Текст книги "Кровь и свет Галагара"

Ур Фта откинул защелки и, сняв шлем, с улыбкой тряхнул густыми синеватыми волосами.

– Значит, все-таки выкарабкался! – только и сказал Дац Дар, не скрывая бесконечного изумления.

– Как обещал! – смеясь, ответил Ур Фта.

– Но мы вновь оказались врагами! – опомнился гордый миргалец. – И я не могу долго с тобой говорить. Не суди меня строго. Прощай!

С этими словами он дернул уздечку и устремился в сторону крианских рядов, беспрерывно погоняя гаварда. Ур Фта замешкался на пару лумов, а затем тоже развернул своего белоснежного зверя и в задумчивости направился к своим.

Но не успел он и слова сказать, приблизившись к свите, как лопнула подпруга у его гаварда. В один лум, освободившись от стремян, Ур Фта ловко соскочил на землю, несмотря на тяжесть доспехов, и тут же услышал голос вездесущего Кин Лакка:

– Государь, наш старый враг и былой твой соперник миргальский Гоц Фур выехал из крианских рядов и, верно, жаждет сразиться не с кем-нибудь, а с тобою!

– Дозволь, государь! – прорычал неведомо откуда взявшийся Нодаль.

– Нет! С миргальцем буду сражаться я сам, у меня с ним давние счеты! – воскликнул Ур Фта. – Скорее! Подать мне гаварда!

Витязь Посоха не торопился покинуть седло, и советник Од Лат, опередив его, протянул Ур Фте поводья своего пепельно-серого зверя. Но в тот же лум вновь заговорил Кин Лакк:

– Поздно! Твоя зеленоглазая красавица, сломя голову, несется навстречь Гоц Фуру!

А ничего не подозревавший Нодаль проворчал:

– Ну вот, надо было мне дозволения спрашивать! Теперь этот юнец из свиты испортит все дело…

– Чин Дарт! Да как же она посмела?! – воскликнул Ур Фта. – Я остановлю ее.

– Стой! Или ты хочешь опозорить себя, вмешавшись в единоборство? Между нею и Гоц Фуром уже не больше пяти уктасов, – твердо проговорил Кин лакк. А Нодаль только растерянно пробормотал:

– Как Чин Дарт? Так это Чин Дарт?!

Разъяренный Гоц Фур, ни слова не говоря, стегнул плетью своего гаварда, как только услышал из уст своего советника невероятную весть. Теперь, увидав, что к нему выехал вовсе не Ур Фта, он разъярился еще больше и решил быстро и беспощадно разделаться с неизвестным наглецом, чтобы требовать себе единственного противника, коего почитал достойным.

Меж тем Ур Фта, вскочив на серого гаварда, оказавшегося зверем не хуже его белоснежного, произнес загадочные для всех окружающих слова:

– Иной раз и Кин Лакк говорит нелепости!

И с этими словами помчался вперед, не надевая шлема. Свирель молчала, но это не могло его остановить. Он думал только о том, что ненавистный Гоц Фур когда-то уже отнял у него возлюбленную, и вот теперь по воле глупого случая все повторяется словно в кошмарном сновидении: опять этот миргалец об руку со смертью летит, чтобы отнять у него существо, успевшее стать дорогим.

Ур Фта не ошибался в своих опасениях. Будучи великолепным наездником, Гоц Фур разогнал своего гаварда так, что казалось, тот действительно летит, не касаясь лапами земли, а за полдюжины керпитов от Чин Дарт, чей гавард продвигался вдвое медленней, особым приемом заставил своего совершить высокий прыжок. Гоц Фур на лету сплеча махнул зайгалом, и отважная девушка, опрокинувшись от удара навзничь, вылетела из седла. Промчавшись еще несколько уктасов, он резко натянул поводья, собираясь развернуться и, если необходимо, добить свою жертву. Но в этот лум Ур Фта, вслепую управляя гавардом, выехал на луг, остановился в нескольких уктасах от своего ненавистника и, набрав воздуха полную грудь, закричал страшным голосом:

– Гоц Фур, вот он я! Где твоя хваленая храбрость?

Бросая этот вызов, он не знал, как будет сражаться без помощи Кин Лакка, и рассчитывал только отвлечь на себя смертоносную силу, чтобы спасти Чин Дарт. Как вдруг в голове взвилась и запела одну из самых воинственных своих мелодий чудесная свирель. И Ур Фта уразумел, что вызов его принят. Воспрянув духом, он взмахнул цохларанами и отпустил поводья.

В рядах одного и другого враждующих войск, верно, не было тогда никого, кто бы не следил, затаив дыхание, за развернувшимся поединком.

Казалось, у Гоц Фура есть хотя бы то преимущество, что противник оказался без шлема. Ур Фта не стал его надевать, чтобы не заглушать своего голоса. А об опасности он и не думал, конечно. Подобно студеному вихрю налетел на него миргалец, на беду себе уверенный в собственной непобедимости. Метил он в голову и, если бы достиг своего, несомненно разрубил бы ее, словно круг свежей гарзилы, до самого оплечья. Но на пути его тяжелого зайгала неожиданно вырос небольшой и удивительно прочный щит из цельного куска айзурской стали цвета желчи морского жефдефа. Столкновение было подобно удару молнии в железную скалу. И скала устояла. Постаравшись вложить в этот удар весь свой гнев и всю богатырскую силу, Гоц Фур неосторожно опустил левую руку, сжимавшую не менее прочный, чем у его противника, трапециевидный щит саркатской работы. От остроглазого Кин Лакка не ускользнула эта оплошность, и ответное движение Ур Фты стремительно и точно привело острие его цохларана в то место чуть выше паха, где живот миргальца не был прикрыт сталью. Лезвие скрылось до половины, и ранение любому показалось бы смертельным. Но Ур Фта, пребывая одновременно в темнице слепоты и в пламени ярости, не обратил внимания на то, что свирель умолкла. Над ним сверкнул свистящим полукругом второй цохларан, и со звоном лопнули стальные скрепы ожерелья Гоц Фура. Вместе со шлемом его голова отлетела в месиво снега и грязи и покатилась, будто мяч для игры в бозабар.

Даже Кин Лакк на пару лумов опешил от беспощадной жестокости последнего удара, но сразу встрепенулся, услыхав взволнованный голос Ур Фты, и поторопился указать ему словами и свирелью кратчайший путь к простертой на земле Чин Дарт.

Ее шлем был изуродован отчетливой поперечной вмятиной, из-за чего Ур Фта не сразу сумел отстегнуть погнувшиеся крючки. Наконец, это все же ему удалось, и он бережно освободил головку Чин Дарт от такой неподходящей стальной оболочки. К счастью, вмятина, благодаря выступающим вперед ребрам забрала, оказалась не слишком глубокой.

Склонившись, Ур Фта лицом ощутил легкое прерывистое дыхание и сам вздохнул с облегчением. Но в тот же лум, нечаянно коснувшись дорогого лица губами, он почувствовал на них кровь. Не скрывая отчаянья, он крикнул Кин Лакку:

– Погляди! Это кровь! Лицо ее залито кровью!

Но невидимый форл успокоил его своим хрипом:

– Не похоже, чтобы ранение было опасным. Бедняжка просто оглушена ударом. А кровь у ней льется из носа. Знаешь, носы у девиц – это слабое место, да и не только носы…

Ур Фта осторожно, словно хрупкую чашу с драгоценным содержимым, которое боялся расплескать, одними верхними руками поднял Чин Дарт с земли и, взобравшись вместе с ней на своего гаварда, пустил его легкой рысью по направлению к цлиянским войскам. В этот лум, опасаясь неприятельского вероломства, не менее дюжины витязей свиты, включая и славного Нодаля, окружили плотным кольцом своего государя с его необыкновенной ношей и так сопровождали до безопасного места.

Он ехал молча – тревога не отпускала его – и только один раз, окликнув Нодаля, сокрушенно сказал:

– Теперь бы Трацар помог! Если бы прибыл он поскорей!

– Не сомневайся, государь, он не заставит себя долго ждать! – поспешил с утешением Нодаль.

Гнев и смятение волной прокатились по крианским рядам, когда властелин Миргалии пал ужасной смертью. Тело его миргальцы беспрепятственно оттащили с поля сражения. Подобрали и голову, конечно!

Многие потрясали оружием и рвались поквитаться с цлиянами за позор и невосполнимую потерю. Но больше других неистовствовал Ра Он. Сгоряча, не вспоминая о зловещих для себя пророчествах, он сам выехал на ратный простор и принялся поносить цлиянских военачальников, государя Ур Фту и покойного Син Ура Белобрового такими страшными словами, что иные даже не всякому были понятны.

Не было на нем никаких доспехов – только роскошное зимнее платье да украшения.

Приталенный ретлаг из черного, как ночь, и плотного, как шкура сарпа, шерстяного гвахта обтягивал верхнюю часть его туловища. Вкруг шеи и запястий сверкал белизною мех с подбрюшины вейры. За спиной развевался плащ из зеленой таранчи, расшитой золотыми узорами. На голове сверкала отборными альдитурдами лихо заломленная остроконечная шапка, отороченная мехом шарпана. Из оружия были при нем лишь позолоченный топор на длинной витой рукояти да кинжал в видрабовых ножнах, пристегнутых к поясному ремню.

Хула и проклятья, вылетавшие из уст самозванца, достигли ушей Нодаля в тот лум, когда Ур Фта с Чин Дарт на руках уже спешился возле своего шатра. На сей раз славный витязь решил обойтись без дозволения и понесся навстречь врагу, вращая своим чудовищным посохом над головой.

– Послушай, Ур Фта! Теперь в опасности Нодаль! Он выехал навстречь самому Ра Ону и, кажется, даже не подозревает, с кем ему предстоит сразиться, – прохрипел Кин Лакк.

– Да поможет ему Су Ан! Надеюсь, удача от него не отвернется и во славу всех благородных двартов он уцелеет, – только и молвил на это Ур Фта, укладывая уже начинающую приходить в себя Чин Дарт на свое походное ложе.

Нодаль непрестанно погонял гаварда и, наконец, приблизился к своему противнику настолько, что сумел хорошо его разглядеть. Он невольно вздрогнул и сразу же пробормотал себе под нос:

– Знаем, никакой ты не Шан Цвар. На сей раз твои фокусы тебе не помогут, нечисть окаянная!

Но тут случилось такое, что вновь заставило его содрогнуться. Чернородного дварта, прикинувшегося крианским царем, в долю лума словно каким-то чудесным ветром отнесло далеко назад. Только что Нодаль отлично видел его за пару уктасов перед собой – и вот он уже превратился в темную точку почти на линии горизонта. Каково же было изумление Нодаля, когда из этой точки с быстротой молнии метнулся к нему топор, чья рукоять стремительно вытянулась на добрых полатрора. И все же славный витязь поборол растерянность – успел выставить посох в широко расставленных руках и отбить удар.

Сразу, словно волшебный ветер подул в другую сторону и пригнал Ра Она назад. Нодаль увидал его прямо перед собой, но ударить не успел. Ра Он захохотал и крикнул:

– Что, далеким я тебе показался? Никак не достать!

Если можно было разозлить Нодаля еще больше, чем в тот лум, когда он своевольно принимал вызов, то Ра Ону это удалось. Злокозненный дварт не торопился с расправой – ему хотелось вволю наиграться, прежде чем запускать когти в безрассудное сердце героя.

Новая выходка оказалась почище прежней. Не успел славный витязь развернуть своего гаварда, собираясь возобновить атаку, как слух его наполнился жутким грохотом и он с ужасом увидел, что справа и слева от него взлетели комья и брызги, земля обрушилась в бездну и на глазах по обе стороны явились громадные пропасти, оставив его гаварду, без остановки несущемуся вперед, полоску земли шириной в два-три керпита, не больше. Но и эта опасная тропа стремительно исчезала. Сначала обвал настиг Нодаля сзади, затем – надвинулся спереди. И наконец, натянув поводья, он вынужден был остановиться на маленьком островке, окруженном бездной, извергающей серебристые клубы.

И тогда славный витязь увидел своего противника. С торжествующим хохотом Ра Он, как на крыльях летел прямо над пропастью, погоняя своего черного зверя и размахивая топором. И в этот раз, одолев поднявшийся в душе ужас, Нодаль отбил смертельный удар, но сам ударить не смог. А как только раздался звон топора о нодалев посох, пропасть исчезла и вернулась прежняя картина: вновь стоял он посреди Буйного луга на виду у враждующих войск и с отвращением постигал брошенные Ра Оном обидные слова:

– Смельчак, а в пропасть прыгать неохота!

В сердцах Нодаль стегнул гаварда плетью и крикнул, на всем скаку высоко подбросив и поймав посох:

– Все, довольно! Больше ты меня не проведешь!

Но последнее слово застряло у него в горле. Нодаль натянул поводья, подняв гаварда на дыбы, и выпученными глазами уставился на свой посох. Сталь великолепной закалки со всеми кольцами и красным лаком согнулась под собственной тяжестью и повисла в его руке, словно это была не сталь, а тесто, приготовленное из тончайшей корсовой муки.

С волнением следили в цлиянском стане за ходом поединка и не могли понять, что происходит с доблестным Витязем Посоха. При первом же столкновении он действовал так, словно в последний лум у себя под носом потерял из виду противника. При втором – и вовсе проявил какую-то странную неуклюжесть – вместо того, чтобы глядеть в лицо надвигающемуся врагу, стал озираться по сторонам, потом вдруг совсем остановился, будто нарочно подставляя себя под удар. И вот теперь, чудом избежав смертельного ранения, казалось бы, воспрял духом… Но нет, опять остановился и разглядывает свой посох, точно видит его впервые!

Кин Лакк с нарастающей тревогой сообщал Ур Фте обо всем, что видел, время от времени охая и вскрикивая:

– Он его морочит, подлая тварь! Он сражается колдовством против честной стали!

– Я не знаю, что делать! – воскликнул Ур Фта, обращаясь к своему окружению. – Против этого бессилен любой! Остается одно – во что бы то ни стало принудить Нодаля отступить. Но разве такое возможно?

– Конечно, невозможно! Ведь легче его убить, пожалуй, чем заставить показать противнику спину! – раздался вдруг сзади знакомый беспечный и жизнерадостный голос.

– Трацар! Слава Су Ану! – выдохнул Ур Фта и заключил в объятья своего неунывающего советника. – Скорее чем-нибудь помоги Нодалю!

– Четверть лума – и все будет в порядке! – сказал Трацар, приступая к своему загадочному делу.

И он не преувеличивал. Немедленно все переменилось между Нодалем и Ра Оном. Витязь Посоха обнаружил, немало подивившись овладевшему было им наваждению, что держит в руках по-прежнему несгибаемую сталь. А злокозненный дварт неожиданно для себя поменялся ролями со своим противником. Теперь уж он сам испуганно озирался и в ужасе разглядывал свой топор. А в следующий лум повернул гаварда и, нещадно стегая его плетью, пустился наутек. Увлеченный погоней Нодаль за несколько уктасов от вражеских рядов обрушил свой посох на голову Ра Она. Да только не на шутку испуганный дварт из последних сил подался вперед и чудом избежал заслуженной кары. Посох лишь сорвал с него плащ и обрушился на спину гаварда. Несчастный зверь рухнул, как подкошенный, и со страшным ревом, перебирая передними лапами, пополз по земле. Ра Он с ловкостью ошпаренного стрикля освободил ногу из стремени и побежал к своим удрученным войскам, во все горло взывая о помощи. Вняв этим воплям, к нему устремилась чуть ли не вся крианская гавардерия, и Нодаль, решив, что не вправе без приказа начинать большое сражение, прекратил преследование.

Возвратившись, он поначалу и виду не подал, что с ним что-то было неладно. И только после того, как Ур Фта заметил: не худо-де славному витязю поблагодарить Трацара и ведь не подоспей тот вовремя, настигла бы Нодаля бесславная гибель в расцвете сил, – только тогда Витязь Посоха церемонно поклонился виновнику своего торжества и, приблизившись вплотную к нему, негромко спросил:

– Как тебе это удалось, дорогой Трацар?

– Я просто перенаслал на твоего противника все наваждения, что изладил он за последние полнимеха. Правда, я даже не успел вникнуть в их содержание. Вот скажи, что ты чувствовал… там?

Нодаль отвечал охотно. Ему как раз пришло в голову, что рассказанное им полностью оправдает его промахи, допущенные на виду у всех в начале поединка.

– Сначала близкое показалось мне далеким. Ра Она будто ветром сдуло. Оттуда, издалека он меня и огрел топором на длинной такой рукоятке. Потом все вокруг провалилось куда-то, и я очутился на островке посреди пропасти, а этот негодяй подлетел ко мне по воздуху, как птица. И напоследок посох мой сделался мягким, словно корсовая лепешка…

– Так, вразумительно, – с улыбкой сказал Трацар. – Вот я и постарался, чтобы Ра Он ощутил на себе все то же самое, только одновременно. И продолжалось-то это недолго – всего два-три лума. Потом я снял наваждение, но, как мы убедились, ему вполне хватило. Я попал в самую точку, предположив, что этот бедолага никогда не испытывал на себе того, что насылает на других. Ну вот, теперь испытал… Надеюсь, это отобьет у него охоту почем зря пускать в ход колдовство.

– А если не отобьет? – осведомился Нодаль.

– Ну, я не думаю, нет. Ведь, судя по всему, он – малый сообразительный.

– Что же вы тратите время на пустяковые разговоры? Трацар, в твоей помощи нуждается Чин Дарт! – воскликнул Ур Фта и потянул Трацара за рукав.

– Ах, эта славная девушка? Возлюбленная отважного Ал Грона? Что же с ней стряслось? Ведь ничего непоправимого, я знаю.

И Ур Фта, по пути к своему шатру коротко рассказывая Трацару о безрассудном поступке Чин Дарт, в глубине души тоже был твердо уверен: ничего непоправимого с ней не случилось.

– Тебе ведь не нужно осматривать Чин Дарт, чтобы уразуметь, какими словами можно ее исцелить? – Ревниво обратился он к Трацару.

Тот поморщился и с улыбкой отвечал, склоняясь над отважной девицей:

– Я скажу так, что все недуги, даже те, о которых она сама не подозревала, навсегда оставят ее нежное тело. А уж ты позаботься о том, чтобы впредь…

– Ты мог бы не говорить мне об этом. Я часто ошибаюсь, правда. Но я умею исправлять свои ошибки, – перебил его Ур Фта.

– Прости, ведь я ни в чем не хотел тебя упрекнуть, – сказал Трацар и наполовину опустив веки, целиком отдался искусству могущественного бормотания.

Тем временем в крианском стане было.

В ярости и смятении вышвырнул Ра Он из седла первого же подоспевшего к нему всадника и сам вскочил на его гаварда. Восстановив таким образом, насколько это было возможно, приметы своего величия, он, смерчу подобно, ворвался в ряды обомлевших арфангов и прокричал собственным голосом, вовсе не походившим на голос Шан Цвара, которому до этого старался он подражать:

– Гавардерию – на фланги! Строй – «Мацтирг выпускает когти»! Через один роф – все ко мне, слушать приказ к бою!

Арфанги немедленно кинулись врассыпную, закачались тяжелые стяги, задрожали пучки невесомых перьев, тут и там, повсюду мелькали разноцветные флажки, вызывая стремительные передвижения в строе крианских сил.

Ра Он, как безумный, подлетел к своему шатру и соскочил на землю, едва не запутавшись в стремени. Грубо растолкав склонившихся у входа в шатер витязей свиты, он пробежал к своему седалищу, покрытому шкурой громадного кронга, и уселся, расставив колени и вцепившись в них побелевшими пальцами. Зубы его сверкнули черным лаком в зловещем оскале, переносица покрылась морщинами, что придавало его лицу сходство с мордой разъяренного кухалли, глаза излучали убийственный свет.

Никто среди криан, начиная от первых арфангов и кончая самым незаметным ополченцем, не сомневался: быть сегодня сражению, и начнется оно очень скоро. Но назначенный роф еще далеко не истек, когда в царский шатер вполз на четвереньках один из военных советников и пролепетал:

– Не казни, великий государь! Там прибыл какой-то тагун и говорит, что принес тревожные вести из Обители Небесного Взора.

– Что там еще? Пусть войдет! – прошипел Ра Он, с трудом удерживаясь от того, чтобы ударить кого-нибудь насмерть.

Вошел бравый на вид тагун, смявший в руке свою шапку, и бросился на землю ничком.

– Встань и говори, очень быстро и кратко! – приказал ему Ра Он.

– О, великий государь, в чьих владениях… – начал тот было, приподняв лицо, но Ра Он резко его перебил:

– Отставить пустое! За каждое лишнее слово получишь плетью по глазам! Говори только о том, что случилось.

– Велено передать, государь. Твой слуга по имени Цул Гат убит в развалинах Обители Небесного Взора, самозванец бежал…

Ра Он прыгнул к тагуну и, вцепившись в ворот его камгама, заорал ему прямо в глаза:

– Это ложь! Кто тебя подослал? Кто велел передать?

– Младший эрланг Блистательной части по имени Хог Пьор… Он погиб в стычке с преступниками под Дигалом, – с усилием выдавил из себя придушенный тагун.

В долю лума настроение Ра Она переменилось. Он отпустил беднягу и по-военному отчетливо спросил:

– Кто убил Цул Гата и освободил самозванца?

– Неизвестный с красным железным посохом.

– С кем была стычка под Дигалом?

– С ним же, государь, и еще с другим – всадником в яйцевидном шлеме. А еще там были двое – самозванец и какой-то неизвестный в золотистом таглоне с красными синдарами. Но они не сражались.

– Никто из негодяев, конечно, не пострадал?

– Самозванец был ранен стрелой. Клянусь, государь, попадание было смертельным.

– Уж не ты ли стрелял? И что же?

– Я стрелял, государь. Но тот, в золотистом таглоне, извлек стрелу из груди самозванца и оживил его. Я видел своими глазами!

– Видел своими глазами… отсиживаясь в кустах, негодяй!

– Не казни, государь! – Торопливо стал оправдываться тагун. – Одолеть этих двоих не было никакой возможности…

– Эй, кто-нибудь! – Не слушая, крикнул Ра Он. – Отрубить этому трусу голову!

– Государь! Сам Хог Пьор, умирая, просил, чтобы я поберег себя и принес тебе эти важные вести!

– Ну что ж, – как бы смягчаясь, сказал Ра Он и жестом остановил ворвавшихся в шатер стражников с лунообразными секирами. – Как видно, ты говоришь правду, да и взгляд твоих светлых глаз выдает в тебе храброго воина. Ты заслужил награду! Эй, налить ему чашу моего любимого мирдрода.

Тагун, не смея подняться с колен, рассыпался в благодарностях и частых поклонах.

Ра Он подал ему чашу вместимостью не менее двух или даже двух с половиной рофов, до краев наполненную черным смолистым мирдродом стозимней выдержки, и сказал:

– Пей, воин, царскую чашу до дна!

Затем дождался, когда тот проглотил добрую половину драгоценного напитка, и, ударив тагуна сбоку ногой в лицо, крикнул:

– Довольно! А теперь отрубить ему голову за то, что принес дурные вести!

В один лум стражники уволокли несчастного наружу, чтобы выполнить царский приказ. У входа в шатер с ними едва не столкнулся только что соскочивший с гаварда арфанг, изрядно запыхавшийся и взопревший от быстрой езды.

Увидав того, кого почитал за Шан Цвара, он рухнул к его ногам и словно онемел, в страхе не в силах вымолвить ни единого слова.

– Что у тебя? – Окликнул его Ра Он.

– Не смею сказать, государь.

– Говори или последуешь вон за тем молодцом!

– Даруй мне жизнь, государь, милости твои безмерны!

– Живи и говори! Не заставляй меня ждать!

Нарастающая угроза в голосе Ра Она подстегнула, словно крепкая плеть, дрожащего перед ним арфанга и он вымолвил, наконец:

– Отряд неведомых воинов атакует крианское войско с тылу!

– Что значит «неведомых»? Какие на них доспехи, какое оружие, стяги, эмблемы?

– Всех царств, государь! Они похожи на сброд со всего Галагара! Дерутся как лютые звери и на вид таковы! Лица иных не укрыты забралами, зато сплошь покрыты волосами.

– А числом, числом каковы?

– Не так много их, государь, но наших они уже положили вдвое против своего числа.

– Проклятье! Немедленно отправляйся туда и передай приказ: во что бы то ни стало захватить кого-нибудь из этих волосолицых и доставить его ко мне!

– Слушаюсь, государь. Но это будет нелегко.

– Да вы что ж это? Привыкли выполнять только легкие приказы? Что, умеете только отступать да обчищать цумилиновые сады по дороге?

– Осмелюсь просить, государь, о небольшом подкреплении. Стоящие в тылу части храбро сражаются, но зело не велики числом, да и тают на глазах под ударами безвестного неприятеля…

– Ладно. Будет вам подмога. Мы перебросим в тыл одну, нет, две грозные дюжины. Ступай, приободри там своих! Скажешь, миргальцы спешат, чтобы стать с ними рядом.

Арфанг поднялся с земли и, кланяясь, попятился к выходу. Не успел он скрыться, как в царский шатер также с поклонами, один за другим, вошли советники и арфанги, готовые по слову своего государя немедленно вести в сражение войска.

Ра Он взгромоздился на свое седалище и грозно оглядел собравшихся. Но как только раскрыл он рот, собираясь отдать последние распоряжения перед боем, вперед выступил миргальский советник Дац Дар и, слегка наклонив свою белоснежную голову, решительно заговорил:

– Прежде чем ты примешь решение, доблестный Шан Цвар, бежавший от соперника в единоборстве подобно тому, как жалкий зудрик бежит от матерого кронга, прежде чем ты раздашь приказы своим арфангам, выслушай меня и учти хорошенько то, что я скажу тебе при всех, не скрываясь.

– А кто ты такой? – взревел Ра Он, в два лума позеленевший от злости. – Мы знать тебя не знаем!

– Так узнай, что, согласно законам Миргалии, по смерти государя и впредь, пока не объявится законный наследник престола, ее полновластным правителем становится первый советник. Я принял тяжкое бремя в трудный афус. Властелин Миргалии перед тобой. Так окажи ему должное почтение и взвешивай каждое слово на весах разумения, прежде чем выпускать из уст.

– Ну что ж, говори, пожалуй. Мы и вовсе пока помолчим, – сказал Ра Он, с трудом усмиряя кипение гнева в груди.

По рядам советников и арфангов прокатилась волна неясного ропота, а Дац Дар меж тем удовлетворенно кивнул и продолжал свою речь.

– Государь наш Гоц Фур был связан словом, данным еще твоему отцу. Но военный совет двух царств не был угоден миргальцам. Мы выполняли обязательства Гоц Фура перед саркатским престолом, пока наш государь был жив. И ничто не заставило бы честных агаров Миргалии поступиться его достоинством, ничто не принудило бы воспротивиться его воле. Теперь не то. Теперь светлой памяти Гоц Фур погиб, как герой, а вместе с ним погибло и данное некогда слово. Я принял решение и честно предупреждаю тебя о нем. Миргалия отныне стоит в стороне и не участвует в схватке Цли и Кри. Я немедленно отвожу войска – две грозные дюжины отсюда и одну из-под крепости Стор, куда уже послан гонец с приказом.

Ра Он вскочил и, ткнув с возвышения пальцем в сторону Дац Дара, взревел:

– Это предательство! Схватить негодяя и казнить немедленно!

Вновь прокатился неясный ропот по толпе приближенных царя. Кое-кто из тех, что стояли ближе к Дац Дару, схватились за оружие с намерением выполнить царский указ. Но не успели они обнажить смертоносную сталь и хотя бы на шаг подступиться к нему, как полог у входа был сорван и в шатер влетела дюжина жизнехранителей миргальского властелина. Это были отборные витязи в зеленых утанах, наполовину скрытых пластинчатой броней, и в золоченых решетчатых шлемах. В ничтожную долю лума они окружили Дац Дара плотным кольцом и ощетинились миргальскими кривыми алебардами, готовые к отражению гораздо более серьезного удара, нежели только что угрожавший их новому государю. Дац Дар между тем твердо произнес:

– Одумайся, безрассудный царь! Не заставляй меня действовать на стороне твоего неприятеля! Вспомни о том, что у тебя в тылу орудуют, и небезуспешно, какие-то союзники Ур Фты. Они уже захватили восемнадцать повозок с оружием и провиантом и заняли оборону на склонах Семиглавого холма. Там у входа, страшась твоего гнева, стоит гонец из-под крепости Стор. Он рассказывает страшные вещи. Войска, осадившие крепость, не могут ни согреться, ни напиться, ни вздохнуть. От их костров веет холодом; вода исчезает, не успевая проскочить в горло; воздух обжигает внутренности, как пламя. Они уже начали самовольное отступление. Так вот, если я не выйду из твоего шатра живым и невредимым, мои вступят в сражение с твоими. Полагаю, цлияне сумеют воспользоваться сумятицей и раздором в противных войсках и не замедлят прийти нам на помощь. И в таких условиях ты надеешься выиграть сражение?

– Будь ты проклят, твоя взяла, – процедил сквозь зубы Ра Он. – Пропустите его и не препятствуйте отходу миргальцев!

Когда Дац Дар в кольце охраны удалился, в царском шатре несколько лумов стояло безмолвие, прерванное, наконец, безвестным голосом, раздавшимся в толпе арфангов:

– Смиренно ждем твоих указаний, великий государь!

Ра Он, погрузившийся было в тяжкое раздумье, вздрогнул и вдруг, сжимая в кулаки побелевшие пальцы, прокричал:

– Вон! Убирайтесь все вон! Тому, кто посмеет меня беспокоить, я выпущу внутренности своими руками!

В смятении наталкиваясь друг на друга, все кинулись к выходу и вскоре освободили шатер от своего присутствия. Только один из арфангов, уже выскочив наружу, посмел оглянуться и надолго запомнил страшное зрелище, открывшееся его взгляду в тот лум. Лицо того, кто называл себя Шан Цваром, перекосила страшная судорога, и оно осталось лицом Шан Цвара ровно наполовину. Правая сторона его сморщилась и поплыла вниз, будто смола по стволу. А из-под этой смертельно-белого цвета смолы показался и засверкал чудовищной синевою громадный округлый глаз чернородного дварта.

***

Заметив передвижения в рядах неприятеля, стали готовиться к битве и цлияне. Как ни велика была их отвага – она еще возросла от исхода поединков перед строем. Блестящие подвиги их юного царя и славного Витязя Посоха переполнили сердца цлиянских воинов стремлением к победе.

Ур Фта в считанные лумы успел отдать необходимые распоряжения, как только ему донесли о том, что войска Кри стали строем «Мацтирг выпускает когти». Цлияне, повинуясь флажкам своих командиров, ловко и быстро переместились, образовав строй, который называется «Рога шарпана над пылающим очагом».

Теперь, несмотря на численное преимущество противника, они могли первыми вступить в битву и попытаться прорвать его фланги. Но Трацар мягко остановил Ур Фту, собиравшегося было отдать приказ к наступлению.

– Поверь, они вряд ли ввяжутся в битву, если не ввяжешься ты. Но тебе ведь вовсе не нужна кровь, пролитая без всякого смысла.

Ур Фта ненадолго замер в раздумье, а затем решительно кивнул. Началось томительное ожидание, которое продолжалось полтора нимеха.

Наконец, когда солнце побагровело, готовое вот-вот скатиться с небес в сугробы заснеженной дали, цлиянам наскучило ждать. Раздался приказ разводить костры, выставлять дозорных, а значительной части войска – отходить за стены Фатара. И то – кто же вступает в большое сражение на ночь глядя?

В просторном и светлом шатре цлиянского государя собрался военный совет. Ур Фта и, по его настоянию, Нодаль кратко поведали о последнем преступлении чернородного дварта, самозванно занявшего крианский престол и обрекшего на позор и смерть истинного наследника.

Только после этого Трацар ввел в шатер настоящего Шан Цвара, коего участники совета приняли с почтением.

Шан Цвар склонился перед Ур Фтою, возложил руки ему на колени и назвал его старшим братом. В свою очередь Ур Фта усадил его рядом с собой, после чего оба государя в присутствии знаменитых героев, советников и высочайших арфангов Цли поклялись в вечной дружбе и заключили мирное соглашение, соревнуясь друг с другом в благоволении и уступках.