Текст книги "Изумрудный сад"

Ей так и не удалось договорить. Миссис Коллинз исчезла в коридоре.

Бранди пожала плечами и возобновила поиски подходящего платья. Очевидно, миссис Коллинз просто дала волю эмоциям. Правда, какое-то странное время она для этого выбрала, но, возможно, в ту минуту у нее всплыло какое-то воспоминание.

Как бы то ни было, Бранди обязательно обнимет старую служанку и поблагодарит, когда та вернется.

Хмуро бросив взгляд на свою рубашку, Бранди призналась сама себе, что сейчас ей меньше всего хочется надевать другое платье и возобновлять празднование. Она действительно обожала всех, кто был на празднике, но ей хотелось лишь одного – остаться вдвоем с Квентином. Который, судя по тому, как он был поглощен беседой с Бентли, вовсе не разделял ее желаний. Обреченно вздохнув, она потянулась за дневным платьем лилового цвета, ив ту же секунду за ее спиной хлопнула дверь.

– Думаю, это платье ничем не хуже других, миссис Коллинз, – бросила Бранди через плечо. – На самом деле мне все равно.

– А вот мне – нет.

Уронив платье, Бранди резко обернулась и увидела Квентина, который стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за ней.

– Оставь платье на полу, – велел он, наслаждаясь ее красотой. – Ты ослепительна так, как есть.

– Квентин? – Бранди озадаченно посмотрела на закрытую дверь. – Миссис Коллинз вернется…

– Через три дня, согласно моим распоряжениям. – Он пересек комнату, откровенно раздевая новобрачную взглядом. – Тогда же вернутся Герберт, Бентли и остальная прислуга. – Он помолчал, остановив распаленный взгляд на ее груди, спрятанной под тонкой сорочкой. – Пожалуй, я передумал. Все-таки на тебе еще слишком много надето.

– Три дня? – с трудом проговорила Бранди, дрожа под откровенно чувственным взглядом Квентина. – Я не понимаю.

– Вот как? – Квентин навис над ней и, протянув руку, Запустил пальцы в ее великолепные блестящие волосы. – Тогда позволь объяснить. Мне нужна моя жена. Одна. На три дня… и три ночи. Для этого я освободил слуг от их обязанностей. Ну что, это рассеяло твое недоумение?

– Ты отослал всю прислугу?

– Угу. – Палец Квентина скользил по ее шее, чувствуя малейшую дрожь. – Не беспокойся. Они всем обеспечены и устроены с удобством в местной гостинице, где пробудут три дня. Им запрещено приближаться к нашему дому под любым предлогом – и это относится к Ланселоту тоже. – Он улыбнулся. – Даже твой бельчонок не осмелился перечить моему авторитету, по крайней мере на этот раз.

Бранди наконец поняла, что ей говорят, несмотря на густую чувственную дымку, окутавшую ее сознание.

– Ты сам все устроил.

– С начала до конца.

– Откуда ты узнал…

– Откуда я узнал – что? Что ты в конце концов помчишься в лес даже в день собственной свадьбы? – Квентин опустил голову и слегка коснулся губами трепетной жилки на шее Бранди. – Потому что я знаю тебя, маленькая проказница. Как видно, даже лучше, чем ты меня. – Он рассмеялся. – Неужели ты всерьез думала, что я предпочту провести свадебный вечер, болтая с Бентли, пока ты будешь носиться по лесу с Ланселотом? – Он откинул в сторону прядь ее волос и покрыл влажными поцелуями ее шею, а потом ухватил губами мочку уха.

– Квентин.

Бранди показалось, что она тает в его руках. Колени у нее подкосились, и она невольно вцепилась в мягкие шерстяные лацканы его сюртука. Он подхватил ее на руки, пронес несколько шагов до кровати и опустил на мягкое покрывало.

– Ты не представляешь, как ты красива, – пробормотал он, ложась рядом. – И как сильно ты мне нужна.

– Неужели? – Бранди, начавшая развязывать его галстук, тем временем справилась с задачей и, отбросив галстук в сторону, занялась пуговицами на жилете.

– Меня даже трясет. – Квентин сжал ее пальцы, чтобы она ощутила дрожь его рук.

– Ты мне тоже нужен. – Высвободив пальцы, Бранди расстегнула его жилет и рубашку. – Квентин, я ждала целую вечность.

– Любимая… Боже. – Он дрожал как в лихорадке, когда ее ладони ласкали его обнаженную, заросшую темными волосами грудь, легко прикасаясь к соскам. – Что ты со мной делаешь?

– Открываю для себя неизвестное.

Квентин обрушился на нее с поцелуями, которые лучше всяких слов сказали ей, что в эту ночь не будет никаких запретов, никаких ограничений.

Никакого самоконтроля.

– Дотронься до меня, – скомандовал он и, схватив запястье Бранди, прижал ее ладонь к своей твердой плоти, пульсировавшей в бриджах. – Везде. По-всякому. Мне нужно чувствовать твои руки.

Дрожащими пальцами Бранди даже сквозь ткань ощутила, какой жар исходит от возбужденной мужской тверди. Действуя, как всегда, порывисто, Бранди без страха и сдержанности расстегнула пуговицы бриджей и выпустила пленника на свободу.

Квентин словно окаменел.

– Перестань, – выдохнул он, отпрянув. Он уставился на нее почерневшими от желания глазами, его лоб стал влажным от пота. – Даже не верится… – Он замолчал на полуслове и затряс головой, набирая в легкие воздух. Бранди впервые потеряла уверенность:

– Я сделала что-то не то?

– Не то? – Он едва мог говорить. – Солнышко, я так не выдержу.

Лицо Бранди осветилось улыбкой.

– Я рада, – прошептала она и, приподнявшись, поцеловала его в натянутую жилку на шее.

– Ты не понимаешь. – Он поймал ее руки, отстранил от себя. – Да я сам не понимаю. Если ты еще раз вот так дотронешься до меня, я не смогу сдержаться.

– Почему? – удивленно спросила Бранди.

С полустоном-полусмехом Квентин подтянулся на локтях.

– Потому, маленькая проказница, что ты, как видно, обладаешь способностью всегда настаивать на своем. Ты полностью лишаешь меня власти, разбивая мой самоконтроль на тысячи осколков.

– А это плохо? – поинтересовалась Бранди, пытливо вглядываясь в его лицо.

– Это чудо. – Он ласково коснулся пальцами ее лица. – Позже наступит время, когда я с радостью откажусь от самоконтроля, от всего без остатка, и паду к твоим ногам побежденным.

– Позже, но не сейчас?

– Нет, не сейчас. – Он наклонился, чтобы легко коснуться губами ее губ. – На этот раз все должно быть неторопливо, осторожно, мягко. – Спустив сорочку с ее плеча, он провел по нему языком.

– Почему? – с трудом спросила Бранди.

– Потому, что это твоя первая ночь… наша первая ночь. Потому что я хочу насладиться тобой, нежно любить, постепенно пробудить тебя, подготовить к той страсти, на которую ты только способна. – Его губы игриво скользнули вдоль выреза сорочки. – И потому, что я не хочу причинить тебе боль, – с жаром добавил он.

– Ты никогда не причинишь, мне боли.

– Солнышко, в первый раз…

– Мне наплевать. Я не почувствую боли. Я буду чувствовать только тебя.

Бранди вздрогнула, когда Квентин поцеловал ее в ложбинку на груди, отчего сорочка соскользнула, открыв его взору изумительную наготу.

Квентин не мог ни дышать, ни думать, ни отвести глаз. Его губы сразу нашли свою цель, сомкнувшись на розовой вершинке и спрятав ее в теплой пещере рта, где ее сладость вкусил язык.

Бранди вскрикнула, запустив пальцы во влажные пряди волос на затылке Квентина.

– Да, – выдохнула она, вспомнив острое наслаждение, испытанное ею в прошлый раз. – Да, Квентин.

Его руки быстро освободили ее от сорочки, и Бранди вздохнула, когда прохлада коснулась ее разгоряченного тела. Она с трудом раскрыла глаза, увидела, что Квентин упивается ее наготой, охватывая ее жадным взглядом с головы до кончиков пальцев. Черты его лица заострились от желания, и видя это, она совсем ослабела.

– Боже мой, ты безупречна, – с трудом проговорил он, медленно проводя руками по ее груди, талии, бедрам. – Больше, чем безупречна. Твоя красота не поддается описанию. – Поглаживая ее бедра и ноги, он снял с нее чулки и отбросил в сторону. – Я хочу, чтобы на тебе ничего не было, когда ты станешь моей, – прошептал он, не сводя глаз с темного облачка волос внизу ее живота. – Ничего, кроме меня самого.

Он опять стал поглаживать ее ноги, чуть приподняв их, чтобы поцеловать икры, колени, чувственную мягкость бедер. И старался при этом сохранить самоконтроль, который Бранди по своему неведению считала лишним, но опыт Квентина подсказывал: он нужен, чтобы свести до минимума ее боль.

Возможно, ему удалось бы удержать ускользающий самоконтроль, если бы он не приподнялся на локтях и не увидел лица Бранди, ее взгляда, выражавшего удивление и счастье, когда она прошептала: «О, Квентин». Даже тогда он, вероятно, смог бы обуздать свое желание настолько, чтобы овладеть ею медленно, смог бы заглушить свой голод, чтобы уменьшить неизбежную боль. Но когда ее теплые подвижные пальцы нашли и обхватили его возбужденную плоть, а затем принялись легко ласкать, он сдался.

– Бранди. – Произнеся единственное слово, он спрыгнул с кровати, в мгновение ока сорвал с себя одежду и вновь вернулся к своей возлюбленной. – Я должен овладеть тобой. Сейчас.

– Да. – Бранди обняла его за шею и привлекла к себе. – Наконец «все», о котором ты говорил. – На секунду она задержала взгляд на его теле и с благоговейным обожанием убедилась в силе его желания. – Ты великолепен. Просто великолепен.

Квентин застонал, по его телу пробежала дрожь.

– Обхвати меня ногами. Я должен погрузиться в тебя, Бранди, сейчас.

– Сейчас, – еле слышно отозвалась она, послушно исполняя волю мужа, сливаясь с ним и телом, и душой.

В последний лихорадочный миг их взгляды встретились.

– Я люблю тебя, – прошептала Бранди.

– Я люблю тебя, солнышко. Прости меня. – Он вошел в ее тело одним рывком, прорвав девственную преграду.

Она замерла в его руках, он услышал ее судорожный вздох и проклял себя за несдержанность.

– Бранди. – Он попытался приподняться на локтях, но не смог, ему помешало мучительное наслаждение, которое сковало его огненным обручем и подтолкнуло на шаг к вершине любовного восторга. Квентин сжал зубы, давая себе клятву не шевелиться до тех пор, пока не удостоверится, что ее боль прошла. – Солнышко, с тобой все в порядке?

Не получив ответа, он запаниковал и заставил себя поднять голову, чтобы взглянуть на ее лицо. Она смотрела на него глазами, полными непролитых слез.

– Бранди… – начал он, презирая себя.

– Почему ты остановился?

– Что? – Квентин изумленно заморгал.

– Прости, что у меня там… так узко. Тебе больно?

На этот раз он лишился дара речи.

– Мне было больно лишь секунду. – Она обхватила его ногами чуть выше, полностью раскрывшись для него. – Так лучше?

– Лучше просто не бывает, – задохнулся Квентин, подчиняясь заговорившему в нем инстинкту. – Ты само совершенство.

Прильнув губами к ее рту, он сделал ее своей женой, научив древнему как мир ритму, которого, как теперь понял, сам по-настоящему не знал. Их тела вместе вершили магию, проникая друг в друга, а их чувства растворились во всепоглощающем наслаждении, которое разгоралось все горячее и выше с каждым движением.

– Квентин… – Бранди со всхлипом произнесла его имя, вцепившись во влажную спину.

Квентин был не в состоянии воспринимать слова, мысли, вообще что-либо. В голове у него стоял оглушительный рев, чресла терзал дикий огонь, сдержать который могла только любовь, что была в сердце.

– Бранди… сейчас… со мной вместе… – Из груди Квентина рвались отрывочные слова, мольбы и молитвы, но он не слышал их.

Бранди услышала.

Выгнувшись дугой навстречу мужу, она словно бросилась в пламя и бессильно вскрикнула, когда Квентин толкнул ее в самую середину костра, сгорев в котором, она познала упоение. Квентин, опустошенный, упал на вздрагивающее тело жены.

Сколько прошло времени, он не знал. Постепенно сознание возвращалось к нему, и он почувствовал, как Бранди легко, едва касаясь, проводит пальцами по его спине, теперь блаженно расслабленной.

– Боль прошла? – прошептала она, в ее голосе слышалось беспокойство.

В очередной раз Бранди добилась невозможного – плечи Квентина затряслись от смеха.

– Солнышко, ты поистине величайшее чудо моей жизни. – Он перекатился на бок, увлекая ее за собой, наслаждаясь чудесным ощущением близости ее тела.

– Так я не причинила тебе боли? – обеспокоенно повторила Бранди.

– Если и причинила, то это было потрясающе.

– Я рада. – Она немного отстранилась, вопросительно склонив голову. – Почему ты смеешься?

– Потому что я счастлив. – Он поцеловал ее в нахмуренные от беспокойства брови, и морщинка между ними сразу разгладилась. – Я самый везучий из всех людей на земле. Ведь ты моя жена. Не знаю даже, чем я заслужил это, но не собираюсь терзаться вопросами по поводу моего исключительного везения.

– Вот как. – Бранди переваривала услышанное. – Значит, ты доволен мной?

– Доволен? – Квентин сжал ее лицо ладонями. – Милая, я просто покорен тобою.

– Больше, чем теми остальными женщинами? Этого следовало ожидать.

– Бранди, – с серьезным видом начал он, пристально вглядываясь ей в глаза, – сегодняшняя ночь была для меня столь же внове, как и для тебя. Для меня даже больше, если подумать. Верь мне, солнышко. Не было никаких других женщин. Только ты.

Ее улыбка согрела его теплом – тело и душу.

– Теперь я действительно твоя жена.

– Вне всякого сомнения. – Он опустил подбородок на макушку Бранди и устроил поудобнее жену в своих объятиях, не желая ни на секунду разомкнуть их.

Тут наконец до него дошло, кто все-таки виноват перед кем.

– Любимая, – начал он, коря себя, что своей торопливостью, наверное, усугубил ее боль. – Я хотел быть нежным. И ничего не вышло. Тебе сейчас очень больно?

– Нет, не очень.

– Ты меня простишь?

Он почувствовал, как она улыбнулась у него на груди.

– Посмотрим.

– От чего это будет зависеть?

– От причины, по которой ты не был нежен.

Квентин облегченно вздохнул, точно зная, куда она клонит.

– Я забыл о нежности, моя маленькая проказница, потому что растерял весь свой самоконтроль. Рада?

– Безгранично. – Бранди потерлась носом о его влажную шею. – А в следующий раз мне тоже будет больно?

– Нет, солнышко. Больше никогда.

– Докажи.

Квентин опустил голову и удивленно уставился на нее:

– Что?

– Я попросила тебя доказать это. – Бранди шевельнулась, окутав его своей теплотой, и почувствовала, что тело мужа сразу проснулось. – Я бросаю вам вызов, милорд. В том состязании, которое я, к своему удивлению, нахожу более захватывающим, чем рыбалка или прогулки верхом.

– И стрельба? – Руки Квентина заскользили по ее телу вниз. – Ты находишь, что это захватывает даже больше, чем наши состязания по стрельбе? – Одним движением он переложил ее ногу себе на бедро и соединился с ней; его жена вскрикнула от удовольствия. – Это означает «да»? – спросил он, продолжая двигаться так, что вынудил ее со стоном произнести его имя. – Ответь мне, солнышко. – Он потянулся к ее губам и проник языком ей в рот, одновременно полностью овладевая ее телом.

– Квентин… – Глаза Бранди расширились, когда она поняла, как близка к тому, чтобы еще раз пережить любовный экстаз.

– Пусть это случится, – произнес он, чувствуя, что она сжала его в самой изумительной пытке, которую он когда-либо испытывал. – Бранди. – Его била дрожь. – Я хочу любоваться тобой.

Одним сильным движением он вознес ее на вершину блаженства, подавив ради нее собственную потребность изведать наслаждение. В этой битве не было победителей.

Издав стон побежденного, Квентин подчинился требованиям плоти, опалив жену огнем, который превзошел по силе первое пламя, все еще не затихшее в его крови.

В наступившей тишине слышалось лишь тиканье часов и затрудненное дыхание обоих. Наконец Бранди пошевелилась.

– Я сдаюсь, милорд, – пробормотала она, положив подбородок ему на грудь. – В этом состязании победили вы. Однако я требую дать мне еще одну возможность превзойти вас.

Квентин нанизал на пальцы ее локоны, глядя на жену из-под опущенных век.

– Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу от тебя признание в поражении. Хотя справедливости ради, миссис Стил, должен заметить, что эта победа принадлежит нам обоим. Тем не менее я буду счастлив предоставить вам второй или, вернее, третий шанс. Когда вы желаете получить его?

– Постараюсь быть благородной, милорд. Я готова подождать, пока вы придете в себя. – С хитрой улыбкой Бранди потерлась о бедро мужа. – Несмотря на мою неопытность, я прекрасно понимаю, что вам необходимо восстановить силы, чтобы победить меня именно в этом виде состязаний. Поэтому я…

Речь Бранди перешла в смех, который тут же стих, потому что Квентин перевернул ее на спину и закрыл ей рот поцелуем.

Глава 19

– Боюсь, те бриджи, что я купил, проваляются зря, – пробормотал Квентин, любуясь, как на блестящих волосах Бранди играет первый луч солнца.

Он подхватил пальцами шелковые пряди, затем отпустил, и они рассыпались по его груди волшебным водопадом.

– Почему? – послышался сонный вопрос. – Я в восторге от своих новых бриджей. И буду носить их, как только представится возможность.

– Вот именно. Учитывая, сколько времени я намерен держать тебя в кровати, эта возможность почти равна нулю.

Бранди улыбнулась и потерлась щекой о плоский живот Квентина, как довольный котенок.

– И с чего вдруг мне захотелось иметь бриджи?

– Понятия не имею.

Потянувшись, новобрачная заморгала при виде широких полос света, пробивавшегося сквозь занавески.

– Уже день?

– Почти.

– Нужно вставать?

– Придется. Но только затем, чтобы забрать еду, которую нам оставила миссис Коллинз, а то мы умрем с голоду.

– С голоду? Невозможно. Я насытилась, как никогда. – Бранди подняла голову и с любовью уставилась в глаза Квентина. – Благодарю тебя за самую чудесную ночь в моей жизни.

– Это мне следует благодарить. И не только за чудо прошлой ночи. Но за гораздо большее. – Заметив, что жена вопросительно наморщила лоб, Квентин тихо добавил: – Ты сделала мою жизнь наполненной, хотя я никогда не подозревал, что она пуста, ты лучше меня поняла, что мне нужно. Ты подарила мне радость, смех, любовь. Ты подарила мне себя.

Взгляд Бранди затуманился.

– Я очень сильно тебя люблю. Всегда любила, даже когда не понимала этого.

Квентин едва заметно улыбнулся:

– Мне кажется, мы с тобой последние, кто осознал правду. Бентли, миссис Коллинз, Герберт – все они затаились и ждали, когда наконец мы поймем очевидное.

– Не забудь еще Памелу.

– Маму? – Теперь настала очередь Квентина удивиться.

– Да, Если бы я чуть внимательнее прислушивалась к ее словам, я бы поняла. – Губы Бранди тронула печальная улыбка. – Она пыталась сказать мне, что ты мое будущее.

– Что же она сказала?

– Судьба распорядилась так, что это был наш последний разговор по душам. Мы работали здесь, в саду, и обсуждали мое взросление, вернее, отсутствие такового. Памела слушала, как я болтала о том, каким должен быть в идеале мой будущий муж.

Квентин приподнял темную бровь:

– И каким же?

– Он должен быть страстным, любить приключения и не пытаться меня переделать, а вместе со мной радоваться жизни.

– Понятно. – Квентин провел рукой по гладкой спине новобрачной. – И что сказала мама?

– Она сказала, что мужчина, о котором я мечтаю, действительно существует, и что он редкий, особенный человек, и что скоро, очень скоро, мы узнаем друг друга. Заметь, не встретим, – подчеркнула Бранди, – а узнаем. После этого заявления она как бы случайно заговорила о тебе. Мне следовало сразу догадаться, что она имела в виду.

– Тонкость не является твоей сильной стороной, солнышко. Ты не можешь ни применить ее, ни уловить. Бранди печально вздохнула:

– Действительно. А в этом случае мне понадобилось очень много времени, чтобы распознать ее, потому что я не разрешала себе думать о Памеле. Было очень больно. – Она помолчала немного. – Мне ужасно ее не хватает.

– Я знаю.

– Моим единственным утешением служит сознание, что она с Кентоном. – Бранди заморгала, припомнив другую подробность. – Во время нашего последнего разговора она произнесла еще кое-что. А я только сейчас вспомнила. Она сказала, Кентон для нее – душа и сердце. Что без него она не стала бы жить. Я верю, что это не было преувеличением.

– Я тоже. Мои родители были как две половинки одного целого, и один не мог существовать без другого. Слава Богу, что они вместе. Так по крайней мере им покойнее.

Бранди потупилась:

– Возможно, это прозвучит глупо, но я уверена, что наш союз тоже принес им успокоение. Я тут вспоминала условие завещания Памелы, которое было адресовано мне. Оно заканчивалось словами: «В глубине сердца я знаю: ты никогда не будешь одна». Мне кажется, она таким образом благословила нас.

– Вовсе это не глупо, – возразил Квентин. – На самом деле в твоих словах очень много смысла. Мама передала тебе свой дар провидения, а это гораздо ценнее, чем шкатулка с украшениями.

У Бранди тут же округлились глаза.

– Шкатулка!

Соскочив с кровати, она. не одеваясь, метнулась к столику и принялась шарить по задней стенке шкатулки, а когда нашла ключ, отомкнула крышку Квентина так удивило поспешное бегство жены, что он даже приподнялся и сел.

– От такого вида дух захватывает, – поддразнил он ее, – но я немного сбит с толку. Почему на двадцать первом году жизни ты вдруг приобрела тягу к драгоценностям?

Бранди метнула на него возмущенный взгляд и засеменила обратно в кровать.

– Вовсе нет. Я ходила за этим. – Она протянула ему два таинственных предмета, которые обнаружила перед свадебной церемонией.

– Что это? – посерьезнев, спросил Квентин. – Ключ и конверт?

– Конверт с твоим именем и ключ, который был спрятан под конвертом, – поправила Бранди.

– Спрятан? – Квентин быстро перевел взгляд на туалетный столик. – В маминой шкатулке?

– Да. Вчера я впервые смогла заставить себя открыть ее. Мне очень хотелось надеть что-то из украшений Памелы в тот самый день, когда я стану твоей женой. Для тебя и для меня. А когда я открыла шкатулку и вынула нужное мне ожерелье, я нашла эти вещи. Не понимаю, какое значение имеет ключ, но письмо явно от твоей мамы к тебе. – Голос Бранди смягчился. – Я подумала, возможно, то, что она написала, принесет в твою душу покой.

Квентин нахмурился, внимательно рассматривая свое имя на конверте:

– Это написано рукой отца, а не матери.

– Твоего отца? – заморгала Бранди. – Не понимаю. Почему вдруг письмо от Кентона спрятано в шкатулке Памелы?

– Не знаю. Но намерен узнать.

Разорвав конверт, Квентин вынул два отдельно сложенных листка. Он разгладил первый, отметил, что послание адресовано отцу, и быстро пробежал глазами две строчки.

– Господи!

– Квентин. – По спине Бранди пробежал холодок страха от такой необычной реакции. – Что там?

– Предупреждение. Отцу, а не от него. В нем говорится:

«Ты суешься не в свое дело. Будешь продолжать – умрешь, а Дезмонд расплатится».

– О мой Бог! – В лице Бранди не осталось ни кровинки. – Кто-то угрожал жизни Кентона.

– Не только угрожал, Бранди. Отнял ее. От предположения Квентина стало трудно дышать.

– Это все меняет, – хрипло заговорил Квентин, его горло судорожно сжалось. – Мы предполагали, что мишенью убийцы был Ардсли. Судя по этой записке, им был отец. Ты знаешь, каким принципиальным был мой отец. Если бы он заподозрил кого-то в незаконных или недостойных поступках, он ни за что бы не оставил это дело в покое, несмотря ни на какие записки с угрозами. Он стал бы доискиваться до правды, пока не добился бы своего. Но что, если при этом он затрагивал убийцу? Этот негодяй был бы вынужден осуществить угрозу и заставить отца замолчать.

Бранди уставилась на записку, пытаясь собраться с мыслями:

– Судя по тому, что здесь написано, Дезмонду тоже угрожали. Из этого можно предположить, что он как-то связан с тем, что расследовал Кентон.

– Или являлся причиной всего, – с горечью предположил Квентин. – Не забывай, Дезмонд с самого начала имел отношение ко всем папиным сделкам, а сейчас к нему перешло управление всеми делами. Помня об этом, разве нельзя предположить, что он должен знать, занимался ли отец опасным расследованием?

Бранди кивнула:

– Да, вывод напрашивается сам собой.

– Тогда почему Дезмонд не проронил ни слова, особенно после того, как власти подтвердили, что катастрофа произошла не случайно, что это убийство?

– Квентин, мы уже полностью исчерпали и отвергли версию, что Дезмонд мог причинить Кентону вред.

– Я знаю. К тому же Дезмонд не писал этой записки. Это не его рука. Если, конечно, он не заплатил кому-то, чтобы тот написал и отправил записку, ее автор не он. Тем не менее чутье мне подсказывает, что мой брат как-то связан со всем этим и, думаю, не случайно.

Бранди разгладила покрывало.

– Ясно, Кентон знал, что находится в опасности. Должно быть, он спрятал записку с угрозой в шкатулку Памелы из предосторожности на тот случай, если с ним что-нибудь случится, чтобы она нашла ее. А возможно, он сразу отдал записку Памеле и попросил спрятать где-нибудь в надежном месте. – Бранди показала на другой листок. – Возможно, второе письмо ответит на некоторые наши вопросы. Что там говорится?

Квентин склонил голову и развернул второе письмо.

– Оно написано рукой отца, – сообщил он жене и подвинулся так, чтобы ей было видно через его плечо. Вместе они прочитали следующее:

«Дорогой Квентин!

Люди, как и драгоценные камни, обладают множеством граней, некоторые из них видимы, а другие хитро спрятаны. Добыть ключ к правде – это значит научиться видеть глубже поверхности. Тогда никто не сможет навредить тебе. Я молюсь только об одном: чтобы чувство братства и способность к прощению, эти важные свойства мужчины, в которого ты превратился, так глубоко укоренились в твоем сердце, что расцвели и возобладали над гневом, каким бы праведным он ни был. Моя вера в тебя безгранична.

Твой отец».

– Не понимаю, – пробормотала Бранди. – Совсем не похоже на Кентона: он никогда не выражался таким завуалированным цветистым языком.

– Ты права. – Квентин еще раз внимательно ознакомился с письмом. – Но в этом случае ему пришлось.

– Я по-прежнему ничего не понимаю.

– Отец понадеялся, что я пойму скрытый смысл.

– Ты хочешь сказать, что письмо зашифровано?

Квентин кивнул:

– Сама подумай, солнышко. Ты минуту назад сказала, что отец понимал, в какое непростое дело ввязался. Я полагаю, он не хотел подвергать опасности ни свою семью, ни результаты своего расследования, изложив все факты на бумаге. Поэтому он скрыл их в этом послании, предположив, что я сумею расшифровать его.

Бранди, нахмурившись, еще раз перечитала письмо.

– А ты сумеешь?

– И да, и нет. В целом мне понятно отцовское послание, но есть кое-какие тонкости, которые я не в состоянии осмыслить без одной или двух очень важных, но пока отсутствующих деталей, без которых мозаика не складывается. – Квентин обратил задумчивый взгляд на жену. – В одном я уверен. Мой брат замешан во всем этом с головой.

– Почему ты так уверен?

– Из-за отцовских слов. Смотри. – Квентин показал на письмо. – Он говорит о чувстве братства, после чего сразу призывает меня сменить гнев на прощение. Какие бы страшные факты он ни обнаружил, он защищал Дезмонда от них, а теперь и меня просит о том же.

– А сами эти факты скрыты в записке?

– Думаю, нет. – Квентин сосредоточенно нахмурился. – «Люди, как и драгоценные камни…» Драгоценные камни. – Он резко вскинул голову. – Какой же я дурак. Так старался отыскать правду, что упустил из виду очевидное. Драгоценные камни… Шкатулка.

– Шкатулка? – Бранди округлила глаза. – Значит, должно быть, это и есть «ключ к правде»? – Она протянула второй из найденных предметов.

– Согласен. Дай мне посмотреть. – Квентин взял ключ и повертел его в руках.

– Шкатулка Памелы! – Бранди вскочила, пробежала по комнате и схватила разукрашенную шкатулку с туалетного столика. – Кентон, наверное, спрятал улики здесь.

– Сомневаюсь, что мы найдем в маминой шкатулке что-нибудь, кроме украшений, – возразил Квентин. – Но все равно я хотел бы ее осмотреть, как и ключ к ней.

– Ты считаешь, что ничего не найдешь? – удивилась Бранди. – Ладно.

Все еще сомневаясь, она вернулась на кровать, вынула из тайника ключ, который протянула вместе со шкатулкой мужу и печально смотрела, пока Квентин перебирал содержимое шкатулки.

– Как я и ожидал, ничего, – объявил он, затем отставил в сторону шкатулку и, взяв от нее ключ, сравнил его с тем, который спрятал Кентон.

– Они одинаковы, – пробормотала Бранди.

– Не совсем. Посмотри повнимательнее, в нарезке есть небольшое различие. Если я прав… – Он попытался вставить ключ Кентона в замочек шкатулки, но безуспешно.

– Тогда о какой же шкатулке ты говорил?.. – Бранди замолчала, внезапно догадавшись. – О шкатулке Кентона! – Увидев уверенный кивок Квентина, продолжила: – Я помню, у него была шкатулка в пару к этой.

– Отец заказал одинаковые шкатулки у одного мастера. Вот почему ключи так похожи.

Бранди вцепилась в плечи мужа.

– Теперь мы знаем, что нам делать. Подождем темноты и потихоньку проберемся в Колвертон. Нет, погоди. – Она нахмурилась. – Ночное время не годится. Дезмонд теперь занимает покои твоего отца. А именно там, я предполагаю, Кентон хранил свою шкатулку. Нам придется дождаться, пока Дезмонд не уедет из Колвертона или не заснет пьяным сном в своем кабинете, прямо за столом. И тогда мы выкрадем шкатулку и…

– Прекрасная идея, – перебил ее Квентин, – но бессмысленная.

– Почему?

– Потому что отцовская шкатулка пропала.

Бранди охнула.

– Тебе точно известно?

– Точно. Мне это сказал Бентли. Больше недели тому назад.

– Ну так значит ее найдут?

– По правде говоря, думаю, Бентли оставил ее поиски в тот день, когда мы получили ужасное известие с Боу-стрит. Известие, что мои родители пали жертвой убийцы, вытеснило из его головы все, включая мысль о шкатулке. Да и из моей тоже до этой самой минуты. Хотя я не думаю, что продолжение поисков дало бы какие-нибудь результаты. Даже если бы мы обшарили весь Колвертон комнату за комнатой, все равно не обнаружили бы шкатулку.

– Кентон спрятал ее, – сделала вывод Бранди. – Вместе с уликой, которую он хотел скрыть, чтобы ее нашел ты, и только ты один.

– Уверен в этом, как уверен и в следующем: содержимое шкатулки приведет нас к тому, кто убил наших родителей. Бранди обратила на него серьезный взгляд:

– Но как нам найти эту улику?

– Раз послание отца в основном касается Дезмонда, мы начнем с того, что вернемся в Колвертон и, если нужно, выбьем правду из моего братца.

– Ты не можешь точно знать, сколько ему известно.

– Но зато я уверен: он что-то знает. И я не уйду, пока он не выложит все начистоту.

– Я поеду с тобой.

Не успела она договорить, а Квентин уже качал головой:

– Ни в коем случае. Тебя уже один раз чуть не убили. Я не хочу снова рисковать.

– Квентин. – Бранди села на колени. – В Изумрудном домике никого нет, кроме нас с тобой. Здесь меня подстерегает больше опасностей, чем во время поездки с тобой в Колвертон. Кроме того, я не верю, что Дезмонд убил твоего отца, да ты и сам не веришь в это, несмотря на весь свой гнев. Судя по первой записке с угрозой, похоже, твой брат не столько преступник, сколько жертва. Он слаб, Квентин. Ему очень не хватает уверенности. Но он не убийца. Однако его что-то мучает – то ли чувство вины, то ли страх перед разоблачением. Вот почему он постоянно пьет. Что касается Кентона, мы оба с тобой знаем, какой это был нравственный человек. Неужели ты на самом деле веришь, что он просил бы тебя защитить того, в ком заподозрил потенциального убийцу, даже если этот кто-то был его собственным сыном? Решительно нет. – Бранди помолчала, закусив губку. – Я согласна, Дезмонд связан с этим делом. Но по-моему, это не он сочинил записку с угрозой и не он подпилил ось кареты. Кроме того, нам предстоит еще разобраться с загадочной папиной книжкой и противоречивыми цифрами, которые в ней содержатся. Возможно, наши отцы раскрыли то, что сделало их мишенями для убийцы, – ты не думал об этом? У нас еще масса нерешенных вопросов. Я не говорю, что могу найти все ответы на них, я лишь прошу права участвовать в поисках ответов. Пожалуйста, Квентин, позволь мне помочь тебе.