Текст книги "Последнее приключение странника"

14
Эрин

Будильник не разбудил меня, потому что я всю ночь не сомкнула глаз. Где взять хоть каплю покоя после откровений Гари? Единственный положительный результат – я больше не воспринимала этого человека как безумца. Не понимаю, как ему это удалось, но я перестала подозревать его во вранье. Он не обманывал. В последние два года он регулярно пересекался с Иваном, общался с ним. По крайней мере, ему было известно то немногое, что Иван готов был ему сообщить.

Иван жив.

Я часто представляла себе, что он умер, но нам никто и никогда не сообщит о его смерти. Тем не менее до конца я никогда в это не верила. А теперь все радикально изменилось: я узнала, где он и что делает, и могла определить на карте местонахождение отца моих детей. Стало ли мне от этого лучше? Вот уж нет. Я предпочла бы оставаться в неведении. Иван исчез, и точка. Я выиграла битву с самой собой и с воспоминаниями о нем и наконец-то без страха смотрела в будущее. То, что я вчера вечером услышала, угрожало хрупкому равновесию, которое я только что установила с большим трудом.

Главное – дети. Особенно сложно с детьми. Как им объявить, что я получила сведения об их отце? Я давно готовилась к худшему, но точно не к тому, чтобы заявить им: “Дорогие мои, мне рассказали о папе, у него все в порядке, он открыл ресторан на пляже посреди Индийского океана; нет, скорее всего, у него нет другой семьи, он один… Что будем делать? Позвоним ему? Или пошлем видео – пусть оценит, как вы выросли?” У меня возник соблазн предупредить родителей и Эрвана, но я побоялась их реакции. Не правильнее ли сперва переварить новость и прикинуть, в какой форме представить им ее? Но существует ли хороший способ сделать это? Какие бы слова я ни подобрала, все равно получится грубо.

За завтраком я отводила глаза, не смотрела на Улисса, Лу и Мило. Они еще вчера вечером нашли меня странной, так что их недоумение не уменьшилось. Мне даже не удавалось поболтать с ними о всякой ерунде. Домашние задания, уроки, планы на выходные. Я пыталась найти какие угодно темы, но мой рот был на замке, а ключ от него выброшен. Что бы я ни собиралась произнести, все представлялось мне опасным. Любая мелочь грозила выдать меня, а я не сомневалась: нельзя прямо перед школой обрушивать на них то, что я услышала от Гари.

– С кем ты была вчера вечером? – спросил Улисс.

Я отвлеклась от своей чашки кофе и наткнулась на пристальный взгляд старшего сына.

– Ни с кем. Ты вообще о чем?

– Я не спал, встал и заметил, что ты с кем-то разговариваешь.

Я подозревала, что рискую, позволив Гари прошлой ночью проводить меня, но в тот момент мне было на это наплевать. Я почему-то нуждалась в том, чтобы он пошел со мной, и его присутствие меня успокаивало.

– А, Гари…

Не врать. Быть как можно ближе к правде. Выбора у меня нет.

– Это новый клиент. Он водолаз и работает на плотине. Я пересеклась с ним, когда выгуливала Дус на набережной Ба-Саблон, и он проводил меня.

Улисс недоверчиво выгнул бровь. С каких это пор его интересует, с кем я общаюсь?

– Тебя что-то напрягает?

– Нет, нет, мама, – усмехнулся он. – Наоборот, круто, что у тебя есть друзья.

После исчезновения отца я появлялась перед детьми только в компании единственного друга, точнее подруги, Паломы. Других друзей у меня не было. Я никому не открывала дверь, перестала общаться с прежними знакомыми, которые упорно обсуждали со мной Ивана. Я ни с кем не знакомилась, заранее теряя силы при мысли, что однажды хочешь не хочешь придется делиться своей историей. Я возвела вокруг себя стену, и мне хватало моей семьи и детей. Неудивительно, что сын изумился тому, что я глубокой ночью разговариваю с неизвестным мужчиной.

– А это кто? – спросил Мило. – Он к нам придет?

Мой младшенький как-то слишком забежал вперед. Я пощекотала его, чтобы он поскорее сменил тему и вообще забыл об этом.

– Ну уж точно не сейчас! Мы опоздаем в школу! Давайте, бегом, бегом!

Утром я обслуживала клиентов и не переставая думала о Гари. Встречусь ли я еще с ним? Вряд ли. Даже если он сделал это не сознательно, свою миссию он выполнил. Легко представить себе, что, по его соображениям, он и так уже слишком глубоко впутался в нашу историю. Ему не нужны неприятности, и я его понимала. Продолжение сюжета его не касалось. К тому же разве это удачная идея – снова увидеть его? Хочу ли я этого? Предположим, хочу. Но зачем он мне? Ни за чем, если я не намерена связаться с Иваном.

У меня никогда и в мыслях не было, что я окажусь перед таким выбором: звонить или не звонить. Когда-то я об этом мечтала. Мне так не хватало Ивана, так сильно не хватало, что я колотила кулаком в грудь, лежа ночью в одиночестве в нашей с ним постели. Я била себя, чтобы заглушить боль его отсутствия. Я беззвучно кричала, призывая его голос. Узнаю ли я его после всех этих лет? Не было ни минуты, ни секунды после его исчезновения, когда я отчаянно не мечтала бы о нем, не тосковала по нему. Я работала и скучала по нему, занималась детьми и тосковала, разговаривала с родителями и тосковала, ходила за покупками и тосковала. А еще я беспокоилась за него… В действительности все принадлежало ему – мои жесты, мои действия, мои мысли.

Но вот все изменилось. Если бы меня вдруг охватило неукротимое желание поговорить с ним, мне было бы достаточно прийти к Гари, потребовать, чтобы он дал его номер и позвонить. Иван был теперь под рукой. Доступен по щелчку. Но было уже слишком поздно. Я больше не тосковала по нему. Не беспокоилась за него. От всего есть шанс излечиться. Иван всплывал в моих мыслях, только если дети о нем напоминали, при этом я тут же убеждала себя, что у меня впереди целая жизнь. Было ли мне любопытно получить информацию о нем? Не уверена. Гари выложил мне все, что ему было известно, но все равно оставались большие белые пятна. Что он делал в первые пять лет после исчезновения и до своего появления на Реюньоне? Были ли у него проблемы? Почему он открыл ресторан? Со сколькими женщинами переспал? Сколько раз он мне изменял, если я еще считала, что принадлежу ему? Смог ли он наконец-то прожить свое большое приключение, которое любил больше нас? Это ужасно, но сегодня мне было ни жарко, ни холодно от этого. Иван стал чужим. Поэтому что я могла ему сказать, если бы отважилась позвонить? Вылить на него всю накопившуюся желчь, всю злость? Заявить, что он последний мерзавец и не заслуживает ни капли моего внимания, что он испоганил жизнь детям и мне заодно и что прощения ему нет и не будет? Велеть ему оставаться там, где он сейчас? Зачем просить у него оправданий? Мне безразлично, почему он так поступил. Меня покинуло желание вопить и рыдать. Моей главной заботой были и останутся дети. Но Иван – их отец, что бы я ни делала, что бы ни делал он. Вопреки отсутствию у него малейшего к ним интереса.

– Что-то ты слишком серьезная, дочка? – спросил отец, облокотившись о стойку.

Его утреннее появление не помешало мне продолжить свои размышления. Я подняла голову и посмотрела на него. Мой отец, мой потрясающий отец, как бы он реагировал, вывали я ему все, что узнала, в ответ на его вопрос? Я бы не удивилась, если бы он, захватив по дороге Эрвана, вскочил в первый самолет и прибил Ивана на его райском пляже.

– Эрин? Неужели я вынужден звать маму, чтобы выяснить, что с тобой происходит?

– Да ничего со мной, папа, ничего особенного.

Я отвернулась и стала рыться на книжных полках, найдя это хорошей уловкой, чтобы скрыться от папиного подозрительного взгляда. А мой собственный наткнулся на неубранные фото Ивана, которые стали спусковым крючком для откровений Гари. Я сняла их одно за другим.

– По-твоему, я уже впал в маразм и не замечаю, как ты изменилась? – не отступал он. – Все было хорошо, мы с твоей матерью порадовались, что ты стала такой же, как раньше. А у тебя вдруг опять озабоченное лицо.

Родители читают меня, как открытую книгу. Отцу понадобилось меньше получаса, чтобы расшифровать меня. Тем не менее я продолжала тщательно освобождать полки от лишних снимков.

– Надо бы позвать твоего брата.

– Отличная идея, папа, – не задумываясь ответила я. – Как по твоим прикидкам, сможем мы сегодня в двенадцать пообедать дома? Палома заменит меня.

– Эрин! Посмотри на меня! – К нему возвратился голос властного и обеспокоенного отца. Я все-таки обернулась.

– Это серьезно?

– Да, папа.

Я подошла к дому родителей одновременно с Эрваном и Люсиль. Успокоилась, узнав свою невестку. Я забыла пригласить ее лично, поскольку это само собой разумелось: если я произносила “Эрван”, это означало “Эрван и Люсиль”, так как они неразлучны. Для начала она отодвинула мужа в сторону и положила ладони мне на плечи, чтобы избавить от первого потока вопросов моего старшего брата.

– В чем бы ни было дело, я его утихомирю, – подмигнула она мне.

Я поблагодарила ее, поцеловав в щеку. В том, что мы нашли друг друга, промелькнула у меня ироничная мысль, была явная заслуга Ивана. Я была обязана его исчезновению тем, что по-настоящему узнала жену брата. До этого я виделась с ней всего несколько раз в год, а то и реже. Люсиль была полной моей противоположностью: слишком элегантная, ухоженная и, как я полагала когда-то, высокомерная карьеристка. Я не доверяла ей и, в свою очередь, как позже она призналась мне, наводила на нее ужас. До Ивана я была суперактивной, чувствовала себя комфортно в любых условиях, у меня было море знакомых. Я никогда не лезла за словом в карман, весело проводила время, когда мама с папой уезжали, работала в родительском баре, и все друзья Эрвана были моими друзьями и относились ко мне как к своей. А ей, несмотря на всю любовь моего брата, пришлось сражаться, чтобы ее приняли. Потому-то она и пряталась в панцирь бесстрастной ледышки. Когда они вдвоем явились мне на подмогу, я открыла для себя женщину, наделенную редкостным тактом, искренностью и великодушием. Она покаялась, что какое-то время торжествовала, наблюдая, как я тускнею с Иваном, это был ее реванш. Потом она начала беспокоиться, как бы все не кончилось плохо. Когда время показало ее правоту, она очень сердилась на себя за недобрые мысли. Люсиль со всей преданностью приняла во мне участие. Она глубоко прониклась духом семьи, хотя создавать собственную не собиралась. Да, мы не всегда соглашались друг с другом – слишком мы были разные, но благодаря Эрвану я все же стала ей сестрой, и Люсиль не жалела себя, чтобы помочь сестре. В последние годы она перепробовала все на свете, лишь бы растормошить меня, лишь бы я опять стала собой.

Меня поразило внешнее спокойствие родителей. Они вели себя так, будто ничего особенного не произошло, и послушно ждали, когда я сама расскажу, что у меня в очередной раз стряслось. Эрван сдерживался, но только потому, что жена не спускала с него глаз. Едва он порывался открыть рот, как сразу кривился от боли и недовольно косился на Люсиль, которая, похоже, непрерывно пинала его под столом ногой. Редчайший случай для нашей семьи: был слышен стук приборов по тарелкам.

После десерта мать сдалась и обратилась ко мне:

– У меня сегодня много дел, так что, если ты можешь покороче, я была бы благодарна.

Моя мама – уникальный человек!

У меня промелькнула мысль о Гари, и я решила действовать, как он. Напрямик.

– Иван.

Никакой реакции. Они только озадаченно приподняли брови. В самом деле, если кто-то чужой называл при мне это имя, я взвивалась. Но если его произносила я, мои родные принимали это как должное, поскольку все мои заморочки были так или иначе связаны с ним. Очевидно, я подошла к следующему важному рубежу.

– Мне сообщили об Иване.

Отец вскочил и направился к буфету за спасительной пачкой сигарет, прикурил одну и протянул матери, после чего еще одну взял себе. Я тоже хотела попросить сигарету, но остановила себя.

– Режис, я, пожалуй, пропущу сегодня спортивные занятия. Слушаем тебя, дорогая. – Мамин голос повысился на тон.

Я втянула побольше воздуха, набираясь смелости, и ринулась вперед. Рассказала о появлении Гари, о вчерашнем вечере и ворохе открытий, которые он мне принес. Меня никто не прерывал. Когда я договорила, стало так тихо, что, пролети сейчас муха, мы бы ее услышали. Молчание прервал Эрван:

– Отсюда следует, что это действительно был он.

Не успела я спросить Эрвана, что он имеет в виду, как он встал, тоже пошел за сигаретой и вытащил ее из родительской пачки. Сколько лет я не видела брата курящим?

– Хорошо бы уточнить, – попросила я.

– Я не делился с тобой новостью, чтобы не пугать попусту. Почти месяц назад у меня возникли подозрения…

Меня уже больше ничто не могло вогнать в шок.

Оказывается, Эрван много лет усиленно искал Ивана, но держал меня в неведении. В определенном смысле меня это не удивляло. Эрвану не нравилось, что я так легко подчинилась последнему приказу Ивана и не пыталась его найти. Брат потратил кучу денег на частных детективов во всех концах света, но безуспешно. Операция длилась четыре года. Я понемногу приходила в себя, и Эрван устал и бросил эту затею, смирившись с отказом от предполагаемой мести зятю, поступка которого решительно не понимал, и стремления заставить того расплатиться за горе, причиненное его младшей сестре. Но несколько недель назад я заговорила о разводе, и это подтолкнуло Эрвана к последнему расследованию. Со свойственной ему дотошностью он начал с прочесывания сайтов, и, к его полному изумлению, на этот раз Иван, как по взмаху волшебной палочки, через пару минут нашелся в интернете управляющим рестораном на Реюньоне. Ни на сайте, ни в социальных сетях не было ни одной фотографии, которая бы подтвердила или опровергла, что это он, а не его однофамилец. Но брат больше не имел права притворяться, будто не нашел ни следа Ивана и не знал другого его адреса, кроме “Одиссеи”. И он отправил заявление о разводе по почте на Реюньон. Назад его письмо до сих пор не вернулось.

Я, конечно, запаниковала, зато получила дополнительное доказательство правдивости Гари.

– До этого момента отсутствие письма могло быть свидетельством чего угодно, Эрин. Но после того, чем ты с нами поделилась, сомнений не осталось, это он… Мне очень жаль.

– То есть ему известно, что я хочу развестись… Наверное, именно поэтому он обратился к Гари с просьбой.

– Да, очень похоже… Если он не объявится, это будет означать, что он не возражает и не придет на судебное заседание. То есть мы имеем право надеяться, что больше никогда о нем не услышим. Ты же этого хочешь?

Я кивнула.

– Но кто меня беспокоит, так это парень, который рассказал тебе о нем.

– Мы навестим его, – перебил отец со свирепым выражением лица и поддернул рукава рубашки.

– Мне это тоже пришло в голову, – поддержал Эрван.

Оба они вели себя, как безумцы, и были готовы устроить разборку.

– Вы что? Нет, конечно. Зачем вам идти к Гари?

Они пораженно уставились на меня, как если бы я сморозила глупость.

– А вдруг он с ним заодно? Тут какая-то мутная история.

– Да нет, вы просто свихнулись! – занервничала я. – Говорю вам, ему можно доверять!

– Мы все помним, как ты доверилась хмырю, возникшему из ниоткуда! – осадил меня брат.

Мое сердце пропустило удар.

– Эрван! – хором воскликнули мать и Люсиль.

– Как это низко, – огорченно пробормотала я.

Он сообразил, что слишком далеко зашел, и тряхнул головой, почувствовав себя неловко.

– Прости.

Я встала и приблизилась к нему. Я была раздосадована. Его упрек глубоко меня ранил.

– Слишком поздно извиняться, вряд ли я это забуду.

– Эрин, не сердись на меня! Мы с папой просто намерены убедиться, что тебе ничего не угрожает со стороны этого типа, который ошивается где-то неподалеку. – Он не собирался сдаваться.

– Я настаиваю, дочка, – подключился отец. – Мы обязаны побеседовать с ним и составить представление, с кем мы имеем дело.

Это был явный перебор.

– Да что же это такое! – бушевала я. – Вы что, не в состоянии хотя бы раз прислушаться ко мне? Вы его не знаете, а я только вчера провела с ним вечер и видела его реакцию, когда рассказала ему об Иване. Ему просто плохо стало! Он злится, что выполнил просьбу Ивана. Он защищает меня, а Ивану даже неизвестно, что он в Сен-Мало! Оставьте его в покое. Предупреждаю, не смейте приставать к нему!

Оба не отрывали от меня глаз; их едва ли не забавлял спектакль, который я устроила. Если это зрелище помогает им сбросить напряжение, я за них рада. Но я бы предпочла, чтобы они задумались о чем-то более существенном, а именно о том, что не имеют права отравлять жизнь Гари.

– Лучше сосредоточьтесь на Улиссе, Лу и Мило!

Они застыли. Я полностью завладела их вниманием, но теперь они перепугались. Ничто не мешало мне напомнить им о том, что это и есть настоящая жизнь, в отличие от желания помахать кулаками перед носом человека, который ни в чем не виноват.

– Что мне сказать детям?

– Ничего! – в ужасе крикнула мать.

– Мама, это их отец. Как я могу скрывать от них такую новость?

Она опустила голову.

– Одиль, – вмешалась Люсиль, – Эрин права. Это будет, мягко выражаясь, нелегко, но у нее нет другого выбора… Дети имеют право знать, где обретается их отец… Представьте себе, что им через несколько лет станет известно, что мы все знали. Как они будут реагировать? Разозлятся на нас, и нам нечего будет возразить.

Затем она повернулась ко мне:

– Что мы можем сделать? Чем тебе помочь? Сориентируй нас.

– Спасибо, Люсиль… Я ни о чем вас не прошу. Разберусь сама, это моя обязанность, а не ваша.

Она вроде бы поняла меня. Что до родителей и брата, то они хранили безнадежное молчание, а на их лицах было написано беспокойство.

– Больше у вас советов не найдется? Так вот, дети преодолеют это новое испытание, сами увидите.

– А если они попросят тебя связаться с Иваном? – Голос отца дрожал.

Мать подавила всхлип.

– Я соглашусь. А что еще мне делать?

Я ответила, не задумываясь, хотя сама себе отказывалась задавать этот вопрос. Он был слишком безжалостным. Слишком справедливым. Слишком несправедливым.

– Прежде всего я буду их защищать. Они не поговорят с Иваном до тех пор, пока я не буду твердо уверена, что он поведет себя с ними должным образом.

Я была измотана. И мне еще нужно было убеждать и успокаивать родных. Хотя вчера, на пике своих страхов, я действительно поддалась панике, сегодня я трезво оценивала, насколько сильнее стала. Я была готова встретиться лицом к лицу с угрозой и сражаться за спасение нашей жизни. Я подошла к матери и нежно поцеловала ее в щеку.

– Все в порядке, мама, иди на свою гимнастику. Все обязательно утрясется. Вспомни, что сказал Эрван: Иван никогда не объявится. Он уехал, не собираясь возвращаться. А когда его известили о том, что после стольких лет я намерена развестись, его одолело любопытство. Вот и все. И ничего больше.

Я с силой хлопнула в ладоши. Я переигрывала. Они это понимали, и я тоже.

– Ладно, меня ждет “Одиссея”! Кстати, по-прежнему никаких идей насчет нового названия?

Все грустно покачали головой.

– Давайте, шевелитесь!

Я подошла к отцу, чтобы он поцеловал меня в голову, и его поцелуй был более горячим, чем всегда. Я расцеловалась с Люсиль, которая улыбнулась мне, успокаивая, и крепко обняла Эрвана.

– Еще раз извини, – сказал он.

– Понимаю, что ты рвешься меня защитить, но твоя младшая сестра, похоже, наконец-то стала взрослой.

Шли дни, и один мало чем отличался от другого. Я работала, дурачилась с Паломой, болтала с клиентами. По утрам отец пил кофе в нашем баре. Эрван опять работал дистанционно, сидя за столиком “Одиссеи”. Он и сбежал было из-за того, что не знал, как сообщить мне, что нашел Ивана, но теперь вернулся. Я старалась воспользоваться их с отцом присутствием, чтобы немного их успокоить и подтвердить, что еще ничего не обсуждала с детьми.

Я прикладывала все силы, чтобы вести себя нормально с Улиссом, Лу и Мило.

Непохоже, чтобы мне это хорошо удавалось.

Двое старших все чаще переглядывались, в особенности за столом. Они то и дело косились на меня, после чего заводили свой привычный безмолвный диалог, как это умеют делать братья и сестры. И постоянно шушукались – я не раз заставала их за этим. Каждый вечер они закрывались в комнате одного из них, что не входило в их привычки, поскольку обычно они или задирали друг друга, или старались не замечать. И вдруг они объединились, правда, держа Мило на расстоянии. Даже не спрашивая их мнения, я приняла решение: когда я сообщу им новость, младший сын ее не услышит, по крайней мере, не сразу. Я не могла говорить с ним теми же словами, что со старшими. Между тем час пугающего меня объяснения неумолимо приближался: долго я в таком ритме не протяну. Тем более что я стала меняться к худшему. Я снова тускнела, замыкалась. Иван тенью навис над нашей жизнью, над моей жизнью, над моей душой, как минимум. Я отказывалась уступать ему победу в этой битве. Таясь от детей, я усложняла свое положение. Безусловно, мой материнский долг призывал меня щадить их чувства, ограждать от неприятностей, но я не исполню его, если буду скрывать от них новости об отце. Их беспокойство служило тому подтверждением. Еще не стоило забывать, что их эта перемена касалась больше, чем меня. Для меня Иван уже был никем, я чуяла это нутром. Для них же дело обстояло иначе.

В моей каждодневной рутине появилось единственное изменение: на вечерней прогулке с Дус я больше не выходила на набережную Ба-Саблон. Я избегала Гари. Судя по всему, он, в свою очередь, держался от меня на почтительном расстоянии, поскольку ни разу не появился в “Одиссее”, даже в компании коллег-водолазов, шумно ворвавшихся в мой бар однажды вечером. Как после нашего первого разговора, когда я автоматически направилась к порту, я и теперь шагала в том же направлении, но останавливалась на полпути и издалека смотрела на освещенные окна его квартиры. Я опасалась, как бы он не заметил меня под окнами и не подошел ко мне. Постояв, я вздыхала и шла обратно, чувствуя одновременно и облегчение, и разочарование. Облегчение, потому что была избавлена от нового разговора об Иване. Разочарование, потому что Гари оказался впутан в нашу историю, и я из-за этого переживала. Я помнила, что меня сразу потянуло к нему. Еще когда мы разговаривали с ним в первый раз, до того, как он раскрыл правду. Мне было трудно в этом разобраться, тем более что после бегства Ивана ничего подобного со мной не случалось. Почему именно он вызвал отклик в моей душе? Возможно, этому притяжению не суждено перейти в нечто большее? К тому же неизвестно, насколько оно взаимно. Об этом я никогда не узнаю. По сравнению со всем остальным это не очень существенно, не уставала я повторять себе, когда думала о нем, а думала я о нем слишком часто.

Прошла неделя с тех пор, как я отгородилась от детей плотиной, перекрывающей поток одолевавших меня эмоций, вопросов и сомнений. Этим вечером я опять стояла возле набережной, как делала это с некоторых пор. Дус дарила мне передышку в моем смятении. Она не радовалась, что мы изменили маршрут: стоило мне замереть перед невидимой границей, которую я для себя начертила, она на секунду тормозила, но тут же мчалась на набережную, время от времени озираясь и приглашая меня присоединиться. И, как каждый вечер, я грустно кивнула, свистнула, подзывая ее, и тронулась в обратный путь. Она подчинилась и, опустив голову, догнала меня. Она тоже скучала по Гари.

Я еще посмеивалась над ней, подходя к дому, но там меня ждал малоприятный сюрприз: в гостиной горел свет – дети пока не ложились. Точнее, старшие дети. – Вы должны быть в постели! – возмутилась я, вешая пальто.

– Да ладно, мама, мы уже не младенцы, – возразил Улисс. – К тому же сегодня пятница!

Он был прав. Просто, когда они сидели по своим комнатам, мне не надо было бороться с собой.

– Травяной чай будешь? – спросила Лу.

Пока кипел чайник, она рылась в кухонных шкафчиках, выискивая мои пакетики. Дети подготовились, чтобы заставить меня прервать молчание. Ближайшие минуты или часы будут сложными, но эта мысль только усиливала мою любовь к ним: их тандем был таким трогательным. Пусть они хоть сколько-то продолжают верить, что я не в курсе их затеи.

– Вам удалось договориться насчет сериала? Что выбрали?

Я плюхнулась на диван, Дус улеглась у моих ног. Чашка с чаем волшебным образом появилась передо мной.

– Мы как раз выбирали, – невозмутимо ответила Лу, не выходя из роли.

Она усердно прокручивала поисковик, ища подходящий сериал. Ее красивые руки с впечатляющей скоростью порхали по кнопкам. Улисс все больше мрачнел. В конце концов он вырвал у Лу пульт и, предварительно выключив, швырнул на кофейный столик. Мы с дочкой сидели на диване; он устроился в кресле напротив и не спускал с меня глаз. Тишина давила и предвещала начало чего-то такого, чего мои дети никогда не забудут. Я притянула к себе Лу и обняла ее, она привалилась ко мне. Я наслаждалась этой минутой: в тринадцать лет моя дочь и не думала уклониться от материнской ласки.

– Я догадываюсь, что в последние несколько дней вы находите меня странной, и мне досадно, что я причинила вам беспокойство… Но то, чем мне нужно с вами поделиться, не слишком просто…

У меня не получалось двинуться дальше. Почему? Зачем Иван устроил нам эту новую пытку? Лучше бы он оставался невидимкой и никогда не ступал на землю Реюньона.

– Это касается его? – предпринял атаку Улисс.

Горячность сына не удивляла меня. Когда его отец исчез, ему было всего девять лет, и тем не менее в глубинах его психики сохранилась уверенность: если матери плохо, ответственность лежит на отце. Мне не нужно было ему отвечать, хватило моего взгляда, чтобы он вскочил и забегал по комнате. Лу не осталась равнодушной к реакции брата – тут же выпрямилась, и ее зрачки расширились.

– Это папа? Мама? Это папа?

Она до тонкостей изучила Улисса. В растерянном голосе дочки слышались надежда и беспокойство. Если ее брат, едва речь заходила об отце, напрягался и преисполнялся злобой, то она пребывала в состоянии постоянного ожидания и любви к идеализированному образу папы. Я не хотела, чтобы мои дети разругались из-за него и наговорили друг другу лишнего. Я понимала: они все воспримут по-разному, если уже сейчас между ними нет согласия.

– Улисс, сядь, пожалуйста.

Он послушался. Я глубоко вздохнула, набираясь сил и готовясь приступить к исполнению своей тяжкой миссии.

– Мне стало кое-что известно о вашем отце.

Эту фразу, немыслимую всего несколькими днями раньше, было мучительно трудно произнести.

– Он позвонил тебе?

– Нет, все немного сложнее…

– Тебе сообщил о нем кекс, с которым ты встречалась тем вечером?

Сын с легкостью сопоставил события и пришел к правильному выводу.

– Да, Гари с ним знаком.

– А где он?

– Да плевать, где он! Папа жив! У папы все хорошо, мама? Ну правда, у него все хорошо?

Слезы выступили на глазах у Лу. Ее печаль разрывала мое материнское сердце.

– Скорее всего, да.

Она с облегчением ойкнула.

– Он вернется?

– Ни за что в жизни! – заорал ее брат.

– Ты полный придурок, Улисс!

Я еле удержала ее, готовую броситься на него и ударить. Грубые слова в устах моей серьезной и прилежной Лу могли свидетельствовать только о безумном волнении. Я осторожно погладила ее по волосам, успокаивая. Она подняла ко мне растерянное лицо, искаженное непониманием.

– Лу, я никогда не утверждала, что он собирается быть с нами. Мне ничего об этом не известно. Клянусь тебе. Но я должна быть с тобой честной: если он когда-нибудь решит вернуться, то никогда не придет в наш дом. Я откажусь впустить его.

– Да, конечно… Но все же это положительная новость, разве нет?

Как ответить на этот вопрос? Для меня в ней нет ничего позитивного, а для нее да, есть.

– Ну так где он? Чем он занимается? – вмешался Улисс еще до того, как я нашла ответ для Лу.

Любопытство – страшная штука. Если поддаться ему, это может причинить боль. Задавая вопрос, мой сын не сомневался, что я ему не совру и выложу все, что мне известно. Но мой рассказ неминуемо принесет ему и сестре еще больше страданий. Я делилась с ними тем, что узнала, и лицо Улисса постепенно складывалось в гримасу отвращения, а Лу все сильнее дрожала. До нее постепенно доходило, как далека она от мечты, которую всегда хранила в дальнем уголке своего сознания. Нет, ее герой, ее папа не появится в доме с руками, полными подарков, как если бы годы назад он отправился невесть куда с секретным заданием. Что, если спустя семь лет она начала догадываться, что ее отец был не лучшим человеком, да и вообще не был, по сути, ее отцом? Я, как могла, старалась смягчить свое описание, но все равно получалось жестоко. Улисс смотрел на сестру с растущим беспокойством.

– У него там красивая жизнь, пока ты вкалываешь ради нас, – перебил он меня. – Но вообще то, что мы от тебя услышали, ничего не меняет.

– Ты ошибаешься, – возразила я. – Мы знаем, где он, что делает… Знаем, что он жив… Это уже немало… Ему должно быть известно, что я собираюсь развестись с ним, но, чтобы внести ясность, дети, для меня это ничего не меняет. С другой стороны, вы…

– Мы – что?

– Вы… Если вы захотите ему позвонить, задать ему вопросы, мы возьмем у Гари номер его телефона, он у него есть. Я его попрошу, и он даст…

– А почему папа сам нам не звонит? – спросила Лу.

– Потому что не хочет, – злобно бросил ее брат.

– Откуда ты знаешь?

– Не придумывай себе сказки, он ушел, наплевав на нас… Не жди чудес… Мы даже не представляем себе, кто он сейчас. Ты бы узнала его, если бы встретила на улице?

Лу сникла:

– Ты прав, я его почти не помню…

Она вдруг вскочила:

– А что мы скажем Мило?

– Ничего! – нервно воскликнул Улисс. – Мама, он ничего не поймет… Он больше не спрашивает про него, не требует папу… Мы забыли его рожу, но у нас есть какие-никакие воспоминания, а у Мило нет ничего, у него совсем ничего не осталось. Подожди, мама, пожалуйста, подожди, вдруг па…

Улисс тоже не выдержал, и мне стало легче. Этот первый слог слова “папа” значил очень много. Сын храбрился, играл во взрослого, в главу семьи, но отсутствие отца не восполнить ничем. Я мечтала, чтобы он произнес это вслух. В определенном смысле он это сделал, хотя требовалось еще поработать, чтобы смягчить сердце моего старшего сына.

– Не волнуйтесь за Мило, – спокойно пообещала я. – Пусть пока остается в неведении, он еще слишком маленький… Надеюсь, что не совершаю ошибки, но я пока не хочу говорить с ним о вашем отце. Поэтому я надеюсь на вас, на вашу сдержанность. Я не могу помешать вам обсуждать все это между собой, но будьте осторожны, у вашего младшего братца ушки на макушке.

– Конечно, мама.

Я протянула руку Улиссу, и он тоже спрятался в моих объятиях. Я прижимала детей к себе, а они потрясенно молчали. Мы целую вечность просидели, не издавая ни звука и изо всех сил притискиваясь друг к другу. Потом Улисс позвал сестру спать. Она не возражала. Дети поцеловали меня, поднялись по лестнице и впервые не стали ругаться из-за того, кто первым займет ванную. Когда двери их комнат закрылись, я пошла наверх. Заглянула к Мило, который крепко спал, свесив руку с кровати, в окружении любимых мягких игрушек. Все последние дни он вроде бы вел себя спокойно и не догадывался о том, что терзало его брата и сестру. Мы будем втроем стараться защитить его. Затем я зашла к Улиссу, он лежал на кровати одетый и смотрел в потолок. Я села рядом с ним и запустила пальцы в его кудри.