Текст книги "Миллиард долларов наличными"

– Конечно.

Остановившись у трапа, Алла сказала:

– Знаешь, я передумала – насчет этого миллиона.

– Передумала?

– Да. Я хочу его положить на свой счет. Причем прямо сейчас. Здесь, в Чахбехаре.

– У тебя это получится? У тебя есть счет?

– Счет у меня есть. Даже если бы не было – положить миллион долларов в банк у меня везде получится. Только хочу предупредить: то, что я положу этот миллион на свой счет, не будет означать, что я возьму его себе. Просто, если я сейчас, именно сейчас положу эти деньги на свой счет, они будут сохраннее. Ну а потом… Потом я или мы с тобой вместе решим, что делать с этими деньгами. Ты не против?

– Нет, не против.

– Тогда все. Поможешь отдать швартов?

– Конечно.

Спустившись вниз, он подождал, пока Алла перейдет на яхту, и, отвязав швартовый конец, бросил его на палубу. Яхта, отойдя от борта крейсера, ушла к береговым причалам.

Вернувшись в каюту к Гущину, сказал:

– Все, Виктор Александрович. Я готов к разговору.

– Садись.

– А вы?

– Я постою, насиделся сегодня. Успел исписать с утра горы бумаг.

– Что так?

– А… – Гущин махнул рукой. – Садись, в ногах правды нет.

Подождав, пока Седов сядет, сказал, глядя в иллюминатор:

– Плохо дело, Юра.

– Что случилось?

– Случилось то, что мы теперь получаемся чуть ли не виноватыми.

– То есть как – чуть ли не виноватыми?

– Так. Только что мне из Москвы радировали о трех объяснительных докладных одного и того же содержания. Эти докладные поступили сегодня из Главморштаба к нам в ГРУ, а также в приемную министра обороны и в военную прокуратуру. Все три докладные касаются Петракова.

– Леонида? Командира крейсера?

– Да. В этих докладных объясняется, что переход «Хаджибея» из Новороссийска в Аравийское море на самом деле был заранее запланированным секретным боевым учением с целью проверить готовность личного состава нести морскую службу в экстремальных условиях, которую крейсер и его экипаж с честью выдержали. Поэтому задержание Петракова и его препровождение в Москву были ошибкой.

– Что? Но, Виктор Александрович… Это же фальшак – насчет учения. Явный фальшак.

– Ты уверен?

– Конечно. Абсолютно уверен.

– Почему?

– Да по всему.

– Скажи хоть один факт.

– Пожалуйста. Убийство трех агентов ГРУ в Новороссийске – это что, тоже военно-тренировочное задание?

– Во-первых, доказательств, что кто-то из экипажа крейсера причастен к этим убийствам, ни у нас с тобой, ни у кого-то еще нет. Затем – ты, лично ты, имеешь свое мнение, подозрение, что угодно, по этому поводу? Кто, по-твоему, убивал этих людей?

– Ну… точных подозрений у меня нет. Но мне кажется, во всех трех убийствах так или иначе замешан Кулигин.

– Вот-вот. А ты знаешь, что Кулигин перед самым выходом в море убил еще одного человека? Жителя Новороссийска, некоего Льва Грекова, по кличке Грек?

– Я знаю, что меня самого из-за этого Грекова чуть не убили.

– Вот-вот. Всякое лыко в строку.

– В какую строку?

– В такую. Теперь, когда Кулигин мертв, на него будут списывать все грехи. Подоплека, которой будет все объясняться, – мол, убийства стали для Кулигина потребностью. Ему было все равно, кого убивать, лишь бы убивать. Он убил трех наших людей, убил Грекова, убил Довганя.

– Я ведь не успел вам сказать, что Кулигин поставил тайком на яхту мину, чтобы, когда «Алка» выйдет в море, взорвать ее вместе с Довганем, Аллой и мной. Но я эту мину нашел.

– Вот видишь. Какие еще факты, опровергающие поданные сегодня докладные, ты можешь припомнить?

– Пожалуйста. Перегрузка самолетов, вертолетов и прочего вооружения на транспорты, приписанные к Мальдивским островам.

– Это произошло, как явствует из докладной, вследствие происков врагов, а также легкой промашки командования крейсера, поддавшегося на фальшивые документы. Но промашка была вовремя исправлена нами, доблестными работниками ГРУ. Зато налет катеров, пытавшихся захватить транспортируемое крейсером вооружение, был блестяще отбит силами экипажа крейсера.

– Но как эти враги узнали, что на борту «Хаджибея» есть вооружение?

– Чтобы приблизить экипаж крейсера к боевым условиям, секретное задание специально предусматривало умышленную утечку информации.

– Но вы-то со своими десантниками ничего ведь не знали? Ни о каком секретном задании?

– Не знали. Потому что в задачу задания входила в том числе и проверка деятельности ГРУ. Если бы я и мои десантники не перехватили транспорты, это сделало бы специально подготовленное Главморштабом подразделение морской пехоты.

– Черт… Но, Виктор Александрович, это все равно фальшак. Я же видел, как себя ведет Петраков.

– Видел. Но доказать, что его поведение опровергает идею о секретном задании, никогда не сможешь. Юра, дорогой, я тоже убежден, что все это фальшак. Но очень умный фальшак. Хорошо продуманный, прекрасно подготовленный.

– Что, договор о продаже крейсера Ирану на металлолом тоже входил в это секретное задание?

– Нет, договор, как объясняется в докладной, был реальным. Крейсер в соответствии с этим договором будет Ирану отдан. Но Главморштабу никто не может запретить использовать перегон корабля, чтобы разыграть военно-тактическую игру.

– Черт! Виктор Александрович, что же делать?

– Ничего не делать. Во всяком случае, пока.

– Хорошо, а что с кротом в ГРУ, который, как мы думали, передает информацию Петракову?

– С кротом в ГРУ… Ты знал Павла Дашкова, старшего криптолога?

– Пашкова, нашего, из ГРУ? Конечно, я его знаю.

– Знал.

– Знал?

– Да. Вчера вечером он был убит. У себя в квартире.

– Дашков убит? Кем?

– Неизвестно. Выстрел был произведен в упор, сзади. Из пистолета системы «Макаров». Убийца, которого Дашков наверняка хорошо знал, не оставил никаких следов. Соседи слышали звук, напоминающий выстрел, но не придали этому значения. Никто не видел и человека, входившего или выходившего в это время из квартиры Дашкова. Тревогу подняла невеста Дашкова, которую он, по ее словам, ждал в тот вечер. Она стала звонить в его квартиру, но ей никто не открыл. Однако в дверную щель она увидела, что в квартире горит свет. Зная Дашкова, она встревожилась и позвонила в милицию. Милиция в конце концов приехала, взломала дверь и нашла Дашкова на кухне, с огнестрельной раной в затылке.

– Вы считаете…

– Юра, я пока ничего не считаю. Может быть, Дашков чист и никакого отношения к утечке информации из ГРУ не имеет. Просто его смерть наводит меня на некоторые размышления. Ты ведь сам знаешь, крот – обычно человек, которого ну никак нельзя заподозрить в измене.

– Знаю. Кто бы его мог убить?.. Кто-то из своих?

– Возможно.

– Подождите, капитан третьего ранга Лапик здесь?

– В том-то и дело, что нет. Но оснований думать, что Дашкова убил Лапик, пока нет никаких. Считать Лапика хорошим знакомым Дашкова мы не можем. Лапик и Дашков одно время работали в одном отделе ГРУ, но это было восемь лет тому назад. После этого Лапик перевелся на флот, где и прослужил в плавсоставе все это время. Даже если они и поддерживали все эти годы какие-то отношения, доказать это будет очень трудно.

– Пусть трудно. Но где он, Лапик?

– Неизвестно. Позавчера, когда мы высадились здесь, его уже не было на борту. Вчера я допросил команду. Его между тремя и четырьмя часами ночи, перед самым нашим появлением, видел вахтенный старшина. Лапик отпустил его спать, сказав, что сам подежурит у трапа. И исчез. Все вещи в его каюте на месте, а вот сейф с секретными документами пуст.

– Ну и что вы думаете? Куда мог деться Лапик? Он ведь сбежал, это слепому ясно.

– Пока получается, что сбежал. Поскольку спасательных катеров в тот момент на крейсере не было, а из боцманской каптерки исчез понтонный плотик, Лапик, скорее всего, переправился в Чахбехар на этом плотике. Я послал в Чахбехар спецгруппу, им удалось после долгих поисков выловить китель с погонами капитана третьего ранга. Китель наверняка принадлежит Лапику.

– Москву вы запрашивали?

– Запрашивал. Москва отвечает, что он там не появлялся. – Гущин тронул его за плечо. – Юра, не ищи там, где искать бессмысленно. И не думай, что Дашкова убил обязательно Лапик. Может, это сделал и он. А может, и не он. Потом, знаешь, мне иногда уже теперь самому кажется – может, это все не фальшак? И секретное задание в самом деле было?

Седов понимал: сейчас он ничего не может ответить Гущину.

– Ладно. – Гущин вздохнул. – Пока не бери в голову. Не бери.

– Как я могу не брать в голову?

– Не бери, и все. Сколько ты торчал на яхте?

– Почти трое суток.

– Так вкуси плоды цивилизации. Прими душ, переоденься. Как-никак при тебе сейчас, как ты выразился, находится очень-очень хорошая девушка.

– Виктор Александрович…

– Ладно, не обижайся. Но твой выбор я одобряю.

– Виктор Александрович, все очень сложно.

– Запомни: все всегда очень сложно. Вы ведь будете сейчас с ней хоронить Довганя?

– Будем.

– Печальная обязанность. Но сделать это нужно.

– Нужно. Знаете, Довгань ведь был совсем не таким плохим человеком.

– Охотно верю. Особенно исходя из факта, что он нам очень сильно помог – по существу.

– Да. И вообще…

– О «вообще» – хватит. Знаешь, нам с тобой послезавтра придется вылететь в Москву.

– В Москву?

– Да. Я должен как-то отбиться от этой проклятой докладной. А без тебя у меня из этого просто ничего не получится. Сегодня я закончу дела на крейсере. Из Чахбехара самолеты дальних линий не вылетают, нам придется на нашем вертолете вылететь до Маската. И уже оттуда лететь в Москву.

– Значит, вылетим.

– Тебя что-то смущает?

– Виктор Александрович, только одно: Алла. Честно говоря, мне не хотелось бы…

– Не хотелось бы с ней расставаться.

– Да.

– Понимаю. Она вообще сама откуда?

– По словам Довганя, она родилась в Ростове-на-Дону, училась в Московской консерватории. Недавно она говорила, что у нее есть важные дела в Москве, касающиеся учебы.

– Так прекрасно. Предложи ей полететь в Москву вместе с нами.

– А можно?

– Почему нет. Думаю, у тебя в квартире места для нее хватит?

– Конечно.

– Тогда нет проблем. Я сейчас свяжусь с Маскатом, закажу три места на рейс в Москву. На тебя, себя и Аллу. И послезавтра вылетим. Она ведь не будет против?

– Надеюсь, нет.

– Тогда все. Иди. И готовь вещи.

В открытом море волна стала больше, тем не менее яхта держала ход хорошо. Седов держал штурвал, Алла сидела рядом. Около рулевого поста в брезентовом мешке, уже приготовленный к последнему плаванию, лежал Глеб. Глаза его были закрыты, лицо спокойно, казалось, он спит.

И сам мешок, и весь ют были завалены цветами. Непонятно, где Алла смогла достать в Чахбехаре столько цветов, но венки, букеты, просто охапки роз, гвоздик, хризантем, гладиолусов, лилий, других цветов в корзинах и связках заняли почти всю корму и часть каюты.

Подумал: идти дальше опасно. Обернувшись, посмотрел на Аллу. Она кивнула:

– Пора. Простимся с ним.

Закрепив штурвал, Седов подошел к мешку. Сказал:

– Прощай, Глеб.

– Прощай, – сказала Алла. – Упокой, Господи, твою душу. Она была очень неспокойной.

Они постояли молча.

Алла присела, закрыла лицо Глеба мешком. Закусив губу, завязала края.

Взяв с палубы охапку цветов, встала и бросила цветы в море. Белые, красные, чайные розы заколыхались на волнах.

Посмотрела на него:

– Все?

– Да.

Вдвоем они осторожно подняли мешок, бережно опустили за борт. Тело ушло под воду с легким всплеском.

– Надо бросить в море все цветы, – сказала Алла. – Все.

– Бросим.

Они начали сбрасывать в море цветы. Розы, гвоздики, лилии, гладиолусы, ромашки, хризантемы, магнолии, подхваченные волной, некоторое время держались на поверхности. Но как только на них обрушивался мощный гребень, тут же тонули.

Когда все цветы были сброшены, Седов снова сел за штурвал.

После того как они повернули к Чахбехару, Алла вынесла из каюты бутылку водки, банку консервированных огурцов и две рюмки. Сказала:

– Я не очень хорошая верующая. Но мама у меня православная. Помянем Глеба?

– Помянем, конечно.

Разлив по рюмкам водку, поставила на ящик радиопеленгатора уже открытую банку:

– По русскому обычаю, полагается закусить. Закусим огурцами. Все же обычай.

– Закусим.

– Я скажу, если ты не против?

– Нет.

– Выпьем за упокой души Глеба. Знаешь, мне кажется… Мне кажется…

Подняв рюмку, постояла молча.

– Мне кажется, он был бродягой. Настоящим морским бродягой. Он ничего не боялся. Был по-своему честен. И был способен на большое чувство. А это очень много. Пусть море будет ему пухом!

– Пусть…

Они выпили, не чокаясь, до дна. С хрустом съели по огурцу. Заговорили снова, лишь когда открылся рейд и стоящий на нем «Хаджибей».

– Ты не спрашиваешь, положила ли я деньги Глеба на свой счет?

– А я должен об этом спрашивать?

– Не должен. Но я тебе скажу, что положила.

– Очень хорошо.

– И знаешь, что я еще сделала?

– Что?

– Оставила в банке распоряжение, чтобы банк за счет положенных денег отправил «Алку» в Россию. Малой скоростью.

– Да?

– Да. Я уже оформила документы. Ты не возражаешь?

– Нисколько. А куда именно в Россию?

– В Петербург. Ты ведь живешь там?

– Жил. Я давно уже живу в Москве. Но то, что «Алку» доставят в Петербург, правильно.

– Я тоже так думаю. Я указала в документах сразу двух получателей, тебя и себя. Выписала две квитанции, одну возьмешь ты, одну – я.

– Я никакого отношения к «Алке» не имею.

– Имеешь. И потом, распоряжение писала я. Может получиться так, что я не смогу получить «Алку».

– Это почему?

– Юра, старый разговор. Не смогу, и все.

– А со мной в Москву полететь сможешь?

– С тобой в Москву?

– Да. Я хотел предложить тебе полететь вместе со мной в Москву. Послезавтра.

– С тобой в Москву?

– Если ты согласна, мы полетим втроем, ты, я и Виктор Александрович.

– Ну и ну… – Помолчала. – А как мы полетим? Я узнавала, отсюда самолетов в Москву нет.

– Мы вылетим на военном вертолете в Маскат. Это недалеко, в Омане. Час лета. А оттуда полетим в Москву на рейсовом лайнере. Виктор Александрович уже заказал для нас троих билеты. У тебя ведь сейчас нет никаких срочных дел?

– Как раз есть. И, как это ни смешно, именно в Москве.

– Отлично. Сделаешь все свои дела. Значит, я скажу Виктору Александровичу, что ты летишь?

– Говори. Ты ведь сам все сделал так, чтобы мне некуда было деться.

– Алла…

– Я шучу. Конечно, я лечу с вами.

Опустив жетон в телефон-автомат, Лапик набрал номер. Услышав голос Тофика, сказал:

– Тофик, здравствуйте, это Владимир.

– Здравствуйте, Владимир. Можете заходить, все готово.

– Хорошо. Сейчас буду.

Дверь в квартиру Тофика ему, как и в прошлый раз, открыл Джабир. Но Тофик на этот раз стоял рядом. Кивнул:

– Здравствуйте, Владимир. У вас все в порядке?

– Все в порядке.

– Пойдемте в гостиную. Я дам вам билет и объясню, что и как говорить. А Джабир сделает нам кофе. Сделаешь, Джабир?

– Конечно, Тофик-джан.

В гостиной Тофик протянул ему картонку, скрепленную скрепкой с бумажкой:

– Это билет на поезд Тегеран – Москва, вышедший из Тегерана позавчера днем и прибывший в Москву час назад. Билет настоящий, он был использован настоящим пассажиром, иранцем, который, оставив билет проводникам, сошел с поезда и вряд ли когда-нибудь об этом билете вспомнит. На фарси здесь написано, что билет продан в четвертое купе двенадцатого вагона поезда, который пришел сегодня в Москву в двенадцать десять дня. Купе двухместное, вместе с вами в этом купе ехал очень старый больной человек, иранец, вы с ним практически не разговаривали, не знаете ни его имени, ни кто он. Проводниками в двенадцатом вагоне работает супружеская пара, его зовут Амран, ее – Надия, ему тридцать лет, ей двадцать пять. Они подтвердят, что в этом купе именно в это время ехали вы. На всякий случай Джабир по моей просьбе сделал несколько снимков этого поезда, вагона и купе, вот, держите. – Тофик протянул пачку фотографий и бумажку. – Здесь также фото Амрана и Надии. На бумажке написано все, что я вам сейчас сказал, чтобы вы не забыли. В том числе сколько стоит билет, в каких кассах на вокзале в Тегеране такой билет можно купить и так далее. Какие-нибудь вопросы есть?

– Тофик, большое спасибо. Вопросов нет.

– У вас усталый вид.

– Все еще не могу оправиться от похода.

– Вас подвезти куда-нибудь?

– Нет, спасибо.

Выйдя из квартиры Тофика и спустившись вниз, Лапик остановился. Он-то знал, что его усталый вид объясняется тем, что предыдущие день и ночь он провел на берегу озера Сенеж, закутавшись в купленный в спортивном магазине спальный мешок. Питаться все это время ему приходилось тем, что продавалось в магазине местного сельпо. Конечно, в Москве у него было полно знакомых, у которых он мог переночевать, но он все же решил не подвергать себя лишнему риску.

Взяв такси, попросил довезти его до Арбата.

Выйдя у кинотеатра «Художественный», подошел к телефону-автомату, набрал номер. Это был номер контр-адми рала Окунева, начальника криптографического отдела Главморштаба, всегда к нему благоволившего. Ответила секретарша:

– Вас слушают?

– Простите, я хотел бы поговорить с Геннадием Андреевичем Окуневым.

– С Геннадием Андреевичем? А кто его спрашивает?

– Скажите, с ним срочно хочет поговорить старший криптограф крейсера «Хаджибей», капитан третьего ранга Лапик.

– Капитан третьего ранга Лапик? – Ему показалось, голос секретарши чуть изменился. – Вообще-то Геннадий Андреевич сейчас очень занят. Но я попробую.

– Спасибо.

Примерно через минуту в трубке раздался густой бас:

– Слушаю?

– Товарищ контр-адмирал, разрешите доложить… Докладывает старший криптограф крейсера «Хаджибей» капитан третьего ранга Лапик.

– Слушаю вас, капитан третьего ранга.

– Товарищ контр-адмирал, я только что с поезда. Мне пришлось покинуть крейсер ввиду чрезвычайных обстоятельств. Подвергались опасности корабельные докумены, в том числе коды и шифры. Мне удалось их спасти, сохранить и привезти в Москву. Прошу разрешения явиться в Главморштаб и сдать документы под расписку.

– Подождите… Вы меня немного озадачили. Вы что, добирались до Москвы своим ходом?

– Так точно, товарищ контр-адмирал.

– Понятно. Говорите, все документы с вами?

– Так точно, товарищ контр-адмирал. Все документы со мной.

– Где вы находитесь в настоящий момент?

– На Арбатской площади, возле кинотеатра «Художественный».

– Так… Дайте подумать… Хорошо. Подходите к бюро пропусков, вам будет заказан пропуск. И поднимайтесь прямо ко мне.

– Есть, товарищ контр-адмирал, подниматься прямо к вам!

Повесив трубку, достал платок. Хотел вытереть пот, но вместо этого стал безотчетно комкать платок, пытаясь сдержать охватившее его торжество. Он прекрасно понимал, как много значит то, что контр-адмирал согласился принять его прямо сейчас, лично.

Когда он зашел в кабинет, Окунев, человек небольшого роста, круглолицый, с легкой одышкой, поднял голову:

– А, капитан третьего ранга… Садитесь.

– Так точно, товарищ контр-адмирал! Разрешите…

Окунев поднял руку:

– Стоп, стоп, капитан третьего ранга… Вы уже все мне доложили по телефону. Садитесь. – Подождал, пока Лапик сядет. – Я вижу, вы без формы?

– Так точно, товарищ контр-адмирал. Форму с меня сорвали.

– Сорвали? Кто?

– Не знаю, стоит ли отнимать у вас время. Я могу все изложить в рапорте.

– Все это вы изложите, обязательно изложите. Но сейчас мне хотелось бы узнать, что с вами случилось, в общих чертах.

– В общих чертах случилось следующее: находившийся вместе со мной на крейсере временно включенный в состав экипажа майор спецназа морской пехоты Кулигин подошел ко мне и сказал, чтобы я отдал ему все секретные документы, в том числе коды и шифры. Я категорически отказался это сделать. Тогда майор Кулигин сказал, что на несколько часов уходит на катере с крейсера, а когда вернется, я должен буду ему эти документы отдать. Если я этого не сделаю, он, вернувшись, меня пристрелит.

– Интересно. Как, вы сказали, фамилия этого майора?

– Кулигин.

– Так… – Окунев записал фамилию на перекидном календаре. – Дальше?

– Крейсер стоял на рейде. Понимая, что Кулигин, под командой которого в тот момент находились около пятнадцати спецназовцев, вполне может выполнить свою угрозу, я, как только он оставил крейсер, взял документы, сложил их в водонепроницаемый пакет, спустил на воду понтонный плотик и на нем добрался до иранского порта Чахбехар, на рейде которого стоял крейсер. Времени было около четырех ночи, местности я не знал. Я передвигался в темноте, когда почувствовал удар сзади. Оглушенный, я упал, на меня кто-то навалился. Я в этот момент думал только о том, чтобы спасти документы. Со мной был пистолет, я вытащил его, повернулся, но в этот момент кто-то схватил меня сзади за китель. Чтобы вырваться, мне пришлось оставить этому человеку китель. Их было двое, я выстрелил в их сторону и побежал. Они не стали меня преследовать, думаю, их испугал выстрел. Во время погони я потерял фуражку. Опомнился только у проходной порта. У меня были деньги, командировочные, которые выдали всему экипажу в конце перехода. На проходной порта я спросил у дежурившего там иранца по имени Ахмед, как можно выбраться из Чахбехара. Он сказал, что регулярного авиационного сообщения с городами Ирана, а тем более России, Чахбехар не имеет, но, если дать денег, можно договориться с пилотом самолета метеослужбы, и он довезет меня на своем самолете до Тегерана, с дозаправкой в Ширазе. За это пилот возьмет с меня две тысячи долларов. Я согласился. Сев в самолет типа «сессна» с пилотом, которого зовут Эрген, я не выдержал и заснул. Сумку с документами я держал в руках, документы остались нетронутыми. Но когда я вышел из этого самолета в Тегеране, я обнаружил, что исчез мой пистолет. Возвращаться и искать этого Эргена у меня уже не было времени. Денег у меня оставалось, только чтобы купить хоть какой-то приличный костюм, я был весь изорван, в грязи. И взять билет на поезд Тегеран – Москва, который вот-вот должен был отойти. Я купил костюм, рубашку, галстук и сел на этот поезд.

– Когда вы сели в поезд?

– Позавчера, товарищ контр-адмирал. И вот сегодня в двенадцать десять прибыл на Курский вокзал. И тут же позвонил вам.

– Понятно. – Окунев помолчал. – Секретные документы у вас в этой сумке?

– Так точно, товарищ контр-адмирал.

– Очень хорошо. Сейчас я предупрежу Говорова, сдадите документы. И после этого идите отдыхать. Вид у вас, прямо скажем, не очень.

– Да я, товарищ контр-адмирал…

– Все понимаю. Не нужно ничего объяснять. Идите. Отдохните, выспитесь.

– Я хотел написать рапорт…

– Успеете с рапортом. Идите сдайте документы. И домой.

– Есть сдать документы – и домой, товарищ контр-адмирал!

Встав, Лапик вышел из кабинета. Прошел по коридору в спецчасть и сдал по списку все документы, коды и шифры, которые числились за ним по крейсеру «Хаджибей».

Выйдя из здания Министерства обороны, подставил лицо солнцу. Глубоко вздохнув, понял: он еле стоит. Он должен как можно скорее добраться до нормальной кровати, упасть на нее и заснуть.