Текст книги "Весы Правосудия Божиего. Книга первая"

Это практически все, что я вам хотел высказать по нами рассматриваемому уголовному делу, уважаемые судьи.

Так вот, руководствуясь заключением психэкспертизы, государственному обвинителю предлагается, да и попросту придется, переквалифицировать обвинение со статьи, обвиняющей моего подзащитного в умышленном убийстве, на другую, которая гласит о том же деянии, но в состоянии аффекта.

Уважаемый мэтр правосудия, внимательно выслушав исчерпывающую речь адвоката, респектабельно поблагодарил его.

Поправив очки, нечто, наверно, важное отметил в деле, и после непродолжительного совещания с двумя присяжными судья встал со своего места и кратко произнес им принятое решение:

– По причине вновь представленных фактов, мы вынуждены прервать заседание.

Суду потребуется три дня для ознакомления с материалами и заключением психиатрической экспертизы.

Явно без особого желания колотить своим молотком, слуга Фемиды все же стукнул по подставке, дескать, для порядку.

Сессия была прервана до четверга.

Глава 2

Назад на деревянный настил камеры предварительного заключения в до боли знакомую №5, сырость и плесень – это те две подруги, которые неразлучимы и являются лучшими мастерицами по подрыву здоровья.

Адвокат зашел с желанием высказать свое восхищение по поводу процесса суда.

– Ты, Бронька молодец, ни малейших признаков ненужных эмоций, так держать.

Есть очень большой процент вероятности в том, что ты будешь оправдан, но не строй пока беспочвенных иллюзий, а готовься к последнему слову.

Нету сомнений, ведь все уголовные дела различны, но наше с тобой уникально в том, что на самом деле ты был в состоянии психаффекта, это я говорю тебе как специалист.

– Так ты же купил тех экспертов.

Бронька был уверен в том, что это именно так.

– К сожалению, ко времени, когда проводилась экспертиза, денег у Инны уже не оставалось, так что ради твоего спокойствия я был вынужден тебе наврать, якобы эксперты оплачены, и ты, на самом деле поверив мне, был безмятежен во время экспертизы, что, наверно, и повлияло на ее исход, положительный, заметьте, положительный, как смею вам сообщить, Бронислав Климов.

– Вот так, ну надо же.

Теперь он был более чем удивлен: ну сколько же лжи в этом мире?

– Да-да, мой друг, в моей профессии зачастую приходится «профессионально» лгать ради честной победы.

Представь, я изначально верил в твою не то что невиновность, а правоту, но этого было мало, чтобы тебя оправдать, оставалась одна надежда – экспертиза, и вот вам результат. Поверь, уже давно занимаюсь твоим делом бесплатно, ведь от продажи имущества Инне не удалось выручить даже и трети настоящей стоимости вещей.

Того, что наторговали на аукционе, хватило только на начальные расходы.

А потом я уже заинтересовался твоим делом чисто профессионально.

Так что позитивный исход этого достаточно интересного дела и будет моим гонораром, не скажу, конечно, что прям суперреклама для меня, но все же, ведь такое может случиться раз за долгую практику, или даже вообще может не быть такого шанса за всю жизнь даже очень успешного адвоката.

Так что спокойно, не чувствуйся мне должен, ну кроме раз уж когда-то встанешь обратно на ноги, то ты знаешь, где меня найти.

Посидим и вспомним молодость.

Твоя жена, она здесь и с нетерпением ждет тебя в другом помещении, более комфортном, нежели это логово. Ночь вы можете провести с ней без опасений на вмешательство со стороны. Я поговорил с начальником, он тебя знает и, кстати, уважительно относится, да, впрочем, как и все, кого ни спроси, ты счастливчик, однако, Бронислав Климов.

Не было слов, он просто пожал руку своего благодетеля.

Двое истосковавшихся душ стояли в комнате свиданий, не решаясь дотронуться друг до друга, полтора года прошло с тех пор, как в последний раз они были вместе.

Он взял ее руки в свои и невольно потянул их к губам, начиная целовать хрупкие пальцы…

– О-о-о, Броня, – она произнесла его имя где-то в глубине груди, и началось… это было столь же эмоционально, как и в первый их раз, но уже со знанием того, чего они ожидают и что могут друг другу дать…

 
О прошлом, будущем не думая, не озираясь
И о прощении не говоря, но в сердце каясь,
Ни ссор и ни обид, тут чувства торжествуют,
Любовь сильна, пусть в кандалы ее закуют.
 

Только под утро они, утомившись, заснули, но все равно в объятиях, прижимаясь друг к другу.

С первым лучом солнца, прогнавшим темень ночи, можно было разглядеть чудесную картину, как два молодых, красивых тела, переплетаясь руками и ногами, отдыхают, образуя одну целую фигуру, наверняка достойную долота искусного скульптора.

Красота спасет этот безумный мир, ведь, глядя на своих детей, Господь просто должен простить им все грехи, согласитесь, друзья, ничего нет чище, ни красивей настоящей любви.

Он проснулся первым, но не двигался, а только смотрел, любуясь своей богиней, пульсирующую эрекцию почувствовав, она еще во сне стала не спеша целовать его тело… спокойные движения, ласки вновь переросли в необузданную страсть сексуальной похоти обоих, похожей на безумный галоп пары лошадей, которая несется к обрыву, все набирая скорость, и потом вдруг отрывается от земли, взлетает над нею, уходя в безумный полет, нет-нет, в падение прямо в пропасть продолжительного оргазма.

Стук в дверь заставил их вернуться в бытие мирское. Без спешки они оделись, и, зная, что любовь за этот год лишь крепла, полны надежд, они расстались на тех пару дней, что оставались до продолжения судебного процесса.

Глава 3

Два молодых хулигана уже сидели в его камере №5, когда с утра привели туда Броньку.

Они были наслышаны о нем и даже не дотронулись до его вещей, пока легендами обвитый хозяин отсутствовал, а при виде его так вообще встали по стойке смирно и замерли в ожидании некого чуда.

Он не спеша переоделся в спортивную одежду, упаковал костюм в целлофановый мешок и аккуратно передал вертухаю на хранение, заказал кипяточку, а когда замутил чифирбак на троих и пригласил молодежь разделить с ним скудный завтрак, те оба ожили.

– А мы про тебя знаем, – один нашелся первым, но говорил чуть ли не загробным голосом.

– Не бойтесь, я по утрам мальчиков не ем, по вечерам кушаю, чего там менты поганые про меня вам натерли-то, это они вас на прихват берут, спокойно, бродяги, мы, мокрушники, люди мирные – где-то в глубине души…

Бронька угощал хулиганов тем, что Инна принесла накануне.

Попили чаю, и молодежь, убедившись, что злодей Бронька на самом деле по утрам молодых пацанов не ест, расслабилась и стала расспрашивать о прелестях жизни тюремной, поскольку туда вела их дорожка.

– Приедете и все увидите сами, пацаны, а я, блин буду, эту ночь почти не спал, так что завалюсь-ка на пару часиков, с вашего позволения, господа хулиганы.

Он и на самом деле проспал аж до обеда, пока и не принесли местные угощения, кстати значительно отличавшиеся содержимым и вкусовыми качествами от тех, что приходилось хлебать годами в областной тюрьме.

Молодежь еще не проголодалась, и оба было хотели даже отказаться от еды, но Бронька им вкратце изложил, что к чему, и, поняв его с полуслова, пацаны смело взялись за весла-ложки, так что все дружно пообедали заодно.

– Скоро вам такая каша, да еще на сливочном масле, будет только сниться, друзья мои дорогие.

А у молодых на этот счет были свои тотально парадоксальные убеждения.

Их разговоры велись только о том, как, по легенде, бродящей по тюрьмам, одному отпетому уголовнику удалось-таки бежать из-под стражи, благодаря тому что он сам себе загнал заточку, то есть некий самодельный колющий предмет, прямо в живот и успешно унес ноги, после того как был прооперирован в госпитале и положен в стационар на лечение.

Так вот он умудрился же, тот чертило, вытащить руку из наручника, которым был накрепко прикован мусорами к больничной койке, и, дождавшись момента, когда охраняющий его милиционер заснул на своем стуле-посту, что маловероятно, но эпос гласит, мол, прооперированный чудак, связав простыни и одеяла, закрепив их к батарее отопления, через окно успешно спустился с третьего этажа на грешную землю, а потом растворился в ночи… представьте, с тех пор его не могут поймать уже десятилетия.

Молодые, безмозглые хулиганы то и делали, как, мечтая о подобном побеге, впрямь грызя ногти, сетовали на судьбу, которая не может ниспослать им хотя бы кусочек железа, из которого они попробовали бы изготовить заветный колющий предмет, а тогда свобода уже была бы почти что гарантирована.

Из многих неписаных законов тюремного бытия один гласит о том, что раз уж некто из каторжан затевает побег, то другие, даже не разделяя с ним его плана, должны всячески помогать безумцу, а безумцу потому, что уйти удается лишь единицам из тысяч, но плох тот сиделец, который не мечтает об успешном побеге…

То ли для развеяния тоски, то ли все-таки солидарности и своего статуса ради, Бронька решил помочь этим молодым страдальцам.

Он молча снял у одного из них туфлю.

– Видите, вам повезло. Только в шкарах-туфлях серьезных производителей в наши дни можно найти вот такой вот кусок железа, который в народе, да и литературно, называется супинатором, вот эта железка, которая лежит в обуви между каблуком и подошвой, гляньте, вот она, а предназначается для поддержания свода стопы.

Приговаривая, Бронька уже достал железяку из-под стельки туфли.

Пацаны смотрели на него, разинув челюсти, словно на индийского факира.

– Смотри, один вот этот раздвоенный конец уже сразу годится для вставления в ручку.

А теперь нам нужна совершенно пустая зажигалка.

Порывшись в вещмешке, он достал искомый предмет и на глазах у онемевших хулиганов, разогрев вилку супинатора на огне одной, вплавил его в днище другой – пустой пластмассовой зажигалки.

Кстати, и вправду получилась неплохая заготовка для ножа с лезвием длиной около семи сантиметров.

– Теперь берешь, – он отдал заготовку одному из молодых, – и точишь об бетонный пол возле параши, пока лезвие примет форму и станет достаточно острым, вот и все, твой нож будет готов, только слушай, чтобы вертухай уши не нагрел, а то отберут, дубинотерапия и карцер тебе гарантированы, а я ничего не видел, спал я, понимаете ли, еще раз, сопливые, вам все ясно?

Не надо было дожидаться ответа, с лиц хулиганов читалось больше чем нужно, чтобы понять, насколько высок в их глазах стал авторитет Бронислава, и каждое его слово для них звучало как строжайший закон.

Ведь он запросто осуществил по сути невозможное.

Спустя полчаса трения о бетон пола приблуда – одно из нескольких наименований ножа на тюремном жаргоне – была готова.

– Смотри, походу, острый уже, – хулиганы гордились своим оружием.

– Ну и что, ложись давай, кто первый, колоть надо в легкое или кишки, иначе в госпиталь не повезут, с порезанным пальчиком можешь схлопотать только по хребту.

Еще не веря в такое безумие, он просто подыгрывал пацанам.

Но они по глупости молодости в желании доказать, мол, смотри, какие мы серьезные парни, вполне уверенно продолжали идти к своей цели.

– Что надо делать? Давай уже быстрей, я не собираюсь сидеть.

– Тогда ложись, второй кладет тебе на лицо одеяло и садится на него, чтобы менты не услышали твой визг.

Поняли, все должно быть проделано в полной тишине, а потом, когда оба будете проколоты в разные места, начнете бомбить дверь, как будто происходит драка, и как раз при драке вы друг друга и прокололи, а я спал сном младенца, все ли ясно?

В общих чертах зная анатомию человека из курса, прослушанного будучи в армии, а там по случаю в учебке попался достойный восхищения медик, на самом деле любивший свою профессию.

Так вот, он так аккуратно умел излагать материал, что даже при малейшем интересе о расположении и функциях внутренних органов после его лекций всякий слушатель без ошибок смог бы описать и показать места локализации, да и принципиальные основы функционирования, жизненно важных органов, расположение главных артерий и даже лимфоузлов.

Так вот, отсчитав четыре ребра с правой стороны от ключицы вниз, Бронька приставил самодельный нож к телу безумца и ударом ладони о рукоятку успешно пробил первого в месте, где как максимум можно повредить легкое, а если этот удар пришелся на момент выдоха, то дыхательный мех может и вовсе не пострадать.

Затейщик побега дернулся, но не вскрикнул.

Ну а Бронька, достав клинок из раны, приказал хулиганам поменяться местами.

Второму воткнул ниже пупа, в место, где можно повредить некую из кишок, и тиоже в зависимости от острия и длины лезвия, а в этом случае похоже, что такое не грозило, поскольку заточка у пацанов заострилась неважно, да и втыкать он не втыкал им аж по рукоятку, так, элементарная мастырка, то есть не совсем серьезная степень членовредительства.

Безумные хулиганы начали стучать в дверь, их тут же увезли, и, как уже известно, Бронька, утомленный вчерашним судом, «глубоко спал», а эта возня его разбудила, вырвав из прекрасных сновидений…

– Вот же отчаянная молодежь пошла… а я сам-то полный… ну тот самый…

Бесспорно, каждый заключенный желает бежать, но не всяк даже попытку делает, а эти двое уже через пару часов были залатаны, заштопаны и вернуты обратно в ту же камеру для продолжения развлечения Броньки.

– Не проканало, не прошла наша затея, вот невезуха, проколы, оказывается, недостаточно опасны, чтобы нас оставить в госпитале, надо было колоть куда-то в другие места, но теперь у нас нету даже ножа.

– О да, я мог бы вас проколоть и в другие места, но на этот счет вам не повезло, господа, в другие места предпочитаю прокалывать исключительно женский пол. А если уж очень хотите, то можете прокалывать друг друга сколько угодно, только прежде позовите ключника и попросите себе отдельный кабинет, воняет уж невыносимо это прокалывание в другие места… а тут хатка маленькая, в общем, понимаете, господа.

– Ты шутишь, Бронька, а вот мы, например, не хотим гробить молодость в тюряге.

– Без паники, детки, первых пять лет, конечно, будет трудновато, а потом человек привыкает, да так, что ему даже и выходить-то, признаться, не хочется.

Бронька ради развлечения повторял те самые цитаты тюремной сатиры.

– Нет, то невозможно, за наши дела не более года, ну пусть двух, мы же не такие убийцы, как ты, и потом, хотим в Америку, на Брайтон, там настоящее место для таких пацанов, как мы.

– Не более двух лет, говорите, а я знал людей, кто подсели на полгода, а потом отсиживали остаток жизни, ну по раскрутке, то есть за проступки уже в местах лишения свободы.

То побьет кого, то еще что, то попытка побега, вот так и добавляют бродягам, пока и старость не придет, а там, глядишь, даже и женщину не видавши, жизнь пролетела, а куда такому податься – некуда, ни кола ни двора, вот и задумайтесь, а то год или два, Америка…

Это пока молодые, вам кажется, жизни ни конца ни края, да нет, это не так. Хоть я и сам не старик, но уже понял, что каждым днем, отведенным тебе судьбою, дорожить надобно.

А сидеть, оно просто, менты там не ловят, а, наоборот, охраняют ваш драгоценный покой, девчонки доступны, только с яйцами, ну на любителя, как говорится, вши, клопы, блохи и тараканы, да вонь несусветная из параши на скале, сидишь как ворон, а все смотрят, любуются, как ты коконы откладываешь, мечта поэта…

Ну а вы-то и вообще уже парочкой, так что вот вам мой совет: как только привезут на тюрьму, сразу пишите заявление на женитьбу, женатым отдельные хаты дают.

Бронька не со зла подшучивал над этими безмозглыми, но все-таки пацанами с характером, ведь надо же, взяли да проколоться решились, и вправду где-то их было жаль, ведь отвезут сопляков в тот дом с ума сошедших, да если, не дай Бог, попадутся таким вот извращенцам, как человек-гора… с Макаком.

«Уж лучше бы они и вправду убежали, но, видно, не судьба, – размышлял Бронька, – молодые, всего-то по восемнадцать лет, совсем еще пацаны, что у них впереди, там, в тюрьме, среди рецидивистов прожженных что из них может получиться, разве надо таких сажать за то, что в дневное время с открытого оптового склада пытались вынести по сумке спиртного, чтобы в компании сверстников отправится на природу?

Ведь если у них был бы шанс нормально заработать, разве они пошли бы на такое, так ведь днем работали бы, а вечерком к девчонкам с мороженым бегали.

Но в стране, где, день отпахав, выполняя тяжелый физический труд, за зарплату можно купить как максимум бутылку самой дешевой водки и сырок «Дружба» на закуску, и то на троих, что остается молодежи, да то и делать, как собираться во дворах и пьянствовать дешевое пиво.

А теперь, когда и вовсе не модно, даже позорно стало трудиться, да и как работать, если труд не оплачен по достоинству, разве не будет малолетней преступности?»

Хулиганы не унимались, строя планы побега, вот если бы достать еще один нож…

– Да где же, у меня второй из туфли вытянули, у тебя кроссовки, а в них железа нету.

– Бронь, а Бронь, а у тебя не завалялся ли часом тесачок где-то в башмачке?

– Короче, пацаны, я вам по своей глупости уже помог как мог, а у меня суд через два дня, и я, скажу вам по секрету, желаю выйти из зала суда, так вот, оставьте эту тему.

Раз не проканало, то нефиг на те же грабли наступать, а не уйметесь, так я вас и безо всякого ножа на тот свет отправить могу, прям сей же час, по личным заявкам, господа, ну как вам такая идея?

Успокойтесь, детки мои, не так сам половой акт страшен, как подготовка к нему, бжик – и не мужик, да вмиг оформят…

Давай-ка лучше чаю замутим, вы свои антибиотики не забудьте принять, а то заражение поймаете, вот тогда-то и госпиталь вам не поможет, не ровен час, за попом-батюшкой вертухая слать придется, дабы ваши души грешные облегчить на смертном одре.

Пили чифир и меняли разные направления разговора, но все же, о чем бы узники ни толковали, они в конце-то концов возвращались к вечно главной теме каторжан всех времен и народов, истории удачных и неудачных побегов, к которым присоединилась навеки и эта, новая байка, о том, как пацаны о супинаторе разузнали…

Есть такая пословица в тех местах, что смех, он продлевает жизнь, но сокращает срок… и это более чем истина, ведь пока человек смеется, то не грустит, а это значит, хотя бы в тот момент он не страдает, а время отсидки идет…

Глава 4

– Глядя на материалы и заключение психэкспертизы, с подсудимого снимается обвинение в умышленном убийстве и переквалифицируется в статью, которая снимает всякую ответственность за совершенные им действия, так как он в момент выстрела на самом деле не отдавал себе отчета.

То есть подтвержденное компетентными экспертами состояние психологического аффекта снимает обвинение с подсудимого.

Судья передал слово рвущемуся к возмездию государственному обвинителю.

– Разумеется, мы не можем оспаривать решение докторов наук нашей страны, но я все же настаиваю на реальном лишении свободы или повторном расследовании этого весьма странного уголовного дела, именем закона…

Произвольно высказался кровожадный прокурор.

– Отклоняется.

Судья весьма лаконично утихомирил пылкого блюстителя правосудия, буквально-таки мечущего, рвущегося к восторжествованию наказания над подсудимым по всей строгости гуманного закона.

– Желает ли слово адвокат защиты подсудимого?

– Благодарю, уважаемый судья.

Как только я ознакомился с делом моего подзащитного, мне тут же было ясно, что он не виновен, но у меня не было документальных подтверждений к моим, сугубо личным, убеждениям. Теперь мы можем доказать и уже доказали, что этот человек не виновен, так что надеюсь на ваше снисхождение к моему подзащитному в вашем решении, уважаемый судья, и благодарю за внимание, – с глубочайшем спокойствием на лице адвокат закончил свою непродолжительную тираду.

– Подсудимый, вы имеете право на последнее слово, перед тем как суд удалится на совещание для вынесения приговора.

Судья, несмотря на якобы уже снятое обвинение, все же вел судебный процесс до конца.

– Благодарю, я полностью ваш, мои судьи.

Бронька, слегка приклонившись, отдал честь всем присутствующим в зале судебного заседания.

Он не готовил никаких, там, бумажек, а попросту говорил о том, что подсказывало ему сознание.

– Уважаемые судьи, как вы, так и я знаем, что Кирилл убит моей рукой, от чего я и не отрекаюсь. Ничто его уже не вернет, и, правду говоря, я себя считаю виновным.

Но прошу, взгляните, что происходит в нашей стране в целом.

Каждый Божий день люди убивают друг друга в безумной гонке за деньгами и в итоге за властью.

Мы делим большой пирог, то есть знаем, теперь или никогда, в данное время, страна, находясь на грани хаоса, делает отчаянные попытки уцелеть, то как раз теперь всяк старается урвать свой кусок любой ценой. Дескать, в мутной воде лучше рыба ловится, это если бреднем затянуть.

Вы спросите, почему же такая спешка везде и повсюду, да попросту потом будет нечего делить, и для тех, кто останется у разбитого корыта, впредь будет только тяжелый труд на других, кто когда-то, шагая через трупы, забрал себе кусок побольше, окружил себя превосходно тренированной охраной, новыми, самими же придуманными законами и высокими стенами вокруг своих дворцов.

Бывшие бандиты, скравшие то, что по советским законам принадлежало всем нам, будут заправлять ресурсами и страной в целом.

Через несколько лет, когда скраденное добришко будет отмыто через офшорные зоны и ляжет в недоступные хранилища швейцарских банков.

Господа объявят о присвоении себе таких национальных достоинств, как полезные ископаемые всей нашей страны, продавая сырой материал на мировом рынке, а не стараясь наладить производство готовой продукции, с тем создавая массу рабочих мест для своего народа, это невыгодно им, потому что хочется миллиардов уже сей же час, так проще.

Продать много сырья, а потом купить нужное количество готовой продукции сомнительного качества и еще раз продать своему же народу, который и так уже истощен, оставшись без работы или с работой, но без зарплаты, если точнее…

Они будут продолжать разворовывать страну, делая миллиардные счета и раскладывая по банкам всего мира, но только не России, да потому как прекрасно знают, что это краденое и экономика нашей страны в любой момент может рухнуть, а их золотые запасы будут лежать в безопасности за границами нашего государства, которое сами же и опустили на колени, до ниточки обокрав.

Люди, никто из вас не сможет съесть больше, чем он физически способен, будь ты хоть миллионер или мультимиллиардер, ведь все равно же сдохнешь в один день, как и все остальные, пусть даже и будешь питаться из серебряной посуды да хрусталя резного, принимать очередным шарлатаном-медиком в конце-то концов как бы найденную панацею, а туда, в загробный мир, прихватить ну ничего таки не сможешь.

Похоже, я мог бы говорить без конца, но не вижу смысла продолжать свой, наверно, безумный монолог… но, господа, вот только что для освежения памяти вам всем.

Если при Союзе мы не знали, что такое безработный, то сегодня их миллионы, бездомных не было вообще, то сейчас на каждом вокзале люди толпами снуют с протянутой рукой, мне стыдно за нас как за нацию.

Куда мы идем, о люди, бездомные замерзают на порогах еще недавно им же принадлежавших квартир, мусорные баки разделены между бомжами, и даже там, среди них, идет борьба за власть, ужас, власть над мусорниками, у нас даже и те поделены, вот это да…

Люди, граждане самой большой страны в мире, как крысы, в поисках еды ныряют в мусорные контейнеры, где это видано.

Прошу, извините, я восемь месяцев сидел в одиночной камере и, наверно, поэтому при случае не могу воздержаться от возможности поговорить, и, наверно, не все, мной сказанное, соответствует нами рассматриваемому уголовному делу, но, извольте, постараюсь быть уже краток.

За время, проведенное за решетками тюрьмы, всего почти пятьсот дней и ночей, поверьте, видел достаточно безумия и сам принимал активное участие в выживании при суперэкстремальных условиях, где жизнь человека ничего не стоит, там на самом деле человек человеку волк.

Вы знаете, как бы ни старался, но нашу тюрьму местом исправления, дисциплинарного роста и стабилизации моральных устоев я бы назвать не посмел.

Так вот мое мнение, если вам это интересно, господа, оно таково.

Прежде чем кого-либо посылать в те весьма романтические места не столь отдаленные, вам, обвинители, надо бы быть уверенными, ну хотя бы на пятьдесят процентов, что подозреваемый на самом деле виновен, и даже тогда никто не имеет права обрекать человека на такие условия содержания, о гадости которых можно писать нескончаемые философические трактаты, сами-то вы этого, к сожалению, не видели, а надо бы все-таки знать, куда именно вы посылаете человека, гуманитары, вашу мать, извините, ничего личного…

Мы ведь живем в последнем десятке лет двадцатого столетия и гордо называем себя человеками разумными, не буду вставлять латинских цитат, господа, но тот, кто там не был, тот не может даже догадываться о том, что на самом деле и как происходит за теми стенами, это ад вместе со всеми его демонами, поверьте мне, а можете и не верить…

Так вот, похоже, что рассматриваемое нами уголовное дело попросту разваливается, поскольку профессора нашли-таки аффект в моей психике, ну что ж, наверно, так оно и было.

А я, уважаемые, за время, проведенное в застенках ада того, потерял все, от дома до дела, чем успешно занимался, и аж до веры в правосудие ваше, господа, теперь я и вправду нищий…

Ну надо же, чтобы разобраться в этом простейшем деле, вам, уважаемые, потребовалось более полутора лет и все мое имущество.

Фантастический финал, как вы предполагаете, есть ли во мне еще столько энтузиазма, чтобы поднять заново все с голых фундаментов, или, может, вы подскажете, какой банк мне даст хотя бы рубль кредита, дабы начать строить снова, с нуля?

Вам нечего сказать, мои господа?

Представьте, я не только финансово уничтожен, а и морально разбит, разочарован в своем государстве, поверьте, этой практики более чем достаточно, чтобы захотеть уехать, убежать отсюда, навеки покинув свою Родину, мать… ее.

Вместо всего этого ада на полях моей фермы за потерянное время могло вырасти тысячи тон высококачественной пшеницы, которой хватило бы на хлеб вот этому вот городку, наверно, на целый год, а мясокомбинат, давая по две тонны колбасных изделий в неделю, сколько бы произвел продукции, и более тридцати человек в одночасье потеряли работу… об этом никто даже не вспомнит.

Кто мне может вернуть все то состояние, которое я, по-видимому, потерял навсегда? А ведь исправно платил государству налоги.

Каким бы ни был ваш вердикт, я благодарю вас за внимание, уважаемые судьи, и всю аудиторию.

Он совершенно без пафоса слегка поклонился всем заодно.

– Да уж, вы, гражданин подсудимый, видимо, и на самом деле пережили серьезный аффект, ну что же, некоторые тут говорят и не такое.

Суд удаляется на совещание для вынесения приговора, продолжение заседания планируется через два часа.

В тот раз судейский молот ударился о подставку с приличной силой, его эхо вернулось назад, двукратно отраженное арочными сводами древнего здания дома правосудия.

Ах, если эти стены могли бы говорить…

– Ты, Бронислав, похоже, на самом деле серьезно аффектирован, и, видимо, что это навсегда.

Адвокат спустился к нему в камеру, расположенную полуэтажом ниже уровня земли, оборудованную для временного содержания подсудимых в доме правосудия.

– Ты в своем уме? И это перед приговором, когда, казалось бы, все кончено и ты выходишь на волю, или тебе слово «свобода» уже ничего не говорит?

Судья, он вправе упечь тебя обратно в тюрьму под любым предлогом, какой бы ни пришел ему в голову, а еще лучше, заточит тебя, барана, в дурдом с билетом в одну лишь сторону.

Ты что там говорил, про реабилитацию, что ли? Кто мне вернет утраченное добришко и так далее? – адвокат негодовал в плохом предчувствии или, скорей всего, в затронутом самолюбии.

– Не думаю, что судья станет меня прятать в дурдом и тем более в тюрьму, а если да, то я буду писать в Страсбург или в Гаагу, куда там надо обращаться по таким вопросам.

Как нам известно, то железный занавес Советского Союза издавна пал, и мы теперь уже почти что имеем права человека.

Что насчет вас, мой «дорогой» адвокат, то в таком случае вам придется следовать за мной аж до победного конца, или это не вы заставили продать все мое имущество с помощью вот такого же деревянного молотка ручной работы, каким стучит господин судья?

За бесценок продали, так чужого-то не жаль, ведь это не вами было собрано непомерным трудом, блин буду. Расторговали и доходик благополучно положили себе в карман, когда на самом-то деле я признан невиновным, как нам это стало известно отныне.

Так почему же тот гребаный психтест не был назначен тут же, после ночи убийства, а только вслед того, когда закончились денежки у моей семьи?

Ты мой дорогой адвокат в прямом смысле этого слова.

Бронька говорил в полном спокойствии и уверенности в себе.

– Впредь, дорогой адвокат, вам надо подумать серьезно, перед тем как заставлять людей продавать свои дома и нести вам деньги.

Если я был невежей с начала этой беды, то не надо обольщаться, предполагая, что имеешь дело с полным дураком, а может, данный Бронька Климов имеет способности учиться и, познавая шаг за шагом, делать анализ ситуации, а ли?

Знаешь, не только недостатки, есть также и достоинства у того адского места, и мне повезло, библиотекарь там парится уже, походу, одиннадцатый год, за просто так, точнее, вместо другого, настоящего грабителя, толковый мужик попался, и одиночка, а что еще надо начинающему философу…

Не зовут же тюрьму университетом жизни, совсем без подоплеки, ведь в каждой шутке доля правды все же есть.

А в конце-то концов, знаешь, имеется одна хорошая сторона у того, что потеряно все – у меня нечего больше терять, я имею в виду в материальном плане.

Представь, без багажа ведь легче путешествовать.

Это все, что хотел я сказать, благодарю тебя в любом случае, ведь глупо полагать, что все на свете добры и честны.

Мы всего-то люди, со всеми нашими недостатками, нету идеального человека.

Вон ты для примера, делаешь деньги благодаря таким, как я, другие – другими путями, всем нужны эти проклятые банковские знаки, всем без исключения, так устроена жизнь на нашей жалкой планете Земля.

Мы, походу, утеряли незыблемые, но вечные духовные ценности, променяв их на тленный, но материальный блеск.

– Ты, Бронька, не дурак, и я так никогда не думал, но кто же мог предполагать, что будет такой вот ответ на психотест. Я же тебе говорил, что мы второй вообще слыханный мной случай за пятнадцать лет практики.