Текст книги "Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891"

1880

23-го ноября была получена в здешнем консульстве нашем неожиданная телеграмма из константинопольского посольства о новом злодейском покушении на драгоценную жизнь Государя Императора[478]478
  Имеется в виду попытка взрыва народовольцами императорского поезда под Москвой 19 ноября 1879 г.


[Закрыть].

Нечего говорить, какое горькое, грустное, стыдное впечатление на весь наш здешний русский мирок произвело это потрясающее известие. Не знаешь, какими глазами смотреть на разновидное донельзя население Святого Града. Одичалый, полуголый бедуин и тот, кажется, готов остановиться перед тобою, подпереться в боки руками и сказать если не языком, то взором: «ну, Москоф! Поздравляю!» Ужели мы не одумаемся, ни за что ни про что бесславя и роняя по свету свое великое и грозное и полное надежд для Христианского Востока имя!

Почти одновременно с нашей телеграммой и наместники патриаршие получили тоже из столицы от проживающего там Патриарха Иерофея телеграмму о случае и приказ отправить благодарственный молебен Господу Богу перед Гробом Христовым. Назавтра последовало соглашение нашей Миссии с начальством Патриархии насчет совокупного служения в храме Воскресения 25-го числа. На восходе солнца в этот день действительно и началась в соборе греческом торжественная литургия, которую совершал первый из наместников, архиепископ Газский Иоасаф, бывший Местоблюститель патриаршего престола между патриаршествами Прокопия и Иерофея. Другие три наличных архиерея не могли принять участия в служении по болезни. Пел, конечно, большею частью при этом прекрасный хор нашей Миссии, к немалому, думаем, удовольствию целого общества англичан и американцев, с большим любопытством следивших за всем, что происходило в церкви, и в особенности за ходом нашего благодарного молебна на площадке перед Гробом Господним. Басовый голос и статная фигура нашего иеродиакона также немало занимали их. В конце молебствия архиепископ коленопреклоненно прочел (по-гречески, конечно), обратившись лицом к Гробу Господню, нарочито составленную (еще в 1867 г. по поводу парижского покушения на жизнь Государя) молитву. Кончилось все обычным многолетием. Со стороны местной власти не было, разумеется, при этом никакого делегата. Из консулов присутствовал, и то частным образом[479]479
  Почтенный человек жалел, что не был извещен о предстоявшем у Святого Гроба молебствии и не мог потому явиться на оное с требуемою обстоятельством официальностью.


[Закрыть], один греческий, да еще заметен был драгоман английского консульства из православных арабов. По окончании службы в большом синодике Патриархии было обычное «прохлаждение» вареньем, водой, ликером и кофе.

Слово: «прохлаждение» вызывает меня на речь о погоде. Почетная публика в собственном смысле слова прохлаждалась в тот печально-торжественный, по выражению архиепископа, день в палатах патриарших. Было тепло как летом, и даже, пожалуй, жарило. Весь ноябрь месяц дул сухой восточный ветер и небо было безоблачное, стояла, как говорится, ясная погода бессменно. Выпавший в октябре дождик, столько порадовавший страну, был, как оказывается, худым предвестием для ожидаемого с нетерпением урожая в сем году, после засушного 1878 года и почти такого же 1879. Только виноградный сбор в текущем году можно было назвать удовлетворительным. Маслин совсем нет, по крайней мере, в горной полосе Иудеи, и бедным людям отказано на сей раз даже в этом незавидном лакомстве. Вследствие этого масличного неурожая и не было тех оживленных и шумных сцен выселения жителей всем селом под маслины, которые привычное дело видеть здесь в осеннее время, особенно около Вифлеема. Ноябрь месяц здесь почти единственный в году, когда нет свежих плодов. Виноград оканчивается, а апельсины еще не начинаются. Этот недостаток «фруктов» восполняется овощами, как-то: луком, редиской и особенно репой, которой теперь завален овощной базар. К сожалению, она не имеет сладости и мягкости нашей белой и сочной репы. То же самое надобно сказать и о здешней моркови, сухой и твердой до того, что из нее нельзя сделать никакого кушанья. Да и весьма редко можно встретить ее.

Но довольно о физике Земли Обетованной. Коснемся несколько ее метафизики. С утешением можно видеть, что чувство религиозное в сынах Европы, вопреки иеремиадам[480]480
  Иеремиада – горькая жалоба, сетование. (От библейского плача пророка Иеремии по поводу разрушения Иерусалима.)


[Закрыть] боголюбцев и похвальбам поклонников «естественного подбора», остается по-прежнему живым и действенным, не говоря уже о наплыве, целыми сотнями зараз, наших русских поклонников; сердце утешается зрелищем, чуть не ежедневным, кавалькад мистеров и мисс, разъезжающих по всем святым местам, о которых говорится в путеводителях. И теперь у самых стен Построек Русских водружено 5–6 палаток под английскими флагами. А после Рождества такие кущи забелеют и по всем окрестностям Иерусалима. До подобных сцен кочевья заключенная в свои тюрьмы-дворцы Европа, как оказывается, есть страстная охотница. За нами, русскими, причисляемыми паном Духинским[481]481
  Духинский Франциск-Генрих (1817–1893) – идеолог крайнего украинского национализма, русофоб, создатель расовой философии истории с выдвижением идеи о ведущей роли арийской расы. Ополяченный украинец, эмигрировал в 1846 г. из России во Францию, сподвижник Адама Чарторыйского. В 1849–1855 гг. работал в Константинополе. Во время Крымской войны Духинский служил в составе британских войск, находившихся в Турции, участвовал в попытках М. Чайковского и А. Мицкевича сформировать польский легион для военных действий против России. После окончания Крымской войны Духинский вернулся в Париж, где его «научные» труды пользовались большой популярностью в период Второй империи.


[Закрыть] и здешним острословом графом Кабогой[482]482
  Имеется в виду австрийский консул Кабога-Черва.


[Закрыть] к туранцам и прямо монголам, такой замашки не водится. Всего раз, говорят, одна из россиянок, Клеопатра Египетская, как назвал ее тогдашний талантом[483]483
  От фр. galant homme 'благородный человек, кавалер, волокита'.


[Закрыть], паша иерусалимский, жила со свитою своею здесь под палатками, и то где же? – внутри заведений наших, за домом Миссии: оригинально!

Насчет оригинальности мы, русские, впрочем, едва ли уступим кому бы то ни было на свете. Теперь живут в Иерусалиме два «князя» русских, – один 26-летний юноша, другой, по его собственным словам, уже 115-летний старик. Первый ходит в костюме рясофорного монаха, затевал было устроить в своей келье открытое богослужение, на всех парадных торжествах при Гробе Господнем фигурирует вельможей[484]484
  Одна из иерусалимских приживалок, старушка «из благородных», осмелилась пустить слух, что он вовсе не вельможа, что сидит в долгу как в шелку, и т. п. Что делает аскет? Зазывает ее к себе в комнату, затворяет на ключ двери и, в присутствии свидетелей, надевает на нее маску собаки с высунутым языком!.. И это творится в Иерусалиме. Читатель может спросить, ужели опозоренная молокососом дворянка не пожаловалась, кому следует, на причиненный ей афронт? Вероятно жаловалась, но какого могла надеяться себе удовлетворения? Ведь «эта крыса нам кума», [цитата из басни И.А. Крылова «Совет мышей». – Примеч. Р.Б.]


[Закрыть], справляет с шиком на загородных дачах свои именины, и в то же время у себя дома разыгрывает строгого подвижника, со смирением Сикста V[485]485
  Сикст V (Феличе Перетти ди Монтальто; 17.01.1521—27.07.1590) – папа римский в 1585–1590 гг.


[Закрыть] ища в персти земной ключей Царствия небесного…

Но слава его меркнет перед сиянием действительного сиятельства, помимо метрики насчитывающего себе уже свыше столетнего существование. Это ходячее «не любо не слушай»[486]486
  Имеется в виду поговорка «Не любо, не слушай, а врать не мешай».


[Закрыть] уверяет, что и отец его еще жив и благополучно проживает в Йемене, в Аравии! Всех их было 26 братьев у отца; оттого при разделе отеческого имения (а кто же живет в Аравии?) им и не могло достаться помногу, и он вышел – человек не богатый. В Палестине он уже не в первый раз. Еще с Наполеоном Первым он был здесь, приплывши сюда на пароходе, причем чудесно спасся от смерти. На пароходе том произошел взрыв котла, и его перебросило целого и невредимого на другой пароход, шедший поблизости… При занятии Парижа русскими войсками он был главнокомандующим… Во все прошедшее царствование находился под жестоким преследованием, и пять (только? отчего бы не 50) раз сидел в крепости. Был некогда и женат, но жену отнял у него «известный» волокита. Осталась от брака одна дочь – верх красоты, но рано померла, погребена в Смольном монастыре в алтаре и пребывает доселе нетленною… и пр. и пр[487]487
  Мы в свое время стали было записывать, ради курьеза, княжеское вранье, но после его рассказа о рожеровом порошке, имевшем силу целую армию сделать невидимой, который правительство наше не сумело купить у изобретателя, – у нас опустились руки.


[Закрыть]. Сиятельнейший князь не принадлежит к церкви православных. От дедов и прадедов он исповедует особую христианскую веру, которой имени никто в Иерусалиме еще не мог дознаться. Молитвы он читает по православным книгам, но крестное знамение творит невиданным образом, начиная вести себя пальцем с затылка от самой шеи к макушке и оттуда ко лбу. Ни с каким священником ни в какое общение не вступает, но диаконов охотно принимает и даже просит вместе с ним молиться. Когда жил еще в наших приютах, то Пасху праздновал в четверток на 4-й или 5-й неделе поста. Ни в какую церковь, конечно, никогда и не заглядывает. И все-таки это – русский князь![488]488
  Речь идет о князе В.Д. Волконском.


[Закрыть] Откуда посылает на Святой Гроб, напоказ всем, какая-то злая судьба-ирония такие личности из великой и неисходимой России? Мало там им свободного места? Нет, едут перед Гробом Господним выкидывать свои штуки.

Давно уже русское общество иерусалимское, а можно сказать и все общество городское, занимает таинственное исчезновение одной поклонницы, бывшей игумении С°. Передается дело так. Почтенная инокиня во время «Кирилловской истории» (1872–1874 гг.) разыгрывала роль какого-то агента между русскими и греками, за кого стоя и против кого воюя – вероятно, и сама того не понимая. Наши приживалки иерусалимские чрезвычайно падки вообще на «политическую» деятельность или по крайней мере представительность и от нечего делать суются во все, и особенно в домашние дела Патриархии. По долготерпению или по расчету их терпят и владыки и архимандриты (им же несть числа) святогробские и особенно временные игумены городских монастырей-гостиниц. Не диво потому, что и С° в чем-нибудь переступила границы своего прямого долга, и вот, по жалобе нашей Духовной Миссии, консул получил приказ объявить ей, чтоб она оставила Иерусалим. Объявление последовало, но изгоняемая предъявила, что ей не на что выехать. И, действительно, старица жила чуть не подаянием. Она надеялась, что Св. Синод, в ведомстве которого она естественно находится, пришлет ей на выезд 200 р., и требовала отсрочки своего выезда. Но консул настаивал на немедленном отъезде и предложил ей даровой билет на пароходе до Одессы, угрожая, в случае отказа ее, отправить ее силою. Накануне назначенного для отъезда дня ее не стало. Если не ошибаемся, все это происходило в последней трети сентября 1879 года. С тех пор – ни слуху ни духу о почтенной игумений! Производились самые тщательные розыски со стороны консульства и на Постройках наших, и в городе, и во всех окрестностях. Сам г. консул ездил, говорят, именно для этого самого, и на Иордан, и в Вифлеем, и в Яффу, и даже в Лавру св. Саввы, куда нет доступа ни одной женщине. Искали беглянку и в тайниках монастырей греческих, и в арабских домах, и даже у елеонских сестер-кармелиток, куда не допускаются и самые католики ни под каким предлогом, и – все было напрасно! Отворивши запертую келью ее, нашли большую часть имущества ее оставленным там на произвол судьбы, в том числе золотые часы и пачку денежных билетов. Дело должно было представляться потому серьезным. При всем том кажется никому не пришло на мысль, что бедная женщина могла наложить на себя руки. Можно представить, к каким толкам городским подала повод эта неудачная расправа властей наших с ослушницей. Где теперь она, никто не знает.

После таких дивных случаев что еще остается сказать занимательного корреспонденту «Церковного Вестника». И то я уже боюсь, что какие-нибудь пуристы найдут сообщаемое мною не соответствующим строгому и серьезному характеру церковной газеты. Но где же, как не в церкви, под ее выносливым покровом и часто даже во имя ее, творятся упомянутые дела и поведанные случаи? Когда, помнится, какой-то умопомешанный француз издал объявление в Иерусалиме, что в такой-то день последует его всенародное вознесение с горы Елеонской на небо, то в несколько дней перед тем французское консульство сумело низвести его с гор Иудейских незаметно в Яффу, а оттуда и на «французское» (по памятям Крымской войны) Средиземное море, и вышел «шумной истории тихий конец»! Наши же князья-самодуры и разные темные приживалки иерусалимские, посмотрите, как упрутся и какого гвалту наделают, когда наступит нежданный принудительный момент их вожделенного возвращения в Отечество! И какая французская богомолка потребует, подобно нашей, от своего Синода 200 р. на возвращение?

У нас на Постройках, по милости Божией, все обстоит благополучно. Поклонники с каждым русским пароходом все прибывают. Наберется нас к Святой, думаю, тысяч до двух. Впрочем, после Крещенья немало из «неимущих» намерены отправиться восвояси. Жить тут хотя и не безмерно дорого, но заживаться неудобно. Очень может быть, что первым из отъезжающих буду я. О, если бы попасть в компанию их сиятельств!

Забыл упомянуть, что принятая святогробской общиной на себя постройка церкви на месте встречи Господа сестрами Лазаря приведена к концу. Теперь строится при ней и малый приютец. Достойна похвалы и мысль строиться там и самая спешность, с которою она приводится в исполнение. Строитель церкви о. архимандрит Спиридон[489]489
  О нем см. коммент. 291.


[Закрыть] затратил на доброе дело немалый капитал, оставленный ему покойным «святым Петром», т. е. владыкою Мелетием приснопамятным. Теперь поклонников наших, посещающих Вифанию, уже непременно ведут и на место встречи, где им предлагается радушное угощение чашею студеной воды[490]490
  В синодальном переводе: И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей (Мф., 10, 42).


[Закрыть], по Евангелию, а нередко и чаем, с поднесением им, по обычаю, и записной книги. Дело начинает, как говорится, спориться.

Возобновилась постройка и нашей Елеонской церкви. Один боголюбец из г. Соликамска[491]491
  Рязанцев Александр Васильевич (?—1889), Соликамский купец, почетный мировой судья. Паломник, трижды посетивший Святую Землю, активный благотворитель Миссии в Иерусалиме. Вкладом A.B. Рязанцева является знаменитый колокол в Русском Елеонском монастыре (на колокольне «Русская свеча»). Действительный пожизненный член ППО с 1882 г. Автор воспоминаний: Рязанцев A.B. Три странствия к Святым местам Востока 1839–1840 // Пермские губернские ведомости. 1883. № 35.


[Закрыть] прислал на доброе дело тысячу рублей, да из Москвы ожидается триста[492]492
  Речь идет о пожертвовании старшего брата о. Антонина – протоиерея Капустина Платона Ивановича (1815–1891).


[Закрыть], да здесь на месте пожертвовано около того же числа. На деньги эти стены здания выведены почти до самых сводов. Выходит великолепный храм в чистом византийском стиле. На зимние месяцы последует неизбежная остановка работ. А там по весне… Бог милостив! Так, я слышал, говорят люди, близкие к делу.

Камзолов

Иерусалим, 20 декабря 1879 г.

Печатается по публикации: Церковный вестник. 1880. № 1. С. 9—11.

Жители Святого Града пережили несколько дней, в которые им нелегко было узнать свой родной город. После почти двухмесячной засухи, происходившей от постоянно дувшего восточного (из-за Мертвого моря) ветра, в половине декабря небесная синева наконец подернулась серыми облаками, несшимися быстро и шумно с запада от Средиземного моря. Упавшее духом население подняло голову. После теплой минувшей зимы, сопровождавшейся неурожаем на хлеба (пшеницу и ячмень) и на самый доходный продукт края – маслины, все непомерно вздорожало. Мера пшеницы дошла в начале декабря до 50 пиастров (около З¹/ рублей кредитных) в базарной цене, чего, как говорят, давно уже не бывало тут. Бедные люди положительно не знали, что делать. А тут еще беспрестанные колебания константинопольского денежного рынка, по необходимости отзывающиеся во всех суставах злополучной оттоманской экс-империи, все мелкие счеты и расчеты обыденного существования бедняков поставили вверх дном.

Но возвратимся к погоде. С 1-го декабря по 15-е стояла, по-здешнему говоря, холодная погода. Термометр постоянно колебался между 5° и 6° тепла. 15-го числа вечером пошел настоящий наш осенний дождь. Следующий день почти весь дождило, а ночью под 17-е число выпал сразу снег в поларшина толщиной. Отвыкшему от такого зрелища глазу не верилось, что перед ним, например, белеет столько знакомая, изжелта-серая Елеонская гора, для которой немыслимым представлялся никакой другой цвет. Целый день затем еще порошило, так что 18-го числа можно было видеть по всем направлениям настоящие снежные суметы. Все дороги к городу были занесены. По Яффской перестали ходить тележки, заменяющие здесь собою наши дилижансы. Осталось только верховое сообщение с морем, и то – весьма опасное. Говорили, что один почтарь совсем замерз дорогой, а другой не был отыскан. Даже в Яффе – неслыханное дело – снег в четверть толщиною лежал в апельсинных садах – часов 7 или 8, грозя хозяевам непоправимой бедой.

Зато восточный склон Иудейских гор представил взору занимательную картину постепенного редения и, наконец, полного исчезновения снега по мере понижения местности к глубокой ямине Мертвого моря. Вся Иорданская равнина, так сказать, пыхала своим бессменным теплом, утопая в светлом рдеющем воздухе. Там снег действительно немыслим. Даже на уровне Лавры св. Саввы снег видели только падающим, но не упавшим. На горах он держался около недели. В городе на тесных переулках его можно было видеть кое-где еще 1-го числа сего месяца. Вред, причиненный им, очень значителен. Множество масличных деревьев искалечено. Хрупкие ветви их не выносят тяжести ледяной коры и ломаются. То же, еще с худшими последствиями, происходит и с кипарисами.

Мы имеем повод оплакивать с своей стороны небольшую порчу, причиненную снегом нашему маститому Мамврийскому Дубу. Отвалилась одна из верхних ветвей его, длиною аршин в 5 или более. Это уже третий достожалостный случай с священным древом по переходе его в наши руки. Видно, что забытый временем старожил Святой Земли носит внутри себя зачатки неминуемого и, может быть, уже очень близкого разрушения. Ввиду этой печальной возможности, можно утешать себя надеждою, что лет через 20–25 в соседстве с ним вырастет целая дубрава Мамврийская в 500 и более особей из его рода, по его образу и подобию, к чему уже заботливо приняты все меры.

Праздник Рождества Христова прошел благополучно. Несмотря на холод, сырость, грязь и непогоду, наш поклоннический люд, за малым исключением, весь присутствовал в ночь под 25-е декабря в Вифлееме. Пошли туда и гурьбою, и поодиночке с самого утра кануна. Там ожидали архиереев из Патриархии. По правилам, местный архиерей уступает на праздник право служения в Рождественском храме Патриарху. А за отсутствием его на сей год оно досталось его наместникам, которых и встречали с патриаршими почестями в великой церкви Вифлеемской около полудня.

Тотчас же по их прибытии началась служба Царских часов, а вслед за нею и обедня. Все служение длилось до 5 часов. Затем для духовенства и чиновства был во владычних покоях обед. Мы же пробавлялись тем, что кому Бог послал, кто в кельях монастырских, кто в широких галереях, а кто и в самой церкви. Спасибо бывшему архиерею Агапиту: целый ряд приемных комнат выстроен над старым зданием, где по преимуществу толпилась наша публика «почище» с своими самоварами и с своей суетливо бегавшей прислугой. Нельзя передать того хаоса, который царствовал внутри самого храма или собственно в передней его части, в так называемой «Константиновой базилике», служившей на тот раз кочевьем арабам-христианам из ближайших селений, у которых не было родных или знакомых в Вифлееме. Равным образом и на площади перед бывшими великими вратами базилики происходили шум, крик, стукотня и беготня, при свете горевших смолистых щеп.

Около 10 часов ночи раздался наверху звон, призывавший к наступавшему всенощному богослужению, но это не был наш торжественный благовест, своим мерным гармоническим звуком и переливающимся гулом так сильно настраивающий душу к чаянию чего-то важного, необыкновенного, божественного. Тут было колоченье «во вся тяжкая», как мы привыкли говорить, без такта и без порядка, во все 5 или 6 колоколов греческой камбанарни[493]493
  От греч. καμπαναρειό 'колокольня'.


[Закрыть] (у католиков есть своя campanilla), из коих больший (пудов около 50) отличался своим разливистым голосом. Он есть русское приношение, – пожертвован храму Рождества Христова большим боярином русским, не то Суворовым, не то Шуваловым[494]494
  Греческий язык не знает звука ш, а равно и «плавные» буквы лире древнейших времен, как видно, перемешивались в нем одна с другой (пример: έρχομαι – έλεύσομοα и ήλθον, а по-теперешнему ήρθαν). Оттого и не диво, что Шувалов идет за Суворова.


[Закрыть], вернее – последним.

Довольно прошло времени, пока стучащие своими булавами кавасы заставили смолкнуть повсеместный гул толпы в храме. Довольно торжественно вступил в него, предшествуемый священниками, патриарший наместник, приветствованный протяжным и несколько плаксивым многолетствованием певца. Немедленно началась утреня. Когда правилось великое повечерие, которым у нас обыкновенно начинаются рождественская и крещенская утрени, не могу сказать, но верно то, что не им началась служба. Пошло монотонное чтение и по временам такое же греческое пение, к которым волей-неволей прислушалось уже ухо. Но вразрез с ним шло тут же какое-то другое пение, напоминавшее мне попытки детей распевать по нотам, о которых они не имеют никакого понятия, – совершенно нескладное и даже как бы не гортанное, а носовое или брюшное. Это правили свою праздничную службу абиссинцы в отведенном для них углу, налево от греческого алтаря.

Занявшись этою новинкою для меня, я совершенно забыл, что у меня условлено было с одним знакомым дознаться или лучше досмотреться, точно ли в самую полночь под Рождество Христово в Святом Вертепе начинают сами собою качаться многочисленные лампады, подвешенные к своду. Вспомнив про это, я направился ко входу в Вертеп, но никаким образом не мог проникнуть внутрь его сквозь сплошную, битком набитую толпу преимущественно из наших поклонниц. Та же самая неудача ожидала меня и у другого входа в Вертеп с правой стороны. Тут неудача вышла, так сказать, еще сугубая. Духовенство уже приготовлялось к литии и дело шло уже не о том, чтобы кому-нибудь пробраться в Вертеп, а о том, чтобы вывести из Вертепа всех и дать место многочисленному собору служащих. Таким образом, мне и не удалось увериться в действительности явления, разглашаемого огулом нашими поклонницами. Впрочем, я все-таки обратился с расспросами о деле к некоторым очевидцам, на мой взгляд, совершенно компетентным в нем, находившимся еще под свежим впечатлением виденного, и в ответ получил: да! качались. – Но, может быть, их кто-нибудь толкнул головой? – возразил я. – Их не достанешь и рукой, не токмо головой, – отвечали мне, – и в столько глаз, занятых именно этим самым, не просмотришь такой оказии, как ты хочешь! – Надобно было довольствоваться таким положительным показанием.

Между тем особого рода стук и шум в предалтарной части храма дали знать, что начинается процессия литии или литании, по-здешнему Сперва знаменоносцы, потом священники, за ними певцы, за теми диаконы с кадилами и дикириями, и наконец архиереи сошли к Вертепу с правой (южной) стороны и вошли в него. Резкое, крикливое пение глуше и глуше раздавалось и наконец совсем замолкло. В глубине правилась лития с стоустым говором возносимых всеми молящимися перед местом Рождества Христова вполголоса имен, какие кому были дороги. Затем следовало поклонение месту рождения и месту яслей, а в конце всего – речь митрополита Вифлеемского, обращенная к благочестивым поклонникам, сказанная по-гречески, но заключившаяся славянским: Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех. Оратор, как говорится, потерпел при этом фиаско: от непомерного усердия ка-васов поклонников почти не оставалось в Вертепе, и не перед кем было рассыпать цветы красноречия, которых, полагать надобно, было, как и во всякой эл-линствующей проповеди, столько же, сколько слов. По выходе духовенства из Вертепа началось известное троекратное обхождение всей внутренности великого храма при пении, отдельно – греческом и отдельно – арабском, рождественских канонов по обычаю со всеми их тропарями. Обхождение кончилось вторичной литией на середине константиновской колоннады. Поминались при этом, как и в Вертепе, снова августейшие имена Царствующего Дома России и эллинских Величеств. Кончилась самая важная часть рождественского вифлеемского богослужения часов около 2-х ночи. За утреней непосредственно следовала литургия, окончившаяся на рассвете.

Новый год, как не имеющий церковного значения и следовательно не затрагивающий существенно жизни Святого Града, прошел незаметно. Типическая мена визитов между Патриархией и Русскими Заведениями имела место, конечно, и на этот год, несмотря на отсутствие Патриарха. Обратило на себя внимание только то, выходящее из ряда обстоятельство, что когда местное (арабское) духовенство пришло поздравить с новым годом нашего консула, то ему выслали сказать: «не принимают». А между тем в консульстве был общий прием для всех, не только своих по вере, но и всякого оттенка неверных. Так ли бывало в прежние годы, не могу сказать.

Взамен новогоднего шума наших больших городов, в Иерусалиме, и в частности на Русских Постройках, сопровождается значительным шумом праздник Богоявления. Еще недавно он проходил совсем незаметно. Совершались великое водосвятие в храме Воскресения и после него литургия на самом Гробе Господнем 6-го января, и тем все оканчивалось. О месте Крещения Христова, о святом Иордане, по-видимому, мало кто думал. Мы первые открыли к нему дорогу на праздник Крещения – 12 лет тому назад, как мне говорили. Миссия наша, воспользовавшись тогда ясной и теплой погодой, отправилась праздновать «светы» на самый Иордан, несмотря на опасения и предостережения покойного Патриарха Кирилла. На следующий год уже сам Патриарх поехал туда, конечно, вместе с нашим духовным начальством. С тех пор ежегодно отправляется к 6-му января на Иордан несчетная толпа богомольцев – русских, греков, болгар, арабов. Патриархия отправляет туда с своей стороны какого-нибудь архиерея или поручает ехать вифлеемскому владыке. С нашей стороны тоже обыкновенно командируется один из членов Миссии. Старцы Саввинской лавры также отправляли от себя к месту депутацию, имевшую своею обязанностью устроить походную церковь и снабдить ее всем нужным для богослужения.

Так было и на этот год. Сперва Вифлеемский митрополит поговаривал было, что поедет совершать «светы» он, причем, кстати, окрестит в Иордане 4-х католиков из своей епархии. Но 2-го числа стало известно, что отправится туда один из трех патриарших наместников, Севастийский архиепископ Никифор. От нашей Миссии отряжен был третий член ее иеромонах Стефан[495]495
  Стефан (Неровецкий) – иеромонах, член Русской Духовной Миссии в Иерусалиме.


[Закрыть]. В пятницу 4-го числа с раннего утра начался шум и гам на наших Постройках, какие не часто услышишь даже в наших гамливых деревнях. То, чего недостает по необходимости русскому шуму и гвалту, есть пронзительный ослиный рев, заглушавший на тот раз самый звон к Царским часам в нашей церкви.

Огромное большинство нас шли пешие; впрочем и всадники держались постоянно около пеших. Растянулся наш караван на целый десяток верст. День был солнечный. Дорога на первые два часа пути была довольно грязновата, но тут же и подсыхала. Холод оставил нас у источника апостолов. Когда спустились на равнину Иорданскую, стало совсем жарко. Часа в 3 мы достигли своего Иерихонского приюта. Изумлению многих из нас не было конца, когда мы увидели перед собою огромное каменное здание шагов в 40 длины и соразмерной ширины, разделенное, как и Хевронский дворец-приют, на две половины – мужскую и женскую, с широкими сенями посередине. Чисто, светло, уютно, просторно – сказал бы я, если бы не скопилась нас, странников, целая тысяча! При доме есть и большой сад с маслинными, лимонными, апельсинными, гранатовыми деревьями, даже бананами, не говорю уже об огромных смоковницах и даже наших развесистых ивах. Но что всего занимательнее, так это виноградные лозы баснословной величины. От одного корня и от одного ствола идут ветви во все стороны на пространстве 25–30 квадратных саженей, поддерживаемые кольями и образующие летом непроницаемую тень с сотней висящих над головой гроздов… Славное место! Вдобавок как раз по нему, в 5–6 шагах от дома, протекает вода, несущаяся из далекого Елисеева источника.

Не я один был в восторге, отдыхая под «благосеннолиственным» лимоном, известным по всей окрестности под именем «тысячеплодного». Не хотелось бы мне затрагивать дурно звучащей в нашем палестинском деле струны – несправедливого и неблагодарного отношения некоей части русского общества к полезной и достохвальной деятельности нашей Иерусалимской Миссии. Ввиду того, что она сделала для наших бесприютных поклонников даже в одном Иерихоне, поднимется ли у кого-нибудь язык сказать, что она излишня, что надобно отозвать ее, закрыть, преобразовать или, что то же, обезобразить. Не говорю уже о консульстве; какой «Палестинской Комиссии» когда пришло в голову сделать то, что она сделала, да еще и не потребовав от правительства[496]496
  С особенным удовольствием передаем мы во всеобщую известность имя петербургского негоцианта Василия Ивановича Сушкина, взявшего на себя великодушный почин в благородном деле – приобретения для России недвижимой собственности в Иерихоне. Когда б нашлись подражатели его делу и помогли от избытков своих Миссии выстроить второй этаж на нашем Иерихонском приюте, чтобы в нем могла в случае поместиться свободно и вся тысяча поклонников. [Сушкин В.И. – брат игумена Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне архимандрита Макария. – Примеч. Р. Б.].


[Закрыть] ни денежки?

Но… не выйдем из мирного поклоннического настроения духа. В комнатах негде было ступить от многолюдства, и ночью положительно не было прохода с одного места на другое. Так все было битком набито спавшими. А еще довольное число наших отправились прямо на Иордан в монастырь Предтечи, восстановляемый, как говорят, Патриархией, а вернее, кажется, тоже на частные пожертвования боголюбцев, в частности же наших русских.

В субботу, чуть свет, потянулись наши из Иерихона слушать божественную литургию в упомянутый монастырь или и прямо на Иордан в приурочиваемое к евангельскому событию место. К полудню уже все были там. Воды в священной реке на сей год было более обыкновенного, но далеко не столько, как говорили. По берегу стояло довольно палаток, доставленных Патриархией как для своего духовенства, так и для лиц вообще привыкших к комфорту. Одна из них отдана была в распоряжение русского духовенства. Часам к двум приехал из Предтеченского монастыря Преосвященный Никифор и отслужил великую вечерню. Дав затем позволение нашему иеромонаху делать, как и что ему заблагорассудится, он отправился ночевать опять в монастырь, а у нас началась своя русская утреня, тянувшаяся с уставным миропомазанием часов до 7-ми и более.

Оживленной картины ночного бивака, с пламеневшими кострами, говором, чтением и пением, ходьбою, мытьем платья, купаньем и проч., я не буду описывать. Всю ночь шла между прочим исповедь. Духовников было двое, наш о. Стефан и со стороны греков о. Епифаний. И греческий знал по-русски и русский по-гречески, но греческих говельщиков, думаю, совсем не было; потому оба духовника исповедывали нас – русских. За исповедью следовало чтение правила. В этом прошла вся ночь, т. е. пока не прибыл снова архиерей. Немедленно по его приезде совершено было на реке водосвятие, а вслед за ним и божественная литургия. Набралось человек с 10 служивших со владыкою священников. Пение большею частью было русское. Причастников было многое множество. Ради их служба затянулась до белого дня. В тот же день большинство наших возвратилось домой в Иерусалим, а часть осталась ночевать в монастыре Предтечи на его праздник 7-го числа. Сегодня получено известие, что двух больных поклонниц прямо привезли из Иерихона в здешний госпиталь наш.

Горестное известие о тяжкой болезни Ее Величества Государыни Императрицы <Марии Александровны> по частным телеграфическим сообщениям достигло Святого Града 10 или 11 декабря. Немедленно отправлено было (на 12-е декабря ночью) нашею Миссиею особое на Гробе Господнем богослужение, на котором присутствовало все поклонническое наше общество. Моление шло без огласки, так как официально ничего не было известно о болезни. В самое Рождество получены были русские газеты, которыми подтвердились триестские телеграммы. С тех пор в русской церкви постоянно совершается моление о здравии Ее Величества, по уставу. 29-го декабря от своего усердия служил молебен о здравии Ее Величества на Гробе Божией Матери о. игумен гефсиманский, воспитывавшийся в России и знающий цену всех Ее несчетных благотворении, а 31-го декабря было совершено и при Гробе Господнем тремя архиереями, совокупно с нашею Миссиею, торжественное богослужение о том же. Нечего и говорить, что все, что есть русского в Иерусалиме, приняло участие в горячей молитве церковных предстоятелей. В настоящее время утешаемся обнадеживающими известиями о ходе недуга нашей Всемилостивейшей «Матери Милосердия», так давно и так постоянно помогающей от неистощимых своих щедрот и здешнему краю.