Текст книги "Кровь и свет Галагара"

Израненный шипами, покрытый скверными волдырями ожогов, он истекал кровью и уже не почувствовал, как зверь под ним обмяк и повалился, подмяв под себя двухколенные лапы. Он не слышал в голос выкрикиваемых Трацаром страшных заклинаний и не видел, как из пасти поверженного мацтирга выползает черный мохнатый индриг, а ведь мог, он уже мог видеть, не хуже других! Он продолжал ударять, выбивая своим ножом какие-то брызги и клочья, летевшие в разные стороны, и остановился только в тот лум, когда огромная туша под ним сморщилась, будто из нее выпустили воздух, и сократилась до собственной довольно жалкой оболочки последнего в Галагаре чернородного дварта, оболочки, только что навсегда опустевшей.

Ур Фта повалился на бок, выпустив стержни алафзака, но так и не выпустив ножа, и слуха его коснулся словно продравшийся сквозь шум прибоя отчаянный возглас Кин Лакка:

– Это шипы окаянного гребня! Он потерял целую лужу крови! Если ты сей же лум не поставишь его на ноги, я еще тысячу зим не буду знать покоя!

Трацар, конечно же, ничего не услышал, но в этом и не было нужды – он уже занят был таинственным делом, и на этот раз память его не подвела. Спустя несколько лумов, Ур Фта пришел в себя, и ему показалось, что схватка с Ра Оном происходила во сне и только теперь он пробудился от этого кошмара.

«Что-то еще невероятное было в моем видении, – подумалось ему, и последнее слово этой сказанной самому себе фразы подсказало ответ. – Ах, да! Я видел! Я прозрел! Удивительный сон!»

Когда Ур Фта почувствовал, что чья-то рука лежит у него на глазах, ему сразу открылось, что это Трацар. И Трацар заговорил:

– Милый Ур Фта, ты был слепым почти от рождения. Долгие годы складывалось твое представление о самых разнообразных вещах в Галагаре без помощи глаз. Стоит ли удивляться тому, что прозрение не принесло тебе в тот же лум долгожданной радости? Самые простые опоры твоего разумения – верх и низ, правая и левая стороны, форма, величина, число, расстояние – все это сложилось в пределах доступных тебе ощущений, доставляемых по большей части слухом и осязанием. Для того, чтобы связать в единое целое эти и другие образы хорошо знакомых вещей с тем, что отныне подарят тебе глаза, понадобился бы многодневный труд узнавания и соединения. Но в делах государственной важности, не терпящих отлагательств, зрение будет незаменимым подспорьем. Поэтому я приложил свое искусство и приблизил итог неизбежной в других обстоятельствах работы. Сейчас мы выйдем с тобой из шатра, я отниму ладонь, и ты не только увидишь Галагар, но и узнаешь его, без проволочек и до мельчайших подробностей.

Ур Фта послушно поднялся и сделал несколько шагов по направлению к выходу. На пороге он остановился, почувствовал, как Трацар отнимает руку, и открыл глаза навстречь порыву утреннего ветра.

Первым из того, что он увидел, было глубокое темно-синее небо, в нем сверкала золотыми победными лучами рассветная звезда Караньяр. Ур Фта вздохнул полной грудью и обвел ясным взором открывшиеся перед ним степные дали. Впереди лежала заснеженная равнина с желтоватыми островками пожухлой травы и, разрезая сугробы, величаво струился поток прозрачных вод Асиалы. На горизонте возвышались багровой грядою горы Шо, чьи вершины в одном месте тонкими очертаниями пересекли ровный кроваво-красный круг восходящего солнца.

– Значит, это не сон! – воскликнул Ур Фта и вздрогнул, услышав голос невидимого Кин Лакка.

– Не сон, не сон, подтверждаю со знанием дела, ибо я – лутак, а лутаки не спят никогда.

– Все – явь, – подтвердил и Трацар. – Наяву было все, о чем говорили с тобой во сне Фравар и Алчира, посланцы Лардалла; наяву убил ты зловредного дварта; наяву ты прозрел, и вот свершилось предсказанное Су Аном.

Ур Фта обернулся на голос и с восторгом оглядел своего чудесного друга, пришельца из Вселенной Глубоких Знаний. Его открытое лицо было озарено сиянием зеленоватых смеющихся глаз, высокий белоснежный лоб обрамляли желтые и прямые, как стебли сухого корса, волосы, аккуратно собранные сзади и заплетенные в длинную косу с черной тесьмой, украшенной россыпью мелких клакталов, его ладную невысокую фигурку облегал золотистый таглон с красными синдарами и пышными рукавами.

– Благодарю тебя, друг мой! – вымолвил Ур Фта и со слезами на глазах заключил его в объятья.

– Полно, полно, великий царь! – рассмеялся Трацар и тоже смахнул навернувшиеся слезы. – Ведь сегодня ты спас мне жизнь, рискуя своей. Отныне мы – братья, а братская любовь сильнее благодарности.

Едва Ур Фта отпустил Трацара, как, позабыв о законах тсаарнского вежества, откуда-то выскочил Нодаль и с восторженным воплем едва не задушил великого царя своими громадными ручищами. Его черные упрямые кудри были всклокочены, глаза горели, словно угли, и выглядел он почти в точности так, как при первой встрече с Ур Фтой и Кин Лакком в сакларской харчевне, куда ворвался подобно весеннему ветру.

– Он ничуть не изменился! – воскликнул Кин Лакк. – И мне кажется, я обнимаю вас обоих своими крыльями и единственной рукою!

– Об одном я жалею, – сказал Нодаль с досадой, – что мой посох не пособил тебе выколачивать злобный дух из его мерзкой оболочки!

– Не жалей, славный Нодаль, ведь если бы не ты и твой посох, мне бы его никогда не одолеть! Считай, что ты был рядом со мною от начала и до конца.

– Конец пришел Ра Ону и его козням, – вмешался Трацар, – но дружба наша, надеюсь, не кончится, пока стоят Лардалл и Галагар посреди Безмолвного Океана.

– О каком Лардалле ты говоришь? – Удивился Нодаль. – И почему ставишь его наравне со всем Галагаром?

– Это длинная история, – ответил за Трацара Ур Фта. – И хотя мне поведали ее всего за два с четвертью лума, боюсь, что я и за пару нимехов не сумею всего объяснить.

– Ничего, ведь я с радостью помогу тебе, – сказал Трацар.

А нам ничья помощь уже не нужна, чтобы на этом поставить точку и завершить восемнадцатый урпран книги «Кровь и свет Галагара».

ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ УРПРАН

Весть о бесславной гибели чернородного самозванца распространилась в войсках Цли и стремительно, словно радуга по небосводу с пришествием солнца, перекинулась на крианскую сторону.

Войска сошлись и перемешались, но не для кровавой битвы, а для взаимных поздравлений с установлением вечного мира. Обменивались оружием и гавардами, делились едой, саркаром и рабадой. Братские союзы и брачные сговоры положили в тот день начало многочисленным славным семействам, обреченным на процветание вопреки всему, что еще разделяло земли Галагара. Даже в похоронах погибших крианских воинов участвовали цлияне, разделяя скорбь и тем вернее убивая в сердцах враждебность. И воды Асиалы благосклонно принимали крианские клузы.

Весь день и всю ночь продолжалось ликование и только наутро арфанги начали разводить войска, и криане отправились восвояси далеким северным путем. Многие, впрочем, соединившись в небольшие отряды с теми цлиянами, кто этого пожелал, по воле своих государей пошли в Корлоган, а оттуда – в низовья Кора, где предстояло освоить новые земли, проложив дорогу в непролазной чащобе, и заложить город, коему суждено было стать живым знамением дружественного союза.

Шан Цвар в сопровождении поспешившей к нему свиты по приглашению Ур Фты прибыл в Айзур, где задержался на несколько дней и откуда рассылал с посланцами необходимые распоряжения.

Повернул в цлиянскую столицу и Дац Дар Среброволосый, которого добрые вести настигли уже в дороге. Не отказался погостить в Айзуре и вождь абаитов Ажайла со своим небольшим доблестным отрядом. Несмотря на их причудливую внешность, жителей Тудутры принимали радушно как честных агаров, чем они очень гордились, не переставая искренне удивляться всему, что видели в Галагаре.

Подоспевшие на подмогу своим воины Ивора и Глиона, а затем отряды из Междуморья, из Саина и Миглы, были несказанно удивлены и обрадованы. Ведь они ожидали жестокой битвы, а попали на светлый праздник всеобщего примирения.

Несколько дней продолжались пиршества, игры, дружеские соревнования и любовные забавы в Айзуре. Но пришла пора и для трудных дел и печальных расставаний.

На рассвете собрались в покоях царского дворца Ур Фта, Шан Цвар, Дац Дар Среброволосый, Ажайла, а вместе с ними все приближенные и советники, включая Трацара Чудесного, славного Нодаля, советника Од Лата и, конечно, невидимого Кин Лакка.

Прежде других предстал высокому совету айзурец Нирст Фо, славный отец безвестно пропавшего сына. Он сообщил о своем решении отправиться в Саркат через Сакларский перевал, а оттуда – на Черные Копи, чтобы отыскать хоть какой-нибудь след своего Фо Глы, и просил возможного содействия.

Посовещавшись с Ур Фтою, Шан Цвар огласил свое решение по этому делу. Он назначил Нирста Фо, неплохо владевшего крианским наречием, своим посланником, выдал ему давно приготовленную грамоту для передачи коменданту казарм на Черных Копях, жаловал обомлевшего старика длиннополым золоченым утаном с черными саркатскими алазарами на груди и спине, да к тому же своей дармовщиной – золотым овальным подвеском, по предъявлении коего Нирсту Фо на всем пути к Черным Копям и обратно полагались бесплатно приют, пропитание и всяческая подмога.

После того, как новоявленный посланник в сопровождении приданных ему витязей свиты удалился, Шан Цвар и сам распрощался со всеми, подтвердив свою верность взаимным обязательствам, связавшим его с Ур Фтою, Дац Даром и Ажайлой. Затем он покинул дворец и в легких санях с запряженною в них шестеркой гавардов умчался на север, намереваясь до возвращения в Саркат побывать в Корлогане и портовой Эсбе.

Вслед за ним поднялся Дац Дар. Он торжественно молвил:

– То, что мне стало известно о подземом мире, исполненном благородного величия и животворной премудрости; то, что открылось в обстоятельствах последней зимы, приведших отважного цлиянского царевича к прозрению и победе – все это заставляет меня сложить к подножию айзурского престола свою власть над Миргалией, отказаться от царского своеволия во всяком деле и ждать советов и указаний.

– В управлении государством я все еще не успел себя проявить, – скромно ответил Ур Фта. – И кто знает? Быть может, мне самому придется искать твоих советов и указаний, благородный Дац Дар.

– Я с радостью и откровенно изложу тебе свое мнение по любому случаю, – сказал на это миргалец, – но от того, чтобы давать тебе указания, уволь, великий царь! Отныне ты не должен их принимать от кого бы то ни было из агаров. На твои плечи легло тяжкое бремя ответственности. Отказываться от принятия последних решений и раздачи приказов с требованием непререкаемого их исполнения – означало бы перекладывать эту ответственность на чужие плечи.

– Ты прав, – уверенно молвил Ур Фта. – Я принимаю твои мудрые слова как добрый совет. А теперь выслушай мою волю. Твой род – один из древнейших в Миргалии; твоя служба в крепости Эсба явила жителям Лаймирской чащобы пример самоотверженности и непоколебимой чистоты нрава; уважение к тебе всех миргальцев от мала до велика заслуженно и неизменно. А потому повелеваю: быть тебе основателем нового царского рода, решать отныне все миргальские дела, чинить справедливый и милосердный суд, следить за почитанием обычаев и содействовать вольному процветанию твоего края. Ступай и жди дальнейших указаний.

Дац Дар, выслушав до конца, опустился перед Ур Фтой на колени и склонил свои сверкающие седины в знак благодарности и повиновения. Но Ур Фта спешно помог ему подняться, обнял его сердечно и отпустил, осыпав щедрыми дарами.

Теперь пришел черед Ажайлы. С помощью Трацара он еще во время первой встречи на острове чудесным образом овладел цлиянским и крианским наречиями и теперь, прослышав о том, что добровольные поселенцы направляются к устью полноводного Кора, дабы расчистить его от дикого леса и заложить новый город, испрашивал дозволения участвовать в этом славном деле вместе со своим отрядом.

Не успел он до конца изложить свою просьбу, как Ур Фта уже принял решение и обратился к вождю абаитов с такими словами:

– Прими, доблестный вождь, мой перстень и полномочия наместника в низовьях Кора. Твое желание участвовать в возведении нового города не только разумно, но и законно: ведь это будет самый северный город-порт в Галагаре. Я верю, что очень скоро построенные на его верфях корабли с добрым товаром полетят по морю и в несколько нимехов станут достигать берегов Тудутры. Ты можешь вернуться к себе на родину, когда захочешь, передав полномочия тому, кого сочтешь достойным. Но имя твое останется на галагарской земле. Ибо я повелеваю: да будет новому городу имя – Ажайла, в память о наших совместных сражениях и в знак нерушимого братского союза между Тудутрой и Галагаром.

Глаза абаитского вождя вспыхнули в густых зарослях темно-габалевых волос восторгом и благодарностью. Он бросился перед Ур Фтой на колени, отбивая поклон за поклоном, но также поспешно был поднят им и заключен в объятья.

Когда удалился обремененный дарами Ажайла, со своего места поднялся Нодаль. С волнением и едва сдерживая слезы, он сказал:

– Давно ли я впервые встретил тебя, великий царь и дорогой друг, давно ли полюбил навсегда, как ласкового брата? И разве малое время из этого малого времени отняли у нас нелегкие испытания в разлуке? Но вот я с тобой, а половину моего сердца грызут тоска и забота вдали от моей маленькой Вац Ниуль. И не могу я более здесь оставаться, хотя и знаю твердо, что вдали от тебя забота с тоской примутся за мое сердце с другого конца! Что же мне делать? Посоветуй, мудрый Ур Фта! Преломи ясным словом мою растерянность!

– Поезжай в Тсаарнию, славный витязь. Поезжай немедленно и помни, что мне без тебя еще более тоскливо и одиноко – ведь ты спешишь к любимой, а мне Великий Су Ан возлюбленной жены так и не дал. Поезжай, любезный Нодаль, поспеши утешить свою Вац Ниуль, а когда принадлежащая мне половина твоего сердца разболится невыносимо, отправляйся обратно в Айзур вместе с молодою супругой. Здесь, покуда я жив, вас всегда встретят почет и веселье.

– Повинуюсь, великий царь, и благодарю тебя за то, что рассеял мои сомнения. Но не будет ли у тебя ко мне каких-нибудь поручений? Я бы с радостью их исполнил в родном краю!

– Ты – не слуга мне, а близкий друг! – От всего сердца молвил Ур Фта. – И для тебя нет приказов, а только просьба. Стань царем в благодатной тсаарнской земле, прими на себя заботу о судьбах твоей осиротевшей отчизны и восстанови былые порядки в Сарфо и Набире!

– Твои просьбы, великий царь, для меня громогласнее самого строгого приказа! – В смущении отвечал Нодаль. – И я готов сделать все, что в слабых силах моих, для того, чтобы вернуть Тсаарнии блеск и славу минувших времен. Да только не гоже мне, безродному бродяге, рассиживать на сарфоском престоле, хотя бы и по твоему указанию. Ведь есть среди тсаарнов гораздо более достойные этой возвышенной доли. И если уж навсегда погиб царский род, то – умоляю тебя – избери корнем новой династии премудрого и доброго правителя Балсагана по имени Цалпракадононамон Нартребириапсагал – и ты позволишь мне избежать позора, а себя избавишь от грядущих сожалений!

– Ну что ж, ты сказал… Да будет так, если, конечно, не объявится законный наследник престола, – задумчиво произнес Ур Фта, и благодарный Нодаль почтительно поцеловал его в плечи.

Витязя Посоха великий царь провожал до самых ворот, а вместе – целая толпа новых друзей и просто тех, кто восхищался его силой, отвагой и статью. Так и стояли, кивая вслед головами, пока не перестали различать на белом горизонте пепельно-серого в черную точку гаварда, зимние одежды, блиставшие каменьями и роскошным мехом и огромный красный посох за спиной знаменитого всадника по имени Нодаль.

Вернувшись во дворец, Ур Фта выслушал и разобрал еще сколько-то неотложных дел, неизменно принимая мудрые решения не без помощи Трацара и советника Од Лата. Он совсем забыл о Кин Лакке и весьма удивился, когда тот подал голос и сообщил, что, невидимый и неслышимый, проводил Нодаля до того места, где дорога начинает подниматься в горы. В голосе Кин Лакка звучала бесконечная печаль: ведь он простился со славным Витязем Посоха навсегда. Но Ур Фта не успел ему посочувствовать, потому что в этот лум в царские покои вошла скромно одетая девушка, и он с первого взгляда признал в ней Чин Дарт. Ее гладкие волосы были аккуратно причесаны и забраны сзади простой веревочной сеткой. Свободная белая кофта с черной ленточной шнуровкой под грудью и длинная юбка из темного цинволя грубой выделки не блистали ни единым украшением.

Но лицо ее было столь прекрасно и светилось исподволь такой привлекательной силой, что Ур Фта не заметил отсутствия добавочных прикрас. Он не мог оторвать взгляда от напряженного и страстного изгиба темных бровей, от чудесных глаз, лучившихся, словно весенняя зелень на солнце, от губ ее, слегка приоткрытых и словно нарисованных рукою великого мастера, обмакнувшего кисть в фогораточью кровь… И казалось ему, что сама звезда Караньяр, спустившись с небес, озарила его покои.

Ур Фта и не заметил, как все, кто его окружал, удалились и оставили их наедине. Он слушал и с трудом понимал, о чем говорит, почтительно склоняясь перед ним, это необыкновенное существо. Наконец, он уразумел, что речь идет о матери пропавшего без вести Фо Глы, которую сковал тяжкий недуг и о которой по поручению Нирста Фо печется Чин Дарт. Бедная женщина нуждалась в хорошем пропитании и редких снадобьях.

Не раздумывая, Ур Фта обещал распорядиться, чтобы для нее тотчас отвели покои во дворце и доставили туда все необходимое.

Чин Дарт трогательно присела и низко склонилась, выражая благодарность. Затем повернулась и направилась к выходу. Ур Фта вскочил, кинулся следом и остановил ее, ласково взяв за руку. Он был полон решимости и уже открыл рот, чтобы выразить овладевшее им чувство. Но взгляд его случайно упал на деревянную фигурку сужицы, талисман Ал Грона, висевший у Чин Дарт на груди. И он в смущении прикусил язык.

В тот же лум, заставив Ур Фту вздрогнуть, раздался знакомый хрипловатый голос:

– Прости, великий царь, но мне показалось, ты забыл, что я все еще рядом.

Ур Фта выпустил руку Чин Дарт, и она, смущенная не меньше, чем он, бегом устремилась прочь из царских покоев.

Беспомощно проводив ее взглядом, Ур Фта схватился за голову и в сердцах произнес:

– Кин Лакк, Кин Лакк! Ну теперь-то, когда Ра Он мертв, когда глаза мои видят не хуже твоих, неужели не можешь ты оставить меня хоть ненадолго.

– Я мог бы уйти в тот же день, – обиженно пробормотал Кин Лакк, – но неужели ты не понимаешь, что мне просто жаль с тобой расставаться? С тобой и со всем Галагаром. Что там ненадолго! Нынче же ночью я покину тебя насовсем. Мой срок истекает, и наконец-то ты от меня отдохнешь! Делай тогда, что хочешь – гляди себе в оба, люби девчонок, нянчи наследников и забудь о верном Кин Лакке, забудь навсегда!

Услыхав о еще одной предстоящей разлуке, да к тому же бессрочной и потому самой тяжелой, Ур Фта немедленно раскаялся в сказанном сгоряча и только спросил почти шепотом:

– Ты обязательно должен уйти нынче ночью?

– Если сам не уйду, меня уведет неодолимая сила, – так же тихо ответил Кин Лакк.

– Но разве нельзя как-нибудь растянуть отпущенный срок? Что, если обратиться за помощью к Трацару?

– Все бесполезно. Может быть, Трацар и знает, как сплутовать в этой игре, но правил ее и неизбежного итога даже он изменить не сумеет.

– Ну что ж, сплутовать так сплутовать! Ты только погоди, не исчезай без предупреждения! Мы еще о многом должны сказать друг другу.

Когда вошел Трацар, Ур Фта кинулся ему навстречь и поведал о только что состоявшемся разговоре с Кин Лакком. Трацар печально улыбнулся и сказал:

– Он прав, великий царь. Правила этой игры я изменять не властен. Но оттянуть лум разлуки можно. Дело в том, что нынче ночью Кин Лакк должен начать невидимое продвижение к Золотистому болоту. Он может проделать этот путь за пару лумов, но такая стремительность вовсе не обязательна. Главное – непрерывно находиться в пути. Поэтому, если ты будешь без остановки двигаться в ту же сторону…

– Все ясно! – Воскликнул Ур Фта. – Од Лат, прикажи подать мне лучшего гаварда и коцкут с провиантом. Я выезжаю немедленно!

– Постой, – удержал его Трацар. – Раз уж ты собрался в дорогу, советую тебе посетить Лифаст и немного погостить у властелина Восточного Края. Поверь, тебе там будут рады. Как раз не сегодня – завтра посольство силинов и сартов доставит туда завещание Су Ана, в котором упоминается и твое имя.

– Что ты говоришь, милый Трацар? – удивился Ур Фта. – Или ты полагаешь, что я собираюсь без сна и привала пройти тысячу атроров и, перевалив через горы Ло, а затем пробравшись сквозь Бурую чащобу, проводить Кин Лакка до самого Золотистого болота? Да ведь и оттуда до Лифаста не рукой подать! Мне туда и к середине будущей зимы не добраться! А обратный путь? Сколько дней уйдет на него? Нет, Трацар, я не настолько безрассуден, чтобы, только заняв престол, не успев решить и малой толики дел, отправляться так далеко и надолго.

– Да нет же, великий царь! Я не знаю, долго ли ты продержишься без сна и привала, но все остальное путешествие отнимет у тебя ровно столько нимехов, сколько соблаговолишь ты пробыть в Лифасте.

– Как же это может быть?

– По-моему, очень просто – при помощи вот этих камней, – Трацар развернул ладонь, и на ней засверкали два крупных самоцвета затейливой огранки. – Это путевые альдитурды. Хорошенько запомни, как с ними обращаться, а там уж пускай в ход по своему усмотрению. Стоит тебе зажать оба в разных кулаках, и в тот же лум ты окажешься на Золотистом болоте. После этого будь особенно внимателен, чтобы случайно не выпустить альдитурды из рук. Бросишь один – и ты в Лифасте, отпустишь второй или оба сразу – немедленно попадешь назад в Айзур.

– Трацар! Сколько раз я давал себе слово не удивляться твоим чудесам, да так и не могу его сдержать!

– Это ведь не мои чудеса, – улыбнулся Трацар, – это чудеса Лардалла. И я обещаю тебе, не пройдет и двух зим, как им перестанут удивляться и просто начнут использовать по всему Галагару.

– Что же, великий царь, значит, ты отправляешься без свиты? – Невозмутимо справился советник Од Лат.

– К чему мне свита, когда со мной будут вот эти замечательные камни?

Ур Фта хотел было взять альдитурды, но Трацар его предупредил:

– Не спеши, не то окажешься на болоте раньше Кин Лакка. Я сам положу их тебе за пазуху.

А мы все же поспешим и безо всякого колдовства расстанемся с девятнадцатым урпраном книги «Кровь и свет Галагара».