Текст книги "Последнее приключение странника"

28
Иван

Откуда они так поздно приехали? Изображают идеальную парочку, прижимаются друг к другу. Его тошнило от вида грязных лап дайвера на теле его жены. Она его жена. Всегда была и останется ею. Она принадлежит ему.

Он страшно разозлился, когда они сегодня умчались куда-то вдвоем. Но вскоре успокоился, объяснив себе, что успеет понаблюдать за детьми. Еще чуть-чуть, и он будет готов прийти к ним в дом. Детям тоже надо напомнить о себе. Хочешь не хочешь, а ему придется как-то мириться с их существованием. Старший, Улисс, всегда протестовал против его власти. Он был тем, с чьего рождения все началось, тем, кто первым украл у него жену, и заодно тем, чья красота всегда потрясала его. Что до среднего ребенка, его дочери Лу, то она единственной из трех детей ненадолго утихомирила его. Она была так похожа на свою мать. А последнего, Мило, он просто не знал. Эти трое всегда пугали его. Они были его противниками.

Отсутствие Эрин и дайвера подарило ему несколько интереснейших событий. Бесценные подарки. Лу вышла на улицу и гуляла с друзьями, он устремился за ней, рассматривал ее, наблюдал, подслушивал. Она выглядела очень счастливой. Он вернулся к дому и едва успел спрятаться поблизости. Оба брата тоже отправились на прогулку, один на велосипеде, другой на самокате. Они смеялись. У всех его детей все было отлично. Без него.

Он стал дожидаться их возвращения. Прошло два часа. Потом троица замаячила вдалеке, они шли ему навстречу. Они были красивыми, очень красивыми. Два бога и богиня. Они что-то обсуждали, смеялись, дурачились. Он рискнул пройти мимо них, натянув поглубже бейсболку. Они заметили его, но не узнали, напомнив ему приход Телемаха к отцу. Они прошли совсем рядом, ему не трудно было дотронуться до них, поймать, увести. Но он остановил себя. Зазвонил телефон Улисса. Их мать. Он подобрался еще ближе, стремясь поймать хоть обрывки разговора. Дети успокоили ее и сразу поинтересовались, как все прошло у дайвера. Его дети беспокоились об этом обманщике. Что тут происходит?

Младший остался на улице, он без присмотра играл на пляже перед домом. Ребенок не поймет, кто он такой, ведь ему был всего лишь год, когда он их бросил. Поэтому он последовал за ним, ничего не опасаясь. Сел на откос парапета рядом с сыном. Он долго рассматривал его, удивленно округлив глаза, не узнавая его и не находя сходства с собой. Затем он поздоровался с ним. Малыш вздрогнул и вежливо ответил ему тонким голоском. Он улыбнулся, встал и подошел к нему, не отрывая от него взгляда. Остановился рядом и навис над ним. Его фигура закрыла солнце, и тень поглотила мальчишку. Он спросил его, что тот делает на пляже совсем один.

И прочел страх на лице своего сына. Почему? Когда малыш убежал, он едва удержался, чтобы не пуститься за ним и не расспросить, что не так.

Но торопливо спрятался в скалах, боясь, как бы его не застукали старшие. Он намеревался весь вечер не покидать свой наблюдательный пост. Ему пришлось бороться, чтобы не поддаться сильному позыву. Ведь представился шанс забрать в свои руки бразды правления в этом доме. Дети были одни и на расстоянии пары шагов. Но ему нужно было восстановить власть над Эрин. Дети последуют за ней, у них не будет другого выбора.

И все же, когда он увидел, как после возвращения дайвера и Эрин в доме погас свет, что-то в нем надломилось.

29
Гари

Меня осторожно трясли за плечо. Я отказывался просыпаться. Вчерашний день был насыщенным, мы такого не ожидали, и он буквально выпотрошил нас с Эрин. Мы свалились в постель и тут же уснули, обнявшись. Мне казалось, что мы вроде бы о чем-то говорили, засыпая. Уже не вспомнить, кто первым из нас не смог закончить фразу. Но я, как ни крути, чувствовал на своем плече маленькую ручку. Я приоткрыл один глаз: надо мной наклонилось улыбающееся личико Мило.

– Ты вернулся! – воскликнул он.

Эрин зашевелилась.

– Тсс, мама еще спит, – прошептал я. – Ну да, конечно, а почему ты спрашиваешь? Ты боялся, что я не вернусь?

Мило сконфуженно кивнул. Он и впрямь испугался.

Я прижал палец к губам, прося помолчать и кивая головой на его мать.

– Пошли, позавтракаем вместе.

Он беззвучно захлопал в ладоши и выскочил из спальни. Я уже собрался закрыть за нами дверь и тут вспомнил о своем обещании. Вернувшись, я присел на корточки у кровати поближе к лицу спящей Эрин.

– Эрин, – прошептал я ей на ухо, – я встаю.

Она слабо улыбнулась и похлопала ресницами.

– Вообще-то я проснулась раньше тебя.

– Ты никак не реагировала…

– Он пришел к тебе, а не ко мне.

Я страстно поцеловал ее.

– Ого-го! Я собираюсь поспать подольше.

– Спи сколько захочешь.

Днем я с изумлением услышал, что накануне дети волновались из-за меня. Дело в том, что перед самым нашим отъездом к родителям я был не очень-то разговорчивым и не таким жизнерадостным, каким они привыкли меня видеть. Облегчение, проступившее на лице Мило, когда он понял, что я опять здесь, растрогало меня до глубины души, и я сделал вывод, что обязан ограждать их от перепадов моего настроения. Правда, я надеялся, что скоро таких перепадов будет гораздо меньше. Я стал более раскованным. Воссоединение с родителями превзошло все мои мечты и стало реальностью почти само собой. Нам еще придется пройти оставшуюся часть пути, но первые шаги уже сделаны. Нам нужно будет заново узнавать друг друга и учиться быть вместе. Потерянное время невосполнимо, но я не сомневался, что мы еще проживем вместе много прекрасных моментов. Мне было так хорошо у них, почти как у себя, в их доме сохранилось мое место. Конечно, очень помогло, что я был с Эрин, и меня успокаивало, что родители познакомились с ней и оценили такой, какая она есть. Мне даже начало казаться, что они знакомы с Улиссом, Лу и Мило. Отец взял под свое крыло всех нас пятерых. А мать оказала мне величайшую услугу, рассказав все Эрин. Я не уточнял у нее подробности их беседы, меня это вообще не касалось. Главное, что отныне Эрин известно обо мне все – мои раны, горести, радости и недостатки. И она эти недостатки восполняла. Улисс, Лу и Мило восполняли их. Они выделили мне особое место в своей жизни.

Не поверить, что еще два месяца назад моя вселенная ограничивалась моим собственным жалким существованием. Меня разъедали сожаления, а сегодня я ради них сознательно задвинул свои переживания в дальний угол. Ради них четверых.

Странная это штука любовь. Она увеличивается в десятки раз и дробится; ты не успеваешь заметить, когда она зародилась, как вдруг ее очевидность сбивает тебя с ног. Я полюбил Эрин не ради детей. Я полюбил ее самое. Я любил ее как восхитительную женщину, какой она и была – раненая, но сильная. Я любил ее глаза, ее смех и улыбки. Ее кожу и вздохи. Я любил ее, когда она дулась или притворялась, что сердится. Я любил ее, когда она управляла своим баром железной рукой в бархатной перчатке. Я любил ее, когда она собиралась заплакать, но пыталась это скрыть. Я любил ее, когда она подгоняла меня или ставила на место. Я любил ее за привязанность к своей семье. Я любил ее, потому что она была щедрой и оказала мне доверие, сблизив со своими детьми, которых охраняла, как волчица.

Я был достаточно проницательным, чтобы отчетливо представлять себе, что мои теплые отношения с ее детьми в наших с ней интересах. Если бы мы с ними не выносили друг друга, если бы они инстинктивно отвергли меня, я не был бы здесь, с ними. В принципе мне было бы достаточно просто считаться с ними. Мне бы этого хватило, а Эрин, скорее всего, удовлетворило.

Но в действительности все вышло иначе. Я бы никогда не стал претендовать на то, чтобы быть их отцом, занять его место, пусть он сам его оставил и никогда не собирался себе его возвращать. Я не ждал, что они полюбят меня как отца. С другой стороны, я любил их больше жизни и именно благодаря им, даже если они этого не сознавали, открывал для себя, что такое отцовская любовь. За них я мог бы и убить, и умереть. А ведь я их так мало знал. Как будто они и на свет появились для того, чтобы я их полюбил.

Я любил Улисса за его ироничность, за его хрупкую, с маленькой трещинкой, радость жизни. Любил за его стремление защитить мать, брата и сестру. За всегдашнее воодушевление. За юмор, искренность, зашкаливающее обаяние, укорененность в невымышленном мире.

Я любил Лу за ее серьезность, за хитрый взгляд, намекающий, что не такая уж она усердная ученица, какой старается выглядеть. Любил за тонкость, за всегдашнее желание вникать во что-то новое и разговаривать с людьми. За глубокую печаль, которую никому и никогда не утолить. За умение держать голову высоко. И за ее невинное очарование.

Я любил Мило, потому что он был таким трогательным. Любил, потому что он боялся вырасти, но при этом отчаянно силился выглядеть постарше. Я любил его за беззаботность и просил небеса навсегда сохранить ему частицу этой беззаботности. Любил за веселье, смех, за обидки и капризы. А еще за то, что он не управлял своими эмоциями и делился со мной своими мыслями и чувствами.

Я любил их всех четверых, потому что они были такими красивыми, когда собирались вместе. И я любил их за то, что они разрешили мне стать за них ответственным.

Быть сильным, не обманывать себя. Занять свое место. Быть тем, кто я есть. Я любил их, потому что они стали моей семьей. Моими родными детьми.

Вечером я собирался выйти с Дус, но Эрин меня остановила:

– Постой, Мило нужно что-то тебе сказать.

Весь день он не отходил от меня.

– Но ты не обязан идти к нему, Гари, нечего потворствовать всем его капризам.

– А это точно каприз?

Она покачала головой, явно растроганная.

– По-моему, он привыкает, привыкает к тому, что ты всегда рядом, учится любить тебя, но боится, всегда будет бояться. Как и Улисс с Лу. Ты готов постоянно успокаивать их?

Я поцеловал ее и взобрался на последний этаж.

– В чем дело, Мило?

– Ты никогда не уедешь? Ты нас не бросишь?

Я погладил его по голове.

– Иногда мне нужно будет уехать по работе на несколько дней, но я обязательно буду возвращаться. Всегда. Пока ты, твой брат, твоя сестра и особенно твоя мама будете этого хотеть, я останусь с вами.

Он вскочил на кровати и повис у меня на шее.

– А ты когда-нибудь отведешь меня в школу? И придешь за мной днем?

Я такого никогда не делал, но мечтал об этом.

– Если мама согласна, я с удовольствием. А теперь тебе пора спать. А то она будет недовольна.

Он засмеялся и снова улегся. Я поцеловал его в лоб.

– Хороших тебе снов.

На лестничной площадке я встретил Улисса и Лу.

– Это правда – то, что ты обещал Мило? Что никогда не оставишь нас? – спросила Лу.

– Предполагаю, что вам обоим трудно доверять мне, но я не брошу вас, и я не брошу вашу маму. Я здесь. Ради нее. Ради вас. Ради каждого из вас.

– Тогда все прекрасно, такой ответ нас очень радует, – с облегчением заключил Улисс.

30
Иван

Дайвер вывел собаку Эрин на прогулку, как каждый вечер. У него уже завелись привычки. Он автоматически направился в Ла Сите д’Алет, насвистывая по дороге.

Он позволил дайверу опередить себя метров на двадцать, а потом вышел на охоту. Весь день он присутствовал при семейном выходном. Его такое времяпрепровождение никогда не устраивало. Он всегда отказывался от этого. Избегал. И даже когда считал себя довольно терпеливым, так или иначе все портил в конце концов. А этот придурок охотно проводил день с семьей. Для начала утром он отправился в булочную, прихватив Мило, и они вдвоем принесли свежий хлеб и круассаны. Позже дайвер совершил пробежку, на этот раз с Улиссом. Они бежали вместе, в одном ритме, изредка обмениваясь какими-то дружескими фразами. Днем, в пять часов, они вышли все вместе. Он последовал за ними. Вел слежку. Лу без умолку болтала с этим типом, она им восхищалась, а он внимательно слушал ее, всякий раз отвечал, ему как будто было интересно и важно каждое слово в том потоке, который она на него обрушивала. Постоянно, как бы мимоходом, он притягивал к себе Эрин, целовал ее волосы или ждал, чтобы она прижалась к нему.

А он брел за ними, таясь, и часто искушал судьбу, приближаясь к ним. Он играл с разделяющим их расстоянием, пытаясь поймать обрывки разговора. Постепенно его внимание ослабевало. Несколько раз он заподозрил, что его засекли. Дайвер был настороже, он то и дело поглядывал за спину. Эрин, его жена, была счастлива, улыбалась, смотрела на хмыря с острым и нежным желанием. Обращаясь к нему, глядя на него, она была полна доверия. Ловил ли он когда-нибудь на себе такие взгляды? Он не припоминал. Может, забыл? Нет. Он всегда думал о ней. Он высматривал ее во всех женщинах, с которыми спал в последние семь лет. Он трусливо бросил дом, чтобы прожить свое приключение, чтобы спастись от хаоса, боясь уничтожить Эрин, но он не мог запретить себе искать ее в других.

По дороге к ним неожиданно подошли брат Эрин и его жена. Чем они здесь занимаются? Когда он уехал, они жили в Париже. Всей компанией они пошли выпить, а он забился в угол, чтобы понаблюдать за ними. Дайвер ухитрился навешать лапшу на уши его зятю. Они разговаривали, казались серьезными, и бросалось в глаза, что они хорошо ладят и уважают друг друга.

Он двигался по следу дайвера и собаки, и на него накатила ненависть. Он должен избавиться от него. Убить гада. Заставить исчезнуть. Помешать украсть его жизнь. Нельзя позволить ублюдку еще один вечер заниматься любовью с его женой!

Собака рванула вперед. Придурок остался без защиты. Он ускорил шаг. Вот он, шанс, которого он ждал, чтобы покончить с предателем раз и навсегда. Он зайдет слева и изо всех сил столкнет его в пропасть. Даже если этот кретин не умрет до того, как упадет в воду, его способности задерживать дыхание не хватит, чтобы выжить после ударов о скалы. Дайвер будет страдать, вспоминать о ней, о детях и, нет сомнений, беспокоиться о них.

Он двигался за врагом, и его все сильнее одолевали картинки последних дней, застрявшие в воображении. Дети в поисках отца, которым он не способен быть и, впрочем, никогда не хотел становиться; влюбленные взгляды Эрин на дайвера. Он давно знал этого парня, и, если оставить в стороне краткий миг слабости под водой, тот всегда был классным чуваком, здоровым, симпатичным. Он так и не догадался, почему дайвер всегда один и откуда у него частые приступы печали. Однажды ему пришло в голову, что они похожи друг на друга. Но он понял, что ошибался, когда тот принялся разглагольствовать о желании где-то осесть. И вот к чему это привело: он отправил его к Эрин…

Если он избавится от него прямо сейчас, есть риск, что Эрин будет недоступна, ускользнет у него между пальцами. Эрин – женщина, которая любит всем сердцем. Для него это было очевидно. Она все отдала ему гораздо раньше, чем этому пришельцу. А сегодня он для нее не существует. Не существует для детей. Его жена и дети живут ради этого предателя.

Кого он собирался заставить страдать?

Тех, кто лишил его Эрин.

С кем планировал закончить свою жизнь?

С Эрин, и так было всегда.

Он замедлил шаг и позволил дайверу уйти вперед.

Он был сломлен.

31
Эрин

Едва проснувшись, я без всякой на то причины почувствовала, что мне холодно. Мы провожали Мило в школу вместе с Гари, и его присутствие согрело меня. Он впервые присоединился ко мне, чтобы отвести Мило. Завтра я отправлю их в школу вдвоем. Я предупредила их об этом полунамеками, чтобы ни на кого не давить – ни на детей, ни на Гари. Как-то незаметно для самих себя Улисс, Лу и Мило открывали в нем отца, папу. Это возбуждало их, делало счастливыми, но и обеспокоенными тоже. Они боялись новых страданий. Как и я. Всем нам понадобится время, чтобы вернуть себе безмятежность.

Я нехотя оставила его на рабочий день в порту. Водолазы засвистели нам, я засмеялась. Но стоило ему отойти от меня, и я снова замерзла и потому решила не тянуть с Дус – этим утром ей придется обойтись короткой прогулкой. Мы сразу направились к башне Солидор. Я недовольно покосилась на небо. В последние две недели погода радовала по-настоящему, солнце и весна прочно вступили в свои права. Но только не сегодня, когда у погоды было дурное настроение и дул ветер. Поднимаясь по ступенькам на террасу “Одиссеи”, я куталась в пальто и посматривала на море – оно угрожающе волновалось. Я внимательно проверила всю набережную – у меня возникло ощущение, что за мной следят. Но я убедила себя, что просто слишком устала.

Я полагала, что камин не придется разжигать до следующей осени, однако, едва войдя, развела огонь. Мне нужно было срочно согреться. Как только появились языки пламени, Дус улеглась у очага, но оставалась настороженной. Как если бы Гари приказал ей послеживать за мной. Я тяжело вздохнула, пора было заняться баром, который я забросила в последние недели. С Паломой мы только пересекались, и Гари был тут ни при чем. Он первым просил меня не торопиться, медленно двигаться ему навстречу, даже когда мы были вместе. Но мне не удавалось прислушаться к голосу разума, мне надо было наслаждаться его присутствием, наверстывать потерянные нами дни счастья.

Я была права, придя гораздо раньше десяти, до открытия бара. Меня ждала работа. Довести до ума документы. Подписать сметы на ремонтные работы. И помнить о новом названии, эта задача становилась все более насущной. Я сделала себе кофе, и тут кто-то вошел. Я про себя ругнулась. В город нахлынули туристы, и некоторые приходили за завтраком очень рано. Дус недовольно зарычала.

– Мы еще закрыты! – крикнула я, не оглядываясь.

Ответом был молчание. Дверь закрылась. Я прислушалась, чтобы убедиться, что кроме меня здесь никого нет. Раздались шаги. Дус поднялась, рыча все громче. Атмосфера в баре стала тяжелой, давящей, удушливой, но я не поняла почему. По моей спине скатился холодный пот. Дрожь пробила меня с ног до головы. Я знала, что должна обернуться. Других вариантов не было. В “Одиссее” появился клиент, который сильно не понравился Дус. Нужно было растолковать этому человеку, что бар еще закрыт, что я не буду его обслуживать и пусть он зайдет позже. Или выберет другой бар. Я должна обернуться. Дус рычала сильнее и сильнее. Нужно было велеть ей успокоиться или подозвать к себе. Но мне не удавалось открыть рот. Как будто я утратила дар речи. Я сходила с ума. Чего я боялась? Это просто смешно. Что мне здесь угрожает?

– Извините, – обратилась я к пришедшему, отвернувшись от стойки, – Можете…

Сердце пропустило удар.

В глубине души я всегда ждала, что этот момент однажды настанет.

Он постарел. Изменился. Черты лица стали резче. Будто вырубленные из камня. Изможденное лицо и покрывающая его седеющая щетина подчеркивали его выразительную жесткость. Но он оставался таким же красивым. Гипнотизирующим. Опасным. Притягивающим. И так же, как раньше, парализовал мою волю. Он смотрел на меня в упор своими черными, глубокими, волнующими глазами. И чем дольше он меня рассматривал, тем более маленькой я себе казалась рядом с ним. Как я сумела забыть его власть надо мной? Его присутствие в помещении само по себе сминало меня. Я боролась с собой, не позволяя себе опустить глаза и пытаясь противостоять ему. Я отказывалась выпускать на волю свои рефлексы. Они никуда не делись. Но я их победила. Уничтожила за семь лет. И вот его господство надо мной возвращалось с каждой секундой.

Его тень, его аура простирались надо мной, и, хотя я прилагала все усилия, чтобы воспротивиться ему, это не выбивало его из седла. Хуже того, он забавлялся. На его лице цвела та самая улыбка, которую я всегда находила обаятельной, соблазнительной, обволакивающей. Я растерялась. Как я должна на него реагировать? Если я буду сражаться с ним, брошу ему вызов, он все равно возьмет верх, для него это очевидно. Если я сдамся, он еще быстрее одержит победу. Но в любом варианте он выигрывает. Почему? Откуда у него такая власть? Тем не менее его появление спустя столько лет потрясло меня, ведь из-за него и о нем было пролито море слез. Даже сейчас я была не в состоянии унять слезы, и они текли по моим щекам. Он стоял здесь, передо мной. Он был жив. Да, я это знала, но знание того, что он существует, и его реальное появление не имели между собой ничего общего. Это была мощная эмоция. Разрушительная. Все всплывало на поверхность: моя патологическая любовь, мой ужас, моя боль, моя зависимость, мое вечное беспокойство. Десять лет я все терпела от него. Он был отцом моих детей. Я умирала от любви к нему. Я верила его красивым словам и извинениям и боялась за него. Я терпела его грубость, потому что желала его всем телом и всей душой. Я боялась его вспышек гнева, его выходок. Старалась его спасти. Поддержать его. Излечить. Но мне ничего не удалось. Когда он меня бросил, я почти не сомневалась, что скоро прощусь с жизнью. Я разучилась существовать без его ядовитого взгляда. Сегодня все кончено, и я отказывалась начинать это заново.

Чем дольше я к нему присматривалась, тем больше я открывала едва заметных и загнанных вглубь общих с моими детьми черточек. Улисс унаследовал от отца телосложение и такую же осанку. У Лу было его утонченное обаяние, а у Мило – капризные гримаски.

Этот кошмар никогда не прекратится.

Почему он не умер? И, глядя на него, стоящего передо мной во плоти, я сообразила, что, покуда он жив, покоя мне не видать. Как я могла желать смерти человеку, которого когда-то невероятно любила? Он был воплощением зла. Моего личного зла. Что должно было случиться, чтобы я попала в такую западню?

Дус, оскалившись, двигалась к нему, и благодаря этому я ухитрилась ненадолго взять себя в руки. Он зло покосился на нее. Я забеспокоилась о своей собаке. Пойди пойми, как мне это удалось, но я похлопала себя по бедру и едва слышно свистнула. Он не должен причинить ей вред. Нельзя этого допустить.

– Лежать, Дус.

Она заскулила, подняла на меня горящие глаза и послушалась.

– Вот так, правильно, – одобрил он.

Его низкий, властный голос. Тот самый, который заставлял меня вздрагивать и трепетать. Сперва от желания, потом от страха. Продолжая неотрывно смотреть на меня, он отступил к двери. Я задышала быстрее. Он не забыл. Слишком хорошие для этого мозги. Он взялся за задвижку, которой пользовался он один, пока жил здесь. Почему я ее не сняла? Он запер нас. Я еще не включила все лампы, было слишком рано, и я постаралась, чтобы меня не беспокоили. Он помнил обо всем, о моих привычках и маниях. “Одиссея” будет закрыта столько, сколько он сочтет нужным. Он двинулся ко мне медленным размеренным шагом. Меня парализовало. Он стоял совсем близко, и он был сильнее меня. Он приблизил свое лицо к моему, его губы дотронулись до моего виска, щек, губ, опустились к затылку, и он уткнулся в него. Я вздрогнула. Он глубоко втянул воздух.

– Ты поменяла духи.

Пытаясь защититься, я отступила назад, он потянулся за мной, и я припечаталась к книжным полкам, а он прилип ко мне. Его тело точно повторяло изгибы моего.

– Эрин… побудь моей еще немного.

Он выпрямился и впился в меня взглядом, который я прекрасно помнила. Беспокойный, пожираемый жаждой господства и монополии на право. Он хотел меня. Нет, он не должен все начинать сначала, я не согласна. Где Гари? Под водой. Я могу звать его как угодно громко, он меня все равно не услышит, не возникнет из ниоткуда, чтобы избавить меня от него. С ним, с Гари, я только что познала настоящую любовь. Ту, о которой всегда мечтала. Почему не существует телепатической силы, которая бы в мгновение ока привела его ко мне? Единственное облегчение – дети в школе, они защищены от ярости и безумия своего отца. Его пальцы пробежались по моему лицу и телу, он грустно улыбался, внимательно рассматривая меня. Я была обязана призвать на помощь всю свою внутреннюю силу и бороться, не поддаваться наваждению прошлого. Я не оправлюсь, если он добьется своего здесь и сейчас. Но я стала сильнее. Он лишился всевластия, я избавилась от его ядовитой любви. Отныне я представляла себе, что такое красота. Что такое небывалое. Его рот распластался по моему, язык прорвал заслон моих губ. Он целовал меня грубо, со злостью. Я оставалась безжизненной, позволяла ему неистовствовать, но не реагировала. Он не вызывал у меня никакого отклика, разве что отвращение и бесконечную грусть. Когда-то я плавилась под натиском его поцелуев и считала, что воспоминание о них оставило на мне несмываемое клеймо. Выходит, я ошибалась: теперь для меня имели значение только страстные поцелуи Гари.

– Иван! – взмолилась я, отталкивая его.

Было так больно произносить его имя, обращаться к нему.

– Иван, пожалуйста.

Меня удивило, что он сам остановился, такое было не в его привычках. Задыхаясь, он сжал в ладонях мое лицо. Он снова изменился, стал таким, как в свои мрачные и грустные дни. Те, когда у него было замкнутое лицо, знакомое лишь мне.

– Извини… Мне так тебя не хватало… – Он осторожно погладил мои щеки, дрожа. – Это долго – семь лет без тебя. Я искал тебя в других.

Он бросил на меня извиняющийся взгляд. Знал бы он, до какой степени мне плевать.

– Зачем ты здесь, Иван?

– Ты намерена развестись? Разорвать нашу связь?

– Ты сам ее разорвал. Ты ушел… Бросил меня, оставил детей. Ты больше не существуешь. Ты умер для нас. Что ты здесь делаешь?

Его лицо как будто сползло. Мне показалось, что он прямо тут, передо мной разваливается на куски.

– Я думал, что… но нет… Ты же не… ты… и… он…

– Иван? Я ничего не понимаю. Объясни.

Он снова улыбнулся мне, но его лицо хранило ту же отстраненность, как в прошлом, когда это меня беспокоило. И продолжало беспокоить по сей день. Ему было очень плохо. В таком состоянии я его никогда не видела. Неконтролируемые спазмы сотрясали его тело. Я сражалась со слишком привычным мне чувством: я боялась за него.

– Тебе не понадобится развод.

Он неистово поцеловал меня, причиняя мне боль, его руки сдавливали мое тело – спину, бедра, руки, грудь, они пробирались под свитер, и они были ледяными, твердыми, сухими. Он укусил мои губы. Я застонала от боли. Он слизнул капельку крови, отступил на шаг, дотронулся пальцем до моей губы, потом до своей, как если бы хотел связать нас, заново соединить моей кровью.

– Все будет хорошо, Эрин…

Он опять погладил меня по щекам, в последний раз тронул поцелуем мои саднящие губы, после чего отшатнулся от меня и, сгорбившись, направился к выходу.

– Иван? – окликнула я.

Он открыл задвижку. Меня охватила паника, он не мог уйти вот так, ничего больше не сказав, не признавшись, зачем сюда приехал. На что он надеется? Чего ждет? Дело в детях?

Он обернулся ко мне.

– Я люблю тебя, – ответил он. – Я всегда тебя любил. И всегда буду любить. Я хотел, чтобы ты была только моей… Но не получилось. Вселенная или боги упорно возводят между нами преграды. Улисс, Лу, Мило и он… Я один во всем виноват… Не беспокойся, ни о чем не беспокойся.

– Чего ты хочешь?

– Предупреди Гари, что я приду поговорить с ним.

Гари? Откуда он про него узнал? Сколько он уже здесь?

– Что? Гари?

Я покачнулась. Он не должен причинить зло и ему тоже. В нашей истории Гари делать нечего.

– Оставь его. Оставь его в покое, прошу тебя!

Он посмотрел на меня – грустно, но торжествующе:

– Не забывай, что познакомилась с ним благодаря мне.

Он исчез. Я не сразу отреагировала и на пару секунд замерла. Потом побежала к выходу. Дус устремилась за мной. Мы промчались по террасе, я огляделась по сторонам, но он как сквозь землю провалился.