроме государя, генерал-адмирала, управляющего морским министерством и Н. В. Копытова, никто в план действий посвящен не был. Выполнение всей задачи было экстренно-спешное и строго-секретное. Каждый из командиров должен был получить секретный пакет за печатями, на вскрытие которого будет дано особое приказание»[238]238
  Чайковский И. И. Эпизоды из моей жизни // Исторический вестник. 1913. Т. 131. № 2. С. 476–477. Об Американской экспедиции русских эскадр см.: Столетняя годовщина прибытия русских эскадр в Америку. 1863–1963 // Зарубежные записки. № 1. Washington, 1963.
  Копытов Николай Васильевич (1833–1901) окончил МКК мичманом (1852). Плавал на линкорах «Лефорт», «Императрица Александра», «Константин», корвете «Новик». Лейтенант (1855). Участник войны 1853–1856 гг. (оборонял Кронштадтский рейд и столицу). В составе отряда капитана I ранга Д. И. Кузнецова на корвете «Новик» перешел на Тихий океан (1857). Капитан-лейтенант (1860). Командир корвета «Гридень» (1861). Кругосветное плавание (1862). Автор статей в Морском сборнике. Командир фрегата «Пересвет». Участник американской экспедиции. Контр-адмирал (1882). Командующий отрядом судов на Тихом океане. Вице-адмирал (1888). Главный командир Черноморского флота и портов и военный губернатор Николаева. Генерал-адъютант и член Государственного Совета (1898).


[Закрыть].

Подлинный смысл происходившего в мире не составлял тайны и реакция молодых офицеров Тихоокеанской эскадры была вполне адекватной. Вот как об этом писал А. К. Де-Ливрон: «В июле 1863 г. до нас из России стали доходить тревожные слухи о неладах среди правительств европейских государств и о намерениях Франции и Англии заступиться за будто угнетаемых нами поляков, а кроме того, неподалеку от нас, через океан, в то же время разгорелась междоусобная война северных и южных штатов Америки из-за рабовладельческих прав на негров. Южным, отделившимся от Союза штатам, сочувствовали те же французы и англичане, что заступились за наших поляков. Пока дипломаты переписывались умными нотами, наше правительство решило оказать нравственную поддержку законному правительству президента Линкольна, и в виду этого секретно отправило в Нью-Йорк целую эскадру наших лучших крейсеров под флагом адмирала Лесовского. <…> Одновременно из Петербурга также и адмиралу Попову была передана шифрованная телеграмма с приказанием со своею эскадрой отправиться к берегам Калифорнии». Обе эскадры «должны были, в случае надобности, принять совместное с американцами в их крейсерской войне против Франции и Англии».

18 июля 1863 г. «Калевала» вышла из Хокодате в море с полными запасами угля и продовольствия. В середине августа корвет был уже в Гонолулу, где простоял целый месяц, а 6 октября пришел в Сан-Франциско. Здесь уже были корвет «Богатырь» под флагом контр-адмирала А. А. Попова и клипер «Гайдамак», через неделю подошли корвет «Рында» и клипер «Абрек».

А. А. Попов стал готовиться к крейсерской войне: вычистил личный состав, отправив многих в Россию, суда перевел в Mare Island, где занялись ремонтом и перевооружением – «все суда перебывали в доке, и починки эти обошлись казне в общем в 88 000 долларов, т. е. около 130 000 рублей»[239]239
  Де Ливрон А. К. Указ. соч. // Морской сборник. 1909. Т. 355. № 11. С. 75–76, 77.


[Закрыть].

В Сан-Франциско пробыли почти 10 месяцев. Для правительства Линкольна это было существенной поддержкой – военной, дипломатической, моральной.

«Северные же американцы приход наш объяснили по-своему, – вспоминал И. И. Чайковский, – <…> Жители Нью-Йорка, к немалому нашему удивлению и смущению, приход наш объяснили, что Россия прислала свою эскадру в помощь им, северным американцам, против южан. <…> Дать отчет, почему и какие основания послужили американцам для проявления к нам, русским, чувств дружбы, никто не мог, но она зародилась и окрепла в своей искренности»[240]240
  Чайковский И. И. Указ. соч. С. 486–487.


[Закрыть]. «Шесть дней не мог писать вам, – писал родителям Л. П. Семечкин, – потому что эти шесть дней были рядом разнообразных обедов, пикников и оваций, которыми американцы не перестают нас чествовать. Такого радушного приема я никогда не увижу более. Это какая-то былинная симпатия к русским, которая выражается на каждом шагу, каждую минуту, повсюду и людьми всех состояний»[241]241
  Л. П. Семечкин – родителям, Нью-Йорк, 14 сент. [1863 г.] // РГАВМФ. Ф. 22. Оп. 1. Д. 69 (Письма Л. П. Семечкина родителям из плавания. 1860–1864 гг.). Л. 354 об.


[Закрыть].

То же было и в Калифорнии: американцы приняли русских «дружелюбно, даже до крайности» (свидетельство гардемарина Н. А. Римского-Корсакова). Власти были внимательны, гостеприимны и предупредительны – русские моряки осматривали порты, укрепления, побывали в воинских частях. Среди общественности распространились слухи о тайном союзе Соединенных Штатов и России, что русские прибыли на случай вмешательства Англии и Франции в Гражданскую войну на стороне южан. Напряженная подготовка к крейсерским операциям сопровождалась балами, приемами, манифестациями в честь русских моряков в различных городах американского побережья. «Нам лично, – продолжает А. К. Де Ливрон, – это приносило только одну пользу, так как, оставаясь долго в стране, мы имели громадную практику в английском языке, но, с другой стороны, сильно страдали наши карманы; мы спустили все свои сбережения и понаделали кучу долгов в казенный сундук. Все эти бесконечные обеды, пикники, балы и вечеринки нас не только разоряли, но страшно под конец надоели; на всякое новое приглашение куда бы то ни было мы смотрели уже не иначе, как на наказание. Кроме этого, надо заметить, что в Америке как стране долларов артисты в театрах не довольствуются банальными, ничего не стоящими аплодисментами, а требуют существенных поощрений. Тут мы также поплатились нашими карманами. В Америке на сцену бросают либо печеные яблоки и яйца всмятку, либо деньги и разные ценные вещи. Офицеры наши между прочим очень симпатизировали одной миловидной актрисе по имени Miss Lotta и каждый вечер ее забрасывали либо золотыми 20-долл[аровыми] свинчатками (26 руб[лей] 40 коп.), или кусками японской и китайской шелковой материи, шарфами, шалями, платками и т. п. вещами; словом, все, что молодежью раньше предназначалось в подарок сестрам и невестам на родине, теперь щедро выбрасывалось на сцену»[242]242
  Де Ливрон А. К. Указ. соч. С. 77–78.
  Среди молодежи на судах эскадр были и однокашники П. Дурново по МКК: Николай Быков и Михаил Верховский – на «Гайдамаке», Александр Леман и Константин Самсыгин – на «Абреке», Яков Гильтебандт – на «Калевале», Николай Вишняков – на «Александре Невском», Виктор Вернандер и Василий Давыдов – на «Пересвете», Дмитрий Булыгин и Нил Черкасов – на «Витязе» (Тарсаидзе А. Г. К 90-летнему юбилею прихода русских эскадр в Америку, 1863–1953 // Морские записки. Нью-Йорк, 1953. Т. XI. № 3. С. 17–21).


[Закрыть].

Очевидно, не все проводили время в Америке подобным образом. Так, несколько иначе описывает свое пребывание в Америке Н. А. Римский-Корсаков: «В чем состояло препровождение нашего времени в Америке? Присмотр за работами, стояние на вахте, чтение в значительном количестве и довольно бестолковые поездки на берег чередовались между собой. При поездках на берег, по приходе в новую местность обыкновенно осматривались кое-какие достопримечательности, а затем следовало хождение по ресторанам и сидение в них, сопровождаемое едой, а иногда и выпивкой. Больших кутежей между нами не было, но излишнее количество вина стало потребляться частенько. <…> Чтение меня значительно увлекало в то время. Кроме исторических, критических и литературных произведений отчасти интересовали меня география, метеорология и путешествия. Находясь в Америке, я выучился немного и английскому языку»[243]243
  Римский-Корсаков Н. А. Летопись моей музыкальной жизни. М., 1980. С. 45.


[Закрыть].

Америка полюбилась русским: «Янки славные люди. Положим, они не нравятся обитателям Старого Света своею грубостью, бесцеремонностью, тем, что жуют табак и вечно плюются, но за то какая лихорадка деятельности в них, сколько энергии в труде и жизни, какая изобретательность, не говоря уже о том, что народ этот имеет самое доброе сердце». Осознавалась необходимость и возможность сближения великих народов. «Я полагаю, – продолжал Л. П. Семечкин, – что идея, которую вырабатывает Русская земля есть порядок и уважение к власти, без чего движение к идеалу невозможно, а Соединенные Штаты развивают понятие свободы, общей и частной, без которой человеку невозможно понять идеал. Дай Бог, чтобы оба народа поделились результатами своих трудов и гражданской жизни и переняли бы друг у друга то, что им нужно для полного развития. Общих черт у нас очень много; даже многие национальные привычки те же, как ни странно это кажется; значит, возможность сближения уже существует в самом корне. Главное, в чем мы сходимся – это грандиозность; в Америке все делается крупно, широко, в огромных размерах. Не то же ли самое у нас?»[244]244
  Л. П. Семечкин – родителям, Нью-Йорк, 18 марта 1864 г. Л. 10 об.


[Закрыть]

Русские моряки помогали тушить пожары, частые тогда в американских городах; особенно сильный в Сан-Франциско в ночь на 23 октября 1863 г., когда только помощь русских моряков (высадилось более 400 матросов с офицерами, захвативших с собой пожарный инвентарь) позволила справиться с огнем. Начальник пожарного департамента Сан-Франциско письмом благодарил адмирала А. А. Попова, а жители города, собрав по подписке деньги, отчеканили золотые медали морякам, получившим ожоги.

Экспедиция русских эскадр к американским берегам имела большое значение: предотвратив интервенцию Англии и Франции в Соединенные Штаты, способствовала победе Севера в Гражданской войне; главное же – расстроила их планы вмешательства в русские дела, к весне 1864 г. польское восстание было успешно подавлено.

Были и потери: корвет «Новик» погиб в результате навигационной аварии у мыса де-Лос-Рейес 14 сентября 1863 г. (корвет во время тумана разбился о скалы, команда спасена и расписана по другим судам эскадры, судовые деньги и платье команды спасены, остатки корвета проданы с аукциона за 1700 долларов); да сбежали поляки (офицер, доктор и 7 матросов).

1 августа 1864 г. эскадра, уже под командой контр-адмирала И. А. Ендогурова, покинула берега Калифорнии.

* * *

10 февраля 1864 г. мичман П. Дурново был переведен на корвет «Богатырь»[245]245
  «Богатырь» – винтовой паровой корвет, построен по проекту Н. Г. Коршикова в Новом Адмиралтействе (1859–1862); водоизмещение – 2155 т.; машина – 360 л. с.; вооружение – 17 196 мм гладкоствольных бомбических пушек; скорость – до 10 узлов под парусами, до 11 под парами; имел богатую библиотеку; в 1861–1866 и 1871–1876 гг. – длительные заграничные плавания в Атлантическом и Тихом океанах; с 1888 г. – блокшив; исключен из списков флота в 1900 г.
  Скрыплев Константин Григорьевич (1826–1900) окончил МКК мичманом (1845). Плавал на судах Балтийского флота (1845–1856). Лейтенант (1850). Участвовал в отражении попытки англичан бомбардировать Ригу (орден св. Владимира IV ст. с мечами). Капитан-лейтенант (1859). Командуя корветом «Новик» (с 1860), перешел на Дальний Восток, участвовал в гидрографических работах (его именем назван маяк при входе в залив Петра Великого). После гибели «Новика» назначен А. А. Поповым командиром корвета «Богатырь»; отличился при тушении пожара в Сан-Франциско 23.10.1863 г., организовав эффективную работу матросов. Капитан II ранга (1866). Командир клипера «Жемчуг» (1868). Капитан I ранга (1870). Главный командир Кронштадтского порта (1873). Вышел в отставку в чине контр-адмирала (1882). Его именем назван остров в проливе Босфор Восточный.


[Закрыть] под командованием капитан-лейтенанта К. Г. Скрыплева. Корвет нес флаг командующего эскадрой.

Плавание в составе эскадры и особенно пребывание на флагмане имело для П. Дурново большое значение. Здесь он не мог не испытать влияния А. А. Попова, «плодотворная деятельность которого, – по словам А. Н. Крылова, – принесла огромную пользу русскому флоту. Командуя эскадрой, Попов был истинным учителем офицеров флота». Передавая слышанное от помощника начальника Балтийского завода, капитана II ранга Н. А. Быкова, бывшего мичманом на «Богатыре» три года, А. Н. Крылов пишет: «Попов отвел салон адмиральского помещения для занятий офицеров, предоставив им свою богатую библиотеку. Когда корвет шел в какой-нибудь порт, адмирал предлагал офицерам ознакомиться по литературе с этим портом и отметить его экономическое, военное и промышленное значение. Пока корвет стоял в этом порту, он отпускал офицеров на берег, приказывая кошельки оставить на корабле, а ревизору – дать денег на расходы. Офицеры должны были сверить сведения, полученные из книг, с действительностью, а один из них – сделать в назначенный день доклад в присутствии остальных офицеров корвета и приглашенных с эскадры. После доклада происходили прения, в которых принимал участие и сам адмирал. Чтобы лучше познакомиться с офицерами, Попов часто переводил их на флагманский корвет с других кораблей эскадры. Таким образом, офицеры не только учились на эскадре Попова морскому делу, но и пополняли свое общее образование»[246]246
  Крылов А. Вице-адмирал С. О. Макаров. URL: http://rusk.ru/st.php?idar=322257 (дата обращения: 3.03.2013)
  Быков, Николай Андриянович – однокашник П. Н. Дурново по МКК.


[Закрыть].

А. А. Попов «считался отличным морским офицером Лазаревской школы; он и сам в свою очередь воспитал во флоте целую плеяду бравых и знающих офицеров. <…> Андрей Александрович был очень требователен по службе и никому ни одного промаха никогда не спускал. Подчас горячился и кричал на виноватых, но потом все снова сглаживал и мирился, как будто сам чувствовал себя виноватым. Более нерадивые и не любившие морскую службу или штатские, как их называли, никогда не прощали ему его горячности и всегда заочно называли его брызгасом. <…> Попов был добрый, отзывчивый и очень справедливый начальник. <…> Такого начальника нельзя было не любить и глубоко не уважать»[247]247
  Де Ливрон А. К. Указ. соч. // Морской сборник. 1909. Т. 354. № 9. С. 63.


[Закрыть].

Эту характеристику А. А. Попова подтверждает, несколько дополняя, адмирал Д. С. Арсеньев: «Андрей Александрович Попов был добрый и сердечный человек, но страшно горяч и большой фантазер и с подчиненными держал себя очень неровно, то по доброте своей допуская излишнюю фамильярность, то в припадках гнева жестоко оскорбляя людей. Но тем не менее он был замечательный эскадренный начальник и доводил суда своей эскадры до высшей степени боевой готовности и подвижности и образовал многочисленную школу бравых и лихих офицеров»[248]248
  Из записок адмирала Д. С. Арсеньева. С. 390.
  В 1896 г. исполнилось 35 лет со времени назначения А. А. Попова командующим эскадрой Тихого океана. «Сослуживцы, почитатели и ученики Адмирала, находившиеся в составе эскадры Тихого океана в 1861–1864 гг.», почтили Андрея Александровича обедом в ресторане «Донон» 2 апреля. От имени 88-ми собравшихся А. А. Бирилев сказал приветственное слово, отметив заслуги и достоинства своего Учителя и выразив чувства благодарности и любви. Пел хор Гвардейского экипажа. Звучала музыка М. И. Глинки, А. П. Бородина, П. И. Чайковского и др. Здесь, через 30 с лишним лет, П. Н. Дурново встретился со многими из тех, с кем плавал на судах эскадры А. А. Попова; из однокашников был, к сожалению, лишь один – Я. А. Гильтебандт (РО РНБ. Ф. 736 /Станюкович К. М./. Д. 83 /Приглашение на обед в честь адмирала А. А. Попова. 14 марта 1896 г./).


[Закрыть].

А. А. Попов обладал качествами вождя: «был всей душой предан делу и умел воодушевлять к работе и своих подчиненных; <…> был бесспорно человек выдающегося ума, железной воли и непоборимой настойчивости. Командуя эскадрой в Тихом океане, он сумел вызвать в личном составе дух лихой отваги, любовь к морскому делу и пытливость, готовую бороться с мертвящею рутиной. Морское дело он знал в совершенстве»[249]249
  Врангель Ф. Ф. Вице-адмирал Степан Осипович Макаров. Ч. 1. СПб., 1911. С. 57.


[Закрыть].

Будучи требовательным, А. А. Попов ценил смелых и толковых подчиненных, берег и умел прощать им их ошибки. Так, Морской генерал-аудиториат, рассмотрев обстоятельства гибели корвета «Новик», «нашел командира капитан-лейтенанта Скрыплева виновным» и полагал, что он «подлежит исключению из службы», но должен был принять во внимание «весьма хороший отзыв начальника эскадры» и рекомендовал отрешить от должности командира. Царь стал на сторону командующего и положил Скрыплева «никакому взысканию не подвергать». А. А. Попов назначил его командиром «Богатыря»[250]250
  Летопись крушений и других бедственных случаев военных судов русского флота. СПб., 1874. С. 187–195.


[Закрыть].

А. А. Попов хорошо разбирался в людях и любил опекать талантливую молодежь. Так, обратив внимание на одаренного кадета С. Макарова, «отнесся к воспитаннику с отеческой заботливостью» (А. Н. Крылов).

Благотворное влияние командующего не исчерпывалось его личностью. «При старшем офицере С. П. Тыртове и при непосредственном влиянии выдающейся личности Андрея Александровича Попова на “Богатыре” выработался дух искренней, можно сказать, страстной преданности морскому делу, охвативший в особенности молодых офицеров и корабельных гардемарин, в числе которых были выдающиеся по своим дарованиям и любознательности личности. Некоторые из них приняли молодого кадета [Макарова] под свое особое покровительство, учили его морскому делу и давали уроки по английскому и французскому языкам и т. п. В памяти С. О. Макарова корвет “Богатырь” на долгие годы оставался идеалом военного корабля, и он о каждом из тогдашних сослуживцев своих всегда вспоминал с особой любовью и благодарностью»[251]251
  Врангель Ф. Ф. Указ. соч. С. 5–6.
  Тыртов Сергей Петрович (1839–1903) – вице-адмирал (1894), главный командир Черноморского флота и портов, военный губернатор г. Николаева (1899), начальник соединенной эскадры в Тихом океане. «Выдающийся моряк» (А. Н. Крылов).
  Макаров Степан Осипович (1849–1904) – флотоводец, океанограф, полярный исследователь, кораблестроитель, вице-адмирал (1896). В рассматриваемое время – кадет Морского училища в Николаевске-на-Амуре.


[Закрыть].