Текст книги "Диаспора"

Глава 9
НОЧЬ СТРАННЫХ ПТИЦ

– Ну вот: их шестеро, – сообщил Блант, разглаживая разложенную перед ним распечатку. – Из тех, что не бывали на планете после прибытия господина Санди в наши пенаты и до убытая его с Фронды при обстоятельствах, вызывающих гм... сомнения в исходе операции... Но с того момента по вашему приказу была прервана аренда каналов подпространственной связи, и по сю пору Фронда обходится без нее. Причина вполне логичная – длительная неуплата долгов по этой самой аренде. Так что если кто со станции и выложил Хубилаю приметы федерального следователя, то теперь с сообщниками связаться не сможет ни за какие тугрики... Это вы сделали четко, подполковник. Но это может навести партнеров Хубилая – там, на Инферне, – на определенные мысли...

– Так или иначе, мы работаем только с этой шестеркой, – вздохнул Гвидо и подтянул листок к себе. – И работаем быстро. Кстати, почему вы вычеркнули из списка подозреваемых дока Кульбаха? Я, конечно, далек от того, чтобы подозревать старину Эберхардта, но все-таки?

– Да потому, что в файл о его командировках в «музей ранарари» и в Медакадемию Фронды внесен в качестве «лица, обеспечивающего режим командировки», капитан Санчес. Орландо Санчес... Запись внесена вами. А за Орландо Санчеса можете поручиться не только вы. Я его неплохо знал задолго до перевода в ваш департамент. Ненавидит мафию – у него сын погиб на дежурстве – еще не успев доучиться в академии управления расследований... Кроме того – безупречно честен. Так что «старина Эберхардт» не подпадает под критерий «бесконтрольно перемещавшихся». Никак не подпадает...

– Что ж, вы лучше ориентируетесь в моих кадровых проблемах, чем я – в ваших, – усмехнулся подполковник. – Принимаю «отставку» дока Кульбаха. Итак... С кого из оставшихся шести начнем?

* * *

Первым из «оставшихся шести» оказался Поль Камингс, специальный агент в звании лейтенанта. Молчаливый ассистент ввел его в кабинет, что располагался за дверью без таблички и, не говоря ни слова, отоварил комплектом датчиков – необходимым атрибутом для дачи показаний «Особой межведомственной следственной комиссии Директората Федерации». Сделав свое дело, ассистент так же молча удалился. Происходящее за безымянной дверью не терпело свидетелей.

Допрашивать Камингса было сплошным удовольствием для Бланта. Профессионалам вообще приятно работать с профессионалами.

– Ваше мнение? – осведомился Блант, когда дверь кабинета закрылась за аккуратно подстриженным худощавым блондином.

– Имеет значение только ваше... – отозвался Гвидо, несколько рассеянно поигрывая карандашом. – Я слишком долго работал с этим человеком и почти всегда оставался о нем самого лучшего мнения. Ни малейших подозрений. Было бы обидно обмануться в нем...

– Как вы обманулись в человеке по фамилии Фальк? – невинно поинтересовался Блант.

Уж он-то знал, насколько это было обидно Гвидо, так и оставшемуся в результате проявленной доверчивости трубить подполковником на полковничьей должности в дыре, которая, по идее, должна была стать всего лишь краткосрочной промежуточной инстанцией на стремительном пути к уже готовому для него креслу в одном из министерств Метрополии.

Гвидо вздохнул.

– Не стоило мне делать ставку на человека с философским складом ума. От них – жди подвоха... Но Камингс – не из того теста...

– Да. Пожалуй – да, – честно признал главный контршпион. – Ответы он дал четкие и конкретные. Хорошо проверяемые. За те несколько часов, за которые он не смог полностью отчитаться, не отчитался бы ни один нормальный индивидуум. Учитывая бардак, который творится на нашей с вами подотчетной планетке... Да его и не могли бы обработать за эти часы. Его не на чем подцепить – в смысле шантажа...

– Да и по роду своих заданий Поль на мафию не выходил и выходить не мог, – как-то хмуро подтвердил Гвидо. – Работал исключительно в среде высшего офицерства. Правда, и среди этого народца встречаются экземпляры... Склонные приторговывать оружием, к примеру. Но этим у меня занимался другой человечек... Он и сейчас там – на поверхности.

– Психохимическое и гипнотестирование Камингс, как и все спецагенты, проходит регулярно и с блеском, – констатировал Блант, небрежно вороша бумаги. – Наводящие вопросы о талисманах – никакой реакции. Лобовые фальш-вопросы – чисто профессиональное понимание... Ему и самому приходится провоцировать партнеров. Система детекции психофизиологического состояния – мимо. Система чтения латентной речи – мимо. Все мимо. Вызывайте следующего.

Несмотря на относительно бодрый тон обсуждения, оба они – и Блант и Дель Рей – ощущали себя неважно. С чисто теоретической точки зрения «Кротом» мог оказаться любой из подозреваемых – и первый и шестой. Но психологически выбывание одного – как на грех, самого первого – из круга подозреваемых всегда напрягает, как потеря еще одного запасного выхода.

Всегда лучше, если за очередным «кандидатом» тянется мохнатый хвост неуточненного и непроверяемого. Это оставляет надежду. Если все шестеро, попавших под подозрение, убедительно докажут свою чистоту, то последует кошмар: работа с каждым из них на все новом и новом уровне накала, допросы ночные и перекрестные, шантаж и «шитье» дела... Потому что отступать нельзя.

Крот – это самое плохое, что может приключиться с таким вот отдаленным филиалом разведслужб Федерации. Мало того, даже при успешном его – Крота – выявлении, задержании и потрошении на доверие Центра рассчитывать надолго не приходится. Но мерзкое подземное создание может и не попасться. Или попасться, скажем так, – с натяжкой. Уйти из-под носа следствия в бега. Пустить себе пулю в лоб, а то и хуже – доказать свою невиновность. Тогда филиальчику конец! Расформирование с последующим произрастанием всех без исключения сотрудников – вплоть до последнего программиста – в дырах вроде Нью-Ориноко. Это в том случае, если Крот не завязан на кого повыше там, в Метрополии. Вот тогда могут произойти страшные вещи.

Такие, как на «Океании-200» – станции, подобной «Эмбасси-2». Разгерметизация (и надо же – ни одна из защитных систем не сработала вовремя). Кто был тамошним Кротом, так и кануло в небытие вместе со всем персоналом «Океании». Как и то, кто и на каком уровне предопределил его судьбу...

Такие, как на Харуре, когда вот в такое же тихое шпионское гнездо, мимикрировавшее под невинный лингвистический институтик, ворвались неизвестные и в капусту покрошили из скорострельной техники всех, кроме одного, сотрудников. За этого одного, отлучившегося за какой-то мелочевкой в магазинчик напротив, под раздачу попал техник, зашедший ремонтировать ксерокс.

Дело списали на жестокосердие контрразведки Одноглазого Императора и глупее сделать не могли: контрразведка Харура, докопайся она до природы языковедческого заведения, без особого шума и треска умучила бы его кадры в своих подвалах и уж никогда не допустила бы такого прокола, какой вышел с тем техником. Притом политическая ситуация была такова, что Директорат Федерации обошелся бы в ответ на арест и казнь дюжины «лингвистов» каким-нибудь ерундовым политическим демаршем, а то и просто проглотил бы эту пилюлю.

Тогда, правда, небытию пришлось подавиться. Из-за осечки с ускользнувшим раздолбаем вышло какое-то очень закрытое расследование и подковерный скандал в верхах, в результате которого перепало по шее всем – и разведке, и управлению, и контрразведке, и тому педанту, который столь успешно довел дело до конца... Как бишь его звали?..

Блант задумчиво потер лоб.

«А звали его Санди. Кай Санди!» – он поздравил себя с таким совпадением. Ничего хорошего оно не предвещало.

* * *

– Почему тебя так зовут? – спросил Кирилл.

Он сидел, прижимаясь спиной ко все еще теплой после довольно жаркого дня скале Аш-Ларданара. Точнее – остаток жаркого дня, который достался на их долю после того, как знобящая темнота Ловушки отпустила их – троих невольно и двоих по своей воле вступивших в ее сумеречный круг...

– Ты о чем? – нехотя отозвалась придремывающая по другую сторону от громоздкого рюкзака, угловатая, на хулиганистого парня смахивающая и до конца еще не ставшая девушкой девчонка-переросток.

– Я про твою кличку.

Кирилл постарался стряхнуть с себя сумрак зыбкого вечернего сна – самого дурного из даров, посылаемых незаметным богом наваждений. Небо, видневшееся между почти смыкавшимися над их головами сводами обрушившейся пещерки, как-то особенно грозно темнело, и звезды, которые – он уже привык к этому – всегда рано приходили в опрокинутую над Аш-Ларданаром бездну, теперь не торопились с этим, и лишь немногие из них смотрели хмурыми глазами обитателей нездешних глубин. Озноб начинал пронизывать пятерых, расставшихся с Ловушкой, да и до прогревшегося за полный день Роги стал добираться потихоньку. Он поднялся от крохотного, бездымного костерка и принялся высматривать в сгущающейся мгле подавшегося в дозор Штучку. Но и его собственная фигура становилась плохо различимой в набиравшем силу тумане.

– То не совсем кличка...

Дурная Трава качнулась вперед и раскладываясь, словно складной аршин, поднялась на ноги. Шагнула к костерку и изломанной птицей нависла над ним.

– В том смысле, что «травкой» балуешься? – с некоторым, отеческим почти сочувствием спросил Микис, плотной тушкой обрисовывавшийся в тени скал.

– Не в том, – угрюмо уведомила его, да и Кирилла тоже, неразговорчивая Трава. – Вставайте, раскачивайтесь... Будите своих... Сейчас темнота ударит...

– Еще рано... – возразил Кирилл, с неохотой отрываясь от сохранившей остатки дневного тепла скалы. Он с неуверенностью поднес часы к глазам.

– Сегодня ночь непростая... – бросила Трава и, не добавив ничего, шагнула в туман.

В том же тумане, словно на смену ей, обрисовался Картежник, за плечом которого маячил Рога.

– Карин права, – сообщил Штучка. – Поднимайте ваших друзей. Пойдете с нами – одна тройка и одна четверка. Я, Рога и Микис – с вашим кэпом. Все остальные – с ней...

– Так ее зовут Карин?

– Карин Малерба, – уточнил Рога. – Итальянский знаете? Или французский хотя бы? Малерба – «дурная трава», сорняк. Фамилия древняя. Дворянская. У нее – родня довольно высокая. Из первой иммиграции. И в Метрополии Малерба – целый клан. Только Карин – это для близких друзей. Для нас с вами – Трава. Так что, – он с упреком глянул на Микиса, – напрасно это вы о «травке»... Слышащим такие вещи противопоказаны. Категорически.

– А она хорошо слышит Камни? – поинтересовался Кирилл.

– Увидишь, – буркнул Рога. – Буди капитана своего...

* * *

В кабинет – снова в сопровождении молчаливого ассистента – вошел следующий кандидат в Кроты. Пресс-секретарь Культурного представительства Федерации на Фронде, спецагент в звании лейтенанта Мария Нуньес.

Результат следующих двух часов интенсивной работы следственной комиссии был прямо противоположен первым: прекрасная телом и душой Мария была одним из самых бестолковых сотрудников подполковника Дель Рея и специализировалась по графе «сбор общей политической информации». Область, что и говорить, туманная.

Агент Мария Нуньес реализовала свою деятельность путем приобретения круга знакомств – достаточно пестрых и совершенно неожиданных по составу, часто сомнительных. Совершалось это во время почти беспрерывной циркуляции по изрядно потраченному молью экономического кризиса, но все еще блестящему фрондийскому бомонду.

Еще транслировались по обморочным, спорадически работающим каналам «Ти-Ви» планеты пышные презентации, еще давали приемы посольства и представительства галактических фирм. Все еще пыжились и старались хоть кому-то подороже продать себя артисты, писатели, художники. Хорохорилась местная знать. Мирок неутихающего банкета на пожарище.

Каждая чума знает свой пир. И на этом пиру почти постоянной и довольно желанной гостьей была пресс-секретарь Нуньес. Дама приятной наружности, от которой зависело, кому перепадут кое-какие крошки со стола, столь ненавидимой «свободнейшим из свободных» народом Фронды Федерации Тридцати Трех Миров. Часто – довольно весомые крошки... Почти даром.

Собственно «политической информации» Мария приносила – кот наплакал. Но зато, тут надо отдать ей должное, благодаря ее бурной деятельности ведомство подполковника Дель Рея могло запросто утопить в компромате половину творческой интеллигенции и две трети дипломатического корпуса Фронды. Что позволяло подполковнику медленной и кропотливой вербовкой восстанавливать агентурную сеть военной разведки. Сеть, изрядно пощипанную в свое время контрразведчиками Самостоятельной Цивилизации. Контрразведка была, пожалуй, единственной системой Фронды, не скатившейся в полный маразм и только еще начинавшей сдавать свои позиции. Должно быть, потому, что создавали ее советники ранарари и ориентировали именно на борьбу со спецслужбами Федерации.

Конечно, не на одной Марии держалась работа по вербовке и «склонению в пользу», но именно ей прощалось многое. В том числе – практически полная безотчетность в вопросах совершенно беспорядочной жизни на планете. Что греха таить, при первом знакомстве с этой своей сотрудницей Гвидо собрался было за ней приударить, но, прочитав в личном файле милейшей Марии ее рабочую кличку – «Росянка», – передумал.

И правильно сделал. В противном случае ему пришлось бы неприятно себя чувствовать эти два часа. Хотя куда уж хуже.

И знакомств подозрительных у Марии хватало. И с денежными суммами, вверенными ей «на представительские расходы», явно не все было в ажуре. И даже коллекцию оберегов и амулетов она собирала... А лапку «подземного духа» давно собиралась приобрести.

На Марию можно было повесить всех собак. Кроме одной – она была, наверное, единственным человеком на «Эмбасси», который не имел понятия о существовании операции «Тропа». Нет, она могла узнать о ней многое – и допуск к части файлов по этой теме у Марии был, и задействовать ее при дальнейшем развертывании дела, в случае его успеха, Гвидо собирался... Потому и оказалась она в числе подозреваемых. Но только вот все интересы шикарной дамы лежали в области сплетен, амурных и финансовых афер полусвета Фронды, а не в сфере скучнейшей и занудной рутины внутренней жизни Второго Посольства. Это, конечно, не снимало с нее подозрений, но – на данном этапе – сводило всю работу комиссии с ней к нулю.

Так и не поняв, чего от нее добиваются два весьма серьезных и начавших уставать начальника, Мария была отпущена – с богом и под расписку, – прощебетала что-то очень милое и выпорхнула в дверь. Притворив ее, она с недоумением спросила у кемарившего в «предбаннике» молчаливого ассистента:

– Что за птица этот, как его, Санди? Ну, о котором что-то хотели от меня услышать там – в кабинетике?

Удостоившись в ответ бессловесного пожатия плечами, Мария с досадой сплюнула в случившуюся под рукой пепельницу и убыла окончательно.

По другую сторону двери снова состоялся довольно короткий обмен мнениями:

– Или стерва безумно хитра, – задумчиво произнес Блант, – или так же бестолкова...

– Примем как резервный вариант, – без всякого энтузиазма определил Гвидо.

Уж он-то знал, что, поработав с любым из смертных, следственная комиссия смогла бы убедить этого последнего в том, что именно он совершил все преступления и служебные проступки, зафиксированные в письменной истории человечества. Если не все, то большинство. Да только в том и состоит лихо следственных комиссий, что следом за ними в дело вступают комиссии проверочные и уточняющие, которые столь же живо убеждают «клиента» в чем-нибудь обратном. Мария Нуньес была идеальным материалом для разработки. Но только не для разработки результативной.

Блант не стал спорить с принятым решением и распорядился в селектор подать кофе и сандвичи. А через полчаса пригласить для собеседования мисс Кальвини. Номер третий.

* * *

– Ей-богу же, я так не умею, – пробормотал Смольский, кивнув на еле различимую впереди фигуру Дурной Травы. – Экие звуки издает...

– Неудивительно, – пожал плечами Кирилл. – Это здешние птицы так кричат. А может, растения здесь поют ночами. В общем – что-то здешнее, неземное. А ты – в свисток дуди почаще. А то снова потеряемся. Девочка вроде не слишком часто оборачивается...

Словно услышав его, Дурная Трава резко остановилась и угрюмо уставилась в каменистую землю. Оба спутника чуть было на нее не налетели.

– Вот что, – сказала она глухо и зло. – Постарайтесь понять хорошенько, для чего каждый из нас тут находится... Не ваше дело – к Камням принюхиваться. Из всех ваших – только тюфяку этому и повезло... Большое, между прочим, счастье. А вы в это дело не суйтесь. Раз уж свалились на наши головы при оружии – держите дозор, чтоб на «стервятников» ненароком не напороться. Хоть такая от вас польза. Ночь сегодня странная будет. И ваше дело кругом смотреть, но и меня из виду ни-ни... У меня свое дело – место почувствовать и на Камни потом выйти. А за вами, словно за малыми детьми, я присматривать не буду... И, главное, когда начнется – не пугайтесь! То есть сами со страху хоть обмараться можете, но чтоб не спугнули – ни за какие коврижки! Головы снесу!..

В другой раз и в другом месте эти слова, вычитываемые слегка очумелой девчонкой двум взрослым мужчинам, звучали бы смешно, но здесь и сейчас Смольский поверил – и вправду снесет!

– А кого, собственно, не спугнуть-то? – поинтересовался Кирилл, чем, видно, крупно прогневил потомка древнего рода Малерба.

– О таких вещах в таких местах не спрашивают! – зло отрезала она. И добавила, смерив рослого десантника взглядом: – Я была о тебе лучшего мнения... Черт тебя такого сюда занес... Кровью от тебя пахнет. Кровью и одиночеством... Должен, вроде, такие вещи понимать...

Сказала и повернулась лицом к туману. Шагнула в него.

Это была действительно странная ночь. И туман этой ночью был странен. Кириллу казалось, что за последние ночи он уже свыкся со странностями этих встающих у него на пути призрачных туннелей и ущелий, этих ленивых растений, почти касающихся твоего лица, этих изваянных из мглы колоссов, чудящихся в зыбкой, неверной дали... Но в эту ночь все было не так.

Он не сразу понял, что именно было «не так». Ветер... Там, высоко над их головами, словно хлопали гигантские и невидимые паруса – порывы ветра, совершенно не ощутимого здесь, внизу, в море зыбкого мрака. Порывы, сотрясающие горные выси... И какой-то странный гул стоял над Аш-Ларданаром: словно души миллионов мертвецов исторгали в огромное пространство над каменной чашей плато чудовищной мощи реквием по чему-то несбывшемуся, горькому и великому...

Кирилла пронял озноб. Он покосился на маячившего слева Смольского. Тот, рухнув на колени и уткнувшись лбом в землю, словно ему свело живот, стал быстро-быстро нашептывать самому себе что-то.

«Инфразвук, что ли?» – подумал Кирилл. Но уже понимал, что не один только инфразвук. Гул нависал над Ларданаром. Гул нездешних крыл.

* * *

Франческа спокойно и не выдавая своих эмоций выдержала процедуру крепления датчиков, необходимую, как она знала, для допроса теоретически попавших под подозрение сотрудников разведки. Так же спокойно она отказалась от предложенной ей инспектором Блантом сигареты. Учитывая то обстоятельство, что мисс Кальвини была в иерархии «Эмбасси-2» не только не последним человеком, но и человеком, находящимся в прямом подчинении его коллеги, он решил немного изменить тактику, а именно – предоставить ей возможность первой задавать вопросы вместо того, чтобы отвечать на них. Однако инициативу ведения допроса, любезно предоставленную ему подполковником Дель Реем, инспектору упускать не хотелось.

– Итак, насколько я знаю, – приступил он к сути дела после короткой словесной разминки, – вам ведь пришлось поработать с господином Санди, то есть консультировать его... Подготовить его, так сказать, к жизни в условиях Самостоятельной Цивилизации. По сути дела, кроме господина подполковника, присутствующего здесь, вы – наиболее компетентный в отношении операции «Тропа» человек... Вам, наверное, небезразличны результаты вашей работы?

– Скорее, мне небезразлична судьба самого следователя, – довольно спокойно отозвалась Франческа.

– Гм... Вот как?

Ее спокойный ответ несколько смутил Бланта, которому хотелось как можно быстрее загнать мисс Кальвини в угол.

– Это ведь, в конце концов, и есть конечный результат такой, как вы говорите, работы. Разве не так? – перешла она в наступление.

Блант оторопел. Он никак не ожидал, что уже с первых минут допроса она воспользуется предоставленным ей послаблением. Но Франческа, так и не дав ему опомниться, продолжала атаковать:

– Если у вас есть что сказать мне на этот счет, то что же... Я готова удовлетворить ваше любопытство. Только, судя по всему, вы намереваетесь сказать мне что-то не очень приятное... А жаль. Следователь – не самый плохой человек из тех, кого мне посчастливилось узнать...

Она, мельком глянув на гору изувеченных зубочисток, украшавшую стол, и не удостоив чести их хозяина, быстро перевела равнодушный взгляд на расположенную позади него голограмму с видом соснового леса.

– Следователь Санди жив и здоров, – поспешил успокоить ее Блант. – Но... – он сделал многозначительную паузу, – спокойной его жизнь теперь, правда, не назовешь. Он чудом избежал довольно крупной опасности. Опасности, которая исходила, как ни странно, отсюда, с борта «Эмбасси-2»...

– Вот как? – осведомилась мисс Кальвини. Стараясь скрыть нервное напряжение, она принялась хлопать себя по карманам в поисках пачки сигарет. Но, вспомнив, что курить отказалась сама – всего несколько минут назад, – не стала ее доставать.

– Так вы говорите, он ее избежал – этой опасности? – она горьковато усмехнулась. – Значит, обереги все-таки помогают...

– Обереги? – встряхнув головой, переспросил инспектор.

– Ну да – обереги... Амулеты... – сдерживая раздражение, подтвердила она.

На секунду в кабинете повисла тишина.

– И кто же тот э-э... благодетель, что так удачно снабдил господина следователя этаким э-э... приспособлением? – тщательно подбирая слова и одновременно силясь придать голосу шутливую интонацию, осведомился инспектор.

Ему не верилось, что следствие так молниеносно вышло на финишную прямую, и он просто боялся спугнуть удачу.

– Да знаете... – Франческа неопределенно взмахнула тонкой рукой. – Я себе позволила выступить в роли такого благодетеля...

Подполковник Дель Рей выронил изо рта так и нераскуренную – из уважения к воздержанности в том же вопросе мисс Кальвини – сигару и воззрился на нее как на привидение.

– Я что – очень нехорошо поступила? – удивилась Франческа.

– К-кто надоумил вас? – вдруг став косноязычным, спросил он. – И кто дал вам эту штуку?

– «Эта штука» валялась у меня в ящике стола уже больше года, – пожала плечами Франческа, недоумевая, с чего бы это разговор устремился в столь третьестепенное русло. – Ее еще Херби привез с Шарады. Его ведь оттуда перевели к нам...

Лицо ее погрустнело – видимо, от каких-то воспоминаний. Но она тут же поморщилась, сообразив, что сказала лишнее.

– Вы говорите о Герберте Фальке? – уточнил Блант, зачарованно глядя Франческе в рот и теряясь в догадках, что еще сенсационного может из него явиться на свет божий.

– Ну да... – чуть нервозно ответила она, приглядываясь к собеседникам: с теми явно происходило что-то непонятное...

«Господи, теперь и этот перебежчик к делу прилип», – пронеслось в голове у Гвидо.

– Я знаю, что он теперь на плохом счету... – Франческа дернула плечом. – Но я до сих пор не верю в то, что его просто перекупили... Или шантажировали... Скорее что-то заставило его. Что-то, чего мы не знаем или не можем понять... А что до того, кто надоумил меня, – она вдруг резко повернулась к Дель Рею, – так вы, подполковник, как раз сами и надоумили...

Сигара второй раз брякнулась с отвисшей челюсти Гвидо на бумаги, разложенные на столе. Он нервно подхватил ее и, вновь зажав в зубах, стал шарить рукой среди разбросанных на столе измочаленных зубочисток в поисках зажигалки.

– Простите... – вмешался в разговор инспектор. Слова он старался выговаривать медленно, но решительно. – Простите, мисс Кальвини, вы со всей ответственностью утверждаете, что повесить лапку «подземного духа» на ручку двери каюты следователя Санди вам посоветовал э-э... присутствующий здесь ваш непосредственный руководитель подполковник Гвидо Дель Рей?

На этот раз остолбенела Франческа. Ей пришла в голову мысль, что шефы явно обкурились чего-то сильнодействующего.

– О чем это вы? Я что, по-вашему, влюбленная гимназистка, чтобы вот так – тайком – вешать чьи-то лапки на двери мужчинам?

– Тогда я ничего не понимаю, мисс, – откинулся на спинку кресла инспектор.

Гвидо продолжал сидеть с таким видом, словно проглотил порядочных размеров кол. На Франческу он смотрел как кролик на удава. Довольно высокопоставленный кролик на довольно симпатичного удава. Зажигалку он все-таки столкнул со стола. Франческа достала из кармана куртки свою и протянула ему огонек. Потом – снова нервно похлопав себя по карманам – достала-таки сигареты и закурила сама.

– Я говорю про тот орех... Погремушка... Шептун... Бес худых тайн... Ну, который Херби носил на шее – на счастье... Он его мне подарил на Рождество. И я его потом тоже таскала... – она коснулась шеи, словно пытаясь поправить отправленную за миллионы километров отсюда цепочку. – А вы, подполковник, вспомнили – потом, уже после того, как Херби растворился там, на Инферне, – чей он был, и посоветовали мне отдарить его кому-нибудь, кому он не будет ни о чем дурном напоминать. Вы вообще любите давать мне ценные советы...

Тут Франческа поперхнулась табачным дымом, закашлялась и стала разгонять образовавшееся облако энергичными взмахами руки.

– Например – бросить курить, – закончила она прерванную кашлем фразу. – Я орешек этот сначала просто в стол переложила, чтобы не раздражать вас... Но он все время попадался мне под руки... Мешал. Напоминал о Херби. А потом подвернулся случай, и я передарила штуковину следователю. Из рук в руки – без всяких фокусов с дверными ручками... Может, она его приведет к прежнему хозяину – там, на Инферне. Они, говорят, помнят старых хозяев, эти орешки... Вот и все...

Теперь закашлялся Гвидо. Точнее, зашелся чем-то вроде короткого нервного смешка. Сообразив, что сигару свою, с подачи мисс Кальвини, он разжег не с того конца, подполковник сосредоточенно занялся решением этой проблемы.

– Итак, как я понял, – начал подытоживать Блант, бросив выразительный взгляд на демонстративно самоустранившегося от ведения следствия коллегу, – вы никогда не видели амулета, талисмана или оберега, представляющего собой оправленную в металл темного цвета лапку так называемого «подземного духа» с планеты Джей? И тем более никогда – ни прямо, ни косвенно – не передавали ее федеральному следователю Каю Санди?

– Такие лапки обычно торчат в витринах антикварных лавочек в центре столицы, – пожав плечами, уточнила Франческа. – Там, – она машинально ткнула пальцем в пол, – на Фронде... Так что не могу поклясться, что никогда такую штуку в руках не держала. Это, – традиционный сувенир. За все остальное из того, что вы только что сказали, – могу расписаться.

– Спасибо... – сказал Блант и перевел разговор в запланированное русло. – Поскольку все ваши командировки на Фронду носили, так сказать, академический характер, у вас не было, надо полагать, незапланированных контактов... Работа в архивах, анализ компьютерных сетей, беседы со специалистами... В общем, почти все легко проверяемо, да и шла ваша работа, как вам известно, «под регистратор»... Но иногда вас просили выполнять и э-э... некоторые действия по поддержке агентурной работы... Не так ли?

– Верно, – признала Франческа. – Если выражаться яснее, то я поддерживала связь с некоторыми лицами, которые были внедрены в экономические и в м-м... ну, назовем вещи своими именами, в криминальные структуры. В том числе и в обеспечение операции «Тропа»... Почти всегда – через третьих лиц. Втемную...

– Вот об этом – поточнее, пожалуйста. – Блант нетерпеливо заерзал в своем кресле. – С кем вы поддерживали связь в ходе оперативных мероприятий по этой м-м... теме?

Франческа потерла лоб. Уже не нервным, а привычным движением. Разговор вернулся на круги своя. Шла нормальная работа.

– Я систематически передавала инструкции и м-м... материалы резиденту Биберу Не лично, конечно, а в два этапа: сначала или сама размещала «зомби» в тайниках, или привозила с собой их координаты, а потом эти координаты сбрасывала одной чудачке, числившейся в секретарях у господина Алоиза Бибера – все под видом чисто криминальных контактов...

– Если можно, уточните, – надавил голосом инспектор. – «Зомби» – это в вашем департаменте что обозначает?

Франческа задумалась и при этом, как-то по-детски смешавшись, шмыгнула носом.

– Так это – по-разному, господин инспектор... Если говорить о передачах через тайники...

Она была искренне удивлена некомпетентностью столь высокопоставленного лица.

– Есть просто «посылки», есть «куклы», а есть «зомби»... Ну – «посылка», это то, чем она и является. Допустим, определенная сумма денег или ампула с ядом. В случае обнаружения – неопровержимая улика. А вот «кукла» уже должна ввести противника в заблуждение. Заставить его себя выдать. Как правило, ее передают по тому каналу, который подозревают на «засветку». И представляет она собой что-то невинное. То, к чему нельзя придраться. Контрразведка противника проделывает огромную работу, чтобы застукать вас именно тогда, когда вы помещаете «куклу» в нишу за мусорным контейнером, и – бац! – обнаруживает в этой нише гнилую морковь. «А что еще, господа, по-вашему, я могла принести на помойку?» И господам приходится умыться. А их внедренный агент или система подслушивания превращаются в отработанный материал...

– А «зомби»?

Инспектор поймал на себе иронический взгляд Гвидо. Так смотрит профессионал на любителя. Подполковник тут же отвел глаза в сторону и принялся с величайшем тщанием стряхивать с мундира сигарный пепел.

– «Зомби», господин инспектор, это способ выдать один грех за другой. Шифровку – за поддельную купюру, проявитель для тайнописи – за понюшку наркотика, видеозапись тайных переговоров – за порнокассету... И так далее. Способ сбить невидимых преследователей со следа. Или даже спровоцировать их на немалые расходы – совершенно впустую. Правда, и сама такая обработка посылок обходится недешево. Да к тому же еще приходится, как говорится, временами «жертвовать пешкой» – для полной убедительности картины. Собственно, вся операция «Тропа» это по-своему одно очень большое «зомби»... С Бибером работали исключительно через «зомби».