Текст книги "Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891"

1877

18-го августа 1877 года, в 10 часов утра, скончался в Константинополе бывший Патриарх Иерусалимский Кирилл 2-й, в последние года имевший такое значение в делах Восточной Церкви. Смерть его предвиделась и предсказывалась лет за 5 или за 6 перед этим. Только своему крепкому организму, не испорченному никаким и ни в чем излишеством, своей неутомимой деятельности, не оставлявшей ему времени думать и печалиться о своей болезни, а всего более – своей глубокой вере и преданности воле Божией покойный обязан тем, что он пережил далеко указанный ему врачебною наукой предел жизни. Полагаем, еще в 1870–1871 годах показалась у него на груди злокачественная рана, вначале пренебрежимая, а потом оказавшаяся неисцелимою. Когда ему объявлено было мнение медиков, что, смотря по ходу его болезни, ему осталось жить только 6 месяцев, и что на его волю предоставляется или дожидаться фатального термина[601]601
  Лат. terminus 'срок, предел, конец (жизни)'.


[Закрыть], или решиться на операцию, которой вероятное последствие будет излечение. – «А невероятное-то какое?» – спросил с спокойным духом пациент. – «Немедленная смерть», – отвечали ему. Выслушав это, он улыбнулся и сказал: «Так уж пусть лучше поживу 6 месяцев, чем сейчас же умру».

Эта одна, случайно, так сказать, схваченная черта характера покойного говорит уже, что тут была не обыденная личность. Ни биографии блаженной памяти Патриарха Кирилла, ни панегирика ему мы не имеем в виду писать, потому что для первой не имеем достаточного материала, а для второго не считаем себя способными. В Бозе почивший стал знаменитостью в последнее время и потому имеет посмертное право на полное и подробное «жизнеописание». Пустого же красноречия практичнейший человек во всю жизнь свою не терпел, и нам кажется, что если бы мы только открыли уста для наименее напыщенной фразы в похвалу ему, он сейчас же бы сделал нам из-за гроба жест рукою (и отчасти головою), столько памятный всем окружавшим его, означавший: «сыт я, не хочу этого!» Личность любимая и свято чтимая до того живо еще носится перед сердечным взором нашим, что мы как бы боимся сделать что-нибудь неугодное ей. Позаимствуем краткий очерк жизни покойного из газеты[602]602
  «Σάμος», № 716 от 31-го августа сего года.


[Закрыть] родного ему места, острова Самоса, присланной нам, очевидно, с тем, чтобы поделиться содержанием ее с русской публикой, знавшей хорошо отошедшего к Господу Первосвятителя.

«Кирилл, второй этого имени Патриарх Иерусалимской Церкви, родился в 1795[603]603
  По другим, тоже по частным, известиям, год рождения его был 1790-й, и вероятнее.


[Закрыть] году, в соименном острову городе[604]604
  На острове Самосе один только город, который местные жители называют просто местом (χώρα) или городом. Официальное же имя его одно с именем острова.


[Закрыть], от отца критянина, именем Николая, и матери Ирины. Мирское имя его было: Константин. По смерти матери его, отец, занимавшийся садоводством и человек потому небогатый, отдал сына на одно самосское судно, предназначая его морскому делу. Но случилось раз, что мальчик по неосторожности опрокинул горшок, в котором варились бобы, за что жестоко был избит хозяином судна. Это было причиной, что он тихонько бежал с судна в город и скрылся у своей тетки, плача и умоляя ее сжалиться над ним и спасти его от не подходившего ему рода жизни. Был же весь – страдание и изнеможение. Тетка приголубила его и долго держала у себя, не говоря ничего отцу, а потом отдала его славному добродетелью и умом Парфению, протосинкелу покойного архиерея самосского Даниила.

Так и остался в митрополии молодой Константин, прислуживая сказанному протосинкелу и архиерею и в то же время учась грамоте, чтобы со временем удостоиться и священства. Быв произведен в чтеца приснопамятным Даниилом, он читал в митрополии божественные службы ясно и отчетливо, за что, а равно и вообще за свою степенность в обращении, любим был всеми. Был бы произведен и в диакона, если бы глубокая старость не препятствовала Даниилу служить. Любопытно же, что архипастырь этот, о великой добродетели и благочестии которого мы, позднейшие, столько слышали от предков и которого память доселе чтится и ублажается всеми самосцами, как бы предсказал блестящую будущность малого тогда и невидного Константина. Ибо раз, обходя комнаты митрополии, как это привык делать, чтобы знать, кто чем занимается, увидел Константина спавшим на спине и сложившим руки так, как бы он благословлял, по подобию архиереев, о чем передавая протосинкелу, заметил: «ребенок этот будет большим человеком, – будет архиереем». А когда производил его в чтеца, то, молясь над ним, прибавил в виде шутки: «и Патриарх!»[605]605
  Не имеем под рукой греческого архиерейского служебника, чтобы справиться, не стоит ли в молитве слово: παραεκκλησιάρχης 'церковник, пономарь'. В таком случае естественною бы представлялась сорвавшаяся с языка архиерея созвучная приставка.


[Закрыть]

3-го мая 1815 года иерарх Даниил отошел к Господу. Преемствовавший ему в архиепископии Самосской блаженной памяти Кирилл рукоположил в 1816 году Константина диаконом, переименовав его при этом Кириллом, в каковой должности он и пробыл в митрополии больше года. В это время, заболев оспою в месте, называемом Глубокое, он оставил службу и жил на излечении в одном семействе, которому впоследствии всеми средствами старался выказать свою признательность[606]606
  Семейство называется Негри. Ставши Патриархом, Кирилл осведомлялся, нет ли в семействе том, кого бы он мог вывесть в люди. Узнав, что есть молодой человек, обучающийся в училище, он отправил его в Афины в университет на медицинский факультет, а потом еще в Париж для большего усовершенствования. Из молодого человека вышел отличный медик. По всей вероятности, он и есть автор некролога.


[Закрыть]. Выздоровев, он отправился в обитель Креста, где жил и протосинкел Парфений, занимая тогда место игумена. Немного спустя однако же после того, тогдашний протосинкел Святого Гроба в Само Матфей предложил ему быть священником святогробской церкви в местечке Митилинах на том же острове. Рукоположенный на сей конец во священника проживавшим тогда в Само епископом Стагонским Амвросием, Кирилл не только исправлял обязанности по приходу своей церкви, но и часто посылаем был на малоазийский берег для сбора милостыни на Святой Гроб.

Из того же, что он вычитывал в проскинитариях Святой Земли, и из того, что постоянно слышал от протосинкела Матфея о святых местах, возбудилось в душе его неудержимое желание посетить Иерусалим. Желание это еще более усилилось от одного сновидения, о котором в Бозе почивший сам рассказывал пишущему это. Ему приснилось, что он переехал в Иерусалим и что, представившись там убеленному сединами иерарху (то был митрополит Петрский), услышал от него: «добро пожаловать, Кирилл! Бог тебя послал к нам», и сейчас же посадил его на блестящей кафедре, после чего все находящиеся там архиереи и другие духовные лица воздали ему великие почести. О сне этом он ничего не сказал Матфею, а только спросил о внешнем обличий митрополита Петрского[607]607
  Т. е. митрополита Петры Аравийской, – титул, переиначенный русским простоумием в святого Петра (ό άγιος Πέτρας), – коим был тогда, надобно думать, Мисаил.


[Закрыть], которое нашел сходным с виденным во сне[608]608
  Мисаил (1741–1838), митрополит Петры Аравийской. Владыка пользовался всеобщим уважением и был духовником многих русских паломников в Святой Земле.


[Закрыть]. Итак, он просил позволения отправиться в Иерусалим и рекомендательных писем. Но так как протосинкел имел в нем большую нужду и откладывал потому со дня на день испрашиваемое дозволение, то Кирилл в один из дней 1819 года исчез из подворья (святогробского) и отплыл в Константинополь к проживавшему там в то время Патриарху Иерусалимскому Поликарпу[609]609
  Поликарп, Патриарх Иерусалимский (1808–1827). Во время его патриаршества был восстановлен после пожара храм Воскресения Христова (1810); возобновились связи с Русской Православной Церковью.


[Закрыть].

Весьма благосклонно принял Патриарх неизвестного иерея. Видя же в нем человека с приличными манерами, степенного нравом, отлично правящего божественную службу и изучившего весь церковный порядок, удержал его при себе. Спустя довольно времени, позвав его, сказал ему, что имеет в виду отправить его в Серры (в Македонии) протосинкелом Святого Гроба. Кирилл заметил на это, что за лучшее счел бы сперва побывать в Иерусалиме, чтобы познакомиться с местом, а потом уже отправиться в Серры. Патриарх сначала упрекнул его в непослушании, а потом, находя справедливым его суждение, отослал его в Иерусалим вместе с поклонниками, отправлявшимися ко святым местам в 1820 году. Прибывши в Иерусалим и увидав митрополита Петрского, Кирилл удивился, нашедши его точно таким, каким видел во сне в Самосе. Оставшись там, он сперва держал чреду служения в храме (Воскресения), а потом преемственно был игуменом монастыря св. Николая и Гефсимании. Наконец, в 1830 году поставлен епископом Севастийским, а через 8 лет сделан архиепископом Лиддским и вместе с тем назначен Патриаршим наместником[610]610
  Вторым. Первым наместником был славный в нашем поклонническом мире Мелетий.


[Закрыть].

Во время пребывания (1838–1839) в Палестине Ибрагима-паши Кирилл сумел оказать ему много услуг, так что несдержанный сатрап постоянно приглашал его к себе на беседу и даже пользовался столом из монастыря (Патриархии), опасаясь отравы от своих. Немало добра доставило это Святому Гробу. В 1845 году, по смерти преемника Поликарпова, Патриарха Афанасия[611]611
  Патриарх Иерусалимский Афанасий V (1754–1844). Родился в г. Родосто близ Константинополя, воспитывался в Иерусалиме. Принял монашеский постриг и рукоположен в иеромонаха в монастыре Святого Гроба. В течение 12 лет управлял имениями Святого Гроба в Грузии. Затем в течение 15 лет управлял Неохорским Иерусалимским подворьем под Константинополем. В 1827 г. избран на Иерусалимский Престол.


[Закрыть], когда общепризнанный святогробцами преемник сего, Фаворский архиепископ Иерофей[612]612
  Иерофей (1793–1885), Патриарх Антиохийский (1850–1885). Церковную карьеру начал в рядах иерусалимского Святогробского братства: иеродиакон (1823), иеромонах (1828), епископ (1831). В 1833–1839 гг. находился в России для сбора пожертвований в пользу Иерусалимской Церкви. В 1839 г. назначен официальным преемником престарелого Патриарха Иерусалимского Афанасия V, но Патриархом (1845) избран не был. В 1850 г. при поддержке русской дипломатии возведен на престол Патриарха Антиохийского.


[Закрыть], по политическим причинам[613]613
  Эллиноманы тогдашние считали его наклонным к славянству и оболгали перед Портой в русофильстве.


[Закрыть] должен был отказаться от престола Патриаршего, первосвятителем Сионской Церкви избран был Кирилл[614]614
  Первый Наместник отказался наотрез от Патриаршеского достоинства.


[Закрыть]. Сбылись таким образом и пророчественное слово архиерея Даниила, сказанное о нем еще ребенке, и его собственный сон, когда он был еще священником в подворье Митилинском.

Долговременное патриаршество Кирилла принадлежит истории, и она, не увлекаясь обыденными страстями и износя о всяком деянии всякого человека нелицеприятный суд, пусть свидетельствует, какою приснопамятный муж принял в свое управление Иерусалимскую Церковь, какою сделал и какою оставил. С похвалами передаст она его деяния, – как он возобновил близкие к падению церкви, воздвиг новые там, где их не было, завел училища, выстроил роскошную больницу с аптекою, учредил девичий институт в Константинополе, образовал бедных молодых людей в Греции и Европе, напечатал и роздал тысячи книг в утверждение православных греков и арабов, ведя смело борьбу с неисчислимыми препятствиями, чтобы возвысить и прославить престол Брата Божия[615]615
  По преданию, первым епископом Иерусалимским был Иаков, Брат Господень.


[Закрыть].

(Затем следует краткое изложение того, что сделал покойный для своего родного острова. После чего продолжает автор:)

Да! Господу угодно было, чтобы он умер не в земле своего рождения и не на кафедре той Церкви, которой посвятил себя из детства и служил с такой ревностью. Явился так называемый Болгарский вопрос, и здание Православной Церкви поколебалось! Подули ветры, иначе и отынуды веявшие, возбудились идеи и соображения разные и разнообразные, зародились и стремительно взволновались страсти и желания, и провозглашен был раскол между двумя народами, жившими дотоле в мире и единомыслии! Блаженной памяти Первосвятитель, не находя, быть может, полезным для Церкви вообще и для Иерусалимской в частности, чтобы дело дошло до крайних пределов, стал жертвой непреклонной настойчивости всех убеждений в этой печальной и болезненной драме. Еще незадолго перед тем горячие проповедники добродетели и несравненного благочестия его, еще недавние превозносители национальной ревности и патриотизма человека, вдруг восстали на него, и, как всегда бывает в подобных обстоятельствах с делами человеческими, рев голосов поднялся от одного края до другого на знаменитого Первосвятителя. Отселе жизнь его сделалась истинным мученичеством, так как и жестокий недуг, одержащий его уже несколько лет, развился в нем сильнее прежнего, причиняя ему невыносимую боль и муку. Под тяжестью стольких и таковых скорбей, нравственных и телесных, склонился наконец он под общий закон естества, примиренный с Церковью, высокий духом, от одной божественной правды ожидающий себе нетленную и вечную почесть за свои многие и долговременные на земле подвиги!

Похороны усопшего происходили в Пере с приличным порядом (παράταξις) церковным. По болезни (?) Вселенского Патриарха, предстоятельствовал при выносе его митрополит Ефесский с десятью другими архиереями, а именно: митрополитами Тырновским (in partibus), Маранийским, Гребенским, Сисанийским и Халдейским, и епископами Хариупольским, Аргирополъским, Лаодикийским (номинальными) и (бывшими) Лерпским и Иерисским, и многочисленным священством. Присутствовали при том великий логофет г. Ставракий Аристархи, правитель княжеской канцелярии острова Самоса, и множество всякого чина людей. После отпевания в Введенском храме тело отвезено было в коляске в сопровождении трех архиереев со многими священниками, великим протосинкелом, представителем больного Патриарха[616]616
  Дня через три после того, если не ошибаемся, Патриарх Иоаким сам отпевал и хоронил Никомидийского митрополита Дионисия со всеми 12-тью членами своего Синода, из коих на похоронах Патриарха Кирилла были только 5. Определение «схизмы» покойному уничтожено было, как видно, только языком, а не сердцем.


[Закрыть], великим логофетом, г. А. Янком, и другими. В Неохори, в храме тамошнего Святогробского подворья, возобновленном тем же Патриархом за 25 лет перед сим, пропето было среди несчетного народа трисвятое, и вслед за тем было предано земле, возле гробов других предшественников его, тело славного Патриарха Иерусалимского Кирилла II».

Считаем не лишним прибавить к сему, что по распоряжению игумена Святогробского подворья в Константинополе (из своры клеветников и гонителей покойного) вынос усопшего в церковь последовал через 5 часов по его кончине, с наивозможно меньшим шумом и блеском. Множество чтителей усопшего узнали только назавтра о кончине его. Самое место отпевания его было скрываемо. В церкви пожалели даже свечей раздать народу, и проч. В Неохори жители просили оставить тело в церкви на ночь для общего поклонения, но и в этом было отказано. В оправдание всего этого приводится отзыв медика о злокачественности раны, сведшей усопшего в гроб, и Иулиановский аргумент, что сам в Бозе почивший завещал похоронить себя без шума… Мы осведомлялись, что многострадальный старец тужил перед кончиной об одном: что тех, кого сочувствие ему дорого, нет в Константинополе.

A.A.

д. Манина, 9-го сентября 1877 года

Печатается по публикации: Церковный вестник. 1877. № 38. С. 15–17.

1880

Еще одним злостраждущим Блаженством[617]617
  Блаженнейшими титулуются Патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Последний при богослужении величается, кроме того, еще Божественнейшим и Всесвятейшим – титлом, присвоенным только Вселенскому (Константинопольскому) Патриарху. Почивший тонко и горько улыбался всякий раз, когда лесть и приличие величали Его Блаженством.


[Закрыть] стало менее. Святой Град 22-го числа истекшего августа похоронил своего бывшего Патриарха Прокопия. В Бозе почивший Первоиерарх Православной Церкви по стечению обстоятельств за 8 лет перед сим сделался весьма выдающейся на Востоке личностью, хотя ни характер его, ни способности, ни общественное положение, ни вся предшествовавшая деятельность – служебная и частная – не располагали его к тому и как бы вовсе не готовили к выпавшей ему видной роли.

Уроженец острова Митилины, незнатного происхождения, он, по примеру многих своих единоплеменников, еще юношей вступил в Святогробское братство под руководство своего «старца» и начал проходить разные обычные послушания как в самом Иерусалиме, так и в отдаленных метохах (подворьях) Святого Гроба, и долго жил в одном из малоазиатских городов, пока пришла очередь занять иерархический пост в Палестине с титулом архиепископа Газского. По обычаю места он только числился епархиальным архиереем, а в кафедре своей не жил и даже, как говорят, вовсе не видал города Газы. По смерти (1867 г.) митрополита Петры Аравийской (тоже титулярного) Мелетия, носившего звание «Патриаршего Наместника», преосвященный Прокопий, как старейший из всех архиереев Иерусалимского Патриархата, сделан был наместником (эпитропом); но так как покойный Патриарх Кирилл продолжал жить безвыездно в Иерусалиме и сам всем управлял, то титулярный архиепископ был вместе и титулярным наместником, не входя ни в какое управление общественными делами и только первенствуя в ряду прочих архиереев при богослужениях и других официальностях, хотя некоторые из коллег его по сану носили титло митрополитов.

Вообще это был один из самых тихих, спокойных н невидных сановников Патриархии, отличался простотой и безграничной добротой и был очень популярен между местным населением, ибо говорил по-арабски, как природный араб. Почти ежедневно можно было видеть его в послеобеденное время сидящим на прилавке со внутренней стороны ворот Патриархии, окруженным феллахами и бедуинами, занятым разговором о всевозможных пустяках и угощавшим собеседников табаком. Одушевленное добротой и беззаботной веселостью лицо его, сердечный голос и самые неизысканные манеры влекли к себе всех и невольно останавливали мимо проходивших. Иногда и сам Кирилл, проходя через ворота, присоединялся к нему и садился рядом с ним, воспроизводя собою картину древнейших времен, когда старейшины града или дома сидели при вратах, окруженные народом, и износили над ним суд и правду.

Патриархальная обстановка эта продолжалась до вещего 1872 года, затеявшего известный эллинический quasi-вселенский Константинопольский Собор, объявивший раскольниками болгарских архиереев, а с ними и весь народ болгарский. Иерусалимская Церковь также должна была принять участие в сем соборе, и Патриарх Кирилл отправился в столицу с главным секретарем Патриархии. На время отсутствия его в первый раз пришлось таким образом выступить Прокопию властным лицом, деятелем и распорядителем, к чему он и не привыкал и не чувствовал себя способным.

Сейчас же он сделался органом, послушным фракции пяти-шести молодых членов Святогробской общины, почти всех профессоров местной богословской школы, задумавших ввести в своем statu in statu[618]618
  Лат. status in statu 'государство в государстве'.


[Закрыть] конституционное правление и умело воспользовавшихся обстоятельствами Константинопольского Собора. Поелику их Патриарх, не соглашаясь на некоторые выражения изданного пресловутым Собором определения, не подписался под его актами, константинопольские эллиноманы сочли его предателем своей «великой идеи» и поборником болгар, а иерусалимские конституционалисты усмотрели в том даровой, так сказать, случай избавиться от своего «тирана». Те и другие вместе добились того, что ненавистная личность подпала церковному суду. Иерусалимская Церковь, олицетворяемая дотоле Патриархом, дала себя знать миру, как действительный синод самоправный и самовластный, и позвала своего Патриарха к ответу за его противособорные действия. Во всем этом волей-неволей участвовал Прокопий, служа вместе с другими безгласными архиереями, подобно ему безместными и проживавшими «на хлебах» в Патриархии, ширмой для антипатриаршей махинации доморощенных либералов иерусалимских, захвативших, по манию из Константинополя, всю власть в свои руки…

Известно, что синодальным актом (от 7-го ноября 1872 г.) Патриарх Кирилл за свое сочувствие болгарским архиереям, признанным от святого и великого собора Константинопольского раскольниками, объявлен также раскольником и вследствие сего низложен. Его место немедленно заступил священный правительствующий синод общины иерусалимской, председательствуемый Прокопием уже не в качестве наместника патриаршего, а просто как старейшего из архиереев.

В самый день низложения (и отправления под конвоем, как преступника, в Яффу на пароход для следования в столицу) Кирилла, 6-го декабря 1872 года, Прокопий торжественно инвеститурован был от местной гражданской власти, как председатель Синода[619]619
  Не можем заверять, чтобы именно так на него смотрело турецкое правительство. Очень может быть, что в глазах его Прокопий оставался только «Патриаршим Наместником», чем он и был действительно.


[Закрыть]. От дня низложения Кирилла до его высылки из Иерусалима прошел целый месяц, в который он, игнорируя синодальный акт, усиливался бороться с своими врагами, поддерживаемыми задаренною местною властью. Взамен сей поддержки он совсем неожиданно приобрел себе общее сочувствие местного населения по сочувствию сего последнего, как стихии угнетенной, к болгарам, ратовавшим за освобождение от гнета.

Мы, русские, по принципу легитимисты, насколько нас тогда было в Иерусалиме, тоже держали сторону Патриарха, как человека обиженного и беззаконно осужденного. И тем и другим обстоятельством воспользовались махинаторы великого, по их мнению, coup d'etat и изловчились дать делу Кирилла политический характер, обнося его перед турецким правительством в государственной измене. Великая Церковь, подстрекавшая иерусалимский антикириллизм, испугалась неожиданных последствий, а с другой стороны, не находила причины и сочувствовать замашкам самоуправления иерусалимского синода, считая это дурным прецедентом для себя, а потому поспешила внушить кому следует немедленно приступить к избранию на место низложенного Кирилла нового Патриарха. Губернатор Иерусалимский получил по телеграфу приказ произвесть выбор нового сановника в течение одного дня. Фиктивный президент фиктивного синода вследствие сего и был выбран 14-ю голосами[620]620
  Только тремя голосами больше против одного из агитаторов, того самого, который сопровождал Кирилла в Константинополь на собор, а оттуда орудовал о его низложении, теперь уже покойного, архимандрита Вениамина.


[Закрыть]. Разумеется, некогда было при этом спрашивать мнения местного населения, да местная власть верно и не позволила бы этого, зная, что народ единогласно потребовал бы возвращения Кирилла.

В январе 1873 года Прокопий утвержден был султаном в звании Патриарха и интронизован, если не ошибаемся, 16-го числа, к великому неудовольствию любившего его до того времени православного населения края, отказавшегося наотрез признавать его Патриархом. Мы тоже поставлены были этим актом турецкого правительства в немалое затруднение. Низложенный Патриарх протестовал перед всеми Автокефальными Церквами против беззаконного поступка с ним его синода и требовал оправдания себе. Наша Церковь сочла благоразумным молчать в ответ на это. Так верили тогда в Иерусалиме.

Сколько нам известно по слухам иерусалимским, Прокопий в два года своего патриаршества не дождался официального признания его Патриархом от нашего Св. Синода. Наши власти, водворенные в Иерусалиме, руководясь инструкциями своего посольства, тоже и признавали и нет нового Патриарха. Так, положительно известно, что наша Миссия Иерусалимская, служа дома в своей церкви, избегала поминать имя Патриарха Прокопия, но во всех служениях ее на святых местах возносила его имя по обычаю прежде имени своего Синода. Наложенный вслед за кирилловской историей нашим правительством на святогробские доходы в Бессарабии секвестр говорил ясно, что Россия не сочувствует новому порядку дел в Иерусалиме.

Все это, в связи с арабским вопросом и истощением казны Патриархии, делало невеселым новоначавшееся патриаршествование. Эллинизм, торжествовавший в лице Прокопия свою победу над воображаемым панславизмом в Палестине, сделал было некоторые попытки из Афин[621]621
  В министерство покойного Дели-георги, хвалившегося, что он избавит Восток от России!


[Закрыть] поддержать мнимого антагониста славянских и арабских тенденций при Святом Гробе, обещав ежегодную субсидию Иерусалимскому Престолу из государственного бюджета и не пожалев украсить Прокопия, ни за что ни про что, орденом Спасителя 1-й степени, но вскоре оказалось, что это великодушие единоплеменное, по пословице, подбито ветром; с своей стороны, бывшие союзники Прокопия, конституционалисты, не могли чувствовать себя довольными низложением одного деспота и возведением на его место другого, не достигнув при этом ровно ничего, кроме разве личной материальной наживы того или другого, более или менее значительной. Да и появился уже в сознании мирных и спокойных дотоле святогробцев некоторого рода порыв или, типичнее, зуд политической в своем тесном кружке деятельности. Оказалось не только возможным, но и весьма легким делом сбросить Патриарха (да еще Кирилла!) и на его место поставить чуть не вчерашнего иеродиакона.

Можно поручиться, что, смотря на добрую и простоватую фигуру Прокопия и припоминая его минувшее благодушное привратничество, никто в Патриархии не верил, что это Патриарх, особенно же при сличении его всем известной недалекости с властным, сильным и тонким умом Кирилла. Как бы то ни было, но через год с небольшим по «замирении дел» в Иерусалимской Патриархии стало известно, что там затевается что-то в прежнем роде, существует взаимное недоверие членов, образуются партии, бродит мысль о новом перевороте и пр. Оказалась нужда, кроме синода, еще в совете, да и не одном. Приписывали такое нестроение интригам из Константинополя, обещавшим возвращение изгнанника на отнятый у него престол. Приписывали и другим сторонним воздействиям, наущавшим архиереев одного на другого и манившим их суетность титлом «Блаженства»… По преимуществу такие наговоры группировались около так называемого (в то время) русского архиерея Нектария[622]622
  Управлявшего несколько лет Святогробским подворьем в Таганроге, воспитанника одной из наших Академий, которого митрополит Филарет Московский находил нужным выслать из России в 24 часа. См. его письма к А.Н. Муравьеву. [Филарет (Дроздов), митрополит. Письма к А.Н. М<уравьеву>. 1832–1867. Киев, 1869. – Примеч. Р. Б.]


[Закрыть], титуловавшегося Тивериадским, слывшего за persona grata нашему правительству[623]623
  См. письмо святителя Филарета, митрополита Московского, к А.Н. Муравьеву от 17 декабря 1852 г.: «На неприятные сведения о иеродиаконе Нектарии неприятными же отвечать нахожусь в необходимости. Он из Константинополя просил Св. Синод, и получил разрешение, учиться в Московской Семинарии и, учившись в ней несколько времени, захотел вступить в Академию. Мы не находили его к сему готовым: однако не хотели ему в сем препятствовать. По разрешению из Петербурга он держал в Академию экзамен для принятия, но не найден способным и не принят. Возвратясь в Москву, он просился в Петербург. По некоторым о нем сведениям, подобным полученным от Вас, я сомневался отпустить его в Петербург; отдавал его просьбу в Консисторию; она положила отпустить его, и я согласился. Теперь слышу здесь, что он в Москве заготовил несколько подложных писем, будто бы из Греции, и проколол их, как прокалывают в карантине. Родственник ли он Митрополиту Петрскому – это знает он. Говорят, что он родом из Иконии. Хорошо сделал бы он, есть ли бы поспешил с миром восвояси». А.Н. Муравьев в примечании к письму писал: «Нектарий, живя в Невской Лавре, где выдавал себя за племянника Митрополита Мелетия Петры Аравийской, подложными своими письмами, как бы полученными им из Иерусалима, возбудил подозрение и был выслан из столицы» (Филарет (Дроздов), митрополит. Письма к А.Н.М<уравьеву>. 1832–1867 / Публ. и комм. А.Н. Муравьева. Киев, 1869. Письмо № 263).


[Закрыть]…

Разлад между сановниками Патриархии дошел до того, что архиереи отказывались служить с Патриархом и тем вынудили его к дисциплинарной мере, на которую даже Кирилл не решался в свое время, а именно к заточению мятежных личностей, на что и испрашивалось им содействие местной власти. Но то, чем так легко заручалось это содействие в борьбе его (и укрывавшихся за ним агитаторов) с Кириллом, не существовало более. Казна святогробская была пуста. Вместо согласия на предпринимаемые им меры обуздания самовольных, ему посоветовали удалиться от дел ради общего спокойствия.

С тем же равнодушием, с каким он взошел на патриарший престол, он и сошел с него. Поданное им в высокую Порту прошение об увольнении было принято без возражений. В первых числах марта 1875 года, отслуживши в последний раз в Неделю Православия в храме Воскресения с патриаршей помпой, сдал все дела Местоблюстителю патриаршему архиепископу Филадельфийскому (in partibus) Иоасафу в удалился в свою келию, которую нанимал до своего патриаршества.

С тех пор он около 6 лет почти безвыходно пребывал в своих покоях, убранных довольно прилично, большую часть дня сидя у окна, выходящего на Патриаршую улицу, и развлекаясь целодневным движением по ней народа. Патриархия давала ему умеренное содержание и затем игнорировала его во всех делах своих. Он сохранил убеждение, что с ним близкие ему люди поступили предательски, обманом заставив его подать прошение об увольнении, и не мог простить этой каверзы ее зачинщикам. Проговаривался, что не виновен ни в чем, что ему приписывали, как Патриарху, достойного попрека и осуждения, ибо другие заставляли его подписывать уже совсем готовое. Одно это признание уже характеризует человека достаточно. Не столько ненавидел, сколько стыдился по-видимому своих бывших сообщников бывший Патриарх, и не ходил положительно ни к кому из них, а при встрече (крайне редкой) с ними не здоровался. Совершенно таким же образом он относился и к своему преемнику Патриарху Иерофею[624]624
  Подробнее о Патриархе Иерусалимском Иерофее см. выше, в статье о. Антонина «Новый Патриарх в Иерусалиме» (с. 141–159 наст. изд.).


[Закрыть]. Чрезвычайно редко бывал во все это время и в храме Воскресения, вычитывая все службы сам у себя дома и всего чуть ли не один раз отслужил на Гробе Господнем, и то ночью под новый год. На все приглашения ему пройтись и проехаться куда-нибудь отвечал, что ему одна осталась дорога на Сион!

Несмотря на свою глубокую старость (77 лет, как говорили), покойный сохранял вид бодрый, видел хорошо и говорил громко, охотно принимал гостей и весело шутил от доброго сердца. В минувшем июле месяце стал впрочем жаловаться на отеки в ногах и в день своих именин, 8-го числа, принимал посетителей уже сидя, с завернутыми в одеяло ногами. В августе, после праздника Успения, заговорили, что он серьезно болен, а 20-го числа уже огласилось, что он при конце жизни. Осведомившись от медика о безнадежности своего положения, он сам пригласил к себе проститься архиереев, которых прежде не хотел и видеть, принял от них таинство исповеди, причащения и елеосвящения и при них сделал все нужные распоряжения о своем немногом и небогатом имуществе. Наличными деньгами нашлось при нем, как говорят, от 6 до 7 сот золотых, что можно назвать ничтожностью, имея в виду его 60-летнюю службу при Святом Гробе и его патриаршествование в такое время, когда десятки тысяч золотых расходовались, как говорится, шито и крыто с тем, чтобы только сломить монументальную личность Кирилла.

Усопший скончался 21-го августа часу в 9-м утра мирно и безмятежно. Его одели в архиерейское облачение, накрывши голову простою камилавкой, и посадили в низкое кресло. Несколькими ударами в колокол дали знать городу о преставлении высокого духовного сановника и под его печальные звуки перенесли тело из кельи в малую церковь св. первомученицы Феклы, где обыкновенно отпеваются все члены Святогробского братства. В тот же день все консульства, миссии и другие учреждения в Иерусалиме извещены были Патриархией о предстоявшем завтра в 8 часов погребении в Бозе почившего «экс-Патриарха».

После литургии в церкви св. Феклы, совершенной одним из иеромонахов, усопшего перенесли в патриаршую церковь св. Константина. Отпевание, по чину погребения иноков, совершали архиепископы Севастийский Никифор, Газский Иоасаф, Вифлеемский Анфим и Фаворский Григорий со множеством архимандритов. Теснота и духота в малом храме были непомерные. Печально-торжественна была процессия с телом в город на Сионское кладбище, длившаяся часа полтора. В глубокой могиле виднелся уже целый ворох костей давно истлевших обитателей ее. На западный приступок ее спустили и посадили останки благолепного и мирно склонившего на перси свою убеленную летами голову старца. Глубокая безмолвная тишина кругом могилы напутствовала его в вечный покой. У греков не поется, а говорится, соответственно смыслу, последнее приветствие живущих отжившему: вечная (твоя) памятьі Никто не почтил усопшего преемника апостола и Брата Господня по кафедре Иерусалимской надгробным словом ни в храме, ни над могилою. А, кажется, было кому сделать это!

Святоградец

д. Маври, 1-го сентября 1880 г.

Печатается по публикации: Церковный вестник. 1880. № 41. С. 3–6.