Текст книги "За пределы атмосферы"

Сад каменных трав. Часть 2. Внутренняя эмиграция

Сад появился незаметно. Я осознал себя среди его сонных полян вскоре после того, как первые признаки существования Сада заняли свое устойчивое положение на карте его мира где-то между cosa in se и категорическим императивом. Для этого явления уже давно есть определение, но внутренняя эмиграция Я была настолько внутренней, что распространялась далеко не только на участие в общественной жизни страны. Я помнил, что еще будучи школяром, придя в библиотеку и иногда открыв какую-нибудь книгу и осознав ужас, нисходящий из нее в его сознание, долго еще обходил стороной стеллаж с этим томом. Книгохранилище, подобно линии московского метро, уходило под землю, на какой-то отметке заканчивались окна, и там, прикипев глазами к страничке из Мелвилла, Я со своей книжкой стоял, пока его, уже после закрытия, не находила уборщица тетя Мира.

Однажды, когда его родители уже наблюдали за ним и его младшим братом откуда-то сверху, Я приехал на денек из своего далека в родную Доманёвку. Дома он иногда вспоминал эти библиотечные ночи и никак не мог понять, каким образом галерея могла уходить под землю. Неожиданно, в самый разгар общения со старинными друзьями, он вдруг остро осознал, что в мире нет больше родительского дома, и в Доманёвке, пожалуй, самым родным местом осталась эта провинциальная библиотека! Чувство одиночества в родном местечке, среди знакомых домов и квартир, в которых давно жили совсем незнакомые люди, накрыло внезапно и плотно, и требовало прямо сейчас, среди ночи, идти туда, пока его Я окончательно не сковал холод этого одиночества.

Через четверть часа они с братом Андрюхой уже сидели за столиком, и водка казалась особенно мерзкой, а дым сигарет разъедал глаза так, что посетители соседних столиков могли подумать, будто Я плакал. Брат выглядел виноватым, как будто это именно он на месте библиотеки построил этот смешной ресторан, врытый при этом в земную твердь так основательно, что от старого здания не осталось никаких признаков, кроме воспоминаний Я и его брата. Молодежь за соседними столиками, весело поднимающая энтропию вселенной до небес, даже не подозревала о существовании библиотеки, этот факт в высшей степени раздражал Я, и вскоре вся компания, держа друг друга за лацканы и взволнованно пыхтя, переместилась наверх, в вестибюль. Я почему-то всегда везло в подобных ситуациях, и приехавший уже под утро наряд милиции умилялся, глядя на то, как еще недавно незнакомые компании шлют друг другу бутылки вина с извинениями и признаниями в любви и немалом уважении.

И все-таки Я был человеком, а человек, как инструмент для проживания жизни, над своей головой всегда стремится иметь крышу. Крыша жилища обычно не защищает жильца даже от неаккуратных соседей по дому, имеющих право на слабости и дурные привычки. Ему, как существу великому, но бесконечно беззащитному перед лицом времени, нужна была эта крыша, и она тоже появилась однажды. Крыша была прозрачной, стекла в железных переплетах, высоко над крышами домов, были в птичьем помете, покрыты патиной времени и слоем какой-то древней пыли неизвестного происхождения. Пыль древних веков ли, космическая ли пыль, оставшаяся от давно потухших звезд, но, сроднясь с пометом и диковинными перьями неизвестных никому птиц, она придавала крыше основательность. Сложно было не верить, что крыша существовала задолго до появления Я и не была игрой его воображения. Теперь можно было подумать о том, что посадить в саду. Хозяйственный труженик на своем участке выращивает полезные и здоровые овощи, неутомимый любитель прекрасного разводит портерный газон, дальновидный предприниматель сажает целые леса секвойи. Я к тому времени успел обосноваться и быть изгнанным из нескольких подобных местечек и полагал уже, что незачем прирастать к какому-то определенному месту. Но мир как таковой не был уютным и обустроенным, подобно дачному участку, и тут нужно было что-то делать. Первым растением, которое завелось под крышей, была трава. Белая полынь молча проткнула асфальт и теперь росла повсеместно по краям улиц, синие осоки длинными прядями торчали посередине дорог независимо от времени года.

Сейчас, когда времени нет, никого не удивляет факт, что один человек начал и почти успел закончить то, что в начале конца времени казалось невозможным и ненужным, но в отсутствии времени – необходимым и достаточным условием существования.

Сад каменных трав. Часть 3. Развязка

Я редко останавливался, чтобы подобрать человека с поднятой рукой, но на этот раз уступил невнятному внутреннему ворчанию. Возле придорожного кафе стояла женщина. Она не поднимала руки, но поза ее и выражение лица выдавали какую-то застенчивую потребность. Прикуривая и открывая дверь подошедшей, Я не расслышал ее робких слов.

– До У не подвезете? – прошелестели губы незнакомки уже совсем растерянно.

Я внимательно, но деликатно посмотрел на предполагаемую попутчицу. Мельком составленный портрет был неброским – и даже жалким, – рассмотри он ее заранее, скорее всего, желания подвезти не возникло бы. Женщина была обута в дешевые и уже видавшие виды туфли и платье довольно немодного фасона. Не очень выразительное лицо давно махнувшего на себя рукой человека обрамляли стального оттенка неопрятные волосы, заполнявшие зазор между платком и кожей головы. Я не имел опыта общения с дорожными работницами и, смутившись, собрался закрыть дверь, оставив предложение без ответа. Однако при этом взгляд его пересекся с ее взглядом. Глаза были жухлые и страшные, какая-то безнадежная тоска вытекала из них и уже оставила в уголках отчетливые следы. Первые секунды знакомства были похожи на банальную историю с зайцем, попавшим в свет фар попутной машины.

– Садитесь, – обреченно предложил Я. Женщина неловко протиснулась на сиденье и неожиданно беспомощно посмотрела на предполагаемого клиента.

– Как вас зовут?

– Лариса.

– Лариса, вы, кажется, больны.

– Нет, я совершенно здорова, вам показалось.

– Лариса, у вас слезятся глаза и, наверное, температура.

– Не волнуйтесь, со мной все в порядке. – Сказанная севшим голосом фраза прозвучала жалко. – Вы, вероятно, брезгуете мной, извините, не знаю, как вас зовут…

– Я.

– Я пойду, если вы не против, Я…

Откуда-то, с самого дна памяти, всплыл давно не вспоминаемый им персонаж, давний попутчик Я. Это была собака, перебегавшая улицу на красный свет в городе У, в котором судьба и сейчас хранит Я, и именно ее нужно считать ответственной за нелюбовь Я к одиночеству и склонность к унынию в веселой компании друзей. Она трусила, глядя прямо перед собой, и было понятно, что она уже заранее прощает любому, кто ее переедет, и видно, что смотреть по сторонам ей незачем – смерть щенков, увечье, голод и ветер, – и это было отпущено окружающим и забыто давным-давно, когда она еще была жива.

– Лариса, я вам нужен? Я могу вам помочь, и я даже хочу вам помочь.

Подсознательно Я с тех пор считал себя виноватым перед этой собакой, этот комплекс несуществующей вины несколько усложнял жизнь и иногда удивлял ни в чем не повинных животных.

– Это странно, Я, хотя не очень то и странно, вы производите впечатление помощника, но мне не нужна помощь прощайте, Я.

Сказав это, Лариса заплакала. Они ехали в потемневшем мире, и под злой шум колес Я слушал рассказ незнакомой женщины о счастье и войне, о подвигах и смерти, о том, как приходит время и человеку остается только одно – забыть себя и жить не дыша, чтобы нечаянно не выдохнуть последнюю каплю жизни.

Лариса росла красивой девочкой, избалованной вниманием окружающих ее людей, а когда пришло время мягким субстанциям ее тела занять свои места, те, которые отвечают не только за опорно-двигательные способности, но и за связи с общественностью, они заполнили их так, что смотреть на игру этих пропорций было радостно и страшно. Причудливое и стремительное чередование выпуклостей и впадин ее нежного тельца оставляло впечатление чего-то хрупкого и в то же время крепкого, оно напоминало сверхзвуковой самолет, грозную машину, сплетенную из изящных, но мощных частей, которую в обычной жизни можно только проводить взглядом, и мимоходом подумать о храбрых буревестниках и глупых пингвинах. Их союз с Владимиром Нижным был большими буквами записан в небесную книгу записей актов чудесных состояний людей, оба они откуда-то знали, что́ им следует искать в этой жизни, а покладистая тетушка судьба с самого рождения вела их по направлению друг к другу. Но несмотря на это, история их любви складывалась непросто: несмотря на то что по окончании института Володя тут же отвел вчерашнюю выпускницу в загс, у судьбы было припасено для них обоих непростое испытание. Война в Афганистане разлучила их вместо стандартных двух лет на долгие четыре года, был плен, было счастливое освобождение. В ходе спасательной операции Володя вместе с экипажем вертушки попал под обстрел, и они все вместе долго еще лежали в московских госпиталях…

 
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
 

Александр Вертинский, «То, что я должен сказать»

В свой последний вечер Володя подарил Ларисе красивое колечко. Надетое на ее пальчик, оно казалось простым и незамысловатым, и никому не нужно было знать, что с внутренней его стороны по всей окружности тянулась надпись: «Dimidium animae meae». В этой печальной повести ей предстояли долгие и тягостные хождения по мукам во мраке полной неизвестности. Через несколько месяцев после пропажи Володи Лариса явила миру чудесного младенца. Ярослав Владимирович Нижный весил, как положено, три шестьсот, и посмотреть на него приходили роженицы и родильницы всех отделений, ибо от рождения ему дарованы были взгляд и улыбка, увидев которые, женщины еще долго ходили с задумчивым и слегка мечтательным выражением на лице. С таким же выражением Лариса, выйдя из родильного дома, регулярно ходила в кабинет следователя, так же регулярно отвечавшего, что новостей по этому делу пока нет. Но невидимый таймер уже начал отсчет времени – события, которое положит конец такой невыносимой неопределенности, оставалось ждать уже совсем немного. В один прекрасный день, в очередной раз отправляясь к следователю, Лариса почувствовала необычное волнение, и даже Ярик у нее на руках светился больше обычного, протягивая свои ручонки каждому встречному мужчине. Лейтенант, который во время ее визитов обычно старался спрятать глаза, в этот раз был серьезен и собран. На столе перед ним лежала какая-то справка.

– Лариса Ивановна, то, что я вам сейчас скажу, может быть простым совпадением. Вчера из Киева пришли данные на некоего Нижного Владимира Николаевича. Паспортные данные совпадают с данными по нашему делу, но у киевских товарищей возникли сомнения.

Зато у Ларисы никаких сомнений не было! У нее, впервые за эти долгие месяцы, появилась надежда, и первым же рейсом она отправилась в Киев, передав Ярика его бабушке. Влетая, как на крыльях, на третий этаж Борщаговской пятиэтажки, Лариса уже испытывала невыносимый ужас, уже предчувствовала она, что ей предстоит открытие, которое перевернет вверх тормашками всю ее прежнюю жизнь. Открывший дверь человек, увидев Ларису, лишился чувств и рухнул на пол, а у девушки при виде хозяина квартиры перед глазами пролетела вся ее жизнь с Володей, в которой вполне определенное место занимал и тот, кто сейчас без признаков жизни лежал на полу. Подобно раненому зверю, она надолго исчезла из виду, чтобы где-то там, в неизвестном никому месте, страшно выть и зализывать свои раны.

Примечание автора:

Я слушал незамысловатую историю хождений по мукам своей случайной попутчицы, а я с каждым новым эпизодом понимал, что кажущаяся случайность происходящего в этом мире лишь маскирует тайный замысел Создателя, и наши поступки, продиктованные, как нам кажется, только нашей волей и нашим здравым смыслом, – лишь карты, брошенные им, Создателем, на стол мироздания. «Так вот кто виноват в том, что в этом мире так много боли и страдания!» – скажет быстрый читатель, дойдя до этого места, тут же с облегчением перекладывая на Всевышнего груз ответственности за свою не очень выдающуюся биографию. И я буду вынужден его разочаровать. Бог всемогущ во всем, что касается его конечного замысла. Но Он не обещал, что в бесконечную истину Его смогут поверить все. Он не виноват, что бесконечную красоту Его не может увидеть каждый из нас! В нашем распоряжении есть для этого все, и вина ли Создателя в том, что на каждое слово сына Божьего стадо Его ухитряется придумать десять других и, дойдя до самого печального итога, даже утратив последние каплю веры в Него и в Его замысел, последним поступком своим во всех своих несчастьях обвинит именно его! Да, дорогой читатель, когда я услышал эту историю про Ларису, я сразу вспомнил Алексея Касимова и его попытку прожить жизнь другого человека. Я до сей поры пребываю в уверенности, что речь в этой истории идет именно о жене уже известного нам Владимира, трагически погибшего в пожаре на заводе «Коммунар». Но так это или нет, по причине крайней запутанности событий до конца не ясно.

Екатерина Кудакова
г. Королёв, Московская обл

Участница Союза молодых литераторов «Финист» (г. Королёв). Регулярно выступает на общественных мероприятиях и чтениях г. Королёва.

Финалист конкурсов «Я только малость объясню в стихе» (2023), «Витебский листопад» (2022), «Верлибр-2022», «Литературные Старки ̶ 2022», фестиваля-конкурса им. А. Л. Чижевского (2022), «Собака Керуака» (2021) «Земля ̶ моя Россия» (2018).

Публикации в газетах «Калининградская правда», «Бизнес Проспект», «Вечерний Королёв», различных сборниках современной поэзии. Опубликованы два сборника стихов (2010, 2022), два сборника рассказов (2016, 2018).

Из интервью с автором:

– В настоящий момент обучаюсь на курсах литературного мастерства Литинститута им. Горького (семинар И. И. Болычева).

© Кудакова Е., 2023

Звучание

 
Мне кажется, я перепрыгиваю
из одной реальности
в другую.
Каждый день – новые мысли.
Другие люди.
Чужие лица.
Я помню себя вчера.
Но это была не я.
Я вижу себя сегодня.
Но это тоже не я.
И завтра
Здесь проснется другой человек
И будет жить мою жизнь.
 
 
Мне снится, что я в невесомости —
в черноте космоса.
Ни света —
он далеко.
Ни звезд —
они укутаны космической пылью.
Ни людей.
Только мое сознание,
растворенное в бездне.
 
 
Мне видно, как жизнь
струится внутри пространства.
Мелкие частицы
Божественного бытия.
Они вокруг,
внутри и снаружи.
Двигаются
и издают музыку
трением об пустоту.
Это так красиво.
И не существует на самом деле.
 
 
Хотя каждый из нас выбирает сам,
что существует,
а что звучит.
 

Темная материя

 
Вокруг клубится темная материя
Или всего лишь просто пыль дрожит?
Не знает правды человек. Мистерии
Все обволакивают. Мир наш спит.
 
 
Мы так мечтаем сбросить все оковы,
Вспорхнуть и в небо улететь. Вперед.
Открыть сознанием своим мир новый
И не оглядываться. Пусть земля нас ждет.
 
 
Но мы пока привязаны с тобою
К тому, что все зовем родной землей.
Проходим мост, второй и третий. К бою
С собой готовимся, закрыв порыв петлей.
 
 
Мы так мечтаем жизнь прожить достойно,
Подняться к звездам, космос покорить
И навсегда забыть, что значат войны.
Хотим примером поколениям побыть.
 
 
Вокруг клубится темная материя,
А мы в пространстве неизвестности.
Мы знаем правду. Тонкости безверия
Все обволакивают. Мир наш спит.
 

Космос

 
Я в холодные воды Стикса.
С головой.
Забыла о прошлом.
Я просила тебя присниться.
Ты пришел в пустоту.
Пустое.
 
 
Безымянные звезды с неба.
С головой
Не в ладах рассветы.
Потерявших другие слепят
И, постылые, бродят
Где-то.
 
 
Запотевшие стекла в осень.
С головой
Окунусь в дождливость.
Кто-то сверху опять попросит
Рассмеяться. Смогу.
Но криво.
 
 
Изошедшие воды Стикса
С головой
Захлестнут навечно.
Не смогла я тебе присниться.
Ты забудешь о снах.
И точка.
 

Космические летописи

 
Загляни в Хроники Акаши,
и увидишь:
были мы с тобой близки.
Но не здесь,
у других созвездий,
не у наших.
Не сжимай так голову в тиски.
Правда в том,
что мне поверить сложно.
Сложно будет
нам с тобой
пойти
в ночь,
куда зовет
так осторожно
голос,
что стучит
внутри.
 
 
Загляни в Хроники Акаши.
Позови меня,
и я
к тебе приду,
но не здесь,
у других осколков,
не у наших
будем продолжать игру.
Знаю я,
что ты не веришь просто.
Просто будет
все за раз принять?
И поджечь
иллюзий наших остов,
и спокойно
о другом мечтать.
 
 
Загляни в Хроники Акаши.
Там спроси мой номер.
Позвони.
И моя душа твоей
помашет.
«Я тебя ждала.
Мы здесь
совсем
одни».
 

На краю

 
Нажать ресет,
Перезапустить пространство.
Рождение с нуля
И тишина в конце.
Желание прерваться
Посередине танца
И насладиться ветром,
Сгорая летом.
Как вещь в себе.
На самом краешке
Протуберанца.
 

Нет дела

 
Сириус
холодно светил
над белыми приютами в пустыне,
среди других звезд
казался ярче Марса
и тоньше Юпитера,
смотрел на нас
на уровне взгляда молящегося,
ждал
то ли Рождества,
то ли исповеди.
Но, по правде,
ему не было дела
ни до наших младенцев,
ни до наших грехов.
Его, может, уже и не существовало,
а нам были видны остатки
его остывающего блеска
в ночной и холодной пустыне космоса.
Не было дела до нас.
Ни Сириусу.
Ни поблекшим за многие тысячелетия звездам.
Ни нам самим.
 

Наталья Бахтина
г. Москва

Кандидат физико-математических наук. Переводчик и педагог.

В издательстве «АСТ» вышли переводы научно-популярных книг по астрономии: «Черные дыры и молодые вселенные», «Вселенная Стивена Хокинга», «Происхождение Вселенной», «Стивен Хокинг. О дружбе и физике», «Странные вопросы о вселенной» и др. (https://www.labirint.ru/authors/63303).

Автор научно-фантастического романа «У времени на краю» и ностальгически-фантастической повести «На углу Вселенной», н/ф рассказы печатались в журналах «Млечный Путь» и «Уральский следопыт».

Из интервью с автором:

– Родилась в Ленинграде, в семье астрономов. Детские годы прошли в обсерваториях в Пулково и на Кавказе. Романтика 60-х, горы вокруг и звездное небо над головой привели в Москву, на астрономическое отделение физического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. Кандидатская диссертация посвящена исследованию очень горячих и массивных звезд Вольфа – Райе, которые неустанно пополняют космический вакуум своим веществом.

Второе увлечение – иностранные языки, третье – научная фантастика. «Все вообразимо, ибо все существует», – так учил Николай Рерих. Почему бы не пойти дальше и не попытаться вообразить несуществующее?

© Бахтина Н., 2023

Улыбка Гагарина

Космическое патрулирование участка ОЗП-13 подходило к концу. Если вы думаете, что это было обычное легкое дежурство, то вы ошибаетесь. Вначале полетел кондиционер в двигательном отсеке. Пришлось устанавливать запасной. Иван изрядно попотел, заменяя старый на новый в условиях почти полной невесомости. Казалось бы, проще простого: отвинтить одну деталь, которая ничего не весит, отложить ее в сторону и привинтить на ее место другую. Но в том-то и дело, что отложить так просто не получается! Не хотят детали в невесомости откладываться – они норовят разлететься в разные стороны. А поскольку третий закон Ньютона действует даже в невесомости, то, отразившись от стенок отсека и прочих поверхностей, потерянные винты и гайки возвращаются и стремятся стукнуть в глаз или в ухо в самый неподходящий момент, когда ты пыхтишь, с трудом закручивая последний болт. Конечно, от неожиданности ты упускаешь «невесомый» гаечный ключ и кидаешься за ним в погоню, а он начинает кружить вокруг тебя, как планета вокруг Солнца.

Но вот трудности позади и можно спокойно отдышаться. И тут начало падать давление воздуха в жилом отсеке. Здесь без вариантов: если падает давление – значит, где-то сифонит. Провозившись два часа, Иван нашел причину. Она оказалась банальной, но оттого не менее неприятной: микрометеорит протаранил защитный слой, обшивку и корпус ракеты. Ивану даже припомнилось, что он услышал характерное шипение до того, как занялся кондиционером, но потом про это забыл. Метеоритик от удара сгорел, а щель осталась. И вот теперь ее надо было срочно заделать, потому что запасы кислорода на борту, конечно, имелись, но их было не безграничное количество.

Наконец и эта неприятность устранена. До конца вахты осталось три часа. Иван попытался расслабиться, погрузившись в удобное кресло у экрана обзора. Пристегнул себя к креслу фиксаторами и поставил в режим ожидания противоперегрузочную систему. Не то чтобы он собирался развивать ускорение 3g или больше, но инструкция требовала. А инструкции надо выполнять, их не идиоты писали.

Пытаясь подавить в себе дурное предчувствие, Иван внимательно рассматривал открывшийся перед ним сектор пространства. Не будучи суеверным человеком, он тем не менее хорошо помнил ходившее среди пилотов поверье под названием «закон тройного сэндвича»: если в космосе за короткое время с вами два раза случается что-то непредвиденное, третья неприятность не за горами.

Прямо по курсу появилась маленькая точка. На всякий случай Иван сверился с космической лоцией, хотя знал этот участок как свои пять пальцев. Здесь ничто не должно было пролетать! Иван покрутил верньерами и приблизил картинку. Так и есть. Неопознанное «летающее яйцо», приводящее в дрожь и трепет всех космолетчиков. Встреча с ним не сулила ничего хорошего.

Бывалые пилоты предостерегали молодых стажеров и советовали им включать полную тягу и спешно уходить из зоны видимости овального тела, ни в коем случае не сближаясь с ним. Дрейфующая мина, «убийца», «летающее яйцо», адская машина, «закладка» – у этого хитроумного творения злого человеческого гения существовало много эпитетов. Мину запустила в космическое пространство пять лет назад страна победившей демократии, гордая тем, что за шестьдесят лет до этого послала своих астронавтов на Луну. И чтобы никто не посмел подвергать сомнению сей факт и не вздумал повторить их подвиг, и была запущена на трассу Земля – Луна эта шальная мина.

Иван оценил направление движения мины и расстояние до нее. Двигается под углом десять градусов к кратчайшей прямой между двумя объектами. Расстояние до нее сейчас – три тысячи километров. Меньше, чем от Москвы до Красноярска. Она еще не «почувствовала» патрульный корабль, вполне можно улизнуть. Иван инстинктивно потянулся к пульту, но рука его остановилась на полпути.

Так, спокойно. Ты же сам мечтал с ней встретиться. Забыл? Долгими космическими сутками, патрулируя околоземное пространство, разрабатывал схему сближения в слепой зоне мины. У нее должна была быть слепая зона – это следовало из анализа многочисленных наблюдений. Некоторые корабли, случайно оказавшиеся поблизости, уходили неповрежденными, тогда как другие, на гораздо большем расстоянии, захватывались и взрывались. Целых пять лет Иван кропотливо собирал все эти данные, вдумчиво изучал траектории и наконец разработал свою стройную теорию.

Коварство адской машины заключалось в том, что, подрывая пролетающее рядом тело, сама она оставалась целой и невредимой. Более того, выпуская очередную мину, она подпитывалась энергией разрушения и массой разлетающихся осколков, внутри нее происходили процессы регенерации, взрывчатое вещество аккумулировалось и формировался новый разрушительный заряд. Своеобразный перпетуум мобиле, настроенный на разрушение. Демократическое орудие убийства. Всеядное. И против чужих, и против своих.

Маневрировала мина-убийца непредсказуемым образом. Точнее, основную часть времени она проводила в точке Лагранжа между Землёй и Луной, где силы гравитации уравновешены и не нужно тратить энергию: можно затаиться и неделями висеть на одном месте, поджидая неосторожных путешественников. Конечно, в принципе можно сделать большой крюк и облететь дьявольскую мину за триста тысяч километров. Но кому в голову придет тратить столько топлива в космосе? Это вам не керосин какой-нибудь – заправил полные баки и лети хоть по прямой, хоть по кривой на полуостров. Плутоний приходится беречь – не так уж много его выделяется правительствами на мирные цели.

Вот и не летает никто на Луну уже много лет. Даже и не пытается. И автоматические станции туда никто не посылает. Несколько попыток было сделано, но создатели бомбы и сами потеряли над ней контроль. Напрасно их предупреждали дружественные страны о своих запусках – мол, мы летим, пропустите нас, мы вас всегда поддерживали. Результат был всегда один и тот же: космический аппарат взрывался либо на пути туда, либо обратно – это уж наверняка.

Количество несчастных случаев в космосе уменьшилось, когда все научились обходить стороной тревожный сектор. Иногда, правда, мина дрейфовала на значительном расстоянии от точки своей спячки; предсказать точно ее координаты было невозможно. Инструкция запрещала входить в опасную зону, но патрульный корабль Ивана находился далеко от нее. Представится ли ему когда-нибудь второй шанс повстречаться со злобной убийцей? Иван посмотрел на показания приборов: расстояние почти не изменилось, похоже, она его не чувствует. Сделав краткую запись в бортовом журнале «Иду на НЛЯ», пилот улыбнулся и начал рискованный маневр.

* * *

Сколько себя помнил, Ваня мечтал полететь в космос. Его папа работал в научно-исследовательском институте и часто ездил в командировки на Байконур – устанавливать приборы на спутники и космические корабли. Ваня много раз просил отца взять его с собой, посмотреть, как ракеты стартуют в космос. Отец каждый раз говорил: «Подрастешь – сам обязательно полетишь». Однажды отец привез с Байконура красивый магнитик, который прилепили на холодильник на самом видном месте: на нем были изображены ракета на старте и лицо Гагарина в скафандре. Даже через скафандр было видно, какая у первого космонавта широкая, обаятельная улыбка.

Однажды Ваня принес магнитик в школу и показал Генке, соседу по парте. Генка иногда брал у Вани книжки с красивыми картинками про ракеты и космические корабли. Отец Вани сам страстно увлекался космическими полетами и поддерживал увлечение сына.

– Пап, а на Марс скоро люди полетят? – спрашивал Ваня, рассматривая марсианский глобус, подаренный отцом.

Справа от равнины Амазония, почти у экватора, подобно кляксе в школьной тетради, расплывалось лавой жерло потухшего вулкана – гора Олимп, самая высокая гора в Солнечной системе.

– Не знаю, – честно отвечал отец. – На Луну бы сначала слетать…

– Так на Луне же были люди! – восклицал доверчивый Ванечка.

– Видишь ли, Ваня… – загадочно тянул отец и переводил разговор на другую тему.

Уже потом, в Центре подготовки космонавтов имени Гагарина, Иван узнал и про «лунный заговор», и про многочисленные нестыковки в лунных фото и видеоматериалах, и про странное нежелание астронавтов подтвердить свое присутствие на Луне клятвой на Библии.

Генка, внимательно рассмотрев магнитик с Байконура, украдкой глянул на Ваню и вдруг выпалил:

– А знаешь что? Ты на него похож!

– На кого?

– На Гагарина. У тебя улыбка такая же, как у него.

Когда Ване исполнилось одиннадцать, отец повез его во Владимирскую область. Моросило, небо затянуло сплошной серой пеленой. От деревни Новосёлово шли пешком три километра.

Было начало весны, под деревьями оставались подтаявшие сугробы, снег еще не сошел даже на дорожке, ведущей к стеле с барельефами летчиков-испытателей. В одном из профилей Ванечка узнал знакомое лицо, только оно не улыбалось, как обычно. Профиль космонавта был суров и сосредоточен – скульптор смог отобразить в нем решимость и упорное стремление к победе. Победе любой ценой.

– Такая же погода была и тогда, – помолчав, тихо сказал отец. – Даже еще хуже. Низкая сплошная облачность, дождь со снегом. Можно было отложить испытательный полет – метеоусловия не позволяли.

– Как это случилось?

– Самолет сорвался в штопор на последней минуте. А почему – возможно, летчик принял низкую облачность за твердую поверхность. Или, чтобы не допустить столкновения с каким-то посторонним телом, резко подал в сторону.

Ваня смахнул с щеки капельку влаги. Не иначе, как снежинка на щеке растаяла.

– Пап, он же был такой молодой… Как ты думаешь: ему было страшно?

– Запомни, сын: даже герою бывает страшно. Но подвиг совершает тот, кто сумел победить свой страх. Ради дерзновенной мечты. А девизом всей жизни Гагарина было «летчик должен летать».

С тех пор Ваня твердо решил стать космонавтом. У него появилась заветная мечта: побывать на Луне, и не просто побывать, а поработать на лунной станции. Одним из первых пройти по лунным морям, исследовать загадочные масконы, посмотреть, как блестит лунная пыль в полдень, когда солнце стоит прямо над головой. Он занимался в спортивной школе. Но всегда находил время для чтения. Чтобы тебя взяли на Луну, недостаточно иметь крепкую мускулатуру – нужно иметь прочные знания. Так решил Ваня. И еще он воспитывал волю. Сам разработал систему: если поймает себя на том, что не хочется, например, пойти нарубить дров летом на даче, – обязательно встанет и пойдет нарубит. Или хочется почитать интересную книжку вместо того, чтобы учить уроки, – отложит книжку и засядет за химию.

С трудами Циолковского он познакомился еще в школе. Его поразило неудержимое воображение глухого калужского мечтателя, который в самые голодные годы, при свете керосинки, смело мечтал о космических полетах. Каждая научная статья Циолковского была одновременно фантастикой. В девятом классе, по примеру Циолковского, Ваня даже стал использовать русские буквы для обозначения физических величин: «у» для ускорения, «с» для силы, «м» для массы и так далее. Учителю физики надоедало разбираться в его уравнениях, и он с размаху ставил ему двойки на контрольных.

Ваня пытался доказать свою правоту, ссылался на Циолковского, но все было напрасно. Спасло положение то, что мальчик быстрее всех решал на уроке задачи и всегда давал правильный ответ. Физик скрепя сердце поставил ему четверку в четверти. В десятом классе Ваня понял, что плетью обуха не перешибешь, и вернулся к общепринятой системе обозначений.

У Вани было мало друзей в школе. И неудивительно: вместо того, чтобы гонять мяч на пустыре, он все свободное время посвящал чтению и конструированию космолетов. То, что один в поле не воин, он понял не сразу, а когда понял, то стал искать себе единомышленников. Наткнулся в литературе на упоминание о русском космизме и с удивлением обнаружил, что и Циолковский, и Рерих, и Гагарин были русскими космистами. И Сергей Павлович Королёв. И даже Иван Антонович Ефремов.

Почему даже? Братство устремленных в космос первооткрывателей, которых завораживало ночное небо и бескрайние дали, включало в себя и писателей-фантастов, и художников, и ученых.