Текст книги "Весы Правосудия Божиего. Книга первая"

Бедолага, несостоявшийся оракул, видимо, только тут, в тюрьме, чувствовал себя в своем элементе. Среди недоразвитых, душевно больных да прочего отребья он расхаживал как император, играя мышцами на подкаченном предплечье, и без конца умничал, сколько уж позволяло его весьма ограниченное мировоззрение.

– А что это у тебя, братан, набито в сидоре-рюкзаке? А ну-ка, показывай, знаешь же понятия – местные законы, сегодня ты делишься с нами, а завтра мы не забываем о тебе.

Закон таков, всякий, получивший передачку из дома, должен принести ее на общий стол, чтобы поделиться с братвой, ну, разумеется же, глядя на социальный статус несущего, и бралась доля на общак, но никак не менее пятидесяти процентов от общей массы.

– Да нет проблем, братва.

Бронька взял и высыпал все содержимое своего рюкзака на стол.

Вещи личного пользования каждый имел право держать при себе, а вот еда, чай и табак тут делились на пятьдесят процентов, то есть половину оставляя хозяину, а вторую часть выставляя на общак – якобы общее пользование, но этот высоконравственно-социальный закон уже не очень-то соблюдался, в общем, то содержимое общака съедалось, пилось и курилось теми, кто безраздельно господствовал.

В касту господ, обладавших неограниченной властью, – вот куда приглашался Бронислав, но у власти они могли оставаться лишь до тех пор, пока не соберется такая же по физической силе банда и, разумеется, далеко не путем парламентарных голосований, а вооружившись заточками, свергнет их монархию с помощью подлого нападения, без попытки установления дипломатических отношений, безобъявления войны.

Вот именно по этой причине Ростик из кожи вон лез, чтобы подобрать великана Броньку под крыло своего управленческого аппарата и тем самым укрепить позиции безраздельной власти.

Ведь и на самом деле кому-то надо смотреть за порядком, так лучше уж быть ведущим в этом аду, а не ведомым. Дескать, «Быть или не быть», как написал великий Шекспир.

Вот почему он и согласился войти в компанию Ростика.

Как вскоре выяснилось, в камере есть и алкоголь, и наркотики всех мастей, но это монополия господина Асана, хозяина этого пенитенциарного заведения, старого опера, уже завершающего свою ментовскую карьеру, доблестно отслужив четверть века, будучи за рулем сей страшной машины, что без чувств и разбора, день за днем, год за годом, со страшным хрустом, перемалывала судьбы людские.

Для тысяч это тюрьма, а кому-то она золотое дно, но согласись, мой дорогой друг, ведь каждый из нас использует все, что только позволяет индивидуальная совесть, чтобы жизнь становилась светлей.

Господину Асану Бог послал милость управлять этой машиной, и не он виноват, что кто-то в нее попадал, а попадали постоянно. Каждый вновь приходящий – потенциальный источник дохода или носитель какой-либо информации, так что ну почему бы, имеючи власть над всеми ими, не создать торговлю, что непременно принесет блестящий доход.

Хотя и по заоблачным расценкам, но тут продавалось все, от спиртного до свободы… ну сбежал человек и сбежал, а каким путем, то бес его знает, то ли охрану подкупил, то ли дельтаплан соорудил, подлец, так что доступно тут было практически все, включая все возможные прелести жизни, ну то есть плати доллары – и ты будешь счастлив.

Все эти и массу других неизменных местных доктрин Бронька усвоил за считаные дни и стал достойным членом данного общества, где собраны убийцы и грабители, вымогатели и воры, сутенеры и насильники, шулера и аферисты, щипачи и медвежатники, поджигатели и даже парочка осквернителей могил.

Так вот, последние, трудясь на кладбище могильщиками, присматривали-таки за похоронами, и раз уж закапывалось нечто ценное, вроде костюмчика познатней, колец или обуви, то ночью не брезговали еще раз откопать и, раздев покойничка, снова предать его земле, в ход шли также и гробы познатнее, венки и цветы, что посвежее, кстати, на них они и погорели…

Да уж, в общем-то и на самом деле адвокат отчасти был все-таки прав: тут был весь сброд мира сего.

Но даже среди всей этой плеяды полушизофреников уголовного мира разных направлений, наклонностей, профессий, призваний и чисто случайностей, сравнимых разве что со всеми цветами спектра радуги, все же можно найти, хоть и редко, но интеллигентных людей, и неважно, за какие проделки они попали на конвейер этой адской машины правосудия.

Сколько ошибок за свою жизнь может совершить всякий из нас?

Некто ошибается и входит в мировую историю, а другой просто по несчастным совпадениям своей, а то и чужой, воли судеб вынужден воровать себе хлеб, а потом, сидя где-то вдали от общества, укрываясь от непогоды под неким мостом, поглощая краденый кусок, анализировать, но где же я ошибся впервые, что вот уже несколько лет прошло, с тех пор как тону в нищете, и нету выхода, нету.

Да ладно нету, есть, он должен быть, да, он прост, лишь смирись с тем, что имеешь, отбрось всякие мечты о входе в историю, просто живи сегодняшним днем, да, радуйся тому, что у тебя есть, даже пусть ничего нету, все равно радуйся жизни самой, вдоху и выдоху, аромату цветов и чудесам творений природных, рассвету и закату, ненастью и солнечному дню, радуйся, научись видеть прекрасное вокруг себя, и тебе станет намного легче.

Философствовать можно без конца, мой друг, а давайте вернемся-ка мы к нашему рассказу. Что, походу, начинает набирать скорость событий.

В той тюрьме каждый десятый день банный, все сто двадцать человек выводятся на помывку, это уже великое событие, меняется постельное белье, которое полно вшей, клопов и вообще просто воняет…

Через баню идут поставки наркоты и алкоголя, все делается как будто нелегально, а в то же время под чутким контролем надзирателей, ведь они-то сами все это и доставляют.

Рука руку моет, ведь некто, философ по натуре своей, изрек этот фундаментально-фразеологический оборот еще, наверно, в глубокой древности, так вот с тех пор эта вроде бы простейшая мысль все еще актуальна.

Выживали как могли, сам хозяин тюрьмы, закрывая глаза на все, давал шанс заработать своему персоналу, ну и, конечно же, зарабатывал сам, этим давал зэкам возможность травки покурить и выпить сто грамм хоть по праздникам, иначе был бы бунт на тюрьме, а это повлекло бы за собой непредсказуемые последствия.

Кстати, были и такие случаи в те годы, но в других регионах, там сотнями погибали в камерах закрытые люди в пламени пожара, а те, кто вырывались, обезумев, просто убивали друг друга – человеческий фактор, говорят…

Вспомним, как Россия в те девяностые прошлого века, погрязшая в хаос, и вправду была на грани тотального коллапса, так кому какое дело было до тюремной системы. Тот мизерный бюджет, что выделялся на всю гигантскую структуру исправительных учреждений, никак не мог прокормить непланированный поток заключенных, что с каждым днем возрастал.

Волею судеб в одночасье на улицах оказавшиеся миллионы искали способы выживания, и многим из них просто приходилось становиться на уголовную тропу, чтобы попытаться хотя бы как-то существовать.

За считаные дни банкротились десятки лет функционировавшие градообразующие предприятия, заводы и фабрики, институты сокращали профессорский состав, а то и вовсе закрывались. Интеллигентные, образованные люди рылись в мусорных контейнерах в поисках пищи, но что можно было найти в баках отходов, если в гастрономах-то было попросту пусто, и ведь не каждый же может перешагнуть эту грань, чтобы жрать, как скот, объедки других из помойки. Инженеры, артисты, педагоги из-за безвыходности вешались в своих вдруг опустевших квартирах… ведь на барахолке от мебели до тряпок – все продавалось за бесценок, а элементарная еда на рынках подчас стоила бешеных денег.

Поросль, молодежь, в поисках возможности выжить сколачивалась в бандитские шайки.

Быть бандитом стало просто престижно и модно.

Число бездомных и безработных росло с каждым днем, и порой казалось, что это уже необратимый процесс, ведущий к анархии.

Страна была почти что в хаосе, но и в нем должен же быть хоть какой-то порядок, так вот за этим порядком и следила та самая организованная преступность, конечно же аккуратно, со знанием дела курированная силовыми структурами власти, регулируя численность группировок и их интеллектуальный потенциал, по необходимости лишних убирали, элементарно с помощью тех же братков, но другой, соседней команды, ведь есть же и такой тезис в учении восточных единоборств, который гласит, что, мол, силу противника порой можно использовать против него самого…

Господами стряпался необходимый сценарий, и по команде фас ребята стреляли друг друга и почем зря.

Россия в те годы на самом деле пару моментов была близка даже к началу гражданской войны, но благодаря чудовищным усилиям на самом деле талантливых молодых политиков нашла-таки силы и все-таки устояла в той страшной буре начала девяностых годов.

Да и нечего удивляться, ведь наша Родина-мать видала и не такое… да, приносила порой большие, ужасные жертвы, но ведь выстояла… выстояли наши деды, поклон им до самой земли.

Так, может, надо и нам раз людьми становиться, хотя бы в честь памяти предков?

Глава 16

– Ты должен все до мелочей, подетально вспомнить и пересказать экспертам, не только то, что ты чувствовал, мыслил, видел, а даже осязал до и также после момента убийства. У тебя осталось всего три дня, чтобы серьезно собраться с мыслями, ради тебя самого. Не вздумай врать или играть театр – такие трюки погубили немало чудаков, но полагаю, что тебе это не грозит, удачи.

Последнюю ночь перед психэкспертизой он, попросив ребят не галдеть, решил уйти в то состояние, в какое ему невольно получалось погружаться, будучи в одиночке.

Вовсе не сидя в позе лотоса, чтобы не искушать интерес сокамерников, а попросту попив крепкого чаю и собравши всю силу воли, он лег на свою шконку.

Выравнивая дыхание, Бронька заставил себя не думать и не слушать окружающий приглушенный гомон.

Пацаны его уважали, а кто нет, тот по крайней мере боялся, так что в ту ночь никто не вскрикивал, зная, что у него завтра психэкпертиза, старались разговаривать на полтона ниже, а вблизи его шконки, что была не случайно у окна в глубине камеры, то есть самое козырное место, Север читал какую-то книгу и даже близко никого не подпустил бы, даже если кто-то случайно и сунулся по запарке, ну якобы забывшись.

Концентрируясь только на своем дыхании, как это неоднократно практиковал в одиночке, он стал уходить в состояние, которое принято называть трансом, и на самом деле, не взирая на условия, далекие от идеальных для занятий такого рода, оно стало получаться.

Общий гомон, если вы бывали в Большом театре перед премьерой, то вы слышали и обязательно помните этот неповторимый звук…

Когда полный зал, все в ожидании сдвига занавеса, хоть что-то, пусть и приглушенно, но говорят все, ну или почти каждый, норовя хоть что-нибудь да сказать своему спутнику. Шуршание исключительно эксклюзивных дамских туалетов, скрип новой обуви их кавалеров, обсуждение либретто пониженными голосами – вот это и есть общий гомон.

А потом, только колыхнулся занавес, как из оркестровой ямы вдруг раздается первый аккорд увертюры… то дрожь словно электротоком проходит по вашим костям от неожиданной магии, акустики звука симфонического оркестра о неслучайно высокие арочные своды театрального дворца, и вот тут-то представление начинает уносить вас в неземной полет… в полет наслаждения искусством бесспорных талантов…

Примерно вот так смею описать это чудо.

С наступлением полного транса раздельные звуки плавно переходят вот в этот самый общий гомон, следующая идет беззвучная, но тем не менее эффективная увертюра как переходный порог с одного состояния к другому, а потом с незыблемым, но явно ускоряющимся углублением в мистическую нирвану потустороннего мира ты слышишь только однотонный, почти неощутимо, но уменьшающийся в своем звучании гул… а потом сей звук отступает совершенно, оставляя тебя в полной тишине.

Пропадает ощущение времени и привычной материи… да, и вот тогда-то в них и можно попробовать даже перемещаться.

Практически кожей чувствуешь, странно, хотя у твоего тела глаза и закрыты, но ты видишь нечто сравнимое с лучом сканера, который проходит по телу с ног до головы туда-обратно, и ты уже свободен, да так свободен, что летишь с уверенностью того, что это на самом деле происходит наяву. Не допуская ни малейшего сомнения в происходящем, ты не просто летишь как бы вместе со своим телом, а перемещаешься даже во времени… хотя на самом деле оно, твое тело, в это время спокойно отдыхает на том же месте, где ты его и оставил, но отдыхает только физически… как надо понять, по-видимому, оно покинуто душою, для которой, благо, не существует границ.

Сначала ты чувствуешь, как без малейшего усилия твое астральное тело, не имеющее никакого отношения к гравитации, приподнимается над кроватью, на которой лежало, и, не меняя позу, легко и просто кружит по помещению, как бы прощупывая, испытывая возможности достигнутого состояния, не осознавая того, что на самом-то деле физическая часть тебя осталось лежать на своем месте, но тебе до нее дела в тот момент попросту нет, ну вот никакого.

Тут уже ничто не важно, а только сам факт, главное то, что ты полетел…

Восторг от небывалого испытания тебя приводит в неописуемое состояние духа, но оно выше, нежели триумф, представь, ты безо всякого усилия на это, совершенно свободно паришь в воздухе, сохраняя полностью здравый рассудок, притом выполняя самые немыслимые пируэты.

А затем буквально в мгновение ока ты оказываешься там, где тебе нужно быть на данный момент, дабы добыть информацию, только ее можно перенести из астрального мира в физический, и тут уже нету ограничений ни во времени, ни в расстоянии в пространстве, ни в материи, какой бы она ни была.

Наверно, все это звучит безумно, возможно, да, но ведь недоказуемо, происходило ли с ним все это на самом деле, или то плод воспаленной фантазии, спорить и делать какие-либо выводы тут просто не стоит, ведь какую бы вы ни выставили свою гипотезу, обратное также вполне реально…

Вернувшись назад в ту ночь, когда Кирилл стоял перед ним на дворе, еще до выстрела.

Он сам себе на удивление в буквальном смысле этого слова расстроился.

Первый, заняв нейтральную позицию, просматривал фильм тех событий, глядя на все со стороны, и в то же время второй стоял с карабином в руках… на своем же месте, с полной ясностью мыслей, осязаний и впечатлений, а третий наблюдал за первым и вторым, анализируя чувства и переживания двойников…

По-видимому, в тех других измерениях на самом деле возможно даже невозможное, что для простого обывателя, реалиста, может показаться даже безумием.

Не то что на два, а то и на несколько тел может быть разделено одновременно наше астральное тело в тех, не так-то просто доступных, но тем не менее существующих измерениях, и все разделенные тела, даже исполняя разные функции, тем не менее между собой держат плотную связь, и вся информация с каждого отдельного тела поступает на единый мозговой центр, и, о чудо, мозг человеческий, он якобы ограниченный, а способен таки обработать всю с трех сторон одновременно поступающую информацию и отдавать нужные команды сразу на несколько тел, невероятно…

Вот что ему удалось запомнить из астрального путешествия той ночи.

Безвыходности пресс, что давит неустанно… Катясь по склону, нарастает снежный ком… Вдруг вспышка ярче солнечного света… Тишина, и время невзначай остановилось… Там труп лежит, но снежный ком пропал… Вдруг так спокойно и легко на сердце стало… Закончен этот театрально-сатанинский бал…

Возвращаться из того состояния, если честно, вовсе не хочется, но ты ощущаешь это только какую-то долю секунды, как раз в тот момент, когда, вернувшись из прошлого обратно в камеру, заново выкручиваешь пируэты, как бы тормозя, а потом, вмиг утеряв сей магический дар, приземляешься на свою кровать, войдя в тело, как будто ничего и не бывало, все в полном порядке, но информация в памяти запечатлелась как азбука.

Ты летал, видел, запомнил, прочувствовал, и это неоспоримо, а что еще тебе, человек, надо, ты получил информацию… и можешь ею воспользоваться.

Было раннее утро, когда он в прямом смысле этого слова пришел в себя, полный эмоций и уверенности в том, что должен сказать на грядущей экспертизе.

– Слушай, дело, конечно, прошлое, но ты, брат, был мертвецом, ну по крайней мере не дышал, так это уж точно, к счастью, вижу, что ошибался. Бронька, я был готов звать на помощь, но не смел, так как ты сам меня просил не тревожить тебя ни в коем разе, пока ты сам не проснешься.

Север возбужденно тараторил, ловко тусуя из чифирбака в кружку заварку свежего чая, притом не скрывая празднично-приподнятого настроения в связи с чудотворным воскрешением теперь уже многоуважаемого приятеля Броньки, явно обладающего каким-то оккультным даром.

– Ну мистика, и только, ты шаман, блин буду, это я тебе говорю как очевидец.

О том, где, в каком путешествии он был в эту ночь, Бронька и распространяться не стал, засмеют ведь братки, станешь объектом приколов на долгое время, да черт его знает, может, некоторые и поняли бы, а кому оно надо.

Молчание – золото, в народе не зря ведь говорят…

– Как это возможно, вот так вот запросто умереть и воскреснуть, отвечаю, ты не дышал, гадом буду.

– Ну-ну, не зарекайся, старина, дышал я, конечно, пусть самую малость, незаметно, но должно же тело человека дышать, иначе его мозг попросту отомрет, умрет, и точка, вернется он после астральных странствий, а войти-то некуда.

Старый вор находился в смятении, не совсем поняв монолог о странствиях и возвращении, протирал глаза, ведь он сам лицезрел явную смерть и чудотворное воскрешение приятеля, а посему теперь смотрел на него с таким выражением лица, с которого без труда считывался восторг, уважение, боязнь и суеверие одновременно.

– Благодарю, старина.

Броня с уважением принял обжигающую жидкость, чуть ли не священную в местах не столь отдаленных, да если бы не чай… что делал бы узник, чифирок душу бодрит, голод прогоняет, да плюс ко всему и витамин в нем кое-какой содержится, в конце-то концов.

Вскоре после завтрака его вызвали на коридор.

Те четыре часа, что длилась экспертиза, довели его аж, до нервного истощения.

Неудивительно, ведь, когда решается судьба, там не до шуток.

Скажете, наверно, невелика проблема, а вот попробуйте одновременно пообщайтесь с четырьмя профессорами-психологами да психиатрами тет-а-тет, да еще будучи на месте и в положении дел Броньки Климова…

Тестируемый отвечал на перекрестные устные вопросы и заодно заполнял бесконечные письменные тесты, складывал фильмы из отдельных, по одиночным кадрам нарезанных цветных диапозитивов и объяснял их сюжеты. По просьбе психиатров, словно дитя, цветными карандашами рисовал внеземных существ и классифицировал их.

В конце-то концов, когда уже все нервы, как перенатянутые струны контрабаса, словно гудели, готовые рваться, и на самом деле тело уже начинало дрожать от перегрузки, ему задали еще один вопрос, оповестив притом, что это последнее испытание.

– Скажите, что же вы чувствовали коротко, за секунды перед случившимся, в момент выстрела и сразу после того?

Вот тогда-то Бронислав и выдал свое стихотворение, там же, на месте, экспромтом, слегка обработав, придавая поэтическую форму информации, полученной во время сверхстранной ночной прогулки в прошлое.

В стихах он прочел то, что получил практически прозой, сам тому удивляясь не меньше, чем члены комиссии.

 
Безвыходности пресс, что давит неустанно…
С явлением природы-матери едва сравним…
Как снежный ком, что, нарастая произвольно…
По склону катится, лавина вслед за ним…
 
 
Вдруг вспышка ярче солнечного света…
Кометой пред глазами пронеслась…
Пространство разрезая на две части…
На до и после, жизнь как книга расклалась…
 
 
Безмолвие, и время невзначай остановилось…
Там он лежит, но снежный ком пропал…
И вдруг спокойствие в душе установилось…
Закончен театрально-сатанинский бал…
 

Присутствующие не аплодировали, но по выражению их лиц высокоуважаемые профессора все же не остались без впечатлений.

Младшая научная сотрудница, как и прежде, продолжала стенографировать, помимо того что и так вся экспертиза записывалась на диктофон.

Ученые с достойным уважения безэмоциональным, но все же нескрываемым восхищением на лицах попрощались и, пожелав удачи, вызвали за ним конвой.

– Позвольте минуточку, молодой человек, материалы экспертизы нуждаются в обработке, но будьте уверены, во избежание эксцессов, вот эта наша коллега, – седой профессор указал на довольно еще молодую даму, – ответ привезет вашему адвокату прямо на суд и, разумеется, будет присутствовать на заседании.

Будучи переполненным эмоциями, невзирая на присутствие конвоира, Бронька еще раз посмел протянуть свою руку в сторону седовласого профессора, на что, не получив отказа, ощутил воистину дружеский ответ рукопожатия.

Ничего не объясняя, его завели в хату, приказав собрать личные вещи, а потом отконвоировали обратно на второй корпус в ту же камеру, где он уже раньше провел полгода в гордом одиночестве.

Два месяца пролетели, словно стрела, он запоем читал все, что старый приятель, библиотекарь, советовал от чистой своей души.

Оно неважно, конечно, но Бронька и вправду поверил байке о его невиновности.

Как-то еще при первом знакомстве он даже удивился облику библиотекаря-грабителя, этот человек мог быть ученым, доктором или кем хочешь, но только не банальным грабителем с пистолетом в руке.

– Ты-то хоть знаешь, за что сидишь, а мне поначалу вообще жить не хотелось, в натуре говорю, книги меня спасли.

А теперь скоро десятку праздновать буду, юбилей, мать его. Ладно, надо идти, ты давай дочитывай эту, что там у тебя, а в следующий раз я тебе Рериха притараню-принесу. Прочитать успел и того, и другого, так вот ровно год на тюрьме пролетел.

Первый Бронька поздравил сам себя кружкой чифира.

Он так привык уже к этой камере, что и не помышлял о другой жизни, смирился со спокойным течением времени, а скорей всего, пристрастился к чтению, которое занимало как минимум двенадцать часов в сутки, просто двигаться и спать тоже необходимо, иначе читал бы и сутками.

В книгах находя себе спокойствие и буквально упиваясь самообразованием.

Адвокат появился внезапно, не зря ведь в народе говорят, «как черт из табакерки», без предупреждения.

– Мой мальчик, готовься, через четыре недели твой этап на суд.

Есть новости, но чисто по секрету, правда сам я де-факто того заключения пока что не читал, но на словах такое дело, что ты признан адекватным вполне.

– Ух-х-х, – Бронька вздохнул. – Поверь, я рад, что это так, а то узнать о том, что он сумасшедший, вряд ли кто захотел бы, пусть даже и в моей ситуации.

– Да, ты нормальный, но при этом удивительно счастливый человек, то все равно что – быть богатым, но здоровым…

Адвокат явно любил интригу и комедийный атавизм.

– Да ну, не говори, такого счастья я даже и врагу не пожелал бы, вот, блин, счастливчика нашел, человек уже больше года на нарах парится, обвиняемый в мокрухе, а он, представьте, счастливчиком его обзывает.

Вот даешь, нет – ну ты, брат, в натуре чувство стрема потерял.

Бронька не то что сердился на него, он был счастлив на самом деле, счастлив за то, что признан нормальным, а остальное… да ладно с остальным.

– За пятнадцать лет моей практики второй зарегистрированный случай, и это ты, мой клиент, – адвокат чуть не прыгал от радости. – Вот скажи мне, Бронька, ты был уже по два раза на первом и втором корпусах, где все-таки лучше и какая разница?

– Разница, конечно, есть, но, чтобы ее узнать в натуре, как тут говорят, советую самому попробовать, только вот предполагаю, что в этой жизни жаль, но тебе придется упустить сию исключительную возможность.

– Ну ладно шутить, притом что я знаю, как ты принимался на первом корпусе, надо сказать, таких успехов среди братвы по первой ходке добивается редкий, прямо чуть ли не хатой заправлять, такого не бывает, как тебе это удается?

– Знаешь, я просто боюсь, что это моя последняя ходка, вот и стараюсь, так сказать, по максимуму испытать все прелести этого заведения, – ему хотелось поиграться словами с этим упитанным подхалимом. – На самом деле там на первом, конечно, время бежит быстрее, люди вокруг, наркота, спирт – в общем, все то, что успешно делает и так полудурков полностью ненормальными.

Там драки до смерти, там, брат, впрямь сходу выявляется каждый, кто он такой.

Право скажу, не жалею, ведь за те четыре месяца, что провел там, собралась масса опыта.

Ну а одиночка, то что-то уникальное, считаю, что это время, проведенное на втором, является одним из лучших отрезков моей жалкой биографии.

Хоть почитал малость самую, поразмышлял в спокойствии, да Господу помолился на трезвую голову, заметьте, сама благодать.

Кстати, искренне рекомендую, ненадолго, вот в отпуск пойдешь и попробуй, как оно, только вот так, чтобы полностью, тебе этого испытать не получится все равно, ведь ты-то будешь знать, что это всего игра, отпуск закончится, да на волю выйдешь, так что в какой-то мере мне даже завидовать можно, я это пережил на самом деле, со всеми экстрами, благодаря нашему правосудию.

Ладно разглагольствовать, лирика все это, не так ли, давай уже колись-рассказывай, не томи, братуха, что там такого стряслось с экспертизой-то моей?

– Молись, счастливчик, в момент убийства ты на девяносто девять процентов находился под психологическим аффектом, что снимает с тебя ответственность за содеянное, но не строй иллюзий пока что, все решит судя.

Бронислав, а я не имею права делать столь смелые прогнозы, чтобы обещать свободу в зале суда, будь, главное, спокоен и запомни, одно слово, одна ухмылка может изменить твою судьбу, и далеко не в лучшую сторону.

– Благодарю, маэстро, я насчет будущего иллюзий не строю, знаешь, чисто случайно мной был обнаружен один новый стереотип, и он называется, мой уважаемый друг, «как жить тебе будет легче».

Ты спросишь, как это понять, а я тебе отвечу.

Все просто, стараться надо быть только в настоящем времени, не жалеть и не гордиться прошлым и не думать о будущем. Ведь ты знаешь те слова из песни, где, видимо, очень одаренный человек Дербенев говорит, что «есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь».

– О да, он, похоже, прав, как замечаю, ты, стремительными темпами становишься философом.

– Все благодаря одиночке, брат, благодаря ей, проклятой.

– Ладно, Бронька, у тебя всего тридцать с лишним дней до суда, в какой из камер ты хочешь провести это время, теперь уже ты сам выбирай.

– Походу, веселей будет на первом, а то, зная, что подходит судный день, буду излишне сходить только с ума, а там все-таки братва поддержит. Тюрьма, она и с золотыми решетками останется тюрьмою, и, вообще, те деньги, что Инна платит за мой комфорт, лучше пусть сэкономит да лишний раз прикупит конфет для детворы.

– Ты опять прав, знаешь, я был бы рад встретить тебя при других обстоятельствах, да ну и ладно, хватит лирики.

Одним словом, еще раз хочу тебе сказать, ты сильный, особенный человек, удачи, и мы увидимся на суде. Верь, я сделаю все, что в моих силах.

Они впервые пожали руки друг другу, примерно так, как мужикам это и подобает.