Текст книги "Весы Правосудия Божиего. Книга первая"

Иногда качаясь на двух колесах по диагонали, когда в любой момент машина, казалось, опрокинется, но благодаря полной блокировке дифференциала каким-то чудом все же выползала.

Езда по косогорам – дело весьма опасное, с непривычки к таким вот боковым наклонам приходилось частенько останавливаться, выходили и смотрели со стороны, есть ли еще шанс двигаться вперед, или вот-вот джип уже станет катиться мячиком с горы, но зря беспокоились.

Глядя со стороны, становилось ясно, что до мертвой точки, откуда уже нет возврата, еще градусов двадцать наклона допустить позволялось, а значит, вперед.

– Благодаря ребятам из автосервиса, эта тачка практически не опрокидываема, они ведь не только резину поменяли, а заодно с ней и диски широченные поставили, вон какая разлапистая стоит, бэтээр, не машина.

Иван, как и положено вояке, знал, с чем сравнить «тойотку».

– Вот же зря гирокомпас не установили, – Бронька посетовал, – это устройство и пеленг укажет, и географический меридиан, а также горизонтальное положение по отношению к земной поверхности, а если мы знали бы нулевую точку, то есть точку невозврата с бокового дифферента нашей машины, и такая отметка была бы нанесена на устройстве, то мы ехали бы намного спокойней, я имею в виду, не приходилось бы сомневаться.

Бронька прекрасно помнил пройденную программу мореходки, и на самом деле гирокомпас тут как раз бы пригодился.

– Да, ты, наверно, прав, но ведь же специально-то опрокидываться не станем, привыкнем, а там пойдет, все-таки местность-то езженная до нас, так что и мы доберемся, конечно, если вы, господин капитан, вдруг не потеряете чувство стрема и нежданчиком не уйдете на оверкиль.

Оказалось, что Иван тоже знал пару слов из морского жаргона.

– Поверьте, сер штурман, жить мне еще не надоело, так что уж лучше лишний раз остановиться и заценить ситуацию, а не гнать волну.

Он вовсе не собирался покатиться кубарем с косогора по какой-то глупой самоуверенности.

Целый день ушел на преодоление первых шестидесяти километров, а больше и не предполагалось, значит, все шло по плану, пока что шло…

Первый привал, места ночлега они достигли под вечер.

– Это, стало быть, охотничья хижина, где всегда есть спички и соль, обычай таежных егерей, замок на этих домиках не вешают, просто проволокой дверь завязана, чтобы человеку, достигшему укрытия, был бы шанс зайти да согреться, затопив очаг, щепотка соли для приготовления какой-либо еды, чайник, котелок, пару ложек – вот и весь скарб, но за неимением вообще ничего, это уже нечто. Ну мало ли, забредешь во время зимней вьюги – это будет спасением для бродяги, а посему каждый таежник в случае возможности, уходя, всегда оставит хоть что-то.

Бронька пошел до реки со спиннингом, и на самом деле после нескольких забросов блесны две щуки болтались у него на кукане.

Имея и свой котелок на такой случай, путники все же воспользовались тем, что с незапамятных времен висел над очагом, старый добрый, сварить еду в нем было вроде как бы даже за честь, что ли.

Уха получилась на славу, Иван зачерпнул деревянной ложкой с объемом поварешки.

– Сиротская, – он пояснил, заметив, как Бронька разглядывает его суперложку.

– Ну да, таким веслом да мед бы хлебать, а ты-то и на самом деле сирота казанская.

– Что делать, на свет я не просился, но раз уж пустили, то благодарен и за то, да, кажется, об этом мы уже говорили.

– Да, старина, говорили, извини.

– А такая ложка и на самом деле удобна в походных условиях, во-первых, деревянная не обжигает, а большой объем – то чтобы часто не махать, из общего котла раз зачерпнул, другой – и порядок.

– Ну да, старина, ты, чертило, повидал немало, по ходу дела.

– Да уж, малость довелось, блин буду.

– Ты, Иван, на каком-то совершенно странном языке тогда раненый бредил, что это за наречие, смею поинтересоваться?

– Ну а я-то почем знаю, бредил ведь, правда не помню на каком, но раз ты не понял, то, значит, не английский и не испанский то был, те два ты по крайней мере начал различать.

– Обижаешь, старина, я скоро песни петь на них буду.

Love me tender, love me sweet, never let me go66
  Люби меня десятикратно, люби меня сладко, не дай мне уйти.


[Закрыть].

Yes, man, you all right, but Elvis did sing that song better anyway77
  Да, мужик, ты в порядке, но Елвис эту песню пел все же лучше.


[Закрыть].

Bésame, bésame mucho, como si fuera esta noche la ultima vez88
  Целуй, целуй меня много, как бы в последний раз в эту ночь.


[Закрыть].

– Ну это и ребенок знает, но все равно молодец.

Во, может, я на фарси гуторил, было дело, учил и арабский немного, но не так, чтобы свободно трещать, зато экстрима там повидал не на шутку, уж довелось.

Да, ты молодец, по-английски говоришь, нет, вообще-то не ты молодец, а я, тут, видите ли, студенту главное ведь, какой учитель попадется, не так ли, Бронислав Юрьевич?

– Не спорю, Иван, ты выдающийся профессор.

– Да ладно, знаешь, есть такой сорт людей, полиглоты называются, так вот, ты один из них, это точно, Бронька, редкий может так легко усваивать языки, как ты, это Божий дар, что в народах называют талантом, не зазнайся, мой друг, далеко не каждый в чем-то талантливый остается хорошим человеком до конца, хотя я, наверно, все же неправильно сформулировал, прости, давай еще раз.

Раз уж Бог дал человеку настоящий талант, то, значит, и душа его должна быть чистой до конца, вот так, наверно, будет правильно, да, да, вот так оно и есть. Человеком может называться только тот, кто на самом деле им является.

Пусть он и грешен, но знает о том и кается, не сгорает от корысти, зависти, распутства и чревоугодия.

Иван перед сном разговаривал как бы сам с собой, философ, нечего сказать, Бронька не впервые слышал от него что-то подобное.

Они устроились в хижине, на лавочках постелив свои спальные мешки.

– Хоть какая-то, а крыша над головой и стены вокруг, тайга все-таки, тут тигры да медведи бродят, а на самом деле дилетанту со всех сторон опасность мерещится, – Иван, засыпая, пробубнил и уже на следующем вдохе выдал такой храп, что не только тигры с медведями, а и динозавры бы разбежались.

– А вон мой приятель по тюрьме сам один в тайгу уходил, и то, представь себе, зимой.

– Этому с детства учатся, как тут выживать, а мы с тобой лучше в бою разбираемся, нежели в таежных законах, говорят, не тигр, а медведь тут хозяин.

Иван вроде и спал уже, но каким-то странным образом все-таки выслушал монолог Броньки, внятно ответил и снова захрапел, только теперь уже с удвоенной силой.

Броньке не то что не спалось, устал он, конечно, и заснул бы с удовольствием, но ведь под такой аккомпанемент это вряд ли было возможно, а предъявлять свои соображения по поводу храпа Ивану не позволяло уважение к его почтенному возрасту, да и статусу ветерана.

Он вышел из избушки, расковырял костер, подкинув пару поленьев, прилег прямо на землю у костра и задумался, глядя на огонь, о части жизни, что прожил и потерял навсегда.

А может, и не стоит жалеть о том, что было, что было, то было, и то, что будет, разве мы в силах изменить то, что нас ждет?

Теперь он волею судеб стал посыльным у хозяина, зарабатывает удивительные суммы денег, да и работенка-то непыльная, но опасная, как в прошлый раз, например, четверых пришлось положить, а ведь у них тоже, наверно, были и жены, и дети, но из-за недостатка денег те парни стали безумными да вышли грабить на большую дорогу… ужас, что в стране-то творится.

«Интересно, что в этот раз ожидает, не положено знать, надо просто жить, вперед влача свое существование, и будь уж что будет».

Мысли летали где-то вдалеке, а звезды казались близко, как никогда.

«Вот бы поверить колдунке, надо же, мир объездишь, на разных языках говорить будешь, известным станешь, ну настоящая сказка, и только.

Куда это я поеду и зачем, ну про языки-то ладно, с помощью Ивана и на самом деле научиться недолго, а все остальное бред воспаленного мозга какой-то престарелой цыганки, хитрой старушки при старческом маразме, возомнившей из себя ясновидящую жрицу, она, видите ли, предскажет вам судьбы за долю малую.

И носит же земля таких вот шарлатанок, ловко умудряющихся подзаработать за счет таких же престарелых, но не столь искушенных бабуль.

Эх, мама-мамочка, и зачем ты меня родила?»

Этот вопрос, наверно, всякий человек задает хотя бы раз в своей жизни.

Он выкинул из головы безответную тему, зашел забрал свой спальный мешок, расстелил подле костра и лег разглядывать ночное майское небо, а может, звезды знают о будущем, нет, скорее, они знают о прошлом, вот так навидались за свое время, да и они не вечны, вон одна сорвалась и падает, как кажется, должна угодить прямо в Байкал.

Сколько тайн хранит это великое озеро, сам Бог его знает, и он заснул под отчетливо слышный, но убаюкивающий шум быстрой реки.

С утра прошел грибной дождик, и двигаться дальше из-за мокрой поверхности почвы стало значительно сложней, но за пару часов все заметно подсохло, и грязь уже не летела через капот джипа.

Во время обеденного привала Бронька взял ведро и занялся тем, что доставал воду из речки, приносил до машины и, с размаху выливая на нее, смывал комья грязи.

Зачерпнув в очередной раз и выплеснув содержимое ведра на машину, он вдруг услышал характерный звук, как будто небольшой камушек ударился о ветровое стекло.

Его аж дрожью передернуло.

Еще чего не хватало, разбить лобовое.

Но стекло было цело, а на щетке дворничка лежал самородок золота, размером с перепелиное яйцо.

– Да, блин, невозможно, смотри, Иван, это как надо понять, мы что тут, прямо по золотым самородкам катаемся, что ли?

– Это тебе фортуна-матушка подослала.

Так что имеет смысл еще поискать.

– Не думаю, что прямо там же и лежат подобные куски золотишка, а река, несомненно, золотоносная, в этих местах всяких чудес хватает.

Иван взял и отметил звездочкой на карте место находки.

– Грамм тридцать точно будет, удача с тобой, Бронислав, закажешь у ювелира себе цепь с крестом, как вернемся.

Они покатили дальше, но местечко запомнил каждый из них, несомненно.

– Вот же Россия-матушка щедра, едешь за алмазами, а по дороге самородки золота собираешь, прям сказка, и только, – Бронька отметил как бы сам себе, находясь в том редком состоянии духа, когда человек вдруг получает большую надежду на светлое будущее. – Ох как я теперь понимаю сокамерника Гришу…

– Что за Гриша-сокамерник? – Иван заинтригованно поинтересовался.

– Да есть такой чудак, он исключительно золотом занимается по жизни и сидит в тюрьмах за это, но как только выходит, так обратно в Сибирь за презренным металлом, говорит, что на его век хватит, что знает места, где можно вот так собирать, и собирал ведь.

– Поверь мне, Бронька, золото – это болезнь, конечно, красиво, природа, опять же свежий воздух, сам по себе бродишь да ищешь, тем более что уже нашел, где оно определенно имеется в наличии, а может, ну его к черту, Светловского, остаемся и будем самородки собирать.

Он смеялся от всей своей широкой груди.

– Можешь перечерпать полреки, и неизвестно, удастся ли тебе найти что-то подобное.

– Да ладно, не собираюсь я золото искать, видал, мой кусок ко мне пришел сам, и на этом природе спасибо.

Дальше река расширялась чуть ли не до ста метров и при этом, конечно, мельчала, на «тойотке» вполне спокойно можно было двигаться по каменистому руслу, лишь иногда пересекая чуть углубляющийся главный поток.

Без малейшего намека на проблемы таким образом преодолев километров тридцать вниз по течению, уже под вечер второго дня они наткнулись на перекат, русло было завалено здоровенными валунами, и разумеется, что за ними омуты тоже были не из шуточных, так что тут «тойотка», конечно же, оказалась бессильна.

– Надо выбираться на берег, дружище, на карте нету этого порога, может, он образовался уже потом, как геологи ушли из этих мест, поди, годы прошли, например, ледоход может натворить и не такого, но наши ребята-то продвинулись значительно дальше, а значит, все-таки есть возможность объехать эти перекаты.

– Давай заночуем на этом островке, а завтра пойдем на разведку пути.

Так и решили, каменистый островок метров двадцать длиной прямо у крутого берега, с которого свисали корни сосен, выступал над водой на сантиметров двадцать, а вокруг бежала хрустально-чистая вода глубиной не более чем по щиколотку.

Вечер наступал вместе с грозой, первая молния, проткнув потемневшее небо, врезалась прямо в береговую скалу, сопровождаемая оглушительным раскатом незримой, но зато великолепно слышной ударной установки Тейшеба – бога грома и войны, еще раз сверкнуло молнией, и открылись небесные шлюзы… матушки-природы.

Дождь лил стеной минут уже двадцать в сопровождении громовых рулад и световых эффектов от практически не прекращающихся молний.

Вскоре Бронька заметил, что плохи их дела, в реке стремительно рос уровень воды…

– Иван, нам надо думать и нечто предпринимать, пока не поздно, не ровен час, дождь продолжится, а он, видимо, не собирается угомониться, и это значит, что уровень по-любому продолжит подниматься.

К чему я веду свою речь?

Ясно, к тому, что нас унесет течение вместе с машиной.

Во-первых, я предлагаю развернуться навстречу потоку и пришвартоваться «тойоткой», словно кораблем, вон к тому кедру, что стоит на берегу.

– Пожалуй, ты прав, видишь, твое морское дело нам все-таки пригодится.

Так и поступили, развернули машину и, почти полностью растянув трос лебедки, обхватили ствол кедра, что стоял в десяти метрах от берега.

К тому времени, когда они в наспех натянутую палатку успели переправить на берег самые необходимые вещи, вода уже доставала до колен и своим стремительным потоком почти что валила с ног скарбом навьюченных путешественников.

Настала ночь, ливень, утратив свои силы, израсходовав основной запас влаги, под аккомпанемент громовых раскатов, плавно перешел в затяжной дождь, потом на кроткую морось, что в итоге тоже изышла, но ситуацию сей факт вовсе не улучшил, река бурлила шумным потоком, и все в округе тонуло бы во тьме, если бы не выглянула полная луна, пролившая тусклый свет над клубами испарений покрытой тайгой, для полной картины невдалеке тоскливо завыл одинокий волк…

«Тойота» висела на тросе, обмываемая бурлящим потоком, который уже достигал почти до стекол салона, не в силах что-либо предпринять, мужики лишь время от времени выходили, чтобы полюбоваться зрелищем в луче фонарика, как их машина удерживалась на стальном волоске, а они только то и могли предпринять, как поглазеть на нешуточную ситуацию, и, махнув рукой на жалкую картину, промокшие до костей авантюристы вновь возвращались в палатку.

Против природы человек бессилен, так что варили чай на газовой горелке, которую Бронька по горному опыту прихватил на всякий случай, беспечно подшучивали над собой, мол, поднимись вода еще немного, то до завтра только тросик останется висеть вместо джипа, словно шнурок с ошметками шарика у ослика Иа на дне рождения.

Машина ведь не лодка, начнет кувыркаться с боку на бок, и что от нее останется после такого танца, то трудно даже представить.

– Вот это мы попали, все, что хочешь, человек предвидеть может, но только не всемирный потоп.

Ночка удалась, спать не спали, а чаю выпили целый «контейнер».

– Слышишь, как камни стучат, перекатываясь в течении, а ты говоришь, перекат, такое может не только перекат построить, а даже русло изменить за считаные часы до неузнаваемости.

– Найдем ли мы «тойотку» с утра на своем месте?

– Ну, брат, что найдем, то и найдем.

Храп Ивана был при нем, как всегда.

Деваться было некуда, пришлось прислушиваться к природному концерту.

Дождь снова барабанил по ткани палатки, гром нет-нет, а все еще напоминал о своей власти над театром, и Иван похрапывал себе в обе ноздри как ни в чем не бывало.

Да уж, есть же у некоторых стальные нервы – генетика, мать ее так…

Заснул и Бронислав.

Щука с блесной во рту, на вид килограммов около восьми, насмерть боролась в неравном бою с рыболовом, вытащенная на мелководье, становилась на хвост, делала сальто, поднимая немалые брызги, но ей помочь ничто уже не могло.

За поединком наблюдавший пес, явный потомок волка, вдруг решил, что должен помочь хозяину, и стремглав бросился в воду, схватил щуку за холку и без труда вынес на берег.

Как оно случилось, рыбак не заметил, но щука вдруг оказалась отцепленной от блесны и свободно лежала в траве, жадно хватая пьянящий ее воздух, а пес побежал по кругу с вцепившейся в его задницу снастью.

Животное взбесилось от неожиданной боли и невозможности избавления от ужалившей его блесны, пастью хватало железку, пытаясь выдернуть впившиеся в его плоть крючки, но бесполезно.

Спустя мгновение морда собаки зацепилась за тот же крючок, кобель завалился на бок и беспомощно заскулил, затем вскочил, закружился волчком, с жалкого скуления переходя на звериный рык.

Учитывая то, что собака со страха потеряла контроль над собой, став попросту опасной, дело принимало весьма серьезный характер.

Наблюдая за происходящим, ему вспомнился старый приятель-ветврач, у которого, разумеется, имелся пистолет с транквилизаторным зарядом, но доктор был вне досягаемости.

Животное страдало, а значит, он, как хозяин его, был попросту должен рискнуть и остановить этот ужас.

В рюкзаке он нашарил плоскогубцы, которые всегда носил в рыболовном наборе, этот инструмент ему уже два раза пригодился при удалении крючка из пальца, кроме шуток, но это другой, и тоже интересный рассказ.

А теперь не время для воспоминаний, решил он, и, сняв с плеч брезентовый плащ, властно окрикнул с ума сходящую собаку, но когда животное никак не отреагировало на его голос, накрыл крепкой тканью страдальца и навалился на него всем телом.

Пришлось напрячь все свои силы, чтобы овладеть озверевшим псом и постараться освободить сначала голову озверевшего животного от основания хвоста, попросту перекусив цевье крючка кусачкой плоскогубцев, а затем, удерживая в том же положении тело собаки, перекусить и вторую секцию тройника.

На этом операция еще не закончилась, надо было протолкнуть через кожу жало крючка и на морде собаки, и на ее же заднице.

То ли поняв, что хозяин пытается ему помочь, то ли по-волчьи сдавшись победителю, что скорее всего, а пес вдруг полностью поддался, мол, делай со мной все, что ты хочешь.

Не ослабляя свою хватку, Бронька завершил начатую операцию и вдруг проснулся.

– Во так, ну надо же такому присниться, и к чему бы такой сон?

Пересказывая сновидение, Бронька на полном серьезе задумался о возможном истолковании.

– Ну к чему бы такой бред, а, старина?

– Не по адресу, братка, вот по возвращении домой расскажешь своей Зубочистке, дамы любят посидеть за кофием под похожие темы.

– Ладно подкалывать, видел бы ты сам такое нечто, а собаки такой у меня отроду не было, волчара настоящий, а щука – мечта рыбака.

– Это ты чифиру перебрал, и где тебя эту гадость варить научили, люди пьют чай, понимаю, но ты ведь атом какой-то завариваешь.

– Да ладно, ты настоящего чифира еще не пробовал, а мой-то так – купец, и не более, а сон из головы не выходит, особенный какой-то, эмоций через край, блин.

– Спокойно, юноша, пройдет и это, вскоре новая информация затемнит старую, а посему давай-ка глянем, как там держится наша субмарина.

Джип мужественно выстоял свое крещение в потоках реки, каким-то чудом не опрокинувшись на бок, хотя наклонен был серьезно, видимо, потоком подмыло грунт под колесами.

Было рано что-либо предпринимать, так как уровень воды еще не спал до нормы, сосна, которая прежде стояла на круче берега, теперь лежала в воде позади джипа, едва не спластав ему крышу, только благодаря тому, что они развернулись навстречу течению, а при этом проехали буквально метров пять вперед, чтобы достать тросом и привязаться к столетнему кедру.

– Дело случая плюс наука наперед, – Иван нашелся заметить. – Исходя из нашего опыта, надо сделать поправку в канонах путешественников – охотников за бриллиантами.

То есть не оставлять машину под деревом во время непогоды, и пусть даже опытным матросом она будет пришвартована к столетнему кедру в бурлящем потоке русла одного из златоносных притоков великой якутской реки красавицы Лены.

– Ты впрямь что тот дагестанский песенник, ашуг, блин, а веселиться тут нечего, еще посмотрим, заведется ли мотор после такого омовения.

«В бурлящем потоке реки златоносной», поэту мать блин, стало быть, полный картер воды набрался из златоносного потока, ко всем чертям.

Он попросту любил эту машину, чуть ли не как женщину, да и как ее можно не полюбить, а вы попробуйте, попробуйте на ней покататься, и вы ответите… да вы просто согласитесь со мной.

Ниже по течению пороги бушевали полным ходом, надо было переждать, пока вода войдет в свое обычное русло, а за это время можно пройтись на поиск выезда на берег, да и вообще оглядеться, есть ли спуск к воде за перекатом.

Вооружившись карабинами, мужики отправились в тайгу.

Если честно признаться, то мало приятного шастать по лесу сразу после дождя, но поскольку делать было нечего, а выезд из русла был просто необходим, то эту прогулку можно было отнести и к работе.

Пройдя около километра, они поняли, что по этому берегу движение на джипе не представляется возможным, и повернули назад.

Подходя к месту своего лагеря, они вдруг обнаружили, что их костер горит веселым пламенем, а у него греется широкоплечий, но уже полностью седой мужик, сидя к ним спиной вполоборота.

Он услышал их приближение, но даже не дрогнул.

– День добрый.

Первым заговорил Иван, а Бронька держал карабин в готовности его применить, если что, они не могли лицезреть чужака, но сам он не поворачивался.

– Добрый, коль не шутишь, – не спеша выговаривал слова человек, вставая и выпрямляясь в двухметровый рост.

Он был босиком, из одежды вроде все на месте, солдатские штаны цвета хаки, подпоясан офицерским ремнем, на котором висел конкретный кинжал, водолазный свитер, а сверху штормовка с капюшоном, в руке он держал самозарядный карабин Симонова, но без всякого намерения им воспользоваться.

– Ты что, брат, по тайге босиком гуляешь, что ли?

– Пришлось, что поделаешь, ваш лагерь, как вижу, а я почти случайно набрел, дым унюхал, кострище, подошел, смотрю, дымит еще, дровишек подкинул, погреюсь, думаю, хозяев подожду, авось люди добрые окажутся.

– Ну давай чаю поставим, что ли, – Иван нашелся первым.

Закипал чайник, и мужики уже закусывали, выпив по сто из алюминиевой фляжки незваного гостя.

– Не поверите, башмаки лиса-плутовка утащила позавчера ночью. Повесил возле костра просушить, связав их шнурками, перебросил через жердину, тут слышу шорох и всего-то заметил как хвост воровки, вот как можно без обуви остаться за минуту.

Охотник я, там вниз по реке на притоке есть у меня угодья бобров, ходил посмотреть, глянуть от безделья весеннего, как питомцы мои перезимовали, вроде все в порядке, есть и приплод хороший, дело будет, но под осень.

А вы-то какими судьбами прям в речке машину бросили, явно не опытные таежники вы, ребята, тут одним без проводника опасно и просто трудно.

– Да уж.

Иван, глядя на Броньку с вопросом, что, мол, говорить, но не потерялся

– Да питерские мы, деньжат, как положено, подзаработали и вот решили попутешествовать малость, а в этих местах, неслучайно мой дед сказывал, что в лагерях сидел где-то тут неподалеку, копали, камушки находили да золотишко мыли.

– Было дело, но давно, я здесь рожден по той же причине, но последних лет уж сорок как этим перестали тут заниматься, невыгодно, мол, слабая прибыль была, то ли еще какая-то заминка, да кто его истину знает. Зону закрыли, а костьми тут немалое число каторжан полегло.

– Так вот в те места мы путь держим, а как проехать, то бес его знает.

– Пешочком-то проще, но а если на вездеходе, то по тому берегу дальше дорога была, а затем опять по руслу реки, ну в общем дня два еще вам ковылять.

Выпили по второй и разговорились.

Охотник уже к седьмому десятку подбирался, а стройный был как кипарис, человек простой и честный, похоже, таежная душа.

Бронька достал из внутреннего кармана свой самородок, который на охотника не произвел ни малейшего впечатления.

– Видишь, сынок, тебе Господь подарок послал, а искать будешь, не найдешь и за три жизни, не сыщешь. Золото тут есть бесспорно, но оно только беды за собой кличет, проклятый металл.

– Ясно, отец, только мы не за золотом, так, по зову к приключениям, Россию-матушку посмотреть да в местах дедовской каторги побывать.

– Охотно верю, сам был молодой, только я за приключениями на целину подавался, там тогда землю впервые распахали, сначала было много зерна и зарабатывали, а потом тоже все пропало.

Всему есть и начало и будет конец, что вовсе не ново.

– Не ново, а истина.

Иван грел тушенку с гречкой, под которую пропустили еще по одной, но уже из хозяйских запасов, тем временем уровень воды хоть и незаметно, но падал.

– Вам надо заночевать, и тогда по утречку двинетесь дальше, как раз и вода упадет.

– Ну а ты-то как без обуви и далеко ли тебе до хаты?

– Есть как есть, но добреду, вот же случай, век в тайге прожил, а под старость лиса обокрала, кому скажешь, ведь не поверят, мне день ходу до избы остался, так что за меня не беспокойтесь.

Бронька пошел до джипа и принес свои белые кроссовки, что прихватил с собой на всякий случай.

– Похоже, размерчик у нас-то один, давай-ка прикинь, отец.

Старик обул, прошелся, глазам своим не веря.

– Так в таких шкарах-туфлях, поди, только на танцы ходить.

– Да нет, на спорт в них ходят, отец, вот увидишь, они тебя, что сапоги скороходы, до дому донесут, и усталости не почувствуешь.

– Да, поди, обувочка-то не советская.

Охотник все разглядывал на самом деле первый раз в жизни обутую такого рода чудо – не обувь.

– Английская, вот что буржуи проклятые из резины да кожи склеить умудрились.

Старик разглядел британский Union Jack на кроссовках «Рибок».

– Нашим кирзовым сапогам не ровня, конечно, но, по-видимому, у всякого свои достоинства – мягкие, однако, а что по мне, так я все-таки предпочел бы свои кирзовые сапоги любым вот таким вот, как их назвал ты, сынок, кросцовкам.

– Кроссовкам, отец, кроссовкам.

– Что есть, то есть, старина, эта обувь для асфальтов ровных создана, а по тайге лазить, конечно, наши родные кирзачи удобней, несомненно.

Иван знал толк в солдатских сапогах.

– Там, куда вы направляетесь, я людей вооруженных видал, но не подходил.

Знаете, кажись, копают они там по новой, но не мое это дело, мальцы, главное, вы добрые люди, а копать чего, Россия наша общая матушка, и все, что лежит в ее недрах, каждому из нас есть право подбирать, вот вы копаете, а я нет, так если хотел бы, кто ж это смог бы мне запретить, да душа моя к этому не легла, вот и весь сказ.

Старому было ясно, что они за птицы, но он не дал ни малейшего повода ему не доверять.

– Да, поехали под весну ребята счастье искать, а мы вроде как вслед за ними.

Иван понял, что спектакль тут не сыграешь, он попросту неуместен, старый охотник видел всех насквозь.

– Удачи вам, парни, даст Бог, чего-то и нароете, вон какие здоровые, да на вас ведь целину пахать можно.

За вечер он успел в деталях рассказать путь-дорожку, но предупредил, что могут быть повалены деревья, вон как та сосна возле «тойоты», так что может понадобиться пила или хотя бы топор, чтобы расчистить проезд от валежника.

Бронька в ответ достал из багажника мотопилу «Хускварна» и, дернув всего раз за стартер, быстро распилил ту самую поваленную сосну в чурки, на которых они и сидели потом, коротая время у костра.

– Вот это да, а я, кроме «Дружбы», в руках ничего не держал подобного, ну да, шведы молодцы, сделали, аж как пчелка поет и не весит же ни черта, – старик восхищался, разглядывая чудо техники.

Ишь ты, капиталисты, что творят, но выглядит-то как игрушка, если сам своими глазами не увидел, так ни в коем разе не поверил бы, что такая маленькая штуковина лучше «Дружбы» пилить-то может. Но все-таки наша техника посерьезней будет, – старик не хотел признать поражения советской эпохи.

– Так ты думаешь, отец, но на самом деле мы за советское время такого маху дали, что теперь вон долларами расплачиваемся, а рублем можно задницу вытирать, ведь за рубль и спичек уже не купишь, вот до чего дожили.

Раньше за доллар в кармане срок тюремный был обеспечен с конфискацией уголовным путем нажитого имущества, а теперь те самые судьи, что людей за них сажали, берут зелень охапками и носа не воротят.

– Целых семьдесят лет практически на месте топтались, стыдно за Россию, стыдно, отец, да не народ виноват, такой строй советский был, что теперь поделаешь. Вот новые времена грядут, посмотрим, если доживем, что из этого получится, а пока вон машина японская, пила шведская, обувь английская, а деньги, смотри, американские, капиталистские, так глянь дальше, портки, и те вон зарубежные, только души русские у нас еще остались, и то слава Господи.

– Надо же, и вправду все иностранное, ты прав, Иван, дожили…

Старик невесело констатировал факт, от которого было не отмахнуться:

– Ты, сынок, прав, слава Богу, хоть души русские сохранили, и то хорошо, чего только отчизна наша не видала, а все же цела оставалась, так что и из этой ямы выберется, где наша не пропадала.

– Да уж чего-чего, а поговорок-то уж точно у нас хватает, на всякий случай жизни, хоть этим богаты, – добавил от себя Бронька и, наверно, был прав, поскольку после его заключения вселилась минута молчания, ну а молчание, как нам известно, знак согласия, как в народе-то говорят.

– Давай уже спать, пацаны, что-то меня приморило, а завтра опять новый день, спокойной ночки, молодежь.

Старый охотник еще до заката, пользуясь своим громадным ножом, словно секирой, нарубил еловых веток – лапника, саму хвою обрезав, постелил толстым слоем на землю, так соорудив себе ложе, а оставшиеся довольно основательные сучья забил в землю по периметру импровизированного матраца, так что в перекрещенном состоянии каждая пара кольев представляла из себя что-то вроде стропил.

Далее он просто срубал с окружающих елей тот же густо-хвойный лапник да преспокойно продолжал обкладывать каркас своего шалаша, мужики не успели оглянуться, как за пару-тройку минут создалось одноразовое укрытие для бродячего егеря.

– Все свое ношу с собой, – он улыбнулся легко и просто, – только в эту нору надо залазить ногами вперед, а то, поди, можно на тот свет отправиться, от костра дымком траванувшись, ведь, не ровен час, пока спишь – ветер изменится.

Запомните, пацаны, смерть от угарного газа подкрадывается так тихонько, что спящий даже не просыпается, а отправляется прямехонько в мир иной, – пояснил старик, забираясь в еловую спальню-берлогу, под голову вместо подушки подложив свой небольшой заплечный мешок. – Это в зависимости от погоды, а при нужде из того же материала можно и такой шалаш построить, что даже зимние ненастья не страшны – голь на выдумку хитра.