Текст книги "Последнее приключение странника"

– Как, по-твоему, тебе удастся заснуть?

– Как получится… Наверное, мама, я все же прочту его письмо.

– Я не собираюсь запрещать тебе и не стану перекладывать его на другое место, но… после сегодняшнего вечера, боюсь, это будет тяжеловато.

– То есть в его письме я не открою для себя классного чувака?

– Не мне об этом судить, Улисс, сам составишь впечатление. Ты достаточно взрослый, я тебе это уже говорила.

Я бережно поцеловала его в лоб.

– Я люблю тебя, мама.

– И я тебя, мой родной. Если что-то пойдет не так, я внизу.

Он повернулся к стене. Выходя из комнаты, я наткнулась на Лу. Она, уже в пижаме, ждала меня на лестничной клетке.

– Можно я буду спать с тобой, мама?

Когда через несколько минут я скользнула в постель, она лежала, свернувшись клубочком под одеялом, но тут же прильнула ко мне.

– Я совсем растерялась, мама, – прошептала она.

– Мы со всем справимся, обещаю тебе. А теперь спи, Лу, любимая, спи…

15
Гари

Вот уже четыре недели я жил и работал в Сен-Мало. Поддерживал связь с родными и ждал, пока наберусь храбрости и поеду к ним. В конце концов мне удалось хоть где-то осесть, по крайней мере, так считала мать, поэтому ее беспокойство немного сгладилось. Она полунамеком призналась мне, что я теперь гораздо ближе к ним, чем когда-либо раньше. Значит, я сумел ее приободрить. Невеликое достижение по сравнению с тем, что мне еще предстоит сделать, чтобы восстановить наши отношения.

Все могло бы быть прекрасно, я бы начал подыскивать здесь постоянное место работы, но в последние две недели я избегал Эрин, не отвечал на звонки Ивана и удалял его сообщения, не прослушав. На него мне было глубоко наплевать, но вот Эрин… Я был обязан ее защитить. Каждый день, возвращаясь с работы, я доходил до конца набережной. Преодолев еще сотню метров, я попал бы в “Одиссею”, то есть к ней, спросил бы, как у нее дела. Я подыхал от желания увидеть ее. Едва справлялся, подавляя его в себе.

Я, несомненно, страдал от нехватки человеческого тепла, если стал одержимым женщиной, которую видел всего три раза. Женщиной, которая приняла меня за безумца и к тому же боялась мужчин. Каждый вечер по дороге домой я не переходил воображаемую черту, проведенную между нами. От этого мое стремление бросить якорь в здешних краях заметно ослабевало. Зачем распаковывать чемоданы в городе, где я избегаю одного из его жителей? Причем не какого попало, а ту, что снилась мне каждую ночь, но отказывалась иметь со мной дело… Вот доказательство: по вечерам она выходила на набережную со своей собакой, но больше ни разу не прошла под моими окнами. Почему я так тосковал по ней? Я ждал ее вечер за вечером. Город, безусловно, не ограничивался кварталом, где она живет, но у меня не получалось убедить себя в том, что я имею право здесь оставаться. Ее просьба: “Не жертвуй собой ради нас” – относилась лишь к двум ближайшим месяцам и была высказана только из вежливости или, может быть, чтобы извиниться за то, что она приняла меня за дурного человека.

В тот день я поднимался вместе с коллегами на паромный причал Най, где после рабочего дня нас высадила лодка Zodiac.

– Привет, Улисс! Привет, Лу! – крикнул кто-то из парней. – Что вы здесь делаете?

Я не слышал ответа и окинул беглым взглядом двух подростков. Дети Эрин. Я заставил себя не есть их глазами, не выискивать сходство с матерью, не пытаться увидеть ее, пялясь на них. Я был смешон.

– До завтра! – попрощался я со всеми сразу.

– До завтра, Гари, хорошего вечера.

Я миновал подростков, не обращая на них никакого внимания, сфокусировавшись на воображаемой точке где-то вдали, и призвал все свое умение контролировать эмоции, чтобы не броситься бежать от них или не обернуться, чтобы рассмотреть их.

Я преодолел полдороги к дому, когда они меня нагнали.

– Гари! Подождите! Пожалуйста!

Я остановился, сгорбился и воззвал к небесам, моля их заставить меня откликнуться на их просьбу. Эрин, скорее всего, с ними побеседовала, и я стал для них частью истории. Они остановились в нескольких метрах от меня и старательно прятали глаза, смущенные тем, что насели на чужого человека. Лу была точной копией матери, с такими же непослушными каштановыми волосами и тонкими чертами. Таких, как у Улисса, золотистых кудрявых волос не было ни у Эрин, ни у Ивана, но внимательные голубые глаза он взял от матери, а черты лица явно унаследовал от отца; его сходство с ним впечатляло. Однако ощущаемая в облике Улисса трещинка заметно смягчала жесткость, характерную для Ивана. Дети напряженно молчали, пока я их изучал. Они нуждались во мне, чтобы начать разговор.

– Я могу вам чем-то помочь?

Лу толкнула брата локтем.

– Давай, – прошептала она так громко, что нельзя было не услышать. – Спроси у него.

Улисс заворчал на сестру и выпятил грудь. Я про себя улыбнулся тому, как он тужится выглядеть крутым малым, хотя ему здорово не по себе.

– Вы вроде бы знакомы с нашим отцом, его зовут Иван.

Голос Улисса дрожал. Упомянуть имя отца стоило ему огромных усилий. До этого я много размышлял о том, какую драму пережила Эрин, сознательно исключая из поля зрения детей, поскольку подозревал, что их боль мне не вынести. Я не ошибался. Они стояли передо мной, правда без младшего, и теперь существовали для меня по-настоящему, а не только в описаниях Эрин. Злость и ярость охватили меня. Я подавил их ради этих детишек, которые не имели никакого отношения к моим личным переживаниям. Их интересовал только отец.

– Да, я с ним встречался.

Лу засияла, и я сразу узнал Эрин.

– Расскажите нам о нем, пожалуйста, – умоляющим голосом попросила она.

– Ваша мать в курсе, что вы здесь?

– Не совсем, – выдохнул Улисс, не слишком довольный собой.

Я подчеркнуто громко вздохнул. Как будто мне не хватало забот…

– Почему вы просите меня об этом? Вы ведь уже услышали от нее все, что я ей сообщил? Я мало с ней общался, но все равно уверен, что она не из тех, кто станет вас обманывать.

Они обменялись огорченными взглядами: я не облегчил им задачу.

– Вы честно не узнавали, где он был до приезда на Реюньон? – продолжали настаивать они.

– Вашей матери уже известно, что мы с ним никогда не обсуждали эту часть его жизни, клянусь вам.

Улисс был недоволен:

– Как-то странно… Вы же были друзьями, разве нет?

Как объяснить ребенку, даже если он вот-вот догонит меня по росту, что в определенных обстоятельствах взрослые стараются выдать себя не за тех, кто они есть на самом деле? Поддержать легенду. Насколько я мог судить, Улисс на такое был бы не способен; я догадывался, что он парень прямой, чистосердечный, полная противоположность своему отцу.

– Ну, это слишком громко сказано. Мой прежний образ жизни, как и образ жизни вашего отца, не располагает людей к тому, чтобы изливать друг другу душу.

– Потому что у вас есть тайны?

Он делался все более подозрительным, что не должно было меня удивлять. Недоверие наверняка стало второй натурой их семьи.

– У некоторых есть, у других нет… Как я недавно убедился, у Ивана их немало.

Я все-таки ввязался в это. Косвенно подставил его отца, стремясь защититься: я был против того, чтобы Улисс пришел к выводу, будто я что-то от них скрываю и сам ничем не лучше Ивана. Улисс сообразительный парень, с ним надо быть начеку. Мой ответ неожиданно его удовлетворил.

– То есть вы нам вообще ничего нового не скажете? – настаивала Лу.

Я покачал головой. Она грустно улыбнулась, сверля меня своими глазищами.

– Мама говорила, что у вас есть его телефон и вы его дадите, если мы захотим позвонить папе, это правда?

– Да, ей дам, но не тебе и не твоему брату.

Она легонько топнула ногой, выражая недовольство моей неуступчивостью.

– Наплевать нам на его номер, – разнервничался Улисс. – Ты, что, веришь, что ему интересно с нами общаться? До тебя еще не доехало, что мы ему до фонаря?!

– С чего ты взял? – возмутилась она.

– Вот подожди и сама убедишься! – бросил он ей, а потом обратился ко мне: – Он никогда не вспоминал о нас? Даже когда просил зайти к маме? Вы же не были в курсе нашего существования?

Откровенность Эрин потрясла меня. Она и впрямь ничего не скрыла от детей, даже худшее. Она защищала их от дополнительных разочарований. Не оставляла места миражам. Как же она должна была страдать, раскрывая им ужасную реальность. Быть родителями – серьезная миссия, как я и подозревал. Но сейчас я это опробовал на себе, пусть и опосредованно.

– Мне очень жаль. – Я нашел самый мягкий ответ.

Лу не удалось удержать слезы, и брат, нахмурившись, обнял ее за плечи. Я бы с большой охотой облегчил их ношу, успокоил их, но это, к несчастью, выходило за рамки моих возможностей, да и не являлось моей обязанностью – ведь я им никто. Наблюдая за горем брошенных детей, я чувствовал себя бесполезным идиотом. Кто бы подсказал мне, как я должен себя вести? Мне хотелось прижать их к себе и защитить или хотя бы найти для них нужные слова.

Вдруг Лу вырвалась из объятий брата, залезла в карман джинсов и вытащила телефон. Ее рот испуганно приоткрылся.

– Это мама! Она звонила четыре раза!

Улисс тоже достал телефон и скорчил притворно испуганную гримасу:

– Черт, она сегодня вечером в “Одиссее”, мы уже час назад должны были забрать Мило! Она убьет нас!

У меня вырвался смешок.

– Бегите!

– Спасибо, что ответили нам, – поблагодарила Лу.

– Если я вам понадоблюсь, вы всегда меня найдете.

Ее брат кивнул мне, и они умчались. Я направился к дому, но поглядывал им вслед. Как вдруг Улисс быстро развернулся и подбежал ко мне.

– Гари, – начал он задыхающимся голосом, – если встретите нашего младшего брата, не говорите ему о нем… Мама ничего ему не сказала, потому что он запутается, он…

– Слишком мал, – закончил за него я. – Не беспокойся, Улисс, Мило ничего от меня не узнает, обещаю тебе.

Он улыбнулся мне, и его улыбка впервые за все время была искренней.

– Спасибо, что нас не отшили.

– Не за что, давай беги, сестра ждет.

Улисс закатил глаза, изображая ужас, и засмеялся. Судя по всему, его не пугала перспектива материнской выволочки, она возвращала ему подростковую радость жизни. Как будто выговоры матери доказывали, что она здесь, рядом, всегда будет с ним.

– До скорого! – крикнул он на бегу.

Десять вечера. Я стоял возле террасы “Одиссеи”. Дети Эрин предоставили мне удобный предлог, и было бы неправильно его проигнорировать. Ночь была темной, на набережной ни души. Море оставалось спокойным и тихим. Светлое сияние, струящееся из бара, приглашало войти и укрыться внутри. Едва слышная музыка позвала меня. Две недели я ждал шанса снова ее увидеть. Я поглубже вдохнул воздух и толкнул дверь. Атмосфера показалась мне еще более теплой, чем в мой первый вечер в баре. Эрин что-то обсуждала с клиентами, сидящими за столиком. Я с удовольствием постоял бы, наблюдая за ней, и этого мне хватило бы. Однако она помешала мне это сделать, заметив меня. Ее как будто сбило с толку мое появление, но она взяла себя в руки и вернулась за стойку. Наверное, я допустил ошибку, поддавшись порыву. Однако я уже не мог уйти и теперь ждал ее вердикта: пусть сама недвусмысленно выразит желание, чтобы я свалил. Я напряженно следил за ее реакцией. В моей ли власти сделать так, чтобы она убедилась: я не сделаю ей ничего плохого, я не такой, как он!

– Добрый вечер, Гари…

Я облегченно выдохнул, направился к ней и сел у стойки.

– Как в прошлый раз? – спросила она, не особо ожидая ответа.

Несколько секунд спустя она поставила передо мной пинту, а я лихорадочно пытался что-то придумать, чтобы завязать разговор: несмотря на ее приглашение, Эрин по-прежнему выглядела так, будто мое присутствие выбило ее из колеи.

– Дус сегодня нет?

– А ты хотел с ней пообщаться? – подавила она смешок.

– Она перестала проходить под моими окнами.

– Она бы не возражала.

– Значит, что-то ее удерживает? – я вопросительно приподнял бровь.

– Подозреваю, да, вот только она не догадывается, что именно…

Мы обменялись улыбками. Понимающими, позволил я себе поверить.

– Так где она?

– С детьми… Когда я работаю по вечерам, предпочитаю, чтобы она охраняла их.

Действительность вступала в свои права. Я поймал себя на том, что беспокоюсь о них.

– Как они?

– Справляются, во всяком случае, Улисс и Лу… Но для тебя ведь это уже не секрет?

Я тут же расслабился:

– Я рад, что они тебе признались… Хитро они меня подловили.

– Прости, мне не пришло в голову, что они пойдут к тебе.

– Нет, ничего страшного, правда. Я удивился. Скорее всего, им потребовалось немало храбрости. К счастью, я почти сразу сообразил, что они все знают, так что не рисковал допустить ошибку.

– Ты их убедил, не представляю, чем именно, но они тебя… они тебя… короче… И между прочим, все могло получиться гораздо хуже: вместо них к тебе собирались заявиться мои отец и брат.

Я едва не подавился пивом, но мне было так чудесно и легко, что у меня само собой вырвалось:

– Давненько я не сталкивался с отцом и братом, разъяренными из-за того, что я слишком приблизился к девушке!

Она расхохоталась:

– Такое с тобой часто бывало? Не надо… не отвечай! Пусть это останется твоей тайной.

Неужели мне это не снится? Не можем же мы общаться с такой соблазнительной легкостью. Вдвоем, она и я. Пора начинать жить наяву и не фантазировать про то, что я ей, страшно сказать, нравлюсь. Мой слалом становился опасным.

– А у тебя как дела? – спросил я и сразу испугался, что мой вопрос прозвучал слишком резко.

– Ммм… со мной все в порядке… Раз дети держат удар, у меня тоже все хорошо… И, кстати, я собиралась тебе сказать… просто не было удобного момента… Ладно, не было, потому что я его не создала, в общем, мой брат, он адвокат и недавно раскопал, что Иван на Реюньоне. Когда мы с тобой познакомились, он еще не успел мне сообщить… На самом деле брат проводил розыск ради моего развода… поскольку я наконец-то…

Из всех ее растерянных и путаных фраз я выловил одно слово.

– Ты собралась разводиться?

– Да… мне понадобилось семь лет, но да… Иван больше для меня не существует. Принесенные тобой новости ничего не меняют. Я намерена жить своей жизнью.

Она тряхнула головой, как будто удивилась тому, чем только что поделилась со мной.

– Это отлично… Ну то есть я так думаю, – ответил я как идиот.

Она только что дала мне разрешение, которого я ждал. И я забыл все, открыто рассматривая ее и не скрывая своего влечения. Ее глаза глубокого голубого цвета ярко блестели, в их морскую синеву я был готов то и дело погружаться. Мой взгляд сполз вниз, к ее темным, слегка приоткрытым губам, остановился на них, чтобы спуститься затем в ямку на шее, потом на тонкую кожу у основания груди, угадывающейся под декольте, к талии, к бедрам, которые меня тянуло обхватить ладонями, после чего поднялся к ее изящным кистям и пальцам, нервно постукивающим по дереву стойки. Чем больше я смотрел на нее, тем сильнее ощущал себя живым. Сколько лет прошло с тех пор, как я в последний раз чувствовал такое мощное желание? И не сосчитать. Я даже не помнил, хотел ли когда-нибудь Луизу так сильно.

Она опять задышала ровно. А мое дыхание никак не восстанавливалось.

– Вот как-то так, сама не знаю, зачем я тебя всем этим гружу… Прости.

Ее подзывали другие клиенты. Я и забыл, что мы с ней не одни. Правда, сегодня вечером в “Одиссее” было вполне спокойно; посетители приглушенно обменивались репликами. Я повернул голову ей вслед, не в силах оторваться от созерцания ее фигуры. Она украдкой косилась на меня, и я догадался, что она проверяет, остался ли я на месте. Я разучился расшифровывать язык влюбленных. Неужели она в том же состоянии, что и я? Или я принимаю свои желания за действительность? Я совсем недавно встретил ее, но тем не менее нутром чуял, что она та, кто мне нужен. Или она усмирит мои мучения, или станет самой страшной мукой, какую мне придется вытерпеть.

Она вернулась и взяла мой пустой стакан.

– Уходишь… или еще побудешь? – робко спросила она.

Я заглянул ей в глаза. Сильное смятение мешало мне прочитать, что они выражают, но я торопился выяснить, имею ли право мечтать.

– Все зависит от тебя, Эрин. Попросишь, чтобы я ушел, я уйду, и ты меня больше никогда не увидишь. Попросишь, чтобы я остался, я останусь с тобой…

Ее дыхание участилось, и это, по-моему, длилось вечность. Но немного погодя ее лицо осветила широкая улыбка.

– Тогда оставайся.

Как странно быть счастливым. Когда этого меньше всего ожидаешь. Когда подыхаешь от желания счастья, но уверен, что оно для других, поскольку ты все упустил. И ты не способен справиться с нежданной благодатью, у тебя не получается ее принять и не отпускать. И ты просто наслаждаешься, потому что не можешь взять в толк, как такое на тебя свалилось в сорок пять лет.

– Не знаю, помнишь ли ты, – обратилась она ко мне, – но, когда ты пришел сюда в первый раз, я хотела выпить с тобой, но это было перед самым закрытием и у меня не оставалось сил. А сегодня вечером у нас есть время, все клиенты обслужены, и нам будет спокойно.

Она придвинула свой стакан к моему, я тоже. Края наших стаканов соприкоснулись и легонько звякнули. Она сделала глоток, всматриваясь в меня, потом облокотилась о стойку, будто желая сократить разделяющее нас расстояние.

– Ладно, растолкуй мне как-нибудь подоступнее, чем ты занимаешься на плотине? Ты доволен?

– Если честно, это фантастика. Я выкладываюсь по полной. В последние годы я обходился короткими туристическими контрактами или сопровождением научных экспедиций. Не утверждаю, что мне это не нравилось, пойми меня правильно, очень даже нравилось, но работа не была ни трудной, ни захватывающей, если сравнить с тем, чем я занимался раньше.

– Почему? Что ты делал раньше?

Ее на самом деле интересовало, кто я такой. Поэтому я пустился в откровения. Я нуждался в том, чтобы раскрыться перед ней. Чтобы она разобралась, кто сидит с ней у стойки, поэтому я не собирался уклоняться от ответов. Я начал со своей встречи с водой в четырехлетием возрасте.

– Ну и ну? Ты, наверное, был в ужасе?

– Да вроде как и нет!

И я описал свою страсть к океану и погружениям, свое обучение, разные задания, одно сложнее другого, которые я выполнял. Поделился историей перерыва на несколько лет, за который пришлось очень дорого заплатить. Чтобы оправдать его, я упомянул о мелких заморочках со здоровьем. Я злился на себя за то, что промолчал о своей серьезной проблеме, но я не хотел, чтобы ее взгляд изменился, потускнел. То, что так долго подтачивало меня, не должно было испортить мгновения, о которых я боялся даже мечтать. Я не был готов к тому, чтобы она увидела меня с другой стороны. По выражению Луизы, мое эго самца защищалось. Она тактично не стала задавать мне навязчивые вопросы. И так же деликатно отказалась углубляться в подробности моей женитьбы и развода. Я описал, как однажды осознал, что в погоне за миражами позволил жизни утекать у меня между пальцами.

– А ты? – остановил я сам себя. – Мне интересно услышать про это место, “Одиссею”, ваш семейный бизнес.

– А что я, Гари? Тебе уже все известно! О моих родителях, которые занимались баром до меня, о моих детях – с двумя из трех ты знаком, – о моей бестолковой жизни в последние семь лет… Ее осколки задели и тебя. А только что я тебе сообщила, что наконец-то отпустила себя на свободу! Позволь мне продолжить о тебе. С момента твоего появления в “Одиссее” мы обсуждали только меня… Прошу тебя, помоги мне лучше узнать тебя.

Ее желание было искренним, и она продолжала настаивать. И как полный идиот, целиком и полностью покорившийся ее очарованию, я сдался, хотя с давних пор никого не подпускал к себе. Но ей я готов был открыть душу.

– Вот теперь мне ясно, от кого у твоих детей цепкость, которую я испытал на себе сегодня днем, – с притворным недовольством проворчал я.

Эрин улыбнулась, явно гордясь собой. Мое присутствие перестало напрягать ее, и она расслабилась, на лице мелькнуло лукавое выражение.

– Ладно, продолжай свой допрос.

Она сперва обрадовалась, но затем нахмурилась, вспомнив, на чем мы остановились.

– Итак… ты, стало быть, больше не намерен путешествовать?

– Нет… то есть я бы не возражал против того, чтобы съездить куда-нибудь, но только не по работе. Ради удовольствия… Хорошо бы однажды двинуть в отпуск, поехать туда, где я смогу, например, погружаться, но главное, чтобы я был там не один… Грустно проживать свои впечатления в одиночку, когда не с кем поделиться… Я бы отправился за приключениями с кем-то, кто важен для меня, кого я люблю, в общем, с тем, с кем я провожу свою жизнь. Хорошо бы выстроить… правда, поздновато я за это берусь… но я себя уговариваю, что ничто не потеряно и у меня еще есть шанс…

Я замолчал, заподозрив, что на Эрин сильно подействовала моя тирада. Я задал ей немой вопрос, она тряхнула головой, как бы успокаивая меня, что все в порядке.

– Ты мне сказал, что твой здешний контракт на два месяца, – слабым голосом проговорила она.

– Точно… к сегодняшнему дню половину я уже выполнил.

Ее плечи опустились, она была разочарована. По крайней мере, я на это надеялся.

– Время идет быстро… У тебя остался всего один месяц… Как ты думаешь, они предложат тебе остаться?

– Мы это еще не обсуждали.

– Хорошо бы они предложили тебе постоянное место. Буду держать кулачки…

Смутившись, она прикусила губу.

– Ну то есть если ты этого хочешь, разумеется…

– Если повезет, появится что-то или кто-то, кто помешает мне уехать, всякое бывает.

Как же все ускорялось, просто удивительно. Еще два часа назад я опасался, как бы она не выставила меня за дверь, и вдруг она прозрачно намекает, что не против того, чтобы я остался в Сен-Мало. Мы с ней оба были такими неловкими. Предпочитали прибегать к красноречивым недомолвкам, чтобы признаться во влечении друг к другу. Мы вместе заново учились искусству соблазнения и поиску близкого человека.

“Одиссея” потихоньку пустела. Эрин отошла рассчитать последних клиентов, а я не двинулся с места. Краем глаза она наблюдала за мной, против чего я не возражал. Женщина, эта конкретная женщина порывалась меня задержать, хотя бы на несколько минут. В конце концов мы остались одни. Она выключала свет, готовясь закрыть бар, но меня не прогоняла. Подошла к двери, вернулась и остановилась совсем рядом со мной – никогда еще мы не стояли так близко друг к другу.

– Раз Дус сегодня нет, ты не запретишь мне проводить тебя до дома, – объявил я.

Она искоса посмотрела на меня сквозь опущенные ресницы.

– Не создавай у меня вредных привычек.

– Готов пожертвовать собой.

Мы с плохо скрываемым смущением хихикнули и обменялись выразительными взглядами.

– Давай, вперед! – мягко поторопила она.

Я вышел на улицу, она присоединилась ко мне, заперла бар, и мы зашагали к ее дому. Начался прилив, но море было спокойным, как и все, что нас окружало. Ночные улицы были абсолютно пусты, как будто мы остались одни в мире. В воздухе плавала туманная дымка, скрывая луну. Мы шли, постоянно касаясь друг друга, и молчали. Отныне слова не давались нам. Я сам себе казался подростком, теряющимся рядом с неприступной девушкой. Меня непрерывно тянуло схватить ее за руку, стиснуть в объятиях, поцеловать. Я и представить себе не мог, что в моем возрасте буду пребывать в таком смятении, боясь сделать решительный шаг. Разве можно вдруг стать романтиком в сорок пять лет? Что это – свидетельство того, что я поглупел, или случившееся со мной меня околдовало?

И вот мы подошли к дому. Мы смотрели друг на друга в упор, но все равно не знали, что сказать. Она осторожно улыбалась мне, а я видел только ее губы, к которым меня неудержимо влекло. Вот бы дотронуться до нее или хотя бы чуть коснуться и ощутить тепло ее кожи. Моя рука поднялась, приблизилась к ее лицу, собираясь погладить щеку и сжать в ладони прядку волос, выбившуюся из прически. Эрин задрожала и задышала быстрее, но не сумела ни отодвинуться, ни отвести глаза. Похоже, она сражалась с плохими воспоминаниями, а я был призван погасить их, дать стимул ее возрождению.

И тут все рухнуло.

Я застыл, ощутив вибрацию телефона в кармане. Моя рука упала. Только один человек мог звонить мне после полуночи. Тот, кого в этот чудесный вечер я старательно задвинул подальше. Но не справился, не отогнал его окончательно, не убедил себя в том, что его не существует. Секундная напряженная пауза, и новый звонок. Похоже, он был сильно взвинчен.

– Твой телефон, – заметила расстроенно Эрин. – Уже второй раз. Не пора ответить?

Я попятился. Схватил этот чертов гаджет, пряча от нее, и едва не запустил его в стену башни Солидор. Он бы разлетелся на куски, и, следовательно, связь, соединяющая меня с Иваном, была бы навсегда уничтожена. На экране проступило его имя, и у меня заледенела кровь. Как встретиться глазами с Эрин? Как повести себя, когда я держу в руке ее возможность снова услышать голос Ивана? Услышать прямо сейчас, в этот же миг? Пока она еще со мной, но, если я сообщу ей, кто звонит, она сразу забудет меня. А вдруг ее охватит бешеное желание поговорить с ним и она вырвет у меня телефон? Что она выплеснет на него: гнев или все еще хранимую любовь? Окончательно ли она его забыла? Если нет, я не стану помогать возрождению ее любви, тем более после того, как я поверил, что она умерла. Только не после того, как пришел к выводу, что готов полюбить ее, полюбить так, как никогда еще не любил. Не после того, как понял, что готов открыться и все отдать ей. Что бы у нас ни получилось. Поцелуй. Одна ночь. Несколько ночей. Целая жизнь.

Но Иван всегда будет рядом. А я всегда буду бояться, что он возвратится и заберет ее у меня, что она к нему вернется. Что бы ни произошло, Эрин останется его женой, матерью его детей. Разведутся они или нет, ничего не изменится. Их история каленым железом выжгла на ней клеймо. Сможет ли татуировка нашей истории – при условии, что та сложится, – перекрыть это клеймо?

– Гари? – позвала она.

Я засунул в карман пальто телефон, который вибрировал без остановки. Почему он не оставляет меня в покое?

– Ерунда, перезвоню позже, – ответил я.

Я не отрываясь всматривался в нее, а она мне робко улыбалась. Что она подумала, когда я только что, сам того не желая, возвел между нами барьер, который сегодня уже не сломать? Тот, кем я был совсем недавно, сбежал бы со всех ног, скрылся где-нибудь далеко-далеко, целиком и полностью ушел в работу, уговорив себя, что она и есть его жизнь и что он не имеет права на счастье. Он бы снова спрятался под водой от мира и от людей. Отказался бы противостоять превратностям судьбы. Не стал бы сражаться с образом Ивана в сердце и сознании Эрин. Но после того, что она подарила мне в последние два часа, я не уйду в тень. Иван испортил момент, но это не страшно, я создам другие. Он в конце концов устанет от моего молчания.

Так что я уже был готов ответить на ее улыбку.

– Ну вот ты и добралась до своей гавани… Вручаю тебя твоим детям.

Она слабо кивнула, соглашаясь.

– Как, по-твоему, скоро Дус снова придет на набережную? – весело спросил я.

– С большой вероятностью, – хихикнула она.

Мне нужно было уйти, расстаться с ней. Всего на несколько часов, но они уже казались нескончаемыми.

– Я пойду, – прошептала Эрин.

Она приблизилась ко мне, поднялась на цыпочки, положила ладонь мне на грудь и поцеловала в щеку. Я чуть наклонил голову к ней, наши лбы соприкоснулись, наши взгляды встретились. Как же больно было сопротивляться искушению. Она глубоко вздохнула и отошла от меня. Еще не время.

– Спокойной ночи, Гари.

Она направилась к двери дома, а я до последнего мгновения наслаждался ее присутствием. Она в последний раз взглянула на меня, и я прошептал: “Спокойной ночи”.

Улыбка так и не покинула мое лицо, пока я шел домой. А что, если у меня появился второй шанс? Я не собирался его загубить. Для этого я обязан был раз и навсегда донести свое решение до Ивана. Он должен забыть обо мне, от меня он не дождется никакой информации об Эрин, если она сама об этом не попросит. Я достал свой мобильный, готовясь потребовать, чтобы он оставил меня в покое. До того как набрать номер, я прослушал его сообщение: “Ты полное дерьмо… Я считал тебя надежным чуваком, доверял тебе, держал за друга, но на тебя нельзя положиться. Если мы когда-нибудь окажемся рядом, не вздумай подойти ко мне, потому что я сотру тебя в порошок. Забудь обо мне. Удали мой номер телефона. Я тебя больше не знаю”. Его оскорбления были мне по барабану, сколько бы он ни кипятился, мне было плевать. Он покинул мою жизнь, окончательно и по собственному почину, мне даже не пришлось его об этом просить. Его прежнее присутствие рядом со мной не имело для меня большого значения. Главное, что он не отравит другие моменты, проведенные с Эрин. Они останутся для него тайной. Но я все же сохраню его номер – вдруг Улисс или Лу захотят связаться с ним.

И теперь я свободен. Свободен любить ее. И свободен сделать так, чтобы она забыла все то зло, которое он ей причинил.