Текст книги "Весы Правосудия Божиего. Книга первая"

Глава 2

Около пяти вечера Броня пришел в детский сад за дочерью.

Маленькая, тут же схватив его за руку, гордо повела знакомить со своей воспитательницей.

– Вот мой папа, – девочка сияла от счастья.

– Аня, – та ответила для приветствия, протянув изящную кисть музыкальной руки.

Фантастическая фея, обладавшая черными, чуть не с ума сводящими кудрями волос, ниспадавшими через всю ее идеально изогнутую спинку, а светло-карие глаза прям кричали: ты мой повелитель… ты моя любовь с первого взгляда…

Он взял протянутую ручку и, подержав нежные пальчики чуть дольше, нежели позволяют законы науки о моральных устоях, при этом прочувствовав ее трепет, произведенный своим появлением, мужчина вздрогнул от мурашек, пробежавших по телу.

Одевая дочь с активной помощью Ани, их руки еще не раз как бы невольно соприкасались, производя электрические, как ему казалось, разряды.

Если бы не дети и за ними приходящие родители, то они поимели бы друг друга прямо тут, на полу раздевалки, это было бесспорно и обоим им ясно даже без слов.

Подняв дочку на плечи, он зашагал через микрорайон, плотно уставленный хрущевскими многоэтажками, в сторону своей общаги, а маленькая, сидя на плечах у гигантского папы, то значит, находясь чуть ли не на метр выше всех мимо проходящих, испытывала эйфорию гордости за них обоих, да что душою кривить, гордился и он за свою умницу-красавицу дочь и сам по себе чудо-шанс вот так вот нести своего ребенка, бесценный момент, а мог ведь быть и убитым еще в той драке, если не поступок бедолаги Детя, кто принял на себя нож обезумевшего наркомана.

Дети сопели во сне, а они занимались любовью, было прекрасно, но все могло быть еще лучше, если бы не сегодняшний обед в ресторане.

Когда страсти улеглись, он тихо спросил.

– Инна, у тебя с тем боссом, конечно же, что-то есть?

– Да что ты думаешь, он мне в отцы годится, да и просто мой босс, пока тебя не было, он нам так помогал, детей и меня возил постоянно, это моя работа, в конце-то концов.

Вот, кстати, тебе он предлагает, пока суд да дело, поработать ночным сторожем на базе. Тут большие перспективы, ведь это же филиал от «ЛУКОЙЛа».

Поверь, я люблю тебя.

– И я тебя люблю, но шефу передай, что у меня уже есть работа. Ты же видела меня сегодня в ресторане, так вот, это моя горная подруга, ты знаешь, она журналист, то ее статья в сегодняшней газете, и она же познакомила меня с человеком, которого я буду возить и охранять. Телохранителем и шофером работать, уж, наверно, достойней, чем сторожить нефтебазу, тоже мне, предложат работенку, ночным сторожем, блин буду.

Она не спрашивала ни о чем, спала на его плече, уставшая от пережитого, но все же счастливая, а он, к сожалению по-своему понимая все, что происходит, кипел внутри, но с титаническим усилием сохранял спокойствие.

Прогоняя мысли через свой воспаленный мозг, делал выводы: ведь если она отказалась бы от внимания босса, то работу эту не видала бы даже издалека, наверняка вначале была проведена проверка ее в постели, и только потом он подписал долгосрочный контракт.

Представить трудно, что ей пришлось пережить за время его отсутствия, молодая и очень привлекательная женщина с двумя детьми на руках, которые просят кушать постоянно, а у нее нету работы, уже кончились деньги, и вот она в кабинете босса молится о каком-либо шансе заработать, а эта похотливая тварь снимает с нее трусики и прямо там на своем столе делает проверку на профпригодность…

Он был близок к крику, но, прикусив скулы, сам про себя сквозь сжатые зубы прошептал:

– Из одного ада в другой… но будь мужиком, Бронислав.

Он уже вслух заговорил сам с собою, наверно, все-таки осталась привычка из одиночки, где, истосковавшись по звуку речи, человек иногда произвольно заговаривает сам с собой…

Она тут же проснулась, как любая мать, у которой, проживая без мужа, обостряются чувства самосохранения, ведь она оберегает своих детей.

– Что случилось, милый? – она вовсе не испуганно спросила, видимо, его присутствие все же вселяло в нее некое спокойствие.

– Ты знаешь Инна, у меня есть идея, вдруг мне повезет и соберу достаточно денег, то мы уедем из этой сумасшедшей страны в Австралию, хотелось бы еще куда-то подальше, но некуда.

И уверяю тебя, забудем обо всем том, что было тут, благодаря моей глупой башке, начнем новую, красивую жизнь как в сказке.

Мы, выращенные как в колбе в этом миллионы раз проклятом Союзе, не знаем, не ведаем даже близко, как живут люди в других странах.

Просидевшие словно в одной большой тюрьме, все одетые в почти одинаковые серые одежды, да уж, фуфайки и валенки нам не дали замерзнуть, но и не позволили видеть ничего, кроме станков на заводах… кефира и в лучшем случае батона с дешевой консервой в обед.

Мы ведь любим друг друга, не так ли, и я не могу смотреть, как босс тебя в свежем макияже забирает с утра, чтобы пользоваться весь день, а потом вечером помятую привозит обратно.

Это невозможно терпеть, я просто сойду с ума или нечто сотворю не совсем хорошее, ты понимаешь?

Вот что, моя жена, завтра я начинаю работу, дай мне немного времени, и я сделаю все, чтобы ты могла бросить это занятие. Спокойной ночки, – он обнял ее за плечи и слушал, как она засыпала, положив голову на его широкую грудь.

«Господь, дай мне один шанс», – он про себя неистово молился.

Говорят ведь, мол, человек полагает, а Бог располагает, так что судьба, подготовленная для каждого из нас, нам неизбежна.

Глава 3

– Направление на запад, – сказал Василий Петрович и, усевшись поудобней, замолк на долгое время, углубившись в некие размышления.

«Гранд-Чероки», промолов весеннюю слякоть заднего двора, выехал на улицу не лучшего состояния и, набирая скорость, направился к выезду на междугороднюю магистраль.

Месиво грязи, разлетаясь в стороны, ложилось на стволы придорожных деревьев, уже покрытых неопределимого состава слоем штукатурки, бросаемой каждой из машин, а при этом рытвины на грунтовой дороге все углублялись, превращая некогда, может быть, и ровную поверхность в нечто похожее на лунный пейзаж, сплошь покрытый мелкими кратерами.

По такой дороге, как всем россиянам известно, можно двигаться только на двух скоростях, или медленно ковыляя с ямы до ямы, ну или же на полной скорости перелетая через них.

Как бы на ощупь, с непривычки к машине, да и вообще, полтора года не водив транспортное средство, он выбрал поначалу первый из вариантов, но с таким ковылянием далеко не уедешь, и, понемногу привыкая к джипу, плавно повышал скорость, до тех пор пока ямы уже стали пропадать.

Не зря ведь говорят на Руси, мол, больше газу, меньше ям.

– Неплохо едем, – через некоторое время Василий Петрович сделал вывод.

– Хорошая машина, – Бронька лаконично добавил к сказанному и молча дальше вел летящего над ямами внедорожника, тут расслабляться было некогда, шли встречные фуры, хоть и ползли они сравнительно медленно, но дорогу уступать особо не старались.

Тайга как раз скинула белую зимнюю шубу, но еще не оделась в зеленое летнее платье и поэтому, седая старушка, особой привлекательностью не отличалась.

От слякоти да повсеместной серости это время переходов между сезонами вызывает депрессивное состояние у любого путешественника, да и, вообще, по своей воле редкий отправится в дорогу при таких условиях весенней распутицы.

И на самом деле трасса не была слишком загружена, хоть этим облегчая движение.

Пару часов они ехали молча, каждый размышляя о своем.

– Похоже, ты профессионал, я имею в виду вождение машины.

– Не совсем, кстати, впервые веду автомобиль по найму, а, сам на себя работая, проехал, наверно, около полумиллиона за все-то годы.

– Я знаю патологоанатома, кто вскрывал тело Кирилла, там пуля прошла, пробив сердце и нерв позвоночника, это выстрел снайпера с редкой квалификацией.

– Да что вы, Петрович, это чистая случайность, я вовсе не целился, – Бронька поскромничал, а руки его невольно сжали руль джипа с двойной силой: этот человек знает обо мне больше, чем я предполагал.

– На службе в армии ты был в морской пехоте, а те ребята, как известно, обучаются на протяжении двух лет без остановки, и в итоге из них получаются приличные бойцы. Известно мне также, что ты учился в мореходке как судовой механик, так, значит, разбираешься в технике тоже?

– Да так, в общих чертах, те моторы значительно больше и мощней, но все же остаются двигателями внутреннего сгорания. Да уж, признаться, хотел перевестись в штурмана, поступить в высшее училище, но не судьба, а в душе, конечно, люблю море до слез.

В итоге пришлось стать фермером, мясником и столяром быть научился, а, кажись, теперь волей-неволей, но придется переквалифицироваться по новой.

– Да, теперь будешь делать другую работу, и притом хорошо, нет, очень хорошо оплаченную, мы знаем все о тебе и даже о времени отсидки в тюрьме. Вчера я имел разговор с Асаном, тебе знакомо это имя?

– Ну так как же, славный старик.

– Так вот, непроизвольно возникает вопрос, боишься ли ты вообще чего-либо?

– Что вы, Петрович, как известно, чувства страха не имеют лишь шизофреники, и то с отклонением в одной определенной области, и, быть может, хорошо пьяные могут не испытывать боязни, например от собак, а со всеми остальными нами оно всегда рядом, но чувство сие, как утверждал некий монах, можно одолеть.

Вот только под силу это всего нескольким из ста, то есть все же малому проценту из нас удается одолеть чувство страха. Именно из таких-то и получаются герои, к коим я пока что официально не причислен.

Слишком раздули легенду обо мне, вот и все тут, как говорят, народу нужен авторитет, на кого равняться.

Сам я о себе не сказал бы, что вот, мол, принадлежу к супергероям, так что не надо верить всему, что вам скажут, люди имеют слабость часто ошибаться в оценке чужих душ, а что по мне, то я вообще даже и не пытался бы публично оценивать кого-либо.

Вот для примера.

Стоит амфора, наполненная белыми бобами, но это сверху ты видишь белые, только белые, а ведь не можешь тут же утверждать, что ниже среди белых не найдется ни одного черного боба, но даже после того, как заметишь рядом с сосудом пару черных бобов, все же не можешь смело заявить, что внутри сосуда найдется хотя бы один черный боб, пока не высыпешь и не убедишься воочию.

– Тебе надо записывать свои размышления, правда, мне нравится ход твоей философии, не зря же о тебе говорят аж повсюду.

Петрович с достоинством оценил своего водителя.

– Да что вы, это я прочитал у одного из древних философов, и ведь нету во всем этом ничего особенного, простейшие мысли вслух, с которыми попросту не можешь не согласиться.

– Не возгордись, но мы тебя в любом случае нашли бы, вопрос был в паре-тройке дней, но, как видишь, твоя Зинка нас опередила, и это не совпадение, объявление в газету было послано тоже по твою душу.

Понимаешь, нормальные парни вроде тебя на дороге не валяются, ты должен знать свою цену, вот почему я тебе все это и глаголю, ясно теперь, к нам в компанию, брат, кто ни попадя не принимается.

Вот как, Бронислав, мы к тебе отнеслись искренне и ожидаем того же с твоей стороны.

Знаем о тебе все, что нам надо и не надо, например, где и кем работает твоя жена, со всеми из этого вытекающими последствиями, двое детей и так далее.

Завтра ты познакомишься с другими людьми, и твоя жизнь изменится скоро, только надо будет честно работать, это все, что требуется от тебя.

Броня молчал, понимая, что эта жизнь ему уже не принадлежит, о чем бы ни говорил Петрович, его уже ничего не удивляло.

Джип, рыча, сражался с российским бездорожьем, мощные фары галогенными лучами запросто прорезали ночную темень, без предупреждения прогнавшую хмурый день, подморозило, и вроде можно бы добавить скорости, но он не спешил.

Петрович дремал после сытного ужина в придорожной харчевне, где они просидели целых четыре часа, видимо, прибыть в Санкт-Петербург планировалось в полночь, не раньше, да просто шеф больше любил поесть и выпить, нежели куда-то спешить.

Хоть и неважного покрытия, но прямая дорога, проложенная сквозь болотистую местность, струной уходила вдаль, насколько уж и освещали ее лучи всех шести фар, создавая иллюзию движения по тоннелю. Редкие приближающиеся встречные машины появлялись как свет в конце него, но когда проходили мимо, то, переключившись вновь на дальний свет, он заново попадал под влияние оптического обмана якобы бесконечности тоннеля…

Мозг Бронислава был переполнен эмоциями событий последнего времени и, наверно, поэтому воспринимал окружающий мир словно сказочную нереальность, а то как же, вот попробуй обработать столько информации разного рода, от альфы до омеги, и остаться нормальным, тут хочешь не хочешь, а крыша поедет, станешь смотреть на этот мир с другого ракурса.

А может, так и лучше, пусть все идет само по себе, хватит стараться да убиваться за всякую мелочь, что не удалась. Все равно будет так, как должно оно быть.

Вот как меня встретила новая жизнь, в семье непонятно что, видимо, жена разочаровалась во мне, а под крылом большого орла из «ЛУКОЙЛа» чувствуется надежно, и сам попал в странную компанию еще не известно чем занимающихся людей…

О чем бы ни мечтал, сидя в одиночке, но о таком начале свободы уж точно, что нет, так вот ты какая, моя воля вольная, невольная.

– Сворачивай на следующем съезде.

Петрович, видимо, вовсе не спал.

– По вон той дорожке доберемся до Пушкина, это пригород Санкт-Петербурга.

– Отель, где мы остановимся, стоит со времен Петра Первого, то был монастырь, но пришли в 1917 году к власти коммунисты и, перестреляв монахов, сделали из святыни зернохранилище, позже конюшня была, даже колхозная контора и мастерская.

Теперь, после распада Советского Союза, господин Светловский выкупил весь ансамбль зданий многострадального монастыря и, вложив туда целое состояние, за три года серьезно отреставрировал, удачно конвертировав некогда красными оскверненную священную обитель в люксозный отель, это пока, а в перспективе вполне реально, что однажды тут снова будут служить свои службы монахи, краем уха слышал и такую гипотезу.

Они как раз подъезжали, стены монастыря, подсвеченные неоновыми лампадами, уже издали говорили о своем великолепии. Это мемориальное искусство былых времен, современными мастерами выдернутое из цепких лап разрухи коммунистического социализма, снова стояло в полной роскоши своего первозданного облика.

Целый монастырь, огороженный стенами четырехметровой высоты, окружающими его по всему периметру, с позолоченными куполами колокольней и черепичными крышами остальных зданий, на самом деле выглядел фундаментально.

Отворились тяжеленные ворота, открывая въезд во двор монастыря.

С удивительной точностью выложенная плитами тесаного гранита формы ромба, обширная площадь и строения, окружающие ее, внушали трепет в душу ценителя древности.

– Да, нечего сказать, – невольно проронил Бронька скорее сам себе, нежели Петровичу, которого искусство старинного зодчества, похоже, что особо не восторгало.

– Так, за тобой закреплен апартамент номер сорок семь, скажешь на рецепции, что идешь от моего имени, оставь ключи в замке зажигания, мне вскоре надо прибыть на другое место. Увидимся завтра в ресторане на завтраке, около девяти.

Номер люкс, конечно, впечатлял, но после десяти часов вождения машины по бездорожью он так устал, что, приняв душ, отключился и проспал до звонка заведенного на восемь тридцать будильника классического жанра.

Собравшись, он спустился в ресторан, и, выбрав дальний угловой стол по диагонали зала от двери, присел, и, заказав себе завтрак «Континенталь», окинул взглядом пустынное помещение, метров в сотни три квадратных.

Несомненно, тут чувствовалось дыхание тех минувших лет, когда монахи, принимая свою скудную пищу, возносили молитвы Всевышнему, но все же было им суждено пасть от рук комиссаров.

– Так где же ты был, Отче наш, за что же дозволил такому свершиться?

Ответ на сей вопрос сам по себе пришел ему на ум:

– Ну видимо, все же грешны были монахи-батюшки, вот и покарал их Господь.

В таких раздумьях о прошлом его застал Василий Петрович, зашедший в зал сопровождаемый мужчиной лет сорока с лишним.

Вполне спортивного телосложения, легкая проседь, тронувшая его каштановую прическу, придавала мудрости серым глазам великана.

Любой наблюдатель со стороны с первого взгляда сказал бы, что наверняка это встречаются братья с десятилетней возрастной разницей.

Бронька сидел в дальнем углу лицом к двери, со своей позиции просматривая весь зал, вовсе не потому, чтобы именно видеть, кто заходит или выходит, а скорей из-за тюремной привычки.

Так вот, там раз зашел в камеру, то проходи до дальнего угла и обвернись так, чтобы видеть все и всех, не только в плане безопасности, а и неписаного этикета, то есть ты сам себе знаешь цену и, значит, достоин так далеко заходить, конечно, в зависимости от заслуженного социального статуса в данном обществе, ведь много и таких, кого дальше параши вовсе не пускают.

– Знакомьтесь, Иван, мужчины пожали руки, тем самым оба убедившись в силах оппонента.

«Железный старый», – Броня про себя отметил.

– Приятно познакомиться, – не воздержался сказать Иван, глядя с восхищением на тело нового знакомого, которое было ну просто в прекрасной физической форме.

– Послушай, приятель, тебе, силач, бы по Голливуду ходить.

– Давай поедем вместе, ты мог бы стать заместителем Терминатора.

– А ты – Дольфа Лундгрена, – Иван не остался в долгу, – но через некоторое время, а пока нам надо обделать кое-какие делишки на старых континентах.

– Ну так давай начинать этот труд, – Бронька с удовольствием поддерживал полушуточный тон Ивана.

Полностью позитивный человек, каких мало в наши времена встретишь на улицах, явно образован и интеллигентен, о физической силе можно даже не говорить, раз уж в первую минуту знакомства он невольно окрестил его заместителем Терминатора.

– Перед тем как начнем наши дела, пошли познакомлю тебя с господином Светловским.

Они закончили завтрак и, пройдя по диагонали через полстаметровую площадь, вошли в автономно стоящее здание, что являлось офисом этого обширного комплекса, а раньше уж наверняка там обитать был должен сам отец архимандрит.

Мужчина в середине его пятидесятых, с тонкими очками в золотых оправах на носу и седой бородкой, явно ухоженной не им самим, а у некого мастера тончайших дел цирюльных. Костюм, что как минимум работы итальянских кутюрье, который сидел на нем идеально, говорил о несомненном вкусе хозяина, ценителя дорогих и шикарных вещей.

Тогда Бронька не мог даже догадываться о том, что имеет честь быть знакомым с настоящим олигархом и этот комплекс является всего лишь мизерной частью его состояния.

На самом деле этот человек еще при Союзе имел миллионы долларов, умудряясь как-то крутить свои то ли партийные капиталы, по тем временам как бы совершенно нелегального действия теневого бизнеса цеховиков, а с распадом империи коммунизма он, ловко отмыв свои накопления, теперь встречал светлую старость, но азарт игрока его не отпускал на заслуженный отдых, и, вообще, пока человек двигается, он живет – вот такого девиза придерживался этот весьма уважаемый бизнесмен.

– Доброе утро, господа, – первым он руку подал Петровичу, который, слегка покраснев, невольно поклонился в руку, унизанную перстнем, несущим в себе бриллиант огранки Хайлайт-Кат, достоинством не менее двадцати карат. Видимо, Петрович был обязан этому человеку своим благополучием в том захолустном городке, откуда Бронька его и привез, или еще по какой-то не менее важной причине, но румянец не покидал упитанных щек сытого владельца ресторана.

Вторым был Иван, к которому господин Светловский отнесся с уважением, да и тот не кланялся, а поздоровался по-деловому.

– Бронислав, вижу, Василий Петрович был прав, остановив выбор на вашей персоне, и на самом деле великолепно выглядите, просто нет слов, сочетание физической силы, внешности и интеллекта, который так и льется из глубин ваших серо-голубых, явно славянских глаз, или я не прав?

– Не стоит преувеличивать мои физические качества или умственные способности, ибо внешний облик порой может быть весьма обманчив, – Бронька нашелся поскромничать. – Но искренне признаюсь, весьма польщен столь высокой оценкой.

– Присаживайтесь, – господин Светловский указал на фундаментальные кресла, расположенные вокруг стола работы рук редкого мастера деревянного зодчества высочайшего класса, иначе эти предметы старины назвать просто не повернулся бы язык. – Добро пожаловать в наш монастырь.

Эту фразу господин Светловский адресовал именно Броньке.

Он строго смотрел в глаза каждому, к кому бы ни обращался.

Несомненно, интерьер офиса соответствовал тем историческим временам, о которых говорил сам возраст монастыря.

В душе Броньки расцвело восхищение этими вещами, произведениями искусных мастеров эпохи Раннего Ренессанса.

На самом деле он питал трепетное уважение к шедеврам древних талантов, которые, даже не оставив своих имен, скромно ушли в небытие, но их работы дошли до наших дней как доказательство тех великих времен.

Дело в том, что он сам имел искушение к созиданию прекрасного, а посему-то и восхищался всяким творением руки или мысли талантливого человека, будь то живопись или скульптура, музыка, архитектура или поэзия.

С трепетом относясь ко всякому произведению искусства, он и сам лелеял надежду созидать.

– Вижу, вы восхищены, – были первые слова после непродолжительной паузы, произнесенные господином Светловским, глядя на выражение лица Броньки, стоя разглядывающего обстановку кабинета.

– О да, вы знаете, невольно путешествую во времени, глядя на шедевры прошлого, – Бронька ответил не задумываясь. – Неважно, с какого рода произведением искусства имею честь знакомиться, моя душа переполняется благодатью, поверьте, восхищаюсь всяким талантом.

– Это аксиома, и на самом деле искусство идет к нам через дары, ниспосланные Господом при рождении, я видел огонь эстета в ваших глазах, должно быть, вы одаренный молодой человек, надо себя найти, и тогда вы создадите свой личный шедевр.

А теперь… – он выдержал секундную паузу, видимо, по привычке, выработанной годами, – к делу, господа, к делу.

Бронислав, вы пока будете водителем и студентом Ивана, он уже знает, о чем идет речь. – Светловский открыл свой секретер и положил две пачки долларов на стол. – Тут по десять тысяч каждому, заберите деньги, то дорожные расходы, а остаток считайте гонораром за выполненную работу, который выплачивается вперед, в связи со… сложностью задания.

Возьмите ваши пистолеты, – он выложил на стол две Беретты. – Надеюсь, имеете навыки в обращении с таким инструментом? – вопрос был адресован Броньке.

За пару десятков секунд он это доказал, не спеша, как бы разглядывая, в порядке ли данный предмет, разобрав и собрав пистолет, никто, конечно же, не удивился, поскольку всякий, кто служил в таких войсках, как морская пехота, в любом случае должен знать практически все виды стрелкового оружия, да и, наверно, каждый себя хоть немного уважающий мужик должен быть в курсе военного дела.

– Так, ребята, у вас неделя времени, три тысячи с лишним километров в один конец, предполагаю, что уложитесь, ехать надо без остановок, только заправки да в лес сбегать, и то старайтесь не стоять на дороге, времена, понимаете, смутные.

Светловский не провожал, он просто подозвал мужиков к окну кабинета.

– Смотрите, внизу на дворе стоит ваш новенький пикап Тоуота Hilux, вон тот с закрытым кузовом.

Ребята, эта машина себя уже давно как зарекомендовала на рынках всего мира, она лучшая и вас не подведет. Так что счастливого пути.

Во времени на сборы они не нуждались, поскольку все свое у них было с собой.

– Бронислав, ты ведешь машину первым, направление на юг.

Они еще не выехали на трассу, как вдруг Иван заговорил на непонятном языке, Бронька его не стал перебивать, он вообще впервые слышал свободно говорящего на иностранном языке человека.

В школе, и мореходке преподавали английский, но не один из учителей такого не демонстрировал.

Там все ограничилось самыми элементарными словами или как максимум парой фраз, что изучали, да и то никто серьезно к этому не относился, а тут человек, только что разговаривавший на родном русском, вдруг перевоплотился да просто трещал на тотально чужом для Броньки английском.

Доехали до заправки.

– Слушай, хватит, переведи хоть, о чем ты.

Иван смеялся.

– Видишь, век живи – век учись, конечно, если ты этого хочешь.

Залив под завязку бак топлива, они договорились, что каждый едет по заправке, а другой пока отдыхает.

– Ну что я могу тебе предложить, пользуясь временем, изучать английский и испанский языки.

Бронька, конечно, удивился, но тут же согласился.

– Но как?

– Да запросто, берешь любой глагол, ну хоть бы ехать, и начинаешь строить самые примитивные фразы.

Вот, например:

I am driving my car11
  Я веду мою машину.


[Закрыть].

Потом добавляешь еще одно или пару слов:

I am driving my car by direction to the Dagestan22
  Я веду мою машину по направлению к Дагестану.


[Закрыть].

Вот таким вот способом, брат, но, чтобы изучить хотя бы один иностранный язык, уходит время, требуются долгие годы непосредственной практики.

Конечно, за исключением, вдруг ты окажешься впрямь прирожденным полиглотом.

Так начался путь в новую жизнь, и о неожиданных поворотах пути того он знать ну никак ведь не мог, да, он не знал и никогда знать не будет никто, какой же сюрприз несет ему завтрашний день.

Иван, словно профессор с кафедры, забывшись, заговорил на отвлеченную тему:

– Советский союз вот уже пару-тройку лет как понемногу распадается, и неважно, что не во всем пока еще разобрались, но через несколько лет дела России в любом случае пойдут на поправку.

Беда в другом, большая часть народу привыкла к советскому укладу жизни и не могут понять, что делать, оставшись без хозяина, нужно время, ну, скажем, поколение хотя бы, чтобы ушли грезы коммунизма.

Теперь труднее всего пожилым и старикам, те люди уже не имеют времени, чтобы переучиться жить без былого социального строя.

Оно, это ведь уже было в практике человечества, когда отменили рабство, так тогда многие вчерашние рабы, став свободными, через силу не хотели покидать своих хозяев, просто не понимали, куда идти и что делать…

Монолог Ивана, как бы адресованный ему, то ли в никуда, но все же слегка задел тщеславие Броньки, ну вот, мол, трудиться будешь на дядю, как и все работники…

– Слушай, Иван, кем бы ты ни был, но, походу, ведь должен быть информирован о том, что сюда я пришел не по доброй воле, а был буквально заброшен благодаря превратностям моей гребаной жизни.

Еще пять лет назад, когда повеяло перестройкой и гласностью, будучи тогда еще совсем молодым пацаном, с выходом первого же закона о разрешении частного предпринимательства я занялся сам своим делом, и волею судеб процветало все, чего только я бы ни коснулся. Так вот, не надо думать, что Бронька Климов один из тех рабов, которые не знают, куда им идти, а языки учить я хочу, такой шанс упускать нельзя.

Все хорошо, но как тебе удалось изучить сразу два, ты же предлагаешь мне английский и испанский?

– Ну, во-первых, я на десять лет старше тебя – это раз, второе – я вырос в интернате, по легенде, меня нашли в картонной коробке из-под ботинок на пороге детского дома, и поверь, всю жизнь свою маму благодарю за то, что не бросила меня в мусорный бак, а это значит, что я счастливчик.

Меня, брат, растила Родина-мать, на государственном обеспечении не было выбора, кем стать, так как за нас там решали полностью все. Во сколько ложиться и вставать, что есть и во что одеваться, да, да, и даже – чему учиться.

В таком духе аж до совершеннолетия, да и потом, считай по сегодняшний день, я живу по приказу.

Во время Советского Союза таких, как я, использовали по назначению, ведь у каждого из нас есть какой-то талант, только его надо обнаружить, и чем раньше, тем лучше, так вот, нас сортировали по разным направлениям в зависимости от наклонностей. Конечно же, если ребенок проходил по физическим и умственным способностям.

Ты даже не представляешь, сколько нас, детдомовцев, вообще выросло за советское время, миллионы, да-да, миллионы, а это неисчерпаемый ресурс подопытных кроликов.

Благо моя участь – быть счастливчиком, поскольку во мне обнаружили дар лингвиста, так что я с детства учился этим двум языкам и могу честно сказать, учили не только иностранной речи, а и многим другим премудростям жизни, но об этом тебе знать не стоит, пока не стоит.

– Я, братка, не мент, чтобы интересоваться, что посчитаешь нужным, сам расскажешь, а вот английский хотя бы подучить-то не мешало бы, признаюсь, в школьной программе он был и кое-что нам учили, но это, знаешь, детский лепет против того, что ты только что декламировал, да черт побери, вообще ничего не понять.

Да, меня интересует, учиться буду с удовольствием, твой английский, да также испанский не помешает, я читал Сервантеса «Дон Кихота» и еще пару книг про Испанию, было весьма интересно.

Помню книжку с названием «Андалузская собака», а в самом детстве читал «Экстремадурского овцепаса», ну такой хитрый был малый, в общем, в целом знаю, о чем идет речь, страна великой инквизиции и так далее, ну а про Англию, кто не знает, тоже зачитывался, даже самим Шекспиром, да ладно, походу, затрещался я.

Извини, в одиночке сидел еще недавно, а оттуда как выйдешь, то так поговорить хочется, прямо страсть.

– Дело сделано, Бронислав Климов, но вначале хочу признаться тебе, что ты мне уже нравишься.

– Вот так поворот, только не скажи мне, что ты до кучи еще и голубой… насмотрелся, блин, хватит.

– Да нет, я гетеросексуал, так что тебе ничего не грозит. Мне понравилось, как ты выбрал столик в совершенно пустом зале ресторана, кстати, это был первый тобой пройденный тест.

Так, выбирай глагол и спрашивай, а у меня есть все, что тебе нужно для построения предложений.

Представь, по этой методике можно продолжать учиться, даже если тебе по каким-то причинам приходится долго молчать. Конечно, нужна в этом деле и практика, но сначала все же идет теория.

Иван еще раз объяснил Броньке, как просто то, что гениально.

– Бери глагол и строй сначала предложение, потом фразу и целый рассказ, притом можешь слагать свои мнимые изречения даже в уме, и ты проговоришь уже сегодня, завтра добавишь еще, а через пару месяцев сможешь в популярной форме излагать свои мысли вслух, пусть на плохом, но уже вполне понятном английском языке.

Разумеется, самый лучший вариант – это иметь красавицу рядом, которая уже говорит на изучаемом тобой языке, но за неимением таковой давай не терять время.

И понеслась.

Изучение языка Шекспира для Броньки оказалось не так-то и сложным делом, тем более уже были кое-какие зачатки из школьной программы.